Текст книги "Империя Дамеона"
Автор книги: Андрей Быстров
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
16
– Видимо, мне все же не удастся убедить вас, сенатор, – сказал Моддард, – но снова прошу вас отказаться от поездки в Бразилию. Предоставьте это Ордену. Предоставьте это нам.
Флетчер постукивал авторучкой по подлокотнику кресла.
– Какие же силы, – спросил он по-военному, – вы собираетесь туда направить?
– Силы? – удивился Проводник. – Вы имеете в виду что-то вроде десанта9 Сенатор, я ведь не президент США
– Но…
– Прошло много лет, мистер Флетчер, с тех пор, как вы услышали два слова. Возможно, тогда они и указывали путь, но теперь… Вероятнее всего, там уже ничего нет.
– А если есть?
– Тогда появление в Коадари более или менее значительной группы лишь насторожит Дамеон, и мы проиграем. Оптимальным вариантом будет поручить это двоим, но тем, кто стоит многих. С одним из них вы знакомы, это Хранитель Рэнди Стил.
– А второй?
– Магистр Фил Эванс. Один из лучших наших людей
– Трое, – сказал Флетчер. – Они и я. Это касается не только моего сына, но и моей страны, и всего мира. Я единственный из облеченных доверием нации людей, кто знает правду о страшной опасности, о Дамеоне. Как могу я остаться в стороне?
Моддард тяжело вздохнул:
– К сожалению, я не могу приказать вам, сенатор.
17
В квартире конгрессмена Уильяма Хартмана заверещал телефон.
Приезду Хойланда в Вашингтон и этому звонку предшествовал нелегкий разговор с вернувшейся из Европы Джейн. Уже в новой снятой квартире Хойланд рассказал ей все о Мэтте Сграттоне и Еве. и Джейн поддержача Хойланда, когда он изложил ей свои планы добиться разрешения на опеку над Евой. Первым шагом тут могла стать поездка в частную школу и беседа с ее директором Полом Кларком. Но Хойланд пока ничего не сказал Джейн о том, что собирается предпринять против «Сириуса». Ей, Хранителю, он мог сказать… Но еще не решил, как и что именно.
А сейчас Хойланд звонил Хартману. В трубке громыхнул сочный бас:
– Уильям Хартман слушает.
– Дэниел Пейтон, – сказал Хойланд.
Такую минимальную формулировку он избрал неспроста. Если конгрессмен недостаточно хорошо знаком с Пейтоном, чтобы узнать его голос по телефону, он примет Хойланда за самого Пейтона (конечно, если еще не осведомлен о его смерти). В противном случае имя «Дэниел Пейтон» послужит паролем.
Сработал первый вариант.
– Вы в Вашингтоне, Дэниел? Меня не предупреждали, – настороженно ответил Хартман.
– Неприятности, конгрессмен. Мы должны увидеться немедленно.
– Мм… – Хартман помолчал, очевидно что-то прикидывая. – Хорошо, приезжайте. Смогу уделить вам минут двадцать. Вы далеко?
– Напротив вашего дома. Надеюсь, свидетелей не будет?
– Не волнуйтесь… Позвоните три раза.
Хойланд положил трубку, пересек улицу, вошел в подъезд Мидленд Билдинга, где обосновался конгрессмен, и поднялся на лифте. На тройной звонок открыл сам Хартман, которого Хойланд узнал по фотографиям в газетах и телевизионным выступлениям, – грузный немолодой мужчина, похожий на Лучано Паваротти. Увидев Хойланда, он отпрянул и попытался захлопнуть дверь, но не тут-то было. Под давлением руки Хойланда дверь широко распахнулась. Конгрессмен попятился в просторную, стильно обставленную прихожую.
– Добрый день, мистер Хартман, – произнес Хойланд, проходя мимо конгрессмена в квартиру, где все дышало комфортом и богатством. – Вы неплохо устроились.
– Кто вы такой? – опомнился наконец Хартман.
– Ваш друг, – отозвался Хойланд, разглядывая превосходные репродукции (а может быть, и подлинники) Матисса на стенах. – Я пришел, чтобы поговорить с вами о Сардженте, Пейтоне и других.
Конгрессмен опустился в кресло.
– Я вас не знаю, – заявил он.
– Неужели? – удивился Хойланд. – Ну, это не беда, достаточно того, что я знаю вас. Вы тут ведете записи разговоров?
– Конечно нет. – Это прозвучало у Хартмана как-то слишком поспешно.
– В самом деле? – Хойланд достал из кармана пистолет Пейтона. – Видите ли, для вас было бы лучше, если бы вы говорили правду. Дэниел Пейтон мертв – если не верите, позвоните Сардженту, – и убил его я. Не заставляйте меня повторять эту малоприятную процедуру.
Конгрессмен побелел, потом покраснел:
– Это ограбление? – Маскируя страх кривой ухмылкой, Хартман старался не потерять лицо. – Но у меня дома мало наличных денег. Похищение с целью выкупа вас бы больше устроило.
– Не валяйте дурака, – отрезал Хойланд. – Речь идет о ваших связях с Сарджентом. Вы ведь не хотите, чтобы это стало предметом слушаний в комиссии Конгресса?
– Что за чушь вы несете! Моя поддержка «Американского орла» никогда и ни для кого не была секретом. Почитайте мои выступления. В нашей стране не запрещено содействовать легальным организациям.
– Нет, – улыбнулся Хойланд многозначительно. – «Американский орел» тут ни при чем. Я имею в виду «Сириус».
Теперь конгрессмен испугался по-настоящему. Он вскочил, поспешил к телефону, перевернул аппарат и вытащил из его недр миниатюрное звукозаписывающее устройство. Сильные толстые пальцы Хартмана разломили корпус плоской кассеты и смяли тонкую пленку.
– Только это. – Он приложил руку к сердцу. – Клянусь, я же не враг себе!
– Ваши друзья могли разместить здесь и другие сюрпризы, – заметил Хойланд.
– Нет, нет. Я не идиот и хочу жить. Этот магнитофон устанавливал я сам, на всякий случай. Больше ничего нет, если вы доверяете гарантиям «Эм энд Ти Электронике».
Хойланд подумал о том, что доверять чьим бы то ни было гарантиям оснований мало. Но разговаривай он с конгрессменом на улице, в машине, в ресторане – везде прослушивание не исключается, современные методы безупречны. А значит, либо говорить здесь, либо молчать.
– Вот мои предложения вкратце, – сказал Хойланд. – Лично вы меня не интересуете, мне нужен «Сириус». Либо вы представляете меня Сардженту как вашего старого друга, сочувствующего национал-социализму, рвущегося в бой и полезного, либо я представляю вас конгрессу в вашем подлинном качестве. А чтобы у вас не возникло соблазна сдать меня «Сириусу», сразу или впоследствии, поясню: доказательства ваших преступных связей отправятся в конгресс и в ФБР сразу же, как только со мной случится какая-нибудь неприятность. Даже если я просто попаду под машину без всякого вашего участия… Вам ясно?
– Более чем, – сокрушенно признал Хартман. – У меня голова идет кругом… Мне надо выпить.
Он метнул на Хойланда затравленный взгляд, вынул из бара бутылку виски, налил полстакана, залпом проглотил.
– Не так просто выполнить ваше требование. – Конгрессмен перевел дыхание
– У вас получится.
– Какой же вы мой старый друг, если я не знаю о вас ничего?! Надо согласовать биографию, историю нашего знакомства…
– Этим я займусь сам. – Хойланд убрал пистолет в карман и плеснул виски себе. – Где вы родились, где жили до переезда в Вашингтон?
– В городе Маллен, штат Небраска…
– И, очевидно, начинали там путь в большую политику? Разъезжали по штату, произносили речи, хотели стать губернатором?
– Вроде того.
– Вот и отлично, в Небраске мы и познакомились… Хартман, сейчас берите перо и бумагу и пишите все, но без вранья. В том числе и о «Сириусе», конечно. Я заберу ваше сочинение и подумаю, что с ним делать. А примерно через неделю мы с вами встретимся снова и вы получите уточненные распоряжения.
– Но такое сочинение… Оно же погубит меня!
– Да вы и так по уши в дерьме, Хартман. Ваша писанина ничего не убавит и не прибавит.
Уильям Хартман исподлобья посмотрел на Хойланда. Он отдал бы половину состояния за то, чтобы получить возможность броситься на этого человека и задушить его. Но отныне жизнь Хартмана напрямую зависела от жизни Хойланда. Сопротивляться – значило погибнуть, подчиниться – обрести шанс на спасение.
Конгрессмен уныло поплелся за бумагой и ручкой.
18
Доктор Джордж Яновски (потомок иммигрантов из России, прибывших в Америку в самом начале двадцатого века) возглавлял в Нью-Йорке психиатрическую клинику и научно-исследовательский институт и по праву считался светилом. В это ясное прохладное утро он, как всегда, прибыл в свою клинику в темно-синей скромной машине, приветливо здоровался с врачами и персоналом, осведомлялся о выполнении тех или иных назначений. Подходя к своему кабинету, он увидел ожидающего в приемной человека средних лет в неброском костюме, но никакое шестое или седьмое чувство не подсказало доктору, со сколь странной просьбой обратится к нему незнакомец.
Посетитель с приветливой улыбкой встал навстречу доктору:
– Доктор Яновски, я полагаю? Меня зовут Джон Хойланд. Я хотел бы поговорить с вами.
– Очень рад, – машинально ответил доктор, – но, видите ли, я…
– Я понимаю, как вы заняты. Я не пациент. Я постараюсь отнять у вас всего несколько минут.
Теряясь в догадках, Яновски отпер дверь кабинета и вежливо пригласил посетителя войти.
В кабинете доктор расположился под портретом Фрейда (которого не слишком-то уважал как ученого, но профессиональная солидарность не позволяла убрать повешенный предшественником портрет) и указал Хойланду на стул напротив.
– Итак, чем обязан, мистер Хойланд?
– Вы меня не помните, доктор?
– На память не жалуюсь, – с оттенком гордости сказал Яновски. – Если бы я видел вас хоть однажды, не забыл бы.
– А вы меня и не видели, – объяснил Хойланд. – Меня видел ваш брат, Марк Яновски, в Риме пять лет назад. И не только видел. Я спас ему жизнь.
Тут Хойланд слегка преувеличил. В Риме ему удалось предотвратить покушение не на самого Марка Яновски, а на одного из ехавших с ним вместе в автобусе людей. Однако если в автобус врывается вооруженный персонаж, кто знает, в кого он может выпалить… После этого именно Марк Яновски горячо восхищался мужеством Хойланда. Они разговорились тогда…
– Погодите, погодите… – Припоминая, Джордж Яновски приложил палец ко лбу. – Джон Хойланд! Ну конечно! Ведь брат так подробно писал о чуть не случившейся трагедии, о вас… Не понимаю, почему я не сразу вспомнил. Старею… Имя, описание внешности – тут он художник, Марк… Да, это вы. Я искренне, искренне рад, мистер Хойланд. Какая жалость, что я не держу в кабинете спиртного! Разве что медицинский спирт? Выпить с вами – для меня большая честь.
– Спасибо, доктор, и простите, что я отказываюсь. Действительно не хочу отнимать у вас лишнее время.
– Что я могу сделать для вас, мистер Хойланд? – насыщенным теплотой голосом пророкотал Яновски. – Никакая услуга не сравнится с тем, что вы спасли брата… Эта сцена стоит у меня перед глазами. Автобус, тип с пистолетом…
– Мне необходимы две вещи, доктор. Мне нужен псих, и мне нужен труп.
– Что? – Джорджу Яновски показалось, что он ослышался.
Хойланд невольно усмехнулся:
– Сейчас я все объясню. Но сначала просветите меня, доктор. Что происходит с собственностью людей, попавших в вашу клинику? Безнадежных больных, шизофреников, которые никогда не выйдут отсюда?
Сбитый было с толку Яновски почувствовал себя увереннее на привычной почве.
– Во-первых, – начал он, – очень трудно сказать, кто и когда выйдет. Психиатрия – наука неточная, и ментальные заболевания – совсем не то, что соматические. А собственность… Если у больного нет родственников, которые добиваются признания его недееспособности через суд, она так и остается принадлежащей ему до самой смерти, а потом переходит к федеральным властям согласно закону.
– Замечательно. Моя просьба такова, доктор. Подберите мне больного, который попал к вам не позже четырех-пяти лет назад и который не будет выписан в ближайший год. Внешне и по возрасту он должен походить на меня – человек, до болезни живший в штате Небраска, желательно в городе Мадден, но можно и Норфолк, Аллайанс, Валентайн, Крофорд. Еще лучше – не в самом городе, а на отшибе, уединенно, замкнуто. Его профессия особого значения не имеет, но плотник или пекарь нам не подойдет. Нужно что-нибудь странное и не связанное с общением с людьми: непризнанный писатель, изобретатель-одиночка… Чудак, одним словом, нелюдимый чудак. Никаких родственников – его дом должен быть заперт, законсервирован. Яновски слушал речь Хойланда с возрастающим изумлением:
– Но зачем вам все это?
– Я хочу выдать себя за него, – пояснил Хойланд. – Он останется у вас в клинике, а вы оформите фальшивую выписку. Его заменю я, как выписавшийся отсюда. И в случае расспросов, предъявления фотографий для опознания и тому подобного вы будете категорически утверждать: да, этот человек из Небраски находился здесь до полного излечения. А так как он отшельник, соседи в Небраске не смогут через четыре-пять лет с точностью различить по наделенной сходством фотографии, тот это человек или нет…
– Постойте! – воскликнул Яновски. – Вы хотите, чтобы я помог вам обманным путем присвоить чужую собственность?!
– Да нет, – поморщился Хойланд. – В Небраске я и не появлюсь. Помимо всего прочего, это для меня и небезопасно, живой человек – не фотография.
– Но тогда почему, ради всего святого, вы хотите выдать себя за другого?
Хойланд с минуту молчал.
– Потому что, – медленно заговорил он, – в Америке и по всему миру действует неонацистская организация, готовящая удар. Потому, что они убили моего друга, а его маленькая дочь осталась в живых только благодаря моему вмешательству. Потому, что я хочу уничтожить их. а если моя смерть не будет документирована, они вычислят меня в одно мгновение. Я навел о вас справки, доктор. Ваш отец, не в добрый час оказавшийся в Европе, погиб в нацистском концлагере. Вы можете отказаться нарушать закон, помогая мне, но тогда с каким чувством вы будете думать о его судьбе?
Хойланд бил в самое больное место, и доктор заколебался:
– С какой стати я должен верить вам? Откуда я знаю, что вы не преступник?
– Я не преступник, – тихо ответил Хойланд. – Если вы не верите мне, позвоните в ЦРУ или в ФБР, нужные номера телефонов я дам. Попросите о встрече, если опасаетесь подвоха. Вам расскажут обо мне, сколько смогут. Наконец, вспомните о вашем брате…
Хойланд блефовал: он не мог направить Яновски к людям Ордена в ФБР и ЦРУ, не раскрывая своего замысла. Но что-то придумать, наверное, можно, если…
– Хорошо, хорошо. – Доктор сдался под его напором. – Я верю. Но, коль скоро вы близко связаны с ЦРУ и ФБР, почему бы вам не обратиться к ним?
– По четырем причинам. Первая – не так уж близко я с ними связан. Вторая – у меня нет доказательств. Третья – меня не устраивает расследование в рамках закона, когда главные виновники уйдут от ответственности или отделаются символическим наказанием. А четвертая… Довольно и трех.
– Мне кажется, я знаю четвертую причину, – произнес Яновски, глядя в глаза Хойланда. – Ваш друг и девочка. Вы считаете это личной обязанностью. Выслушайте меня, старого врача, опытного, много пережившего человека. Не впадайте в распространенное заблуждение. Вы полагаете, что только вы сумеете победить. Простите, но это так же нелепо, как если бы моих больных взялся лечить человек с улицы, у которого заболел друг или сын.
– Мне ясна ваша позиция, доктор, – сказал Хойланд. – Так вы поможете мне? Яновски вздохнул:
– Помогу. И сделаю больше, чем вы просите. После того как мы найдем нужного человека, я свяжусь с полицией штата Небраска и выбранного нами города. Я сообщу, что во время пребывания в клинике пациенту по медицинским показаниям была сделана пластическая операция, а следовательно, необходима замена фотографий в дорожно-транспортном отделе или где у них там еще хранятся сведения… И пошлю им… Нет, отвезу лично ВАШИ фотографии, понимаете?!
– Блестяще, доктор!
– Это не все. Сомнительно, чтобы полиция вдавалась в подробности при чьем-то запросе, но мы сделаем что-то вроде небольшой пластической операции ВАМ. Изменить вас до неузнаваемости – это было бы слишком сложно и долго, но… Всего два-три штриха для убедительности, чтобы стало ясно, что операция БЫЛА. При том, что вы задумали, вы едва ли откажетесь?
– Доктор, – проговорил Хойланд, – до неузнаваемости – это совершенно лишнее, будь это даже и просто. Один из них уже видел меня, и я рассчитываю на его содействие, потому что я его прижал… Но он может и выдать меня в любом облике. А если они каким-то другим путем докопаются до истины, значит, докопаются, как бы я ни выглядел. Трюк с фотографиями – отличная идея. Нет, я не ошибся, обратившись к вам.
– Да уж скорее всего не ошиблись… Итак, больным мы займемся, я уже думаю о нескольких. Теперь – труп. Что вы говорили о трупе?
19
Полковник Эмерсон вновь встретился с Ричардом Флетчером под надуманным предлогом, а на самом деле – чтобы еще раз попытаться отговорить сенатора от поездки в Бразилию. Эмерсону и Флетчеру, углубившимся в аллеи парка, не была видна серая машина, скрытая за оградой из металлических прутьев и декоративными кустарниками, а из этой машины в их сторону хищно протянулся ствол. Не огнестрельного оружия, а дистанционного сверхчувствительного микрофона, бесстрастно и четко фиксировавшего каждое слово их беседы.
– Все это бесполезно, Стивен, – говорил сенатор, – я ценю вашу заботу обо мне, но…
– Об Америке!
– Хорошо, об Америке… Но я вылетаю в Бразилию. Это окончательно.
– Один?
– О, конечно, было бы предпочтительнее бросить в Коадари специальную оперативную группу ЦРУ… Как забавно выглядело бы мое обращение по этому поводу: найдите-ка мне что-то такое в Бразилии, о чем я и понятия не имею… Какая-то лаборатория, упомянутая в бреду умирающим в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году… Но я буду не один, Стивен.
– Кто летит с вами?
– Двое моих друзей. Люди, которым я доверяю, на которых могу положиться. Правда, похоже, они считают, что предстоит охота за призраками…
– А вы? Вы действительно верите, что…
– Откуда мне знать, Стивен? Мой сын умирает. Я не могу пренебречь ни единым шансом.
– Отправляетесь на вашем самолете?
– Мой «Гейтс Лиэрджет» в полной боевой готовности, – подтвердил сенатор.
Двое, сидевшие в серой машине, переглянулись. Первый кивнул второму, вытащил кассету из магнитофона и передал ее через открытое окно третьему, подошедшему по его знаку. Люди в машине заменили пленку новой и продолжали наблюдение и запись, а третий срочно отправился к Либецайту, еще не упаковавшему чемодан для отъезда в Нью-Йорк.
Тот прослушал кассету, откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы на затылке и зловеще рассмеялся:
– Ну и негодяй…
– Кто? – спросил человек, доставивший пленку.
– Маклэген, конечно! Лихо он обвел нас вокруг пальца. Да, из их диалога ясно, что они и слыхом не слыхивали о Фортрессе… Зато все знает старая лиса Маклэген! Но хитрец прокололся на этот раз. Жадность подвела! Хотел вытряхнуть из нас побольше денег и выдал себя.
– Следовательно?..
– Да, ждать нельзя! Вопрос с Маклэгеном необходимо решить как можно скорее.
– Ликвидация, сэр?
– Нет, похищение. Надо выяснить, как много ему известно и где он держит материалы. И главное, не успел ли продать нас кому-нибудь! А потом…
– Приказ понятен, сэр. А что делать с Флетчером? Либецайт слегка расслабился:
– Пусть себе летит в Бразилию…
– То есть?
– У самолета «Гейтс Лиэрджет» не хватит топлива для беспосадочного перелета, – пояснил Либецайт. – Где-то им придется садиться для дозаправки, и не один раз. В Мексике, Венесуэле, еще ли где… В одном из аэропортов на самолете устанавливается взрывное устройство с таким расчетом, чтобы сработало где-нибудь над амазонской сель-вой… И пусть летят!
– Понимаю, сэр. Лучше в последнем из промежуточных аэропортов, чтобы не обнаружили ненароком техники. Полагаю, магнитная мина…
– Детали меня не интересуют, – отмахнулся Либецайт. – Наблюдайте, записывайте, узнайте маршрут… Полагаю, учить ваших людей излишне.
– А Эмерсон?
– Он безвреден, – небрежно ответил Либецайт. – Присматривайте для верности…
Когда Альфред Либецайт называл Маклэгена лисой и хитрецом, он и не подозревал, насколько был прав. Кассета с записью этого разговора легла на стол Маклэгена два часа спустя после его окончания. Прослушав пленку, Маклэген нервно побарабанил пальцами по столу. Вот так, неожиданно, в один момент все рухнуло! Впрочем, он предусмотрел и такой поворот событий.
В городе Мак-Алестер, штат Оклахома, его ждет заранее подготовленное убежище. Оттуда он сможет отдавать приказания тщательно отобранным преданным помощникам: об уничтожении слишком много знающих сотрудников его отдела, об установлении контактов с русскими и об иных важных вещах. Ведь он увезет с собой бесценное сокровище: компьютерные диски, под завязку набитые информацией о тайнах ЦРУ и «Сириуса», за которые, как он надеялся, русские заплатят не торгуясь.
Не все так страшно. Если русские договорятся с американцами и прижмут «Сириус», то все равно опасность останется, всех не выловят, а Маклэген приговорен… Но с большими деньгами он после пластической операции и трюков с документами вынырнет где-нибудь в Южной Америке или Австралии…