Текст книги "Кентавр vs. Сатир"

Автор книги: Андрей Дитцель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Андрей Дитцель
Кентавр vs. Сатир

Ты ещё так молод. Жизненный путь ты прошёл лишь до середины, в сущности, ты – часть этой жизни… Воли тебе не занимать, прилежания тоже, но ты никогда не будешь в состоянии усидеть на месте… Тебе нужно ещё пошататься, поколесить по свету, хмелея от вина собственного любострастия.

Герард Реве

Обычно кентавры показываются дикими и несдержанными существами, в которых преобладает животная природа

Википедия

Сатиры славились пристрастием к алкоголю и избыточной сексуальной активностью.

Детская энциклопедия

Лукреций утверждает, что существование кентавров невероятно, ибо лошади достигают зрелости раньше, чем люди, и кентавр в три года был бы взрослым конём и вместе с тем лепечущим младенцем. Такой конь умер бы на пятьдесят лет раньше, чем человек.

Борхес

~~~

Кентавр

Новосибирское

Каждый день я шатаюсь по тем же, зеленым и малоэтажным, улицам новосибирского Академгородка и рассказываю сопровождающему меня юноше истории, heikle Geschichten, от которых ему становится немного не по себе. Вдруг кто-то услышит нас! Ведь очень неудобно, когда случайный прохожий ловит в фоновом шуме выражения наподобие «матёрые лесбиянки», «трансухи», «анальный секс»… Могут и плохо подумать, и морду набить (чего на моей памяти здесь, вообще-то, не происходило). Поскольку скромный спутник не очень благодарный слушатель, – что, правда, компенсируется его другими мужскими и человеческими качествами, – я решил сделать несколько записок. Так действуют ландшафты памяти при наложении на реальную географию.

Первый фрагмент или осколок – о рядовом, почти рутинном кризисе с моей девушкой Леной. Нам зачем-то нужно было на левый берег, и мы поймали микроавтобус. Водителю было просто по пути, в нашем распоряжении оказался весь салон с мягкими сиденьями аэрофлотовского типа, очень уютными. В лобзаниях и поцелуях мы зашли достаточно далеко, и через пять минут мне захотелось сделать паузу до прибытия в пункт назначения… хотя рука, расстёгивающая молнию джинсов, не давала сконцентрироваться на этой мысли. Водитель оглянулся и задернул шторку, отделяющую нас от кабины. «Как мило с его стороны», – прошептала Лена. В этот момент меня можно было раскрутить почти на всё. Голова Лены склонилась над моими коленями – но я посмотрел в сторону водителя и буквально столкнулся с его взглядом в зеркале, которое находилось выше шторки и давало возможность наблюдать за происходящим в салоне. (Как он следил за дорогой? Видимо, это профессиональное – одним глазом…)

«Я не могу, он смотрит». – «Ну и пусть, ты бы на его месте поступил так же». – «Через пятнадцать минут мы приедем, подожди». – «Ты не любишь меня? Может быть, ты меня блядью считаешь?..» Дальше пошли уже взаимные упреки и обвинения. Лена, забыв даже о своей сумочке, выпрыгнула из машины на светофоре и, обливаясь слезами обиды и ожесточения, бросилась бежать куда-то вглубь незнакомого микрорайона.

Не помню, присутствовал ли какой-то сексуальный элемент в Обиде № 2, когда я купил йогурт неправильной жирности. Дело было в томской гостинице «Центральная», где каждые пять минут звонил телефон и вкрадчивый голос предлагал развлечься. Пару раз я ответил, что мне самому не надо, но если у них найдётся симпатичная девушка для моей подруги, мы можем обсудить условия. Томск 1998 года, видимо, ещё не был таким продвинутым городом. Йогурт оказался молочным и клубничным, а не сливочным и ванильным. Я не хотел спускаться за новой баночкой. Лена громила всё подряд, после чего закрылась в ванной и пыталась утопиться…. Но поскольку Обида № 2, в сущности, была самой мелкой, надо сразу перейти к следующему эпизоду.

– Мне достоверно известно, что сегодня он покончит с собой, – раздался звонок в самое неподходящее время у меня на работе, – он уже со всеми попрощался и два дня не был дома. А только что один знакомый видел его в кафе где-то на Красном…

– Чем я могу помочь человеку, с которым никогда не был знаком?

– Если ты меня любишь, найди и спаси его. Если ты мужественный человек и способен совершать неожиданные поступки.

Так была задета моя честь, и я отправился на поиски. На Красном проспекте, надо думать, есть не одна, а несколько десятков кофеен, в которых обитает множество молодых людей байронического вида, соответствующих описанию Лены. Но уже в третьем или четвёртом я его определил. «Здравствуй, ты – Стас?» – «Да, а ты кто?» – «У нас есть много общих знакомых, и меня попросили кое-что тебе передать. Давай выйдем на улицу!»

Стас преодолел скепсис. Я не был похож на опасного человека.

«Хорошо… так кто и что просил передать?» – надевая шапку, спросил он. «Симпатичный», – отметил я про себя и начал: «Знаешь, меня обвиняют в высокомерии и, возможно, в ненависти к людям и, возможно, в безумии. Эти обвинения, – за которые я в свое время рассчитаюсь, – смехотворны…». Дальше – по тексту Борхеса.

Истории про минотавра хватило на одну станцию метро, потом мы купили пива. Через час мы лежали перед закруглённым фасадом дома на углу Красного и Октябрьской, – прохожие осторожно обходили нас, – и спорили, напоминает ли угол дома на фоне неба скорее античный амфитеатр или пирамиду майя.

Отлучившись, я позвонил Лене из автомата, и она дала понять, что не разочарована во мне. Терапевтический успех (появление Лены оказалось неожиданностью для Стаса) закрепили двумя литрами домашнего вина из сухофруктов, после чего высылать людей домой было уже просто опасно.

Когда немного освежившийся в душе Стас зашёл в комнату, мы с Леной на минуту прекратили возню под одеялом. Возможно, Стас просто не заметил подготовленный для него диван, но, так или иначе, он довольно уверенно полез под одеяло со стороны Лены. Она была не против и хитро подмигнула мне. На несколько минут воцарилась тишина. Лена потихоньку начала приставать к Стасу. Но, проигнорировав это, он встал, перешагнул через неё, сел у меня в ногах и уверенно, не по-детски так, взял в рот.

Это была очень приятная неожиданность… И Обиду № 3, если задуматься, я заслужил меньше всего. Ведь я же не виноват, что человеку в этой ситуации захотелось так поступить?.. Надо сказать, что позднее Лена восстановила некоторую справедливость и с полным правом тоже может записать Стаса в свой донжуанский… донна-анновский список. Но при этом мне всегда приходилось хлопать его по попе. То есть более чем присутствовать на месте. В последний раз это было на нашей с Леной помолвке. Я затащил Стаса в душ. Мы открыли на стук и вопли Лены, которой тоже захотелось потрахаться. Всего за полчаса до этого я подарил невесте кольцо, и отказать ей теперь в этой маленькой прихоти было бы неудобно.

Может показаться, что наша жизнь вообще была легкомысленной и (или) развратной, но это не так. Прошло два года после того, как мы познакомились на поэтическом вечере – Лена представляла в качестве составителя сборник стихов сибирских студентов (книжка была зелёного цвета и называлась «Любви нехоженые тропы»), – а сексом мы ещё не занимались. Первое лето своей любви я провел, усмиряя плоть в археологичке. Я был уверен, что Лена хочет сохранить девственность до свадьбы. Она в свою очередь считала, что меня интересует литература, а не секс.

Вообще-то, примерно так оно и есть.

Детская газета

Говорят, у каждого в жизни была какая-нибудь суровая школа. Если это и не так, то я, например, совершенно точно могу вспомнить, где научился всему хорошему и всему плохому, что умею, – в редакции детской газеты. В пятнадцать я записался на курсы юных журналистов и напечатал первые заметки о вахтах детства и фестивалях дружбы. Стилистику несколько извиняет личность моего первого шефа и редактора публикаций. Звали его просто – Соков. До детской газеты и до развала СССР он был редактором «Молодежи Алтая», – считай, региональной номенклатурой. В общем-то, неумение писать и пьянство были его единственными недостатками, а в остальном он был гениален, потому что в газете можно было заниматься всем, чем угодно. Мы – как бы юные корреспонденты – и пользовались этим, приезжая в редакцию после уроков, а потом – после лекций.

Сначала Соков выбил под редакцию обычную двухкомнатную квартиру в панельной девятиэтажке, но когда соседи стали жаловаться, а штат расширяться, нас переселили в помещение заброшенного детского клуба. Это был подвал в жилом доме по улице Сибирской, сырой и облезлый, но зато просторный, с грудой старой мебели и душевой комнатой. Расклеивая на стенах после переезда постеры, обрывки обоев и газеты, я понял, что здесь будет если и не мой второй дом, то некий опорный пункт.

Практически так оно и произошло. Здесь я научился фотографировать, верстать газету, курить, заниматься сексом, писать стихи и заявки на гранты. Впрочем, большая часть этого – рутина, которая, конечно, составляет фундамент профессиональной (не говоря о личной) жизни, но ровным счётом никому не интересна. Позже я столкнулся и с более яркими персонажами, чем здесь. Если что-то и осталось от этих лет, в штате редакции и за штатом, так пара сюжетов.

Первой всплывает, конечно, всякая ерунда наподобие того, как я готовил газетный вкладыш про сексуальное воспитание и был – в обществе представительницы центра здоровья – похищен фрустрированными женщинами из местной православно-коммунистической организации. Нас продержали целый день на допросе, причём без капли воды, но мы так и не раскрыли тайну финансирования программы растления советской (так они говорили) молодежи. Но это тоже не сюжет, а так, будни. Классический сюжет выстраивается, например, вокруг моего восемнадцатилетия. Потому что, став совершеннолетним, я остро переживал свою старомодность. Особенно учитывая вкладыш про воспитание. Абсолютно все юные корреспонденты уже трахались друг с другом и на стороне, а я позорно топтался на месте.

Вопросы пола давно ставили меня в тупик. То есть я, наверное, с первого класса знал, что мне нравятся мужчины. Кое-какие скромные опыты подтверждали эту теорию – и даже пара нескромных. Но следовало ещё проверить, почему (и к чему) вся эта шумиха, мифотворчество и нездоровый интерес к теме «женщина и мужчина». Проблема была лишь одна: самолюбие или какая-то брезгливость – что-то не позволяло мне провести расследование с первой встречной. Однако стоило сформулировать в уме задачу – и на горизонте появилась Майя, девушка целомудренная и вместе с тем любознательная. Мы сразу поняли друг друга.

После неожиданного ухода на какую-то лучшую работу штатного верстальщика его место занял Ромка – он, как и остальные, крутился у редакционных компьютеров. Когда выход очередного номера срывался, Ромка просто сел, открыл пейджмейкер и стал делать газету. Сотрудники выпали в осадок и побежали покупать на всех пельмени – дело было вечером, кушать было нечего, а работы предвиделось много.

Отступление о Ромке понадобилось мне потому, что он застукал меня с Майей. Ромка жил на каких-то очень далеких задворках и иногда, после авралов, оставался ночевать в редакции. В таких случаях на пару сдвинутых столов кидались матрац, подушка и одеяло. И конечно, пропустив метро, он вернулся на работу именно в ту ночь, когда Майка решила подарить мне самое дорогое, что может подарить девушка мужчине, – вернулся, но осторожно прикрыл дверь и уехал к друзьям.

Самое дорогое было предъявлено мне довольно технично. Майя как-то быстро опрокинулась на край стола, смешно задрав и раздвинув ноги. Я отступил на шаг, чтобы получше рассмотреть алтарь любви и смиренную жертву. Пока мы не обнажились, у меня всё стояло, но теперь… «Сделай же что-нибудь!» В голосе Майи звучала мольба, и я начал работать рукой. Кое-как мне удалось восстановить эрекцию и натянуть презерватив. «Как ты думаешь, я ужестала женщиной?» – прервала меня Майя. Начало нового круга.

Мы встречались ещё несколько раз и даже отработали рекомендованную для таких случаев программу: 15 минут – прелюдия, 15 – на фрикции и полчаса посткоитальных ласк. Мне было скучновато. И через неделю после первой ночи – на этот раз я позаботился, чтобы никто, кроме меня, не мог попасть в редакцию, – я лежал на том же матраце с мужчиной. Собственно, мы даже не целовались. Немного поласкали друг друга и кончили каждый сам по себе. Но в этот момент – да, да – разверзлись от края до края небеса и святой фра Анжелико из Фьезоле, стоя на облаке, радовался за меня. Хотя мужчине было неловко и стыдно. Скорее всего, даже не из-за того, что мы подрочили, а из-за того, что лежали так близко.

Ещё через пару дней я не смог вечером уехать на свою Затулинку. За редакционным компьютером сидел Ромка. В полночь мы выпили клюкву на коньяке из редакторского шкафчика. Нам было мало, и мы пошли в киоск. Почему-то хотелось шампанского. Не важно, о чем мы проговорили и просмеялись всю эту ночь. Мне было впервые необъяснимо легко и грустно. Ромка был красавчиком. У него была девушка. И он был уверен, что у меня есть девушка. Ещё бы не быть уверенным… Мы сохраняли дистанцию.

Разумеется, у этого сюжета есть трогательная и банальная развязка. Даже не знаю, стоит ли… Я сменил несколько работ, пожил в Германии и, в очередной раз приехав в Новосибирск, пьянствовал в местном гей-заведении. Лицо у стойки бара показалось удивительно знакомым… Прежде чем я успел собраться с мыслями и спросить, Ромка сам подошёл ко мне: «Андрей, ты – и здесь? А помнишь, как мы ночью шампанское пили?!»

Ромка был не один, его спутник несколько неодобрительно осмотрел меня. Я не стал ворошить, реконструировать, строить альтернативные сценарии.

Хорошо там, где мы есть, – и с теми, с кем мы есть.

Aqua distillata

Сцепление. Не автомобильное, а то, что Стендаль в широком смысле называет кристаллизацией. Зачем звонить каждые два часа и забрасывать мейлами, если в этом нет никакого послания, botschaft, message. Достаточно выйти на связь раз в день – и выдать что-то содержательное, пусть и какой-нибудь герметический текст, но чтобы не транслировать пустоту и не умножать сущности. Я не равнодушная скотина. Это вы, дорогие, всё разрушаете сами. Предпосылки были: лицо, запах, светлая голова и даже хороший секс. Не было главного.

Сейчас в Гамбурге минус десять, что психологически соответствует новосибирским минус тридцати пяти. Я вспомнил, как, замерзая, мотался однажды зимой по городу, разыскивая Лену. Ее мама передала мне записку и ключи от дома друзей, где мы какое-то время ночевали. Квартира была безвидна и пуста, но по намёку из записки я догадался открыть спрятанную в шкафу бутылочку ликера – и там оказался ещё один манускрипт. Мчался на такси, чтобы успеть. Друг ответил искреннепожал плечами: была, разговаривала по телефону с твоей кузиной (?). Поиски кузины через родных, знакомых и левых людей; наконец по телефону: «Да, Лена сказала, что ты позвонишь, но я не знала когда. Она зачем-то просила тебе напомнить о… месте, где вы, кажется, танцевали польку». Маршрутка к ДК «Академия», ещё не припорошенные снегом следы через сугроб к тумбе с афишами. Кружу вокруг, пока не отыскиваю на уголке плаката кусочек знакомого почерка и адрес. Дверь открывает человек, которого меньше всего ожидаешь увидеть: «Почему ты такой запыхавшийся? Откуда ты знаешь, где я живу? И вот совпадение, Лена зашла, давайте чай пить…»

Мы часто играли в такие и куда более сложные игры, пока мир был юным и даже ещё не вышел фильм об Амели. Моей местью было многоэтапное похищение Лены на дальний север и исполнение обряда посвящения в свободные Джонатаны. Лена лежала дома со сломанной ногой. Её нужно было перенести с третьего этажа в такси № 1 так, чтобы она не видела ни водителя, ни направления отъезда. Таксист № 2 нервничал, слишком уж криминально выглядела поездка со связанной девушкой – кругами по району, с высадкой на индустриальном пустыре. К тому же на девушке был гипс. Я бы на месте таксиста набрал из первого телефона-автомата 02 и 03. Обошлось.

Это было сцепление, несмотря на разные форматы, горькие слезы и благородные сожаления. Позже я узнал, что бывает и по-другому, спокойнее и осмысленнее. Но предание свежо и, как говорится, не сомкнулись воды за кораблем в ливерпульской гавани. Одна пухленькая однокурсница, пытавшаяся расстегнуть мои джинсы, пока её брат колотился в дверь общей комнаты, а родители смотрели телевизор, сделала свои выводы: «Не орёл ты, Андрюха, не орёл…»

Немного несвязно? Но вот что хочу я сказать, иначе совсем запутаюсь. Искать нужно по размаху крыльев. Теперь я кончил, господа.

Коля

Наверное, жить к старости станет совсем невыносимо, потому что каждый день мы будем переживать всё, что происходило с нами в это время года, в такую погоду или при подобных обстоятельствах год, два… пять, десять лет назад. Самое страшное, что нельзя разлюбить человека, которого однажды любил, – со всеми сопутствующими высоким чувствам нервотрёпками.

Уже под утро после разъездов, танцев и философских кружков мы с Леной уснули на середине разговора о человеческой валентности (моя любимая теория) и неспособности любить одного-единственного человека (что я тогда ещё оспаривал). Не смогу реконструировать, как мы попали в эту квартиру и в эту постель, но кто-то окружил нас заботой – и даже установил в изголовье тетрапак томатного сока. Я проснулся от яркого луча, пробивавшегося через штору. Осторожно, чтобы не разбудить Лену, встал и подошёл к окну. Солнечное морозное утро, заснеженный овраг и лес, кисть рябины на подоконнике. Это была Академическая, улица на кромке леса.

Человека, приютившего нас и уже возившегося на кухне с завтраком, я знал. Скорее всего, из каких-то тайных – не обязательно эротических, хотя не исключаю – снов, менее банального объяснения нет. И я сразу захотел, чтобы он стал моим лучшим другом. А он был не против.

Мы были похожи на братьев – у обоих немного восточной крови – и могли читать мысли друг друга. Однажды, когда ни одна машина на ночном проспекте не реагировала на отчаянные жесты с обочины, мы переглянулись и, к ужасу наших девушек, взялись за руки и легли на дорогу. Вовремя затормозивший водитель орал, что мы идиоты, но был тронут непреклонностью и забросил домой. Денег не взял.

«Коля – это мой потерявшийся в детстве брат», – представлял я его друзьям. Мы любили переодеваться; на вечеринках с друзьями мы уединялись, менялись вещами и именами, – то есть не именами, а identity. Он был замечательным мною, – мои речи были тогда куда туманнее, а поведение куда сомнамбуличнее. Мне кажется, и я схватывал что-то его, бесшабашное и открытое. Сексом мы занимались в параллельных потоках: я и Лена, рядом – Коля с его очередной, – текучесть кадров была такой, что я не запомнил имен.

Коля был в восторге, когда у нас с Леной появился общий Стас – тот самый, спасенный от самоубийства, со своеобразными ценностями и эрогенными зонами. «Замечательно, что вы так доверяете друг другу, и, вообще, вы трое – такие красивые!» Приближались январь и день рождения Стаса. Коля предложил свою территорию для организации феерии. План был такой: Лена и ещё одна девушка под каким-то предлогом уводят Стаса от гостей, уединяются с ним в спальне и раздевают его. В нужный момент дверь открываем пинком мы с Колей, демонически произносим: «С нашими девчонками?!» – и выбрасываем голого Стаса в окно. В заснеженный овраг. Однако нам нельзя было отказать в милосердии: ещё один человек должен был заниматься подготовкой горячей ванны и ещё один – открыть дверь подъезда с тёплым халатом наготове.

Примерно так всё и развивалось. Разница между замыслом и его воплощением состояла только в том, что после соприкосновения с морозным воздухом и снегом Стас приобрел силу и ярость Годзиллы и вернулся в квартиру не через дверь, как планировалось нами, а гигантским прыжком обратно в окно. Посыпались книги и столовые приборы. Пятеро человек напрасно пытались связать и обездвижить разбушевавшегося монстра. Лишь расколовшаяся и упавшая на ноги раковина в ванной – и вид крови, в конечном счете, – немного прояснили его разум.

Мы сидели втроём – Коля, Лена и я – в клубах пара на бортике ванны и читали Стасу стихи. Начала Лена: « Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд / И руки особенно тонки, колени обняв…»

Сегодня мне приснилась именно эта картинка. Ещё спросонья я спрашивал себя, почему мы всё-таки расстались и Лена вышла замуж за Колю? Чтобы отнять у меня лучшего друга? ( Я не знаю этой жизни / ах она сложней / утром синих, на закате / голубых теней.) Или мы с ним были настолько похожи, что ей было всё равно? Наша свадьба должна была быть 15 апреля. Я уехал из Новосибирска за сутки до ЗАГСа. Через месяц она вышла замуж, а в конце осени родила.

И ещё я иногда спрашиваю себя, встречается ли Лена с той девушкой, о которой почти никто ничего не слышал; у которой своя жизнь, тщательно скрываемая от мужа, коллег и детей, – большинство женщин когда-нибудь приживают детей, и у той наверняка тоже есть кто-то. Ребенок, любовницы, любовники. Вот такой circle of life.