Текст книги "Товар для Слона"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Глава 22
Праздничная трудовая вахта

Белецкий, сдерживаясь, чтобы не бежать, чинно поднялся на второй этаж управления. Не пристало заму начальника скакать по лестницам, как какому-нибудь лейтенантику. Бабешко, посапывая, топал следом. Через приемную – общую со вторым замом Будяком – полковник следовал уже в более привычном темпе, однако у стола секретарши (тоже общей) тормознул.

– Галочка!

Тамила Андреевна невозмутимо подняла голову.

– Позвони Деду и первому, что я на месте. Тарасович у себя?

Тамила Андреевна невозмутимо кивнула.

– Павлик, дай список, сам иди ко мне в кабинет!

Белецкий для порядка постучал к Будяку, открыл дверь, не дожидаясь ответа, и влетел внутрь.

– Разрешите, товарищ полковник? С поклоном до вашей милости, Эдуард Тарасович! Выручай, нужно потрясти директора «Гидроавтомата», говорят, он твой закадычный друг!..

– Это он друг, когда ему надо Леню Матюченко уломать, – презрительно проворчал тощий, сухой и колючий Будяк. – И чего тебе от него нужно?

– А-а, полкило железок…

Будяк потянулся с карандашом к перекидному календарю, но Белецкий мгновенно пресек это явное поползновение отложить дело до конца праздников:

– Для экспертизы по делу Коваля!

Будяк вздохнул, порылся в длинном телефонном блокноте, ткнул кнопку интеркома:

– Тамила, найди мне хоть из-под земли Тимченко Сергея Ивановича, – и продиктовал три телефона.

Белецкий тем временем вылетел в приемную, включил ксерокс и наснимал копий. Шлепнул один комплект Будяку на стол, обвел красным карандашом нужные позиции, накорябал внизу: «ЧАДУ каф Немовлюка».

Таинственное словечко «ЧАДУ» не подразумевало ни чьего-то потомства, ни призыва дать больше копоти – это была всего лишь аббревиатура от названия «Чураевский автодорожный университет».

– Тарасович! Если ему понадобятся подробности, переключи на меня!

Негодующе пфукнула дверь кабинета, возмущенная несолидной резвостью третьего зама, в кабинете ещё пару секунд металось между стенами эхо его последних слов. Будяк буркнул что-то нечленораздельное, но тут деликатно квакнул сигнал интеркома, и Эдуард Тарасович потянулся к кнопке, мысленно перестраиваясь на вежливый разговор с Тимченко, который свое директорское достоинство ставил очень высоко.

Белецкий между тем, подпрыгивая от нетерпения, слушал неспешную телефонную беседу Павлика Бабешко с начальником сбыта «Электротяги». Павлик, озабоченно покосившись на начальство, оборвал собеседника:

– Станислав Минаич, я же сказал – одиннадцатого с утра техпаспорт на «Колхиду» будет у вас… нет, не у вас, у меня на столе. Пришлете человека – получит. А сейчас вам подробнее объяснит заместитель начальника областного управления внутренних дел полковник Белецкий Виктор Витальевич… – и подсунул Белецкому визитную карточку.

– Товарищ Коханый, надо помочь следствию…

Бабешко недовольно покрутил носом. Несолидный все-таки тенорок у Виталича, и скороговорка… Будяк бухающим басом куда скорее убедил бы…

Но Белецкий знал, что убеждает не голос, а информация.

– Сделаем-сделаем, сам поговорю с начальником ГАИ Гармашом, я же в его кресле пять лет сидел, мы с ним друг друга скорее поймем, но у него сейчас все люди в разгоне, ищут какой-то генератор, без которого нам ЧАДУ не может провести экспертизу, смерть мэра нераскрытая висит… Какой? Сейчас… Белецкий прочитал по списку полное наименование. – Ах, это ваша прежняя продукция? Мне вот Бабешко говорил, а я не поверил, вечно он все перепутает и никогда толком не сделает, если я за ним лично не присмотрю… Так я к четырем часикам пикапчик подошлю… Нет, не тринадцатого, а сегодня! – В тенорке внезапно зазвучал металл. – Ничего, мы тоже все на работе… С бухгалтерией поговорить успеете… Станислав Минаич, у вас же эта железка наверняка в неликвидах, только висит на балансе, а сколько убытков, если «Колхида» с продукцией ещё пару недель на посту «Перепелкино» простоит?.. Ну конечно, конечно… Подумаем. Будет в четыре генератор – в четыре десять будет техпаспорт. Это у капитана Бабешко одиннадцатого с утра, а у полковника Белецкого – восьмого в шестнадцать десять!.. Договорились, договорились, лады, если что – звоните…

Брякнул трубку, ухмыльнулся, резко выдохнул, вдохнул и уткнулся носом в список.

– Вот самописец меня смущает, ростовское производство…

* * *

Профессор Немовлюк промурыжил подчиненных ещё добрых два часа, составляя план работ и перемежая деловые разговоры возмущенными выпадами в адрес болтуна Белецкого. Подчиненные помалкивали, только завлаб Разин время от времени поддакивал и кудахтал, вспоминая ещё какую-нибудь прореху в материальной части. Наконец, в третьем уже часу, собрались расходиться – но тут зазвонил телефон.

Григорий Васильевич снял трубку, сообщил, что Немовлюк слушает, после чего действительно слушал сорок секунд и ошарашенно положил трубку.

– В семнадцать часов привезут генератор…

Смотались в «Сераль», перехватили, выбрав что подешевле, вернулись на кафедру и Разин побежал за черными халатами. Обрядились – у ассистентов, на зависть Школьнику, нашлись в шкафу рабочие брюки и старые ботинки – и принялись расчищать от завалов лестницу и проходы в подвале. Разин метался туда-сюда, добывая то метелку и тряпку, то лампочку, то ведро. Наконец со скрипом открыл дверь в помещение, где ржавела генераторная установка. Вовка Носовой, ворча под нос, перещупал кабели, прозвонил предохранители на мраморном щите, пожал плечами, взялся заматывать какие-то концы черной изолентой.

Без пяти пять профессор лично поднялся из подвала наверх, прошел к воротам и предупредил вахтера, что должны привезти оборудование. Тот потребовал пропуск на ввоз в праздничный день, профессор высокомерно объяснил, что ввозить будет милиция, а кроме того, ввозить, а не вывозить, но вахтер, пенсионер из отставников, сделал суконное рыло, и Немовлюк принялся названивать ректору домой, ректор внушительным тоном похвалил вахтера за бдительность и дал разрешение, вахтер же, наглец, заявил, что человек он новый, голоса по телефону ещё не выучил, кроме голоса начальника охраны Полухатко… Но тут загудел автомобильный сигнал, вахтер выглянул в окошко и увидел «газель»-полуторку с водителем в форме, майором милиции рядом и двумя молодыми милиционерами в кузове.

Немовлюк порывался нажать кнопку открывания ворот, вахтер без всякого почтения оттер его в сторону, взял ключ и пошел отпирать замок.

Полуторка, слегка присев на левое колесо, остановилась возле дверей кафедры, водитель посигналил, хозяева вышли встретить – и уныло уставились на генератор. Был он толщиной с хорошего кабана, лоснился консервационной смазкой и весил, судя по виду, добрых полтонны.

– Такелажники сейчас будут, – успокоил майор.

И верно – через пять минут во двор въехал «черный ворон», из кабины выскочил невысокий худощавый старший лейтенант с живым интеллигентным лицом, сдернул с головы форменную фуражку, огляделся и, поправляя на носу очки в тонкой золотистой оправе, с радостной улыбкой бросился к Школьнику.

– Борис Йосич!

– Колечка, это ты?! Что ты тут делаешь?!

– Такелажников вам привез! Как услышал, что к нам в институт посылают наряд, сразу попросился сопровождать! Здравствуйте, Григорий Васильевич! Владимир Иванович… Миша… Володя…

Видно было, что такое нарушение субординации несколько задело профессора, но Колечка Шинкаренко, бывший лаборант кафедры и студент-вечерник, Йосича обожал, бегал к нему за советами, обменивался книжками и в конце концов делал у него диплом. Надо сказать, что доцент, который вообще испытывал ко всем своим дипломникам отцовские чувства, в этом парне просто души не чаял и до сих пор убивался, что такой толковый и пытливый юноша не стал заниматься наукой, а по совету родного дядьки подался в тюремщики.

Тем временем из задка тюремной машины спустились два охранника с автоматами и собакой, а за ними потянулись крупные как на подбор мужики в темных робах и телогрейках.

Шинкаренко закурил, спросил:

– Генератор куда, в подвал?

– А-а, Коля, ещё не забыл? – улыбнулся Разин.

– Да ну, сколько раз я на старом щетки менял! Вы как собирались его по лестнице? Наверное, лучше через окно… Гаврилов, Митюк! Ну-ка примерьте размеры приямка.

Гаврилов или, может быть, Митюк, вытащил из внутреннего кармана телогрейки желтый складной плотницкий метр, с помощью напарника обмерил приямок подвального окна, потом генератор в кузове. Кивнул.

– На месте бы глянуть, гражданин старший лейтенант…

– Пошли, глянем!

Колечка резво застучал каблуками вниз по лестнице, Гаврилов с Митюком потопали следом.

Профессор поднял глаза на милицейского майора, спросил потихоньку:

– А не опасно?

Майор пожал плечами.

Школьник неловко поежился – ему было стыдно.

Кто-то за спиной у него буркнул:

– Козел.

Другой голос внятно произнес:

– Николаю Сергеевичу не опасно.

Доцент оглянулся. Заключенные выстроились сзади полукругом, конвоиры курили в сторонке, собака сидела, вывалив набок длинный розовый язык. Cудя по всему, сказал, что не опасно, остриженный под машинку крупный мужик среднего возраста с добрым деревенским лицом. Глянул вскользь на Школьника, чуть заинтересовался.

– Это не вы Борис Иосифович будете?

Школьник удивился, кивнул.

– Он рассказывал.

Тем временем Колечка, целый и невредимый, вынырнул из подвала с криком:

– Так там же ещё старый генератор не сняли!.. Владимир Иваныч, ключи найдете?

Появился Гаврилов, уточнил:

– Двадцать семь на двадцать четыре, две штуки, и семнадцать на девятнадцать.

Митюк тем временем почти без слов расставлял людей по местам.

* * *

Медовый женский голос в трубке проворковал:

– Борис Иосифович? С вами будет говорить президент Пятницкий Генрих Сократович.

Школьник недоуменно поднял брови. Насколько он помнил из только что прослушанных вечерних новостей, президента звали как-то иначе.

– Борис Иосифович, мне дал ваш номер господин Белецкий! Товариществу «Медаппарат» стало известно, что вам требуется самописец, но названная мне модель давно снята с производства. Мы могли бы представить современный эквивалент, если вы будете любезны уточнить характеристики.

Ах, вот это какой президент…

– Стандартный сигнал постоянного тока, четыре канала, скорость протяжки бумаги хотя бы пятьдесят миллиметров в секунду, но лучше сто. Питание можно от сети. Вы записываете?

– Да-да, у меня включена запись… Сколько штук?

– Простите? – не понял Школьник.

– Сколько самописцев вам нужно?

– Один!

– Завтра в десять в университете вам удобно?

– Вполне.

– Благодарю вас, уважаемый Борис Иосифович.

– Послушайте, господин президент, но я не уверен, что университет сможет оплатить…

– О чем вы говорите? Когда просит господин Белецкий…

Школьник выругался себе под нос.

– Простите? – переспросил вежливый голос в телефоне.

– Я ругаюсь матом, – объяснил Школьник. – Небось, если бы я сам пришел…

– Ну почему же сразу так… Вы в приемной комиссии не работаете?

– Не работаю! – рявкнул Школьник. – И никогда не буду работать! Впрочем, тут же успокоился, ухмыльнулся и добавил: – Я принимаю зачеты, экзамены и подписываю к защите дипломные проекты.

– Ну вот видите! Очень приятно было побеседовать, если что – прошу прямо ко мне.

Президентский голос умолк, в трубке запикало.

– Вот гниды! – сказал Школьник.

– Он будет мне рассказывать! – отозвалась жена фразой из анекдота. Что там такое, опять неприятности?

– А, пошли они… Слушай, Ритуля, я сегодня видел Колечку Шинкаренко! Ты помнишь Колечку?

* * *

Юрика Завезиздрова доцент Школьник нашел на Вознесенском рынке в начале девятого. Юрик, как всегда вежливый, с мягкой улыбкой, сидел на рыбацком раскладном стульчике возле расстеленного брезента, на котором стояли квадратами по типоразмерам принятые бутылки, и расплачивался с симпатичной худощавой женщиной.

– Нет, шампанских бутылок не принимаю, мне их самому некуда сдавать. Не берет винзавод, а в Артемовск везти – слишком дорого, вы же не захотите по пятачку сдавать?.. Спасибо, всего хорошего.

Школьник смотрел – и сердце кровью обливалось. Ладно, за столько лет уже можно привыкнуть, что опытные проектировщицы работают уборщицами, а заводские инженеры торгуют газетами в метро и «гербалайфом» вразнос. Но к Юрику это «ладно» не относилось. Этот золотой парень, золотая голова и золотые руки, имел необычайный талант. Ха, сегодня толковый электронщик не редкость. Но когда толковые электронщики один за другим задирали лапки и твердили, что при таких первичных датчиках никакая электроника не снизит погрешность до нужных двух процентов, Юрик, помуркивая под нос, набычив голову, прохаживался из угла в угол, потом бормотал: «Подумать надо», а через три дня запускал схему, которая давала те самые два процента. А ещё через неделю или две притаскивал самодельный датчик, работающий на каком-то совершенно нахальном принципе и дающий (естественно, с его схемой) погрешность полпроцента. А кроме всего, он любил фантастику, с ним можно было со смаком поболтать, и ни разу в жизни он ни одной подлости не сделал.

– А-а, Бори-ис! – расплылся в улыбке Юрик, поднимаясь навстречу. – И ты принес бутылки сдавать?

– А шо такое? – Школьник выделил голосом местное «шо». – Или я уже с доцентской зарплаты не могу выпить бутылку?

– А что, заплатили зарплату? – изумился Юрик.

– Ха, ещё в марте!

Школьник сердито хохотнул, Завезиздров грустно улыбнулся.

– Ладно, Боря, я подозреваю, ты в праздник в такую рань не просто потрепаться пришел?

– Юрик!.. – воскликнул Борис Иосифович – и замолчал.

Ну в самом деле, как уговорить даже очень хорошего человека, чтобы на несколько дней бросил занятие, которым кормит семью, и закопался в дело, которое ему не только не принесет ни копейки (ни славы, ни хотя бы публикации), но и заставит снова столкнуться с бывшим любимым руководством?

Юрик терпеливо улыбался, и был он весь кругленький – круглоголовый, круглолицый, чуть подплывший в талии. «Пушистый, домашний», – как выразилась когда-то одна коллега.

Наконец сказал:

– Ну хорошо, я все понял и согласен.

– И что ты понял?

– Что ты пришел не от хорошей жизни, что тебе что-то срочно нужно сделать, наверно, противное и бесплатное…

– …но зато такое, чего никто в городе сделать не сможет! ощетинился Школьник. – Юрочка, надо срочно реанимировать твою измерительную систему на лабораторном стенде.

– А что, кому-то ещё нужен стенд? – иронично удивился Юрочка.

– Милиция просит провести экспертизу тормозов «Москвича», на котором разбился мэр.

– И что же им надо, чтобы тормоза оказались виноваты или не виноваты?

Школьник резко выпрямился, хотел уже высказаться, но потом сообразил, что это все же Юрик, – и выдохнул.

– Юрик, мне глубоко наплевать, что им надо, я напишу то, что мне покажет экспертиза!.. А она что-то покажет, если ты оживишь стенд.

Завезиздров привычно набычился, глянул из-под левой брови.

– И когда это все надо?

– К понедельнику.

– И что ты с этого будешь иметь?

Школьник пожал плечами, ответил фразой из очередного анекдота:

– Как тот, что работал лебедем в зоопарке: мокрый зад и длинную шею… И Мише Байбаку будет на чем эксперименты провести.

– А что, кто-то ещё делает диссертации? – все так же иронично удивился Юра. – Подожди, это какой Миша, это твой любимый дипломник?

– Он уже пять лет как ассистент…

Юрик подумал, поднял голову.

– Ладно, сегодня работа максимум до двух, потом приедет Надежда за бутылками, пока загрузим…

– Какая Надежда?

– Наша Надюша Ольшанская, бывшая аспирантка, она ездит на ГАЗ-52, купила, у нас с ней вроде артели, её детишки мне помогают на погрузке и выгрузке…

Школьник выматерился, Юрик пожурил его, что, дескать, браниться некрасиво, а ещё интеллигент, Школьник рассказал, что ещё одна бывшая аспирантка, Мария, ударилась в религию на полном серьезе и стала сектанткой, и тут уже Юрик выматерился. Поболтали ещё немного, приняли пару сумок стеклотары, причем Школьник аккуратно расставлял её по сортам, как командовал хозяин, договорились, что Юрик появится около пяти, – и вдруг он спохватился:

– А привод работает? Мне же надо, чтобы ролики вертелись, я без этого систему не отлажу и тахогенераторы не выставлю.

– Вчера в десять вечера запустили новый генератор! – с торжеством объявил Школьник.

– Ну ты подумай!.. – Юрик покачал головой, поднял глаза: – Слушай, а кого ещё надо убить, чтобы все забегали и все начало работать?

Глава 23
Пресс-релиз

Говорят, что с бедой надо ночь переспать. Уж не знаю, как с серьезными бедами, а с заурядными хлопотами – точно!

Утром Вэ-А, значительно менее сумрачный, чем вчера, отобрал у меня мой распрекрасный «Вальтер ППК» вместе с запасным магазином и коробкой патронов (платочком брал, профессионал, и платочком же вытер). Я толком рот раскрыть не успела, а он уже спросил зловещим тоном:

– Что, три года хочешь с собой в сумочке носить? Ты же, умница, не спросила у Алексея, на кого зарегистрировано оружие, где оно должно находиться… Это я с ним сам обсужу. А ты, пожалуйста, больше таких глупостей без спросу не делай. Ладно?

– Ладно.

Я была уверена, что Алексей все продумал, но если Дима так запаниковал, то пусть в самом деле с ним разберется и успокоится… Мысли мои сегодня были заняты совсем другим. Я и не смогла бы сейчас разговаривать насчет всех этих дел с Манохиным и его дурацкой слежкой. Хотя, наверное, зря…

Но у меня одновременно выкипала фасоль на плите и отчего-то чихали-перхали горелки в духовке. То ли старость, то ли тараканы. Добрых полчаса пришлось биться насмерть с этими горелками, пока плита наконец соизволила заработать как надо. Я поставила в духовку бисквит и смогла наконец переместиться в комнату: поворачивать стол, стелить скатерти, сервировать… И тут же кинулась к Димке с воплем:

– Слушай, хозяин, а как ты собираешься усадить двадцать шесть человек за этот ломберный столик?!

– Во-первых, не двадцать шесть, а… м-мэ… двадцать четыре, во-вторых, не такой уж и ломберный, а вполне раздвижной, а в-третьих, мы сейчас заглянем к Стасику. Пошли.

Стасик жил этажом выше, и пришли мы, оказывается, очень вовремя: сосед, уже в уличной одежде, собирался с женой и дочерью в гости к женатому сыну, догуливать последний вольненький денечек. К просьбе относительно стола он отнесся с пониманием и тут же снял с подставки телевизор. Я довольно скептически глянула на это сооружение – длиной подставка была около метра, но в ширину на ней и две десертные тарелочки не стали бы. Сам же Стасик, мужчина рослый и пузатый, скептически глянул на меня.

– Слабоватая у тебя рабсила, Вадим, – буркнул он пренебрежительно и рывком повернул подставку от стены. – Вы, девушка, раз уж пришли, можете пару стульчиков взять. Стулья ж тоже понадобятся, или на доски будешь гостей сажать?

– Сегодня придется на доски, – вздохнул Дима. – Народу много будет.

– Ну тогда возьмешь кухонные табуретки, – решил Стасик. – Люська, Муська, протрите табуретки, дайте девушке!

Муська сложением своим живо напомнила мне Надежду Палну, только у ней экватор был не на бедрах, а на талии. У Люськи же, лет восемнадцати с виду, все ещё было впереди. Хотя и на боках уже хватало.

На лестнице слышалось характерное подъемно-транспортное кряхтение и бурчание мужиков, Муська окинула меня скорбным взглядом, успокоила: «Ничего, ты ещё молодая» и вручила две табуретки, а юная Люська подхватила ещё пару и решительно двинулась следом за мной, шлепая тапочками.

Как оказалось, Стасикова подставка под телевизор – это не какая-то там несчастная тумбочка, а шикарный раскладной стол-книжка минимум на дюжину посадочных мест, а если среди гостей найдется хоть несколько лиц нашего с Димкой тощего сложения, то и на все четырнадцать… «А если найдется пара Мусек?» – опасливо подумала я, но поспешила отогнать от себя мрачные видения.

Глянула на часы – и поняла, что за всеми этими бегами и прыжками привести себя в порядок не успеваю. Расстроилась, честно говоря. Да что толку? С той готовкой, что на сегодня осталась, Вэ-А мне не поможет…

Хорошо еще, что не согласилась на Димкины уговоры: «Да брось, не возись, что-нибудь попроще сообразим».

С этими «не возись» и «попроще» я знакома. Стыда потом не оберешься, если ленивых мужиков слушать.

Помню, дело было лет пять назад, может быть, четыре. Мой братец Алька опять надумал жениться. Дело хорошее, кто спорит. Надо идти к будущим родственникам знакомиться. Папка с мамой даже на дачу не поехали, мылись-чистились, красоту наводили.

Собрались, цветы купили, приехали.

И стол вроде. И бутылки, и сладкое. Но… Братец, как потом выяснилось, постарался. Заявил авторитетным тоном: «Не возись, что-нибудь сварганим по-быстрому». Девочка, Инна её звали, и не возилась. Купили всякого, бутерброды нарезали. Торт фабричный.

Сидим… Беседуем… Смотрю я, а Инночки-то за столом и нет. В кухне она спряталась, от стыда, что Альку послушала, талантами не блеснула. Тот, конечно, тоже хорош! Наша мамочка – такое ОТК, такой спец! Для неё кухня почти все. А тут будущая жена (!) любимого сына (!!) – да не умеет готовить!!!

Мамуля свое возмущение и выразила. Даже не очень мягко. Я бы тоже на месте Инны со стыда сгорела… Хотя потом Алька так и не женился, как и остальные разы. Но, думаю, не по кулинарным причинам.

Вспомнила я тот давний стыд, хоть и чужой. Да чтобы я такое по отношению к себе допустила! Ни-ког-да! Вот и парилась возле духовки, пока «ласточкины гнезда» поднимались.

Дима крикнул из комнаты, что закончил столы расставлять. Я велела взять полотенце и протереть всю посуду – тарелки, рюмки, фужеры. Посмотрела на часы: успеваю! Значит, удастся мне себя хоть чуть-чуть украсить…

Как водится, гости, званные на пять, с трудом укомплектовались к шести. Пока познакомились, пока расселись… Выпили за праздник, за встречу… И пошло-поехало.

Я даже толком никого не рассмотрела – слишком много сразу чужих людей. Они выпивают-закусывают, я мечусь из кухни в комнату и обратно. То соль, то компот, то салфетки… В общем, как обычно.

Дима гостей разговаривает. Хотя профессиональные юристы, как и следовало ожидать, и сами оказались не дураки потрепаться. Но все как-то не о деле…

* * *

Вроде пустяк – три года, но сказались. Потолстели, отощали, повзрослели, поседели, женились… Ребята-то у нас очень разные были, от таких стариков, как мы с Коляном, до полных салажат прямо со школьной скамьи, вроде Людочки Черкасовой и Дениски Повстенко. Не вся группа собралась – кое-кого нет в городе, Гриша Шевчук уже два года в Канаде, а Костя Иванов вообще в Новой Зеландии. Потерялась связь с Альбертом Казанджяном, даже Колян ничего не слышал.

Мне приходилось не забывать роль хозяина, хотя командовал, конечно, староста Колян – а я потихоньку новеньких жен знакомил с Асей, она вокруг себя женскую секцию собрала… Заметил, что Толик со Степкой завелись – у них с тех времен ещё какие-то контры – ну, утащил Толика посмотреть, как я сделал скользящую дверь на кухню и тем выиграл половину квадратного метра полезной площади…

Слава Богу, в шесть сели за стол. Первый тост за трехлетие, потом три минуты тишины, заполненной хрупом и чавом челюстей, второй тост за дружбу, третий, как положено, за дам – и уже начала работать смазка, вечер покатился положенной колеей…

* * *

Незаметно до девяти время добежало. Кто-то начал домой собираться, другие поднялись следом. В общем, через полчаса нас осталось совсем немного: четверо мужиков при Диме, трое дам вместе со мной.

Прекрасные леди в несколько рейсов отволокли на кухню всю грязную посуду, а мужики открыли балкон и под чудом уцелевшуюбутылку «Ай-Петри» начали решать государственные дела. Как обычно.

Солировал господин Мовчан. Голос у него оказался очень громким, а спиртное только добавило ему зычности. И потом, все-таки фигура пресс-представитель областного УВД. Человек, который все и всегда обо всем знает. Не шутка…

Сначала я прислушивалась так, что уши под волосами шевелились, но быстро разочаровалась, когда поняла, что он долго и подробно рассказывает о таинственной перестрелке летом в Садах у Химтеха… Чуть ли не сам все видел, от первого до последнего трупа.

Вот странно, а я его там даже не заметила. И кем он, интересно бы узнать, командовал: мюллеровскими бандюгами или слоновьими?.. Ох и трепачи мужики!

Других голосов слышно не было, похоже, мужчины внимали ему восхищенно. Только Вэ-А ухмыльнулся мне, когда я в очередной раз меняла грязные пепельницы на чистые.

Слушать Мовчана можно было из любой части Диминой квартиры – громкий голос перекрывал и плеск воды, и лязг посуды, и шум газовой колонки.

Под старые новости мы вымыли посуду. Кире, жене Мовчана, удалось заначить в нашу пользу бутылочку шампанского – она своего пресс-атташе и дома слышала, а потому меньше отвлекалась. Когда последняя тарелка была вытерта, мы устроились с бокалами за кухонным столиком (пыталась зазвать в спальню, но бабы дружно воспротивились, на кухне привычнее) – надо же и прекрасным дамам хоть чуточку поболтать о своем, о девичьем. Во-первых, они тоже люди, а во-вторых, знают ничуть не меньше, а иногда и больше некоторых осведомленных мужиков.

Но Мовчана переорать не получалось.

Так мы и услышали, можно сказать, «из первых уст», полную информацию о знаменитой трагедии. Я в своих прогнозах не ошиблась, оратора наводить на тему не пришлось…

* * *

После массового исхода остались Жуков, Мовчан, Ваня Мирошник и Леня Подкопаев. Степке лестно было показать перед «стариками» свою значительность и информированность – в студенческие времена он все-таки пацаном против нас был – и он рассказал о гибели мэра куда подробнее, чем в выступлении по телевидению. Права была Ася, наводящих вопросов не потребовалось.

– Авария произошла, это вы знаете, там, где сейчас южный выход из станции метро «Петровское поле», на объезде, между заборами. Как показало изучение ситуации и тормозных следов, «Москвич» мэра…

Ваня его прервал:

– А говорят, мэра на «рено» возили? Или я что-то путаю?

– Нет, ты ничего не путаешь, – снисходительно ответил Мовчан. – По служебным, официальным делам он действительно ездил на представительском «Рено-Сафран». А в личное время – на своем «Москвиче-2140». В тот вечер он возвращался от матери, она у него на проспекте Воли живет.

– Поехал бы как все, прямо до Выжлятников, а потом по Хазарской может, и сейчас живой был бы, – философски заметил Жуков.

– Эх, Колян, знал бы, где упадешь, соломки б подстелил, – вздохнул Леня.

– Предположительно, он хотел проехать по трассе новой линии, посмотреть, как идут заключительные работы, – внес разъяснение Степка, впрочем, свидетельств на этот счет нет. Следы на месте аварии показали, что «Москвич» шел в общем потоке транспорта, следом за грузовиком, скорее всего КрАЗом, гаишники тут единодушны. Грузовик затормозил перед поворотом, мэр тоже, его занесло на полосу встречного движения и он столкнулся с другим КрАЗом, самосвалом. Водитель самосвала пострадал, но, по мнению врачей, выживет. Показывает, что перед поворотом его ослепили фары встречного автомобиля, внезапно появившегося из-за огражденного забором поворота, он машинально притормозил, но «Москвича» вообще не видел, только ощутил удар при столкновении…

Тут Степка сделал многозначительное лицо:

– Сами понимаете, что такое «Москвич» против КрАЗа! В лепешку… Боюсь, хоронить придется в закрытом гробу, хотя окончательное решение на этот счет пока в столице не принято…

Мне показалось, что насчет столицы и закрытого гроба – это из области уничтоженного залегания геологических слоев. По крайней мере, рожа у Степки в этот момент соответствующая стала. Важно умолк, подбавил себе коньячку. Я тут же разлил остаток всем поровну. Иначе этот проглот сам все вылакает, тут он со студенческих времен не изменился…

Зашла Ася, принесла пару чистых пепельниц, вопросительно глянула на меня – я чуть подмигнул, мол, все нормально.

Степка дождался, пока она вышла, и продолжил:

– Сейчас перед следствием стоят два вопроса. Во-первых, как вы сами уже заметили, почему он поехал через Проспект. Тем более, если учесть, что водитель он был не очень опытный, за рулем чаще сидела жена, так что логично ему было выбрать более простой маршрут, где лучше дорога и меньше светофоров. И во-вторых, где он пропадал пятьдесят минут.

Вот тут Мовчан действительно добился драматического эффекта – у всех глаза на лоб полезли.

* * *

Что-то у мужиков вдруг стало тихо. Я не выдержала – заглянула в комнату. Мовчан сидел с такой довольной мордой, как будто он – Агата Кристи и только что подкинул читателям неразрешимую загадку. Но Димка сделал одной половиной лица свирепую рожу, пришлось смыться и слушать громовой таинственный шепот господина Мовчана из кухни.

* * *

– Катастрофа произошла в двадцать часов пятьдесят одну минуту – это время показывали остановившиеся в момент удара часы на щитке «Москвича». Допустим, плюс-минус пять минут, Коваль был насчет времени человек аккуратный, вряд ли у него часы могли сильно врать. Свидетелей нет, сам момент столкновения никто не видел, кроме пострадавшего водителя самосвала, но ему было не до времени.

– Да уж, – вздохнул Леня Подкопаев.

– Ребята, только дальше – не для распространения. Мне, сами понимаете, все сообщают без купюр… – Степка сделал небольшую паузу – вот показушник! – …но в интересах следствия об этом пока надо молчать. Итак, как показала мать погибшего, Коваль уехал от неё незадолго перед программой «Время», хотел её уже дома посмотреть. Значит, самое позднее без четверти восемь. От дома матери до места катастрофы нормальной езды девять минут, даже если еле-еле ехал – минут двенадцать, от силы – пятнадцать. И вот вопрос: где же он ещё пятьдесят минут пропадал? А?

– Да мало ли где! – Ваня Мирошник пожал плечами. – Может, на тех же станциях метро останавливался.

– Такая версия рассматривалась, но на станциях его никто не видел.

– Мог заехать в магазин за бутылкой или за хлебом, а то просто катался – некоторые любят так усталость снимать…

– Он торопился послушать программу «Время», а охрана утверждает, что это у него был обязательный пункт в распорядке дня, – авторитетно опроверг Колину гипотезу Мовчан.

– А кстати, где ж была охрана?

– В личное время он не позволял за собой следить.

Я вспомнил рассказанные Асей сплетни:

– Кагановская линия метро считает, что он ехал от любовницы.

Мовчан сделал непроницаемое лицо: мол, знаю что-то или не знаю, а сплетничать не буду.

– Дело житейское, – вздохнул Леня Подкопаев, – но как-то несолидно, заскочить на полчасика…

– А чего! – оживился Мовчан, но голос понизил. – Подумаешь, солидно, несолидно…

– Ладно тебе, Степка, не балабонь, – оборвал его староста. – То ты, а то мэр… Значит, час времени пропал?

– Скорее, пятьдесят минут.