Текст книги "Алые Розы (СИ)"

Автор книги: Андрей Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 15

В окно светит солнышко, и я ему улыбаюсь. Мне так хорошо сейчас, так хорошо! Как раз картошка пропарилась, и я добавляю в неё масло. Нужно на глаз хороший кусок отрезать. Закидываю масло и вновь накрываю картошку, пускай в ней растворится масло.

Ищу толкушку. Как же тяжело её каждый раз после этого вымыть! Но не придумали ещё ничего лучше для пюрешки. Хотя есть же порошковое пюре. Я пробовала: гадость, оно какое-то ненатуральное, это как секс в презервативе. Хотя и без презерватива я не почувствовала никакой разницы. Мне что с ним, что без него. Но Сашка говорил, что разница есть и она огромная. Ну что ж, поверим ему на слово.

Бедный Сашка! Мне уже его жалко… может, к нему вернуться? Да что за дурацкие мысли?! Можно как-то мозг вырубить, чтобы он всякую фигню не генерировал? Есть же, наверное, режим «без тупых мыслей», вот в него и нужно перейти. А то я так никогда картошку не доделаю.

Беру толкушку, открываю картошку и начинаю её мять. Я усердно мну, старательно – для себя же делаю. Горячий пар обжигает мне руку, и я её оборачиваю вафельным полотенечком.

Доливаю туда слитой воды из чашки, что в раковине стояла, и продолжаю топтать. Молоко, наверное, уже скисло, а если не скисло, то, значит там что-то другое, а не молоко. Настоящему молоку просто положено скиснуть за время, что оно стоит открытым. Добавляю в картошку оставшуюся воду и усердно мну толкушкой.

Снова накрываю крышкой и заглядываю в холодильник. Так, что тут есть? Кетчуп – отлично! Вот и завтрак готов.

Радостно съедаю первую ложку – безвкусная хрень! И как мамка готовит? Почему у неё вкусно получается, а у меня нет? Наверное, всё потому, что надо готовить с любовью. А моя любимая меня бросила. Едва не плачу. Вот и картошка плохо получилась. Всё из-за Вики, всё она виновата.

Соль, специи, глутамат натрия. Я слышала, в Америке они его прямо в еду добавляют, как у нас соль, это же типа усилитель вкуса. Хочется заказать пиццу и добавить к картошке кусочек пиццы, чтобы вкуснее было. И запить это дело колой. Ну, не вкусно без неё, и всё тут! Ем пресную безвкусную жижу – просто по-другому это не назвать.

«Юлечка-хозяюшка», – успокаиваю сама себя, а самой смешно: приготовила какую-то хрень и давлюсь ею, ещё заставляю себя, мотивирую – типа, это полезно. А что полезного в картошке? Одни углеводы. Лучше бы я белок ела или клетчатку. Вспоминаю список полезных продуктов; картошка туда ну никак не входит.

Съедаю пару ложек и не могу – не лезет больше в горло. Не чувствую ни вкуса, ни удовольствия, сижу и думаю о Вике. Ну было же всё в порядке, и тут – на тебе! Очередная волна хандры подкатила. Бессмысленно ковыряюсь в тарелке, оставляю её в сторону и вздыхаю. Только бы не заплакать. Ну почему мне так тяжело? На душе пусто-пусто, больно-больно.

«Юлечка, не вспоминай, ласточка, ну чего ты такая глупенькая?» – Сижу и плачу. Так мне тяжело! Ну за что меня Вика бросила? Как глупо всё получилось! По фану мне сердце разбили. Я же ничего не сделала, просто в чувствах своих призналась. Правду сказала. Неужели за правду так наказывать надо? Вика, ты несправедлива! Ты не имеешь права так поступать со мной. Я же люблю тебя.

Нахожу её телефон, набираю, слышу долгие гудки. Сбрасываю. Боже, ну что же я ей скажу?! Чего ещё я ей не сказала? Может, на дачу к ним заявиться? А может…

Вика не перезванивает. Отлично! Скажу, случайно набрала, кому-то другому звонила и на её номер попала. Но кому, кому я ещё могла звонить? Чё-о-о-рт, что же со мной творится! Запихиваю в себя ещё ложку этой дрянной картошки с кетчупом. Не чувствую ни вкуса, ни запаха.

Ставлю картошку в микроволновку. Всегда там оставляю то, что потом доедать собралась. Микроволновка – это у меня как холодильник, только не охлаждает; ну не ставить же горячее блюдо в холодильник. Возвращаюсь в свою комнату и открываю ноутбук, ищу в своих друзьях лесбиянку из чата. О-о-о, у неё аватарка поменялась! Не знаю, что ей написать. Да и писать как-то неудобно, мы же всего один раз общались.

Долго думаю, решаюсь, а после пишу:

«Я призналась ей во всём, и она меня отшила… – Что же ещё написать? А может, попробовать написать правду? – Мне сейчас так больно, хочется сдохнуть! Что мне делать?! Что?!»

Отвечает мгновенно, как будто сидела и ждала моего поста.

«А чего ты хотела? Ладно, прости. Я понимаю, как тебе сейчас больно. Нужно смириться и жить дальше».

«И всё, больше ничего не посоветуете? Мне бы этот день пережить».

«Набухайся, подруга, это помогает».

«Что?»

«Перечитай, это переписка, а не диалог. Набухайся… лучше не одна, а с кем-то, желательно с тем, кто тебя понимает».

«Меня сейчас никто не понимает… только она. Но она видеть меня не хочет… Я предложила ей остаться друзьями, но дистанция между нами с каждой секундой только увеличивается… А ещё мне больно, мне очень больно! Я не знаю, что со мной будет завтра, и даже сегодня вечером. Хожу по квартире на автопилоте. Делаю хоть что-нибудь по дому, чтобы отвлечься. Не хочу о ней думать, не хочу вспоминать, но проклятые мысли и воспоминания так и лезут».

«Держись, сестра».

«Вы не понимаете… Чёрт, я умереть хочу, сижу и рыдаю перед ноутбуком!»

«Тебе нужно переспать с другой девушкой».

«Знаю, но я так сильно её люблю… Так сильно… Мне кажется, я не смогу ни с кем другим переспать. Не смогу, и всё тут…» – Да что за дурацкая привычка ставить многоточие. Типа, фраза такая многозначительная. Но, по факту, я что-то подобное сейчас и чувствую. Многоточие… Мне больно и плохо. Не могу есть, не могу даже думать о еде. Похоже, я схожу с ума. Что со мной происходит и когда же всё это кончится? Быстрее бы насладиться тихой и спокойной старостью в доме для престарелых. Но чувствую, что я не доживу до неё. Я гораздо раньше с собой что-то сделаю. Похоже, меня, как героиновую наркоманку, надо приковать наручниками к батарее и держать так, пока ломка не пройдёт. Боже, какая же сильная эта ломка! Меня даже трясёт – так я её хочу!

«Юлечка, девочка моя! – пишет мне собеседница. – Понимаю, что тебе сейчас нелегко. Понимаю, что тебе больно и не хочется жить. Но ты должна перетерпеть. Дальше будет легче, поверь, вот увидишь. Ночь темна перед рассветом. Ты ещё встретишь своё счастье».

«А мне почему-то кажется, что нет. Я никогда не буду счастлива. Наверное, я проклята. Мне плохо, мне так плохо! Хочу умереть, чтобы ничего не чувствовать. Как вынуть эту заразу из сердца? Может, реально набухаться?»

«Вот умничка, так и сделай! – отвечает собеседница. – Возьми бутылку какого-нибудь ликёра, чтобы сладенький, чтобы тебе пить легче было, и забухай. Можешь даже несколько дней бухать, поверь, это помогает. Мне помогло. Только одно запомни: не звони ей, будучи пьяной. Обещаешь?»

«Обещаю», – отвечаю я. Включаю ВКонтакте какую-то музыку и залезаю под одеяло. Я в домике, со мной здесь ничего плохого не случится. Вот я поговорила, и мне стало легче. Вика так и не перезванивает, оно и к лучшему.

Я знаю, что она не перезвонит и уже никогда не будет со мной. Мне тяжело это принять, сердце всё ещё верит в сказку, но мозг потихоньку начинает свыкаться с этой мыслью.

Заглядываю в кошелёк; на бутылку ликёра должно хватить. Начинаю одеваться. Колготки телесного цвета – пускай все на мои ножки пялятся, мне не жалко. Обожаю свои ножки, они реально заслуживают всеобщего внимания. Реснички нужно подкрасить, губки подрисовать. Не жалею на это времени. Мне реально нравится собой заниматься и любоваться собою в зеркало: своим личиком, губами, скулами, разрезом глаз. Повезло же мне родиться красивой! Нравится высовывать язычок и смотреть на него. Раньше он нравился мне не так сильно, но после того как я стала «розовой», я куда сильнее полюбила свой язычок, учитывая где он побывал. Люблю своё тело, оно мне кажется таким волнующим.

Хотела бы я клонировать себя и заняться любовью со своим клоном. Лизать и сосать свою же «киску», целовать свои крошечные груди, гладить свои округлые бёдра. Я бы попросила себя высунуть язычок и пососала бы его – интересно, какой он на вкус? И почему мы с Викой такого не делали? Мы столько всего не попробовали, что иногда мне кажется, будто у нас ничего и не было. Надеваю лодочки на каблучках, мои любимые.

Нет, снимаю, не нравится: хочу, чтобы пальчики были видны, чтобы каждый ноготочек выделялся – я же столько времени их вырисовывала! Я – как художница, а моё тело – это холст, я себя украшаю и разрисовываю.

Недолго думая, снимаю босоножки и стягиваю с себя колготки: мне так приятно каждый раз прикасаться к своим ногам – наверное, у меня там эрогенная зона, и не одна. А где у меня их нет? Снимаю с себя трусики и разглядываю в зеркало свои «кисулю», половые губки и «вишенку». Растягиваю половые губы пошире и смотрю на дырочку, любуюсь собой. Обожаю себя разглядывать, обожаю себя трогать!

Выбрасываю трусики в стиралку и надеваю колготки на голое тело. Вот так, без трусиков, в одних колготках и мини, намного прикольнее идти на улицу. Чувствуешь себя беззащитной. Главное – в транспорте, когда садишься, сильно не раздвигать ножки. Хотя почему бы и нет? Пускай кому-то повезёт. Не думаю, что кого-то может оскорбить или шокировать вид обнажённой «кисули» – это же так прекрасно! Разве делиться красотой не наша святая обязанность?

Надеваю босоножки. Любуюсь собой, голенькой, в колготках и босоножках. Мне только в порнухе сниматься с Викой. С ней – куда угодно, даже бесплатно, я даже доплатила бы за это.

Натягиваю юбку покороче – специально, чтобы всё было видно; нужно ещё колготки купить в сеточку, чтобы на меня все пялились. Я такая фетишистка! Бюстгальтер не надо, надену блузку на голые сиськи. Мне даже приятно, когда они трутся о блузку, лишь бы раздражения не было. Заправляю блузочку в юбку, поправляю макияж. Всё, я готова дойти до ближайшего киоска.

Открываю дверь и выхожу за порог. Хух, как же тяжело мне этот шаг даётся! У меня в последнее время разыгралась жуткая боязнь открытых пространств, мне всё тяжелее и тяжелее выходить на улицу, прямо и не знаю с чем это связано. Боюсь чужих взглядов. Как бы это ещё сильнее не обострилось, а то я и так не сильно нормальная, а под обострением вообще непонятно, что со мной будет.

– Привет, Юля! – здоровается соседка.

– Здравствуйте! – улыбаюсь я.

Что они обо мне знают? Думают, что я примерная ученица и отличница, что у меня на хате никогда стрёмных компаний не собиралось. Знают, что я вся такая хорошая и примерная. Зато одеваюсь я, как шлюха, но это потому, что сейчас всё так одеваются. Я раньше ещё в огроменных каблуках ходила, одиннадцатисантиметровых, сейчас поменьше.

Выхожу на улицу; светит солнышко, порхают птички, пахнет весенней свежестью, цветут какие-то деревья (я в них не разбираюсь). Я уже хочу поскорее оказаться дома, под своим пыльным одеялом. На улице мне некомфортно. Кажется, что все вокруг пялятся на меня и осуждают. Но, по крайней мере, я не о своём разбитом сердце сейчас думаю, и то хорошо.

Глава 16

Захожу в супермаркет. Выбираю алкоголь. Жаль, только что я в нём не разбираюсь. Ликёры, ликёров нормальных нет. За те деньги, что есть у меня, – нет. Надо же взять ещё что-то по закуси. Рассуждаю, как опытная алкоголичка. А что если я такой и стану? Сегодня бутылочка, завтра бутылочка, а там и превращусь в бухающую бомжиху с непроходящим фингалом под левым глазом. Я почему-то как-то так их себе представляю. Но надеюсь, мне это не грозит, хотя кто его знает, не буду загадывать на будущее.

Беру какую-то бутылку и плитку шоколада с целыми орехами. Сколько бы он ни стоил, но это мой любимый шоколад.

Подхожу к кассе. Шоколадку пробиваю, а на бутылку смотрят:

– Вам восемнадцать есть? – спрашивает продавщица.

– Есть, – неуверенно киваю я.

– Документ, подтверждающий, что вам восемнадцать.

Растерянно улыбаюсь и не знаю, что ответить:

– Мне уже почти восемнадцать, у меня день рождения летом. – Я пытаюсь как-то договориться, но, кажется, у продавщиц аллергия на красивых девушек. Нужно было больше накраситься – она бы и полицию вызвала.

– Тогда вам нельзя, – говорит она и ставит бутылку в сторону. Я расплачиваюсь за шоколадку и выхожу. Может её сейчас съесть, настроение себе поднять. Но я не хочу шоколада, я вообще ничего не хочу. Нужно где-то купить бутылку. Может, у мамки дома есть, в заначке. Но мамка не особо бухает, и алкоголь у нас дома бывает крайне редко. А может, пивом напиться? Да вот только я не люблю пиво оно противное.

Подхожу к киоску. Долго стою и выбираю. Вот что-то подходящее – с золотой стружкой, главное цена устраивает. За такую цену они туда скорее фольги насыпали, чем золота настрогали.

– Дайте это, пожалуйста, – показываю на бутылку.

Продавщица мне подаёт. Вот в киосках хорошо, никто про возраст не спрашивает, не то что в этом супермаркете так, где эти камеры везде понатыкали. Первокурсницам спиваться не дают.

– Спасибо! – говорю я и протягиваю деньги. – А можно ещё пакет?

– Только прозрачный.

Чёрт, теперь домой с бутылкой в руках идти придётся!

– Дайте два прозрачных, – говорю. Ну почему у меня всё не как у людей?!

Возвращаюсь домой и снимаю босоножки, даю ногам отдохнуть. Я же так мало прошла, и вот, устала. А я ещё спортом заниматься хотела!

Открываю бутылку ликёра с золотой стружкой. Как ни странно, она обычной крышкой закрыта, которая откручивается. Нахожу мамин свадебный бокал. Он у неё один остался. Как раз, а сколько мне надо? Расстёгиваю блузочку, чтобы грудь дышала. Сажусь перед зеркалом, хочу видеть себя голую. Смотрю на своё отражение. И почему Вика в такую милашку не влюбилась? Ей ведь такая красоточка себя предложила, почему она отказалась? Потому что дура – что тут гадать!

«Вика дура!» – Я поднимаю бокал и чокаюсь с зеркалом. Выпиваю от силы половину и быстро закусываю кусочком шоколада с орехами. Ликер, конечно, сладенький, но такой алкогольный! Как будто это чистый спирт с сиропом, а не ликёр с золотой стружкой. Смотрю на дно бутылки, там стружка плавает. Включаю музыку, смотрю на себя в зеркало, улыбаюсь и щёлкаю себя на телефон с бокалом в руке – так, чтобы грудь попала. Отличая фотка получилась, как раз на аватарку! А грудь можно и в фотошопе увеличить. Вытягиваю свои ножки и фоткаю их. Может, Вике отправить? Стоп, я еще не так сильно набухалась. Нужно торопиться. Наливаю до краёв.

Насильно вливаю в себя весь этот алкоголь, допиваю до дна. Хух, меня едва не стошнило! Быстро-быстро закусываю шоколадом. Ликёр с шоколадом – довольно странный микс, сладкое со сладким. В голове уже мутится. Мне всё сильнее хочется секса и позвонить Вике, хотя для меня это одно и то же.

Открываю в Яндексе: «Девочки нашего города» и начинаю их разглядывать. Они мне все кажутся симпатичными. Наливаю ещё бокал и вновь через силу в себя вливаю. Слегка поглаживаю себя по коленке. Вспоминаю, как делала Вике массаж. Снимаю с себя блузку, стягиваю колготки и остаюсь в одной мини, которая, по сути, ничего не прикрывает. Любуюсь своими ножками, целую себя в коленку и фотографирую.

А может, Саше позвонить? Пусть приедет и меня оттрахает. Я понимаю, что он парень, но на безрыбье… А то у меня уже так давно ничего ни с кем не было.

«Пару дней – это не давно», – напоминаю себе. Хотя, как вспоминаю наш с ним секс, и желание сразу пропадает. Я хочу девушку. Чтобы любила меня, чтобы целовала и лизала, а я в ответ буду делать то же. Это ведь так естественно! Ещё бокал… только бы не проблеваться! Громче музыку! Стою, любуюсь своим отражением в зеркале. Прикасаюсь к своим половым губам и к «горошинке». Так и знала, что без этого не обойдётся! Погружаю пальчик в свою «дырочку». Расставлю пошире ножки. Я опять мастурбирую. У меня всё всегда сводится к одному. Я такая любвеобильная! Как же повезёт моей будущей девушке! Думаю, мы первые несколько дней с ней из постели не выберемся… ну, разве поесть и помыться, ну, и в туалет по-маленькому. Хотя и на тот счёт у меня уже есть фантазии. Я такая… такая… не знаю какая – короче, классная. И кому это «счастье» достанется?

Нахожу в ноутбуке какое-то жаркое порно, там обязательно две девушки и парень. Хотя зачем парень? Можно ведь и три девушки. Три, четыре или сразу много. Они на берегу моря, лижут свои загорелые тела. Как бы я хотела там очутиться! Тропический остров лесбиянок. Наверное, это моя мечта.

Запрыгиваю под одеяло и продолжаю гладить себя, наслаждаюсь своим телом. Мне пока и одной себя достаточно.

Играет моя любимая музыка, а я лежу в своей комнате под одеялом и смотрю на потолок; мне кажется, что он усыпан звёздами. Звонить или не звонить Вике? Быстро принимаю решение. Беру свой телефон и пытаюсь найти её номер. Но от последнего бокала у меня всё перед глазами танцует, и я не могу ничего толком разобрать.

«Отличная система! – улыбаюсь. – Препятствует пьяным звонкам своим бывшим». Тебя же просили не звонить, положи телефон. Комната вокруг крутится, как на карусели. Только бы не блевануть картошечкой и шоколадкой!

Что я вообще ела за последние дни? Должно быть, я похудела. Щупаю себя за костяшки, но они у меня и раньше торчали. Честно говоря, мне не так и нравятся худые девушки… ну, или спортивные, такие, как Вика. А вот с полненькой я бы попробовала. О чём это я? Ну да, я ж лесбиянка, я же только девушек люблю, а парни пускай идут лесом. Где-то была такая песня, сейчас поставлю. Ищу ВКонтактике. Она у меня не в музыке, не хочу, чтобы песни про лесбиянок были на моей странице. Хотя какая разница? Добавлю её в свой плейлист.

Рок, жёсткий рок… хотя профессионал посмеётся над моими скромными познаниями в музыке, но для меня это рок. Подпеваю припеву, держу перед собой телефон, как микрофон, и подпеваю. В детстве я часто представляла себя на сцене в окружении софитов:

«Какая звезда, чисто-розовый цвет, пустые советы, не нужный ответ… странные в чём-то сны и мечты». – Не помню дальше слов. Я вообще плохо запоминаю слова. Может, потому, что, когда слушаю, не всегда разобрать могу, о чём они там поют.

Встаю с кровати и начинаю вытанцовывать пред зеркалом, вращаю бёдрами; мне кажется, это сексуально. Накидываю блузку и не застёгиваю. Мне кажется, совсем без одежды – как-то не очень. Может, ещё трусики надеть? Да ну его нафиг! Я без трусиков такая доступная! В закрытой квартире, так что никто сюда не войдёт и моя «доступность» не пострадает.

Кончается песня, и я без сил падаю на кровать, пытаюсь отдышаться. А я смотрю, выпить – не такая-то и плохая затея. Наливаю себе ещё ликера и пригубляю… нет, я не могу это пить. Слишком блевотно. Даже закусывать не могу больше, от сладкого уже воротит. Сходить поблеваться, что ли? Ложусь на кровать, а всё вокруг вращается и вращается. Скоро долгожданные вертолёты. Лишь бы не обблеваться. Закрываю глаза и наслаждаюсь одиночеством.

«Одиночество – сволочь, одиночество – скука, я не чувствую сердца, я не чувствую руку…» – пою я своим писклявым голоском. Я одна, и мне никто не нужен. Никто. Ни Сашка, ни Вика. Я-то понимаю, что между нами всё кончено, но не могу это принять и продолжаю надеяться. У меня больше нет друзей, у меня нет любовников. Я теперь одна, совсем одна. Я свободна. О-о-о-о, отличная песня:

– «Я свободен! От вражды и от молвы, от предсказанной судьбы и от земных оков, от зла и от добра. В моей душе нет больше места для тебя…» – («Хотя для неё там всегда найдётся местечко»), – добавляю мысленно.

Так, самое время звонить Вике. Набираю её. Гудки идут, а я под них напеваю: «Я свободен». Да, я такое старьё слушаю. Между прочим, некоторые считают это классикой. Вчера я вообще «Белые розы» слушала, и ничего. Я даже плакала, оттого что они умирают на белом окне. Как будто это не они умирают, а я.

Вика не берёт трубку, вновь набираю её и жду – я терпеливая. Сбрасывает. В сердце колет болезненная игла предательства. Вика, Викулечка, ну возьми трубочку, ласточка моя, ну пожалуйста, моя хорошая!

«Прошу тебя!» – умоляю её, а сама уже едва не плачу. Напиться было плохой идеей. Не помогает, мне по-прежнему больно, мне ещё больнее. Мне больнее с каждой секундой. Не хочу больше так, не хочу ничего чувствовать! Не хочу страдать!

Она сбрасывает, а я набираю вновь. Я упёртая; а зачем тогда напиваться, если не звонить своим бывшим? Я уже даже не дозвониться хочу, а просто в очередной раз о себе напомнить. Не забывай меня, Викулечка! Очень прошу тебя, не забывай!

– Алло! – звучит голос из трубки. Я даже перепугалась – ну не рассчитывала я на то, что она ответит, а просто так звонила. Игралась с телефоном, можно сказать.

– Да, слушаю, – испуганно говорю я; перед глазами всё плывёт, в голове туман, а я пытаюсь серьёзно говорить по телефону.

– Это же ты наяривала. – Голос не похож на Викин, но интонации её.

– А кто это? Куда я попала? – Я бы засмеялась, но мне почему-то страшно.

– Юль, это я! – Такой простой, главное! Кто этот «я»? Пытаюсь собраться с мыслями; не нужно было столько пить. Смотрю на бутылку. На дне плавает обещанная золотая стружка, а в самой бутылке осталось заметно меньше половины.

– Ты что там, пьяная? – вновь звучит этот вопрос. Но кто это?

– Ага, – честно признаюсь я. Мне хочется разрыдаться сейчас. Хочу, чтобы бы меня пожалели. Пожалейте меня хоть кто-нибудь, ну пожа-а-а-алуйста!

– Ты что, не узнала, с кем разговариваешь?

– Честно? – смущаюсь я.

– Ну, давай попробуем честно.

– Нет, не узнала, – признаюсь, а самой стыдно-стыдно. Я знаю, кто это просто имя вылетело из головы. Вот крутится на языке, а сказать не могу. – Сашка?