Текст книги "Союз обворованных"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

– А сейчас, значит, они вам понадобились, и вы за ними пришли?

– Господин майор, я понимаю, разговор для вас интересный, как у вас говорится, «по вновь открывшимся обстоятельствам», но какое это все имеет касательство к нападению на меня?

Илья Трофимыч чуть усмехнулся:

– Думаю, самое прямое, господин Лаврентьев. Два года бумажки лежали тихо-мирно, никак не влияя на ваши чисто товарищеские отношения с гражданкой Зубко, потом вдруг, внезапно, они вам понадобились, вы спешите за ними, забираете папку, заодно забираете свои вещи, как будто уже не собираетесь больше в этом доме появиться, – и тут же на вас нападают, прямо у дверей квартиры! Как вы показали ранее, вы звонили, предупредили гражданку Зубко о своем приходе, она вполне могла подготовить такое нападение, особенно если почувствовала, что доверительные товарищеские отношения между вами и нею изменились…

Илья Трофимович говорил строго по сценарию, составленному под руководством Кучумова, но был недоволен: с самого начала ему не нравилось, что придется возбуждать в Лаврентьеве подозрения и враждебность к женщине, и сейчас тоже, хотя «пострадавший» не выглядел опасным человеком. Впрочем, мало ли как он выглядит – погибла же отчего-то Ираида Николаевна Безвесильная, скоропостижно угодившая под черную «семерку»…

– Ну ладно, Игорь Константинович…

Лаврентьев вдруг отметил с тревогой, что у майора изменился тон, да и вид тоже, вовсе он не казался теперь таким облезлым и униженным.

– …вернемся к теме, которая представляет наибольший интерес, как у нас говорится, «по вновь открывшимся обстоятельствам». Тем более, что по этой теме давно ведется следствие и вы, гражданин Лаврентьев, можете оказаться весьма важным свидетелем… Как-то мне с трудом верится, чтобы неизвестные владельцы мошеннической компании «Лигинвест» или её находящийся в розыске директор Ильин Герман Николаевич доверили операции с сотнями тысяч долларов человеку случайному, им едва известному…

Лаврентьев беспокойно шевельнулся на стуле, но промолчал.

– Правильно ерзаете, думаю, никак не случайному и, думаю, отлично известному… А может быть, и не надо больше искать каких-то таинственных владельцев? Может, прекрасно знал господин Бражников В. С., известный под кличкой «Брага» поставщик «ряженой» водки, и прочие кредиторы, к кому нести свои тысячи и с кого их требовать, когда запахло керосином?

Лаврентьев скривился:

– Ну-у, господин майор, через пять минут вы обнаружите в моей скромной персоне самого господина Мавроди или таинственного распорядителя золотых запасов партии…

Илья Трофимович, все так же по сценарию, продолжал терзать Лаврентьева, не используя, однако, всего доступного ему арсенала средств и возможностей.

Лаврентьев же твердо стоял на своем, ни слова в показаниях не менял, только сердился и осторожно угрожал майору своими кандидатскими возможностями. На втором часу допроса он выдвинул предположение, что все эти события инспирированы его соперниками по предвыборной кампании с целью дискредитировать единственного честного кандидата, например, господином Кочетовым, который как ставленник президента наверняка имеет рычаги влияния на милицию…

Казьмин, поглядывая на часы, дотянул разговор до намеченного графиком времени, после чего объявил, что гражданин Лаврентьев является важным свидетелем по делу инвестиционной компании «Лигинвест», а потому не должен покидать постоянного места жительства без согласования с соответствующими органами.

– То есть как это?! – вскинулся Лаврентьев. – А как же избирательная кампания? Я должен ездить по всей области, выступать…

– Это пожалуйста, сколько угодно, но извольте о каждой поездке заблаговременно сообщать в УВД, дежурному по уголовному розыску, вот по этому телефону… – майор написал на листочке, – а по прибытии на место тоже звонить… Что же касается документов из папки, то они являются важнейшими вещественными доказательствами, а потому изымаются, о чем вам будет сейчас выдана соответствующая расписка.

Игорь Константинович замер. В голове быстро прокручивались варианты. Вся эта история, начиная с идиотского требования Юрки Сивкова, дурно пахла. Похоже, спланированная провокация. И сейчас очень важно каждым поступком работать на свою легенду: маленький человек, случайно угодивший в самую гущу жульнических махинаций. Если же пытаться кого-то отмазать, влипнешь ещё сильнее…

– Простите, гражданин майор… Вы этим поставите меня в очень тяжелое положение. Я ведь почему пришел к Зубко – ко мне явился один из этих кредиторов «Лигинвеста» и начал требовать возврата денег, которые давным-давно получил, и я поехал к Зубко за его распиской, чтобы доказать нелепость таких требований. Он меня ждет, и если я явлюсь без расписки, то сами знаете, что будет… Вы хоть эту расписку мне отдайте, а то, боюсь, останетесь без свидетеля…

– Ну, так уж сразу без свидетеля!.. Хотя… – Казьмин нахмурился, задумался. – Может, дать вам заверенную ксерокопию? Честь по чести, Садовый райотдел, все как положено…

– Вот тогда меня точно пришьют!

Казьмин ещё подумал.

– А таки могут, – подтвердил спокойным, деловитым тоном. – Ладно, ксерокопию оставим в деле…

Нашли расписку Сивкова, погнали лейтенанта Волкова-Зайцева, тот через минуту принес три свеженьких ксерокопии, Лаврентьев на каждой написал: «Подлинность ксерокопии и её соответствие оригиналу подтверждаю». Далее следовала подпись, фамилия, имя, отчество полностью, дата.

После него в качестве свидетелей расписались майор и лейтенант.

Далее последовало сочинение подписки о невыезде с оговорками о возможности поездок по предвыборным делам, потом идиотской расписки в получении личных тапочек и дезодорантов…

Только в шестом часу Лаврентьеву удалось выскочить из райотдела с постылой сумкой в руках. Уже совсем стемнело, но квартал перед милицией был все-таки освещен, и ему удалось остановить какую-то замызганную «пятерку».

– Слушаю, гражданин начальник! – вежливо сказал водитель.

Лаврентьев, не дожидаясь приглашения, влез на сиденье рядом с водителем, скомандовал:

– На Кантемировскую, угол Липовой.

Машина тронулась.

– А как вы определили, что я «гражданин начальник»?

– Так кто ж ещё будет голосовать прямо напротив райотдела?

– Логично.

Только тут до Лаврентьева дошло, что вышло удачно: денег-то в кармане ни копейки. Ладно, главное – добраться до «гольфа», там деньги найдутся… После разыскать идиота Юрика и хорошо потрясти. В самом деле, очень уж как-то все подозрительно сошлось…

Глава 46
Убийство состоится…

На столе у полковника Кучумова негромко зазвонил прямой телефон:

– Слушаю.

– Дмитрий Николаевич, простите, что отрываю от дел…

«Что ещё Слон затеял?» – нахмурился Кучумов.

– …но у меня есть основания подозревать, что готовится убийство. Я ещё не могу сказать, кто будет жертвой и кто исполнителем, подозреваю лишь заказчика, но не имею пока достаточных сведений. Однако прошу вас: держите наготове группу, я сообщу место и время, как только будет ясность. Еще раз простите, для более подробного разговора нет времени и возможности, я должен держать линию свободной!..

Клацнуло, послышались частые гудки.

Полковник выругался и положил трубку. Подумал, нахмурившись: «Не иначе, что-то он вокруг Лаврентьева крутит, а мне не сказал». Нажал кнопку интеркома:

– Лидия Макаровна, срочно найдите майора Казьмина, пусть свяжется со мной. Прервите любой разговор.

* * *

Освещенный участок улицы остался позади. Лаврентьев устроился на сиденье поудобнее – и тут ему в затылок уткнулось что-то твердое.

– Ну что, падло, открутился от ментов? Ничего, от нас так просто не открутишься. И не дергайся!

Лаврентьев в ужасе скосил глаза на водителя. Тот ухмылялся на одну сторону.

– Фраеришка ты… Надумал голосовать против райотдела – кто ж тебя тут подберет, кроме нас? – лениво процедил водитель.

Лишь теперь Гарик сообразил, что этот голос уже слышал. Рванулся в сторону дверцы, но тут же получил резкий тычок костяшкой пальца ниже уха.

– Сиди смирно, придурок! Лафа твоя кончилась, отбегался!.. Может, надеть на него браслетики? Чтоб не дергался?

Водитель помолчал, потом качнул головой:

– Нет. Вдруг гаишники остановят, а у нас пассажир в наручниках.

– Э-э, капитан, если остановят, он ведь хлебало раскроет, гвалт подымет…

– И то верно… Ну-ка, придержи его, сержант…

Лаврентьев почувствовал на шее чужие пальцы, твердые, грубые, – и замер.

– Ты гляди, – с издевкой сказали за спиной, – соображает!

«Пятерка» сбавила ход, причалила к бровке тротуара. Пальцы на шее сжались чуть сильнее, Лаврентьев съежился.

– Не боись, фраеришка, ты нам живой нужен… пока! – уже спокойно сказал «капитан». – Чуть попусти ему глотку… Пей!

В губы ткнулось металлическое горлышко, Лаврентьев машинально глотнул – и закашлялся, когда обожгло рот и горло.

«Капитан» отодвинул фляжку, обтер горлышко ладонью, завинтил крышку. Проворчал:

– Грех добрый продукт на такое говно переводить… Ладно, запах есть а теперь утихомирь его на четверть часа.

На затылок обрушился тяжелый удар, в глазах вспыхнул нестерпимый свет, а потом все заволокло тьмой…

Когда Гарик пришел в себя, машина стояла. Он шевельнулся – и ощутил ноющую боль в голове. Попытался раскрыть глаза, но что-то мешало. Поднял непослушную руку, наткнулся на мех. Потянул – в руке осталась меховая шапка, а глазам стало больно от яркого света. Проморгался, прищурился. Наконец глаза привыкли, свет оказался не таким уж ярким, а перед собой он увидел невысокое крыльцо.

Дверца справа от него распахнулась, голос «капитана» произнес неожиданно корректно:

– Выходите, господин Лаврентьев.

«О Боже, они знают!»

– Прошу вас, – подтолкнул в шею твердый предмет. – Аккуратно, пожалуйста, это пистолет, с предохранителя он снят. Не забудьте свои вещи.

«Сержант» тоже говорил очень вежливо.

Лаврентьев неловко выбрался из машины, хотел оглядеться, но помешал ствол на затылке.

– Проходите в дом, поторопитесь, вас ждут.

Цепляясь за деревянные перила, Гарик поднялся на крыльцо. Дверь перед ним распахнулась, он прошел коротким коридорчиком и оказался в просторном холле. Здесь было тепло, в дальнем углу горел камин, помещение заливал мягкий рассеянный свет от скрытых ламп.

Навстречу шагнул молодой человек с лицом вышколенного лакея и фигурой борца-полутяжа.

– Позвольте пальто, мы его высушим и почистим, с вашего разрешения.

Лакей-полутяж исчез, Гарика подтолкнули вперед и усадили в гостевое кресло перед большим столом.

Наверху мягко хлопнула дверь, негромко скрипнули ступеньки. По деревянной лестнице со второго этажа спускался дородный мужчина в старомодной куртке с выложенными из шнура узорами на груди. Густые темные волосы, очки в массивной оправе. За ним следовал ещё один, в деловом костюме, при галстуке.

Дородный сошел с последней ступеньки, повернулся. Гарик заметил дымящуюся трубку в правой руке – и лишь потом разглядел лицо.

Слон!

– Борис Олегович, по вашему поручению господин Лаврентьев приглашен и доставлен, – доложил «капитан».

– Благодарю вас, Алексей Глебович.

«Ни лиц, ни имен не скрывают – значит, не боятся, что заговорю». У Гарика сжалось сердце.

Слон прошел к явно хозяйскому месту по другую сторону стола, сел. Человек в деловом костюме устроился сбоку от него, на стуле с высокой спинкой.

– Благодарю вас, господин Лаврентьев, что согласились навестить меня. Моя фамилия Дубов, вы, вероятно, слышали обо мне – мы с вами соперники в демократическом состязании.

Слон чуть шевельнул губами в короткой улыбке.

– А вы, насколько мне известно, исполнительный директор акционерного общества «Мак», Лаврентьев Игорь Константинович, не так ли?

Лаврентьев нахмурился. Внезапная вежливость похитителей, уютно освещенное помещение, цивилизованный вид собеседников как-то его успокоили – он ощутил себя в привычной обстановке.

– Не сказал бы, господин Дубов, что ваше приглашение было выдержано в общепринятых тонах…

Тут же в затылок уткнулся ствол, голос «сержанта» прошипел:

– Не наглей, падло! Помни, с кем разговариваешь!

Лаврентьев вздрогнул.

Сам же Слон лишь повел трубкой в сторону:

– Боюсь, моих коллег вынудили к тому обстоятельства. Вы ведь могли и не принять приглашения, выдержанного в общепринятых тонах, не так ли? А встретиться нам было необходимо, причем безотлагательно. Шутка ли, такие мерзости творятся, разве можем мы оставаться безучастными? Вот, извольте полюбоваться! Анатолий, прошу вас…

Лакей включил видеомагнитофон, на экране возникло изображение улицы в каком-то из новых районов. По тротуару шла энергичным шагом крупная блондинка в полосатой шубке. Снято было явно телеобъективом: дальний и ближний планы словно сливались в одной плоскости. Внизу в кадре светилась дата и время: 02.03.97 08:32, – а дальше мелькали секунды. Блондинка подошла к краю тротуара, посмотрела вперед и вправо – и неожиданно бросилась через улицу бегом. Объектив повернулся за ней следом, в кадре возник желтый троллейбус, подъезжающий к остановке. Блондинка бежала через улицу, по-женски откидывая ноги чуть в стороны. И вдруг поле зрения заполнило размытое черное пятно. Быстро удаляясь, оно превратилось в легковой автомобиль с большими прямоугольными задними фонарями. Блондинка уже достигла середины проезжей части – и тут черный автомобиль рванулся влево, женщина взлетела в воздух, перекатилась через крышу и упала на проезжую часть. Автомобиль, все увеличивая скорость, унесся вдоль широкой улицы. «Пятерка?» – спросил голос за кадром. – «По-моему, семерка», отозвался другой. Возле упавшего тела расплывалось темное пятно. С левого тротуара бежали два человека, несколько прохожих застыли, глядя на дорогу. Первый голос скомандовал: «За ним!» Панорама в кадре все быстрее наплывала на зрителей, возник какой-то мост. Голос за кадром торопливо говорил: «„Жигули“, семерка, черная, номер А-Ка-Эс четырнадцать двадцать шесть, идет по Полтавской от центра, держим в поле зрения… Бригадир, срочно высылай машину с камерой к повороту на Западное шоссе, быстрее, может, поспеет!»

– Пропустите второстепенное, Анатолий, – велел Дубов.

Изображение на экране ускорилось, задергалось, по нему замелькали полосы шумов, на время исчез цвет, наконец снова появилась нормальная картинка.

Загородное шоссе, голые деревья с двух сторон, грязный снег за обочинами, кое-где черные пролысины… По шоссе двигались обычной колонной машины, изредка какой-то автомобиль вырывался из ряда, обгонял и снова вливался в колонну. Съемка велась, судя по всему, из стоящей на обочине легковой машины: идущие грузовики вырастали, заполняя все поле зрения, по центру экрана проносились верхушки колес…

Но вот вдали возник черный автомобиль с блестящей прямоугольной решеткой облицовки радиатора и прямоугольными фарами. Оператор, видимо, переключился на повышенную скорость съемки: движение вдруг замедлилось, стало заметно, как приподнимается кузов на неровностях дороги и вновь плавно приседает… Промелькнуло за лобовым стеклом едва различимое лицо, камера повернулась вслед проходящей машине, на миг обрисовался расплывчатый профиль водителя, надвинутый на лоб головной убор клином вперед – то ли козырек кепки, то ли берет – и торчащая в левом уголке рта сигарета… Черные «жигули» проплыли, на пару секунд стоп-кадр выхватил задний номер АКС 14–26, а потом восстановилась нормальная скорость, машина унеслась, камера резко развернулась в прежнюю позицию, скользнув по МАЗу с полуприцепом, за которым плелся, как привязанный, зеленый «Запорожец», заляпанный грязью по самую крышу, с едва протертым темным сектором на лобовом стекле перед водителем. За ним, брезгливо держась поодаль, прошел синий «БМВ», а дальше, чуть высунувшись из колонны влево, – видавшая виды вишневая «пятерка»…

Снова задергалось изображение, переключенное на ускоренный просмотр, остановилось, промоталось немного назад и снова остановилось. В правой части экрана четко читался дорожный указатель «Дальнокутск».

И опять пошел ускоренный просмотр, автомобили, смешно дергаясь, начали расползаться вправо-влево по улицам, но черное размытое пятно оставалось по-прежнему впереди, лишь изредка исчезая за другой машиной, наконец свернуло направо, тут же воспроизведение переключилось на нормальную скорость и камера отследила, как все та же черная «семерка» въезжает в ворота с надписью «МАК». Счетчик внизу кадра показал 02.03.97 10:18.

– Ну и что? – брезгливым тоном проговорил Игорь Константинович.

– Не торопитесь, коллега, – почти ласково отозвался Слон.

На экране промелькнула заставка: «Там же, на следующий день». Появились те же ворота, только с другого расстояния и чуть-чуть под другим углом. Счетчик показывал 03.03.97 11:26.

Ворота распахнулись – обе створки сразу, видимо, под действием электропривода, – из них выползла красная иномарка и, постепенно набирая скорость, проехала мимо камеры. Снимали, как и раньше, из автомобиля: поле зрения камеры закрыл размытый темный угол между задним и боковым окном, вертикальная полоса средней стойки, косая – передней. Но изображение за стеклами было четким: на мгновение показался знакомый профиль – кепка (теперь было видно лучше, именно кепка) и так же торчащая сигарета во рту. Тут же его перекрыл профиль человека на соседнем сиденье…

Лаврентьев шевельнулся в кресле – непривычно видеть свое лицо в профиль, – но узнал сразу. Бывало, приходилось разглядывать себя через два зеркала, в конце концов, интересно же человеку знать, на что похож со стороны… Да, кому надо – узнают.

Стоп-кадр, номер: АСН 32–23.

– Ну и что? – несколько резче повторил Лаврентьев. – Вы получили возможность доказать милиции, что мой водитель Шульга совершил наезд на человека и скрылся с места преступления.

– Умышленный наезд, Игорь Константинович, – поправил его Слон. – Разве вы не обратили внимания, как он резко принял влево? Думаю, для экспертов все будет ясно…

– Ну и что? – в третий раз спросил Лаврентьев.

– Анатолий, пожалуйста, эпизоды первый и шестой, – приказал Дубов.

На экране возник снятый сверху серый автомобиль на асфальтированной площадке. Только увидев себя возле дверцы, Лаврентьев узнал место: дорожка перед крыльцом «Комфорта»! Появилась Ираида – пышная, красивая, улыбающаяся, живая… У него екнуло сердце.

Промелькнула синяя заставка – и снова почти та же сцена, только дата внизу кадра была другая: 25.02…

Сердце подпрыгнуло и заколотилось. На лбу проступил пот. Лихорадочно мелькали мысли…

– Боже мой! Кто бы подумал, что это животное может ревновать?! Ничтожество, неблагодарная скотина… Я его вытащил из такого дерьма…

– Совсем неплохо для импровизации! – одобрительным тоном проговорил Дубов. – Господа, обратите внимание на цвет лица нашего гостя: господин Лаврентьев резко покраснел! И это не стыдливый румянец неумелого лжеца, нет, у него лицо налилось кровью! Знаете, как раз по такому признаку Фридрих Великий отбирал солдат в гвардию. Настоящий боец при стрессе не бледнеет, а краснеет… Анатолий, пожалуйста, эпизод восемнадцатый.

Кадр был темноват, но достаточно четок. Хорошо различалась обстановка кафе или ресторанчика. Впрочем, тут же голос за кадром внес ясность: «Кафе „Лютня“ на улице Грушевского». Камера двигалась и прыгала, но на стоп-кадрах лицо Лаврентьева было вполне узнаваемо. Потом камера застыла, только изображение в кадре повернулось на девяносто градусов – видимо, камеру положили на стол. Теперь она смотрела Лаврентьеву в спину, кадр был совершенно нелепый: стол на экране наклонился почти вертикально, на нем чудом держался высокий стакан и вазочка с искусственным цветком. Снизу выплыла Ираида, надвинулась грудью на Лаврентьева, зашевелились губы…

Анатолий поднял пульт дистанционного управления, появился звук. Сквозь шум пробились слова: «Если ты завтра вечером не переедешь ко мне, то послезавтра о твоих художествах кобелиных весь город узнает, все до последнего о тебе по телевизору расскажу – это я тебе твердо обещаю!»

– Полагаю, после таких кадров версия о ревнивом водителе прозвучит неубедительно. Зато очень естественно будет предположить, что угрозы разбушевавшейся любовницы весьма обеспокоили кандидата в губернаторы и примерного семьянина, которому есть что терять… А когда пытаются шантажировать человека с возможностями, он свои возможности пускает в ход. Ну что, Игорь Константинович, продолжим просмотр этой скучной хроники или перейдем к делу?

– Боже мой, какая низость! И все для того, чтобы очернить соперника по предвыборной борьбе… Поистине политика – грязное дело!

Дубов грозно поднялся из-за стола, ткнул перед собой чубуком трубки:

– Тля! Да вы, ничтожество, даже майору Скуратову не соперник!.. Впрочем, Борис Олегович быстро взял себя в руки и продолжил прежним любезным тоном. – Да, господин Лаврентьев! Политика действительно грязное дело, но не следует забывать, что она суть концентрированное выражение экономики. А потому перейдем от эмоций к деловому разговору. Думаю, вы догадались, что продемонстрировали мы вам далеко не все. Наших материалов более чем достаточно для возбуждения против вас уголовного дела – и, независимо от исхода следствия, ваши политические мечтания будут похоронены бесповоротно. Как и семейная жизнь, замечу, но это – мелкий побочный эффект…

Он двинулся вокруг стола – и тут же Лаврентьев ощутил на плече чью-то тяжелую руку.

– Вся эта демонстрация была нужна, чтобы вы со вниманием отнеслись к нашему главному вопросу.

Дубов остановился буквально в шаге и, глядя на Лаврентьева сверху вниз, проговорил четко и холодно:

– Где деньги «Лигинвеста»?

У Гарика снова замерло сердце, но он переборол себя и ответил очень искренне:

– Сам бы хотел узнать!

Дубов иронически дернул щекой:

– Полюбуйтесь, господа, какой актер! Щепкин! Эдмунд Кин! Ты, мразь! Тон Слона резко изменился. – Ты, гляжу, не понял еще, что влип! Твой архив у ментов, теперь они с тебя не слезут… если я не скажу. Хочешь жить на воле, играться в политику, шляться по блядям – выкладывай деньги, гнида! С деловыми ты рассчитался, – Дубов повернулся к столу, взял в руки папку, вытащил несколько бумажек, швырнул на стол перед Лаврентьевым, – но все, что настриг с лохов, у тебя осталось… Где деньги?!

Лаврентьев смотрел – и не верил глазам своим. Перед ним лежали ксерокопии расписок, оставшихся в милиции, только украшенные штампами и витиеватыми подписями нотариуса. Да когда же они успели?! Все ведь осталось в райотделе, у того тупого майора… Гады продажные… Да нет, никак не успели бы…

И вдруг взгляд остановился на ближайшей копии. Четко вписанная фиолетовой пастой дата прописью: «Первого марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года». Позавчера!

Тем временем Слон повернулся в сторону:

– Алексей Глебович, что хирург – доставлен?

– Да, Борис Олегович. Стерилизует инструменты в кухне.

– Не откажите в любезности, попросите его пройти сюда.

Дубов, не торопясь, шел обратно на свое место, попыхивая трубкой. На лице у его помощника за столом возникла улыбочка.

Появился «капитан», вежливо ведущий впереди себя совершенно седого, но на вид вполне бодрого очкастого старика в белом халате, наброшенном поверх темно-коричневого костюма-тройки.

– Апполинарий Елисеевич, если не ошибаюсь? – приветствовал его с улыбкой Дубов. – Очень любезно с вашей стороны, что согласились помочь нашему коллеге в безотлагательном деле… Однако же, прошу, просветите нас, людей, от медицины далеких: что, собственно говоря, представляет собой кастрация?

Старик невозмутимо снял с носа очки, протер белоснежным платком:

– Достаточно несложная операция, в простейшем случае – удаление testiculorum… э-э… яичек с целью лишения пациента половых функций. Голос его звучал энергично и молодо.

– Действительно несложная операция?

– Под силу успевающему студенту.

– И что, эффект её радикален?

– И практически необратим, – подтвердил старик.

– Практически? – заинтересовался Дубов. – Неужто известны случаи регенерации?

– Нет, известны случаи пересадки… к сожалению, со всеми проблемами, характерными для трансплантации органов. Отторжение трансплантата, в первую очередь.

– А вот, простите мое любопытство, если ампутировать собственно… э-э… penis?

– С точки зрения чисто технической операция проблем не представляет, хотя, конечно, весьма болезненна и чревата обильным кровотечением. Это я бы студенту не доверил.

– А каковы последствия такой операции?

– Параллельно с кастрацией или без таковой? – уточнил хирург.

– Скажем… э-э… сепаратно, – безмятежно ответствовал Дубов.

– Это, извините, сможет спокойно перенести лишь человек моего возраста… хе-хе, когда все в прошлом… Попробуйте вообразить себе, что у вас полностью активны все половые функции, но нет возможности получить сексуальное удовлетворение… Кроме поллюции, да и то, если операция проведена грамотно, не нарушены каналы и правильно оформлена культя…

– А при участии в гомосексуальном акте в качестве пассивной стороны?

Хирург снова протер очки:

– Не задумывался… Возможно… Могу навести справки, если требуется…

– Да нет, доктор, это так, праздное любопытство… академический интерес, я бы сказал. Благодарю вас. Простите, что оторвал, продолжайте готовить операцию, думаю, ещё с четверть часа у вас есть. Алексей Глебович, проводите Апполинария Елисеевича…

Лаврентьев слушал этот диалог с нарастающим ужасом. Вот теперь у него кровь отлила от лица. Он пытался убедить себя, что это запугивание, что Слон берет на пушку, но ничего не мог с собой поделать – это было выше его сил.

– Что вы от меня хотите? – хрипло спросил он.

– Денег, господин Лаврентьев, всего лишь денег, – лучезарно улыбнулся Дубов.

– Сколько?..

– А сколько есть. Кроме стоимости дома, обстановки и носильных вещей. Все, что есть в кубышках, на здешних и зарубежных счетах, в ценных бумагах.

– Нет!

– Смотрите, вам виднее. Апполинарий Елисеевич будет готов к операции через пятнадцать минут. А я ещё в растерянности, так и не решил, на чем же остановиться, – на первом варианте или втором…

И вдруг на Лаврентьева снизошло прозрение. Липа! Обман! Просто бессмысленное запугивание! Какой смысл уродовать человека – тогда он тем более не отдаст денег!

– Я так думаю, господин Слон, что вы перестарались. Меня на пушку не возьмешь!

– Педрила ты тупой, – проговорил Дубов интеллигентным, хорошо поставленным голосом. – Вот когда коновал тебе первое яйцо отчекрыжит, иначе запоешь… Проверьте, кстати, Александр, у него оба яйца на месте?

Лаврентьев ощутил грубое прикосновение, передернулся, тело залил холодный пот.

– Да не дергайся, – сказали из-за спины, – пока ещё оба!

– А вы знаете, коллега, – обернулся Дубов к своему помощнику, пожалуй, он прав. Для делового человека деньги дороже, чем примитивные железы внутренней секреции. Можно смириться с утратой радостей секса, тем более, когда успел погулять, как наш клиент, можно говорить фальцетом лишь бы сохранилась власть, которую дают деньги, возможность продолжать игру, держать в руках человеческие судьбы, испытывать дрожь риска и радость победы… Видеть, как перед тобой, писклявым кастратом, унижаются здоровенные мужики, которым нет отбоя от баб, которые укладывают с собой в постель двоих, а то и троих – и все равно ничего не имеют за душой, кроме здоровых гонад… Вот только одного не учитывает господин Лаврентьев: если не поможет скальпель хирурга, я пущу в дело более грубые инструменты… И даже если – глупость, но вообразим на миг! – мужественный подпольщик выдержит все пытки, у нас останется химия. Конечно, после этого ему не потребуются уже не только женщины, но и деньги, разве что для оплаты пожизненного содержания в приюте для умалишенных… А любопытно, каковы ощущения, когда с тобой в постели две женщины? Не приходилось испытывать, господин Лаврентьев? Увы, теперь и не придется. Что поделаешь, се ля ви…

И тут Гарик не выдержал:

– Сволочь! Гад! Что ты от меня хочешь, паскуда?

Мгновенно ему стиснули шею железные пальцы.

Дубов приподнял руку:

– Не утруждайтесь, Александр, это не угроза и не оскорбление, просто контрагент готов к переговорам. Анатолий, кофе, будьте любезны…

Анатолий направился в сторону кухни, не закрыв за собой дверь. Обостренный слух Лаврентьева уловил характерное звяканье металла о металл, как в манипуляционной или у дантиста… Скальпели в эмалированной кювете… Его снова передернуло.

– Чего я хочу, вы уже слышали. Зато я пока не слышал разумного ответа.

– Двадцать процентов!

– Вот видите, коллеги? Я ведь говорил, разумный человек с развитым воображением прекрасно воспринимает слова, а потому нет нужды в грубых методах убеждения… Но двадцать процентов – это несерьезно. Процентов пять я бы вам оставил, чтобы не подрывать начатое строительство…

– Тридцать!

Торг начался.

* * *

Через час все было сделано. Лаврентьев подписал бумаги, из которых следовало, что он передает юридической консультационной компании «Зиневский и Борисов» право управления своими нижепоименованными счетами в нижепоименованных банках, а также три четверти своего пакета акций АО «Мак». Ему пришлось вначале несколько раз расписаться на бумажке, чтобы восстановить твердость руки, но в конце концов неизвестно откуда взявшийся нотариус, сверяя эти пробы с многочисленными подписями на ксерокопиях, удовлетворился. Документы были заверены нотариально, с привлечением свидетелей, после чего на столе появилась бутылка джина и крохотные хрустальные стопочки.

Лаврентьев сидел, скрипя зубами, но деваться ему было некуда. Понемногу он начинал жалеть, что назвал точные номера и пароли, но тут же успокоил себя: дай Бог вырваться отсюда, а там и пароли поменять недолго.

Но тут Дубов поднял глаза к Капитану:

– Алексей Глебович, прошу вас, отблагодарите хирурга в полном объеме, договоритесь, чтобы в случае нужды мы имели возможность снова к нему обратиться, и отправьте домой со всеми удобствами.

Капитан вышел, а у Лаврентьева пробежал холодок по спине. Пожалуй, не следует спешить с изменением паролей, нужно будет все хорошо обдумать… Если такая возможность представится.

– Ну что ж, Игорь Константинович, давайте выпьем за успешное продолжение сотрудничества! – Слон пригубил из стопки, пожевал губами. – И не жалейте об утрате, деньги – тлен. Они приходят и уходят. Вечна лишь игра, для которой нужно сохранить душу бойца и, конечно, здоровье… Будем здоровы!

Борис Олегович снова пригубил и отставил стопку.

– Анатолий, я полагаю, одежда нашего гостя уже приведена в порядок?

– Сию минуту, Борис Олегович.

Он появился чуть ли не мгновенно, держа в руках вычищенное пальто, пробормотал:

– Прошу вас, господин Лаврентьев.

Гарик встал, позволил лакею подать пальто. Тот на миг скрылся, тут же возник снова, со злополучным пластиковым мешком в руке.