Текст книги "Союз обворованных"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Глава 44
Меня не будет дома

По прямой до Наташиного дома не набегало и восьми километров, но половина времени ушла, чтобы выбраться по улочкам и переулкам старого центра с их односторонним движением и бесконечными светофорами. Это ещё счастье, что нет в городе высоких гостей, каких-нибудь вшивых турок, а то вместо светофоров махали бы палочками на перекрестках неумелые регулировщики. В такие дни Чураев становится просто непроезжим, хуже распутицы…

Наконец вырвался на проспект Космонавтов, которому не так давно, под кампанию, вернули древнее название Чумацкий шлях, то есть Млечный путь. Наташа жила почти возле аэропорта, но теперь дорога прямая, широкая, и «гольф» пролетел её в считанные минуты. Наверное если бы за баранкой сидел Шульц, добрались бы ещё быстрее, но к Наташе Лаврентьев всегда ездил без водителя. Эту точку никому знать не надо, даже человеку доверенному…

Он оставил «гольф» напротив крайнего подъезда. Лифт спускался с двенадцатого этажа невыносимо медленно, со скрипами и стонами. Наконец раздвинулись двери, Гарик шагнул внутрь и нетерпеливо ткнул в крышку от пивной бутылки, заменявшую сломанную пластмассовую кнопку седьмого этажа. Кабина была грязная, с окурками на полу и прилепленными к потолку головкой горелыми спичками. На стенке какой-то юный грамотей начертал краской из баллончика: «Ваня пузатый», после чего следовало неизвестное Лаврентьеву английское слово, видимо, нецензурное.

Наташа открыла дверь молча, шагнула в сторону, пропуская в квартиру.

– Здравствуй, Наташенька! Прости, но я действительно на минутку. Помнишь, я оставлял у тебя пакет?

Так же молча Наташа прошла в комнату, вынула из нижней тумбы книжного шкафа папку в заклеенном скотчем полиэтиленовом пакете, протянула.

Гарик повернулся к столу.

– Сейчас, я только найду нужную бумажку…

– Забирай все.

– Почему? – удивленно поднял голову Лаврентьев.

– Завтра тебе может понадобиться другая бумажка, или через месяц, или через три…

Гарик насторожился, но ответил прежним легким тоном:

– Так я заеду ещё раз.

– Меня не будет дома.

– Ну, я позвоню на работу.

– Я не подойду к телефону.

– Боже, Наташа, что случилось?

– Все случилось. С меня хватит.

– Но почему?! Нам ведь было так хорошо вместе!

– Больше не будет.

Она вышла за дверь, тут же вернулась с цветным пластиковым пакетом.

– Твой халат, тапочки, зубная щетка, бритва, тюбики. – Повернулась к секретеру, вынула конверт. – Деньги, которые ты оставил в прошлый раз.

– Но почему?!

– Твоя минутка кончилась. Уходи и не возвращайся. Прощай.

Дверь квартиры захлопнулась, Лаврентьев оказался в маленьком тамбуре. И тут ему стало ясно: «Она тоже знает! И ей не все равно, обиделась. Только характер у неё другой, не хочет скандалить, просто вычеркнула – и все. Так что, не опасна? Не будет шум поднимать? Или… Но если Ираида знала и она знает, то, наверное, и остальные… Наташка промолчит, да, спрячется в раковину… И Карина промолчит – побоится позориться и вообще побоится, она робкая, скованная. Впрочем, с ней станет ясно вечером. А вот Катерина и Вера… Особенно Вера…»

Он оттянул защелку застекленной двери из тамбура на лестничную площадку, вышел, нажал кнопку лифта. В это время из двери напротив вышли двое мужчин. Один спросил:

– Вы уже вызвали?

Лаврентьев кивнул.

Подошла кабина, двери раздвинулись. Внутри было двое пассажиров, но они не вышли. Лаврентьев шагнул внутрь, мужчины из двери напротив – за ним. Последний нажал кнопку, кабина пошла вниз, и тут Лаврентьеву заломили руки сзади.

– Не сопротивляться, милиция! – резко рявкнули в ухо.

Кто-то вырвал у него из рук сумку, быстро проверил содержимое.

– Барахло… – сказал разочарованный голос. – Погоди-ка… А тут в конвертике две сотни зелеными! Вот это уже на что-то похоже… Правда, драгоценностей нет. А ну, сержант, проверьте карманы!

Проворные руки принялись шарить по карманам, прощупали все тело, даже ноги.

– Оружия нет, вот бумажник, товарищ капитан!

Крупный мужчина в надвинутой на глаза меховой шапке взял бумажник, перебрал все, что было внутри, извлек паспорт.

Кабина остановилась, двери раздвинулись, все быстро повалили к выходу. Лаврентьева держали сзади за руки по-прежнему крепко, подталкивали вперед.

– Шевели ногами, падло! Как квартиры чистить, так ты шустрый, а как под арест идти, так ноги не держат?

Передний распахнул наружную дверь, быстро оглянулся направо-налево, мотнул головой:

– Пошли!

На ступеньках Лаврентьев поскользнулся, чуть не упал, его резко дернули:

– Держись на ногах, сука!

Гарик не понимал, что делается, боль в заломленных руках была такая, что мутилось перед глазами. Он машинально переставлял подгибающиеся ноги и пытался сообразить: «Что это? За кого они меня приняли? Как тот сказал, „квартиры чистить“? Идиотизм какой-то… Ничего, сейчас посмотрят документы, разберутся, поймут, с кем имеют дело, два часа извиняться будут. Я ещё потребую их фамилии, найду управу».

Тем временем его почти бегом потащили к закрытому «уазику» без милицейских надписей на бортах. Тот, которого называли капитаном, раскрыл заднюю дверцу, приказал:

– Давай внутрь! Сержант, ты с ним. Надень браслеты и глаз не спускай. Приготовь оружие на случай попытки к бегству.

Сержант откинул ступеньку, рявкнул:

– Ставь ногу, ворюга!

И в этот момент оглушительно бахнул выстрел. Раздался крик:

– Всем стоять! Руки вверх! Милиция!

Из-за угла дома вылетели двое в бронежилетах поверх толстых курток, с короткими автоматами. Распахнулись дверцы «жигулей», стоявших чуть в стороне, оттуда посыпались ещё люди, в таких же бронежилетах и просто в форме, с автоматами и пистолетами. УАЗ рванулся с места, сержант в штатском, который вел Лаврентьева, успел заскочить в заднюю дверцу, уронив Наташин пакет с тряпками, потом УАЗ резко свернул в поперечный проезд, хлопая так и не закрытой дверцей, из неё вывалилась папка и шлепнулась в лужу. Вслед фургончику ударили запоздалые автоматные очереди.

Игорь Константинович кинулся спасать драгоценные бумаги, выудил из грязной воды и принялся вытирать рукавом пальто. Мимо пронесся, завывая сиреной, «жигуль», окатил Лаврентьева брызгами… Игорь выпрямился, торопливо обтер лицо рукавом, не замечая, что размазывает грязь.

К нему подошел милиционер в форме, протянул пакет:

– Ваше?

– Мое…

– Что они от вас хотели?

– Сам не понял… Сказали, милиция, и начали обвинять, что я квартиры граблю…

– Мы за этой бандой давно гоняемся. Прикидываются милиционерами, отбирают у людей деньги, ценности, документы, а если попадется кто побогаче, требуют у родственников выкуп. Это вам повезло, что мы тут вовремя оказались. Да вы не вытирайте рукавом лицо, только грязь развозите. Вам умыться надо и пальто почистить. Вы тут живете?

– Нет… Заходил к знакомой…

Лаврентьев помрачнел, милиционер глянул вопросительно, потом сочувственно сморщился:

– Поссорились, что ли?

– Да.

– Ладно, в райотделе приведете себя в порядок. Нам ведь все равно надо у вас показания взять, как у пострадавшего. Идемте в машину.

Лаврентьев оглянулся в недоумении, милиционер сказал:

– У нас там за углом ещё машина осталась, кроме тех двух, что погнались за преступниками.

* * *

Пролетев пару кварталов, УАЗ сбросил скорость. Тот, кого называли сержантом, наконец закрыл заднюю дверцу, посмотрел в окошко. «Жигули» и «Волга» в милицейской боевой раскраске отстали и свернули направо, в проезд между домами микрорайона.

– Все нормально, – доложил он.

Мужчина в меховой шапке взял с сиденья мобильный телефон:

– Зоопарк, это бригадир. Доложите директору, марал дальневосточный получен и передан строго по расписанию, со всей документацией. Повреждений при перегрузке не было.

– Благодарю вас, бригадир, – вежливым баритоном отозвался зоопарк.

* * *

– Андрюша, давай за ними! – шепотом закричала я.

– За ментами? – удивился Андрей.

– А если это не менты? Ты у них документы проверял? Ну не спорь, давай, а то упустим… Только осторожно, чтобы нас не заметили!

– Спасибо, что предупредили, начальник. Я постараюсь, – со всей серьезностью ответил Андрей. А потом вдруг поинтересовался: – А почему шепотом?

Я замерла с приоткрытым ртом – в самом деле, кто меня услышит в закрытой машине за пятьдесят метров? Улыбнулась, перевела дух, хотела было объяснить, что… Но тут заметила на лице у Андрея плутовскую улыбку – и сообразила.

– Пива холодного выпила, – проворчала я сипло. А потом добавила, уже нормальным и довольно сердитым голосом: – Научился у Димки фразами из анекдотов разговаривать? Морочишь голову, а я из-за тебя о деле забыла.

Вытащила блокнотик, раскрыла на букве «З», набрала на мобильнике номер. Ответили только после седьмого звонка, неестественным, сдавленным голосом:

– Слушаю.

– Простите, мне нужна Наташа.

– Я слушаю.

– Это говорит Ася, с которой вы позавчера разговаривали, Наталья Сергеевна.

– Ася? Не знаю никакой Аси. И меня зовут не Наталья Сергеевна! – голос чуть окреп.

Теперь я не сомневалась: действительно Наташа, только, видимо, крепко расстроенная.

– Извините, Наталья Викторовна, я помню – просто мне показалось, что это не вы, я решила проверить.

– А кто это говорит? – уже совсем твердо прозвучало в трубке.

– Анна Георгиевна из фирмы АСДИК, мы с вами действительно разговаривали позавчера. Наташа, у вас все в порядке? Он вас не тронул?

– Кто – он?

«Ну девка! Слова лишнего не скажет, сто раз подумает».

– Наташа, только что, у нас на глазах, произошло что-то странное. Какие-то люди силой вывели из вашего подъезда… знакомого вам человека… вдруг появилась милиция, началась стрельба, те люди удрали, а ваш знакомый уехал с милицией.

– А мне теперь все равно, куда и с кем он ездит.

«Господи, я что, тоже такая дура, когда все становится плохо?»

– Наташа, да прекратите! Ответьте наконец, вы здоровы, не ранены? У вас все нормально?

– Я не ранена и теперь у меня все нормально. Устраивает?

«Не понимает! Ну как пробиться?»

– Наташа, кажется, вы не в курсе… Вам вчера не звонила Карина?

– Не знаю, у меня был выключен телефон. В любом случае мне с ней разговаривать не о чем.

– Наташа… Вчера на улице попала под машину Ираида Безвесильная. Погибла. И мы боимся, что это не случайность, потому и стояли возле вашего подъезда.

Долгое молчание. Наконец голос в трубке отозвался:

– Я поняла. Тогда почему же вы не поднялись вслед за ним?

– Мы не знали, что он у вас, только-только подъехали.

Наташа перевела дух.

– Ладно, это не имеет значения. Все равно он больше здесь не появится.

– Он вам так сказал?

– Нет, это я ему так сказала!

Я только охнула.

– Наташа! Наташа, будьте осторожны! В другое время он бы на вас наплевал, но сейчас для него скандал недопустим! А если он ещё узнает о бумагах…

– Да? – прозвучало после паузы, уже не так сухо.

– Я прошу вас, будьте очень осторожны! Не впускайте его…

– У него есть ключ…

– Ну так поживите пока у кого-нибудь, вы найдете подругу или знакомых? В крайнем случае, скажите мне, я помогу.

– Спасибо. Но я постараюсь сама найти место, вам лучше не знать, где я… Он ведь может и о вас узнать. Ладно, спасибо, я устроюсь и вам перезвоню.

– Немедленно.

– Я позвоню завтра.

Я выключила телефон и покачала головой. Сказать мне было нечего.

Глава 45
Гражданин пострадавший

Казьмин, согласно утвержденной лично Кучумовым диспозиции, ждал в Садовом райотделе. Почти по графику, всего с минутным опозданием, группа захвата сообщила, что взяли и везут.

Илья Трофимович ещё раз оглядел чужой кабинет, переложил на столе пару бумажек, определил ручку на привычное место. Вышел в коридор, нашел туалет, постоял перед зеркалом, расслабляясь. Нормально, вахлак и вахлак, деревня, три дня служить осталось, дали на старости лет майора, чтоб пенсия чуть больше была… Годится образ. Имидж, как нынешние говорят. Выучились, грамотные. Еще выучились бы работать – цены б им не было…

Он вернулся в кабинет, встал у окна на улицу. Минуты через три подкатила «Волга», из передней двери вышел лейтенант – новый какой-то, молодой, – открыл заднюю дверцу, выпустил Лаврентьева. У того вид был встрепанный, в руках он держал большую пластиковую сумку и какой-то пакет.

Казьмин сел за стол, начал читать чужую служебную бумагу, наткнулся на мягкий знак в слове «направляется», нашел в пластмассовом стакане карандаш, выправил. Пробурчал про себя: «А „имидж“ они писать умеют».

В дверь постучали.

– Разрешите? Вот, привезли пострадавшего с Кантемировской, товарищ майор…

Лейтенант вежливо пропустил Лаврентьева, сам остановился в дверях. Лаврентьев был не просто встрепанный – по лицу размазана грязь, дорогое пальто в мокрых пятнах, и пакет в руках тоже мокрый.

Казьмин показал ему на стул перед собой, сам повернулся к лейтенанту:

– И чем там кончилась погоня?

– Упустили, товарищ майор… – виновато промямлил тот. – Они ж на «уазике», со всеми ведущими, срезали через клумбу, через два газона – и на проспект Космонавтов… это… ну, Чумацкий шлях. Наши за ними – и тут же застряли в грязи. Пока на асфальт выбрались… Конечно, по постам сразу передали, но у них номера грязью замазаны, а таких «уазиков» – сколько хочешь…

– Это вы так операцию готовили? Не могли сообразить, что на дворе март месяц и газоны вам никто не высушил?

– Так не мы ж, город готовил, сами знаете, мы так, представителями от райотдела…

– Ладно, лейтенант. Садись за машинку, пиши протокол.

– Да я не очень-то… вообще-то могу двумя пальцами, только медленно.

– Печатай, как можешь, все равно быстрее будет, чем писать от руки, а после нести машинистке и ждать, пока она освободится. Шапку обыкновенную сделай: мол, протокол допроса пострадавшего при попытке ограбления и похищения гражданина… вы назовитесь, пожалуйста…

– Мне бы ополоснуться сперва, – проворчал Лаврентьев.

– А, ну да, конечно, конечно… Да вы пальто снимите, вот тут тремпель есть, сейчас мы вместе с вешалкой поближе к батарее придвинем… старательно суетился Илья Трофимович.

Лаврентьев положил вещи майору на стол, снял пальто, повесил на плечики. Расслабился немного:

– Как тут, в Чураеве, забавно говорят: «тремпель»… Никак не привыкну, в других местах такого слова не слышал.

– Правда? А как же его, тремпель-то, в других местах называют?

– Обыкновенно: плечики, – улыбнулся Лаврентьев.

– Правда? – опять удивился майор. Потом нахмурился: – Ты гляди, запомнить надо, а то напишу «тремпель» где-нибудь в деле, а оно в столицу попадет или вообще в какую-то бывшую республику, там и не поймут, о чем речь…

Торопливо сел за стол, схватил ручку, спохватился:

– Товарищ лейтенант… слушай, никак я твою фамилию не запомню, извини…

– Зайцев, товарищ майор!

– Ну вот, а у меня все на языке вертится то Козлов, то Волков, сплошное «Ну, погоди!»… Ты пока брось печатать, сведи гражданина в туалет, да полотенце чистое прихвати, а то у нас там вечно такое висит, хуже половой тряпки…

Лаврентьев с лейтенантом вышли, Илья Трофимыч покосился на грязные вещи на столе, но трогать не стал. Записал на перекидном календаре большими буквами: «ТРЕМПЕЛЬ – ПЛЕЧИКИ». Отложил ручку, сцепил пальцы. Еще раз прокрутил в голове намеченный план допроса.

После умывания и причесывания лицо Лаврентьева стало увереннее, значительней. Оклемался чуток. Глядишь, сейчас чирикать начнет. Послушаем…

Расселись по старым местам. Майор деловито сказал:

– Так, Волков… тю, Зайцев… так на чем мы там остановились, а?

– «…при попытке ограбления и похищения», – прочитал лейтенант.

– Ага! Пиши дальше: «…гражданина…» Пожалуйста, фамилию, имя, отчество, дату рождения, адрес, где прописаны…

Лаврентьев заложил ногу на ногу, откинулся на спинку стула, продекламировал:

– Лаврентьев Игорь Константинович, родился четвертого июля одна тысяча девятьсот пятидесятого года в городе Половецке, в настоящее время прописан в городе Дальнокутске Чураевской области, Ветряки, улица Зеленая, шесть.

– Квартиры нету? – уточнил лейтенант.

– Частный сектор, – скромно ответил Лаврентьев.

С майором же происходили метаморфозы. Майор беспокойно ворочался в кресле, словно оно внезапно стало ему мало по размеру, майор открывал и закрывал рот, суетливо елозил ладонями по столу.

– Э-э… это… так это, выходит?.. Вы что же, тот самый Лаврентьев?

– В каком смысле – тот самый? – наслаждаясь, растягивал миг триумфа Лаврентьев.

– Э-э… губернатор…

– Кандидат, кандидат в губернаторы, – скромничал Игорь Константинович.

– Вот оно как выходит… – облезлый майор прокашлялся и обтер лоб потемневшим от многих стирок носовым платком. – Ну, тогда тем более! Лейтенант, Зайцев, ты гляди, без ошибок печатай! А то знаю я вас, грамотеев… Так, пиши, значит… Нет, погоди, пока не пиши… Вы простите, гражданин кандидат, давайте сначала в устной форме обрисуем ситуацию… Вы, значит, живете в Дальнокутске, так я понял? Или только прописаны?

– Не только прописан, я там действительно живу и работаю.

– Ага… Я извиняюсь…

У майора внезапно сощурились глаза, втянулись щеки, верхняя губа спряталась в рот, нижняя же, напротив, выпятилась наружу. Пальцы забарабанили по столу.

– Вы меня извините, гражданин Лаврентьев, но документы у вас есть какие-нибудь… подтверждающие личность? Мы с лейтенантом, конечно, не сомневаемся, но, сами понимаете, это ж кто угодно может себя назвать… да хоть президентом… а когда в протоколе будет номер паспорта или там кандидатского удостоверения…

Лаврентьев чуть криво усмехнулся:

– К сожалению, бумажник с документами остался у злоумышленников… Не к чести чураевской милиции, вынужден отметить…

Майор тяжело задумался. Наконец решил:

– Так! Волков, ты на чем остановился?

– «…Ветряки, улица Зеленая, шесть».

– Это… в каком смысле ветряки?

– Так называется район города, как здесь, например, Каганово или Петровское поле, – с улыбочкой пояснил Лаврентьев.

– Ага… Так, Волков…

– Зайцев, товарищ майор.

– Ну да, извиняй… Пиши: объективные данные записаны со слов пострадавшего, так как документы, по его словам, похищены напавшими… А вы, может, помните номер паспорта? Некоторые, особенно кому часто приходится платежные документы подписывать, помнят паспортные данные наизусть…

Лаврентьев усмехнулся, отбарабанил набор букв и цифр.

– Заграничный! – уважительно проговорил майор.

Вдруг резко развернулся к телефону, поклацал кнопками, закричал:

– Управление! Немедленно дать ориентировку по всем райотделам: заграничный паспорт номер…

«Ты смотри, – ухмыльнулся про себя Лаврентьев, – без единой ошибки! Говорят, такая память у туповатых бывает».

– …и удостоверение кандидата в губернаторы на имя Лаврентьева Игоря Константиновича, похищенные сегодня, считать недействительными. Предъявителей задерживать до выяснения.

Поднял голову:

– Извиняюсь, так положено. А то мало ли кто начнет выдавать себя за кандидата в губернаторы или получать деньги с ваших счетов.

– Да какие там счета! – засмеялся Лаврентьев. – Разве что заводские, так главбух сам ко мне на подпись счета носит и все наизусть знает!

– Ну, тогда хорошо, – успокоился майор. – Но раз положено, значит, положено. Ладно. Давайте перейдем уже к делу. Итак, вы пришли на Кантемировскую 67а, в четвертый подъезд…

– К знакомым. Когда я оттуда вышел и сел в лифт, на меня напали четверо неизвестных, скрутили, назвались милицией, обыскали, отобрали бумажник и обвинили в квартирных кражах. А внизу, на выходе из подъезда, началась стрельба, появились вооруженные люди, как я теперь знаю, настоящая милиция, те меня бросили и удрали.

– Ты записываешь? – спросил майор, хотя лейтенант исправно стучал по клавишам.

– Так точно! – отозвался тем не менее Зайцев.

– Что ещё у вас забрали, кроме бумажника?

– Не знаю… Может, что-то из пакета.

Майор придвинул к нему ближе заклеенный пакет, сказал:

– Так проверьте. Только внимательно, а то напутаете, мы их возьмем и вдруг не сойдется – тут же начнут на вас клепать, что сами, мол, что-то захотели украсть из служебных бумаг или ценностей, прикинулись, мол, будто вас ограбили, а после на первых попавшихся людей стали вешать ограбление. Проверьте, проверьте.

Лаврентьев отодвинул пакет:

– Да нет, этот они не открывали, я тот имел в виду…

– Так то не пакет, а сумка! Ну, проверяйте!

Гарику вдруг стало неловко вытаскивать свои вещи при посторонних людях, но тут же он сказал себе: «Тоже мне люди – менты!» Халат был на месте, и тапочки, и вся гигиеническая дребедень, не было только конвертика с деньгами. Не хотелось говорить милиционерам о долларах, но тут же мелькнуло: «Вдруг поймают тех, они покажут, что взяли доллары, эти сразу вцепятся, почему скрыл».

– Не хватает денег, – сказал он. – Были доллары в конверте, две сотни.

– А посмотрите как следует, может, где-то в вещах, – сказал майор и услужливо кинулся все перебирать и разворачивать. – Пиши, Зайцев: халат махровый мужской, бэ-у, тапочки домашние, размер сорок два, тоже бэ-у… Щетка зубная в футляре, бритва безопасная «Жиллет», двухлезвийная, с запасной головкой, щетка для волос, паста зубная импортная «Колгейт тотал», крем для бритья… А это что?

– Дезодорант, – сердито буркнул Лаврентьев.

– Все на месте?

– Как будто все.

– А что, наших денег у вас с собой не было?

– Почему же не было, были. В бумажнике.

– Сколько?

– Не помню точно, несколько двадцаток, может, штук пять, и мелочь…

Майор покачал головой:

– Может, штук пять… Это ж десять миллионов!

Лаврентьев поднял голову:

– Мне неловко, господин майор, но я все-таки директор акционерного общества, и десять миллионов, на которые и три дня не проживешь, – это для меня небольшие деньги.

– Да, – вздохнул майор, – разные у людей мерки… – Побарабанил пальцами по столу. – Опишите нападавших.

– Четверо мужчин, особо я их не разглядел, моего возраста и помоложе, один – в меховой шапке, надвинутой на глаза, его называли капитаном, ещё одного этот капитан называл сержантом, но тот был у меня за спиной, я его не видел…

– И все?

Лаврентьев развел руками.

– Рост, сложение, одежда? Кроме меховой шапки было ж ещё что-то на них?

– Кожаные куртки, длинные, до середины бедра. Рост – все крупные, выше меня, капитан чуть выше второго, что с ним был, хотя мне могло так показаться из-за шапки…

– Выше вас – на сколько?

Лаврентьев показал двумя руками сантиметров двадцать, тут же немного свел пальцы.

«Э-э, браток, а ты, выходит, закомплексованный! И богатый, наворовался, и кандидат в губернаторы, и домик у тебя в частном секторе, и баб вагон… А вот насчет баб… Любопытно, уж не сидел ли ты? Или, может, в армии служил где-то в глуши, где женщин совсем не было, опустили тебя, а теперь доказываешь себе, что ты ещё понормальней других будешь?»

– Ладно, так запишем, лейтенант: рост мужчины в меховой шапке – около 190, второго – чуть меньше. Я извиняюсь, гражданин Лаврентьев, я так понял, в наших краях вы не коренной… А где вообще жили?

– Помотала жизнь по стране… институт кончал в Москве, три года по распределению отработал на Печоре, на целлюлозно-бумажном комбинате, я ведь бумажник по образованию, после перебрался в более теплые края, тут, правда, пришлось слегка переквалифицироваться, пошел на деревообрабатывающий комбинат – сначала мастером, потом предложили отдел кадров. С тех пор работаю с людьми, на административных должностях. Здесь женился и пустил корни…

– А как надумали макулатурой заняться?

– В восемьдесят седьмом – восемьдесят восьмом годах работал в кооперативе «Великан», там собирали макулатуру, за неё продавали дефицитные книжки, много киосков по городу было, помните, наверное?

– А как же, сам «Три мушкетера» так купил! А после что?

– Они макулатуру вывозили на переработку в Федерацию, здесь мощностей практически нет. А потом, после обретения независимости, я и подумал: не годится нам последние леса на бумагу переводить, когда её вон сколько валяется на любом углу!

«Легко повествует, обкатанный рассказ… Бумажник по образованию, говоришь, на Печоре работал? А любопытно… Институт в Москве? Можно проверить…»

– А вот как вам показалось, – внезапно повернул разговор Казьмин, эти неизвестные… они на вас случайно попали или направленно целились? Вы все ж таки человек не бедный, да ещё кандидат, может, это была попытка похищения? Киднэппинг, как на Западе говорят?

«Задумался, нахмурился. Вопрос логичный, уместный, сам на язык просится, но, похоже, обсуждать его с милицией гражданин пострадавший не склонен».

– Не знаю, что и сказать… В разговоре они ничего такого не выдали, только обвиняли в квартирных грабежах, но все было тщательно организовано: двое вышли из дверей напротив, двое в лифте поднялись… Не знаю, не могу сказать.

– А вы, кстати, в какой квартире были?

Лаврентьев задержался с ответом совсем немного:

– В сто семьдесят первой. Заходил к бывшей сотруднице, Зубко Наталье Викторовне. Был там минут десять.

– Она вас что, даже чаем не напоила?

– Да я по делу заскочил, забрать кое-что…

– Вот эти вещи? Или вот это? – майор, словно невзначай, снова обратил внимание на пакет с бумагами.

Лаврентьев пожал плечами:

– По-моему, бандитам было все равно, за чем я заходил, а в пакет они и заглянуть не успели.

– Может, считали, что ещё успеют… – раздумчиво пробормотал майор. А вы вот что скажите: вы сотруднице-то звонили, предупреждали, что зайдете?

– Да, звонил.

– А не могла ли гражданка Зубко бандитов на вас навести? Вы её хорошо знаете? Может, за что-то зло на вас держит, или подкупили ее? Или запугали?

У Лаврентьева по лицу пробежала мгновенная растерянность, но он быстро взял себя в руки:

– Нас с Натальей Викторовной ещё со времен совместной работы связывали доверительные отношения, сугубо товарищеские, – поспешил подчеркнуть он, делить нам с ней было нечего, а потому и злиться не за что.

– Понятно… Не заметили ли вы чего-то особенного в разговорах нападавших? Какие-то необычные слова, может быть?

Лаврентьев добросовестно задумался.

– Да нет. «Падло», «сука», «ворюга» – это обычные слова или необычные? С одной стороны, лексикон уголовников, на Печоре я их наслушался, с другой – все вокруг так говорят, а милиция, как во всех детективах написано, тоже от своих клиентов словечек набирается…

– Есть такое прискорбное явление, – согласился майор. – А их машина?

– Не знаю… Сзади дверцы двойные, ручка никелированная, внизу откидная ступенька…

– М-да… – вздохнул майор. – Это на всех «уазиках» так, если фургончики… На руках не заметили татуировок, например?

– Нет, – покачал головой Лаврентьев. – Они в перчатках были, по-зимнему. Хотя… тот, что мне сзади руки заламывал, кажется, был без перчаток…

Майор оживился:

– Так, может, на ваших вещах пальчики остались? А ну, сейчас проверим! – Схватил трубку, накрутил трехзначный внутренний номер. – Черкашина ко мне, быстро! – Положил трубку, пояснил: – Это наш дактилоскопист.

Через минуту зашел хмурый тощий мужик в коричневом халате, сказал:

– Звали?

– Иван Семеныч, а проверь-ка ты вот эту сумку и вот этот целлофановый пакет…

– Полиэтиленовый, – буркнул мужик.

– Ну, то тебе виднее… Проверь, может, остались на нем пальчики грабителей, покушавшихся на гражданина Лаврентьева.

Мужик вытащил из кармана большой пинцет, осторожно поворочал вещи.

– Какие там пальчики, это ж добро, по-моему, в луже побывало, а потом по нему тряпкой возили. Хотя надо повнимательнее осмотреть. Но, я так думаю, пальчики гражданина пострадавшего там в любом случае есть, не будете возражать, если мы ваши отпечатки снимем, чтобы не отвлекаться на них?

И опять Лаврентьев задержался с ответом, и опять совсем немного, даже пошутил:

– Сколько угодно, тут у вас уже моих отпечатков полно на всем, до мыла включительно.

Черкашин ушел, скоро вернулся с набором, аккуратно откатал пальцы Лаврентьева на бланке, дал ему тряпочку, смоченную растворителем:

– Протрите, запах быстро отойдет… Внутри вещи проверять надо?

Майор чуть нахмурился:

– Пострадавший говорит, что в сумку грабители лазили, а в пакет – нет.

– Ага, тогда работы меньше…

Черкашин выудил откуда-то ножик, распорол пакет по боковому шву, вытряхнул из него папку.

– Это вам, это мне…

Забрал разрезанный пакет, сумку с барахлом и ушел.

– А вы пока проверьте, все ли цело в папке, – сказал майор. Голос его звучал теперь тверже, словно первоначальная растерянность от внезапной встречи с большим человеком прошла и вернулась привычная уверенность чиновника, который действует на своей территории.

– Не вижу необходимости, – резко ответил Лаврентьев.

– А мы вот видим! После хватитесь, чего-то не окажется, начнете нас обвинять, сто раз уже такое бывало! Извиняюсь, гражданин пострадавший, правила нам положено выполнять. Развязывайте и проверяйте!

Лаврентьев придвинул к себе папку, развязал, наклонил, оперев на край стола, чтобы майору не было видно.

А майор тем временем скомандовал лейтенанту:

– Так, Зайцев, заложи новый лист, пиши: «Перечень предметов, находящихся в целлофановом… не, полиэтиленовом… пакете. Первое: папка картонная с завязками». С новой строки: «Перечень предметов, находящихся в папке». Диктуйте, гражданин Лаврентьев!

– Бумаги личные, листов… сейчас сосчитаю…

– Э нет! Вот так надо… – Майор потянулся через стол, ловко выхватил из папки верхний листок и провозгласил: – «Расписка, выданная Лаврентьеву И. К., в возврате долга в сумме эквивалента 12 872 доллара США за подписью Бражникова В. С., от первого октября тыща девятьсот девяносто четвертого года». Так, что там следующее?..

Лаврентьев подавленно молчал, майор спокойно перетащил папку к себе:

– Расписка на три тысячи… Расписка на пять тысяч с мелочью… Пальцы быстро замелькали. – Ты гляди, а тут аж на пятьдесят тысяч… «К инвестиционной компании „Лигинвест“ и лично к г-ну Лаврентьеву Игорю Константиновичу финансовых претензий не имею»… Интересные дела, а? Так, может, как раз за этими бумажками охота шла, а, гражданин Лаврентьев?

– Ничего не могу сказать, грабители мне о своих целях не сообщили.

Майор подровнял бумажки перед собой, откинулся на спинку стула. Побарабанил пальцами по столу.

– А позвольте полюбопытствовать, Игорь Константинович, откуда у вас было в девяносто четвертом году столько денег, чтобы возвращать знакомым взятые в долг такие суммы? И при чем здесь инвестиционная компания «Лигинвест»?

Лаврентьев вздохнул, мягко улыбнулся:

– Вы прекрасно понимаете, что ни в девяносто четвертом году, ни в какое-либо другое время у меня не было столько денег, чтобы возвращать знакомым такие суммы. Конечно, речь идет о деньгах «Лигинвеста». Я там подрабатывал консультантом по кадрам, был, в общем-то, человеком со стороны, никому не известным… И как-то директор, Ильин Герман Николаевич, попросил меня об одолжении: принять несколько вкладов как частные ссуды на мое имя. Наверняка была в этом какая-то махинация, может, с налогами, не знаю, но скорее вкладчики просто не хотели документально показывать, что у них есть такие деньги… Чтобы в случае чего не отвечать на вопросы, откуда взяли… Я тогда, надо сказать, сидел на мели, а Ильин мне предложил по три доллара с каждой тысячи, вот так я в это дело и встрял… А после, где-то недели за две до прекращения «Лигинвестом» платежей, тот же Ильин меня попросил всем вкладчикам деньги вернуть по представленной им ведомости, под расписки… Несколько дней это тянулось, а когда я все выплатил и хотел расписки передать Ильину, он уже исчез… Я туда, я сюда, – излагал с выражением Лаврентьев, – исчез и исчез, и обещанные три доллара с тысячи мне не заплатил. Я долго думал, что делать с расписками, потом сообразил, что это ведь мое единственное оправдание, что могут ведь после прийти те вкладчики и требовать с меня возврата долгов, тем более, что Ильин пропал, значит, для меня эти бумажки дороже золота… И ни дома, ни на службе держать их нельзя… Ну, посоветовался с госпожой Зубко, мы ведь дружили, а она была в «Лигинвесте» кассиром, побольше меня понимала в этих делах… И она любезно согласилась хранить бумаги у себя.