Текст книги "Австрийская площадь или петербургские игры"

Автор книги: Андрей Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

"Да и что они могут, кроме "чего изволите-с?". Тоже мне: Орфей с Эвридикой питерской демократии!" – со злостью подумал Петр, имея в виду Манилову с Гронским, главных редакторов "Невского времени" и "Вечерки".

– Хотите я вам "Невский спрут" принесу? – вдруг, понизив голос, спросила библиотекарша.

– Почему шепотом? – удивился Петр.

– Велели никому не давать, – сказала она и положила перед Петром истрепанный номер "Советской России".

Статья в "Савраске" – так журналисты называли "Сов. Россию" – вышла на день раньше той, которую напечатал Петр, и, судя по всему, обе публикации исходили из одного источника. Но "Невский спрут" был острее. Автор лупил Собчака наотмашь, захлебываясь от сочных эпитетов, описывал то, что было в милицейских бумагах и залихватски домысливал то, чего в них не было.

– Эта штука посильнее, чем "Фауст" Гете, – обратился Петр к библиотекарше, дочитав "Спрута".

– Говорят, что газеты с этой статьей изъяли из всех киосков, но все равно люди читают. Делают ксерокопии и передают друг другу, – откликнулась та.

– А мою статью на ту же тему вы читали? – спросил Петр.

– Конечно, она мне даже больше понравилась. У вас все как-то строже, интеллигентнее. И вы прямых выводов не делаете. Умные поймут, но ведь большинство любит, чтобы все по полочкам: черное – к черному, белое – к белому. довавшая затем сигарета вызвала желание запеть от нахлынувшего счастья.

Тут-то и грянул марш Радецкого, на трибуну потянулась вереница высоких гостей. Собчак в белом наутюженном костюме, то и дело уступал дорогу высокому импозантному мужчине и двум женщинам. Они прошли совсем рядом с Петром, и он попробовал втереться в процессию. Не тут-то было.

Его мощно оттер некто в штатском, и два мента тут же заломили руки.

– Вызывай бомжатник, – сказал один из них и пригрозил Петру: – Стой, как мышь, иначе уделаем.

– Отпустите ребята, я – журналист, – Петр исхитрился вытащить удостоверение.

– И правда, – с сожалением произнес сержант, внимательно изучив корочки. – А пропуск есть?

– Есть, но не на меня, я свой в редакции оставил,– заврался Петр.

– Дуй отсюда! Еще попадешься – все, что обещано, получишь, с верхом, до краешка...

Петр отошел подальше и в этот момент увидел жену. Она стояла на трибуне совсем недалеко от Собчака. Тот уже отговорил, и теперь в микрофон что-то бубнил немец, по программе – австрийский канцлер. Переводчик картавил похлеще трех бердичевских раввинов, и Петр ни слова не разобрал. Но из дальнейшей невнятицы какого-то Свихалека понял, что главное уже свершилось: площадь наконец-то обрела историческое название – Австрийская.

Грянул "Венский вальс".

"Венский вальс танцуют все", – прочитал Петр в мятой программке. Конечно, танцевали не все, а только узкий круг допущенных. Остальные молча смотрели. Совсем рядом с Петром прокружился довольный Собчак, его знаменитая супруга вальсировала в объятиях какого-то высокого, явно зарубежного красавца. Заметив собственную жену с одним из заместителей мэра, Петр поспешил затеряться за чужими спинами.

Едва затих божественный Штраус, выбежали сотни три артистов в дурацких нарядах и стали угощать зрителей пышками и пончиками, раздавать женщинам букеты цветов. Начался концерт.

– Все, блин, хватит, – сказал себе Петр и направился прочь, мучаясь, на что потратить последние деньги. Выбор был невелик: пара бутылок пива с пачкой сигарет или хлеб с колбасой на оставшиеся до понедельника полтора дня.

2.10. ТАМ, ГДЕ ОМУТЫ, ПЕРЕПРАВЫ НЕТ

Несколько дней Петр не выходил из дому и даже не пошел читать корректуру.

– Печатайте! Как хотите, так и печатайте, – ответил он Чернову. Повесив трубку, отключил телефон и всякий раз, слыша дверной звонок, накрывал голову подушкой. Чтобы не вставать без нужды, он расставил бутылки на полу возле кровати. Пробуждался нехотя, будто медленно выплывал из болотно-коричневой жижи. Но стоило протянуть руку и сделать несколько глотков, как снова приходило облегчающее бесчувствие.

"Если хочет поговорить наедине, значит и вправду дело серьезное", подумал Петр и решил не тянуть.

– Давай быка за рога. Шеф сказал, что ты приехал специально для встречи со мной. Говори прямо, что случилось.

Официантка принесла большой кофейник и налила кофе. Заленсков добавил себе молока и неторопливо размешал сахар, а Петр, обжигаясь, сразу проглотил четверть чашки.

– Сам понимаешь, из-за чего весь сыр-бор. Твое письмо пошло консулу в отработку по неофициальным каналам. Судя по всему, австрийцы в чем-то крепко влипли и попросили предотвратить огласку. Наши тоже не хотят скандалов, особенно в зарубежной прессе. Не знаю почему, но очень не хотят...

– Врешь! Знаешь, – наугад сказал Петр.

– Сразу видно, что ты не дипломат. Нельзя упрекать собеседника во вранье. А если честно, то до конца действительно не знаю. Но в общих чертах дело связано с кредитами. Раздуют твое дело, из мухи слона сделают, и плакали наши займы от Европейского банка. Кстати, ты когда посетил консульство?

– Недели три назад, – ответил Петр.

– А три дня назад канцлер Враницки неожиданно ушел в отставку.

– Почему во время его визита не было никого из официальных лиц? спросил Петр.

– О его приезде мы узнали через три дня, и то – случайно. Но это не для печати. Вообще-то я не очень в курсе. Вчера стали выяснять, кто тебя знает. Я и признался. Десять минут на инструктаж – и в самолет. Задача: уговорить тебя замять эту историю.

– Как же ее можно замять? Есть Кошелев, который хочет получить деньги, есть другие журналисты.

– Кошелев? Это та бестолочь, которая грозилась из автомата расстрелять таблички с названием площади?

– Вряд ли Кошелев бестолочь. Он полковник КГБ, в действующем резерве, – не задумываясь, соврал Петр.

– Так ты под ИХ крышей? – озадаченно спросил Заленсков.

– Я – сам по себе, – сказал Петр, но было видно, что Вадим ему не поверил.

– А ты можешь с ним договориться?

– Нет, и пробовать не буду! – Петр засомневался, действительно ли Заленсков говорил с ним от имени МИДа.

– А ты не боишься последствий – для себя, для семьи? Говорят, твоя жена и дочь живут в Австрии?

– Разбираться со мной бесполезно – я ничего не решаю. А семья? Пусть их вышлют обратно – не возражаю. – Петр изобразил безразличие, понимая, что показывать свою настоящую роль слишком опасно.

– Экий ты скромник, даже не верится. Ведь большие бабки светят, многозначительно произнес Заленсков. – Так что ты посоветуешь? Какой выход?

– Один: проплатить деньги в бюджет.

– Тебе тогда ничего не перепадет...

– Что ж тут поделаешь?

– Допустим, деньги проплачены. Это гарантия, что все будет тихо?

– Гарантия только моя. За других не отвечаю.

Вадим задумался, помешивая ложечкой кофейную гущу.

– Хорошо, на том и порешили. Как ты сказал, так и доложу. А напоследок вот что: "Дурак ты, дурак!" Сам с носом остаешься и меня подкосил. Впрочем, я особо и не рассчитывал. – Заленсков встал. К себе в номер он Петра больше не приглашал.

2.11. КО ДНЯМ ДВУНАДЕСЯТЫМ СШЕЙ МНЕ, СЕСТРИЦА, БЕЛУЮ ОБНОВКУ

Странная пора наступила в жизни Петра Рубашкина. Он приходил в редакцию ранним утром, а уходил последним, вместе с дежурным. С ним никто не заговаривал, и он целыми днями сидел в пустом кабинете, перебирая номера телефонов в старых записных книжках. Кому-то приходилось напоминать о себе, с другими он бодро договаривался о встрече, наверняка зная, что не увидит знакомого иначе, как случайно. Несколько дней он разбирал накопившиеся за долгое время бумаги. Потом без разбора свалил все в мешок из дерюги и вынес на задний двор. Писать Петр пробовал, но фразы выходили рыхлыми и бессмысленными: тема не находилась. Он чувствовал, что все вокруг остановилось и безмолвно застыло. Такое ощущение, будто с разбегу влетел в комнату, обитую ватой и войлоком.

Каждый вечер он смотрел новости по пятому, городскому, каналу. На экране еще мелькал Собчак. Его люди – Кудрин, Путин и другие – один за другим переводились в Москву, где вовсю праздновали победу Ельцина. Но бывшего мэра вспоминали все реже; телевизионное пространство постепенно занимал новый губернатор. Судя по содержанию сюжетов, в кабинетах Смольного кипели страсти. На руководящие должности приходили новые люди. Каждое назначение Петр воспринимал, как будто оно касалось его лично. Он не удивился, когда Витя Журавлев получил должность начальника секретариата, а Щербаков, Артемьев и Яцуба стали вице-губернаторами. Он ждал, что Игорь Сидоров останется пресс-секретарем, но на это место пришла Света Иванькова из ИТАР-ТАСС. Петр про себя одобрил: "Она маленькая и хорошо смотрится рядом с губернатором".

Теперь Петр жалел, что отказался от предложения Яковлева работать в администрации. "Может быть, еще не поздно попроситься, Владимир Анатольевич не откажет", – подумал он и решил позвонить Яковлеву. Но ему всякий раз отвечали одно и то же: "Губернатор занят, губернатор на совещании, губернатор уехал". Скорее всего, о Петре просто не докладывали: для секретарей он был одним из многих, кто домогался приема. Только Журавлев наверняка бы помог, но его не было ни дома, ни на работе. В конце июня у Петра отключили спецсвязь, а дозвониться по городскому телефону было невозможно.

Все это время он пил, пил в одиночку и понемногу, не доходя до беспамятства. Как-то Петр не удержался и заглянул к Чернову. На столе громоздились бутылки пива, а вокруг собралась старая кампания.

– Ба, глядите – к нам корифей пожаловал! – воскликнул Машков. С приходом Петра разговор увял. Он втиснулся между Черновым и Кокосовым, но вскоре ушел, чувствуя себя чужим и лишним.

По дороге домой зашел в кафе. Оно открылось недавно, но облупившиеся стены, изрезанные пластиковые столы и немытый пол – все напоминало закусочную прошлых лет, где-нибудь на окраине. Под стать были и посетители. Кое-кого Петр знал, с некоторыми выпивал. Как ни странно, но здесь он почувствовал себя спокойно.

Закусывая привычные сто граммов, Петр прислушался к разговору за соседним столиком. Спорили о политике.

– Собчак смел с теми, кто не мог ему и слова сказать, а на Яковлеве зубы сломал. Так ему и надо! – рассудительно говорил Саша, бывший фрезеровщик с "Электросилы".

– Хрен по барабану! Что Собчак, что Ельцин, что другой какой. А мне и при коммуняках непыльно. Фановая труба – она и в Африке труба, – громко возражал Чича. Он был замечателен тем, что умел виртуозно выпрашивать в долг и никогда не отдавал.

– Кто бы ни вылез, а нам лучше не будет. Одни нахапали, теперь другие пришли, – вставил кто-то незнакомый.

– А ты что скажешь, писатель? – спросил Чича, заметив Петра.

– Мне все равно, хоть не расти трава. – Петр хотел пошутить, но неожиданно понял, что сказал то, что действительно думал: ему и вправду было все равно.

– Ребята, писатель – наш человек. И давай, не будь жмотом – ставь! Людям поддать пора, – обрадовавшись, закричал Чича.

Петр уже собирался уходить, но передумал и пошел к стойке. Взяв две бутылки, он сел за их столик.

– За что выпьем? – спросил Саша, когда Чича разлил водку по стаканам. Помолчали, потом Чича тыкнул пальцем в окно: "Видите, собака бежит?" Поджав хвост, через дорогу семенил большой черный пес.

– Ну видим, и что? – спросил Петр.

– Вот так и мы: умрем, и никто не вспомнит! – воскликнул Чича и, многозначительно насупившись, поднял стакан. Остальные потянулись, над столом глухо звякнуло, и плеснувшая через край водка вылилась на руки.

Когда все допили, Петр поднялся, чтобы взять еще, но Саша тяжело придавил его к стулу: "Погоди, теперь моя очередь!"

Откупорив бутылки, он налил всем по самый краешек и мрачно произнес:

– Дружба всего дороже, а остальное – чешуя!

– Да, да, за дружбу, – поддержали остальные.

– Скалы разрушает ветер, а дружбу – неправильные поступки, запинаясь, вымолвил Петр.

За полночь буфетчица закрыла дверь изнутри и села рядом.

– Я водку не пью, только шампанское, – сказала она, прижавшись плечом к Петру.

– И почему все женщины любят шампанское? – спро сил он.

– Вкусно! Особенно полусладкое.

– Тогда неси на все! – Петр выгреб из карманов последние деньги.

Утром он проснулся от знакомого шума: в ванной лилась вода.

– Ира! – закричал он, но радость тотчас погасла. В дверях стояла совсем другая женщина. Она зябко куталась в его халат; Петр никак не мог ее вспомнить.

– Сколько твердила, что я – Марина, а ты так и не запомнил, – грустно сказала она.

– А что было? – невпопад спросил Петр.

– А ничего и не было. Лег и сразу отключился – даже не поговорили.

* * *

После обеда позвонила Света Иванькова.

– Надо поговорить – я сейчас приеду. Ты свободен? – выпалила она.

– Приезжай, – нехотя согласился Петр. У него болела голова, во рту было сухо и мерзко. Спохватившись он добавил: – Захвати по дороге бутылочку пива. Любого, какое будет.

Света приехала очень быстро.

– За что ты не любишь нашего Павла Константиновича? – спросила она с порога.

– Кошелева? Почему же не люблю? Милейший человек, за что его не любить? – откашлявшись, сказал Петр. – Кстати, как его дела?

– Губернатор восстановил его в прежней должности. Работает.

– Щит и меч ему в руки, – буркнул Петр, допивая пиво. Он чувствовал освежающую прохладу каждого глотка и застыл, ожидая, когда отлетит похмельная тяжесть.

– А говоришь, что хорошо относишься...

– Я этого не говорю! Как можно хорошо относиться к гэбисту, который моих друзей сажал? – возмутился Петр.

– Все это в прошлом, а ты – просто маньяк! – раздраженно сказала Света.

– Выходит, всех простим и все забудем? Будь моя воля, я бы их на лесоповал, в тундру. Или – к стенке! К той, что за мусорным бачком.

– Жаль, что ты так настроен. А я хотела, чтобы ты нам помог.

– Я не отказываюсь, но при чем Кошелев?

– Он сам просил с тобой встретиться. Сказал, что только ты можешь сдвинуть дело с мертвой точки...

– Какое дело? – удивился Петр.

– Он обещал губернатору, что вернет деньги за ремонт Австрийской площади. Это очень важно. Ты же знаешь: в бюджете – пусто.

– Что же я могу сделать?

– Съезди к Кошелеву, только ради Бога не заговаривай о лесоповале. Он все расскажет, а ты напиши статью. Павел Константинович уверен, что это расшевелит австрийцев.

– Да он меня и на порог не пустит! – воскликнул Петр.

– Пустит, пустит, я гарантирую. Кошелев всюду говорит о тебе только хорошее.

– Хорошо, я позвоню и завтра поеду, – согласился он.

Света тотчас же стала прощаться. Петр вышел с ней и направился в магазин. Бутылка пива только усилила жажду. Очень хотелось выпить.

* * *

– А я и не сомневался, что Рубашкин согласится. Для каждого контингента свой подход нужен, – говорил Кошелев в телефонную трубку. Завтра так завтра. Да, конечно, приму обязательно.

2.12. В БУРНОМ МОРЕНЕЛЬЗЯ БЕЗ КОРМЧЕГО

– Вы, Петр Андреевич, не совсем хорошо выглядите, – сказал Кошелев, показав рукой на стулья вдоль длинного приставного стола. Петр уселся в середине так, что между ним и Кошелевым осталось метра четыре.

– Не совсем хорошо? Скажите прямо – плохо!

– Ну, вы слишком сильно выразились. Скажем: не так, как хотелось бы, это будет точнее, – Кошелев приветливо улыбался, но его улыбка казалась Петру неприятной. – В Комитете требовали точно выражать свои мысли. Я знаю – вы до сих пор предубеждены против органов. Но не будем спорить: среди наших чекистов много одаренных людей с широчайшим кругозором. Ведь мы занимались очень сложными и многоплановыми делами. Но даже самые талантливые не смогли бы работать, если б не было Системы. Система! Это определяющее понятие. Первый и самый главный вопрос при оценке сотрудника: как он вписывается в систему!

Монолог Кошелева был скучным. "Наверное, Светка рассказала ему о нашем разговоре", – подумал Петр.

– А вы, Павел Николаевич, вписались в Систему?– Петр нарочно назвал Кошелева конспиративным именем, но тот не заметил.

– Комитет приучил меня быть очень ответственным и дал незаменимый опыт работы с людьми. В свое время я прекрасно вербовал диссидентов, потому что легко находил с ними общий язык...1

– Намекаете, что и со мной будет легко? Но это вы зря, – прервал его Петр. – По большому счету, мне на вас наплевать. И на вашу масонскую ложу тоже.

– Мы – не масонская ложа, – обиделся Кошелев.– Лично для меня это самые высокоинтеллектуальные и образованные люди. Антуан де Сент-Экзюпери говорил: "Я не знаю большей роскоши, чем человеческое общение". Нам с вами в роскоши не жить, но почему же вы отказываетесь от нормального человеческого общения с очень достойными людьми?

– Давайте ближе к делу!

– Согласен! Сосредоточимся не на том, что нас разъединяет, а на том, что объединяет. Мне сказали, что вы наконец-то согласились подключиться к вопросу об Австрийской площади. Значит, предмет нашей встречи вам известен. И, судя по вашей статье – той, что была напечатана перед выборами, известен хорошо, как никому другому. Речь идет о 250 тысячах долларов, обещанных австрийцами. В самый разгар предвыборной кампании Владимира Анатольевича вы подставили ему подножку...

– Какую подножку я подставил Яковлеву? – возмутился Петр.

– Вы опровергли мои заявления, фактически выбили меня из седла, утверждая, что эти деньги в город не поступали.

– Они действительно не поступали...

– Откуда такая уверенность? Чем вы можете подтвердить?

– Двести пятьдесят тысяч в город не приходили!

– Я это уже слышал, но как вы это узнали? – спросил Кошелев. Заметив, что Петр раздражен, он вкрадчиво разъяснил: – Ведь вы можете ошибаться, а чтобы решить, достоверна ли информация, нужно оценить надежность источника, откуда она получена

"А зачем мне скрывать?" – подумал Петр и сказал:

– Все средства, поступающие в город, проходят через расчетно-кассовые центры Госбанка. Любое поступление денег записывается в компьютер. Нужно только найти человека, имеющего доступ к базе данных.

– И вы его нашли?

– Да!

– Как у вас все просто... – начал было Кошелев, но Петр не дал ему закончить.

– Конечно, просто! Ведь я журналист, а не вербовщик. Мне, чтобы найти с людьми общий язык, не надо рядиться в овечью шкуру!

– Петр Андреевич, вы, ей-богу, как дите малое. Ничего слышать не хотите, – поморщился Кошелев.– Суть в том, что появились аргументы, говорящие о том, что деньги все же были выплачены. Собчак подал на меня в суд: дескать, я нанес ущерб его чести и достоинству на сумму в триста миллионов рублей. В исковом заявлении он утверждает, что австрийцы полностью профинансировали все мероприятия по работам на Австрийской площади. Не может быть двух толкований: если работы профинансированы, то деньги пришли!

"Неужели я ошибся?" – подумал Петр.

– В одном вы правы: эти деньги в Петербург не поступали. И не только в Петербург. Они вообще в Россию не приходили.

– Вы проследили все операции Центрального банка?

– Вы написали, а мы, разумеется, проверили. Мы не такие простаки, какими вы нас считаете. – Кошелев наслаждался, наблюдая за ошеломленным Петром.– А вот, что отвечают австрийцы на наш запрос.

Он протянул Петру тисненный золотом бланк фирмы "GHB" и листок с русским переводом.

"Петроградская районная администрация. Г-ну Кошелеву. Лично конфиденциально. Касательно: Австрийской площади в Санкт-Петербурге. Средства финансирования. На ваш факс № 39/982 от 12.07.96.

Уважаемый господин Кошелев!

Я получил от Вас указанное выше письмо и хочу сообщить следующее.

Согласие взять на себя оплату расходов на ремонтные работы Австрийской площади исходит не от моей фирмы, а от города Вены. Поэтому я не могу ответить на вопрос, по какому адресу и на чей счет поступают или, как Вы выразились, поступили эти средства.

Тем не менее я готов и впредь выполнять функции организатора и посредника..."

Дальше перечислялись письма, протоколы совещаний, рабочие отчеты и официальные документы, имеющиеся в магистрате Вены, в канцелярии канцлера Враницкого и у почетного консула Австрии в Петербурге. Пропустив эту часть письма, Петр стал читать дальше:

"...после статей, появившихся в газетах Санкт-Петербурга в мае 1996 года, я снова привлек внимание городских властей Вены к этому вопросу и 29.05.96 обратился к государственному канцлеру Австрии доктору Враницкому с просьбой о его личном участии в разрешении обсуждаемой проблемы.

Я готов и дальше прилагать все усилия для того, чтобы представлять интересы Санкт-Петербурга. Мое желание подтверждается затратами моей фирмы в сумме более ста тысяч долларов США на открытие Австрийской площади.

С уважением. Фридрих Грасси. 5 приложений, указанных в тексте"1.

– Выходит, кроме обещанных 250 тысяч, фирма допол нительно вложила еще 100 тысяч долларов? – спросил Петр.

– Я сам могу засвидетельствовать – фирма действительно не поскупилась. Вот, взгляните на смету их затрат: чартерные рейсы из Вены в Петербург и обратно – 56 тысяч, проживание австрийской делегации в гостиницах "Палас" и "Прибалтийская" плюс транспортные расходы и оплата переводчиков и гидов около 16 тысяч. Добавьте приемы и фуршеты в Петергофе и на объекте "K-2" почти десять тысяч долларов. И прочие расходы, например страховка. Сто тысяч точно набегает.

– Интересно: сколько стоили пирожки, которые раздавали на площади?

– Сейчас посмотрим. Вот: стоимость угощения для петербуржцев идет одной строкой с плакатами, цветами и другой мелочевкой: все вместе – пять тысяч долларов. – Помолчав, Кошелев добавил: – Было еще много неучтенных расходов. Ими занималась мэрия, комитет по внешнеэкономическим связям. Подключались коммерческие структуры. Думаю, общие затраты – так сказать, на круг – будут около полумиллиона долларов.

– Собчак утверждает, что австрийцы перевели деньги, а те отрицают. Кто-то из них врет. Одно ясно: в Россию средства не поступали. Это значит...

– Все возможно, тем более что давно ходят слухи о каком-то австрийском счете. Но австрийские банки мы проверить не можем.

– Вам не кажется странным, что второразрядное даже по петербургским меркам мероприятие финансировалось с таким размахом? Кстати: в торжествах участвовал канцлер Австрии, глава зарубежного государства. Однако никого из наших федеральных чиновников там не было. Допустимо ли такое по дипломатическому протоколу? Но, коли мы вспомнили дипломатию, всплывает еще одна несуразица: подобные расходы всегда ложатся на принимающую сторону. Когда я готовил статью по Австрийской площади, то специально позвонил в протокольный отдел МИДа. Там сказали, что знают только один случай, когда визит главы государства оплачивался гостями, – это случилось в какой-то африканской стране ввиду ее очевидного убожества.

– Вряд ли стоит копать так глубоко, – сказал Кошелев.

– Мы не сделаем дальше ни одного шага, если не поймем, что скрыто за всей этой историей, – возразил Петр. – Кстати, давно хочу вас спросить: по какой причине квартал вокруг площади не был передан австрийцам?

– Возникли определенные сложности, – Петр заметил, как Кошелев отвел глаза в сторону, – началась приватизация, некоторые помещения оказались купленными, и с владельцами не удалось договориться...

– А может быть, вы не очень хотели договориться?

– Отчасти вы правы. Я действительно не хотел, чтобы лучший квартал в центре района попал в руки иностранцев.

– Но есть и другая версия – вам мало обещали! Или не обещали вообще. Поэтому вы и затянули дело.

Кошелев хотел ответить, но открылась дверь и в кабинет заглянула секретарь:

– Павел Константинович, к вам делегация!

– Давайте продолжим в другой раз. Я приготовил вам копии всей переписки, – проговорил Кошелев с облегчением.

2.13. ...ИСПЫТЫВАЕТ ЛИЧНУЮ НЕПРИЯЗНЬ.ОЧЕНЬ БОЛЬШУЮ ЛИЧНУЮ НЕПРИЯЗНЬ!

Петр добросовестно записал все, что узнал от Кошелева, но даже Ефремову статья показалась скучной.

– Я вас не узнаю, Петр Андреевич. У каждого может быть творческий кризис. Месяц, ну два. Но вы за три последних месяца вообще ничего не напечатали. А по этой теме все уже сказано. Здесь – ничего нового!

– Если долго мучиться, что-нибудь получится, – тихонько напевал Петр. Он боялся признать настоящую причину: азарт и желание работать пропали, а без них ничего получиться не могло.

Толстая стопка документов несколько дней пролежала на столе. Он перечитывал и раскладывал их так и эдак. Почти на каждом было жирно напечатано: "лично и конфиденциально".

"А от кого секреты?" – подумал Петр и тут же нашел ответ: "Грасси пишет, что вновь стал заниматься Австрийской площадью после статей, появившихся в газетах Петербурга. Что же его так взволновало? Фирма занимается строительством и обслуживанием отелей. Поэтому причины их интереса к обустройству уголка Вены в Петроградском районе прозрачны, как слеза. Вот почему Грасси беспокоится о каких-то статьях. И еще: "... администрация Санкт-Петербурга испытывает сильное политическое давление". Ему и это не безразлично! Значит, нужно усилить это самое политическое давление. Но на кого?" Он выписал на отдельный лист имена всех, кто так или иначе упоминался в бумагах, связанных с Австрийской площадью.

Первыми в списке оказались Собчак, Нарусова и Кошелев. Их Петр вычеркнул сразу и без колебаний. Путин? Он был в центре всех событий, неоднократно ездил в Вену, и без него, конечно, не обошлось. Но после победы Яковлева Путин перешел в администрацию президента, где стал заниматься заграничной недвижимостью и дотянуться до него было абсолютно невозможно.

"Пусти козла в огород, так его и за рога не схватишь", – подумал Петр, и фамилию Путина перечеркнула жирная черта. Дальше шли австрийцы. Их Петр тоже вычеркнул, всех за исключением Грасси и почетного консула.

Последний упоминался неоднократно, но его фамилии нигде не было.

– Почетным консулом Австрии в Санкт-Петербурге является господин Том Вестфельт, – ответили Петру в пресс-службе петербургского представительства МИДа.

– Какая разница между почетным и обычным консулом? – из чистого любопытства спросил Петр.

– Штатные консулы являются, как правило, профессиональными дипломатами, а почетные – это вроде общественной нагрузки. Они могут даже не быть гражданами той страны, которую представляют.

– А Вестфельт?

– Вестфельт – австриец, но он почти все время живет в Петербурге, у него вроде бы здесь свой бизнес.

– И он может быть привлечен к суду за нарушение российских законов?

– Наравне со всеми иностранцами, кроме дипломатов. А вы что, собираетесь привлечь Вестфельта к суду? – заинтересовался работник МИДа.

– А почему бы и нет? – буркнул Петр, после чего ему пришлось дважды по буквам диктовать свои имя, телефон и должность.

"А почему бы и нет? – вдруг подумал Петр. – Почему бы не пригрозить почетному консулу судом? Это и станет давлением, сильнее не придумаешь. Тем более, что статья в Уголовном кодексе имеется: "Противодействие журналистам в их профессиональной деятельности". До чего же хорош наш УК! Правы чекисты – был бы человек, а статья найдется".

* * *

На следующий день Петр сидел в кабинете Кошелева и ждал, пока тот прочитает заготовленное письмо:

"Господину Ф. Грасси,

Даннебергплатц, 6/ТОП 11,

А-1030 Вена, Австрийская республика.

На исх. № FG/AMM от 19.07.96 г.

<Лично и конфиденциально>.

Глубокоуважаемый господин Грасси!

Обстоятельства вынуждают обратиться к Вам с просьбой о срочной помощи, поскольку я оказался в чрезвычайно сложном положении.

Несколько петербургских журналистов обратились ко мне с вопросом о предпринятых мной мерах для решения вопросов, связанных с оплатой работ на Австрийской площади.

– Ты знаешь, Настя стала говорить почти без акцента. Многие даже не догадываются, что она из России, – нео жиданно успокоилась Катя.

– Скоро она сама об этом забудет. Передай, что я очень скучаю...

– Подожди, не вешай трубку! Я же не за этим звонила. Меня просили узнать, что у вас творится. Кошелев прислал сумасшедшее письмо. Пишет, что ты самый скандальный журналист...

– Приятно слышать такой лестный отзыв. Он чуть было не проговорился, что сам подготовил это письмо, но вовремя остановился.

– ...и ты грозишься отдать его под суд!

– И отдам! Процесс будет очень громкий. А ты разве против?

– Можешь объяснить, за что?

– За воспрепятствование журналисту при исполнении им своих профессиональных обязанностей – сто сороковая статья Уголовного кодекса. Кроме того: нарушение указа о дисциплине государственных служащих и закона об ответственности за нарушение конституционных прав граждан1. Ты в Вене совсем забыла, что был бы человек, а за что судить – всегда найдется. Посадить его, думаю, не посадят, но условный срок – гарантирую.

– Из-за того, что Кошелев не хочет отдавать тебе переписку с Грасси?

– Именно поэтому. Ты прекрасно осведомлена.

– Еще бы – ведь я переводчик, и все документы из России идут через меня...

– Тогда расскажи про "австрийский счет", – неожиданно прервал ее Петр.

– Я ничего не подписывала! – Ее голос сорвался, и она замолчала. Было слышно, как Катя судорожно всхлипнула. – Я ничего не знаю об этом счете, неуверенно добавила она.

– Кроме того, что не подписывала бумаг, связанных с этим счетом? уточнил Петр.

– Я ничего не подписывала.

– Значит, ты все же знаешь, ЧТО ты не подписывала?

– Прекрати ловить меня на слове! Можно подумать, ты меня допрашиваешь. Ты уже испортил мне жизнь. Почему даже сейчас, когда я в другой стране, ты не хочешь оставить нас в покое? За что ты ненавидишь меня, что плохого тебе сделал Кошелев? – Она неожиданно замолчала, и сквозь шорохи в трубке Петр ясно услышал мужской голос, что-то сказавший по-немецки.

"Она не одна, кто-то слушает наш разговор", – догадался Петр.

– Кошелев не сделал мне ничего плохого. Он только сажал моих друзей и знакомых, – сказал он, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Хочешь, мы поможем его разоблачить? Организуем кампанию в западной прессе, напечатаем здесь твои статьи. Ты сразу станешь богатым человеком.

– Конечно, хочу, – легко согласился Петр.

– Тогда прекрати этот шум вокруг Австрийской площади, и все будет в порядке! – Катя облегченно вздохнула.

– Боюсь, от меня мало что зависит. Многие заинтересованы! – сказал он заглянувшему в дверь Чернову.

– Ты о чем, Петруха?

– Иди, пиши приказ по редакции: мол, я, Пэ-Аа Рубашкин, с сего дня приступил к исполнению обязанностей главного редактора. Или скажи Татьяне пусть сочинит. Она лучше знает, как надо.

– У тебя с головкой все в порядке? – Чернов выразительно покрутил у виска пальцем.

– Если коротко, то в порядке. А если подробней, то полный абзац!

– Давай подробности...

– В мэрии создана комиссия под председательством Чауса. Ее выводы: Кравцов ни в чем не виноват, его оклеветали. Дальше – все, как в моей статье: заговор, КГБ, коммунисты, рука Москвы и всякое такое. Ефремов, как всегда, узнал первым и задним числом оформил отпуск и мое назначение. Хуже всего, что я прозевал дату. Теперь выходит, что в день выхода той статьи главным был Рубашкин. Кстати, кто подписал тот номер?