Текст книги "Весь этот джакч.Дилогия"
Автор книги: Андрей Лазарчук
Соавторы: Михаил Успенский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
У изголовья вождя джакчеедов
Проснулся я на следующее утро от хорошей затрещины.
Неужели, думаю, это рыжий доктор-салага так распоясался, что рукоприкладствовать начал над беспомощным пациентом?
Разлепил я возмущённые очи и уста гневные разинул…
Ну, как разинул, так и ззинул обратно.
Штаб-майор Тим-Гар Рашку сидит на развёрнутом спинкой вперёд стуле, ручки свесил…
Повёл я глазами в стороны – так и есть, никто в палате не убирался, тумбочки сдвинуты, огрызки да стаканы на полу валяются… Цветы разбросаны, один горшок расколот, земля на полу, следов на ней полно… Неужели мы тут ещё горскую чучу плясали?
Князь сам ушёл отсюда, или кто-то наше застолье разогнал?
– Здорово, Сыночек, – сказал Рашку. – Не понимаю я вас, молодёжь: вам-то пить зачем? Здоровье звериное, голова ни о чём ещё не болит…
И даже перекосило его при этих словах.
Ага, сображаю: видно, не почудилось мне, а в самом деле уже прошло на плацу построение и откричали погранцы все песни и клятвы… Значит, некуда теперь майору торопиться, и может он меня мурыжить до вечерней поверки, когда снова придётся ему заряжаться снадобьями доктора Моорса…
– А где следователь? – ляпнул я ни с того, ни с сего. – То есть, здравия желаю, господин штаб-майор…
– Ах, тебе следователя надо? – сказал Рашку. – Я, конечно, могу это устроить. Придут двое. Принесут обычный полевой телефон и пластиковый мешок. И очень быстро узнают всё, что им нужно. Хоть это и не будет соответствовать действительности. Я же до войны сам полицейским был, да ещё в промзоне столицы, так что… Но никакого следователя не будет. Руководство – заметь, самое высшее! – решило назначить тебя героем. С присвоением медали «Верный сын» третьей степени. Отечество нуждается в героях, а разболтанная молодёжь – в живых примерах…
– Каким таким героем, господин штаб-майор? – охренел я. – Я же никому и навешать-то не успел… Вы что – газетке поганой поверили?
– Не тот у нас герой, кто по факту совершил подвиг, – сказал дозер. – А тот у нас герой, кого мы хотим видеть на этом месте!
– Кто – мы? – сказал я в полном одурении.
– Народ! – сказал господин Рашку и поднял палец. – Народ хочет видеть на месте героя несовершеннолетнего молодого парня рабочего происхождения, здорового физически и морально, не связанного ещё узами брака (это важно для девушек), готового встать рядом с отцом в шахте на трудовую вахту, не заражённого гнилыми либеральными идеями… В общем, лучше тебя не найти, Чак Яррик, маленький смельчак. Весь ты соответствуешь заявке Департамента пропаганды…
Выдуло из меня начисто лютый вчерашний хмель.
– Гай Тюнрике этим «отчичам» навалял, – сказал я, – Гая и награждайте. Он меня из джакча вытащил, а не наоборот… Да! Я ведь ещё и заражённый! У меня мысли знаете какие гнилые!
– Да уж знаю… – сказал дозер. – Но Гай Тюнрике – совершеннолетний и женатый, и уже поэтому отпадает. Да и женился он весьма неудачно. Отец Лерты Чемби… как бы это сказать…
– Выродок, – я посмотрел ему в глаза. – И политический заключённый.
Дозер опустил веки и помолчал.
– Так это называется, – сказал он наконец. – Поступить в училище Гаю, вероятно, позволят, но никакой карьеры парню не видать. Так и будет твой Грузовик тянуть лямку в провинциальном гарнизоне вроде этого… Или даже именно здесь, когда эти недоумки создадут, наконец, в Горном крае особый военный округ…
– Притащим Пандею за шиворот назад в имперскую семью? – снова догадался я.
– Именно. Пока Пандея нас самих в джакч не затащила, – сказал дозер. – Помнишь ведь плакат в классе политической подготовки: ползёт контрабандист, за контрабандистом диверсант, за диверсантом – оккупант. Как бы этот дурацкий плакатик у нас вживую не сыграл…
– О! – вспомнил я. – Тогда почему капрал Паликар по госпиталю свободно расхаживает?
– Не понимаю я вас, молодёжь, – снова сказал дозер. – То для вас Паликар негодяй и убийца, то – друг и собутыльник…
Массаракш! Это было на самом деле!
– Почему собутыль… – пискнул я, но штаб-майор уже поднёс к моему носу коротенький окурок сигары. Потушена сигара была об газету, постеленную на тумбочке…
Крыть было нечем.
– Надеюсь, вы с сыном полковника Лобату не слишком распускали языки? – сказал дозер, и глаза у него на миг сделались белыми.
– Да о чём нам распускать, – промямлил я. – Что мы там знаем? К тому же он и сам – секира и броня…
Джакч! А вдруг то, что говорил Князь в моём бреду – правда?
– Люк Паликар, – сказал штаб-майор, – очень опасный человек. Более опасный, чем ты думаешь… И уж точно – не в том смысле.
– Шпион, что ли? Так чего он у вас на воле разгуливает? – сказал я. – И всё ещё больной?
– Поумерил бы ты свою догадливость, Чаки… Оттого и разгуливает, что всегда на глазах должен быть, – сказал дозер. – А в башне ПБЗ у меня глаз нет… Пока нет.
И надолго задумался.
– Господин штаб-майор, – не выдержал я наконец. – А мне-то что теперь делать? Сколько ещё лежать?
– Недолго уже, – сказал дозер. – На праздничной демонстрации в День Отцов пойдёшь во главе колонны «отчичей»…
Джакч! Только этого мне не хватало!
– А разве эти… этих… – у меня и слов не хватало.
– Молодёжная патриотическая организация «Отчичи», – наставительно сказал господин Рашку, – после печально известного инцидента произвела решительную чистку в своих рядах. Молодые патриоты единодушно решили, что их предводителем должен стать верный сын Отечества третьей степени Чак Яррик…
Да-а… Это он меня крепко приложил… Чак Яррик – вождь джакчеедов… После такого Маленькому Герою лучше вовсе не появляться в гимназии… Да и дома тоже, хотя Мойстарик ничего и не скажет… А в шахту-то и вовсе не сунешься…
– Нет, – сказал я и встал с кровати. – Как хотите, господин штаб-майор, только срамить я себя не позволю. Вот сейчас выпрыгну в окно, поломаю неокрепшие ещё кости, а в «отчичи» не пойду. Или возьму вставлю ногу вот сюда, между стеной и трубой – и опять же поломаю. Я парень терпеливый, убедился уже… На костылях меня в строй не поставите!
– На костылях… – сказал дозер. – Отличная идея! Молодые патриоты несут героя на руках…
– Труп мой они понесут, – сказал я. – И никак иначе. Господин штаб-майор, вы у нас всех знаете и меня знаете. Я этим джаканным «отчичам» не кланялся, когда они меня убивали, и сейчас кланяться не буду. Я в последние недели уже дважды под смертью побывал. Только это хуже смерти…
И посмотрел на меня дозер с такой тоской, что мне его даже стало жалко…
– Не знаешь ты, сынок – сказал он, – что именно бывает хуже смерти. Ничего, скоро узнаешь… Или, если повезёт – не узнаешь… Хотя везение тут понятие весьма относительное… Ладно! С «отчичами» проехали. Но на демонстрации ты пройти должен! Хотя бы на костылях! Приедут всякие шишки из столицы, будут интересоваться… А потом ты сам в столицу поедешь – медаль третьей степени получать!
Ничего себе! Да я ведь дальше Зелёной Селитьбы в жизни не бывал! Вот это да! Ради этого я могу всю ихнюю джаканную демонстрацию хоть на руках пройти!
Хотя нет… Пока не смогу… Я и на ногах-то…
– Согласен, – говорю. – Но только на костылях. Так будет круче.
– Ну и молодец, – сказал дозер.
– Господин штаб-майор, – сказал я. – А медаль «Верный сын» первой степени в природе существует?
– Конечно, – сказал дозер. – Но к этой медали прилагаются такие огромные льготы и привилегии, что награждают ею только посмертно… Ладно, ты всё понял. От капрала держись подальше – просто на всякий случай. Так надо. А пока отдыхай!
– Господин штаб-майор! – вспомнил я. – Объясните толком, в чём же мой подвиг-то заключается?
Господин Рашку развернулся в двери.
– Всех нормальных людей, – сказал он, – от вранья тошнит. А тебе ещё и подробности подавай!
Наследство столпа Империи
Нет, Чак Яррик – самый несчастный человек в Верхнем Бештоуне. Из колодца выберется – в омут угодит. Хотя съездить в столицу тоже неплохо. В качестве Маленького Героя.
К счастью, следующим посетителем оказался Мойстарик. Он уже перестал опасаться за жизнь сыночка: пришёл весёлый, довольный и даже хлопнувший по дороге пару кружек.
– Пошли домой, – сказал он с порога. – Забираю я тебя отсюда.
И помахал какой-то бумагой.
– Надо лечащего врача предупредить, – сказал я. – Он молодой, ему втык будет…
– Доктору Акратеону не до тебя, – сказал Мойстарик. – Он и без того втык от майора Трембу сейчас получает – весь госпиталь на ушах стоит…
– Это за что?
– Да какой-то больной у него сбежал… Гвардеец какой-то…
Во как! Куда же дозер смотрел?
– Папа, – сказал я. – А меня в столицу отправляют… За медалью третьей степени…
Он почему-то нисколько не удивился.
– Вот и славно! Будешь там, непременно зайди в самый шикарный университет… Не стесняйся, выбирай такой, где дети богачей и министров… Сбережения у Ярриков имеются…
– Так универ там только один и есть, – сказал я. – Имени Отцов, бывший Императорский…
– Ещё лучше – долго искать не придётся, – сказал Мойстарик. – Узнай, какие документы надо представить, сколько кому дать… Погоди, может, с медалью туда могут и бесплатно принять?
Вот же солёный сквалыга! Быстро сообразил! А я-то и не подумал…
– Папа, – сказал я. – Не тревожься. У меня свои деньги есть… Да и впереди ещё целый год…
– Хороший фермер урожай собирает, – многозначительно сказал Мойстарик, – а сам уже о посевной думает.
Против земледельческой мудрости не попрёшь. Я поднялся, сунул ноги в тапки и направился к двери. Мойстарик бросился меня поддерживать. Ох, он ведь меня до старости поддерживать будет. Причём до моей собственной…
– Барышня Лайта согласна ждать до следующего Бала Суженых, – сказал Мойстарик. – Разрешение получено – в виде исключения… И с господином полковником мы уже всё обсудили. Заделаешь нам внука – и езжай за образованием…
Ну почему я не окочурился, когда была такая роскошная возможность? Для чего боролся за жизнь мой организм, укреплённый кровью загадочного охотника? Чтобы меня вот так сунули рылом в неизбежность? Пусть даже такую желанную?
Нет, я ничего не имею против красавицы Лайты Лобату, не солекопскому сыну выдрючиваться, и должен я был, по идее, обрадоваться, и Князь мне отныне станет не только друг, но и родственник – отчего же так муторно на душе?
– Папа, – сказал я. – Вас-то, небось, никто не неволил. Хочешь – женись, хочешь – холостяжничай до смерти…
– Время было другое, – сказал Мойстарик. – Народу было навалом. А сейчас Неизвестные Отцы вытаскивают Отечество из демографической пропасти… Программа восполнения…
– Вот сами бы и восполняли, если Отцами назвались, – сказал я.
– Не говори так, сыночек! – Мойстарик даже вроде испугался. – Что за язык у нынешней молодёжи! Власти – джакч, Неизвестные Отцы – джакч…
– У меня известный есть, – сказал я и обнял его. – Зачем мне другие?
Массаракш! Надо же докторов да сестёр поблагодарить! И по обычаю, и по чести! И в палате убрать…
Сказал это вслух.
– Не до тебя им сейчас, – повторил Мойстарик. – У них там переполох, как на шахте после обвала. А убрать тут всё я уберу, ты не тревожься, тебе ещё нельзя…
…На крыльце госпиталя ждали нас Князь и Рыба. Самозваный кропринц был смурной, зато Нолу Мирош сияла.
– Здравствуйте, господин Яррик, – сказала она. – Посмотрите, что мы для Чаки приготовили…
Всего я мог ожидать, но такого…
Передо мной стоял экипаж. Только этим старинным словом и можно было назвать сие сооружение, блещущее воронёным металлом и алой эмалью.
– Неокрепшему организму полагается инвалидная коляска, – сказал Князь. – Садись, Сыночек. Господин Киру, велите вашему сыну сесть…
– Джакнулись вы, – сказал я. – Она же диких денег стоит. Нолу, это ты, небось, заказала?
– Вот ещё, – сказала Рыба. – На всяких калек тратить капитал? Нет, эта штука наша, санаторская…
– А что же я её раньше не видел?
– Так её Паук ещё до вас нашёл. И спрятал, как чувствовал. Потому что вы бы её уже сто раз раскурочили…
– Чаки, садись, – сказал Мойстарик. – Пусть люди видят. Заслужил.
– Садись, медалист, – сказал Князь. – Поехали. А то сейчас люди набегут, начнут аксессуары откручивать…
Мойстарику, видно, стало жаль аксессуаров, и он решительно усадил меня в кресло.
Массаракш! Там был даже ремень безопасности!
– Да откуда она в санатории-то взялась? – спросил я и тронул рычаг под рукой.
Коляска плавно покатила вперёд. Сама.
По дороге домой я услышал от Князя историю этого удивительного устройства. Дину не поленился навести справки, пролистав кучу пожелтевших документов.
…В санатории «Горное озеро» лечился от алкоголизма некий господин Шандру. Был он самым богатым человеком Империи и нефтяным магнатом. А цены на нефть в те времена зашкаливали, потому что оставалось её в Отечестве всего ничего. Ну, или так говорили, чтобы цены зашкаливали.
И вот лечится он от алкоголизма, попивает настоящий кидонский ром, бегает за киноактрисами и думает, что так будет вечно.
А вот джакч ему вечно. И узнаёт он из новостей, что его старый знакомый, изобретатель Зой Трайбек, всё-таки довёл до ума свой атомный двигатель. Что все испытания пройдены. Что двигателям внутреннего сгорания придётся если и не исчезнуть, то весьма сильно потесниться…
Господин Шандру в своё время к этому самому инженеру Трайбеку и деньги огромные предлагал за патент, и убийц к нему подсылал, и дочку даже похитить пытался. Потому что чуял: вот она, его погибель.
Бедному во всех смыслах инженеру пришлось плюнуть на свой модный тогда пацифизм и обратиться к военным. На его счастье, нашёлся в Минобороны умный и непродажный генерал, который вцепился в изобретение всеми конечностями, пробил финансирование и всё такое. И не прогадал. Иначе Империя рисковала встретить будущую войну с порожними баками…
От такого печального известия нефтяного магната хватил удар. И ноги отнялись.
Узнав об этом, разбогатевший Зой Трайбек собственноручно изготовил миниатюрный атомный движок, установил его на инвалидное кресло своей же конструкции и послал самоходную каталку господину Шандру в знак того, что не помнит зла. Дескать, можете продолжать погоню за нервными актрисулями. И поминать добром изобретателя…
От этого подарка господина Шандру вторично хватил удар – и он помер. Родственники стали делить наследство. А про кресло забыли, и осталось оно в санатории. Спрятали его подальше – на всякий случай, потому что многие с непривычки боялись атомных двигателей, особенно нервные обитатели «Горного озера».
Паук нашёл кресло-каталку в какой-то дальней кладовой под горой картонных коробок от медикаментов.
Не пришлось даже шины накачивать – до войны всё делали на совесть…
…Мне страшно хотелось разогнаться (ремень безопасности просто так не приладят), но заставлять Мойстарика бежать вприпрыжку – сами понимаете. С Князем и Рыбой я бы не церемонился…
Встречные прохожие узнавали меня, кричали всякие добрые слова вроде: «Правильно ты этих сволочей уделал!», «Чаки, ты моего мальчика спас!», «Хорошего сына вырастил, мастер Яррик!» и тому подобное, так что я почти поверил в свой подвиг…
Возле нашего дома стоял пятнистый «барсук» штаб-майора. Сам господин Рашку прислонился к стене и нетерпеливо бил по сапогу стеком. А в коляске сидел дядя Ори, застёгнутый брезентовым пологом, и с интересом вращал головой по сторонам.
– Слава Творцу, я вас дождался, господин Яррик! – сказал штаб-майор Мойстарику. – Вот, конфискую вашего брата, пока День Отцов не пройдёт… Изымаю с профилактическими целями…
– Понимаю, – вздохнул Мойстарик.
– Приедут немалые чины из столицы, – продолжал дозер. – Всё должно быть честь по чести. А господин Ори…
– Да уж знаю, – сказал Мойстарик. – В самый неподходящий момент… А куда вы его? Неужели к себе в подвал? Он не любит подвалов…
– Нет, конечно. В санаторий я его отвезу. С доктором уже договорился. Не обидят там вашего Ори, да и ребята за ним присмотрят. Свежий воздух, деревенская пища…
– Пусть отдохнёт несколько дней, – согласился хитрый Мойстарик. – Пять, десять… Двадцать…
– Он мне тут вот что заявил, – сказал Рашку. – Говорит, если Отцы Неизвестные, значит, все мы, ихние дети – ублюдки? Какой-то у него бред такой… сильно политизированный…
Князя согнуло пополам от смеха. Дозер строго на него глянул, и только тут заметил меня в кресле…
– Эт-то что за наваждение?
Пришлось Дину повторить печальную историю.
Рашку обошёл мой экипаж и сказал:
– А это мысль. Кресло представим как щедрый дар городских властей пострадавшему юному герою… Вручат во время триумфа…
– Господин Рашку, – сказала Рыба. – Да ведь наш Мукомол под такой дорогой подарочек всё наворованное из бюджета спишет!
Дозер глубоко задумался. Потом сказал:
– В вашей компании есть только один человек с мозгами, и это Нолу Мирош. Щедрый дар отпадает. Но чтобы на демонстрации были все – и без ваших дурацких штучек! Проследите за этим, господин Яррик!
С этими словами господин Рашку сел в седло, и «барсук» выдал клуб сизого дыма: он-то ездил на бензине…
– Ладно, – сказал я, когда Мойстарик ушёл в дом. – Я им устрою такой триумф юного героя, что надолго запомнят.
– Да и я кое-что придумал, – сказал Князь, – чтобы надолго запомнили…
Крик Второго Всадника
День Неизвестных Отцов учредили всего лет шесть назад, так что никто у нас толком не знает, как его надо праздновать. Неоткуда взять образец, кроме как день рождения императора с военным парадом и народными гуляниями. Кинохронику тех времён в больших городах, конечно, уничтожили, а в нашем глухом углу кое-что осталось.
Тогда на всех углах развешивали портреты самого императора в разных возрастах и членов венценосной семьи, а теперь-то кого? Не пустые же рамы? Остаются полевые цветы да призывы на транспарантах. Вроде тех, что любит выкрикивать в голом виде дядя Ори.
Праздник проводится вовсе не в годовщину Революции Отцов, как можно было бы ожидать, а вот именно в этот день. Говорят, что для его определения сложили все дни рождений Отцов и вывели среднее арифметическое… Сначала мне этот День Отцов очень даже нравился. Потому что праздников осталось мало – прежние отменили, а новые придумываются туго.
Отмечали мы это день в детском лагере без речей и собраний – просто наносили зубной пастой боевую раскраску северных кланов, устраивали состязания по стрельбе из лука и метанию копья, а на десерт в столовой подавали мороженое – хотя Князь и говорил, что оно не настоящее. Из громкоговорителей звучали песни про Отцов, да кто же к ним прислушивался? И надрывались утром и вечером инструкторы, подпевали чёрным раструбам…
Поэтому в демонстрации я участвовал только дважды – уже когда перешёл в старшие классы. И готовились мы к ней основательно…
На этот раз нам с Рыбой большая подготовка не понадобилась. А Князь исчез вместе с велосипедом – то ли наобещал лишнего и дезертировал, то ли у него задумка такая.
Столичные гости прибыли не обычным поездом – на специальной электромотриссе, перед которой ехала платформа с охраной – правда, не Боевая Гвардия, а пехтура армейская. И начальство нас осчастливило не слишком высокое – третий заместитель главы Департамента пропаганды со свитой, не круче.
Но все знают, что в составе любой делегации вполне может оказаться один из Неизвестных Отцов: они ведь живут среди нас, неузнанные, скромные, разделяющие с нами тяготы повседневной жизни… Впитывают в себя думы народные и чаяния людские. А потом на своих тайных заседаниях подводят итоги увиденному и пережитому, устанавливают мудрые законы, принимают чрезвычайные постановления, со скорбью карают, с радостью милуют… И прочий джакч, который приходится писать в гимназических сочинениях на вольную тему…
Отцы живут среди нас… Я представляю. Дрыхнет под мостом бродяга в лохмотьях, рядом пустая бутылка из-под «Фиолетового крепкого». Воняет от бродяги, потому что даже за угол отойти ему лень. Проходит мимо честный гражданин. Ему бы пнуть тунеядца от всей души, но приходится сдерживать себя. Кто знает – вдруг в полночь встрепенётся оборванец, встанет, выйдет на условленное место – тут и подкатит к нему роскошный чёрный автомобиль. Скажет алкаш тайное слово, и повезёт его машина по секретному подземному шоссе в подпольный Дворец Отцов, и будет он там со своими собратьями вершить судьбы Отчизны до утра, а утром воротится бродяга на свой кусок сырого картона под мостом… Или так: стоит, прислонившись к фонарному столбу, немолодая шлюха…
Интересно, а женщины среди Неизвестных Отцов есть?
Мы с Князем много чего такого напридумывали, когда толковали про верховную власть. Главное, хорошо они устроились. Раз ты неизвестный, так ты ни за что и не отвечаешь…
Креслице моё инвалидное стоит пока во дворе. Там же притаилась до поры и Рыба. Благо, место построения «серой» гимназии недалеко от нашего дома.
Сразу же обступили меня одноклассники – поздравляют, бьют по плечу, Дени-Кочерга даже обниматься полез… Не буду я тебя обнимать, Кочерга, вон девчонок наших сколько ещё необнятых и непоцелованных…
Только наш отличник Птицелов обниматься не стал, очки поправил и сказал:
– Вот ты, Сыночек, прежних «отчичей» в клетчатые робы определил, а их опять полно! Даже Сапёр и Выкидыш туда записались!
Смотрю – и точно, заменили наши одноклассники гимназические гербы на фуражках эмблемами «отчичей».
– Ну Сапёр – понятно, – сказал я. – С таким папашей – не диво. Но Выкидыш-то, Выкидыш! Свой же парень был!
– У них пора гражданской зрелости наступила, – сказал Птицелов. – Даже поодиночке «Славу Отцам» горланят, а уж как соберутся… Слушай, Чак, можно мне в вашу гриболовную артель записаться?
– А ты, Птицын, откуда про неё узнал? – сказал я.
– Да весь город знает, – сказал Птицелов. – Понимаешь, отец у меня теперь не работник, а мне бы хоть немножко на учёбу подкопить. Только первый сезон продержаться, а стипендию я уж как-нибудь заслужу…
Он заслужит. И не как-нибудь, а точно. Вот уж кому место в университете по заслугам полагается! А на солекопскую пенсию большая семья не проживёт…
– Я не против, – сказал я. – Так и скажи Нолу. Думаю, она согласится. Тем более, что не надо девушкам в Ледянку нырять. Доктор Мор на неё за одну попытку два часа орал, как резаный. А я сейчас в столицу поеду на несколько дней. И вообще у меня реабилитационный период. Так что если холода не боишься, призраков не боишься – валяй…
– Спасибо, Чаки, – сказал Птицелов. – Слушай, а не страшно тебе было… Ну, тогда, в лесу?
– Не страшно, – говорю. – Потому что представить не мог, что они меня убить собрались. Думал, обычная драка будет. Ну и что ж, что семеро на одного – патриотушки по-другому не умеют…
– Семеро? – сказал Птицелов. – А на каторгу отправили человек двадцать – ещё и нескольких «ворон» прихватили…
Вот оно что! Ай да дозер! С размахом поработал! А я у него, значит, вроде того борцовского манекена… Мокрого…
– Не знаю, – сказал я. – У нас зря не сажают.
И даже не покраснел.
– Свежая мысль, – сказал Птицелов и отошёл.
Джакч! Да кем они меня теперь считают?
Мнение Птицелова мне совсем не по барабану. Что же эти джаканные пропагандисты за моей спиной наворотили?
А всего обиднее, что наш директор Людоедище стоит в окружении гимназистов, отдаёт различные распоряжения, но в мою сторону не смотрит и к себе не подзывает…
Гимназия наша на этот раз повезёт на платформе живую картину «Защитники Чёрного бастиона». Заняты в ней только семиклассники – традиция эта идёт с довоенных времён. У половины на головах зелёные береты «неустрашимых», другая половина наряжена злобными горцами из клана Спящего Филина. Горцы обвешаны красными перьями и вооружены дротиками, но быть Филином никто не хочет, потому что на них сверху льют чёрную краску – вроде как кипящую смолу. Зато «неустрашимые» все погибают…
Мне в своё время тоже не повезло – пришлось изображать поражённого стрелой в битве при Золотой Пади офицера. Так и пролежал всю дорогу на пузе и ничего не увидал. Одна радость, что каска с плюмажем…
Не увижу я демонстрацию и в этот раз – наша гимназия идёт последней (по жребию). Обидно. Зато как нельзя лучше подходит к моей затее.
А как марширует своим знаменитым бесшумным шагом Горная Стража, я так и так не увидел бы: все погранцы ловят сегодня дезертира – сами понимаете кого. Ловят его на перевалах, а зачем, спрашивается? Он бежал в больничной одежде, а там ещё снег не сошёл. Ну разве что у него сообщники были…
Здорово ошиблись погранцы, но тогда я этого ещё не знал.
Ну, наконец, пошла и наша родная «серая». Самые крепкие ребята катят платформу с живой картиной. Я наверняка оказался бы среди них, если бы… ну вы поняли.
Пора! Я открыл калитку и очутился в собственном дворе. Там меня ждали волшебное кресло и Рыба в белоснежном халате и накрахмаленном чепчике. Поперёк кресла лежали костыли – для закрепления образа. Костыли в нашем доме хранятся с незапамятных времён – Яррики ничего не выбрасывают.
Уселся я в кресло, пристегнулся, вооружился костылями – и покатила Нолу Мирош меня, героического инвалида, вслед за гимназической колонной.
Ну вот и представьте себе картину: идут дети с цветами, с плакатами, на ходу славят Отцов, плывёт платформа с душераздирающими эпизодами Третьей Горской войны, а позади всех самоотверженная медсестра везёт беспомощного калеку.
Но не может маленький смельчак Чак Яррик не внести свой вклад в общее ликование.
Когда я убедился, что начальство и гости на трибуне меня прекрасно видят, сразу стал размахивать костылями и орать изо всех сил:
– На Пандею! На Пандею! Порадуем дух Старого Енота!
Я-то думал, что вот сейчас сотрясёт Старую площадь громовой раскат смеха, мэр Мукомол сделается весь пунцовый, а гости, включая предполагаемого Неизвестного Отца, станут испепелять мэра взглядами…
Не тут-то было.
Они все – всё население Верхнего Бештоуна, военное и гражданское, подхватили призыв слабоумного калеки и грянули:
– На Пандею! На Пандею!
И даже оркестр грянул «Красные кальсоны» в ритме марша. Песню дружно заорали, потому что её у нас знают все.
Хоть и время предобеденное было, а показалось мне, что нарвался я на час ликования и восторга, вызванный, по теории доктора Мора, эманациями Мирового Света…
В общем, накрылась моя затея.
А вот у Князя всё получилось.
Когда в небо полетели первые ракеты фейерверка, со стороны Алебастрового хребта донёсся чудовищный рёв – уши закладывало, и даже по брусчатке площади пробежала дрожь…
Звук явил такую силу, что враз вышиб из толпы ликование и восторг. Заткнулись музыканты, оборвалась песня, и, когда рёв постепенно затих, установилась тишина.
Её нарушил истерический женский вопль:
– Второй Всадник закричал! Спасайтесь!
После крика Первого Всадника, как известно, произошёл ядерный удар по Нижнему Бештоуну.…
Был ли этот первый крик на самом деле, не знаю, вернее, не помню по малолетству. Но ведь бесшумных ядерных взрывов не бывает…
Легенда утверждает, что Третий Всадник возвестит конец нынешнего Саракша и Обновление.
Возникла паника. И наверняка люди передавили бы друг друга, но полицейское оцепление оказалось на высоте. Толпу рассекли на несколько потоков, и всё обошлось.
Только мы с Рыбой никуда не бежали.
Потом Нолу сказала:
– Ну чисто дитё наш Динуат! Сам дурак и шутки дурацкие!
Почему дурак, я спрашивать не стал. Мойстарик говорит: никогда не задавай вопрос, если ответ тебя может огорошить… А я уже о чём-то начинал догадываться.
