Текст книги "Товар для Слона"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Глава 5
Юное дарование

Косые лучи утреннего солнца падали на фасад Академии живописи и ваяния, прорываясь сквозь редеющую желтую листву тополей. На другой стороне перекрестка, по диагонали от здания Академии, устроился с этюдником бородатый юноша в бейсбольной кепочке и черных джинсах, на которые живописно спускалась длинная, чуть не до колен, белая рубашка в широкую полоску, прикрытая сверху светло-серым свитером несколько меньшей длины, а поверх свитера имелась совсем уже коротенькая джинсовая куртка без рукавов.

Юноша набрасывал на загрунтованном картоне контуры здания и тополей, размашисто орудуя угольным карандашом. На крышке этюдника был наколот лист толстой шершавой бумаги, на котором живописец время от времени подправлял свой уголь.

Старший сержант Косов уже достаточно долго работал на этом посту, и появление здесь художника его не удивило. Здание Академии, хоть и не древнее, но достаточно старое, выделялось среди серой угловатой застройки тридцатых годов и причудливостью архитектуры, и крутыми черепичными крышами, и разноцветными стеклами витражей над главным входом, а потому будущие художники частенько рисовали его. Не удивил Косова и внешний вид живописца – такие уж ребята, панкуют, они ж богема, у них это вроде форменной одежды, и борода тоже словно уставом предписана, а у девчонок распущенные длинные волосы, у кого прямые, у кого закрученные, как веревочки. Народ в общем безобидный, хоть и любят пошуметь.

Косов ещё раз взглянул через плечо бородатого на картон с наброском и подумал, что все-таки ни черта в этом деле не смыслит – на его взгляд, нарисована Академия была косо-криво. Он и сам когда-то тоже рисовал, даже цветными карандашами, но лет в тринадцать бросил – вырос…

В 8.48 ко второму подъезду жилого дома напротив Академии подкатил «фиат» – Косов узнал водителя Лукина и дежурного охранника Кочерыгу, впритирку за «фиатом» остановилось «рено», за рулем, как обычно – плечистый Степа Зыбун. Косов нажал кнопку переговорника, доложил, что все нормально. Через пару минут из подъезда вышел старичок с фокстерьером, тоже уже дряхлым, жилец с четвертого этажа, из прежних, потом Вовка Донец – замер на секунду, оглядел улицу, скользнул взглядом по Косову, тот кивнул. Вовка раскрыл пошире дверь подъезда, появился хмуроватый по-утреннему Коваль в обычном темно-сером костюме, Кочерыга распахнул перед ним заднюю правую дверцу «рено», Коваль сел, охранник без стука прикрыл дверцу, нырнул на свое место в «фиате», обе машины отчалили.

Косов отметил время – 8.51, доложил по связи.

Когда он снова приостановился возле художника, тот энергично раскрашивал свой картон красками – по мнению Косова, не имеющими никакого отношения к действительности. Старший сержант пожал плечами и двинулся дальше по маршруту.

В 9.02 к дверям Академии приблизилась стройная пожилая дама с молодежной не по годам стрижкой под мальчика – секретарша ректора. Косов переждал десять минут, доложился по связи лейтенанту и пошел в Академию.

Дама с мальчиковой стрижкой вопросительно подняла на него глаза, потом узнала. Косов пригласил её к окну.

– Ваш студент?

Дама чуть прищурилась.

– Наш. Сослан Дигоев из Владикавказа. Необычайно одаренный. Совершенно исключительное видение цвета.

– Точно, – буркнул Косов, поблагодарил и ушел. Уже с улицы отрапортовал по рации, прошел на полквартала дальше, сел за столик крохотного заведения под названием «Люля-кебаб». Краснолицая химическая блондинка, не спрашивая, принесла ему яичницу с колбасой, ломоть лаваша и кофе.

– На смене?

– Ну, – подтвердил Косов.

– Начальник, и когда ты на мне женишься?

– Сейчас не могу, сама сказала – на смене.

Такой у них был обычный шутливый разговор. На самом деле блондинка была замужем за хозяином «Люля-кебаба», да и Косов имел законную супругу и двоих детей.

– Анекдот хочешь? Новому русскому говорят в роддоме «У вас дочка. Три семьсот». А он: «Нет проблем!» и лезет за кошельком.

Косов вежливо посмеялся. За соседний столик сели две девицы, блондинка отошла к ним. Сержант доел, покурил, поглядывая на двери подъезда. Отметил, что старичок с фоксом вернулся, как обычно, через сорок минут. Близилось к десяти. Косов оставил на столике деньги и ушел.

Художник успел уже раскрасить свою картонку, поставил её сбоку на асфальт, оперев на стойку этюдника, сам взялся за другую. Косов присел, уставился на готовый этюд.

– Осторожно, не выпачкайтесь, – предупредил художник.

Сержант ещё раз подивился буйной игре ярких цветных пятен, подумал, что парень все-таки перестарался с красками, после подумал, что такую штуку можно было бы повесить дома, в северной комнате, там света мало, мрачновато, а это вроде как пожар. Обратил внимание, что на картинке в углу написано «СД», а чуть ниже «24.10.96 8.50-9.50».

Встал. Художник снова набрасывал углем тот же рисунок. «На продажу клепает», – подумал Косов.

– Слышь, парень, и сколько дают за такую картинку?

– За такую? Пятерку, конечно!

– Пятерку зеленых или наших?

Бородатый повернул к Косову удивленные глаза:

– Оценку поставят пятерку, хорошо получилось!

Теперь уже сержант удивился:

– А зачем вторую такую же рисуешь?

– Солнце поднялось, изменилось освещение. Цвет другой теперь. Хочу написать серию этюдов при разном свете. Может, не один месяц буду работать.

– Одно и то же несколько месяцев рисовать? Это же сдуреть можно!

– Клод Моне писал Руанский собор при разном освещении больше двух лет!

– Так то ж собор! А чего ты не рисуешь собор? У нас в Чураеве их хватает.

Художник презрительно оттопырил губу.

– Руанский собор – поздняя готика, там такое многообразие форм, есть где свету играть. А тут… Успенский – чистый классицизм, это скульптура, а не живопись. А Вознесенский – обычная византийская мешанина, светлые и темные горизонтальные полосы все задавливают, там игры света не увидишь.

– Понятно, – отозвался Косов деловым тоном. – Так что, небудешь продавать картинку?

– Пока не буду. Приходите через недельку, поговорим.

– А куда приходить?

– Сюда, конечно!

Косов угукнул и отошел в сторону – на следующий пост, предусмотренный маршрутом.

В 11.10 из ворот дома выполз «Москвич-2140» светло-серого цвета. За рулем сидела Жанна Степановна, супруга мэра. Косов поприветствовал её, проводил машину глазами, связался с лейтенантом, дал подтверждение.

Жанна Степановна вернулась к часу, мэр приехал на обед в 14.15. Такой он был человек, предпочитал дома обедать. В 15.20 снова уехал на работу.

Бородатый художник начал собирать манатки. Косов подошел ещё раз. Теперь были готовы уже второй и третий этюды. Сержант осторожно присел, поглазел – и особой разницы не увидел, хотя на последней картинке вроде было побольше синих пятен. Обратил внимание, что оба этюда тоже аккуратно подписаны с указанием даты и времени.

– Что, на обед пора? – поинтересовался Косов.

– Нет, на сегодня хватит – солнце ушло, фасад в тени.

– А тень, значит, рисовать неинтересно?

Бородатый задумался.

– Интересно, но уже глаз устал, не вижу оттенков. Может, завтра начну позже, тогда и попробую взять цвета в тени. Спасибо, что подсказали. Подходите завтра, посмотрим вместе.

– Подойду, – пообещал Косов, хотя завтра не дежурил.

Одаренный бородач нагрузился своим скарбом и ушел. Косовпосмотрел ему вслед и зашел к лейтенанту в дежурку.

– Интересный художник. Рисует Академию при разном освещении, говорит, цвет меняется. На каждом этюде проставляет время. Регистрировал убытие и прибытие мэра и его жены.

Лейтенант нахмурился.

– А кто дальше будет следить?

– Присмотрюсь, кто в «Кебабе» засидится. И, может, стоитпоспрашивать по соседним домам, не снял ли кто квартиру недавно.

– Добро, – сказал лейтенант и задумался.

Глава 6
Действительно, отказаться нельзя

Не так все просто. Позвонить, конечно, дело нехитрое, но где гарантия, что наш телефон не прослушивают? Поэтому я набрал номер и подождал два звонка. К телефону, естественно, никто не подошел.

У Слона на этом аппарате висит АОН – автоматический определитель номера. По протоколу можно запросто узнать, кто звонил. Я сообщил, что мне необходимо с ним пообщаться. Вот так, одним своим звонком. А он пусть уж сообразит, когда и откуда меня к себе для этого общения привезти.

Аська ещё плескалась, когда раздался звонок. Я снял трубку:

– Да.

– Извините, это 25-11-15?

– Ничего похожего.

– Это зоопарк?

– Нет, говорю же. Внимательнее номер набирайте.

– Точно не зоопарк? А почему мне обезьяна отвечает?

И бряк трубочкой.

Понятное дело. Значит, завтра, двадцать пятого октября, в одиннадцать утра я должен быть в зоопарке (само собой, у слоновника). Плюс-минус пятнадцать минут.

Не ахти какая конспирация. Да и шуточка не самая свежая. Но если вдруг и в самом деле слушают нас чужие уши, то толком они ничего не поймут: ну позвонил мне пьяный. Или, может, наколотый. А я тут при чем? Мало ли какой кретин может человеку позвонки морочить?..

Но Слон-то живенько отреагировал! Что ж так? Или шибко уважает, или нюх у него особый на неприятности, хороший нос за неделю кулак чует? Хотя, может, просто так совпало… Однако утреннее рандеву несколько меняет мое расписание на завтра. Я-то планировал встретиться с ним вечером…

Ну ничего, Аська меня подстрахует. Я тогда с утра к себе домой заеду карточку заберу, бумажки медицинские. Сергей Александрович велел привезти. Значит, потом в зоопарк… Когда в офис приеду?.. Ну, на Слона часика два-три отсчитать надо. Не любит наш благодетель торопливых разговоров, тем более, вопрос не пустяковый. Хотя черт его знает, это для меня вопрос серьезный, а для него, может, тьфу и растереть. На всякий случай нужно считать три, а то и все четыре часа. Ладно, примем, что в офис попаду не позже трех пополудни…

Я поставил чайник и пошел вылавливать из ванны свою даму. Пока у неё жабры не выросли.

* * *

Затянулась осень в этом году. Долгая и теплая. Конец октября, а я ещё толком ни разу и дождичка не видел. Покапает немного и все. И сезонное обострение из-за этого, наверное, переносится полегче. А может, из-за другого…

Я сейчас не очень доверял ноге, а потому приехал загодя. Не торопясь шел через Сад, посматривал на девушек, иногда даже оглядывался, вроде бы на особо привлекательные ножки – нет, не видно никого подозрительного. Подходящие по возрасту шагают резво, догоняют и обгоняют… хотя не стоит забывать Петра Петровича: этакий безобидный дедушка, кто его заподозрит? Но дедушки либо отсиживались на лавочках за газетками и шахматами, либо явно отставали. А предположить, что всю аллею обставили и передают с рук на руки, – это уж слишком… Но черт их знает, насколько они меня всерьез воспринимают, а скучающих пенсионеров Пэ-Пэ запросто насобирал бы из бывших, тем более за небольшую приплату к пенсии. Нетушки, лучше все делать, как говорится, по учебнику…

Остановился на пересечении двух аллей возле лотка, купил батон. Пусть обломится другу-бизону сверх программы. Вот такой я шизанутый, вместо того, чтоб денежки зарабатывать, хожу зверей кормить…

Еще раз оглянулся – и вдруг пришло в голову, что иду той же дорогой, что и с Аськой в самом начале нашего знакомства. Только Сад тогда был зеленый, а сейчас красно-золотой. Славно мы с ней посидели в «Хрустале». А потом не до развлечений было. И даже когда слегка устаканилось, всего один раз в приличное место выбрались. И то не развлекаться, а по делу. Презентация какая-то была… Всю ночь сливки общества друг перед другом выделывались. А мы – перед ними. Новая информационная фирма, похоже, с приличной крышей. Нас туда пригласили знакомые из нынешних клиентов. Они же рекомендации дали, что мы люди серьезные. Теперь мода такая: своему дружку-приятелю рекомендовать фирму. Глядишь, ещё лет сорок – и дорастем мы до Америки… времен Великой Депрессии. Хотя, может, и быстрее. Умеем учиться всему дурному…

Бригадир Алексей был на месте – вернее, шел на место, глазея по сторонам. Остановился у бегемотов, попялился на орлиную горку.

Но я его в упор не заметил, протянул слону на ладони последний кусок батона. Зверь вытянул хобот сквозь забор из рельсов, я наклонился через оградку, чтобы он мог достать. Гибкий палец на кончике хобота свернулся колечком, подобрал приношение, с задумчивой неспешностью унес в рот. Хобот ещё раз вытянулся, хукнул в мою сторону, мол, раз у тебя больше нету, так я пошел, и слон удалился из тени на солнышко.

Алексей уже исчез. И я, демонстративно прихрамывая, двинулся на выход – другой выход, в сторону спуска к реке. Свернул направо, к площади, заметил, что приближается неброская «пятерка», голоснул. Поторговался с Алексеем, сговорились на Тургеневскую за троячок, сел.

Днем особняк Слона ничем среди прочих не выделяется. Даже для меня, спеца по недвижимости. Ничего особенного. Ну, два этажа с мансардой, ну, кирпич. Все особенное внутри. И правильно. Незачем соседям глаза мозолить. Садик небольшой. Кустики всякие, малина-смородина. Иногда даже кто-то в земле копается. Все ухожено, но в меру. Как у всех.

Слон уже ждал меня. После традиционного обмена любезностями секунду помолчали.

– Так чему обязан, Вадим Андреич?

– Да вот пришел вчера к нам один человек. Некто Власов, Федор Гаврилович.

Я притормозил, но по лицу Слона увидел, что это имя ему ничего не говорит.

– Из СИАМИ. Я его как Петра Петровича знаю.

Вот теперь у тебя, товарищ Дубов, лицо совсем другое стало.

– И предложил мне этот господин заняться сбором материалов на ведущих представителей городского бизнеса. В порядке заказа. Причем они на себя берут сбор сведений об Арсланове. А нам готовы поручить аналогичную работу по другому лицу…

– Понимаю.

Я подробно, почти дословно пересказал Слону все, что мне вчера грузил Петр Петрович. И насчет сбора данных, и насчет благородных целей этой акции, и насчет «много силы забрал, пора приструнить». Не пропустил и упоминания, что я уже внедрился.

Сидит Слон, ухмыляется. Трубочкой попыхивает. А потом спрашивает:

– Из СИАМИ, говорите? Значит, не упокоилась фирма?

– Отнюдь, функционирует. Источники финансирования все те же. И банк тот же – «Эдем». И о делах отчитываться Петр Петрович ездит в Ерофеевку. И, по слухам, даже штат расширяет…

Ну, что такое Ерофеевка, Слон лучше меня осведомлен. Растолковывать не потребовалось. Поднялся, заходил неторопливо из угла в угол – раздумывает. Пока он молчал, я в который раз подумал, что манерой своей, разговором, трубочкой, одеждой он под Ширвиндта работает – не вообще, а того, что в фильме «Трое в лодке».

Молчание затягивалось. Меня уже начало грызть нетерпение. Мое дело сделано – Слона я проинформировал. Как учил Суворов (не Александр Васильевич, а Виктор, который «Аквариум») – что бы ни случилось, доложись. Вот я и доложился. Пора бы ему и отреагировать.

* * *

А Борис Олегович интенсивно размышлял. Его не удивил внезапный интерес СИАМИ – такой интерес постоянно наличествовал у многих лиц и организаций, и пока что обуздывать его удавалось успешно. И практически не было у него сомнений, кто сей интерес инспирирует и финансирует. Обдумывания требовали два пункта: почему СИАМИ обратилась к Колесникову и почему Колесников примчался докладывать. Что, Петр Петрович по наивности считает Колесникова по-прежнему своим человеком? Отчего же по наивности, возможно, так оно и есть. Не случайно щенок в первый вечер так пекся об интересах Петра Петровича. Хотя, с другой стороны, в нем прослеживается явный избыток чисто квакерской добропорядочности в делах, так что упомянутый факт может ни о чем и не говорить.

Другой вариант: СИАМИ не подозревает о связи АСДИКа со мной и просто хочет привлечь человека, неплохо себя зарекомендовавшего успешной работой по «Татьяне». Ну, совсем успокоительный вариант, а потому интереса не представляющий.

Вариант третий: не такие простаки сидят в СИАМИ, знают они, чей сейчас человек Колесников, понимают, что он ко мне помчится, и тем хотят спровоцировать мою реакцию. Элементарнейшее правило военной тактики: прояви инициативу, заставь врага изыскивать ответы в навязанных условиях. Подвариант: не знают, а подозревают и хотят узнать твердо. Если так, это задача мелкая, тогда их ближайшая цель – он, а не я, а на меня будут выходить уже потом. Неинтересный подвариант. Впрочем, неинтересный для меня, хотя довольно «волнительный» для Колесникова. Ну что ж, либо сам отобьется, и тогда, значит, я приобрел лучший товар, чем думал, либо запросит подмоги, а я, великодушный, не откажу, и тем завоюю или наивную признательность, или деловое понимание, что должок вырос. А вот последнее может вывернуться двояко…

Однако об этом потом. Сейчас важнее и срочнее, что из себя представляет господин Колесников, что он за человек.

Мысли Бориса Олеговича, как всегда, сворачивали к главному – к человеку. В конечном счете, именно конкретный маленький человечек, нищий и общипанный, является источником всех богатств. Именно он кормит и производителя, и спекулятора, и политика, и госбюджет, нашу высокоудойную коровушку… Дубов был твердо убежден, что главный рабочий материал бизнесмена – люди. Люди в массе, так называемый народ, и люди поштучно.

В данный момент интерес представляет именно этот штучный экземпляр. Кто же он? Наивный чистосердечный младенец, который пытается корчить из себя битого дельца, или прожженный жук, который прикидывается честным фрайером? Наивняк примчался бы ко мне, исходя искренним рвением. Прожженный хорошо подумал бы, а после изобразил честность и преданность. М-да, в любом случае господин Колесников сделал красивый ход, и теперь мне разгадывать…

Чутье подсказывало Дубову, что Колесников скорее честный человек, мудрый жизненный опыт твердил, что предусмотрительность бывает только недостаточной, но не чрезмерной, а артистическая натура подзуживала: рискни! Ты ученый или нет? Окончательные ответы дает только эксперимент. Конечно, не каждый эксперимент приносит положительный результат – но какой химик боится эксперимента? А бизнесмен – это химик человеческих душ!

Борису Олеговичу очень понравилось, как изящно удалось перефразировать Вождя и Учителя, он хмыкнул и принялся выколачивать трубку.

* * *

– Так, Вадим Андреевич. Во-первых, они вас дурачат. Никто расследовать Арсланова и не думал.

А то я сам не знаю!

– Конечно, это Арсланов. И ему очень хочется насобирать жареных фактиков обо мне. Но отчего и почему именно сегодня? Затевает что-то?..

Вот именно. И к какому заключению вы придете, премудрый господин Слон?

– А потому сделаем мы вот как. Вы, Вадим Андреевич, на предложение согласитесь, но!.. Говорите Петру Петровичу, что согласны, а сами тяните время. Передавайте ему обо мне разные сведения, какие сорока на хвосте принесет, – я думаю, сенсаций там не окажется. И смотрите, чем он интересоваться станет, какие вопросы уточнить попросит.

Киваю, молчу. Пока все нормально.

– Кое-что я вам сам расскажу, кое-что вы и без меня раздобыть сможете. Через вашу всезнающую супругу. Но, естественно, хотелось бы мне, чтобы вы перед встречей с Петром Петровичем ваши сведения мне показывали: и vox populi, то бишь глас народа, интерес представляет, и лишние детали успеем устранить, если что… Естественно, буде глас народа что-либо любопытное о коллеге Арсланове произнесет, не упускайте…

Опять киваю – понятно, чего же переспрашивать?

Дальше разговор пошел сугубо конкретный и технический – как звонить, через кого связываться. Решили, что Ася будет встречаться с Алексеем, пока я по больницам хвори свои залечиваю. Или Алексей прямо ко мне будет приезжать… Меня устраивает – он мужик деловой, немногословный, мы с ним легко друг друга понимаем, а это в деле немаловажно… Если же Алексей будет занят, приедет известный нам Анатолий (известный, та самая горилла на побегушках) или известный же водитель Антон. Если, наконец, возникнет нужда использовать лицо, нам не известное, упомянутое лицо назовет пароль, к примеру, «Мудрый Хати протрубил день».

Я улыбнулся и отметил про себя, что Дубов цитирует совсем старое издание «Маугли» – в более поздних переводах слон именовался Хатхи…

На прощание Слон мне руку пожал и отечески так посоветовал:

– Лечитесь как следует, Вадим Андреевич. Не торопитесь наработу выходить. Здоровье дороже.

Что это они все о моем здоровье пекутся? Наверное, и в самом деле выгляжу соответственно.

Пока ехал в офис, ещё раз подытожил. Значит, так. Говорю Петру Петровичу «да». Но время тяну – я в больнице, а коллектив мой для таких серьезных расследований ещё не готов. Это раз. Пусть Аська, «супруга моя», по своим бабским каналам тем временем сплетни собирает. А оперативная работа – документы там, свидетельства – подождать может. Пока я выйду. Здоровый.

* * *

Гостя повез Антон, а бригадира Дубов вызвал к себе. Во время поездки в Сады Алексей удивил его своей психологической проницательностью, и Борис Олегович, который не страдал высокомерием и не стеснялся пить из любого источника, начал чаще советоваться со своим начальником охраны.

– Знаете, Алексей, я все пытаюсь понять Колесникова, что он за человек – наивный идеалист или хитрый пройдоха?

Алексей помолчал. Наконец сказал:

– Боец. Честный. Если прижать, убьет – но не в спину, а в грудь.

Дубов снова изумился: никак не ждал от своего оруженосца такой чеканной формулировки. О чем не замедлил Алексею сообщить.

Тот переступил с ноги на ногу:

– Это не я придумал. В одной книжке прочитал.

И Дубов изумился ещё раз. Начал набивать трубку. Наконец заговорил, уже другим тоном.

– Приставьте к нему людей. И к ней. Пишите телефоны.

– Охрана или контроль?

– А это вы мне скажете. И как можно раньше.