Текст книги "Австрийская площадь или петербургские игры"

Автор книги: Андрей Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Я подписал, точно помню, – сказал Чернов. – Ефремов позвонил, что задерживается и чтобы его не ждали. – Помолчав, он добавил: – Его по большому счету и судить нельзя. Сколько раз он тебя предупреждал, что доиграешься.

– Я и сам понимаю, – уныло согласился Петр. – А что теперь делать убей Бог, не знаю. Короче: готовь приказ. А там видно будет.

Петр долго сидел, глядя в запыленное, давно не мытое окно. Потом пришла секретарша с подготовленным приказом.

– Я телефониста вызвала, пусть переведет ваши номера в кабинет Главного.

– Зачем? – удивился Петр. – Я здесь останусь, пусть сюда звонят.

Она кивнула и, взяв подписанный приказ, ушла к себе. А Петр, полистав блокнот, нашел телефон Микина.

– Александр Вадимович, – сказал он, когда тот снял трубку, – это Рубашкин звонит.

Пришел Степанов и, по-хозяйски шлепнув Иру, довольно улыбнулся:

– Совсем другое дело. Теперь – хоть на Елисейские поля. Хочешь в Париж, Петруха? Да брось ты эту сумку к ...ной матери!

– А джинсы? – пожалел Петр.

– Туда же. Что мы, тебе новых не найдем?

Они спустились в ярко освещенный вестибюль. Десятка два ранних гостей терялись в его пространстве. Едва заметным жестом Степанов остановил скользящего мимо официанта и взял два фужера.

– Это хорошо, что ты мне попался. "Папа" велел отбирать вашего брата. Сказал: "Штучно и с разбором!" Я и подумал: самое время тебя в люди вывести. Кого ж, если не тебя? Давай за успехи!

Фужеры сдвинулись звонко, и хрустальные отзвуки сопроводили первый прохладный глоток восхитительного шампанского. Петру не хотелось вдумываться в слова, так приятна была встреча с Юркой, буквально излучавшим приветливость и дружелюбие. Был, был такой талант у Степанова, и он умел им пользоваться.

Вышколенная девица подхватила фужеры, едва они опустели.

Петр хотел спросить про парикмахершу, но Степанов уже тянул за рукав.

– Пора в дозор,– сказал он. – Сам не проверишь– напутают обязательно.

В большом зале горели только редкие лампы на стенах. Было сумрачно и темно. За окнами метались и гнулись под хлещущими струями дождя тяжелые ветви деревьев.

– Эй, кто-нибудь, – крикнул Степанов, – свет включите!

Люстры вспыхнули одна за другой, вычернив все, что было за стеклами. Роскошный стол с длинными крыльями и маленькой поперечиной вытянулся на две трети зала. Радужно сверкал граненый хрусталь, белизна скатертей и салфеток слепила глаза. Чего только не было! Ростбифы, загадочно очерченные изумрудной зеленью, перемежались глубокими блюдами, наполненными черной и красной икрой, мерцавшей каждой крупинкой. Тут же изысканные тартинки разных форм и начинок, рыбные и мясные деликатесы всех видов копчения. А рядом – молочные поросята с коричнево-золотистой корочкой. От всего этого великолепия как не почувствовать обильного слюноотделения и хруста на зубах?

– Ну, Васильич, – сказал Степанов подошедшему метрдотелю, – запускай своих обалдуев.

Тот обернулся и махнул рукой: "Давай". Петру показалось, что оба взволнованы, а Степанов выглядел еще и необычно серьезным. Тут же через настежь распахнувшиеся двери бесшумно втянулись вереницы официантов в черном с белоснежными манишками. Каждый держал в руке обернутую салфеткой бутылку. Они застыли вдоль стен на равном расстоянии друг от друга. Степанов, Васильич и следом Петр двинулись вдоль неподвижного ряда.

Обойдя всех, остановились в центре.

– Ну, Васильич, с Богом! – сказал Степанов, и обернувшись к официантам: – Всем все ясно? Если что – шкуру спущу. Кто меня не знает узнает!

В этот момент в кармане у Степанова тихонько затренькал сотовый. Он коротко послушал и как-то обреченно сказал Петру:

– "Папа" приехал. Пошли!

Вестибюль уже гудел голосами. С высоты лестничного пролета движение людей казалось величавым и осмысленным, а у дверей гардероба медленно змеилась промокшая очередь.

– Сейчас... – начал Степанов, но открылась входная дверь и разговоры смолкли. По опустевшему в центре проходу к лестнице быстро шел Собчак: в смокинге с антрацитно блестящими отворотами. Было что-то театральное в этом стремительном проходе сквозь расступающуюся толпу, которая усиливала эффект отчетливым сходством со зрительным залом.

– Ну как, готово? – спросил Собчак, протягивая Степанову руку.

– Все на уровне, – ответил Степанов и отодвинулся в сторону так, что Петр оказался лицом к лицу с мэром. – Вот, Анатолий Александрович, – мой друг, знаменитый журналист Рубашкин...

Петр всегда определял отношение человека к себе по его рукопожатию. Рука Собчака была ни жесткой, ни мягкой, – она была никакой.

– Очень приятно, вы ведь работаете в...

– В "Невских вестях", – машинально продолжил Петр.

Искорка интереса мелькнула в глазах мэра, но тут же сменилась вежливой улыбкой

– Да, конечно, Ефремов вас очень ценит. Следует особо поощрить Юрия Григорьевича за инициативу нас познакомить. Надеюсь на долгое сотрудничество – я скажу, чтобы вам выписали постоянный пропуск в мой секретариат. Я всегда помогаю нашей демократической прессе, а сейчас, в сегодняшних условиях, неформальные контакты с ведущими журналистами особенно важны.

Петр хотел возразить, что он вовсе не ведущий и тем более не знаменитый, а Ефремов никак не мог отзываться о нем хорошо. Но ответ вовремя не сложился, и он только благодарно улыбнулся. Степанов незаметно тронул его за локоть и сказал, обращаясь к Собчаку:

– Пойдемте, Анатолий Александрович, посмотрим.

Петр почувствовал себя лишним и у дверей зала, где они со Степановым уже были, свернул вбок. Не зная, куда деться, зашел в первую попавшуюся комнату с двумя напольными зеркалами и глубокими креслами вокруг тяжелого овального стола.

Он курил уже третью сигарету из взятой у Степанова пачки, когда в комнату заглянул Яковлев.

– Ты что здесь делаешь? – искренне удивился он, заметив Петра.

– Шел по улице, сзади машина, очнулся – сижу и в галстуке, – пошутил Петр, вставая навстречу. Они не виделись несколько лет, но никакого стеснения между ними не возникло – слишком необычным было их знакомство почти пять лет назад. Яковлев работал тогда главным инженером какого-то жилищного треста и среди претендентов на руководящие кресла всерьез никем не котировался. В 93м, когда Яковлев неожиданно стал первым заместителем мэра, многие удивились. Многие, но не Петр, хорошо помнивший, с каким азартом и ожесточением Яковлев боролся за победу на выборах в Ленсовет и как ловко устроил, что о его неудачной попытке заняться политикой все забыли.

– Хорошо, что я тебя встретил, – есть вопросы, – сказал Яковлев, усаживаясь рядом и приветливо улыбаясь. – Да, вопросы есть...

– Давай!

– Ну, не сейчас же. Хорошо бы встретиться в неформальной обстановке. Кстати, ты же хорошо знаешь наших журналистов – кто из них потолковее?

– Кого ты имеешь в виду – газетчиков, телевизионщиков?

– Ну-у, вообще, – неопределенно протянул Яковлев, – тех, кто занимается городом.

– С 5-го канала – Дегтерев, он сейчас ведет цикл "Реформа и власть", Потапенко из "Невского времени", Горшков – из "Смены", да мало ли...

– Давай пообедаем на следующей неделе. Позвони– я дам тебе прямой телефон. – Яковлев написал номер на визитной карточке и протянул ее Петру.

– Пойдем, а то все выпьют.

– Без нас не начнут, – ответил Петр.

По пути Яковлева то и дело останавливали. Петру надоело здороваться с незнакомыми, и он поспешил в главный зал, уже заполненный гостями.

– Куверт поправь, бестолочь, – услышал Петр голос Степанова. Обернувшись, он увидел, как ошалевший официант бросился к столу.

– Вот ты где! – обрадовался Степанов. – А я думаю – куда пропал?

– Простите, Юрий Григорьевич, все поправил, – на лбу подбежавшего блестели капельки пота.

– Убери этого лохматого, Васильич, а то в тарелки волосьев насыплет! раздраженно сказал Степанов, но тут же улыбнулся проходившему мимо худощавому человеку.

– Здорово, Паша! Как себя чувствуешь, именинник?

– Все шутишь? Гляди, Юра, дошутишься, – ответил тот и отвернулся.

– Кто это? – спросил Петр.

– Ты что, Пашу Кошелева не знаешь? – удивился Степанов.

– Тот самый, кагэбэшник?

– Ну, кто об этом теперь вспомнит! Он уже давно на гражданке.

Кошелев выглядел озабоченным и усталым, но сбившийся на лоб светло-каштановый чубчик и смешные усы придава тить не напомню, – с неожиданной злостью сказал Степанов, но, повернувшись к Петру, улыбнулся: Неужели при том для старого кореша не хватит, другана под дождем оставлю?

Завывая сиреной, машина на скорости круто свернула с моста в темную от нависших ветвей аллею и через двести метров осадилась перед раздвигающимися створками белых ворот. Через минуту Петр входил в правительственную резиденцию на Каменном острове, известную как "спецобъект К-2". Не задержавшись в вестибюле, Степанов завернул в длинный коридор.

– Васильич, – уважительно обратился он к неторопливо подошедшему метрдотелю, – организуй нам по-быстрому закусить. И познакомься: Петр Рубашкин, мой личный почетный гость. Отведи его потом к нашей новенькой, вели причесать и погладить. Водилу накорми и отправь за моим костюмом, пусть по дороге заскочит к Алику, возьмет все для моего друга и скажет, что я прошу.

Васильич цепко оглядел Петра:

– Рост пятый, размер 52, обувка на сорок два, лучше с половиной... Все так?

– Да, – ответил Петр и вслед за Степановым вошел в небольшую комнату. Три официанта опрятно накрыли и гуськом ушли, последний закрыл за собой дверь.

– Сперва рыбки, потом выпьем, закусим и снова нальем, – сказал Юра. Меня ум ли ему чуть-чуть легкомысленный вид. Светлые глаза, один из которых едва заметно косил, смотрели как бы сквозь собеседника.

Тут ожили динамики, в зале стихло, раздался голос Собчака. Петр не слушал – думал о своем. Понял, что речь закончилась, по мгновенному оживлению.

2.14. ПОДОПЛЕКА СОБЫТИЙ -РАЗБРОД И КРИВИЗНА

"Опять будет про квартиру", – раздраженно подумал Петр, услышав в трубке голос жены. Уже второй месяц Катя надоедала разговорами о продаже квартиры. Она даже нашла какое-то агентство. Петр сходил туда и с первых слов понял, что попал к жуликам. Давать объявление он не хотел – слишком много жутких историй печатали газеты о тех, кто попадался на хитроумные уловки и оставался ни с чем.

– Я же говорил, что не возражаю. Только занимайся этим сама, – Петр, спросонья не расслышал, что сказала Катя.

– Господи, ты опять ничего не соображаешь! Сходи в ванну и сунь голову под кран. Я подожду.

– Как раз сегодня я очень хорошо соображаю. День у меня по гороскопу трезвый. – Часы на стенке давно не ходили, а свои наручные он оставил в кухне. "Сколько же сейчас времени?" – подумал он и взглянул в окно. Дом напротив был темен, а уличные фонари горели через один вполнакала. "Второй час, – решил Петр, – теперь не уснуть".

– Где Настя? Позови ее к телефону, – попросил он.

– Она у подружки, уроки делают.

– Почему всякий раз, когда мы разговариваем, ее нет дома?

– Так получается...

– ...а ей самой ты звонить не разрешаешь!

– Знаешь сколько это стоит? Последний раз вы почти на сто долларов наговорили.

– Мне почему-то казалось, что в Австрии платят шиллингами, а ты говоришь – сто долларов.

– Это чтобы ты лучше понял. На сто долларов можно хорошее платье купить. Или туфли. А ты мне – сколько мы жили – самой дрянной шубы не купил! Вместо заботы о семье – только слова, одни слова! Даже в постели ничего не мог, пока не наговоришься. Раз в месяц являлся осчастливить! Тебе никто не нужен, ты только себя любишь, только себя замечаешь. Какая же я была дура, что столько терпела! – она почти кричала, а Петр чувствовал тоску и беспомощность, оттого что понимал ее правоту.

– Да, я был плохим мужем – сколько можно толочь воду в ступе? Хватит! Квартиру продам, меня устроит любая комната в центре. Все деньги отошлю тебе, и все уладится. Так стоит ли посреди ночи извещать телефонисток всех стран, что я ни на что не гожусь как мужчина? – подчеркнуто тихим голосом сказал Петр.

– Ты знаешь, Настя стала говорить почти без акцента. Многие даже не догадываются, что она из России.

– Да, осторожный человек Ефремов, – хмыкнул Яковлев. – Хочет вернуться к шапочному разбору, когда станет ясно, кто есть кто. А ты, что ты думаешь делать?

– По правде говоря, не знаю. Прыгать, как козлик на веревочке, противно.

– Не хочешь после выборов пойти работать ко мне в администрацию?

– Я в администрацию? – Петр искренне рассмеялся. – Вспомни, Володя, сколько лет прошло. Это раньше мы рвались все изменить и исправить. Теперь-то я точно знаю – власть не для меня. Вообще не для таких, как я, тут он запнулся. Яковлев так буднично, как о давно решенном, задал свой вопрос, что Петр не сразу понял. – К тебе в администрацию? Ты так уверен в победе?

– Гарантии только у Бога, да и там не на сто процентов. Но думаю, переиграть Анатолия Александровича вполне реально.

– Я сегодня разговаривал с Прохоровым. Он не считает тебя серьезным конкурентом. По их опросам – ты на пятом-четвертом месте...

– А по твоим?

– Говорят, у тебя очень сильная динамика, ты все время прибавляешь. Если так пойдет дальше, наберешь нужный рейтинг к июню.

– Если успею. Собчак хочет перенести выборы на первую половину мая.

– Вряд ли депутаты согласятся.

– Есть много способов их уговорить. Тем более что Кравцов – на крючке. Кстати, благодаря твоим стараниям. Он сейчас на все пойдет, чтобы угодить Собчаку.

Петр почувствовал, что Яковлев не хочет заговаривать о том, что его тревожит.

– Володя, мы не первый год знакомы. Говори прямо. Что смогу, сделаю.

– Помоги! Мне срочно нужна большая, обстоятельная статья. Ты умеешь писать такие. Можешь начать с того, что я как бы благодарю Собчака. Мол, научил меня уму-разуму. Это чтоб тебя не подвести. Ну, а дальше – на твое усмотрение. Ученого учить – только портить. Самое важное: я тебе верю, в спину стрелять не будешь.

– Хорошо, – коротко согласился Петр и дружески хлопнул Яковлева по плечу. Они были одного роста, только Петр уже начал полнеть, а Яковлев остался таким же стройным и подвижным, как в молодости.

– В футбол еще играешь? – спросил Петр.

– Редко, больше в теннис, два раза в неделю обязательно.

– Никому об этом не говори. Теннис – барская игра, народ этого не любит. Футбол – другое дело. Футбол все любят.

– С юмором у тебя, как всегда, в порядке, -улыбнулся в ответ Яковлев.

– А в остальном?

– Ты изменился, очень изменился. Нет этой, твоей... – Яковлев замялся, подыскивая слово, – фанаберии...

– Скорее амбиций. Жизнь потрепала, не до этого.

– А что же тебе в жизни теперь надо, если власти не хочешь?

– Денег. Совсем немного денег, – весело сказал Петр. – Дай взаймы двести тысяч, и для счастья хватит.

– С такой скромностью пора в монастырь, – засмеялся Яковлев, протягивая две стотысячные купюры.– Смотри, какой красивый пес бегает.

Огромная собака с кудрявой черной шерстью уже давно кружила вокруг.

– Лабрадор! – уверенно определил Петр.

– Сразу видно, что у тебя нет собаки, – сказал Яковлев. – У лабрадора морда шире и прикус другой. А это типичный пудель, только очень большой. Я таких никогда не видел.

– Красивый. Наверное, потерялся, ищет хозяев. – Петр поднял обломок ветки и бросил далеко вперед. Палка еще была в воздухе, а пес уже стремглав летел к месту ее падения.

– Видно, помуштровали пса, вышколен прекрасно.– Яковлев направился к машине.

Вдруг раздался сильный хлопок, Все вокруг озарилось вспышкой ярчайшего голубого света. Яковлев и Петр обернулись одновременно: с середины сада, куда побежала собака, разбегались испуганные мальчишки, но пес будто провалился сквозь землю.

– Петардами балуются, – сказал Яковлев. – Ну, мне пора. Вот номер моего телефона. Если что – звони!

2.15. ЗЛОБНЫЙ ЗВЕРЬ СОВСЕМ НЕ СТРАШЕН,ЕСЛИ ОН РАСТЕРЯН И ОШАРАШЕН

Кошелев встретил Петра улыбкой и с нераспечатанным коньяком на журнальном столике.

– Угощайтесь на здоровье, – сказал он, усаживаясь напротив. – Кажется, наш план срабатывает. Мне уже звонят разные люди: сочувствуют и предлагают помощь, чтобы вас обуздать – вы стали притчей во языцех. А позавчера на приеме со мной заговорил некий господин Хольц, сотрудник одной из строительных немецких фирм. Как говорят разведчики, состоялся косвенный зондаж через третье лицо. Возможно, через лицо незаинтересованное и неосведомленное. А может, наоборот: лицо очень осведомленное и очень заинтересованное. Короче говоря, по тихой воде круги уже пошли.

– Почему же по воде? Круги пошли по болоту. Точнее, по дерьмовому болоту или, для краткости, по дерьму, – вставил Петр.

– Не будем спорить, – примирительно сказал Кошелев и поднял рюмку. Но чокнувшись, он только пригубил. Глядя на него, Петр тоже оставил рюмку нетронутой. Если Кошелев и удивился, то вида не подал.

– Итак, каким вы видите наш следующий шаг? – спросил он.

– Как и планировали, засылаю это в консульство,– Петр протянул Кошелеву письмо.

"Почетному консулу Австрийской республики в Санкт-Петербурге господину Тому Х. Вестфельту

Глубокоуважаемый господин Консул!

Общественность нашего города по-прежнему интересуют вопросы, связанные с договоренностью об оплате расходов по комплексному ремонту Австрийской площади за счет магистрата города Вены и Правительства Австрии.

Глава администрации Петроградского района П.Кошелев неоднократно заявлял, что обязательства, взятые Австрийской стороной до сих пор не выполнены. Однако он отказывается сообщить какие-либо сведения о ведущихся по этому вопросу переговорах, в связи с чем редакция, которую я имею честь представлять, намерена привлечь г-на Кошелева к судебной ответственности за нарушение Закона России "О средствах массовой информации". Основанием для судебного преследования Главы администрации является его отказ предоставить газете запрашиваемые ею документы, что нарушает конституционное право граждан на свободное получение информации и влечет наказание, определяемое ст.140 Уголовного кодекса РФ.

Учитывая большой общественный интерес к затронутой проблеме, покорнейше прошу Вас ответить на следующие вопросы:

– подтверждаете ли Вы наличие договоренностей между властями Санкт-Петербурга и полномочными лицами Австрийской республики об оплате работ на Австрийской площади, произведенных в преддверии визита канцлера Враницкого?

– если указанные договоренности имели место, то какие конкретные финансовые обязательства взяла на себя Австрийская сторона?

– наконец, производились ли выплаты любым российским или иностранным юридическим лицам или отдельным гражданам, которые прямо или косвенно мотивированы работами на Австрийской площади?

Надеюсь, что внесение ясности в затронутую проблему будет способствовать дальнейшему укреплению делового сотрудничества между Санкт-Петербургом и Австрийской республикой.

В заключение осмелюсь представить Вам настоящее письмо в качестве официального запроса редакции, на который распространяются требования Закона РФ "О средствах массовой информации", причем их несоблюдение влечет установленную российским законодательством ответственность.

Соблаговолите, господин Консул, принять мои наилучшие пожелания.

Заместитель главного редактора П.Рубашкин"1.

– Ваше подлинное призвание, Петр Андреевич, – не фельетоны писать, а ноты и верительные грамоты. Только поговорив с ночным дежурным и предупредив секретаршу, что его ни для кого нет, Кошелев вскрыл полученный утром конверт. В нем были две страницы, откопированные на специальном аппарате, искажавшем индивидуальные особенности печатающего устройства.

Да, друзья не подвели! Все, что было написано, касалось его самым непосредственным образом.

"При проверке первичной информации, – вдумываясь в каждое слово, читал Кошелев, – проведенными оперативными мероприятиями были получены следующие сведения:

"Источники (перечень – в приложении) сообщили, что пятикомнатную квартиру номер 81, находящуюся на втором этаже дома 42 по улице Зверинская, купила Кравцова Галина Николаевна 1961 г.р. и прописалась в ней с дочерьюКравцовой Еленой Юрьевной 1990 г.р. Прежнее место жительства по учетным и регистрационным данным: С.-Петербург, Ковенский пер., дом 9, квартира 37.

Жильцам дома хорошо известно, что Кравцова Г.Н. является женой Председателя Законодательного собрания Санкт-Петербурга, члена Совета Федерации Кравцова Юрия Анатольевича.

Справка:

Кравцов Юрий Анатольевич, родился 10 ноября 1953г. в г. Баку. Прописан: Пискаревский пр. д. 10, кв. 75. Паспорт ХII № 506572 выдан 18.04.1979 г. 32-м о/м г. Ленинграда.

Родился в семье врачей. Имеет высшее юридическое и высшее математическое образование. С 1976 по 1990 год работал в ПО "Невский завод" им. В.И.Ленина. В 1990-1993 годах депутат Ленинградского Санкт-Петербургского горсовета, председатель постоянной комиссии по законодательству. В 1994 избран депутатом Законодательного собрания Санкт-Петербурга; в 1995 году – председателем собрания и стал по должности членом Совета Федерации РФ.

В партиях и политических движениях активно не проявляется. По линиям МВД или КГБ (ФСБ) учетно-вербовочных обязательств не выявлено.

Женат, имеет двоих детей.

В настоящее время в квартире 81 никто не живет, и в ней силами якобы государственной строительной организации ведется дорогостоящий ремонт с капитальной перепланировкой. Агент Н. выяснил у рабочих, что уже заменено около 120 кв.м. паркета на дубовый, импортный. Примерно в середине июля в квартиру завезено две грузовые машины престижной мебели иностранного производства. Кравцов Ю.А. в сопровождении охраны примерно 2 раза в месяц приезжает для проверки и контроля ремонта.

Отношение жильцов дома к происходящему – крайне негативное. Отмечены случаи конфликтных ситуаций, возникающих из-за постоянного шума и грязи, вызванных работой строителей, а также ненадлежащим отношением охраны Кравцова к гражданам. Среди жильцов подъезда ходят слухи о том, что их вскоре выселят, чтобы обеспечить порядок в доме, где будет жить Кравцов.

Оплата ремонтных работ и меблировки квартиры осуществляется якобы из государственных бюджетных средств города..."

Последнюю фразу Кошелев дважды перечитал и подчеркнул, прежде чем вложить бумагу в резательную машинку.

– Валентина Ильинична, – с обычной вежливостью попросил он секретаршу, – пригласите, пожалуйста, Никитина.

Тот вошел сразу, как будто ждал за дверью.

– Присаживайтесь, Вячеслав Александрович, – сказал Кошелев и помолчал, оттягивая время. – Может, вы знаете, кто и зачем затеял стройку на Зверинской.

– Я же вам рассказывал...

– Докладывал, – машинально поправил Кошелев.

– ...мне позвонили из департамента – сперва Серов, потом Клименко, что им из мэрии велели: надо сделать квартиру для Кравцова. Смета утверждена, средства мы получили – лежат на счету, проведем их под капремонт теплосетей и косметику, ну, как обычно – где подшпаклевать, где побелить...

– Не помню, – глядя в окно, равнодушно сказал Кошелев.

– Как же...

– Не помню, – уже тверже повторил Кошелев.

– Но ведь Серову звонил сам...

– Остановитесь, Вячеслав Александрович. Мне не важно, кто звонил, прервал Кошелев, – я очень не советую отправлять деньги, пока не будет письменного указания. Ни копейки незаконных расходов, понимаете, ни копейки!

2.16. ВТОРАЯ ОСЕНЬ. ПРЕДСМЕРТИЕ

Дни текли монотонно, как капли из крана, который не до конца закрутили. Петр рассчитал, что должно пройти не меньше месяца прежде, чем австрийцы придумают хоть какой-нибудь ответ. Он отсиживал в редакции положенные часы, ходил на пресс-конференции, отписываясь короткими и бесцветными заметками, изредка редактировал статьи всяческих нужных людей, которые – это давно знали во всех редакциях– писать по-русски совсем не умели.

Он почти не общался с сослуживцами. Прежние товарищи его избегали, а новые не заводились. Только Андрей Потапенко к нему не изменился. Он приносил рукописи и забирал готовые материалы. Иногда они даже обсуждали, казалось бы, интересные вещи – например, возможна ли честная журналистика, – но эти разговоры проходили мимо сознания, не задевая и не беспокоя Петра.

– Как-то выйдя утром из дома, Петр неожиданно для себя повернул в другую сторону от редакции. Занимался один из лучших, последних дней бабьего лета. Воздух теплый и свежий, ни одного облака над крышами.

2.17. ЭТО ТАКАЯ ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ БУМАЖКА!

Петр долго обдумывал возможные варианты и в конце концов решил, что правильно отказался замять скандал вокруг Австрийской площади. Судя по всему, его запрос в консульство кого-то серьезно задел. Кого и в какой степени, он даже не мог представить. И продолжал ждать.

Через несколько дней после встречи с Заленсковым Петра пригласили в консульство за ответом. Он снова оказался в маленькой приемной.

– К сожалению, консул не сможет вас принять, он неожиданно и срочно уехал в Австрию, – сказала секретарша, протягивая лист плотной бумаги. Распишитесь вот здесь, пожалуйста.

Ответ оказался коротким:

"Том Х. Вестфельт почетный консул Австрийской республики в Санкт-Петербурге. Господину П.А. Рубашкину– заместителю главного редактора региональной общественно-политической газеты.

Глубокоуважаемый господин Рубашкин!

На вопросы, содержащиеся в Вашем письме, консульство Австрийской республики в Санкт-Петербурге имеет честь сообщить следующее:

– существовала устная договоренность между австрийской стороной в лице советника магистрата г. Вены Ф. Свихалека и мэром г. Санкт-Петербурга г-ном А. Собчаком об оплате работ, произведенных на Австрийской площади;

– до настоящего времени никаких выплат за произведенные работы на банковские счета российской стороны из Австрии не производилось.

Австрийская сторона, придерживаясь своих обязательств об оплате работ по благоустройству Австрийской площади, ждет от Правительства Санкт-Петербурга всех счетов по произведенным работам с тем, чтобы перевод денежных сумм на счет российской стороны состоялся.

Надеемся, что тем самым ответили на Ваши вопросы.

По поручению Консула

С.И.Колесников, зав. канцелярией"1.

Прямо из консульства Петр поехал к Кошелеву. Тот не скрывал нетерпения. Выскочив из-за стола, он взял у Петра бумагу.

– Эту историю можно считать законченной, – усаживаясь, сказал Петр, теперь они заплатят.

– С чего вы взяли? – разочарованно спросил Кошелев. – Сколько я получил таких обещаний, а воз и ныне там.

– Вы не понимаете – это точка. Окончательная точка. Осталось только отправить австрийцам счет, дождаться получения денег и провести пресс-конференцию. Вы же не захотите скрыть от журналистов приятного факта: городской бюджет пополнился двумястами тысячами долларов? – усмехнулся Петр.

– Но почему, почему вы так уверены?

– Это официальный, дипломатический ответ правительства Австрии. И если австрийцы не хотят огласки, – а мы с самого начала рассчитывали именно на это, – то дать нам такой документ, а после не выполнить обязательств... Петр замялся, подыскивая сравнение, – ...это значит сдать козырного туза. Или представьте жертву, которая протягивает грабителю пистолет и при этом говорит: "Я отдам деньги, а если передумаю, то, пожалуйста, застрелите меня!"

Петр не стал рассказывать о встрече с Заленсковым, но именно она убедила его, что австрийцы обязательно заплатят.

– Что-то в ваших рассуждениях есть, – сказал Кошелев. – Но в любом случае надо ждать.

– Вы забыли о самом важном – нужно срочно послать счет. Кстати, почему вы раньше этого не сделали?

– Я как-то не задумывался, – признался Кошелев, и Петру понравилась его откровенность.

– Хорошо бы не тянуть, – сказал Петр.

– Петр Андреевич, раз уж вы приняли такое деятельное участие, не помогли бы написать письмо, – попросил Кошелев.

– Помочь – значит написать? – не дожидаясь ответа, Петр взял лист бумаги. – Как зовут бургомистра Вены? Хойпель? Так и напишем: "Господину Михаэлю Хойпелю. Уважаемый господин Хойпель!.."

– Почему бургомистру? – удивился Кошелев.

2.18. СОЧТЕМСЯ ПОСЛЕ, ВРЕМЯ ЖДЕТ!

Деньги поступили в Петербург еще до Нового года, но Петр узнал об этом только в январе.

– Завтра будет пресс-конференция в Доме журналистов, приходите чуть раньше, я бы хотел до начала с вами поговорить, – сказал по телефону Кошелев.

Петр не почувствовал ни радости, ни желания тут же взяться за статью. Дело было не в обещании сохранить тайные пружины и подробности этой истории, которое он дал Заленскову. Просто эта новость не вышла из ряда других, как будто не он был участником всех событий и происшедшее его вовсе не касалось. Единственное, что волновало в последнее время, – это приближающийся переезд. Он, конечно, и пальцем бы не пошевелил, чтобы найти и оформить обмен квартиры, если б не безвыходное положение, в которое попала Катя.

Вскоре после того как Петр получил ответ из консульства, ее выгнали с работы и отказали в получении австрийского гражданства. Он по телефону даже не узнал ее голоса. Катя рассказывала о своих неприятностях глухо и монотонно, ни разу не упрекнув Петра.

– Ну и плюнь на них, возвращайся, проживем как-нибудь, – сгоряча предложил он, и тут же понял, что прежние раздоры отошли, горечь и обида остались в прошлом. – Возвращайся, начнем все сначала, – повторил он.

– Как же мы будем жить? Я знаю, ты никогда меня не простишь. – Катя заплакала. Прошло минуты две, Петр слушал, как она всхлипывала, как наливала воду, и терпеливо, с надеждой ждал.

– Нет, Петенька, ничего не получится, нам нельзя возвращаться, какое будущее ждет Настю там, у вас. Я из-за нее не могу, пусть хоть у нее все будет хорошо, если у нас не получилось.

Вскоре Катя позвонила еще раз и сказала, что они с Настей переезжают в Германию, там ей обещали работу и помогут с жильем, только позарез нужны деньги.

Петр попросил всех, кого знал, посоветовать надежное агентство, и через несколько дней подписал документы о продаже своей трехкомнатной квартиры. Взамен он получил комнату в покосившемся деревянном доме между Тарховкой и Разливом, а Катя – тридцать пять тысяч долларов на свой счет в венском банке "Кредитаншальтен".

И теперь он мучился, не зная, куда девать мебель и невероятное количество всякого барахла.

Петр опоздал и потому не встретился с Кошелевым. Пресс-конференция уже началась, Зеленая гостиная была набита журналистами. Наступая на змеившиеся по полу провода телекамер и софитов, Петр пробрался в дальний угол. Оттуда он видел кусочек серого, в тучах неба в окне, но было плохо слышно. Впрочем, Петра мало интересовало, что говорил Кошелев. Неожиданно он услышал свою фамилию.

– Лучше всех разобрался в этой запутанной истории Петр Андреевич Рубашкин – вы, наверное, помните его статью, вышедшую полгода назад, сказал Кошелев, глядя на Петра. – Может быть, он что-нибудь добавит?

Все повернулись в его сторону, ярчайший свет ослепил Петра. Он говорил минуты четыре, и сразу после этого пресс-конференцию объявили закрытой.