Текст книги "Австрийская площадь, или Петербургские игры"

Автор книги: Андрей Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Давай, ставь на самое видное место! – велел Петр Чернову. – Снявши голову, по волосам не плачут!

И со злорадством подписал оба материала: «Срочно, в номер. И.о. главного ред-ра П. Рубашкин».

1.34. Весна такая выдалась, такие дни настали!

Ира торопилась, и Петр не просил ее остаться. Знал, что бесполезно. Их встречи в последнее время были короткими, а ласки равнодушными, без тепла и, порой казалось Петру, без желания. Как будто по привычке. Иногда закрадывалась мысль, что они больше не нужны друг другу. В прихожей Петр протянул Ире несколько купюр. Он давал ей деньги уже давно, скорее, от чувства непонятной самому вины и жалости. Поначалу она отказывалась, потом перестала. Правда, в последнее время денег отчаянно не хватало.

После ее ухода Петр допил бутылку вина и сразу провалился в тяжелый, бесчувственный сон. Под утро услышал голос Насти.

– Папа, расскажи что-нибудь – говорила она, чуть шепелявя, как в детстве, – расскажи что-нибудь, ты так давно ничего не рассказывал.

– Так ты уже выросла и все-все знаешь, – Петр слышал себя ясно, но как бы издалека.

Он проснулся часов в восемь от тишины и одиночества темной квартиры. Пахло пылью и застарелым.

«Надо бы нанять уборщицу», – вяло подумал Петр, но в который раз решил отложить неприятные заботы до лучших времен.

Водитель Валера дремал, уронив голову на руль, видно, ждал уже давно.

– Поехали, – хмуро велел Петр, – в Желтый дом!

– Куда? – спросонья не понял шофер.

– В штаб революции, в Смольный!

На Троицком мосту попали в пробку. Слева стояли трамваи, а машины двигались плотно, надолго останавливаясь через каждые десять метров. Было тепло и туманно, как бывает в преддверии окончательного прихода весны. Ни единой морщинки на серой речной глади. Нева очистилась и притаилась, как будто поджидая лавину ладожского ледохода.

В подъезде Смольного Петр столкнулся с Кошелевым. Тот выглядел хмурым и сутулился больше обычного. Они поздоровались. У поста охраны Кошелев неожиданно свернул в сторону.

– Вы куда? – удивился Петр.

– За разовым пропуском, у меня удостоверение отобрали, – чуть скривился Кошелев, не сумев скрыть, как ему неприятно идти к окошку бюро пропусков. Петр смутился, он с давних пор не любил встречать тех, о ком писал разоблачительные статьи. К тому же Кошелев не был обычным персонажем. Для Петра он являлся олицетворением лжи, лицемерия и жуткого, запомнившегося с детства страха. И Петр не жалел бывшего гэбиста. Он только испытывал некоторую неловкость из-за того, что обличил его в махинациях, к которым тот не был причастен.

Кабинет начальника предвыборного штаба Собчака отыскался в тупике третьего этажа.

– Здравствуйте, Алексей Викторович, – Петр огля не любит. Как вы считаете?

– Вполне возможно, – чувствуя, что почти убедил Прохорова, согласился Петр.

– А вы Яковлева хорошо знаете? – как бы невзначай поинтересовался Прохоров.

Петр ощутил на спине гаденькую струйку холодного пота.

– Не сказал бы, что хорошо, – осторожно ответил он.

– Наши аналитики кое-что раскопали. Лет пятнадцать назад он попал в какую-то историю – чуть было из партии не исключили. – Прохоров встал. – Я дово лен нашей встречей. – Думаю, мы сработаемся. Вопрос о дополнительных средствах лично для вас решим. Будут трудности – не стесняйтесь, звоните. И он протянул на прощание руку.

Усевшись в машину, Петр спросил:

– Купить догадался?

– Так точно! – весело улыбнулся водитель и достал из-под сиденья бутылку водки.

– Тогда поехали, – сказал Петр и сорвал зубами фольгу. – Поехали!

1.35. В ясный полдень бес резвится

– Покажите ваш паспорт, – велел Кошелеву охранник. Он был среднего роста, в аккуратно скроенном черном костюме, но слева ткань пиджака морщинилась, и Павел Константинович на миг ощутил надежную тесноту подплечной кобуры, как будто сам стоял на посту.

– Все в порядке? – улыбнувшись, спросил он. Ох как хотелось Кошелеву показать, что он свой, что он понимает этого замечательного парня, и заученным с юности движением раскрыть перед ним чуть шершавую корочку настоящего удостоверения, удостоверения личности старшего офицера КГБ СССР!

– Проходите! – охранник положил смятый разовый пропуск на стойку и возвратил Кошелеву паспорт.

– Удачи! – Павел Константинович не удержался – сделал спецжест, по которому оперативники опознавали друг друга. На лице охранника не дрогнул ни один мускул.

На улице было сыро и ветрено. И теплое чувство от скоротечного контакта с молодым офицером, а Кошелев знал, что на главный вход Смольного ставят только офицеров, сменилось неосознанной обидой и хорошо осознанной злостью. Да, злость была необходима– уверенная, холодная злость. Такая, какой учили курсантов спецшколы на занятиях по психологической самоподготовке.

«Как же, выиграет! Куда ему! Каким скудоумным надо быть, чтобы угрожать ему, профессиональному оперативнику, прослушиванием телефонных разговоров! Что у умного на уме, то у мэра на языке», – злорадно подумал Кошелев о необдуманных словах Собчака и улыбнулся сложившемуся на ходу каламбуру.

Вернувшись к себе, Кошелев тут же взялся за перо.

«Уважаемый Анатолий Александрович, – быстро писал он. – Во время нашего разговора в Смольном Вы объявили свое решение, что до результатов рассмотрения кассационной жалобы в Верховном суде я могу официально приступить к исполнению обязанностей главы администрации Петроградского района. Казалось, что ситуация двоевластия в районе, – по меткому выражению журналистов – „двуглавия“, – ставшая притчей во языцех прессы и телевидения, благодаря Вашему мудрому решению разрешилась. Я уже представил, как удовлетворенно вздохнут сотрудники моей администрации: наконец-то можно начать спокойно работать! Но… Увы…

Увы, не успел я выйти из Вашей приемной, как меня остановил начальник управления кадров мэрии г-н Овчинников В.А. и под расписку вручил мне Ваше распоряжение, согласно которому я отстраняюсь от работы до получения выводов комиссии, созданной для изучения якобы допущенных мною финансовых нарушений. То же самое повторил спустя несколько минут заместитель мэра Чаус А.В.

Итак, опять сложилась двусмысленная ситуация: г-н Пайкин, ссылаясь на того же Чауса, продолжает исполнять возложенные на меня обязанности и без моего разрешения занял кабинет в здании администрации.

Я понимаю, что Вы хотите меня уволить. Ведь в личном разговоре со мной Вы заявили, что воспользуетесь любыми методами, сделаете все, чтобы выиграть дело о моем увольнении в кассационной инстанции. Вы прямо сказали, что не остановитесь и перед прослушиванием моих телефонных разговоров, как частного характера, так и официальных. Помните, Вы упомянули, что для этого у Вас есть специальные люди. Вот только не ответили на мой вопрос: какая организация будет этим заниматься? Оперативно-поисковое управление ГУВД? Поверю, ведь начальником Главка является генерал Лоскутов, приятель Пайкина. Или какое-нибудь безвестное АОЗТ, созданное под Вашим патронажем специально для подобно рода мероприятий? Поверю и в это, если Вы все же не уточните, что имели в виду.

<…>

Я убедительно прошу Вас дать указание подчиненному Вам аппарату о прекращении чинения мне препятствий в исполнении служебных обязанностей, поскольку это чревато»

<…> от вилась в магазин. Петр вошел в свою комнату. Там было тихо и сквозь чистые окна светило нежаркое предосеннее солнце. На стуле у письменного стола свешивался Ирин халатик, случайно забытый в суматохе утренних сборов. Петр аккуратно сложил мягкую ткань и перед тем, как спрятать, прижал ее к лицу. Слезы подступили неожиданно. Вот смешно, подумал про себя Петр, сорокалетний с гаком мужик плачет. Он понимал, что сумасшедшее летнее забытье кончилось, осень несет скучные серые заботы. Последнее время он тратил на Иру все, что зарабатывал, и даже брал в долг. Она как будто не замечала экзотических ресторанов, дорогой еды и всего того, что, вылезая из кожи вон, делал для нее Петр. Поначалу ему даже казалось, что она не интересуется ничем, кроме него, точнее, кроме него в постели. Но со временем понял, что это не так, так быть не может. Как-то Ира грустно сказала, что одной ее подружке подарили платье, потом другой лайковое пальто. Это не были намеки, скорее, высказанные вслух ожидания. Он осторожно расспрашивал ее, и каждая подробность вызывала в нем жалость и умиление.

Год назад Ира развелась. Он работал бригадиром проводников на «Красной стреле», а Иру устроил на «тройку» – поезд-близнец знаменитой номенклатурной «стрелочки». Однажды Ира неожиданно попала в рейс к мужу. Хотела сделать сюрприз, но застала в его служебном купе раздетую пьяную женщину. Потом выяснилось – он изменял ей почти в каждой поездке, со всеми сколь-нибудь смазливыми проводницами, а то и с пассажирками.

На обратном пути из Москвы Ира пошла в вагон-ресторан и заказала сразу две бутылки шампанского. Там ее и заметил Степанов. Слово за слово, они вместе напились до чертиков. Степанов обещал помочь устроиться – Ира не могла бы работать дальше рядом с бывшим, – это она знала точно, – мужем.

Да, это похоже на Юрку, подумал тогда Петр, вот так, походя, выручить едва знакомого человека.

До замужества и рождения сына Ира успела закончить парикмахерское ПТУ. Теперь это пригодилось. Вот так она и попала на «объект К-2». Платили там мало, чаевых клиенты не давали, зато не было забот с едой – запасы продуктов полагалось обновлять каждые три-пять дней, прежние списывали, и обслуга делила их между собой.

После развода Ира забрала сына и переехала обратно к матери, в старую коммунальную квартиру, где у них были две изолированные темные комнаты и две пожилые соседки. Одна из них после смерти сына, погибшего в Афганистане, спилась. Каждый месяц, получив пенсию, на несколько дней запирала дверь и напивалась так, что даже не могла дойти до туалета, все делала в ведро у себя в комнате. Вторая, Надежда Петровна, бывшая учительница, жила одиноко и тихо. Она даже помогала Ириному сыну с уроками.

– Папа, тебя к телефону, – позвала из коридора Настя.

Звонил Кокосов.

– Два часа тебя ищу! Брось все, срочно приезжай, – быстро сказал он.

– Что там? – почему-то предчувствуя беду, спросил Петр.

– Не по телефону, гони срочно, – и Кокосов брякнул трубку.

Петр попытался перезвонить, но кокосовский телефон был глухо занят.

Петр вызвонил водителя и, прежде чем спуститься, допил полстакана водки, оставшейся с прошлого вечера.

* * *

Виктор был мрачнее тучи. С подозрением поглядев на телефонные аппараты, он коротко бросил:

– Ну и подставил же ты меня!

– А что? – спросил Петр.

– Здесь не место. Готовь капусту, пошли на уголок.

В угловом кафе было тихо и малолюдно. Петр взял пиво, два по сто и пару бутербродов.

– Ты мне, мастер, такой дым из жопы пустил, – все так же хмуро начал Кокосов, когда они перешли к пиву.

– Да не тяни жилы, – нетерпеливо перебил Петр.

– Короче, подстраховали твою благоверную, когда она пошла встречаться. Бабок нанять кого поопытней не было, я и послал двух практикантов с журфака. Наплел им о профессиональных навыках, что, дескать, надо и это уметь. Они с большого усердия даже фотоаппарат прихватили.

– Ну и что?

– Ну их и замели. Аппарат вместе с пленкой в Фонтанку, самим по мордам до потери пульса и в ментовку. Шесть часов в клетке просидели, пока менты на меня не вышли. Делать нечего – я по всем каналам. В общем, попала твоя Катька не к бандитам, а в УБЭПовскую разработку. Сашка Лобанов, ты его знаешь, подполкаш из 6-го отдела, мне по дружбе шепнул, что она на подколе у Глеба Калинченко, ты его тоже знаешь, – еще тот волчара!

– Что же им от нее надо? – холодея, спросил Петр. Попасть под колпак милиции было ничуть не лучше, чем прямо в лапы бандюганов. Либо Катю заставят стучать, либо готовят в свидетели. И то и другое рано или поздно кончится худо, очень худо. Правда, такой оборот дела мог дать некоторый выигрыш во времени.

– Спроси у Калинченко! Кто, кроме него, ответит?

Они выпили две бутылки, но ясности у Петра не прибавилось. Наилучшим вариантом при всех раскладах был тот, о котором говорила Катя, исчезнуть.

Домой Петр вернулся поздней ночью. В прихожей висел Катин плащ. Петр на цыпочках зашел в ее комнату. Настя спала рядом с Катей, прижавшись к матери и по-детски посапывая. Черная тоска сдавила Петру сердце.

– Явился, винищем на всю квартиру! – вдруг зашипела сзади теща.

– Я тихонечко…

– Иди, отсыпайся, – она говорила презрительно, с безнадежным укором.

Петр уснул сразу и тяжело, едва сбросив одежду, и так же тяжело проснулся. Было чуть больше десяти.

– С добрым утром, Евгения Васильна, – поздоровался он с тещей.

Она промолчала, но, ставя перед ним тарелку с яичницей, коротко буркнула:

– Катя уехала в командировку, за границу. Весь вечер тебя ждала, а утром не добудилась. Деньги оставила мне. Просила передать, чтобы ты ничего не делал, сказала – ты знаешь.

– Когда вернется? – Петр ошалело глядел на тещу.

– Сама не знает… – Теща отвернулась, и Петру показалось, что она плачет.

1.36. ГЛЯДИ-КА, ЧЕРНЫЙ БЕС БЕЖИТ ЗА НАМИ?

Пьянствовали до вечера. Пили все: журналисты, начальники отделов, машинистки, секретариат, ведомый подобревшим от хорошей закуски Алексеем Черновым. Гуляли верстальщицы, обозреватели, специальные и собственные корреспонденты, случайные посетители, и даже корректоры Лена и Валечка после каждой вычитанной статьи забегали перехватить на ходу. Трезвым оставался только выпускающий Юлий Звягин, бородатый, неопрятный субъект, улыбчиво сюсюкающий со всеми, кто попадался навстречу.

Часов в шесть по вертушке позвонил Степанов. В кабинете Главного, где собралось руководство, уже пели хором.

– Что там у вас – вечер народной песни?

– Справляем мое назначение. Люди должны понять, – слегка заикаясь, ответил Петр.

– Молодец, Петруша! Правильно действуешь. С коллективом работать надо, чтобы за тебя в огонь и в воду.

– Я тут к твоему Алику заехал…

– Этому раздолбаю я уже вставил сморчка. И хватило же у мудака совести жаловаться! Крапивье семя– для такого человека пожадничал! Надо – заезжай к нему, бери что хочешь. В любое время! Я велел, чтобы все было – открытый счет. Кстати: сегодня «Папа» народу п…лей раздавал. Так Прохоров за тебя горой встал. Еще, говорит, человек пять таких, и выборы – в шляпе. Все сразу притихли. А, по правде говоря, ты на волоске висел. В общем, рад за тебя. Ведь ты мой кадр. Короче, пора в баньку – надо отдохнуть, расслабиться…

– Хорошо, созвонимся и расслабимся, – Петр помрачнел, вспомнив про Иру и Степанова.

– Не порти песню, Главный! – закричал с другого конца кабинета Кокосов.

Петр повесил трубку. В голове приятно шумело, но настроение безнадежно испортилось. Обойдя все комнаты, он уехал, ни с кем не попрощавшись.

* * *

Петр проснулся так же мгновенно, как и заснул. Несколько минут он еще лежал, глядя в окно на темнеющее в фиолетовом сумраке небо, пока не зазвонил телефон.

– Привет, Петруша, – услышал он в трубке, – это Владимир Анатольевич.

– Кто, кто? – переспросил Петр.

– Володя. Володя Яковлев. Не узнал?

– Извини, долго жить будешь. Весь день о тебе говорил, и вдруг ты сам звонишь.

– Надеюсь, ничего плохого?

– От меня плохого о тебе никто не услышит, ты же знаешь

– Слушай, Петр, надо бы встретиться. Ты сейчас свободен? Я к тебе через полчаса подъеду. Выходи к дому, походим, поговорим.

– Хорошо, – недоумевая, согласился Петр.

Машина уже стояла напротив дома – синяя «вольво» с административным номером а003аа. Петр постучал в непроницаемо черное тонированное стекло передней дверцы. Но открылась задняя, и оттуда, чуть согнувшись, вылез Яковлев. Он был одет в старенькие, до белизны застиранные джинсы, свободную кожаную куртку и выглядел заметно похудевшим.

– В хорошем ты месте живешь, – здороваясь, заметил Яковлев, – как дочка?

Петр почувствовал острое желание поделиться, рассказать обо всем, что случилось, но раздумал. Они прошли за ограду Матвеевского садика и некоторое время молча шли рядом.

– Слышал, ты стал главным редактором, – наконец сказал Яковлев.

– Исполняю обязанности.

Тут ожили динамики, в зале стихло, раздался голос Собчака. Петр не слушал – думал о своем. Понял, что речь закончилась, по мгновенному оживлению.

1.37. С добрым утром, честный фраер! Выйдем, девок попужаем

Заунывный собачий вой всю ночь слышался Петру. Не помогала даже положенная на ухо подушка – то сердитые, то жалобные завывания продолжались до рассвета. На работу Петр приехал с головной болью – ломило затылок, а в висках будто кололи надоедливые острые иголки.

В кабинете Ефремова громоздилась грязная посуда, пол был загажен мусором, а в воздухе стоял тошнотворный запах вчерашней выпивки с застоявшимся табачным перегаром. Петр взял едва початую бутылку португальского портвейна и, запершись, допил ее почти до донышка. Вино было мягким, со сладковато-миндальным привкусом. Тяжесть отступила, и Петр улыбнулся, вспомнив вчерашнюю встречу с Яковлевым. Не долго думая он придвинул к себе бумагу. Писалось легко и гладко:

«– Я очень благодарен Анатолию Александровичу, – сообщил Владимир Яковлев нашему корреспонденту. – Именно Собчак пригласил меня в мэрию, где я под его руководством проработал без малого три года.

На долю Собчака выпало руководить Ленинградом-Петербургом в переломное для нашей страны время. И, что бы ни говорили в запале политической борьбы, нельзя вычеркнуть то хорошее, что сделал Анатолий Александрович для города и его жителей.

Сейчас ситуация изменилась. Люди ждут осязаемых перемен. Пора от рискованных экспериментов перейти к практической повседневной работе. То, что необходимо делать, может быть, не столь впечатляюще и грандиозно, как возведение монументальной башни „Петр Великий“ на берегу Финского залива или организация мировых спортивных торжеств. Но в результате нашей работы мы получим не фуршеты и фейерверки, а постепенное улучшение жизни каждого петербуржца…»

– Закройте дверь и никого не пускайте, – раздраженно крикнул Петр, когда зашла секретарша с пачкой бумаг на подпись. – Нет меня, нет! Понимаете? Меня нет!

– Мне голос был, он звал утешно, – бормотал Петр, дописывая статью. Работа заняла от силы полтора часа, но материал получился солидным, размером на целый подвал. В нем было все, что требовалось: немного истории, умеренная критика, элегантно завершенная многозначительной фразой Яковлева: «Я вижу другой путь выхода из кризиса!» Дальше шли короткие и четкие тезисы об инвестиционной политике, тарифах и ценах, и все завершалось лихим подзаголовком: «Хороши Канарские острова. А наши – не хуже!»

Все, что в последнее время Петр писал об экономике и реформах, уплотнилось и приобрело весомую убедительность. Такое ощущение, будто статью и вправду диктовал первый заместитель мэра. «Да, именно таким должно быть программное выступление будущего губернатора», – подумал он.

Не рассчитав, Петр слишком сильно толкнул дверь. Машинистки и все, кто был в комнате, испуганно замерли.

– Все отложить! Разделите по страницам и срочно напечатайте это, – ни на кого не глядя, сказал Петр и бросил рукопись на ближайший стол.

Через четверть часа в кабинет зашел Чернов.

– Что с тобой, Андреич? Ты чего девочек пугаешь? – спросил Алексей, передавая Петру напечатанную статью.

– Зачем мне их пугать, – невпопад ответил Петр, бегло просматривая текст. – Как твое мнение – печатать можно?

– Печатать можно, да нужно ли? Как бы нам из мэрии кислород не перекрыли.

– А это разве твое дело? – возмутился Петр. – Я– Главный, я и решу.

– А зачем тогда спрашиваешь? – обиделся Чернов. – Если хочешь по принципу «я – начальник, ты– дурак», то так и скажи, не стесняйся.

– На хрена мне стесняться? Так и говорю: я – начальник! – заорал Петр. – А ты иди работай. Будет надо – позову.

Чернов скривился и ушел, не сказав ни слова. Петр подождал, пока закроется дверь и снял телефонную трубку.

– Добрый день, Алексей Викторович! – сказал он, услышав голос Прохорова. – Хочу с вами посоветоваться. Нам удалось взять интервью у Яковлева…

– Что вы всякую чушь придумываете? Кому это интервью нужно? Нам? рассерженно буркнул Прохоров.

– Нам нужно! Яковлев среди прочего сказал, что мэр его многому научил, что Анатолий Александрович имеет огромные заслуги перед демократией и так далее. Вот послушайте. – И Петр зачитал начало статьи. CС$С$яя Ж ' ваны, у Кошелева есть еще запросы от других журналистов, – соврал Петр, пожалев, что не догадался заранее организовать несколько писем от знакомых газетчиков.

«Завтра же попрошу Кокосова, Кореневского и еще кого-нибудь, чтобы послали Кошелеву запросы», – подумал он.

– Но ты же можешь уговорить остальных, ты же всех знаешь, – растерянно сказала Катя, и в ее голосе послышалась просящая интонация. – Петенька, пожалуйста, постарайся ради нас, ради Насти.

– Единственный способ замять дело – это быстро опубликовать все, что можно. Так, чтобы другим писать было бы не о чем, – сказал он.

– Петенька, я тебя очень прошу – постарайся. Я завтра еще позвоню, и мы обо всем договоримся. Если хочешь, я организую тебе приглашение в Вену. Ты приедешь, отдохнешь, и мы все решим.

– Откуда у меня столько денег?

– Я найду, кто оплатит все расходы, я договорюсь. Ведь ты – известный журналист и многим можешь быть полезен.

– У меня нет заграничного паспорта…

– Это – не проблема. Главное – чтобы ты согласился.

– Хорошо, я подумаю, – говорить больше было не о чем. – Интересно, во сколько обошелся наш сегодняшний разговор?

– О чем ты? Разве мы враги, я тебе только добра хочу… – Петру захотелось поверить, что она говорит искренне.

Повесив трубку, он пошел на кухню и разыскал часы. Почти половина третьего.

– Долго же мы разговаривали, но вряд ли Кате придется самой оплачивать счет. Платить будут те, кто решил, что с ее помощью меня можно утихомирить. В Вене письмо Кошелева получили и теперь, судя по всему, не знают, что делать, – вслух рассуждал он. Это уже вошло в привычку – разговаривать наедине с собой. Так лучше думалось, он как бы проверял звучание мысли; вслушиваясь, про себя поправляя неудачно построенные фразы– пригодится, когда снова начнет писать.

* * *

Через несколько дней позвонила Тамара Прокофьева. Петр не знал, какую должность она занимала на телевидении, но о ее связях и деловой хватке был наслышан.

– Петр Андреевич, мне вчера немцы звонили, расспрашивали о тебе. Душа моя, почему вдруг иностранцы тобой интересуются? – проворковала Тамара. Она всегда говорила по телефону полушепотом и с придыханием, будто делилась с собеседником самым сокровенным.

– Ну и что же ты обо мне рассказала? – спросил Петр.

– Рассказала, какой ты замечательный и серьезный журналист, каким авторитетом пользуешься, а они спрашивают: «Почему Рубашкина называют скандальным?» Я им отвечаю: потому, дескать, что скандалы, которые он затевает, всегда кончаются плохо… и не для него самого, а для его героев.

– Спасибо на добром слове. А кто звонил?

– Грин, нет – кажется, Грим. Сказал, что работает в представительстве какой-то фирмы. Я его не сразу узнала, но он напомнил, где мы раньше встречались. По-русски говорит почти без акцента. Так ты не хочешь поделиться, где собака зарыта?

Отвечать, будто он ничего не знает, было нельзя – Тамара наверняка догадается, что он врет. Поэтому Петр сказал полуправду:

– Думаю, что собака зарыта на Австрийской площади. Помнишь мою статью перед выборами?

– А я считала, что эта история давно закончилась.

– Позвони Кошелеву, он наверняка в курсе. – Петр надеялся, что тот не скажет ничего лишнего.

«Зашевелились!» – подумал он, вешая трубку.

До конца дня позвонили еще двое знакомых. Их тоже расспрашивали про него, но ничего нового Петр не узнал.

«Интересно, что делается у Кошелева? Подожду пару дней и позвоню», решил Петр.