Текст книги "Щербатый талер"

Автор книги: Андрей Федоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

–   Привет! С тобой, Дмитрок, виделись уже.

Михаль и Чэсь неохотно пожали с ним руки.

–   Твоему деду что, делать нечего? – Сказал Чэсь. – Кому надо его «телевизор»?

Курт заморгал глазами, оглянулся почему-то на калитку. Геолог стоял и стоял, дымил сигаретой. А дед Макар вернулся снова к машине.

–   Ребята, при чем здесь я? – Курт приложил к груди руки. – Я сам только что приехал, вот Дмитрий может подтвердить.

Но вид у него был такой, будто Курт знает не только о злосчастный «телевизор», аи еще кое о чем.

–   Уж не твоих рук это дело? – Подозрительно вглядываясь в него, спросил Чэсь.

–   Какая работа?

–     Наплести деду, что мы могли посягнуть на его «телевизор».

–    Нужно мне очень, – обиделся Курт. – Говорю же, приехал только.

–   Ну, смотри!

–   Играй, Вова.

Они снова повернулись, чтобы уходить.

–   Эх, вы, – сказал им в спины Курт. – А я хотел... Я, может, работать буду у геологов! Не верите?

Никто не обернулся.

–   Вам же разбогатеть надо, – вдруг сказал Курт. – Были бы хорошие, я попросил бы геологов, и вас бы взяли.

Чэсь с Михалем почти споткнулись. Вытаращились на Дмитрока. Надо же, вот так молчун-тихоня! Умудрился разболтать Курту их планы, пока ехал с ним в автобусе!

–     Что еще за новости? – Прошипел на Дмитрока Чэсь. – А ну, вернемся.

Курту только это и нужно было. Заинтересовал, вернул. Пусть не задаются, теперь вынуждены будут считаться с ним.

–   Десять долларов в день обещали, – похвастался Курт и сплюнул под ноги.

Ребята даже остолбенели. Такая цифра заставила их даже забыть измену Дмитрока. Десять долларов в день – это сумма.

–   Врешь, – сказал Чэсь.

–    Я? Спросите у лысого... ой, я хотел сказать у дяди Жоры... Дядя Жора! – Оглянувшись, крикнул он вдруг, – нет выбрасывайте!

Он подбежал к калитке и осторожно принял из рук геолого окурок, затянулся.

–   Они не верят, что вы мне по десять долларов в день платить будете.

–   Буду, – подтвердил геолог.

–     Они сами к вам наниматься пришли, – льстиво заглядывая геологу в темные очки, хихикнул Курт, – да опоздали!

Но геолог вдруг проявил интерес:

–   Это правда, ребята? Вы хотите помогать нам?

–   Хотели. Какая теперь разница? – Сказал Михаль.

–    Ну, почему. Может, и вам занятие найдется. Зайдите через неделю, когда у вас каникулы начнутся. Мы здесь все лето будем.

Работать вместе с Куртом? С этой лисой – подлизой? Как ни звучало в ушах у каждого «десять долларов в день», как ни заманчиво это было, ребята твердо знали, что к геологам больше не придут.

–   Кстати, чьи это сотки внизу, у самого памятника? – Спросил геолог.

–   А что? – Отозвался Чэсь. – Ну, мои.

–   Ничего. Земли оттуда требуется будет взять на пробу. Геолог зевнул:

–   Так через неделю ждем вас, – поплелся обратно во двор, загорать.

Курт побежал следом. Наконец ребята остались одни. Михаль с Чэсем дали себе волю, накинувшись на покрасневшего, растерянного Дмитрока.

–   Откуда этот Курт знает, что мы приходили искать работу?

–   Откуда знает, что мы собрались разбогатеть?!

–   Спросите у него сами.

–   Допустим, про геологов он сам догадался... но о нашем «разбогатеть» – откуда?

–   Ребята, вы можете не верить мне, – справившись с собой, спокойно ответил Дмитрок, – можете не дружить со мной. Но в автобусе я не сказал ему ни слова. «Привет – привет », вот и все.

–   Ага, значит, сказал! «Привет» сказал же?

–   Не молча же ехать. Впрочем, думайте что хотите, – махнул рукой Дмитрок.

–   Хорошо. С этим мы еще разберемся... – Михаль взглянул на солнце, которое постепенно садилось за рекою. – Теперь разбегаемся завтракать, а вечером – сбор возле Оксаниного дома.

Глава 16

Офицер наполеоновской армии

Улица утопала в ранних сумерках. С низменности, от реки, тянуло ночным легким ветерком. "Толкла мак", звенела машкара – настырный гнус не боялся ни ветерка, ни сумерек. Целые тучки его вились над головами парней, Оксаны и ее отца. Разве что немного помогали ветки сирени, которыми обмахивались, да еще «курение дыма» – кучка горящего старого тряпья, ветхого дерева, коры... Копоть потому так и называется, что не столько горит, сколько дымится и одурманивает гнус.

Отец с Оксаной сидели на маленькой скамеечке под забором, Чэсь, Михаль и Дмитрок – полукругом напротив, прямо на траве. В центре дымился, вспыхивал редкими огоньками дымокур. Отец подшуровывал его прутиком.

Только что отцу пришлось коротко повторить парням то, о чем уже знала Оксана: о Великом княжестве, испанской чеканки талерах, о беспутном шляхтиче Трушке и его родовой коллекции монет...

–    Вы, может, не знаете, что наш памятник на холме около Березины, – показал отец прутиком себе за спину, – просто символ. Это просто знак памяти солдатам всех войн, которые затронули нашу обитель: наполеоновской 1812 года, Первой мировой, гражданской, Второй мировой... А непосредственно захоронения были, конечно, в самых разных местах. Например, первое захоронение, еще со времен отступления французской армии, было куда дальше от реки – приблизительно там, где сейчас Чэсевы сотки, а может, и еще выше, вот здесь, где мы сидим.

Чэсь уздрыгаув. Самые невероятные предположения кружили ему голову. Он слушал, забывая отмахиваться от машкары, ловил каждое слово. В кармане он сжимал найденный на своих сотках талер.

–      Тогда как хоронили? – Неторопливо рассказывал дальше отец. – Часто всех вместе – русских и французов, красных и белых, советских воинов и гитлеровцев – всех в одном месте, ставили один крест на могиле. Все люди, каждому страшно умирать, каждого где-то в Рязани, или в Мозыре, или в Париже кто-то ждет, молится, чтобы миновала близкого человека беда... И вот какая выходит интересная история. Вскоре после окончания войны с Наполеоном царь издает два указа, в которых гражданские власти обязуются собирать брошенную неприятелем амуницию, оружие и другие трофеи. Все это не бесплатно Например, пушка стоила аж пятьдесят рублей, ружье – пять, холодное оружие – сабли, тесаки-немного дешевле... Собрать амуницию было, конечно, куда сложнее-крестьяне еще ​​раньше растаскали. И долго после войны белорусские крестьяне форсили в сапогах и в головных уборах всех европейских армий, входивших в состав Великой наполеоновской армии. В деревнях на путях отступления, то есть и в наших Поплавах, долго не покупали железо, из сабель и палашей местные кузнецы делали ножи и серпы, из кирас – сковородки, кружки... Пуговицы, на которых часто были выгравированы номера полков, и через сто лет после французского нашествия украшали пальто и дубленки белорусов.

Ища трофеи, заодно раскапывали старые, наспех сделанные могилы, перезахоранивали их уже в других местах, торжественно, с почестями, молебном... Присутствовали и местные власти. Так была вскрыта могила в Поплавах. В могиле нашли останки трех русских солдат и французского офицера. Свидетели из местных крестьян показали: действительно, осенью 1812 у самой деревни, на опушке, наткнулись на «пранцуза», раненого, обмерзшего, бессознательного, обвязанного женской платком, в каких-то лохмотьях сверху порванного вдрызг мундира... «Пранцуза» внесли в ближайшую дом, пытались выходить, но тщетно. Раненый даже не шевелился, очень много потерял крови на морозе. Ночью в Поплавы подошел обоз русских. На лафете везли трех мертвых солдат. За ночь тихо, не произнеся ни слова, скончался и француз. Чуть рассвет, обоз тронулся дальше, оставив своих покойников, и местные крестьяне похоронили их вместе с французом.

И вот после войны, при раскопке той могилы, находят медную начинавших пластинку, на которой едва-едва можно-разобрать: «Аnrі-В...n іпgеnіr...», два талера испанской чеканки, а также кусок обычной бересты, в которую талеры были завернуты. Береста хотя и изменилась от времени, потемнела, потрескалась, но сохранилось еще довольно хорошо. На ней можно было разобрать какие-то линии, сделанные рукой человека. Но главное, из-за чего потом все и закрутилось – это разборчиво, глубоко    вырезанные    ножом    латинские    буквы:    «С L А D...»-«Клад». И сверху над словом – маленький крестик.

Глава 17

Все сходится!

–   Почему же крестьяне не забрали эти вещи? – Воскликнул Чэсь, облизывая от волнения губы. – Еще тогда, когда подобрали этого француза раненого?

–   У такого бедолаги? -Оксана подернула плечами, то ли от вечернего холода, то ли от жалости к француза.

–       Действительно, человек в таких лохмотьях – что ценного при нем может быть, – подтвердил отец. – Видимо, просто в голову не пришло обыскивать беднягу. А может, постеснялись обыскивать, все же умирает человек.

–   А при перезахоронение? – Вмешался Михаль. – Вот когда раскопали могилу, неужели никто не позарился на монеты?

–     Крестьяне-то и позарились бы, все же серебро. Но на радость или на горе поздних искателей скарба при раскопке оказался чиновник из местного отделения полиции, некий Понятовский, верный сПоплавы царю и Отечеству... Он, конечно, не мог допустить, чтобы даже крошка «добра российского» миновала государственную казну. Две монеты, медная пластинка, береста, даже пара уцелевших пуговиц с мундира были исправно упакованны и вместе с подробной описью – при каких условиях и где все это было найдено – отправлено в Санкт-Петербург...

Отец подложил в дымокур кусок коры, подул, чтобы тот разгорелся и задымил. Было уже темно, только окна в домах светились, словно ориентиры, обозначая улицу. Отец снял пиджак и накинул на плечи Оксане.

–  Дальше, папа! – Нетерпеливо попросила девочка.

–  Ну, а дальше и раскрутилась карусель... Береста своими потрескавшаяся-линиями напоминало топографическую карту, потом -

магическое слово «клад», крестик... Француз был инженер – значит, разбирался в топографии и мог указать на бересте какой-то географический маршрут. Рассматривали, изучали бересту и так, и сяк-ничего не получается. Для топографической карты на бересте не указан ориентиры – привязки к конкретной местности-такие как дерево, река, камень. Для обычной карты не указано, где север, где юг – словом, крути эту бересту, как хочешь. Начали судить, не в монетах ключ к разгадке этой «карты»? Действительно, рубцы монет были скромсаны ножом; несомненно, они как-то связаны с берестой. Начали крутить монеты, и тем и другим стороной прилагать к бересте... тот же результат! Ничего не понятно, ничего не выходит. Тогда взялись за пуговицы, на которых был выгравирован номер полка, и вдруг совпало, что это тот самый полк, куда поступил на службу белорусский шляхтич Трушка, и монеты – те самые, с его родовой коллекции...

–      Но ведь монет было восемь!-Оксана быстренько подсчитала: – Пять нашли на месте фольварка, две – у офицера, а где еще ​​одна?

–   Как раз в цель, – похвалил отец – В том-то и дело, что у французского офицера было не две, а все три монеты. Как они к нему попали – неизвестно, но факт фактом. И шифровал он свою «карту» – бересту также при помощи всех трех талеров. Соответственно, таким же образом эта «карта» и должна разгадываться. Это как игра в кубики: одного не хватает – и слова никак не сложишь.

–   И. .. не нашли? -Чэсь проглотил слюну. – Третью монету?

–   Нет. Хотя искали ее не один год, перерыли здесь все окрестности, опрашивали здешний люд... Не раз раскапывали и саму могилу – тайно, ночью. А француз, словно мстя за свои страдания в этом мире, с того света посмеивался над живыми: «Ищите, ищите! Вот загадал вам загадку». Еще до революции объявили немалую награду тому, кто найдет и передаст властям этот третий талер. Тогда же и появились монеты-подделки. Правда, их легко было «раскусить»: фальшивомонетчики не могли знать, что на настоящих талерах – сделанные ножом насечки на рубцах. Кстати, Оксанин   талер, скорее   всего,    как раз   и   есть   одна из тех дореволюционных подделок.

–   Не может быть! – Обиделась за подругу Оксана. – Катин папа не стал бы держать у себя фальшивую монету.

–      Возможно. Ну, вот такая история, – неожиданно закончил отец. – Стемнело совсем, и мошки нас загрызли, и дымокур наш погас.

–   Это все? – В один голос воскликнули Чэсь с Михалем.

–   Вот так всегда! -Оксана от обиды даже отодвинулась от отца на край лавочки. – Третий раз берешься рассказывать, и все что-то мешает!

Отец удивился:

–   Это, правда, все, что я знаю.

–   Не все, мы и того не знаем! – Возразила Оксана.

–  Так спрашивайте, я постараюсь ответить.

Чэсь с Михалем начали перешептываться.

–   Скажите, а где сейчас те две монеты и береста? – Вдруг спросил Дмитрок.

Отец рассмеялся:

–       А, вон оно что! Сами, значит, решили попробовать? Что ж, попробуйте... Только знайте – непросто вам будет, поэтому начинайте готовить себя к возможным горечи и разочарованиям...

–    Лучше научи, папа, что нам прежде всего делать? – сказала Оксана.

–      Прежде всего, когда приедешь в Минск, узнай у Катиного папы, откуда у него этот талер, не фальшивый ли он. Потом у вас, в Поплавах, в школьном краеведческом уголке, насколько мне известно, хранится копия бересты...

–   У нас? Здесь? – даже не поверил Михаль.

–   У вас или в городском краеведческом музее. Там все сотрудники знают об этой истории.

–   А монеты?

–   Должны быть и копии монет. Дел тем, что перед войной из Ленинграда в наш Минский архивный музей были переданы эти два талера и точная копия бересты – от самой бересты, конечно, уже ничего не осталось. А из Минска копии    рассылались    во   все    краеведческие    музеи,    которые делали запросы.

–   Неужели так просто все? – Поразился Чэсь.

–   Если было бы просто, эту тайну давно раскрыли бы, – заметил отец, – а так с каждым годом, с каждым десятилетием все вертится, словно колесо: не хватает самого главного – третьей монеты. Где потерял или спрятал ее раненый француз – кто знает...

«Я знаю! Она у меня в кармане! " – Чуть не вскрикнул Чэсь. Во время всего вечера он хотел признаться в этом, похвастаться своей находкой. Но каждый раз он чувствовал на своем локте   твердое,    решительное   пожатие  Михаловой    руки.

«Молчи» – значило пожатие.

–   В крайнем случае, – продолжал отец, – если вас постигнет неудача в школьном или краеведческом музее, могу посоветовать вам вот что. Я уже рассказал Оксане – заведующим в Минском архивном музее работает знакомый Оксаниного учителя истории, Бориса Григорьевича. Я могу позвонить ему или написать записку, Оксану пустят в архивный музей, она посмотрит все своими глазами и выпишет, что нужно.

–   А не могли бы мне на время дать эти монеты? – Спросила Оксана.

–Если только на месте, в архиве, под наблюдением заведующего... Ага, и еще! -Схватился отец-Я забыл сказать вам, что настоящий талер остался только один-другой пропал во время войны, осталась лишь копия.

–   Как... исчез?!

–    Да, очень просто. Мало ли что пропадало из наших музеев и во времена оккупации, и после оккупации... Вот видите, – заключил отец, – какие препятствия вас ждут? Если даже допустить самое невероятное: что у Оксаны настоящий талер, второй – в архиве – все равно не хватает третьего.

Чэсь с Михалем едва сдерживались, чтобы сейчас же не спеть, не закричать, и не заплясать от радости. Теперь они знали все.

Глава 18

« Ск аз о чки»

Вдруг кто-то кашлянуву темноте, потом раздался голос:

–  Сказочки рассказываете, Иваныч?

Оксана от неожиданности невольно вскрикнула. Ребята вскочили на ноги.

От забора отделилась фигура, шагнула ближе. Все, узнав, вздохнули с облегчением. Это был дед Макар. Как он умудрился так тихо подойти, что никто не услышал? И сколько времени стоял так, молча, слушая? Зачем ему это?

–  Что же вы детей испугали, – недовольно сказал отец.

–  Детей? Это хорошие дети...

Дед Макар покосился на парней. Видимо, ему хотелось рассказать про угнанный «телевизор». Но промолчал. Присел на корточки, отыскал в потухшим дымокуре кусочек коры, долго дул на нее. Добился-таки искорки, прикурил. В огоньке сигареты на миг блеснули его глубокие глаза.

Оксана прижалась к отцу.

–    Слышал я, – проговорил дед, попыхивая дымом дешевой сигареты. – сказочка все это... Зачем морочить малым голову? Пусть бы лучше работу какую делали, родителям помогали... Польза была бы и не шатались бы где попало.

–   Сказочки? – Переспросил отец. – Вот такой же мальчик, как эти, из-под Борисова, как-то заметил птицу, которая носила в свое гнездо что-то блестящее. В гнезде оказалось груда монет шестнадцатого века – прусских, польских и российских. Второй такой же мальчик – с Новогрудчины – случайно копнул землю палкой и наткнулся на клад польско-литовских монет семнадцатого века. Вот вам и сказочки.

–   Так и у нас копают, как кроты, – а что толку? Одно, не дают землице покоя... Вот она и родить перестает, земля наша.

–      Что вы, дед Макар – возразила Оксана. – Наоборот! Земле чужого не надо, она выталкивает из себя различные камни, железо... Правда же, папа?

Но отцу, видимо, не очень хотелось вступать в полемику с незваным гостем. Он неохотно подтвердил:

–   Правда... Все, дочка, пора спать, – и поднялся.

–   Грех землицу трогать, – гнул свое дед. – Роют, роют. Каждое лето – а чего роют, что ищут? Все чего-то не хватает людям. А я так думаю: если бы было что, в землице нашей, давно нашли бы. Правильно я понимаю?

Никто ему не ответил.

–   Иванович! – Обратился вдруг дед к отцу. – Вот вы, я знаю, обижаетесь на меня. Поговорить не хотите. Детям и то внимание оказали, а я, значит, ничего не понимаю, старый пень... Так, выходит?

–   Нет, не так, – ответил отец. – Если бы вы не стояли втихаря у забора, а подошли к нам, и вы послушали бы. Да вы и так слушали...

–   Обижаешься, – повторил дед. – А за что? Забор вашей матери сделал? Сделал. Дровами помог? Помог. Рыбкой, грибами...

–   За это я вас уважаю, – сухо ответил отец, – а обижаюсь немного только за одно: вы делаете все это, а потом похваляетесь всему поселку, который вы хороший.

–   А как же иначе? -Удивился дед Макар. – Я же старый, вот и люблю поговорить. И вы, Иванович, будете старым, и они, дети... Тогда увидите, что за радость.

–   Спокойной ночи, – бросил отец. – Пойдем, Оксана. Отец пошел во двор.

Чэсь бросился, перед калиткой поймал за руку Оксану и шепнул:

–   Выйди завтра на улицу... Мы покажем тебе шалаш. У нас есть третья монета!

Глава 19

Планы

День обещал быть приветливым.

На чистом синем небе ни облачка. Солнце поднялось уже довольно высоко, а на траве, на стволах деревьев, на листьях – все еще роса. Сияет, переливается, вспыхивает в лучах мириадами звезд-капелек по всей пойме. В низинах, около приречного кустарника, еще синеют остатки ночного тумана.

Тихая, медленная, полусонная вода Березины плещется о берег. От реки веет утренней свежестью. То тут, то там слышатся тихие звуки: чпок! буль! чпок! – Словно кто-то бросает в воду маленькие камешки. Это небольшие рыбки охотятся на насекомых. Недогадливая мошкара толчется над самой водой серыми облаками, радуется солнцу, утру и даже не подозревает, что служит кому-то всего лишь завтраком...

Чэсь с Оксаной остановились на обрыве, под самыми ольхой и дубом.

–   А теперь посмотри внимательно, – сказал Чэсь. Оксана огляделась:

–   Ну и что? Давай, веди. Где ваш шалаш?

– А мы пришли. Он над твоей головой.

– Там? На деревьях? Вот это здорово... В жизни никогда не догадалась бы.

Вверху, в кронах деревьев, что-то зашуршало.

–   А как взбираться? – Спросила Оксана.

– По    этой    кривой    ольхе.    Хочешь,    подсажу? – Покраснев, предложил Чэсь.

Девочка сердито сверкнула на него глазами:

–   Еще чего!

Как кошка, обхватила она гладкий, отполированный ногами ствол, и вмиг оказавшись наверху, скрылась в листве.

Радостное настроение в Чэся вдруг пропало от этого сердитого «еще чего». А так хорошо началось было утро! За ночь опухоль прошла, щеки стали одинаковыми. Он мог уже не стесняться Оксаны. Он даже приготовил ей подарок, который, завернутый в плотную бумагу, лежит в нагрудном кармане рубашки... И вот – «еще чего»… Чэсь неуклюже, стараясь не прижиматься к ольхи грудью, вкарабкался следом за девочкой.

Ребята оба были уже здесь. Дмитрок лежал на мягком мху, подперев локтем подбородок, и флегматично наблюдал через сеть листвы за восходом солнца. Михаль выглядел обеспокоенным. Он стоял на коленях в углу возле полочек и перебирал их сокровища.

–   Кажется, здесь был чужой, – сказал он Оксане и Чэсю вместо приветствия. – А все на месте...

–     Да говорю же тебе, я это был, – отозвался Дмитрок. – Вчера, когда приехал из города, искал вас, и в шалаш забирался.

–   Ну, хорошо, – сказал Михаль. – устраивайся, Оксана! Как тебе здесь нравится?

–   Здорово! Просто чудо какое-то, – Оксана, правда, была в восторге. – Даже не верится, что ты на дереве, высоко над землей... А сколько разного добра у вас тут! .. Чайник даже есть. Неужели и чай здесь греете?

–       Зачем здесь? Спускаемся вниз, к реке, там костер, и хвороста сухого полно, – ответил Михаль.

Он разложил на коленях тетрадь, достал карандаш, принял важный, даже торжественный вид.

–   Да, Чэсь, Оксана, давайте сюда талеры... Ну, вот. Теперь ты поняла, Оксана? Вчера Чэсь вовсе не зарился на твою монету, у него своя была, почти такая же на вид. Он нашел ее на своих сотках, как раз на том месте, где могло быть первое захоронение французского офицера. Видишь, как похожи?

–   Правда, – прошептала Оксана. – Мальчики, да это же значит...

–   Это значит, сокровище наше, – угрюмо перебил Чэсь. – Достаем копию бересты, ты просишь в архиве на время третий талер – и все.

–   И все! -Не в силах сдержать радость, Оксана обняла всех разом.

Угрюмость с Чэся как рукой сняло.

–   Почему же вы вчера вечером молчали? Нужно было рассказать обо всем папе, – решила Оксана, – он посоветует...

Все трое вскочили:

–   Ну, сейчас!

–   Они, взрослые, сто лет искали, не нашли!

–      Расскажем, а сюда наедет различных экспедиций, выкопают золото, а нам и спасибо никто не скажет!

–  Хорошо, хорошо, – покорно согласилась девочка-Я же ничего... Если вы все против, давайте искать сами.

–    Так, – сказал Михаль, – я люблю во всем порядок и ясность... Давайте прежде всего запишем... пункт пятый, главный и основной: поиски клада.

–    А что за пункты? – Заинтересовалась Оксана. – И почему пятый? А какие еще ​​четыре?

–  Так, мелочь...

Михалю сейчас   просто   стыдно было   за те четыре «метода извлечения денег». Особенно за «пункт четвертый», который придумал     он     сам.     Подумать    только,     какое     глупость – «постараться найти деньги на улице»! ..

–            Оксана, – строго, чтобы скрыть неловкость, обратился к девочке Михаль. – Мы приняли тебя в компанию. Теперь ты знаешь, где шалаш, можешь приходить сюда в любое время, когда захочешь, и становишься, как и мы, полной хозяйкой всего здесь. Дай слово, что будешь молчать, как рыба. Никто – ни отец, ни бабушка, ни самая близкая подруга не должны знать ни о шалаше, ни о сокровищах.

–  Даю слово, – сразу же легко согласилась Оксана.

–   Тебя это тоже касается, молчун ты наш.

Дмитрок только   махнул рукой.   Мол,   что напрасно оправдываться, все равно не поверите, что ничего он Курту не говорил...

–   Да, расписываем каждому заданию. Сегодня-двадцать пятого мая. Я думаю, до каникул нечего рыпаться. Надо спокойно доучиться эту неделю. Сокровище, можно сказать, у нас в руках, никуда не денется. Рано или поздно его выкопаем – не так важно.

Чэсь предложил

–   Михаль, может, сразу подумаем, как будем делить?

–   Конечно, поровну! – Сказала Оксана. – И еще Кате.

–   Какой Кате?

–   Подруге. Она подарила мне талер, с этого все и началось.

–     Оксана, ты дала слово! -Напомнил Михаль. – Никаких подруг! Делить будем на четыре части. Три части – Чэсю с Оксаной, одну четвертую – нам со Дмитроком. Талеры ваши, это будет справедливо. А потом каждый может распоряжаться своей судьбой, как захочет, в том числе и делиться с Катей.

Никто не возразил. Все с уважением посмотрели на Михаля. Не часто приходится видеть людей, которые с такой решимостью готовы обделить сами себя.

–     Значит, – сказал Михаль, – начнем по алфавиту. Оксана, тебе самое трудное и самое важное задание. Первое – расспросить, откуда талер, ты заберешь его с собой в Минск. Второе – сходишь в архивный музей, узнаешь все подробно по возможности и возьмешь копию бересты. Хотя с копией, я думаю, проблем не будет, раз она есть даже в нашем школьном музее... Желательно было бы как-то выпросить в архиве на неделю-другую их талер.

–   Я попробую, – кивнула Оксана.

–        Дмитрок – то же самое. Сходишь в городской краеведческий музей, узнаешь все подробно, попробуешь выпросить у них копии. Мы с Чэсем будем крутиться здесь, на месте, и ждать вас. Все ясно? Кто еще хочет сказать?

–   Я, – Оксана, как на уроке, подняла руку. – Когда мы ехали с папой сюда, в Червене на автостанции у меня хотели отобрать талер. Я... просто достала его из кармана. А они заметили.

–   Кто они?

–   Дое мужчин. Одного зовут Сева, а второй – лысый. У них еще машина. И они ехали за нашим автобусом до самых Поплав.

–    Я думаю, ничего страшного, – сказал Михаль. – Если эта история с талерами такая известная, то ничего удивительного, что многие интересуются ею... Однако бдительность не повредит. Впредь ни Оксана, ни ты, Чэсь, никогда не доставайте монеты без надобности. И еще: чтобы к нам не возникало подозрений, будем говорить: «Нам дали на лето задание – собирать материалы об истории Поплав». Все понятно?

–   Понятно.

–     Тогда – купаться! – Весело закончил Михаль. – У берега вода уже теплая.

Быстро спустились вниз Оксана вдруг остановилась:

–   Нет, я не могу. Я забыла купальник.

–   Сбегай, мы подождем.

–  Да в Минске забыла! Думала, еще холодно купаться, и не взяла...

Чэсь удивленно взглянул наее.

–  Хочешь – отойди ниже, за поворот, – сказал он. – Мы не будем подглядывать, честное слово.

–  Нет, в другой раз выкупаюсь.

Михаль со Дмитроком, на ходу сбрасывая одежду, бросились к реке. Чэсь задержался. Достал из кармана подарок, протянул Оксане:

–  Это мед. Тебе.

– Правда? – Она быстро развернула бумагу и увидела совсем черный, круглый, как яйцо, шарик. Это были соты, полные янтарного ароматного меда.

–   Неужели от тех ос? – Поразилась она.

–   От ос. А ты не верила... Нет, шучу! – Засмеялся Чэсь. – Это отец вчера нашел на лугу. Шмелиный мед.

–   Что у вас за семья, одни пчеловоды какие-то...

Оксана вдруг вспомнила, что она некрасивая, и замолчала.

–   Благодарю, – сухо сказала она. – Побегу, собираться надо. До встречи через неделю.

–   Оксана! – Позвал Чэсь вслед. Девочка остановилась:

–   Что?

–   Нет, ничего... Пока!

Глава 20

Лето

Последняя неделя тянулась, как никогда. И вот наконец – лето! Каникулы! Целых три месяца: июнь, июль, август! Даже сами слова эти звучат, как музыка. За одно лето ты взрослеешь на целый год. Ты сдаешь в школьную библиотеку учебники, к которым так привык за девять месяцев. Прячешь на дно шкафа старый дневник и стопку тетрадей с диктантами и сочинениями. В первый же день каникул обуваешь кеды или кроссовки, надеваешь какие-нибудь шорты, сделанные из старых джинсов, майку – и все это будет с тобой целое лето, обносится, станет любимым... И в этой удобной, легкой одежде, которую не боишься замарать или порвать, ты радостно переходишь межу и вступаешь на территорию другой страны, с коротким названием Лето. Страны яркого солнца, теплых дождей и гроз, грибных туманов, страны футбола, утренней и вечерней рыбалки, орехов и ягод, походных костров, страны интересных книжек и первой любви, страны загадок и открытий...

Михаль с Чэсем вылезли из речки, оставляя за собой на мокром побережье глубокие узкие следы, которые сразу же наполнялись водой. Упали на горячий песок. Сразу же кожа у обоих начала покрываться пупырышками. По телу пробегала дрожь.

–        Сегодня... третьего... июня, – сказал Чэсь непослушными от холода губами, – а ни Оксаны... ни Дмитрия.

–    Зато... Курт... заявился день в день, – с готовностью отозвался Михаль. – Сегодня я видел... коз пас на выгоне...

Дед Макар держал козу с козленочком; они всегда паслись и приходили домой сами, а тут Курт, видимо, ради «спортивного интереса», вдруг загорелся за ними присматривать.

Михаль с Чэсем давно выполнили свое «задание». Или, лучше сказать, они его не выполнили. Ничего не удалось добиться. Школьный «историко-краеведческий уголок» оказался шкафом с большим навесным замком. Шкаф стоял в глухом конце коридора, и на него никогда не обращали внимания. Молодая, только что из университета, учительница истории долго не могла понять, чего от нее хотят.

–    Нам на лето задали задание, – объяснял Михаль, – узнать как можно больше об истории нашего поселка.

Начали искать ключ от замка. Он оказался у школьной уборщицы бабы Нины. Отперли-шкаф, поверх груды пыльной, пожелтевшей макулатуры лежала папка с надписью – «Наши славные земляки». В папке-несколько газетных вырезок об участниках Великой Отечественной войны, уроженцев этих мест.

–   И это все, весь музей? – разочарованно спросил Чэсь. Учительница почему-то обиделась:

–   А что вам еще нужно?

–   Что-то более давнее, связанное с историей, – сказал Михаль.

–     Это и есть история вашего поселка, – ответила учительница. – Что вам еще нужно?

Вмешалась баба Нина. Она, с ключом в руке, стояла рядом и ждала, когда папку положат на место, и снова можно будет нацепить на «школьный музей» замок.

–   А вы сходите к Ирине Леонидовне, – посоветовала она. – Старая учительница, уже десять лет на пенсии. К ней все ходят, кому история нужна.

Сходили к Ирине Леонидовне, которая жила одна в доме в самом конце Поплав, возле леса. Учительницу не застали дома. Соседка объяснила нам, что она поехала в гости к сыну, вернется где-то через неделю.

Вот и все. Оставалось только одно – ждать Оксану, Дмитрока, а теперь уже и учительницу Ирину Леонидовну.

На четвертый день каникул приехал, наконец, Дмитрок.

–      Ничего не получилось, – спокойно объявил он. – Краеведческий музей не работает, закрыто на ремонт.

–  И на сколько?

–  Они сами не знают. Сказали – надолго. Там здание старое, еле держится, все стены потрескались.

–  И ты молча повернулся и ушел?

–  Нет. Начал просить: говорю, мне на лето задали задание по истории Поплав, про памятник...

Дмитрок замолчал, вспоминая.

–  Да не тяни ты! А они?

–     Посоветовали съездить в Поплавскую школу, в вашу, значит. Там, сказали, хороший школьный музей.

–  Здравствуйте, – засмеялся Чэсь. – Видели мы тот музей... А может, нам не все показали, Михаль?

–  Зачем им что-то скрывать, – ответил Михаль. – Скорее всего, та единственная папка и есть вся «история».