Текст книги "Весь этот джакч.Дилогия"
Автор книги: Андрей Лазарчук
Соавторы: Михаил Успенский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
Медицинские новости
…Весь разговор с господином Рашку я самым подробным образом пересказал Князю на крыше санатория следующим днём.
Не рассказал только о том, что стоял на крыльце дозерской конторы и слушал, как в военном городке на плацу погранцы слаженно исполняют «Горную Стражу». С нашей стороны им вторили солекопы в пивных и барах – но в каждом заведении вели свою песню. А из самой конторы вырывался жуткий стон штаб-майора…
Словом, был обычный тихий вечер в городке Верхний Бештоун.
Но стало мне до того не по себе (да чего там – перепугался, как пацан), что рванул я, не оглядываясь, до самого отчего дома.
Мойстарик уже пришёл со смены и, должно быть, страшно удивился, что хамоватый отпрыск бросается ему на шею, плачет, несёт всякий джакч, просит прощения неизвестно за что…
На следующий день мы сидели с Князем на крыше санаторского флигеля.
Я рассказал всё, минута за минутой, умолчав только про мои подозрения относительно радара. Просто чтобы не уводить разговор в сторону.
И не сказал, ясен день, про Лайту – потому что пандейские князья известные психопаты.
Ихнее сиятельство слушали и, судя по роже, производили в уме какие-то расчёты.
Тогда я добавил:
– Прикинь – вот было бы мне уже столько, сколько Гондону – так что, я бы тогда штаб-майору всё-всё по честняку выложил? И про мужика в лесу, и про стрелялку его? Не смог бы утаить? Дозеры, наверное, джакнутых взрослых даже не допрашивают – те им сами с порога докладывают о том, что знают и чего не знают… Это как же получается? Взрослый человек сам себе не хозяин?
И тут глянул на меня Князь как папа на любимого сыночка.
– Поздравляю, старик. Наконец-то додумался. Давно пора. Хочешь быть хозяином себе – записывайся в выродки со всеми вытекающими…
– Как это – записывайся? – спрашиваю. – Тут ведь главным образом наследственность… Кому как повезёт…
– А сам-то ты, – говорит, – каким хочешь стать?
– Нормальным, – говорю. – Чтобы и человеком оставаться, и чтобы башка не болела…
Вспомнил тут же майорский стон – и аж передёрнуло всего. Это же каждый джакнутый день, утром и вечером…
– Так не бывает, – говорит Князь. – За всё нужно платить.
– Так наследственность же, – говорю.
– Не знаю, – говорит. – По-моему, тут от самого человека всё зависит.
– А доктор по-другому объясняет… – говорю.
– Слушай его больше! Он же сам джакнутый! Вот смотри – по утрам и вечерам гвардейцы орут «Славу Отцам», погранцы «Горную Стражу» и так далее. Восторг и ярость выражают. А доктор Моорс, к примеру, что делает?
– Лекцию нам читает! – говорю я. – Аж слюни по сторонам летят! Из гимназических никто так не может!
– А если бы мы вообще очканули в санаторий прийти? – загоняет Князь меня в угол.
– Тогда Пауку!
– А если бы и Паука не было? – не отстаёт корешок.
– Так его и не было, – говорю я. – Доктор его специально из разных мертвецов сшил, чтобы было кому мозги сношать…
Князь руками замахал:
– Сыночек, опомнись! Это мы сами же и придумали!
Действительно, что-то я не того… Зарапортовался…
– Кстати о Пауке, – говорю, чтобы реабилитироваться. – Когда доктор разоряется, господина Айго что-то не видно рядом. Вот что он тогда делает – яростно восторгается сам собой или корёжит его где-нибудь в чуланчике?
– В самом деле, – говорит Князь. – Надо будет как-нибудь проследить… Или Рыбу попросить… Кстати, Рыба уже джакнулась, поздравляю. Вчера ночью слышу – бормочет. Тихонько встал, подошёл к двери, чуть приоткрыл. У неё на зеркальном столике свеча горит и соль горкой насыпана. И в эту соль она из пипетки капает вроде как кровью. И приговаривает – только не на беду, как Паликару, а на здоровье…
– И вовсе девушка не джакнулась, – сказал я. – Просто не может она без чаромутия. Бабкино воспитание. Кому от этого вред? Тем более, что сбывается… Кое-когда… Стой! О чём это мы толковали, пока Рыба не возникла?
– О том, что от личности всё зависит, – сказал Князь. – Эти, как их доктор величает, эманации Мирового Света, видимо, услиливают то, что в человеке раньше заложено было. То, что никакой пропаганде сдвинуть не под силу… Знаешь, за что на самом деле отца из Гвардии попёрли?
Впервые на моей памяти так и сказал – отца. Не «господина полковника»!
– Если нельзя, то и не говори, – сказал я.
– Тебе – можно, – сказал Князь. – История совершенно дурацкая. Был День Отцов. Торжественное построение, приём в действительные бойцы Гвардии и всё такое. Жена полковника Апцу притащила портативную кинокамеру – хотела запечатлеть, как ихнему сыночку вручают берет и перчатки. Запечатлела весь праздничек. И потом всем гостям целый год крутила этот киношедевр, до тошноты. Сначала извольте фильм, потом застолье… А среди гостей случился как-то один дотошный дозер. «Ну-ка, – говорит, – отмотайте немного назад»…
– И что? – я даже дыхание затаил.
– Оказывается, этот дозер был в своё время простым «топтуном» и здорово насобачился читать по губам. Вот он и углядел, что полковник Лобату орёт не «Славу Отцам», а старый имперский гимн, тот самый – «Чаша Мира наполнена славой»… Ну и всё. Кончилась карьера…
– Ерунда какая, – сказал я. – Ну забылся…
– Не забылся, – сказал Князь. – Просто присягу два раза не дают. Во всяком случае настоящие офицеры.
– Ну и сволочь ты, Динуат, – говорю. – Таким отцом только гордиться можно, а ты…
– Не твоё дело!
Тут бы мы, несомненно, крепко помахались, да дело было на крыше. А драться на крыше хорошо только в кино, потому что в кино-то непременно упадёшь на воз сена.
Однако вокруг санатория «Горное озеро» никаких возов сена не наблюдается.
Может быть, именно поэтому крыша -самое наше любимое место. Отсюда очень далеко видно во все стороны. И понимаешь, почему древние считали, что Саракш есть содержимое Чаши Творца.
Дальние-дальние Три Всадника, кажется, нависают, как три когтя, надо всем Горным краем, и карабкаться на эти вершины, скорее всего, придётся по отвесному наклону, «отрицалке»…
На самом деле это не так, и до войны скалолазы на Трёх Всадниках то и дело совершали восхождения, обогащая горцев-носильщиков. Целое племя этим кормилось. Теперь, поди, вернулись к своему исконному ремеслу – разбою…
…– Ладно, – говорю. – Проехали. Не хватало мне ещё за чужого отца переживать – своего страдальца хватает… Слушай, Князь, а может, всё дело в половом созревании?
– Не срастается, – говорит Князь. – Мы вот с тобой вполне себе созрели, но песни-то пока не орём! И выродков тогда лечили бы путём кастрации, и наследственность заодно пресекли…
– Интересная мысль, – говорю. – Подскажи её господину Рашку… Кстати о нём! Болтаем слишком много! И слишком много он про нас знает! И про часы, и про револьвер…
– «Отчичи» стучат, – отвечает Князь. – Это у них называется «сигнализировать». И вообще в маленьких городках все всё друг про друга знают. Господин Рашку может просто целый день сидеть да пялиться в окно – и будет в курсе всех дел Верхнего Бештоуна…
И тут мне пришёл в голову очередной умственный джакч.
– Князь, – сказал я. – А по-твоему, кем лучше быть – джакнутым или выродком?
– Неверная постановка вопроса, – сказал Князь. – Не лучше, а достойней! Тогда ответ очевиден. Поэту, например, положено всегда быть в оппозиции к существующему режиму… Если это, конечно, настоящий поэт… А вот солекоп – существо по определению верноподданное…
Но сцепиться мы не успели, потому что загрохотала жесть.
Жестяной лист мы нарочно кладём под чердачной дверцей, ведущей на крышу – чтобы никто не смог подкрасться незаметно.
Не смогла и Рыба.
– Мальчишки! – закричала она. – Вы должны это видеть!
– Чего видеть?
– Пациента нашего!
– На кой он нам сдался? – спросил я. – Сама же сказала, что он кабачок… Или он вдруг заговорил на древнекидонском?
– Нет, ещё интересней… Сами увидите!
– У нас тут важный разговор, – сказал Князь. – Кстати, девушка – он у вас так и лежит в комбинезоне и ботинках?
– Зачем в комбинезоне? – обиделась Рыба. – Сняла я с него всё, как заведено в больнице…
– Срезала, что ли?
– Полагается с ожоговых срезать, – сказала Рыба. – Но ничего не вышло. Ножницы чуть не сломала. Потом догадалась, как с этой одёжкой обращаться…
Вот снова она нас приложила!
– Ну и как? – спрашиваю.
– Очень просто, – сказала Рыба. – Я же знаю, где на обычном комбинезоне положено быть швам. И по этим местам стала водить пальцем – вверх и вниз. Когда вниз – шов расходится. Когда вверх – наоборот. Как «молния», просто невидимая. Только однажды замешкалась – оказалось, на груди там застёжка косая, как у мотоциклиста… Чистенько сняла, лишней боли не причинила… Да и ткань не прикипела, не пришлось отрывать…
– Ну и как пациент? – спрашиваю.
– Рост выше среднего. Сложение атлетическое. Термическое поражение первоначально составляло девяносто пять процентов тела…
– То есть как это – составляло? – сказал Князь.
– А так, что теперь только восемьдесят. Заживает чуть ли не на глазах. Доктор считает, что всё дело в составе крови, то и дело гоняет меня за пробами…
– А ты-то как считаешь? – сказал Князь и подмигнул мне украдкой.
– Я сделала всё, что могла, – вздохнула хитрая ведьма. Про ворожбу свою не упомянула.
Ну ничего, сейчас я тебя поставлю на место!
– Рыба, – говорю. – А у него как – во всех местах сложение атлетическое?
Добрая бы девушка покраснела – но только не Рыба! Ах, да, мы же теперь медики циничные!
– Сейчас объясню, – сказала Нолу Мирош. – Вот у вас, мальчики, я знаю, есть маленький пистолетик. Так вот вы, мальчики, достаньте его и маленько застрелитесь от зависти! Вот какая у него атлетика! Жаль только, что он из варваров – нижнего белья не носит…
– Не пистолетик, а револьвер, – буркнул я потому, что нечего было больше буркать. И, кажется, сам покраснел вместо Рыбы.
Как бы избавиться от этой привычки? Хотя Гус Счастливый набирал в ряды своих «неустрашимых» именно тех, кто краснел…
– А комбинезон? – сказал Князь. – Ты его что – так распоротый и бросила?
– Я порядок знаю, – сказала Нолу. – Комбинезон я сперва попробовала постирать. Но он не намокает! И он совсем был не грязный! Изнутри он совсем другой, чем снаружи. Это трудно объяснить, но сами увидите. И ещё там что-то вроде младенческой прокладки приспособлено… То есть его можно носить практически не снимая… Ну, я его аккуратненько свернула и положила на хранение. И предметы, которые в карманах нашла, в той же коробке лежат… Хотя у него карманы – не как у нас карманы…
Два идиота! Даже обыскать «сбитого лётчика» не догадались!
– А что за предметы, Нолушка? – сладенько так поинтересовался Князь.
– Да как обычно у мужиков – всякие болтики-гаечки, – сказала Рыба. – Вот вы и разберитесь, что там такое, а то я до сих пор ещё опись не составила… Не напишешь ведь «коробочка номер один», «трубочка номер два»…
– Разберёмся! – радостно вскричал Князь.
У меня тоже отлегло от сердца. Могла бы ведь и не сказать ничего. А там, может, есть штуки посильнее «мушкета»… Главное, не показать самозваной сестре-хозяйке Рыбе свою в них заинтересованность… Подумаешь, какие-то штучки-дрючки…
– А что это мы должны видеть? – спросил я. – Чем ты нас ещё удивишь?
– Мы с доктором подвергли пациента ментоскопированию! – и голосок у Рыбы стал звонкий-звонкий. – И никакой он не кабачок! Он очень даже соображает у себя в коме! А то ведь ментоскоп зря простаивает…
Так. Значит, «Волшебное путешествие» всё-таки настигло меня…
– Только от вас тоже помощь потребуется, – сказала Рыба.
– Что за помощь? – спросил я.
– Постель под ним поменять, – сказала Рыба. – Вообще обиходить. Неприятно, конечно, но потерпишь, Сыночек. Это тебе не с благородной барышней на диванчике кувыркаться…
Окаянная Рыба! Горная ведьма!
Да можно ли в этом мире сохранить хоть одну тайну?!
Воспоминания ниоткуда
Оказалось, что напрасно я боялся. Во всех смыслах напрасно.
Во-первых, с работой санитаров мы справились. В госпиталях служат такие же, как мы, парни, и ничего, не блюют, в обморок не падают… А наш пациент, сказал доктор Мор, ещё не самый страшный. Вернее, поправился он, уже не самый страшный…
Во-вторых, сообразил я, что Рыба никакая не ясновидящая, просто она прикинула – Лайта может быть дома одна. И кое-что такое про Лайту знала или слышала. Вот и хотела взять меня на понт, как господин Рашку. Но был я уже учёный и не поддался.
В-третьих, ментоскоп показал нам совсем не «Волшебное путешествие».
Доктор смотрел на экран и бормотал:
– Этого не может быть. И этого тоже. А уж такое и вообще ни туда, ни сюда… Серьёзное повреждение мозговой ткани… Да что там – сварились у него мозги… Не повреждение, а перерождение… Возникновение новой личности… А с ней и новые воспоминания… О том, чего не было и не могло быть! Вот потому-то, ребята, ментограммы и не принимаются в суде, как доказательства. И даже на допросах используются редко…
Первый сеанс был коротким. Экран затянуло туманом – это означало, что пациент заснул.
Мы увезли его на каталке из ментокабинета обратно в подвал, в лабораторию. Рыба несла капельницу. Беднягу переложили на процедурное ложе. И тут меня осенило:
– Господин доктор, – говорю. – Зачем болезного катать взад-вперёд? Ментоскоп вещь неподъёмная – значит, перетащим сюда шлем, экран, прокинем из ментоскопной кабель… У нас в гимназии преподаётся спецпредмет – монтаж шахтного электрооборудования. Так что сделаем в лучшем виде!
Поглядел на меня доктор и чуть не зарыдал:
– Не верил я, – говорит, – что когда-нибудь и от вас, негодяев и бездельников, польза будет!
И достаёт откуда-то (скорее всего, из бороды) ключи от «магистра».
Он иногда разрешал нам покататься – в зависимости от настроения и в качестве поощрения. Только недалеко, хоть и не водится в наших краях автоинспекции.
Интересно, кому бросит он ключики – Князю или мне? Ведь идея-то моя!
Но полетели ключики прямо в плавники Рыбе.
– Нолу сейчас поедет на станцию, – сказал доктор. – Мне нужно отправить послание в Академию. Вы там помогите ей – и за работу. Айго проследит, чтобы не халтурили…
И скрылся в своём кабинете.
А я-то надеялся, что господин Моорс, как всегда, поручит всё Пауку! Да уж, инициатору – первый пинок…
Мы с проклятиями вынесли с кухни несколько эмалированных бачков с грибами и разместили их на заднем сиденье автомобиля. Сиденье Рыба предусмотрительно прикрыла плёнкой.
– Доктора придётся брать в долю, – озабоченно сказала Рыба и тяжело вздохнула. – Но это выгодней, чем каждый раз попутку ловить. Я подсчитала.
– Нолу Мирош, – проникновенно сказал я. – А не пошла бы ты… замуж за Мойстарика? Он такой же деловой. И я бы наконец стал сыном богатых родителей…
– Всю жизнь мечтала до самой смерти стирать солекопские кальсоны, – сказала Рыба. – Ладно, мальчики. Плюньте мне вслед – на удачу…
И укатила.
А мы плюнули и пошли к Пауку за инструментом и кабелем. Домик, в котором располагались технические службы санатория, восставшие психи почему-то не тронули. Вот там господин Айго и обосновался.
В его мастерской меня посетила ещё одна восхитительная идея – просверлить дырку для кабеля из ментоскопной прямо в подвал. Но Паук постучал себя по голове и своими ручищами показал, какой там толщины бетон и какова длина сверла. Прямо бомбоубежище для богатых психов, а не подвал!
Не прошла моя рацуха. Так что хватит ли нам одной катушки – ещё вопрос.
Разделал я кабель, подсоединился к ментоскопу по всем правилам – и поползли мы вдоль по коридору к подвальной двери.
Почему-то мне очень не хотелось, чтобы проводка бросалась в глаза, и вёл я её под самым потолком аккуратно, без провисаний.
Князь, как личность творческая, таскал стремянку и давал время от времени полезные, по его мнению, советы:
– Натягивай, натягивай сильнее, а то не хватит!
– Сеструху свою натягивай, – строго сказал я и немедленно полетел со стремянки – чуть все гвозди не проглотил…
…Доктор Мор в своё время провозгласил, что все наши взаимные мордобойства есть следствие подавляемой обществом юношеской агрессивности, и тут главное – чтобы не было в руках предметов тупых и тяжёлых либо колющих и режущих.
Как на грех, у меня в руке был молоток, а у Князя – монтажный нож.
И разозлился я почему-то сильней обычного…
Но тут вместо драки Князь как заорёт:
– Понял я! Понял! Никакой это не бред! И никакая это не страна великанов!
Тут и я понял, о чём он. И забыл про молоток. И вспомнил про самое главное.
Там, на экране ментоскопа, жили весёлые люди громадного роста в ярких курортных одеждах. Чистые светлые лица улыбались, приближались вплотную к экрану, что-то говорили…
Потом великан в синем свитере и великанша в клетчатом, как тюремный, комбинезоне ходили вокруг очень странного дерева, усыпанного вместо листьев мелкими тёмно-зелёными иголками. Они украшали это дерево гирляндами разноцветных фонариков, большими зеркальными шарами, пёстрыми фигурками, изображающими разных фантастических зверей. На самой верхушке поместилось что-то вроде переросшего озёрного гриба, только красного цвета и с короткими щупальцами. Под деревом лежали перевязанные лентами разноцветные коробки – должно быть, с подарками, как на свадьбу. И стояла большая кукла, изображающая старика с белой бородой. Одет дедушка был так, словно квартировал в рефрижераторе или был тем самым Снежным Шаманом из горской легенды, который заморозил Трёх Всадников.
Потом пробежала крупная кошка неведомой породы – почему-то с хвостом…
– Он не в коме, понял? – кричал Князь. – Доктор ничего не просёк, потому что джакнутый и уверен, что всё должно быть по науке! А вот наш лётчик живо сообразил, что такое ментоскоп, и показывает всё по порядку!
– По какому порядку? – спросил я. Ну почему я такой тупой?
– Это его детские воспоминания, Сыночек! Ребёнку все взрослые представляются великанами – папа с мамой, родня, гости…
– Ну не знаю, – сказал я. – Ничего такого не помню. И великанов не помню – меня в этом возрасте на закорках таскали то Мойстарик, то дядька… Так что я сам был тогда великан!
– Человек, – важно сказал Князь, – в принципе помнит всё. Вообще всё. До мелочей. Только он этого не знает…
– А зачем нам его уважаемое детство? – сказал я.
– Ну почему ты такой тупой? – сказал Князь. – Как нормальный человек пишет автобиографию? По порядку: родился, учился, женился, служил там-то и там-то… Вот и он так хочет…
– А почему тогда кошка с хвостом? – сказал я – больше-то крыть было нечем.
– Значит, там, откуда он родом, кошки с хвостами, – сказал терпеливый Князь. – У кошек же есть рудиментарный хвостик? Значит, когда-то был и полноценный хвост… Или будет… Или будет?
От этой ценной мысли глаза у поэта остекленели и упёрлись в одну точку. Зрелище было довольно страшное.
– Вот видишь, – сказал я, – какая у тебя в мозгах подвижка произошла. А если бы я тебя ещё и молотком приласкал? Ты бы вообще мировое открытие сделал! Лучше гвозди собери, кигикалка пандейская!
Это такая лесная птичка, гроза белых клопов. Клюв у неё – чисто пандейский носяра!
…Провозились мы с проводкой до вечера. Потом пересмотрели на сто рядов все записанные ментограммы. Вопросов только прибавилось.
Почему семья пациента живёт в натуральном дворце или музее? На обычное людское жилище что-то не похоже… Или он там у себя был наследником престола?
Почему в этом дворце-музее посуду (на вид весьма дорогую) после обеда не моют, а сгребают в какую-то стенную нишу? Почему туда же бросают одежду, отходя ко сну? У них что – каждый день новые тряпки?
Каким образом наш маленький герой оживляет свои игрушки? И кого они изображают? Местных божков и чудовищ? То огромные глаза и уши, то нос-указка… А вот вроде бы нормальная хонтийская лошадка, только чёрно-белые полосы у неё не вдоль туловища, а поперёк…
Одного только медведя, пожалуй, ещё можно узнать.
Ах, да, почему у одного из гостей совершенно чёрная кожа? Он болен или это игра природы?
От высоких размышлений нас оторвала воротившаяся коммерсантка Рыба.
На голове у неё красовалась какая-то немыслимая причёска, похожая на кремовую розу с торта.
Её новое красное платье было самым коротким в городе.
На руках и ногах нашей ведьмы звенели серебряные пандейские браслеты.
От Нолу Мирош слегка разило букетом разных вин.
Руки её оттягивали две громадных сумки.
– Разбирай гостинцы! – закричала она. – Гулять так гулять!
Мы с Князем жалобно переглянулись и в один голос заревели:
– А деньги?!!!
– Наживём! – воскликнула Рыба, чем и посрамила нас, маловерных скупердяев.
В сумках содержался весь ассортимент чёрного рынка. Даже знаменитый кидонский ром…
Вот ведь странно – от Синего Союза и пригоршни праха не осталось, а кидонские товары откуда-то берутся…
Эх, Рыба, Рыба! А я-то тебя за Мойстарика прочил! Да он такую транжиру и мотовку и на порог не пустил бы!
В общем, вы поняли. Наш человек Рыба.
