Текст книги "Товар для Слона"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Глава 19
Праздничные поминки

Первым возле подъезда нас встретил Тобик – Надин пес. Местной породы, неизвестной широким научным кругам. Потрясающе ответственная собака. Лицом немного напоминает эрделя. Он сказал, что все собрались и ждут только нас. А он, Тобик, пока по своим делам отправится, не будет мешать.

У Нади и правда все уже собрались. Начали, нас не дожидаясь, но покричали, посадили, налили, разложили принесенный мной холодец по тарелкам. Выпили за праздник по второму разу.

А что? Ну, подумаешь, раньше днем Великой Октябрьской Революции называли, теперь – днем октябрьского переворота. Но гуляем-то все равно четыре дня.

Да и мы все, кто сейчас за столом собрался, этой самой Революцией воспитаны. Марксизм, октябрята и прочий комсомол – это же наша жизнь. Чего же теперь лицо делать, что мы ко всему этому не имеем отношения?

К горячему вместе с Тобиком появились Надины дочери. Минут шестнадцать говорили о проблемах абитуриентов – куда поступать престижнее, а куда дешевле… Потом Светка Левченко о плачевном состоянии науки что-то такое грузить начала… Короче, пошла обычная болтовня.

Мы с Димой ещё дома, когда задание Слона обсуждали, решилипоступить наоборот: не искать виноватых, не раздумывать, «как» это сделал Арсланов… А сначала понять, кто такой был наш мэр. Что за человек, какими делами занимался, кому и чем мог помешать.

Вот сейчас за столом был очень подходящий повод, чтобы такие вопросы задавать. Но тема эта возникла в разговоре и без нас, сама по себе. Еще бы, город вообще второй день ни о чем другом не говорит. Мы пока до Нади на автобусе добрались, чего только не наслушались: Коваля убили все мафии, от цыганской до нигерийской, а также черный маг Ваня Рыжих и рухнувшая прямо на «Москвич» неисправная тарелочка инопланетян.

Начался этот разговор, похоже, с появлением первых гостей и продолжался весь вечер с небольшими перерывами. После нашего прихода и штрафной слово захватил Надин Игорь по праву хозяина дома и зычного голоса. Как я поняла, он тоже учился в политехническом и тоже на электрофаке, только лет на пять позже мэра. Но повесть о том, как Коваль вылетел из вуза, пересказывалась во всех последующих поколениях политехников.

Мэра нашего, тогда обыкновенного студента третьего курса, застукали на лекции за чтением «Доктора Живаго». Но до суда дело не дошло, его просто отчислили из института, по доброте, наверное, учитывая высокую успеваемость и безупречное комсомольское прошлое. Конечно же, через месяц в армию забрали. Служил Коваль где-то в Сибири. Отслужив, оказался в Новосибирске, закончил там вечерний институт. Пока учился, работал истопником, вахтером, дворником. Женился. В наш город вернулся только в 87-м, когда над страной повеяли другие ветры и чтение «Доктора Живаго» или, к примеру, Льва Николаевича Гумилева стало неотъемлемой характеристикой человека с демократической ориентацией.

Жил мэр в центре – в старом районе, на улице Вересаева, в служебной квартире, с женой и дочерью.

Ребята рассказывали, что был Коваль в студенческие времена юноша немного сумрачный и очень вдумчивый. На веру ничего не принимал, поэтому историю партии на первом курсе сдавал четыре раза. И только на пятый измотанный профессор поставил ему три балла, на всякий случай не дав раскрыть рот. Экзаменатор, принимавший политэкономию социализма, умудренный опытом коллег, выписал ему государственный балл автоматом. Но из Сибири мэр привез красный диплом и обширные практические знания. Видно, после института на настоящей работе трудился.

Здесь, в Чураеве, стал преподавателем. Читал «основы научных исследований» в пединституте. До самого 95-го, когда его выбрали мэром.

Я вспомнила те выборы. Какие мы все тогда были демократы! Какие политически активные! На митинги ходили, дома за обедом о политике говорили, кандидатов обсуждали. Только потом стали понимать, что к чему. В смысле, что ни к чему.

В общем, был мэр человеком приличным. Наши собутыльники и собеседники – и Игорь, и Гриша, Светкин муж, как могли, хвалили его. Жалели, что хороший человек умер.

Смотрю, а Вадим Андреич мой слу-ушает!.. Только что не стенографирует. Я ему тихонечко намекнула, что в сумке у меня есть блокнот и ручка. Он и пошел. Вроде лекарство принять. А заодно и записать кое-что.

Некуда деваться, довольно противный у нас с ним хлеб. Люди о человеке горюют, добрым словом поминают, а мы в его чуланах копаемся, разбираемся, мешал ли он всем преступникам, или, к примеру, потрафлял какой-то одной группировке (не будем указывать пальцем) в ущерб остальным, за что и пострадал. Что поделаешь, детектив обязан рассмотреть все версии…

Расходились не поздно – ещё и двенадцати не было. Без Ларки и традиционного наполеона финал праздника немного смазался. Но вообще вроде все прошло на уровне. И Димка чувствовал себя вполне прилично (это если по физиономии ориентироваться). Ну не пил человек. И не надо – на лекарствах он. Зато я позволила себе немного лишнего. На меня спиртное действует как-то странно. Могу выпить довольно много – и не берет; потом, даже через год, например, могу вспомнить, о чем говорила. Или с кем целовалась. Но стоит какую-то грань перейти, становлюсь злющая, как тигра. Вот тогда могу и поскандалить. Кстати, так я от своего бывшего и избавилась – здорово набралась. И ни разу не пожалела о выпитом тогда. Честно.

И уж никак не жалела теперь, когда мы с Димой ехали домой. Прямо возле Надиного подъезда поймали маршрутку, которая довозила нас практически до самого дома, хоть и кругом.

Я сидела, опираясь на Димину руку. Мимо проплывали темные улицы, почти не освещенные. И дождь почти перестал. Хорошо… Потом вдруг с дамбы свернули направо – на Проспект. Водитель маршрутки объявил:

– До метро «Инженерная»!

Есть логика, может, кому-то из пассажиров надо в метро поспеть, пока ходит… Ехали медленно – дорога от дождя скользкая, да и грязи хватает, не успели всю строительную вычистить, как обычная осенняя началась.

Мимо проплыли корпуса Химтеха, базарчик, потом какое-то непонятное строение с безумно-зеленой надписью «Прохлада». Вот сегодня как раз прохлады нам не хватает…

Выехали на дамбу, которую теперь украсили знакомые буквы «М». Сегодня утром открыли метро – целых три станции: «Петровское поле», «Кленовая роща» и «Студгородок». Гордость покойного мэра. Сколько он туда, в строительство это, сил вложил…

Он вообще много городским транспортом занимался. Гриша – он на заводе «Контактор» работает – рассказывал, что это была идея Коваля делать троллейбусы для города. Устроили кооперацию нескольких заводов, начали понемногу клепать. Но платить мэрии нечем, так Коваль придумал, чтобы эти троллейбусы были сколько-то лет собственностью заводов и плата за проезд им шла. Заботился не о доходах для городской казны, а о транспорте для людей и работе для заводчан…

Возле выезда с дамбы на Проспект осталось ещё несколько секций бетонного забора. И место, по импортной моде, огороженное бумажными лентами. Рядом дежурил гаишник на мотоцикле.

– Вот здесь он разбился, – проворчал водитель маршрутки.

Тоже о смерти Коваля думает.

Димка тихо так мне на ушко прошептал:

– В ГАИ связи надо будет поискать. И в УВД.

Я кивнула.

Глава 20
Где же вы теперь, друзья…

Белецкий знал профессора Немовлюка как облупленного. Старый пройдоха, своего не упустит. Но очень хорошо знает, как делаются дела в этом мире, и нужду милиции поймет в момент. Ничего, работать с ним можно, только надо по мелочам уважение показать. Потому Виктор Витальевич согласился встретиться на чужой территории, потому и свиты большой не взял, одного капитана Бабешко за секретаря и соколиного глаза – тот сам когда-то после вуза у Немовлюка на кафедре работал, правда, диссертацию делать поленился и сбежал в ГАИ. Но отлично соображает, что к чему у этих ученых. Не даст на мякине провести.

Как договорились с Немовлюком, прибыл к одиннадцати, без опоздания. Подрулили на служебном «жигуле» с мигалкой и надписями к воротам института… извиняюсь, университета, вахтер открыл без задержки предупрежден, значит.

Профессор же Немовлюк Григорий Васильевич собрал своих на час раньше. Впустил в кабинет, расселись по заведенному порядку – Школьник по левую руку, спиной к окнам (всегда так садится, чтобы ехидство в глазах меньше отсвечивало), завлаб (а по сути – завхоз кафедры) Разин – справа, ассистенты Байбак и Носовой скромненько устроились под стеночкой. Однако профессор велел обоим сесть к столу, пригласил, дескать, молодежь для дела, с правом голоса. Ничего, научены, без команды голос не подадут.

– Так, товарищи, – начал профессор (слово «господа» он на дух не переносил), – милиция хочет, чтобы мы им выполнили экспертизу технического состояния тормозов «Москвича», на котором разбился мэр. Мы таким уже не раз занимались, но сейчас у нас нет действующего стенда. И мы думаем, что придется нам с вами срочно восстанавливать лабораторный стенд. Давайте-ка прикинем, что понадобится.

– А что там прикидывать, все надо делать, только железо и целое, если подшипники не проржавели, – раздраженно пробурчал Школьник.

– Недавно смазывали, когда Сережа Шлыков расход топлива измерял, обиженно возразил Владимир Иванович Разин. – Владик смазывал. Литолом.

Школьник вдруг расплылся в улыбке:

– Это тебе с Владиком повезло, Володя, золотой парень! Он ко мне на лекции ходит – душа радуется.

– Все они золотые, когда знают, что экзамен сдавать, – желчно вставил Владимир Иванович Носовой (чтобы не путать с Разиным, его все звали Вовкой – не Володей, не Вовчиком, а именно Вовкой).

Профессор оборвал болтунов:

– Так, давайте быстро составим список, что нам потребуется.

Школьник повернулся к соседу слева:

– Мишенька, принеси спецификацию, так быстрее пойдет.

Байбак поднялся и неторопливо отправился в конструкторскую комнату.

Профессор недовольно глянул вслед:

– Одно слово – Байбак! Такой неповоротливый!

Школьник бросился на защиту своего воспитанника:

– Ничего, зато когда что-то делает, за ним переделывать не приходится!

– А я вам и так скажу, что надо, – влез тенорком Разин. – Генератор в подвале перемотать, тахогенераторы выставить, измерительные системы и управление прозванивать и перепаивать, самописцы новые добывать…

– И мотор гидронасоса, – напомнил Носовой, – и обратный клапан.

Вернулся Байбак со старым томом документации по стенду, раскрыл на столе. Профессор потащил толстую книжку к себе, взял красный карандаш, начал зачитывать, сбиваясь иногда на непривычных терминах – сам конструктором никогда не был.

Дочитал до конца – и в кабинете повисло обреченное молчание. Тысяч восемь долларов и месяц работы.

– Может, лучше в тридцать пятой автоколонне восстановим стенд? извиняющимся голосом промямлил Миша Байбак. – Там меньше работы… И люди смогут пользоваться…

Школьник хмыкнул, похлопал его ладонью по руке – хороший ты парень, Миша, только наивный.

– Михаил Юрьевич, стендом они никогда регулярно не пользовались, потому он у них и цел до сих пор. Построили, когда стало модно и денег по новой технике девать было некуда. Для престижа, – объяснил доцент. Восстановит им милиция стенд, сделаем экспертизу – и начнет по новой ржаветь.

– А тебе по-прежнему не на чем будет делать экспериментальную часть, дополнил профессор.

Не такой наивный был Байбак и прекрасно понимал, что не о его экспериментах печется Шеф, а о Серегиных – Серега-то Шлыков шефскую идею разрабатывает, плюс аспирант, третий год на исходе, его надо выпускать пусть и без защиты, но хотя бы с готовой диссертацией. А сам Байбак числился соискателем, и за него никто с профессора не спросит и не поругает. Зато в 35-й колонне он бы отлично поработал, набрал статистику, тем более, Сашка Чикало, институтский друг, там сейчас выбился в главные инженеры… А вообще, что теперь толку от диссертации, все равно по полгода не платят, хоть рядовым, хоть кандидатам, а рихтовать помятые крылья (именно этим Миша кормил семью) можно и без ученой степени.

Немовлюк изобразил на лице досаду:

– Старею все-таки, не подумал, что надо бы Ванду Стефановну вызвать, Белецкому список отпечатать.

– Я сделаю, – кротко сказал Школьник, – только лучше давайте на компьютере.

– Нет, на машинке, – возразил профессор.

Миша с Вовкой переглянулись – известно было, что Шеф никак не перестроится на современную технику, но Школьник лучше знал заведующего кафедрой и понимал, что профессор надеется под это дело выдавить из милиции ещё и компьютер – или хотя бы принтер. Искорки в глазах Володи Разина показывали, что тому тоже ясен ход мысли руководства.

Школьник ушел печатать, а профессор повернулся к Вовке Носовому:

– Так, Владимир Иванович. Ты электронику сумеешь проверить и восстановить?

– Управление могу. А измерительные системы и автоматику – нет. Их без Юрика никто не восстановит.

Немовлюка передернуло. Любое упоминание о тихом, улыбчивом и безмерно талантливом электронщике, который разрабатывал всю электрическую часть стенда, вызывало у профессора разлитие желчи. Одна фамилия чего стоит Завезиздров! А главное – при всей своей мягкости и тихости ни разу не послушался, все всегда делал как хотел, на обещания дать защититься не реагировал и в конце концов сгинул неизвестно куда.

Миша Байбак – не хватало ему чуткости в подобных делах, по молодости, видимо, – напротив, живо заинтересовался и развернулся к Вовке:

– А где Юрик сейчас, не знаешь?

Вовка, который тоже держал себя за электронщика, однако понимал, что до Юрика ему и за сто лет не дорасти, буркнул презрительно:

– Бутылки принимает на Вознесенском рынке.

Профессор разразился негодующим монологом о тех, кто способен изменить науке в погоне за длинным рублем…

…но тут без стука распахнулась дверь и в кабинет вошел румяный, гладкощекий и наглаженный Белецкий. За ним следовал, сияя широкой ухмылкой, Павлик Бабешко в распираемом внутренними противоречиями милицейском мундире.

По безмолвной команде профессора завлаб Разин живчиком метнулся звать Школьника, но тот уже неспешно шел к кабинету с отпечатанными бумагами в руке.

Профессор, сделав два шага из-за стола, пожимал руку Белецкому, завлаб тихонько затворял за собой дверь, ассистенты, поднявшись со стульев, переминались с ноги на ногу, а бесцеремонный Школьник, не считаясь с торжественностью момента, хлопнул Бабешко по пузу и спросил:

– Что, Павлуша, все пухнешь от забот?

На что капитан ухмыльнулся ещё шире и ответил своей всегдашней присказкой:

– Пока толстый сохнет, худой сдохнет!

Белецкий подозрительно покосился в ту сторону, увидел, что речь идет не о нем, и сел к столу, поддернув наглаженные форменные брюки. Профессор занял свое место несколькими секундами позже, сделал жест рукой:

– Садитесь, товарищи.

Переждал, пока утихомирятся, и начал:

– Боюсь, не сможем мы вам помочь, Виктор Витальевич…

Белецкий не отреагировал – за столько лет знакомства изучил уже все подходцы старого торгаша.

– …мы тут с товарищами посмотрели – не починить нам стенд. Десять тысяч долларов и три месяца работы. Вот, как видите… – протянул полковнику список.

Белецкий взял листки, остановил профессора движением приподнятой ладони, начал читать.

– Генератор постоянного тока 50 киловатт… в Чураеве их делают?

– На «Электротяге», – так же коротко и быстро отозвался Школьник. Сам за собой не раз замечал, что подстраивается в резонанс собеседнику, – и сердился на себя. Но сейчас оно было кстати.

– Павлик, есть у нас друзья на «Электротяге»?

Бабешко вытащил пухлый «органайзер».

– Начальник отдела сбыта подойдет? Звонил мне вчера насчет техпаспорта.

– Годится. Пороется в неликвидах, найдет… – Белецкий рассеянно потянулся левой рукой к мраморному стакану на столе у профессора, вытащил красный карандаш, поставил в списке жирную птичку. – Так. Что там дальше? Электродвигатель переменного тока 1,2 киловатта, привод гидронасоса… Обратный клапан…

Павлик, не дожидаясь вопроса, доложил:

– Завод «Гидроавтомат», директор – друг Будяка, все бегает с жалобами на таможенников, он в Россию продукцию КамАЗами возит, оттуда комплектующие…

Список непреодолимых проблем в руках Белецкого съеживался, словно шагреневая кожа.

– Так. Ага, перечень работ… Установка тахогенераторов – это что, для электрика работа?

– Для слесаря высокого класса, – отозвался Школьник.

– Это сколько угодно. Слесарей, электриков, такелажников, бетонщиков мы у Никодимова найдем. – Заметив недоуменный взгляд профессора, пояснил: В тюрьме. – Вдруг коротко улыбнулся: – Чураевская тюрьма в книге рекордов Гиннесса числится как самая большая в мире. Только цифры у них устаревшие…

Он дошел до конца списка, перевернул листок, убедился, что на обратной стороне нет дополнительных пунктов.

– Так. Сегодня у нас восьмое. Десятого к вечеру закончим?

– Десятого декабря? – с сомнением переспросил Немовлюк.

– Какого декабря? Следствие ждать не может, мэр погиб, Григорий Васильевич! Десятого ноября, послезавтра!

Профессор возмущенно засопел, откинулся на спинку кожаного полукресла.

– Виктор Витальевич, сколько тебя знаю, всегда ты был авантюристом, но сейчас явно лишнего хватил!

Белецкий глянул на него абсолютно невинным, ну совершенно непонимающим взором, ответил без улыбки:

– Сейчас у меня рычаги длиннее.

Аккуратно сбил листки стопочкой, протянул Школьнику.

– Мне копии сделайте на ксероксе, пожалуйста.

Немовлюк развел руками:

– Нету у нас ксерокса…

Ксерокс был, стоял у Разина в конторке, но картридж кончался, и Немовлюк жадничал.

– А что же на компьютере не набрали? Распечатали бы копии.

– Компьютер что-то барахлит, а принтер вообще никогда как следует не работал, – строил из себя казанскую сироту профессор. – Держу для вида…

Белецкий повернул к нему глаза – вдруг, ни с того ни с сего, совершенно оловянные.

– Да, я свой домашний тоже никак не починю, все руки не доходят, ответил скороговоркой и резво поднялся. – Так я тогда этот список возьму, с пометками.

– Возьмите, у нас второй экземпляр есть, – сказал с улыбкой Школьник.

Ему всегда нравился этот жулик.

* * *

Проснулся я рано, и первая мысль была та же, с какой заснул: надо искать источники информации в ГАИ и в милиции. Дублировать их работу бессмысленно, да и просто нам не по силам. Надеяться, что Слон их результаты добудет… может, и добудет, но где гарантия, что всем с нами поделится? И где гарантия, что милиционеры всем поделятся с ним? И в любом случае, без перепроверки не обойтись.

До восьми я как-то провалялся, пытаясь придремнуть ещё с полчасика, но дальше организм уперся – все-таки за десять дней в больнице отлежался, отоспался, и теперь тянуло его на какую-то активность. Ты гляди, подлечили все-таки, а говорят, ни к черту наша медицина. Оказывается, к черту.

Встал, подумал – и сделал зарядку. Легонькую, просто разминочку, но запыхался и в пот бросило. М-да, слухи о моем чудесном исцелении явно преувеличены… Включил колонку, поторчал под душем, немножко ожил. Побрился. Полдевятого.

Ну как убить время? Сегодня – восьмое ноября, надо быть последней скотиной, чтобы позвонить человеку раньше десяти утра. Э-э, мужик, а кому ты собрался звонить?

Видимо, подсознание исправно трудилось, пока сознание скребло притупившейся двухлезвийной головкой по щекам, и наконец выдало решение. В самом деле, ты же юрист «де юре» – где же тебе искать ход в милицию, как не среди коллег-юристов? Не может быть, чтобы никто из однокашников не пристроился туда!

Я заглянул в спальню. Ася вывернулась на кровати чуть не поперек и дрыхла вовсю. Только сейчас я заметил, что у неё заметно ввалились щеки. Да, хоть и несерьезная у меня болезнь, а побегать ей пришлось, да и мою работу в конторе тоже на себе тянет…

Взыграла совесть, и я отправился на кухню чистить картошку. Конечно, еды полон холодильник, но наутро после праздничного стола хорошо идет что-нибудь простое и нейтральное, вроде пюре.

По закону подлости, молока не оказалось. Я смотался в молочный на Белинскую, а на обратном пути прихватил пару «турецких» батонов – их только подвезли, горяченькие… Ася, правда, их не очень любит, но хлебозаводские последнее время вообще никуда не годятся.

Когда вернулся, Аська разлепила один глаз и объявила:

– Я ещё полчасика посплю…

Минут в двадцать десятого я её все же поднял и погнал под душ. За завтраком она мою идею одобрила, от мытья посуды меня освободила, и я уселся на телефон.

Санька Белевцов меня узнал по голосу, заохал, заухал, рад был безмерно, но ничего в данную минуту полезного не сказал – работал он в частной юридической фирме у Скрипаченко и знал больше жуликов, чем милиционеров.

Толик Грошев, все такой же вежливый и интеллигентный, оказывается, погрузился в науку, числится в аспирантуре и исследует параллели между правовыми нормами Запорожской Сечи, с одной стороны, и кодексами Хаммурапи и Юстиниана – с другой. Из наших регулярно видит только Люду Черкасову, которая работает продавщицей в винном отделе приватизированного гастронома «Лознюковский», ныне «Лувр». Последнее позволяло сделать вывод, что живет Толик не на голую аспирантскую стипендию.

Жоры Жука дома не было, зато Колян Жуков оказался информирован лучше всех, чего и следовало ожидать от старосты группы. Он мне чуть не полчаса выдавал отчет о судьбе, трудоустройстве, адресе и телефоне каждого однокашника. И вот в середине алфавитного списка прозвучал Степка Мовчан, который, как оказалось, сейчас работает в пресс-службе областного УВД, и это не особенно удивительно, если вспомнить, что он ещё со школы баловался литературой…

Я уже рвался к Аське с радостной вестью, но Колян меня не отпустил, пока не выяснил состояние здоровья (удовлетворительное), текущее семейное положение (промежуточное, но отличное), место работы (а-а, лавочка, нечем хвастать), домашний адрес и телефоны, домашний и рабочий (я ему дал номер Марии Леонидовны).

Положив трубку, я вышел на кухню, закурил и задумался – под каким же предлогом добраться до Мовчана, как его разговорить и, не вызывая подозрений, выдоить известную милиции информацию по смерти мэра?

Ася, естественно, проявила живой интерес к моим раздумьям, пожала плечами, удивляясь, какие мужики тупицы, и предложила завтра же собрать всю группу у нас дома по случаю праздника и трехлетней годовщины окончания юракадемии. Или нет, лучше послезавтра, будет нам лишний день на готовку. А за это время, глядишь, ещё какие-то новости выплывут.

– Твой Степка, – категорично заключила она, – после третьей сам о мэре заговорит, а после пятой даст адреса и телефоны любовниц Перепелицы и всех его замов!

– Надо еще, чтобы он был свободен послезавтра…

– Назначь на семь вечера, к тому времени сумеет закруглить служебные дела.

На все у неё готовый рецепт!

– И потом, мы с ним не особенно дружили в те времена – не ссорились, просто разные компании…

– Но это же он не к тебе лично, а на сбор группы приглашен! А если ещё добавишь чего-нибудь жалостного про счастливое избавление от болезни…

Я усомнился в последней детали, но в целом идея была здравая и не вызывающая никаких подозрений. Второй круг обзвона я, естественно, начал с Мовчана и нашел его по служебному телефону (он оказался не просто Степан Павлович, а капитан Мовчан). К моему удивлению и радости, приглашение вызвало у него бурную положительную реакцию, он забожился, что явится, и деликатно поинтересовался, нельзя ли перенести мероприятие с девятнадцати на семнадцать, потому что в понедельник ему придется быть на службе с восьми и уже в полностью протрезвелом состоянии.

Да. Нет на свете людей с неомраченным счастьем.