Текст книги "Весь этот джакч.Дилогия"
Автор книги: Андрей Лазарчук
Соавторы: Михаил Успенский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
Зонд… ох ты, сколько гноя. Это буквально из-под кожи. Вот она, картечина, засела неглубоко, так, прихватили щипцами… а она не тянется. Что там может быть?.. Суки. Другого слова не подберу. Это железная цепочка, несколько звеньев. Так… пальцем, аккуратно… ага. Если подцепить здесь… Пошло. Ф-фу, какая гадость… а как воняет… Перекись. Тут мой – не мой… это потом придётся на такую глубину запихивать мазь. Значит, так тому и быть. Дальше. Это просто картечина, убрали… а это тоже кусок цепи. Правильно мы вас спалили, падлы. Вот правильно – и всё. Достаём… хлынуло. Ну, массаракш-и-массаракш, тут литр гноя, не иначе. Широкий разрез. Кровь… ага, Эдон, хорошо. Ничего важного не порезали? Кажется, нет. Рекомендуется обследовать пальцем, это мы помним. Снова какие-то плёнки… Перекись. Ага, вот ещё картечина, выплыла, можно сказать. Так. А ведь, наверное, всё. Больше дырок не видно. Что? Затёк гноя? Вот здесь? Проверим… Да, есть. Отлично, Эдон. (И куда же ты, доктор, джакч-джакч-джакч, прошлый раз смотрел?) Ещё раз промоем, трубки… что? Потолще? Давай потолще. Ага, и дырки сбоку, понял. Мазь – она вон в том здоровенном шприце…
– …Чики-чики-ча, чики-ча, чики-ча… – громко пел Дину.
Помочь перевязать? Сам? С девушками? Конечно, конечно…
Наверное, действие снадобья заканчивалось. Лимон чувствовал, как его ведут. Здесь ступенька…
Потом был душ. На несколько секунд Лимон будто пришёл в себя. Тёплые хлещущие с разных сторон струи. Кто-то растирает его губкой…
Полотенце. Или простыня?
Простыня. Запутался и упал.
Спать.
И это снится: синие глазищи Зее, в которых – бесконечное восхищение.
Что? Да. Конечно. Со мной…
Глава двадцать пятая
Перед пробуждением и несколько минут после него Лимон испытал вдруг настоящее счастье – впервые за множество дней… Он даже не торопился открывать глаза и вообще шевелиться, потому что малейшее движение могло это счастье спугнуть, а то и смести. Заменив чем-то другим.
И всё же он приоткрыл один глаз и потянулся, раскидывая руки… но рядом никого не оказалось. Он повернул голову. Примятая подушка и скомканная простыня… то есть не приснилось! Тогда, в винограднике, было что-то другое – как бы продолжение побега. А сейчас… нет, сейчас всё было по-настоящему. Моя девушка, произнёс он про себя. Моя женщина…
Массаракш, хорошо-то как!
И она вошла. В каком-то смешном халатике, с мокрыми волосами.
– Выспался, командир?
– Не знаю, – сказал Лимон. – Кажется, всё ещё сплю…
– Не хотела тебя будить. Но там Дину…
– Что с ним?!
– О, нет, всё прекрасно. Он просто вспомнил одну вещь. Важную. Поэтому нам надо ехать.
Лимон сел и понял, что он голый. Но это почему-то было не страшно. Как первые люди на первом плоту, подумал он.
– Дай мне во что-нибудь одеться, – попросил он. – Так что вспомнил Дину?
– Что в шахте должна была остаться хотя бы одна смена.
– Но раз они не выбрались…
– Могло что-то сломаться.
– Но тогда… Сколько они без еды?
– Там есть еда. Там много еды. Может, поэтому бандиты заняли под базу именно новую шахту, а не старую. Одежда вот, на стуле.
– Это не моё…
– Пусть теперь будет твоё. Так вот, еда там есть, и очень много. Дину его отец рассказывал, а он же был старшим проходчиком и всё там знал. В одной выработке ещё задолго до войны сделали храм – то ли Творца, то ли Хранителя, не помню. А после войны, когда в храмы ходить перестали, в этой пещере оборудовали склад продовольствия…
– Погоди, – сказал Лимон, натягивая хрустящие неразмятые стражницкие штаны. – Я что-то краем уха слышал. Но это же вроде как раз на Старых шахтах?
– Да нет же. На Старых – подземный санаторий, а храм – на Новых. Это точно. И даже если солекопы не могут подняться, то пробраться в склад они могут вполне…
– Пошли к Дину.
С первого взгляда было видно, что Дину лучше. Оказывается, его уже перевязали с утра, промыли раны, и сейчас он полусидел в кровати, довольный, хотя и осунувшийся. Работал моторчик насоса, вытягивающего гной, в литровой бутылке его собралось где-то с четверть или чуть побольше. Лимон не знал, хорошо это или плохо и сколько должно быть, но вид и общее состояние больного обнадёживали.
– …ну, не все знали, но многие. И ход туда точно был. Отец время от времени тушёнку тягал и шнапс. Часто нельзя было, да и зачем? Тушёнка старая, плохая, шнапс тоже так себе. Просто из принципа…
– Слушай, – сказал Лимон. – А не могло быть, что он… ну… тоже там?
– Если бы, – сказал Дину и стал смотреть в сторону. – Он как раз отпуск взял, и они с мамой и Люлой – это сестрёнка моя – поехали к друзьям на ферму. Я же их искать бросился, ну меня сразу и того…
– А ты знаешь эту ферму?
– Конечно. Хутор Корона, ферма Бака Лидона… в общем, и место я знаю, и дорогу, да только… ну, после всего, что они стали с городскими выделывать… отец бы не потерпел, да и мама…
– Ну, если они были у друзей…
– Да я тоже на это надеюсь. Но всё равно… иногда думаю – лучше бы уж знать точно, а иногда – лучше бы так и не узнать…
– Я ведь тоже не знаю про своих, – сказал Лимон. – И Зее не знает. Ладно, делаем так: сейчас все отсюда перебираемся в город. Потому что тебя и женщин я одних оставить не могу. И оттуда сразу едем на шахты, будем разбираться. Почему не поднялись и можно ли что-то исправить. Так что собирайся, сейчас тебя потащим…
Снаружи донёсся шум мотора, потом неразборчивая речь. Лимон схватил автомат, подскочил к окну. Там, пыля, разворачивался «Неустрашимый». За пулемётом сидел Сапог и махал рукой, а из кабины вдруг на ходу выскочил и бросился ко входу в корпус гвардейский офицер.
– Гости, – спокойно сказал Лимон. – Похоже, добрые.
Офицер – штаб-майор, если быть точным, – на плечах которого повисли Эрта и госпожа Арлинда, ворвался в палату. У него было узкое бледное лицо и совершенно седые волосы.
– Дину, собачий сын!..
– Дядя Ди?!!
– Ты жив? Ты в порядке?
– Я – да, я нормально. Я совсем нормально! Вы моих не видели?
– Нет, дружище, – штаб-майор покачал головой. – Дом пуст, а убежища мы разобрали ещё не все. Надейся. Что нам ещё остаётся, кроме надежды?
– Вот, познакомься, – сказал Дину-Сынсын. – Наш командир Джедо Шанье. Джедо, это Динуат Лобату, мамин брат. И лучший друг моего отца.
– Рад знакомству, – Лимон щёлкнул каблуками и отдал честь.
Штаб-майор протянул руку. Лимон подал свою.
– Меня уже ознакомили со здешней иерархией, – сказал Дину-старший. – Так что разрешите повторно представиться: командир иррегулярного отряда Князь.
– Так это вы! – радостно воскликнул Лимон.
– Так точно. Господин комендант города, прошу позволения присоединиться своим отрядом к вашей роте на правах отделения.
– Позволяю, – сказал Лимон. – Только, если можно… вы не могли бы возглавить всю роту?
– Обсудим, – сказал Князь. – Но, мне кажется, сейчас это нецелесообразно. По нескольким причинам…
– Дядя Дину, – перебил его Сынсын. – А как ты остался жив? Ребята были на горе, всё видели…
– Выкарабкался как-то, – сказал Князь. – Хватил газу, как и все… но выкарабкался. Не знаю, сколько дней лежал, сколько потом бродил без ума. Я и сейчас-то ещё не совсем…
– Ничего, – сказал Дину, – мы все джакнутые. Забыли, что в шахте внизу целая смена застряла.
– Так ведь… – Князь замер, уставившись на племянника. – Они ведь там, наверное, уже…
– Жратва внизу есть, – сказал Дину. – И вода. Только подняться почему-то не могут.
– Так чего мы ждём?
– Уже ничего, – сказал Лимон.
Во дворе шахт Князь окинул взглядом остовы сгоревших грузовиков, дёрнул глазом, когда ветер принёс запашок от развалин столовой, но промолчал.
На всякий случай сюда приехали все, кто ещё оставался в санатории. Ехать было тесно и не слишком удобно, но Лимон распорядился никого не оставлять.
Вообще-то, у Новых шахт было два ствола на расстоянии примерно километр друг от друга, – но дальним не пользовались уже лет пять, и он стоял законсервированный; надствольный корпус был закрыт и неприступен – вплоть до того, что окна замуровали бетоном. Главный же ствол был вот он, рельсы вели из ворот к элеватору, и вся погрузочная площадка ярко блестела. Было тихо, и как-то не по-хорошему тихо. Поэтому Лимон оставил Сапога и Пороха при машине, штатских и раненом (Ин-Пи таковым уже не считался), а сам в сопровождении Князя, Зее, Лауна, Эрты и Ин-Пи направился внутрь корпуса. Расстояния здесь были обманчивые, здание приближалось медленно. По мере приближения становилось видно, какое оно обшарпанное. Ну да, соль разъедает всё… и только люди крепчают.
Тронутые ржавчиной ворота, в которых могли разъехаться два большегрузных аккумобиля, были раздвинуты во всю ширь и зачем-то ещё подпёрты камнями. Лимон вошёл внутрь и, держа руку на автомате, стал ждать, когда глаза привыкнут к полумраку. Он уже почему-то не сомневался, что внутри кто-то есть. Хотя не раздалось ни шороха, ни стука, и мягкий свет из застеклённого шатрового фонаря на крыше падал вертикально вниз, освещая какую-то выгородку с опущенным полосатым шлагбаумом.
Вот там, позади этой выгородки, точно кто-то был. Никакого движения, никакого звука… но Лимон поднял автомат, передёрнул затвор и прицелился.
– Кто там? – спросил Князь.
– Ещё не знаю… Эй! Выходи с поднятыми руками! Стреляю, потом бросаю гранату! Считаю до трёх…
А вот теперь что-то шевельнулось… скользнуло… и Лимон вдруг увидел буквально в двух шагах от себя грязно-белого пса с чёрными очками вокруг глаз…
– Илир! – воскликнул он.
Пёс кивнул, развернулся и потрусил обратно.
– Кто это? – ошеломлённо спросил Князь.
– Собака Рашку. Их Поль разводил, только всех поубивали… а этот как-то уцелел.
Позади шлагбаума на бетоном полу лежала массивная ребристая стальная плита; от четырёх колец по углам её к кран-балке тянулись провисшие тросы.
– Ох ты, – сказал подошедший Ин-Пи. – Это же водяной затвор. На случай затопления. То есть наоборот… ну, если дамбу прорвёт.
– Или взорвут, – сказал Князь раздумчиво.
– А так клеть вот тут и была, на этом месте. То есть лестница на нижний ярус, а там уже клеть… – продолжал Ин-Пи. – Я помню.
– Вон там – пульт управления, – показала Зее.
– Странно, что верхняя бригада куда-то делась, – сказал Князь. – То есть они закупорили ствол, а сами…
– Они могли спуститься в храм, – сказал Лимон. – Ну, в склад. Сколько их должно было быть? – спросил он Зее.
– Пять человек, – сказала она. – Иногда четыре. Если нет отгрузки.
– Там отдельный лифт? – спросил Князь, обращаясь к Зее. – Я там был всего один раз, – пояснил он, как бы оправдываясь, – не запомнил…
– Вон, слева, – показала она. – Такая труба…
– А пульт управления?
– Там же, рядом…
Они подошли к пульту. Два чёрных старообразных экрана с закруглёнными углами, множество циферблатов – больших, маленьких, круглых, полукруглых, секторных, – кнопки, тумблёры, рычажки…
– Ин-Пи, вы что-нибудь понимаете? – спросил Лимон.
– Только то, что тут всё обесточено, – медленно сказал тот, водя перед мёртвым пультом толстым искалеченным пальцем. – И реактор заглушен. Боюсь, что…
– Когда мы брали бандитов, в столовой горело электричество, – сказал Лимон.
– Могла быть аварийка, а скорее всего, бытовые помещения запитаны от местной линии, от ГЭС.
– От той, что на верхней дамбе? – спросил Князь. – Она что, всё ещё работает?
– А что с ней сделается? Санаторий-то она питает, потом проложена линия в горы – наверное, к заставе, не знаю, – и другая линия сюда и дальше – тоже точно не знаю куда, думаю, что к ближайшим фермам…
– Но мощности, чтобы запустить кран и клеть – там хватит или нет?
– А вот не знаю, надо разбираться – да и повспоминать. Я лет шесть как с шахты ушёл… Вы меня пока не отвлекайте, я тут полазаю.
– Пойдёмте посмотрим на лифт, – сказал Лимон.
Лифт, ведущий в подземный храм то ли Творца, то ли Хранителя, сохранил какой-то намёк на парадность: шахта его снаружи была облицована листами полированной бронзы. Бронзу с одного края пытались оторвать, но у воров что-то не заладилось. Дверь шахты была обычная, раздвижная. Лимон сунул клинок ножа в щель, повернул. Для виду посопротивлявшись, створки начали разъезжаться – а потом поддались и распахнулись. Он вовремя раскинул руки. Из шахты потянуло знакомой трупной вонью – причём сильно, резко, аж заслезились глаза.
Увы, ничего не было видно. Темно.
– У меня есть фонарик, – сказал Князь. Лимон охотно отодвинулся.
– Лифт вижу, до него метров десять, – сказал Князь. – И… двое… нет, трое мёртвых на крыше.
– Спрыгнули неудачно? – предположила Зее.
– Не знаю, – сказал Князь. – Скорее наоборот – пытались выбраться, но сорвались. Тут джакч уцепишься…
– А лестницы разве нет? Положена, вроде.
– Да вон она, как раз по ту сторону кабины…
Теперь Лимон разглядел скобы.
– Они поднялись по скобам, а потом пытались изнутри открыть дверь, – сказал он. – И свалились… по очереди…
– Наверное, так, – согласился Князь. – По крайней мере, это был не газ.
Подошёл Ин-Ти.
– Бытовую линию мы не приспособим, – сказал он. – Там переменный ток, а на всех машинах постоянный. Надо запускать реактор.
– Вы сможете? – спросил Лимон.
– Дурацкое дело не хитрое. Но займёт время, – сказал Ин-Ти. – Часов десять.
– Помощь нужна?
– Да неплохо бы. Хотя бы один соображающий.
– Можно я? – из-под локтя Лимона выскочил Хвост. – У меня по физике…
– Да тут не в физике… ладно, годишься, – сказал Ин-Ти. – И, командир, распорядитесь, чтобы сюда к утру жратвы привезли горячей и чистой воды.
– Думаете, к утру?
– Ну, если ничего не поломается…
– Будет, – сказал Лимон.
Так, теперь надо разделить отряд… выделить охрану…
– Я знаю, о чём ты думаешь, – сказала Зее. – Хочешь сюрприз? Думала приберечь до момента, но…
– Что?
– Возможно, он наступил.
Она повела его наружу, к длинным рядам боксов для техники. Точно, подумал Лимон, надо ехать на бульдозере.
Зее подошла к неприметному в ряду прочих боксу, пошарила по карманам, достала ключ. Отперла замок.
– Помоги…
Вдвоём они оттянули скрипучую дверь. Потом Лимон ахнул.
– Ну? – довольно улыбнулась Зее.
Внутри тускло сиял запылённым хромом бамперов, решёток и фар древний «Импер-классика». Лимон почувствовал, как задрожали колени.
– Забирайся, – скомандовала Зее. – Нет-нет, на пассажирское.
– А ты что, умеешь водить?
– Это же имперских времён. Полный автомат. Даже автопилот есть.
Дверь была тяжёлая, а сиденье – слишком мягкое.
Зее повозилась с клавишами на приборной доске, раздалось мягкое рычание, автомобиль не то чтобы задрожал – скорее, шевельнулся где-то внутри и вдруг стал живым. Зее улыбнулась, тронула руль – нержавейка и какое-то красивое дерево, – и машина совершенно беззвучно, если не считать шуршания щебня под шинами, – выкатилась из бокса.
– Чуть-чуть постоим, – сказала Зее. – Пусть прогреется.
– Откуда ты знала, что он там есть?
– Это наш, – сказала она. – Мой отец был главным инженером на шахте. А может, он и… Не знаю.
– Думаешь, он внизу?
– Нет, он должен был уехать в Столицу. Вагон, ты помнишь, уходил накануне… ну… того дня. Но на шахте начались какие-то проблемы, и он мог задержаться… В общем, я не знаю. Стараюсь не думать. Кого возьмём?
– Дину, Эдона и Брюана. Эрта поместится?
– Ещё бы.
– Ну, тогда и её. Прочие остаются здесь под охраной всей нашей бронетанковой мощи…
– Джедо, – тихо сказала Зее. – Можно, я тут побуду? За руль Порох сядет. Он разберётся, тут совсем просто… А я вместо него – на броневике. Ну, пожалуйста…
– Конечно, – сказал Лимон.
Появился Князь. Он подошёл тихо, не хрустнув ни камешком.
– О! – воскликнул он. – Какой осколок Империи! Неужели на ходу?
– Ещё как! – сказала Зее, проскользнула мимо него и побежала к «Неустрашимому».
– Комендант, – сказал Князь, посмотрев Зее вслед. – Имею просьбу. Если в городе всё спокойно, то я прошу отправить сюда мой отряд. Вот записка для моего заместителя, его зовут Бессарт. Такой нос на ножках и в очках. Пусть прихватят два грузовика и побольше чистой воды. Впрочем, если отряд вам вдруг понадобится, то он полностью в вашем распоряжении. Об этом я тоже написал.
– Ясно, – сказал Лимон. – Займусь этим сразу.
Он сунул записку в нагрудный карман.
Вскоре появился Порох. Он со странным лицом обошёл «Импер», попинал колёса и сел за руль. Кажется, ему было страшновато прикасаться к дорогому резному дереву и пупырчатой коже.
– Вот так возьмём и поедем? – спросил он.
– А как ещё? – не понял Лимон.
– Да я не знаю…
Лимон поднял вверх ствол карабина Охотника, перевёл на самый малый… и почему-то не выстрелил. Вместо этого он сказал:
– Пух!
Порох изобразил, что смеётся.
Они подъехали к «Неустрашимому», переложили Дину на заднее сиденье «Импера», Лимон подозвал Эдона и Брюана, махнул Эрте.
– Командир, разрешите обратиться, – вытянулся Брюан.
– Слушаю.
– Мы можем взять с собой Элеру?
– Можем, но не возьмём, – сказал Лимон.
– Почему?
– Потому что я так сказал, – Лимон постарался произнести это ровно. – Брюан, одно из двух: или ты обращаешься ко мне по-дружески, или по службе. Одно из двух, ясно?
– Так то…
– Будем считать, что обратился по-дружески. Мы не знаем, что в городе, и ещё меньше знаем, что на дороге. Здесь безопаснее. Ясно?
– Ясно, – сказал Брюан. – Спасибо, Джедо.
– Не за что. Расселись быстро – и поехали. Дину, ты как?
– Не знаю. Болит, но… Ты меня долго ковырял?
– Не смотрел на часы.
– Полтора часа, – сказал Эдон.
– Ничего себе, – сказал Лимон.
– Ничего себе… – одновременно с ним протянул Дину. – А от этих пилюль, ребята, такие глюки! Думаю, господин Рашку не просто так ими баловался.
– Он же был выродок, – сказал Лимон. – Это обезболивающие.
– Ну да! Дозер – и выродок? – не поверил Дину.
– Угу, – подтвердил появившийся – и вновь бесшумно – Князь. – Выродок, клейма поставить некуда. Я его давно знаю, лет двадцать… Ну да ладно. Счастливой дороги. Поаккуратнее там, пожалуйста. Народ всё-таки джакнутый.
Машина уже тронулась, когда через открытое окно в салон запрыгнула собака Илир, с какой-то невесомой грацией, никого не задев, улеглась в ногах – и шумно задышала.
Что это отряд Князя, Лимон понял как-то сразу, не усомнившись: уж слишком точно командир соответствовал описанию. Нос на ножках. В очках. На голове чёрный гвардейский берет как сиротская лепёшка… Грузовик перегородил дорогу, над бортом, блиндированным деревянными шпалами, виднелись головы стрелков и стволы винтовок и автоматов. Бессарт вышагивал смело и решительно.
– Господин комендант, если не ошибаюсь?
– Заместитель командира отряда Бессарт, если не ошибаюсь?
– Так точно. Разрешите обратиться, господин комендант!
– Без званий. Слушаю. Кстати, вам письмо от вашего командира.
Лимон вынул конверт, подал его Бессарту.
– Прочтите сразу.
Тот достал листок, пробежал глазами.
– Извините, господин комендант, но тогда… – он оглянулся, – мне нужно отправить в город хотя бы двоих бойцов – за вторым грузовиком и водой…
– Езжайте как есть, – сказал Лимон. – Скажете штаб-майору, что это моё распоряжение. Грузовик, воду и людей я пришлю. Что в городе?
– Так о том и речь! Сработал автосемафор на станции…
– И что это значит?
– Что какой-то поезд прошёл через разъезд на пятьдесят шестом километре…
Как оказалось, в городе была медсестра: та самая Гента из лагеря, которая несколько раз являлась Лимону в кошмарах. Она вернулась в город вместе со всеми и пережила здесь и первые грабежи, и схватки между отрядом Сапога с одной стороны и деревенскими бандитами с другой, и недолгую, но мерзкую власть Морка… Что-то у неё, конечно, в мозгах сдвинулось, она всё время смотрела в сторону и чуть вниз, но дело своё делала отлично. Больничка её была оборудована в маленькой городской амбулатории в Шахтах (на ней сохранилась древняя, ещё довоенная, вывеска: «Зубодёр и глазник доктор Кехевакайр-Тафт. Столичное качество!»). Дину уложили в свежую постель, и он мгновенно уснул; микроцид вводили уже спящему. Всё это заняло буквально несколько минут.
Во дворе больнички играли в траве с десяток совсем мелких ребятишек, и Лимон отметил себе: сегодня же заняться мелкими. Хотя бы сосчитать их…
Маркиз к тому времени уже стянул к штабу гарнизона все подчинившиеся новому командованию силы. Где-то – скорее всего, в Шахтах – прятались со своими группками Фатракч и Ачим-Осьминог, но это сейчас значения почти не имело. На всякий случай Лимон отправил одно отделение на чердаки штаба и гимназии – как раз для того, чтобы прикрывать тылы. Остальных разместили в укреплённых первых этажах и полуподвалах домов, выходящих окнами на железнодорожный мост; Сапог в своё время неплохо подготовился к обороне… Впрочем, тогда до настоящей стрельбы не дошло – а вот что будет сейчас? Наверное, ничего не будет. В конце концов, с кем воевать? Свои же! И всё же, всё же…
Ах, да! Эдон, возьми кого-нибудь из бойцов, пару грузовиков – и везите чистую воду на шахты! Найди канистры, бутыли – что угодно. Литров двести хватит на первый момент, остальное довезём. Так, дальше…
Маркиз с одним из карабинов Охотника – тем, из которого был убит Поль – засел на ферме моста; свой карабин Лимон отдал Пороху, и тот, прихватив секцию Ксимилла, побежал через мост, чтобы найти позицию где-нибудь позади поезда – когда тот остановится перед мостом. А перед мостом он остановится неизбежно, потому что въезд на мост может открыть лишь контролёр весовой платформы, а никаких контролёров в природе не осталось.
Сам Лимон сел на шлагбаум, положил на колени полосатый сигнальный флаг – и стал ждать поезда. Минут пять его мысли по инерции стремительно метались по привычным траекториям: что забыл? чего не сделал? о чём не распорядился? – а потом вдруг стало легко. Потому что, даже если чего-то не сделал и о чём-то забыл, уже поздно метаться. Будет то, что будет.
Откуда-то пришла уверенность, что какое-то громадное колесо судьбы провернулось, скрипя, и теперь та его спица, к которой прилепился сам Лимон и все люди, ставшие ему близкими – теперь эта спица будет только подниматься, вытаскивая их всех из горя, грязи и крови… и будут живы солекопы, целая смена, и у многих бойцов или мелких ребятишек снова появятся отцы. У многих, да… Про себя и Шило он знал твёрдо: ни малейшего шанса. Впрочем, отец всегда говорил, что дети горных стражников в случае чего первыми становятся сиротами – так что готовьтесь. Они и готовились…
Поезд как-то незаметно соткался из дымки: знакомый чёрный мотовоз, пять или шесть светло-серых товарных вагонов, прицепной зелёный пассажирский… нет, сейчас зелёных было два, а перед мотовозом обозначилась платформа – кажется, с орудием… Ну и ладно, подумал Лимон, просто сейчас так принято ездить: в броне и с пушками. Он встал и, высоко подняв над головой оранжево-чёрный флаг аварийного сигнала, медленно пошёл навстречу поезду.
Элу Мичеду, класс 5-й «синий»
«Как я провёл лето» сочинение
Сочинение № 12 из 12
Я заканчеваю своё последнее ис заданых и наверное канчается тут наше всё. А казалось прошло так мало времени.
Потомучто последнее постараюс по порядку.
Мы ещё были в Санатории когда туда прехал Морк Бадл с половиной своего отряда. Морк был выпускник нашей гимназии чего я теперь сильно стыжус. Я не знаю как в гимназии могли воспитать такого скота. И извиняюс перет настоящим скотом что сравнил. И я когда то щитал его хорошим смелым дерским парнем. Я ошибался.
Когда Морк приехал и со своими парнями пошол к нам типа я щас с вами расберусь, командир просто взял и положил их одной очередью, никто сразу и не понял. А потом командир сказал остальным из его отряда что теперь у них новый командир и вообще мы армия поэтому, ничего такого. Дисциплина или расстрел. Они резко поверили хотя, раньше никаких расстрелов не было это, командир на месте придумал. Он вообще всю нашу армию на месте придумал потому, что иначе нас оказывалось меньше чем один на десять а, когда он типа ими нас пополнил то, стало нормально.
А потом командир сам сделал хирургическую операцию нашему бойцу Дину Яррику которому, деревенские засадили картечь. И получилось. А которых командир не успел про оперировать умерли.
И когда Дину пришол в ум он вспомнил что, в шахте могут быть живые солекопы. Мы поехали к шахте. С нами был ещё штаб майор с башни ПБЗ который выжил чудом. Там все остальные погибли от газа. Шахта была запечатана как бы от наводнения. Надо было запустить реактор чтобы, убрать затвор и поднять клеть. Пока мы это делали командир поехал в город чтобы, привести к порядку остальной отряд, там люди всякие. Потом к нам приехали из отряда штаб майора Лобату и сказали что, к городу приближается поезд. Ну и здорово. Потом приехали грузовики с бочками с водой мы думали что, солекопы будут хотеть пить хорошую воду потому, что в шахте вода есть всегда только грязная.
Нам сильно помог Ингджел Пирек который когда то был механик на шахте. Он запустил реактор и запустил машины шахты. Сначало мы подняли гидрозатвор и, оказалось, что клеть поднята. В неё погрузились штаб майор Лобату с фонарями и с ним ещё двое его бойцов и стали спускаться. Клеть спускается почти двадцать минут. Мы ждали очень сильно. Потом она начала подниматься. Поднялась она полная сто двадцать пять человек, все солекопы. Они выбрались и действительно начали много пить. Как был прав командир! У них там внизу было много консервов и сухих галет а, воды было просто мало. Хватало едва едва. Потому что кто то наверху пытался перекрыть вентиляцию и дренаж. Он не смог потому, что механизмы давно не чистили. Благодаря чего солекопы могли кое как дышать внизу и немного воды. По две трети кружки на человека. Потом поднялись ещё сорок и наши кто спускались. И сразу кто мог пошли пешком а остальные на машинах в город. Я зобыл сказать что, у госпожи Арлинды сын был в шахте и вот он вышел. И у некоторых бойцов вышли отцы или братья, только мало потому, что у нас сдесь бойцы дети военных а, военные погибли почти все. Но для шахтинских сегодня большой праздник второе деньрожденье. И ещё Зее Фахт ждала своего отца знала что, не будет но, всёравно ждала. Потом она была очень мужественная. Я горжусь что знаю её. Хотя она из шахтинских. Говорят раньше в шахтах гибли чаще чем на границе или войне. Теперь вышло наоборот.
И мы все отправились в город как можно быстрее.
В городе уже были те которые, приехали на поезде. Комиссар Мемо Грамену и с ним солдаты. Ещё были врачи и другие, а так же продовольствие и еда. Это был спосательный поезд. Мы приехали когда комиссар уже закончил митинг он сказал что, Неизвестные Отцы низвергнуты и теперь можно не петь Славу Отцам на поверках а, мы и не пели. Мы пели Горную Стражу. Я не знаю почему не надо петь Горную Стражу на поверках это классная песня. Теперь у нас не Страна Отцов а Республика Ода. Не знаю лучше это или хуже. Комиссар сказал что, все вопросы к нему, больше никто. И даже хотел нас розоружить. Особенно жаловались деревенские которые успели. Но комиссар сказал что будет разбираться с каждым случаем, когда мы сказали, что не дадим. Ещё он хотел найти господина Рашку и расстроилса когда, узнал. Спрашивал точно ли и кто видел его труп. Я сказал что я видел и сам хоронил. Он очень расстроилса.
Весь день в городе особенно в Шахтах был плач и торжество. А в Военном просто собрались и помянули наших родителей. Мы теперь точно оставались одни хотя, комиссар пришол и говорил что, Республика нас не оставит. Что мы будем учиться и служить и что на нас надежда. Не знаю. Я бы его в отряд не взял хотя, он давний подпольщик и партизан. Но я бы не взял.
Ещё мы долго сидели у Дину. Ему намного лутше он сам встаёт и ходит пока на костылях. К нему все приходят и говорят какой он молодец всех спас а, я вижу, ему грустно. Его отец тоже мог быть в шахте а он взял отпуск и уехал с матерью и сестрёнкой. И теперь надо узнавать всё заново. Но я говорю что, тогда они может быть живы все вместе, а так был бы он один а, остальные умерли, как у всех. Но Дину это не успокаивает.
Штаб майор не осталса в городе а, ушол в лес. Он сказал из осторожности. Я тоже бы так поступил.
Врачиха Нолу которая вместе с поездом, говорит что, командир молодец, сделал очень грубо но, правильно. Что многие полевые хирурги и так не могут. Она оказывается тоже из наших шахтинских. И когда узнала фомилию Дину очень восхитилась. Что они с его отцом были друзья, и ещё один парень из военных. А потом они разговаривали и Дину сел а из под подушки выпал револьвер. И она его попросила прочитала что, написано и, спросила где взяли. Я сказал что, его нашол Порох в ящике мёртвого гвардейского офицера. А Дину сказал, что выпросил его у Пороха на случай если, пойдёт гангрена. И врачиха сказала, что теперь она просит его у Дину потому, что это память. И заплакала.
Дину конечно револьвер отдал. Всёравно к нему патроны старые.
Конец сочинения № 12. Всё!
