Текст книги "Голос пугающей пустоты (СИ)"

Автор книги: Андрей Дичковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Клэйв не стал дожидаться, когда второй стражник рухнет, и развернулся лицом к главному противнику, что по-прежнему зажимал к стене особняка отряд Высокого. От Клэйва не укрылось, что Стеклянный Рыцарь выглядит слегка потрепанным – возможно, в него бросили пару бомб?.. Как бы там ни было, это воодушевляло – пусть и не так сильно, как хотелось бы. Клэйв сделал пару глубоких вдохов, успокаивая сбившееся дыхание, и крутанул посох. Было непривычно – крайне непривычно – держать в каждой руке по оружию. С другой стороны, после подвалов инквизиции перспектива владения сразу мечом и посохом уже не выглядела столь ужасной, как это могло было быть раньше.

– Ну что, Файни, – произнес он, покосившись на девушку, – устроим этому стеклянному мудаку стеклоплавильню?

Возможно, она даже не услышала его в хаосе ревущего огня, звенящего стекла и криков умирающих – однако Клэйв был уверен, что уголок губ Файни подернулся в азартной решительности.

И тогда он набросился на Стеклянного Рыцаря.

Атаковав со спины, Клэйв обрушил на него всю мощь своей силы – по крайней мере, постарался это сделать. Его меч резанул по наплечнику рыцаря, а навершие посоха опустилось на заднюю часть шлема. Рыцарь, явно не ожидавший атаки сзади, пошатнулся и принялся стремительно разворачиваться. Недовольно цокнув, Клэйв отскочил назад. Этого было недостаточно. Чертов шлем даже не помялся, а с наплечника едва содралась краска. Нужно сменить тактику. Нужно...

Он не успел додумать мысль – Стеклянный Рыцарь с ревом шагнул к нему, стремительно опуская свой громадный меч. Клэйв едва успел уклониться от смертельного лезвия, бросившись вправо. Однако не успел он проморгаться, как увидел быстро приближающийся семиугольный щит. Клэйв неловко взмахнул левой рукой, пытаясь прикрыться мечом. Щит врезался в него с такой силой, словно это был кузнечный молот. Меч вылетел из онемевшей от удара руки, а затем острый обод щита резанул Клэйва куда-то рядом с ключицей. Припрятанная под курткой стеклянная кольчуга смягчила удара, однако Клэйва все равно отбросило назад, так, что он лишь чудом не выронил посох и не свалился на мостовую.

«Дерьмо, – пронеслось в мозгу Клэйва, когда он понял, что Рыцарь играючи разрубил клинок Файни и вновь надвигался на него. – Дерьмо!»

Краем глаза Клэйв приметил, как Файни отбросила разрубленный клинок и, выудив из-за пояса что-то вроде фляги, плеснула из нее Рыцарю на грудь и шлем, после чего юркнула в тень. Что это было? Какой-то ритуал? Клэйв не имел ни малейшего понятия. Чуть восстановив дыхание, он метнулся к горящей стене особняка, краем глаза приметив, что отряд Высокого (точнее, то, что от него осталось) получил возможность рассеяться. Может, им удастся окружить Рыцаря, действуя сообща?..

Меч в руке Рыцаря взлетел над крылатым шлемом, и Клэйв еле успел взять посох обеими руками за края древка и выставить его горизонтально над собой. Раздался оглушительный звон – однако посох выдержал удар. Перед глазами посыпались искры, и Клэйв почувствовал, что теряет равновесие и падает. Упав на спину, он перекатился пару раз в сторону стены, не выпуская посох из рук. Голова гудела, а перед глазами все плыло. Повсюду мелькали какие-то тени... Где Файни? Где люди Высокого? Ответов не было. Клэйв лишь видел, что закованный в стеклянные латы монстр продолжает надвигаться на него, явно решив покончить с тем, кто отвлек его от расправы над кучкой мятежников.

Клэйв почувствовал жар за спиной. Оглянувшись через плечо, он с удивлением заметил, что почти вплотную подобрался к стене, что теперь горела почти так же сильно, как и сам особняк. Конечности предательски болели, а левую руку Клэйв почти не чувствовал. У него почти что не оставалось сил даже на то, чтобы встать. Пожалуй, у него не оставалось сил даже на то, чтобы по-человечески умереть – он мог лишь оторопело смотреть, как стеклянная громадина делает очередной шаг и отводит в сторону обагренный меч.

И тогда, на грани отчаяния и смирения с судьбой, в сознании Клэйва вспыхнули слова, произнесенные Файни после того, как она вручила ему посох.

В общем, это будет что-то вроде факела, только гораздо мощнее. И гореть будет гораздо дольше...

Там было что-то еще про селитру и серу, про сравнение с бомбами... Неважно. Эти слова всколыхнули внутри Клэйва искру надежды.

Схватив посох правой рукой, Клэйв отвел руку за спину и чуть приподнял. Кровь гулко стучала в его висках, заглушая даже громыхание шагов Стеклянного Рыцаря, что уже готов был вновь пустить меч в дело.

Что-то громко зашипело и заискрилось за спиной Клэйва. Он выбросил руку с посохом вперед. Навершие посоха превратилось в громадный факел, что выбрасывал в стороны тысячи оранжево-красных искр.

– Я, мать твою, Несущий Пламя, – пробормотал Клэйв, после чего ткнул факелом вперед.

В Рыцаря.

Огненный вихрь из тысяч искр закружился между ним и противником. Клэйв чувствовал, как сфера посоха пылает жаром. Рыцарь рубанул мечом, но удар вышел кривым и слабым – как будто в последний момент тот решил не атаковать, а защищаться. Клэйв заставил себя приподняться на одно колено, чтобы ткнуть пылающим посохом в брешь между щитом и мечом противника. Десятки огненных лент выплеснулись наружу из сферы и перебросились на латы Рыцаря. В этот же момент кто-то пихнул Рыцаря в спину. Тот невольно приблизился на пол шага к Клэйву, и горящая сфера соприкоснулась с крылатым шлемом.

Парой мгновений спустя шлем Стеклянного Рыцаря и верхняя часть его нагрудных пластин вспыхнули, словно щедро облитые горючей смесью... Клэйв замер в изумлении, когда вспомнил, как Файни обливала Рыцаря из фляги. Так вон оно что!.. Глядя, как горящий Рыцарь бросает меч и щит и пытается добраться руками до шлема, чтобы снять его, Клэйву захотелось рассмеяться. Однако тело уже отказывалось ему повиноваться, так что Клэйву оставалось лишь наблюдать сквозь застилающую глаза мутную пелену, как несколько людей обступают истошно кричащего Рыцаря, и как их мечи и копья опускаются на горящие доспехи...

Должно быть, Клэйв все-таки сумел рассмеяться, прежде чем сознание его покинуло.

Глава 19

Гроза началась внезапно.

Казалось бы, еще минуту назад вечереющее небо было чистым и безоблачным, как вдруг все резко изменилось. Небо потемнело, налетели свинцовые тучи, завыл, налетая со всех сторон, ветер. Теолрину пришлось еще крепче сжать поводья и, матерясь сквозь зубы, прижаться корпусом к лошади – за два с половиной дня путешествия он, конечно, наловчился, как и Джейл, управлять лошадью со связанными в запястьях руками, однако это все еще оставалось далеко не самым приятным времяпровождением. А уж когда в небесах засверкали молнии, грянул гром и полился дождь – ему оставалось лишь надеяться, что его падение со спины взбесившегося животного будет быстрым и максимально безболезненным.

С другой стороны, Теолрин понимал, что в грозе есть и свои плюсы. Шум, заглушающий звуки, ослепляющие вспышки света, ливень, ухудшающий видимость... Если в ближайшее время он найдет возможность обойти бдительность Кройха и команды, все это определенно сыграет ему на руку.

Проблема была лишь в слове «если». Пока что, за минувшие с момента пробуждения связанным двое с половиной суток, ему не предоставилось ни одной возможности выпутаться из западни: люди Кройха пристально наблюдали за ним и днем, и ночью, а так же не торопились развязывать его на время сна. И, несмотря на то, что всем своим видом Теолрин показывал покорность судьбе, Кройх не торопился ослаблять бдительность.

Впрочем, Теолрин не торопился впадать в отчаяние. Он продолжал со всей своей внимательностью наблюдать за происходящим и, особенно, за каждым из людей Кройха по отдельности. У кого какие привычки, кто куда кладет оружие на привалах, кто втайне бросает в сторону Кройха не самые дружелюбные взгляды... Даже сейчас, держа голову почти вплотную прижатой к лошадиной шее, Теолрин слушал сквозь шум дождя и раскаты грома, как Блэдвейн и Эктерес, два брата, еще недавно служившие какому-то обедневшему барону, обсуждают вероятность того, что Кройх, получив награду от Ковена, поделит ее далеко не так честно, как собирался – а то и вовсе оставит ее себе целиком. В конце концов, никогда не знаешь, какая информация тебе сможет помочь. В любом случае, лишней она не будет.

Тем временем дождь усилился, и слипшиеся пряди отросших волос застилали Теолрину обзор. Лошадь, которую он вел, двигалась все менее уверенно. Теолрин почти смирился с тем, что ему предстоит вот-вот рухнуть на вымокший грунт и сломать пару ребер, когда сквозь редкие просветы в собственных волосах он увидел, как Кройх, ехавший впереди их отряда, пришпорил коня и указал, вытянув руку, куда-то вправо от дороги.

– Вон она! – крикнул главарь, и Теолрин едва расслышал его слова в вое ветра. – Поворачиваем.

Кто такая «она», Теолрин смог узнать лишь спустя минут пятнадцать скачки по равнинному бездорожью, в ходе которой его лошадь дважды подскальзывалась в грязи, а один раз и вовсе чуть не завалилась на бок. Сначала, во время вспышки молнии где-то на западе, он увидел громоздкий холм с покатыми склонами, и лишь потом, подъехав ближе, приметил, что на этом холме возвышается каменная крепость.

Точнее, ее останки.

Должно быть, когда-то это был настоящий шедевр зодчества – еще в доинхаритамнийские времена: Теолрин почти что видел эти высокие стены, рвущиеся в небо башни, крытые бастионы с реющими над ними стягами. Но потом, когда начались стеклянные ливни, все усилия как людей, так и Небодержцев (если, конечно, верить священным книгам Небесного Культа) сосредоточились на том, чтобы защитить от разрушительной стихии города и фермерские поселения. Подобные строения же ждала участь медленного разрушения под постоянным натиском стеклянных штормов. Тем не менее, эту крепость, должно быть, делали на совесть, поскольку не меньше половины строения (включая четыре прямоугольные башни) уцелело. В основном, сохранилась северная часть крепости – та, что была прикрыта от ливней тремя высокими холмами.

Складывалось ощущение, что отряду Кройха уже доводилось останавливаться в этом месте – по крайней мере, никто из его головорезов не выглядел удивленным и не задавал вопросов, хотя, Теолрин был почти уверен, на дневном привале Кройх не упоминал, что планирует остановиться вечером в столь необычном месте. Возможно, тот был не таким дураком, как надеялся Теолрин, и не спешил в присутствии пленных делиться всей имеющейся информацией.

Как бы там ни было, Кройх, наконец, скомандовал остановку, и Теолрин с облегчением принялся осторожно натягивать на себя поводья. Что ж, самая тяжелая часть дня осталась позади...

Возможно.

* * *

Оставив перепуганных лошадей внизу, крепко привязанными к каменным глыбам, отряд Кройха принялся подниматься на верхний этаж самой высокой из уцелевших башен крепости.

Теолрин, которого то и дело подталкивали в спину, делал вид, что покорно плетется, опустив голову, хотя на самом деле бросал по сторонам осторожные взгляды, стараясь создать в голове проекцию этажей крепости. Башня, в которую они попали, миновав коридоры, полные каменных завалов, чем-то напоминала свечу, у которой кто-то пообкусывал южную часть. Здесь все выглядело ветхим: казалось, с каждым раскатом грома уцелевшие стены и потолки между этажами башни начинают дрожать так сильно, что вот-вот обвалятся. Кройх, очевидно, придерживался иного мнения: уверенно шагая впереди всех, он вел отряд наверх – ровно до тех пор, пока они не поднялись на предпоследний этаж. Теолрин понял, что этаж выбран не случайно: в отличие от нижних этажей (и, видимо, от верхнего), здесь почти полностью уцелел вымощенный каменными плитами пол, восточная и западная стена были лишь местами разрушены, а дождь просачивался лишь сквозь единичные дыры в потолке. Кроме того, Теолрин обратил внимание на то, что под ногами нет стекол – очевидно, после последнего ливня здесь поработали стеклосборщики.

Он не мог не отдать должное Кройху – под его руководством члены банды действовали быстро и слажено. Не прошло и пяти минут, как Блэдвейн и Эктерес развели костер, над которым Гальзв и Унгрен, ближайшие помощники Кройха, соорудили конструкцию по типу вертела, на которую подвесили котелок с водой. Ни Теолрина, ни Джейл развязывать не торопились – и уж тем более никто не предложил им снять с себя для просушки у костра хотя бы ботинки, уж не говоря об одежде. Приятного было мало, но Теолрин старался не сильно переживать на этот счет. В конце концов, потенциальная простуда – далеко не самая главная из имеющихся проблем.

Пока люди Кройха (не считая двоих, что стояли, приглядывая за ним и Джейл) возились с костром и ужином, Теолрин, сидевший на холодном каменном полу, понял, что накопившаяся усталость берет свое. Даже с новообретенными силами его организм был вымотан почти до предела. Болели запястья рук, ладони, мышцы в районе плеч, покалывало в лодыжках, ломило поясницу. Должно быть, Джейл приходилось еще хуже – Теолрин рискнул бросить в ее сторону быстрый взгляд, но ничего не разглядел за ее привычной маской озлобленной отстраненности. Сквозь дыру, когда-то бывшую южной стеной, Теолрин увидел, как где-то вдали вспыхнула молния, а спустя пару секунд грянул гром. Интересно, думает ли Джейл о том, что пришло время действовать?

Шмыгнув носом, Теолрин собрался было принять горизонтальное положение, когда что-то как будто щелкнуло у него внутри, заставляя собраться с силами и потерпеть. Не время отдыхать – как бы ему этого не хотелось. Нужно искать возможности. В конце концов, когда, если не сегодня? Погода как будто кричала ему: давай, сделай то, что должен, я прикрою тебя... ну и, возможно, твою подругу.

Впрочем, Теолрин понимал: одних намерений явно недостаточно. Каждую ночь Кройх оставлял дежурить двоих из своей команды – посреди ночи те сменялись. Ночные часовые, может, и не обладали качествами и умениями Стеклянных Рыцарей, но и полными дураками не были: позавчерашней ночью, когда они ночевали в пустошах, Теолрин попробовал было подползти к Джейл, чтобы перекинуться парой словечек – однако получил с ноги под ребра, едва успев сдвинуться с места. Ну, а кроме того – и, пожалуй, это было хуже всего – их не развязывали, даже на ночь. И, конечно, будучи связанным по рукам и ногам, Теолрин мало что мог сделать. Поэтому первоочередной своей задачей он ставил избавиться от пут.

За прошедшее с момента пленения время он обдумывал много возможностей, как решить это проблему – от распутывания узла на руках зубами до воровства кинжала у одного из стражников – вот только все эти варианты разбивались о суровую действительность. Идея с разгрызанием веревок, возможно, еще имела право на существование – вот только часовые быстро пресекали подобные действия с его стороны: в этом Теолрин убедился прошедшей ночью, получив с кулака по затылку. Возможно, действительно ничего нельзя было придумать и стоило просто смириться... И все же Теолрин чувствовал, что должен бороться. Должен искать способы. Он ведь уже давно не простой стеклосборщик, что несет ответственность лишь за свою жизнь, а потому...

Стоп.

Теолрин замер, когда понял, что только что чуть не пропустил в собственных словах нечто важное. Нечто, что может стать ключом к разгадке проблемы. Он повторил про себя свои последние размышления – потом проделал это снова. И снова.

...не простой стеклосборщик, что несет ответственность лишь за свою жизнь...

Стеклосборщик! Точно.

Он ведь уже приметил, что вся крепость, включая башню, расчищена от стекла. По крайней мере, осколков нигде не было видно. Однако Теолрин знал на собственном опыте, что стекла имеют свойства попадать в такие места, откуда вытащить их не так-то просто. Особенно если это какая-нибудь узкая и одновременно глубокая щель. Навроде тех, что расползлись гигантской паутиной между каменными плитами на полу.

Убедившись, что приставленные к нему и Джейл «часовые» больше наблюдают за готовящейся на огне похлебкой, чем за ними, Теолрин наклонился и как бы невзначай сунул пальцы обеих рук в щель между плитами. Никто не обратил на него внимания, так что Теолрин просунул пальцы еще глубже. К его вящему разочарованию, ничего, кроме замшелых стенок плит, он не нащупывал. Тогда он повел руками в сторону. Пальцы заскользили, с трудом перемещаясь по узкой щели.

«Ну же!»

Теолрин чувствовал, что его сердцебиение ускоряется. Он понимал, что времени в обрез – стоит кому-то из людей Кройха обратить внимание на то, что он делает нечто подозрительное, и с идеей освобождения можно попрощаться. Радовало, конечно, что он сидел достаточно далеко от костра, так, что тот почти не освещал его – но этого было слишком мало, чтобы Теолрин чувствовал себя уверенно. Чуть переместившись вправо, Теолрин переключился на соседнюю щель. Он вздрогнул, едва не выдернув руки наружу, когда со стороны собравшихся вокруг костра раздался возбужденный гул – но, как выяснилось, причиной гула был приличных размеров бурдюк, что Кройх достал из своей походной сумки. Пальцы Теолрина дрожали все сильнее с каждой секундой; он вздрагивал при каждом звуке, словно мальчишка, совершающий шалость втайне от родителей в соседней комнате.

Теолрин почти был готов бросить эту затею, когда мизинец правой руки на что-то напоролся... На что-то донельзя острое.

Вне всяких сомнений, это был осколок, занесенный сюда одним из стеклянных ливней – может, несколько недель назад, а может, и вовсе в минувшем столетии. Теолрину даже показалось, будто он чувствует через прикосновение, что это голубой осколок. Не красный, конечно, но и не прозрачный – и на том спасибо. Осталось лишь вытащить его наружу, и желательно незаметно – после чего избавление от веревок станет лишь вопросом времени. Вот только... Как именно достать это стекло?

Теолрин принялся размышлять. Можно попробовать воспользоваться силами Летающего, чтобы мысленно повлиять на стекло... Но только стоит ли оно того? Во-первых, Теолрин не был уверен, что ему удастся именно «вытащить» стекло наверх, а не, например, раскалить его, как случилось в недавнем бою. Ну, а во-вторых, даже если он и сможет подтолкнуть этот осколок наверх... не случится ли так, что эта стекляшка взлетит, словно выпущенная из самого мощного стеклострела, и просто насквозь пронзит его тело? Теолрин не мог быть уверен ни в том, ни в другом. Он понимал, что еще толком не умеет контролировать свои силы.

И вряд ли сейчас самое подходящее время для того, чтобы этому учиться.

Поэтому он решился действовать по старинке: кое-как обхватив осколок пальцами, Теолирн принялся, не взирая не режущую жгучую боль, пытаться выпихнуть стекло наверх.

Даже когда его правая ладонь стала мокрой от крови, а из глаз невольно потекли слезы, он продолжал пытаться сдвинуть застрявший в расщелине осколок с места.

Глава 20

– Эй ты, опаснейший преступник Кельментании. – Голос Кройха напугал Теолрина сильнее, чем любой из раскатов грома. Теолрин постарался замереть и осторожно приподнять взгляд туда, где рядом с костром, вращая в руке откупоренный бурдюк, стояла маститая фигура его главного пленителя. – Давай, ползи сюда. Так и быть, можешь погреться у костра и поесть.

Теолрин мысленно выдохнул – значит, дело не в том, что кто-то заметил его странное поведение. Однако не успел он как следует обрадоваться, как подумал и об обратной стороне медали: стоит ему приблизиться к костру, и все заметят кровь на его ладонях. Он выдаст себя раньше времени – и с надеждами на освобождение придется попрощаться.

В этот же момент его желудок пронзительно и требовательно заурчал. Теорлин поджал губы. Последний раз он ел еще утром, и то это были несколько почти окаменевших галет. Ему нужна была пища, определенно... Но стекло, никак не желающее высовываться из расщелины, было нужнее.

– Ты что это, делаешь мне одолжение, Кройх? – Теолрин постарался произнести эти слова как можно пренебрежительнее – и при этом достаточно громко, чтобы перекричать не стихающий ливень. Как будто он всю жизнь был аристократом и не потерпит подобного обращения, даже если на кон будет поставлено его выживание. – Знаешь – а пошел-ка ты нахер. Ты, твой вонючий костер и твоя вонючая стряпня.

По сподвижникам Кройха прокатился гул удивления. Разговоры утихли; на лицах некоторых из банды расцвели улыбки предвкушения. Сам же Кройх после нескольких секунд раздумий лишь расхохотался.

– Ты смотри-ка. Щеночек пытается лаять. Какая прелесть. – Как и ожидал Теолрин, эти слова Кройха нашли поддержку среди его подхалимов. – Ну, раз так, то... Кто я такой, чтобы тебя уговаривать? А ты, Гелиотская Ведьма, – Кройх повернулся к Джейл, что сидела, прислонившись спиной к углу между северной и западной стеной, – что скажешь? Ты у нас тоже теперь слишком горда, чтобы принимать от нас пищу?

Все замерли в ожидании. Теолрину показалось, что он увидел, как Джейл бросила на него вопросительный взгляд. Он кивнул подбородком вниз, но не был уверен, поняла ли Джейл, что он имеет в виду.

Наконец, Джейл что-то проворчала и, двигаясь на четвереньках из-за все еще связанных рук и ног, приблизилась к костру. Один из двух громил Кройха, что приглядывали за ней и Теолрином, двинулся сбоку от нее, держа ладонь рядом с эфесом меча на поясе.

– Ух ты. – Кройх одобрительно улыбнулся и жестом позволил одному из своих людей поставить перед Джейл миску с похлебкой. – Надо же. Никогда бы не подумал, что эта сучка окажется благоразумнее.

Джейл бросила на него пропитанный ненавистью взгляд.

«Только не делай ничего такого... – Теолрин не на шутку разволновался. Все было на грани срыва. – Пожалуйста... Не сейчас...»

Джейл опустила взгляд вниз и принялась, подобно собаке, лакать из миски. Им обоим уже приходилось так есть, на забаву всем остальным. Не самое приятное времяпровождение, спроси кто мнение Теолрина по этому поводу. Пожалуй, если они все-таки выберутся сегодня отсюда живыми, то договорятся никогда не вспоминать об этих унижениях.

– Сегодня прекрасный вечер, – пророкотал Кройх, отхлебнув из бурдюка и сев обратно на место. Про Теолрина он, похоже, решил забыть. – Такая погода... Она как будто что-то пробуждает в нас, верно, парни?

Само собой, парни поспешили согласиться: что еще они могли ответить?

– Что-то такое... глубинное. Какое-то... желание жить... бороться. – Кройх сделал еще один глоток из бурдюка, после чего передал ее соседу. – Кстати, о борьбе... Там ведь как раз и была похожая история, не так ли, Проповедник?

Один из сидевших вокруг костра откашлялся и склонился вперед. Проповедник. Насколько успел узнать Теолрин, этот тип, высокий и лысый мужчина со стеклянными очками на переносице, получил свое прозвище за то, что раньше служил жрецом – не то в Залмантрии, не то и вовсе в Арканморе. Потом, вроде как, что-то пошло не так – не то он сам ушел, не то его прогнали... В любом случае, это не мешало Проповеднику наизусть цитировать как Небесный Катехизис, так и Священные Летописи Инхаритамны.

Убедившись, что все утратили к нему интерес, Теолрин собрался с духом и вновь вцепился пальцами в осколок.

Он уже почти сроднился с ним за последние полчаса, что пытался достать... однако этого все еще было мало. Осколок не желал поддаваться. Впрочем, Теолрин примерно так же не желал останавливаться на полпути.

– Летопись Семнадцатая, – тем временем начал вещать Проповедник. Голос его был живым и звонким, притягивающим внимание. – Шли годы, и дети Владыки и Владычицы росли, набираясь мудрости и мастерства. Кир же, младший из них, с ранних лет отличался от своих братьев и сестер. Он был нелюдимым и завидовал братьям, поскольку те всегда были на шаг впереди него. Он часто обижался и гневался, когда у него что-то не получалось, и многие братья и сестры стали насмехаться над ним за эти слабости – сначала тайно, а потом в открытую. Повзрослев же, Кир принялся игнорировать заветы Отца и Матери, призывающие помогать людям. Вместо этого он нашел утешение в разгадках сил стихий, что постоянно бушевали вокруг Таола. Когда он пребывал в человекоподобном теле, то свою ипостасную сущность Кир вкладывал в гигантское облако, что постоянно следовало за ним...

Вспышка молнии с последовавшей за ней раскатом грома ненадолго прервала Проповедника. Теолрин, просунув ладони так глубоко в щель, как только мог, теперь пытался подцепить осколок снизу – при этом краем уха слушая рассказ Проповедника. Он никогда особо не любил подобные истории – скорее всего потому, что его мать заставляла их слушать... Однако сейчас – став причастником чего-то высшего – он даже нашел начало... любопытным.

–...Однако даже в эти дни, – звонко, почти что нараспев продолжал Проповедник, – горечь и обиды на братьев, сестер, а так же родителей, что были поглощены заботой о своих новых детях – о людях, – довлели над ним, заставляя Кира пытаться доказать, что он достойнее своих братьев, сестер или даже родителей. И день ото дня его облако становилось все крупнее и темнее, вбирая в себя черноту, что копилась в его сердце. – Что-то неуловимое менялось в голосе чтеца. Теолрин как будто действительно слышал озлобленность Кира, слышал витающее в воздухе напряжение. – Обеспокоенные этой переменой, Небесные Владыка и Владычица явились к своему чаду и заговорили с ним, стараясь дать понять, что любят и ценят его так же, как и прочих своих детей. Но, как промокшее под дождем железо со временем непременно обрастает ржавчиной, так и сердце Кира к тому времени уже обросло панцирем из злобы и ненависти. И прогнал он Отца и Мать, обвинив их во всех своих бедах и несчастьях, и проклял в сердцах и их, и прочих членов своей Небесной семьи. И вот, его облако преисполнилось черноты, и понял Кир, что больше не может сдерживать ее в себе. Однако, несмотря на царившую внутри него злобу, он не осмелился излить ее на своих обидчиков, на братьев и сестер. Вместо этого, как и многие угнетенные, он излил свой гнев на тех, кто не мог дать ему какой-либо отпор – на людей.

Теолрин неудачно дернул безымянным пальцем, и один из нижних углов осколка вонзился ему в подушечку пальца почти до самого ногтя. Он едва сдержался, чтобы не издать ни звука и при этом не выдернуть руку.

–...Будучи тучей, Кир перенес себя со Скал Изначалья до самого крупного из людских городов и, нависнув над ним, позволил накопленной злости излиться наружу. Сначала на головы жителей полился невиданный по силе ливень – такой, что по улицам города вскоре можно было перемещаться лишь вплавь. Множество бед причинил людям тот ливень, ибо в ту пору еще не было над городами куполов, но Киру было мало – он никак не мог утолить свою ненависть. Тогда он позволил эмоциям окончательно взять над собой вверх, после чего перестал отдавать себе отчет в происходящем. Вскоре зарокотал гром, а в довесок к нему засверкали убийственные по своей силе молнии, что вонзались, точно гигантские сияющие копья, в городские здания, разрушая и убивая.

Голос Проповедника стал небывало громким. Сам он встал, протянув руки в сторону отсутствующей южной стены, во тьму, где сверкали молнии и грохотал гром. Ветер завывал в паузах между его слов, словно являлся неотъемлемой частью рассказа – одной из его иллюстраций.

– Смерть и паника овладели городом в считанные мгновения. Многие горожане пытались спастись бегством, но молнии Кира подстерегали их на выходе из города и разили насмерть. И тогда попадали те, кто еще был жив, на колени, и распростерли руки к небесам, и взмолились, обращаясь в мыслях и словах к Владыке и Владычице, причитая: за что нам наказание сие, о Всеблагие? Плач и мольбы достигли Небес, и содрогнулись Небеса, когда Владыка с Владычицей поняли, что натворил их младший сын. Ринулись они тотчас же сквозь воздушное пространство, но, когда подоспели, то поняли с содроганием, что от прекраснейшего из людских городов остались лишь обуглившиеся останки. И увидели они, что облако Кира нисколько не стало светлее, ибо черноту из его сердца уже невозможно было изгнать. Сам же Кир парил над разрушенным городом, раскинув руки и смеясь так громко и злобно, что от смеха этого содрогалось все живое в округе. И, пока Владычица оплакивала безвозвратно ушедших людей, Владыка преисполнился изначальной силы и набросился на своего сына, чтобы пленить того за совершенное злодеяние и подвергнуть суду. Кир же, поверивший в свои силы, не дрогнул и послал сверкающие молнии в отца – и те ранили и обожгли Изначального Владыку, так, что еще долгие века тот ходил с черными ожогами на своем божественном теле. Однако Владыка не отступил перед бушующими среди туч молниями и громом, и пленил своего младшего сына невидимыми цепями, после чего забрал в Заоблачный Чертог над Скалами Изначалья, где прошел суд...

«Вот оно!»

Сквозь застилающую разум пелену жгучей боли Теолрин почувствовал, что нашел, наконец, удачную выемку. Дело оставалось за малым.

–...И явились на суд братья и сестры Кира, и многие из них, глядя на скованного брата, преисполнились к нему жалости и даже стали молить Отца и Мать простить своего неразумного брата. Другие же, наоборот, видя ожоги на теле Владыки и разрушенный до основания город, решительно сказали, что подобным преступлениям нет оправдания. Сам же Кир поначалу стал просить прощения у всей семьи и обещать исправиться – и речи его были настолько сладки, что через какое-то время почти все присутствующие поверили этим речам. Но когда Владыка с Владычицей собрались было простить Кира, то встал со своего места Альз, Первый-из-Детей, и указал за окно, где виднелась черная туча Кира. «Видите, – обратился он к собравшимся, – речи Кира пропитаны ложью, точно так же, как его туча все еще полна ненависти и черной злобы. Наш брат не раскаялся, и как только мы его отпустим, он примется за старое». Поразились тогда все мудрости и зоркости Альза, и прислушались к его словам, и осудили Кира. И когда оглашали приговор, слезы текли по щекам его матери, и в течение пятидесяти дней все уголки Таола заливал ливень ее горечи о потерянном сыне. Приговор же гласил, что Кир лишается своих божественных сил и, скованный, отправляется в Темные Чертоги Ледяной Преисподнии, где ему предстоит, во тьме и мраке, влачить бессмысленное существование до конца времен.

Осколок начал поддаваться. Несмотря на то, что Теолрин почти что не чувствовал пальцев, он вложил остаток сил в то, чтобы выталкивать стекло наверх.

–...И вскочил тогда Кир, зазвенев своими тяжелыми цепями, и сказал свое последнее слово: «Знайте – пусть вы и заточите меня в темнице, откуда не будет мне дороги обратно, но мой неутоленный гнев будет теперь всегда с вами. Гром станет моим устрашающим голосом, а молнии – моим оружием, что будет разить всех, кто не успеет скрыться от него». И ненависть Кира ко всему живому стала к тому времени настолько сильна, что его слова сбылись, подобно истинному пророчеству, и грозовые тучи, содержащие молнии в своих темных недрах, разбрелись по Таолу. Кира же заточили в Темных Чертогах, и Владыка с Владычицей, а так же их божественные дети вздохнули, наконец, спокойно. Только Многомудрая Лейра и Белор Неспящий не спешили расслабляться, подозревая, что проклятье Кира еще причинит всему живому много боли. Однако даже они не могли знать, что все последующие столетия при помощи гроз Кир будет, даже сквозь пелену миров, нашептывать своим братьям и сестрам каверзные мысли о необходимости восстать против Отца и Матери. И что даже многие из тех, кто изначально не поддавался на его искушения, в конечном итоге польстятся на его сладкие речи, и с очередной грозой ринутся вызволять Кира – чтобы тот повел их вперед навстречу Инхаритамне: безумнейшей войне, что едва не погубила весь мир.