Текст книги "Товар для Слона"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

На солнышке разморило, я и сам чуть не задремал не хуже кошки, но тут по гравию заскрипели шаги и появился Петр Петрович. Такой уж безобидный дедушка! Твое счастье, шпик старый, что телепаты редко встречаются… Впрочем, твое тоже, шпик молодой… Я постарался унять эмоции и изобразил приветливость на уровне «митте».

Петр Петрович вышагивал с букетом наизготовку – на кой ляд ты его припер, я ещё не умер! – и с кульком апельсинов. На лице его светилась отточенная десятилетиями приятность.

Я поднял голову ему навстречу, дальнозоркие серенькие глазки уткнулись в нагло торчащую из белоснежных бинтов черную трубочку с пробочкой, и мой клиент сбился с ноги.

– Здравствуйте, Петр Петрович, – ослабевшим от страданий голосом проговорил я.

– Здравствуйте, Вадим Андреич, – отозвался он как-то машинально, не сводя глаз с моей шеи. – Как здоровье?

– Прозектор сказал, буду жить.

– А что это вы меня Петром Петровичем величаете?

– А вы что, хотите, чтобы здесь все ваше настоящее имя знали?

– Не тревожьтесь, Федор Гаврилович – это тоже псевдоним.

Вот так тебе, щенку, учись, пока мастера живы… Я шмыгнул носом и промолчал. Впрочем, мастер тоже был не безупречен – все поглядывал на мое украшение. Наконец не выдержал:

– Позвольте полюбопытствовать, Вадим Андреич, что это за странная заколка у вас на повязке? Или, простите, какое-то новомодное электронное устройство, вроде микронаушника? Сейчас у каждого второго что-нибудь в ухе торчит…

Э-э, папа-аша, да ты никак боишься, что я пишу разговор? Ого, моя шалость вышла ещё плодотворнее, чем намечалась!

– Увы, Федор Гаврилович!.. Это всего лишь легочный катетер. Знаете, легкие устроены неудачно – если какая дрянь туда попала, то там и остается. Вроде, например, табачной смолы. А также пыли, на которой абсорбируются радионуклиды, и сажи, собирающей канцерогены. Вот через эту трубочку с пробочкой в меня заливают разные лекарства – попросту говоря, промывают легкие. Чернобыльцам такое удовольствие устраивают два раза в год.

– Господи, так уже ведь десять лет!

– А период полураспада у некоторых особо приятных изотопов – тридцать лет… И не в одном Чернобыле дело. Обыкновенная угольная электростанция выбрасывает в атмосферу больше активной пыли, чем исправный реактор… Ладно, что это мы все о болячках, вы ведь, полагаю, не за тем пришли?

Вот так, пускай первым деловой разговор начинает. Это не шахматы, тут важно не первое слово, а последнее.

Но дедушка не первый день замужем, его таким пустяком не смутишь. Присел рядышком, однако же с подветренной стороны, закурил, чуть улыбнулся:

– Буду накапливать в легких смолы… А вы, гляжу, не закуриваете?

– Здешние лекарства охоту отбивают.

– Ты гляди! Хоть сам ложись да лечись… Ну так что, Вадим Андреич, обдумали наше предложение?

Ага, так это было предложение. В давние наивные времена такое называлось ультиматум.

– Обдумал, как не обдумать.

– И что скажете?

Так, пора подпустить в голос горькую и скорбную нотку.

– Да что тут скажешь, сами видите, в больницу загремел. Недели на две. А то и на все три.

– Вы давеча, помню, упоминали о таких планах, я предположил, речь идет о мероприятии скорее…

Мол, не придуривайся, не помираешь.

– Увы, Федор Гаврилович, скорее не профилактическом, а восстановительном. Терпел сколько мог, сюда пришел, когда болячка за горло взяла… – Я ненавязчиво потрогал безымянным пальцем пластмассовую пробочку катетера. – Ладно. Не будем спорить о терминах. Предложение ваше я, конечно, обдумал – и самым тщательным образом. Дело вы предлагаете серьезное, нужное, привлекательное и по идее, и по финансовой стороне. Но увы – видит око, да зуб неймет…

Старый лис слушает, кивает, сигареткой попыхивает. Приятно улыбается…

– Сам я из строя вышел надолго. Персонал у меня грамотный, но в оперативном плане неопытный. Хороший оперативник у нас всего один – Андрей Сычев, вам, вероятно, известный. Вдвоем с ним мы были бы полезны, на деле «Татьяны» неплохо сработались…

– На деле «Татьяны» вы не только с Сычевым неплохо сработались, отозвался Власов с добродушной ухмылочкой.

А-а, не удержался дед, ударил по подставленному шару! На Асю намекает. Ну да, шел-то я в «Татьяну» с оперативными целями, а повстречался, похоже, со своей судьбой…

Я скромненько улыбнулся:

– Но, извините, возможности моей партнерши ограничены информацией, так сказать, находящейся в обращении. Попросту говоря, ОБС – «одна баба сказала». Неужели вас это привлекает?

Господин Власов встал, отнес окурок в урну. Аккуратист дедуля.

– А я, позвольте напомнить, об этом прямо говорил в прошлую нашу беседу. Именно привлекает. Рассчитывал, конечно, и на ваши оперативные способности, но тут выбор шире…

Самое время запаниковать – как же без меня, мол?

– Погодите, Петр… э-э… Федор Гаврилыч, что ж это вы торопитесь меня со счетов сбрасывать? Не навечно же я сюда залег!

Оч-чень я занервничал, закурил даже – черт, через силу курю, противно! Горячусь:

– Послушайте, не вчера же вы вдруг надумали по этому лицу сведения собирать, думаю, давно работаете, поняли уже, копать глубоко надо, значит, неделя-другая дела не решает. Вот я чуть подлечусь, смогу перейти в дневной стационар, тогда и появится у меня время для работы по вашему заказу.

Он голову чуть набок наклонил, бровью повел, наконец кивнул утвердительно – согласен, мол.

– Конечно, раньше праздников мне из больницы и на полдня не выйти. Но, думаю, шестого со второй половины дня…

– Ну так уж шестого… праздник есть праздник, Вадим Андреич. Будем считать, оперативную работу начнете дней через десять…

Ага, скушал! Тогда вперед:

– Заказ и договор, конечно, вы можете с Анной Георгиевнойсоставить без меня, думаю, не сочтете за труд заглянуть в нашу контору, благо здесь рядом, она сейчас на месте, условия, вами предложенные, мы обсудили и нашли приемлемыми…

Это я такой деловой, ком-мерсант, как господин Пэ-Пэ изволили выразиться. И стрекочу дальше:

– Я ей, с вашего разрешения, соответствующую записочку черкну…

Достаю из кармана блокнотик и ручку, строчу:

«Ув. А. Г.! Прошу оформить заказ и договор с ф. СИАМИ на информационный поиск по согласованному ранее перечню вопросов, условия те же: возм. расх. + 30 % + догов. вознагр. по конкр. р-там».

Подписал карлючкой, протянул дедулечке, не складывая. Он просмотрел, кивнул, упрятал в старое портмоне. Оттуда же извлек сложенный в несколько раз листок.

– Я так и надеялся, что вы разумно отнесетесь к нашему предложению…

Гнида ты старая, считаешь, взял меня за глотку?

– …захватил с собой, так сказать, официальные данные – где родился, на ком женился. Будет с чего начинать.

– Я просмотрю, а позже передам Анне Георгиевне, пусть начинает работать.

– По мере появления результатов информируйте. Телефончик вы знаете. Звонков ваших я буду ждать вечером.

– Если вечером, то, наверное, после восьми.

– Вот и ладно. Время связи – с двадцати сорока пяти до двадцати одного тридцати.

– Пароль? – я постарался спросить серьезно.

О, да нашим службам безопасности, оказывается, чувство юмора не чуждо! И даже улыбаться они умеют.

– Пусть тот, кто будет звонить, скажет, что его интересует славянский шкаф.

– И окажется, что шкаф уже продан, но есть кровать с тумбочкой?

И мы оба вежливо рассмеялись.

Глава 9
Частное ракло

– Ричард! Я не хочу таких дел! Спроси у Сурика, я дома ни во что такое не лез, жил трудом, и здесь не хочу ввязываться. Мне надо живым и на свободе быть, мне семью кормить…

– Валера, успокойся, дорогой! Дело совсем пустяковое. Никакой крови, никаких трупов. А если прицепятся за железо – всегда тебя отмажем и за все заплатим, и дети твои будут сыты и одеты.

– Детям надо при отце расти, а не скрывать, что отец в тюрьме.

– Валера, уважаемый! Мне неловко тебе напоминать, но когда в Гагре уже стреляли, Руслан не говорил, что опасно, что не хочет ввязываться, – он послал людей и помог тебе и твоим детям.

Валера стиснул зубы, на скулах заходили желваки.

– Хорошо. Никто не скажет, что Валера Костылин не знает чести и долга. В случае чего объяснишь моим детям, что их отец – мужчина.

Ричард, как и в прошлый раз, тайком оглядел «Жабу», вынул бумажник, отсчитал десять пятидесятидолларовых бумажек.

– Это задаток. Сделаешь дело – ещё два раза столько получишь.

Валера, не пересчитывая, спрятал деньги.

Ричард убрал бумажник, достал из наружного кармана снятую на ксероксе схемку – часть карты города.

– Вот это место знаешь?

Валера взглянул на схемку.

– Знаю, конечно. Это же…

Ричард остановил его движением руки.

– Ничего не говори вслух, только да и нет, – предупредил негромко. Ты же ту неделю в ночь работаешь?

– Да, вывозим грунт с площадки…

Ричард снова поднял ладонь.

– …вот этой, – Валера показал пальцем. – Обратным рейсом везем песок с… вот отсюда, отсыпаем дорожное полотно.

– Твое задание – в ночь с понедельника на вторник, в четыре пятьдесят утра стоять вот здесь, за двадцать метров от перекрестка, с работающим дизелем…

* * *

В четыре двадцать Валера разгрузился, дернул машину пару раз, чтобы высыпался весь песок и, уже на ходу опуская кузов, двинулся в сторону карьера. Однако не доехал, выключил фонари и резко свернул в переулок. Груженый, с песком, он проскочил маршрут быстрее обычного, чтобы оторваться от Николая, 13–26, который ездил следующим за ним, и потому сумел исчезнуть незаметно.

До назначенного перекрестка ехать было примерно семь минут. Валера остановил КамАЗ на пустыре, не доезжая километра. Здесь у него с вечера было приготовлен сверток – за наполовину разворованным забором вокруг какого-то долгостроя. Огляделся по сторонам, никого не увидел, вытащил из-за забора гнилой мешок. Внутри, завернутые в целлофан, лежали два номера – передний и задний, скрученная трубочкой бумага, рулончик липкой ленты и даже ножницы. Гаечные ключи он специально не готовил – это добро у порядочного шофера всегда в машине, тут никто не прицепится.

Он быстро сменил оба номера, потом прикрыл бумагой надписи «Автопредприятие Метростроя» на дверцах кабины и аккуратно закрепил бумагу липучкой. Прогладил ленту, чтобы везде прихватила, а то на ходу может ветром отодрать. Бумага была синяя, почти точно под цвет кабины, ночью разницу никто не заметит.

Глянул на часы – минут шесть ещё в запасе. Положил ключи в бардачок, взял большую отвертку, обошел колеса, выковырял щебенку, застрявшую кое-где между шашками протектора. Незачем особенные следы оставлять, резина и так не новая, если начнут докапываться, могут найти. Что-что, а такие тонкости он знал. Детективные книжки все читают, только всем важно знать, что наши ихних поймали, а Валеру больше интересовало, как именно удается найти и поймать, когда люди с головой вроде бы все продумали и предусмотрели, а сыщики все равно ухитряются иголку в стоге сена разыскать… Ладно, то, допустим, в книжках, а в жизни не всегда, но Валера понимал, что рассчитывать человек должен не на везуху, а на себя. Кто сделал все возможное сам, тому и удача улыбнуться может…

Сел в кабину, ещё раз огляделся, не осталось ли что незакрепленное, и застегнул ремень. Над ним весь гараж посмеивался из-за этого ремня, но он отвечал всегда одинаково: «Если я убьюсь, ты моих детей вырастишь?» Сам купил ремни, сам поставил – и на своем месте, и на пассажирском, и если сажал кого, заставлял пристегиваться. И никогда никому не рассказывал, как ещё совсем молодым повез девушку кататься на «жигулях» и столкнулся с пьяным на «Волге». Конечно, непристегнутые ехали. Сам-то вовремя отреагировал, уперся руками в баранку, а девушка выбила головой лобовое стекло, повредила шейные позвонки и на всю жизнь осталась калекой… После того случая месяц не мог за руль сесть, хотел вообще из водителей уйти, но зарабатывать все-таки надо…

На месте он оказался точно в назначенное время. Выключил фары, два раза мигнул подфарниками. Впереди коротко вспыхнул огонек, похоже, от спички, засветилась сигарета. С ночи было пасмурно, рассвет запаздывал, Валера едва различал поперечную улицу впереди и темный высокий забор на другой стороне.

Ждать было противно, сильно колотилось сердце, на лбу и на висках проступал пот. В кабине воняло, совсем дерьмовую солярку вчера залил, что ли? Да нет, движок тянул нормально. Нервы, наверное…

Сигарета на той стороне начала смещаться в левую сторону, вот уже почти поравнялась с углом, сейчас скроется… Валера моргнул подфарниками. Огонек остановился.

Теперь пот уже заливал всего, и под мышками, и по хребту. Начала ныть спина – Валера не сразу сообразил, что упирается руками в баранку, а телом вжимается в спинку сиденья. Перевел дух, чуть расслабился. Ну чего ты, чего? Обещал же Ричард, что никаких трупов! Э-э, жалко ему пообещать, что ли? Нет, если мужчина пообещал, значит, так и будет. Руслан честь знает. Надо будет убить – прямо скажет, втемную не пошлет…

Наконец огонек впереди засветился чуть ярче, поднялся, опустился… Валера выжал сцепление, воткнул вторую. Покачал баранку вправо-влево пощупал люфт. Довернул чуть вправо.

На улице по асфальту потянулась с левой стороны светлая полоса чьи-то фары.

Сигарета впереди снова поднялась и опустилась, потом ещё раз, потом застыла – и вдруг резко полетела в сторону, вправо.

Валера отпустил сцепление – резче обычного, и газу прибавил тоже резче обычного. Одновременно успел включить дальний свет.

КамАЗ прыгнул вперед, вылетел на перекресток и ударил краем буфера в светлую легковушку. Валера даже не успел разглядеть, что за машина, заметил только, что удар пришелся высоко, почти под крышу. Со звоном посыпалось стекло, заскрежетал металл, лучи от фар легковушки метнулись с дороги на ту сторону, на забор и тротуар – и осветили вдали человека с собачонкой…

Валера резко вывернул руль вправо, ударил по тормозам, самосвал развернуло, тряхнуло… Теперь и его фары высветили собачника…

Проскакивая мимо него, Валера полностью вырубил свет. Мелькнули слева освещенные ворота в заборе, ещё сто метров – правый поворот, квартал, ещё раз вправо, теперь потише, включить подфарки, ближний свет, спокойно к тому долгострою…

Все, дело сделано. Быстро сменить номера – и как можно скорее вернуться на линию. И так уже три рейса пропустил…

О том, кто был в машине, он старался не думать. Пусть этоостанется на совести Руслана.

* * *

Лейтенант Родионов снял фуражку и обтер пот со лба. Было б c чего потеть, самый конец октября, только рассвело, тут мерзнуть впору… Но все-таки, когда сам в первый раз расследуешь дорожно-транспортное происшествие, поневоле взопреешь. Тем более, такое дурацкое.

Он в двадцатый раз огляделся по сторонам.

«Москвич-2140» светло-серого цвета стоял, уткнувшись левымпередним колесом в бордюрный камень тротуара. Угол к оси дороги – градусов сорок. Крыша сбита набекрень – поехала у тачки крыша, тут у самого скоро поедет… Стойки, конечно, завалены, правая дверца и крыло – вмяты и прочесаны, стекла… Вон, вся дорога в стеклах.

А самое главное – нет тел. Допустим, пассажиров могло и не быть – но водитель-то куда девался? Вылетел при ударе, подхватился и сбежал? Теоретически мог вылететь – левой передней дверцы вообще нет. Только почему дверцы нет?! Он что, с собой её унес, водитель этот? И номеров нет… Ну, допустим… допустим, угнал машину, номера снял, газовал сдуру, залетел под грузовик – тот тоже хорош, выскочил на Т-образный перекресток, на главную дорогу, не осмотревшись… правда, ночь, место глухое, думал, никого не будет в такое время… Все равно, правила есть правила! И главное, не остановился, сволочь, смылся с места ДТП! А помощь оказать жертвам, а сообщить и дождаться прибытия ГАИ? Преступник!

Только где жертвы? С какой скоростью «Москвич» ехал – не установить, тормозного следа нет, ну да, дорога темная, не видел, что тут перекресток, не ожидал опасности. А уклон на улице не настолько большой, чтобы тормозить. Хотя, конечно, уклон есть, надо сказать сержанту, чтобы не забыл занести в протокол… Но если не видел перекрестка и не ждал столкновения, то почему света от грузовика не заметил? И как он уцелел? Вылететь он мог только после удара колеса о бордюр – а его до того крышей бы придавило… или голову снесло… А может, и нет – если был не очень высокого роста и непривязанный… И куда дверца делась?!

– Тарищ лейтенант, – донеслось из-под битой машины, – погляньте на колеса…

Родионов присел, заглянул под «Москвич», куда показывал лучом фонарика младший сержант… как его, все фамилия из головы вылетает… Кривопузенко? Козолупенко? А переспросить неловко… Так что там с колесами?

Да ничего вроде особенного, колеса как колеса.

– Колеса прямо стоят, – деликатно объяснил младший сержант Козупица. У сержанта все-таки это было не первое ДТП, и он уже знал в общих чертах, как должна выглядеть битая машина. Потому и заметил, потому и полез. Сейчас прямо светил фонариком – а лейтенант, салага, смотрит и не видит. Погляньте, трапеция заклинена… Видите, там железки с болтами? Колеса только прямо и могли стоять…

Он выполз наружу, поднялся, подошел к проему на месте левой передней дверцы. Присветил фонариком.

– О, а тяги дверцы целые! Она не сорвалась, её нарочно сняли!

Теперь и Родионов начал соображать.

– Так вы говорите, Козо…

– Козупица я, тарищ лейтенант…

– Ну да, прошу прощения, – торопливо извинился Родионов, – получается, машину специально готовили? А зачем?

– Наверно, чтобы можно было поставить носом в нужную сторону, включить скорость, а после бросить сцепление и выскочить… И акселератор, наверно, дрючком каким-то заклинили, а он при ударе вылетел, надо будет пошукать в салоне… А то б движок заглохнул…

– Но для чего это все?

– Может, какую-то диверсию задумали, там дальше, на повороте, ларек торговый, как раз в него мог «Москвич» врезаться…

– Тоже мне, стратегический объект! – засомневался Родионов.

Козупица смущенно завертел головой.

– Ну не знаю, это я так, придумалось, по автомобилям я что-то соображаю, а это…

У Родионова же в голове оформлялась куда более красивая версия: «Москвич» готовили, чтобы подставить под тот грузовик… например, в порядке мести водителю или хозяину… Но хватило ума промолчать и не выскочить с такой догадкой – она ещё глупее, чем диверсия против ларька с шоколадками и жвачкой. Тем более, попробуй подгадай, когда тот грузовик тут проедет – разве что специально заманили на точный момент… Все равно, тут же до секунды надо время вымерить, упреждение рассчитать… Лезут в голову глупости какие-то. Неловко будет перед капитаном с такими версиями выступать…

Его отвлекло нетерпеливое повизгивание. Только тут Родионов вспомнил о свидетеле.

– Товарищ сержант, а что свидетель показал?

– Говорит, видел тот КамАЗ…

– КамАЗ? Он что, разбирается в машинах?

– А сами спросите.

Родионов двинулся к свидетелю. Мужчина был немолодой, здоровенный и пузатый, а собачонка у него на поводке – совсем никудышная, малявка какая-то лохматая.

– Государственный автоинспектор лейтенант Родионов! – представился лейтенант по всей форме. – А вы, простите?

– Пенсионер Мисочка Антон Антонович! – отрапортовал свидетель. – Я все видел!

– Ну, ну! – подбодрил Родионов.

– Легковушка шла сверху, по прямой, фарами светила. А КамАЗ-самосвал вылетел из переулка, прямо в бок ей стукнул, вывернулся – и наутек! Прямо мне в глаза фарами, Чарлика моего чуть не зацепил, паразит!

– Вы точно видели, что КамАЗ?

– А как же! Кузов рыжий, в косую линейку, а морда темная. Да что я, КамАЗа не отличу?!

– А может, «Татра» или «Вольво»!

– Никак нет, этих я в жизни не видел и не знаю, а КамАЗа знаю! Да вы найдете, сами увидите!

– Найдешь его теперь…

– Так номер же известен! Я лично номер заметил – когда он мимо ворот пивзаводского склада проезжал, там свет яркий. Записывайте! Ваш сержант уже записал, и вы запишите, крепче будет! «Че-Эр 62–00»! «Частное ракло»! Мисочка радостно захохотал. Чарлик поднял лобастую морду и тявкнул.

– Чего-чего частное? – не понял Родионов.

– Ракло! Ты что, ни разу не грамотный? Вор, значит! Точно, жулик, как ударил легковушку, так и смылся сразу, чуть нас с Чарликом не раздавил, там впереди какой-то товарищ стоял, курил – я потому и заметил издали, иначе и не увидел бы, темно ещё было – так он перепугался, бросился удирать, вскочил в машину и уехал!

– Разрешите доложить, тарищ лейтенант, свидетель раньше про товарища не упоминал…

– А чего упоминать, это ж не он легковушку переехал! – сострил Мисочка. Похоже, ему нравилось быть свидетелем, он ни капли не смущался и говорил очень охотно.

– Вы, гражданин, говорите, он на машине уехал?

– Ну да!

– А с какой стороны он сел в машину – с тротуара или с дороги, на водительское место? – допытывался сержант.

– А не знаю, я же на самосвал смотрел, а после, когда он скрылся, тогда уже повернулся – увидел, что машина уезжает, красные фонарики.

Родионов хмурил брови. Он что-то не мог припомнить такого кода на государственных номерных знаках – «ЧР».

– Так об этом номере…

– Не сомневайтесь! Ясно видел, я ж дальнозоркий, а возле склада сами видите, какой свет яркий! Номер желтый, буквочки черные – «Че-Эр 62–00», 62 я запомнил, потому что сам живу в шестьдесят второй квартире, а два ноля есть два ноля! Ну и Че-Эр – само собой, частное ракло! Я когда пацаном был, на всех частных машинах такие стояли, а кто в те времена мог машину купить? Только раклы!

Козупица тем временем пробежал к указанному месту и начал там чуть ли не на четвереньках ползать с фонариком. Наконец вернулся.

– Точно, тарищ лейтенант, стоял там автомобиль, предположительно ВАЗ-2101 или 21011, насколько я смог по отпечаткам шин установить. И курящий товарищ был – вот, бычок свежий, предположительно от «примы» или «полета», без фильтра, но на глаз не скажу, он до фабрики выкуренный… А с того места, где он курил – там пепел на асфальте – как раз переулок просматривается, и человек не просто проходил, а стоял там, раз пепел на одном месте…

Родионов задумался – очень уж не хотелось на первом же деле лапки задирать, звать на помощь, но картина ДТП была нетипичная, очень его смущала – и он вытащил рацию и вызвал дежурного по райотделу.

– Товарищ капитан! Связывайтесь с городской ГАИ, пусть наряд высылают, тут что-то странное, похоже на инсценировку… Мы с сержантом будем место происшествия охранять и свидетеля придержим, пока они подъедут… Григорий Степанович, разрешите вопрос: что такое ракло? Свидетель говорит, значит вор…

– Та шо я тебе, словарь? Федоренко и Шошин? В свободное от службы время узнаешь и мне доложишь!

* * *

– С интересным вопросом обратился к нам телезритель Родионов… Ракло – чисто чураевское выражение, означающее «вор». Родилось оно в давние времена, когда чураевскую епархию возглавлял иерарх Ираклий. Тогда в нынешнем здании журналистского факультета на Бурсацком спуске располагалась бурса, и учащихся называли «ираклиевцы». Когда вечно голодные бурсаки вырывались на волю, они толпой неслись вниз по спуску, на Вознесенский рынок, и на бегу хватали с прилавков все, что успевали. Поэтому торговки все время поглядывали на спуск и, завидев бегущую толпу, поднимали крик. А поскольку кричать «ираклиевцы бегут» не очень удобно, у них это слово звучало как «ракловцы», а потом сократилось до «раклы»…