Текст книги "История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I"

Автор книги: Андрей Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 94 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

1.1.8. Положение рабочих. Рабочий вопрос

Развитие промышленности в России способствовало росту рабочего населения и его концентрации в городах. «К счастью, – оптимистично заявлял в 1895 г. С. Ю. Витте, – в России не существует в отличие от Западной Европы ни рабочего класса, ни рабочего вопроса». Это было не так. Общее количество трудящихся по найму составляло к началу ХХ в. примерно 13–14 млн. человек, численность промышленных рабочих – 2,8 млн. Особого социального статуса за рабочими государство не признавало. В паспортах указывалась прежняя сословная принадлежность – крестьянин или мещанин. Не выделила рабочих в особое сословие и перепись 1897 г. Чаще всего рабочий и был крестьянином из ближайшего к фабрике селения, который в случае необходимости мог возвратиться к своему хозяйству. Следует различать немногочисленную группу квалифицированных рабочих и большинство остальных, сохранявших связь с деревней.

Каким было положение рабочих на рубеже столетий? Государственный секретарь, будущий министр внутренних дел Империи (1902–1904) Вячеслав Константинович Плеве в отчете Александру III о правительственной деятельности писал о положении рабочих: «Хозяева не стеснялись нарушать условия, заключаемые с нанятыми ими людьми, и прибегали к разным средствам для извлечения преувеличенных выгод. Рабочие же, угнетенные до крайности безвыходною задолженностью хозяину, нередко были поставлены в невозможность зарабатывать достаточные средства на пропитание. Возникавшие отсюда раздражение против фабрикантов, при трудности для темного люда отыскивать законным образом защиту своих прав, постоянно поддерживало в рабочих склонность искать восстановления этих прав путем стачек и беспорядков». И действительно, в 1884–1885 гг. происходили серьезные волнения и забастовки на текстильных фабриках Московской и Владимирской губерний, в 1886 г. бастовали текстильные фабрики Петербурга.

Государство старалось, по примеру Бисмарка в Германии, быть посредником между работодателями и рабочими. Для защиты интересов рабочих был издан в 1882–1886 гг. ряд законов. Для расчетов фабрикантов с рабочими были введены обязательные расчетные книжки, причем оговаривалось, что оплата должна производиться только наличными деньгами, а не продуктами. Был запрещен труд в ночное время детей до 17 лет и женщин, а дети до 12 лет вообще не могли быть приняты на работу. Подросткам 12–15 лет рабочий день ограничивался 8 часами, и 3 часа ежедневно им предоставлялось для посещения школы. Для контроля над исполнением законодательства действовала фабричная инспекция. Закон 2 июня 1897 г. ограничивал продолжительность рабочего дня 11,5 часа. По субботам и перед праздниками – 10 часами. Не допускалась работа в воскресные дни. Строго регламентировались сверхурочные работы. Продолжительность рабочего дня была больше, чем на Западе, однако годовая продолжительность рабочего времени в России была ощутимо меньше за счет большого числа праздников. В 1903 г. был принят закон, по которому владелец предприятия должен был выплачивать компенсацию травмированному работнику. В случае гибели рабочего семья могла рассчитывать на пенсию. В центрах губерний учреждались Губернские по фабричным делам присутствия под председательством губернатора, имевшие право издавать обязательные постановления. Фабриканты, нарушающие трудовое законодательство, подлежали заключению в тюрьму сроком до 1 месяца или штрафу до 300 руб.

В начале ХХ в. средняя зарплата рабочего по России составляла 200 руб. в год. Высококвалифицированные же рабочие, а также те, кто проживал в Москве, Варшаве, Петербурге, получали намного больше (так, на Путиловском заводе средняя заработная плата в 1904 г. составляла 48 руб. 46 коп. в месяц). Стакан чая стоил тогда 1 копейку, хлеб чуть больше полутора копеек за фунт[10]10
  Один фунт – 409 граммов.


[Закрыть], хорошая сдобная булка – 3 копейки, сливочное масло – 5 копеек, а мясо – 20–30 копеек за фунт. Квартира в столице обходилась примерно в 17,5 руб. в год. Можно по-разному оценивать уровень жизни рабочего в то время, однако очевидно, что голодная смерть ему не грозила.

В конце XIX в. государственная власть полагала, что можно под надзором чиновников фабричной инспекции установить простые и справедливые отношения между рабочими и владельцами предприятий, исключающие само появление рабочего вопроса. Но это была ошибка. Бюрократическими методами конфликт труда и капитала разрешить не удавалось нигде в Европе. Не удалось достичь этого и в России. В погоне за максимальной прибылью предприниматели снижали расценки, уклонялись от выплаты пособий, облагали рабочих штрафами, а фабричная инспекция далеко не всегда могла уследить за нарушениями закона. Порой фабриканты, даже известные своим меценатством, в отношении рабочих собственных заводов проявляли большую скупость: «Каждому не дашь – на всех не хватит» – эти слова фабриканта Горелова из «Заклинательницы змей» Фёдора Сологуба часто звучали в те годы.

Самим же создавать какие-либо организации для защиты своих прав рабочим по закону от 3 июня 1886 г. запрещалось. Стачки и забастовки считались уголовным преступлением и могли наказываться тюремным заключением до 4 месяцев. «Подстрекателям» грозило 8 месяцев тюрьмы.

Документ

Циркуляр Министерства внутренних дел № 7587 от 12 августа 1897 г.: «4. Безусловно воспрещать всякие сходки рабочих и выяснять зачинщиков этих сборищ, подвергая последних аресту, если сходки собирались с целью уговора к стачке или забастовке. 5. В случае возникновения стачки или забастовки… назначить забастовщикам кратчайший срок стать вновь на работу или получить расчет, и по истечении этого срока всех не ставших на работу иногородних рабочих, прекративших работу, с соблюдением законных способов удалять безотлагательно в места родины или приписки».

Однако стачечное движение росло, несмотря на запрет. Все чаще забастовки сопровождались политическими требованиями. В 1896–1897 гг. в Петербурге прошла первая длительная волна забастовок, получившая название «петербургской промышленной войны». Недовольство рабочих усилил промышленный кризис 1900–1903 гг., приведший к массовым увольнениям. Крупное выступление рабочих произошло в столице в мае 1901 г. на казенном оборонном Обуховском заводе. В 1902 г. стачки и демонстрации рабочих становятся обычным явлением и проходят во многих городах России. Пик выступлений пришелся на лето 1903 г., когда всеобщая забастовка охватила 200 тыс. рабочих Украины и Закавказья. Рабочее движение постепенно становилось реальной силой, и наиболее дальновидные представители власти понимали, к чему это может привести. Они думали о том, как конкуренцию труда и капитала ввести в законные и безопасные границы. Одним из таких людей был начальник Московского охранного отделения полковник Зубатов.

Историческая справка

Сергей Васильевич Зубатов родился в г. Москве в 1864 г. Еще в гимназии он примкнул к молодежному кружку народников, однако со временем разочаровался в революционной деятельности. Вскоре Зубатов становится сотрудником полиции. Знание революционного движения, редкие трудолюбие и образованность позволяют ему в 1896 г. занять должность начальника Московского охранного отделения, а в октябре 1902 г. Зубатов назначается начальником Особого отдела Департамента полиции, возглавив все охранные отделения России. В 1903 г. Сергей Васильевич был обвинен в попустительстве революционному движению и уволен в отставку. До конца дней он оставался убежденным сторонником монархической идеи. В марте 1917 г., узнав об отречении Императора, Зубатов покончил с собой.

Талантливый полицейский чиновник, он попытался снизить недовольство пролетарской массы, организовав легальные объединения рабочих по профессиональному признаку. Рабочие советы для диалога с предпринимателями в 1901 г. были созданы им среди московских ткачей и механиков. Вскоре рабочие организации, призванные «обсуждать материальные нужды рабочих и меры, направленные к улучшению их экономического положения», возникли во всех крупных городах страны. Поначалу казалось, что задача «умиротворения» рабочих успешно решена. «Теперь, – заявлял министр внутренних дел В. К. Плеве, – полицейское спокойствие государства в руках Зубатова, на которого можно положиться». Однако вскоре революционеры перехватили у властей инициативу в «рабочем вопросе», легальные союзы рабочих все более выходили из-под контроля государства.

Литература:

Ю. И. Кирьянов. Жизненный уровень рабочих России (конец XIX – начало XX вв.). М., 1979.

Его же. Рабочие в России на рубеже XIX–XX веков // Отечественная история. 1997. № 4.

Д. В. Поспеловский. На путях к рабочему праву. Frankfurt/Main, 1987.

М. И. Туган-Барановский. Избранное: Русская фабрика в прошлом и настоящем. Историческое развитие русской фабрики в XIX веке. М., 1997.

А. Ю. Володин. История фабричной инспекции в России 1882–1914 гг. М.: РОССПЭН, 2009.

1.1.9. Чиновничество и административный аппарат

Вступление на престол Императора Николая II не принесло изменений в характер государственного строя России. В руках Императора была по-прежнему сосредоточена вся полнота законодательной и исполнительной власти. Он назначал членов Государственного Совета – законосовещательного органа, рекомендации которого не имели для него обязательной силы. Император мог согласиться с мнением большинства или меньшинства в Совете либо не утвердить ни одного из предлагаемых законодательных решений. Основным органом исполнительной власти был Комитет министров. Однако он не являлся правительством в современном понимании, т. е. органом коллективной выработки правительственных решений. Каждый из министров назначался Царем и отвечал за свои действия непосредственно перед ним. Большинство вопросов решалось в ходе личных докладов министров Царю, а наиболее сложные рассматривались на созываемых время от времени Особых совещаниях с участием высших сановников Империи.

Нарастающий вал вопросов внутренней и внешней политики лишал Императора возможности единолично руководить страной. На практике основная роль в управлении Империей принадлежала административному аппарату, прежде всего в лице высшей бюрократии – министров, директоров департаментов, министерств, губернаторов и других руководящих чиновников в Петербурге и на местах.

Правительственные решения проводились в жизнь министрами, обладавшими большой независимостью в сферах своей компетенции, а также руководимым ими управленческим аппаратом на центральном и местном уровнях. В провинции значительной самостоятельностью пользовались губернаторы и подчиненная им местная администрация. В уездах широкие полномочия имели назначаемые губернаторами земские участковые начальники, которые имели административные, полицейские и судебные функции.

Престиж государственной службы в России был очень высок, поскольку она традиционно являлась главной сферой общественной жизни, в которой образованный человек мог проявить свои способности и приобрести достойное социальное положение и материальный достаток. Это обстоятельство привлекало на государственную службу немало просвещенных, патриотически настроенных и безупречных в нравственном отношении людей. Оно же предопределяло неоднородность политических взглядов чиновничества. Наряду с узкими ретроградами в его рядах было немало людей умеренно-либеральных убеждений, готовых содействовать реформированию и модернизации страны. Ярким примером может служить деятельность С. Ю. Витте, который из мелкого железнодорожного служащего вырос в крупнейшего государственного деятеля, внесшего огромный положительный вклад в экономическое и политическое развитие России.

Историческая справка

Сергей Юльевич Витте (1849–1915) родился в городе Тифлисе (Тбилиси) в семье крупного чиновника голландского происхождения. После окончания университета поступил на службу в канцелярию новороссийского и бессарабского генерал-губернатора, а вскоре перешел в управление казенной Одесской железной дороги. Начав с должности железнодорожного кассира, он сделал головокружительную карьеру, в феврале 1892 г. получив пост министра путей сообщения, а в августе того же года и министра финансов. С 1903 г. возглавлял Комитет министров, в 1905–1906 гг. – Совет министров. Проведенные им реформы способствовали укреплению российской экономики и финансовой системы, быстрому росту промышленности. За заключение благоприятного для России Портсмутского мира с Японией летом 1905 г. получил титул графа. Под руководством С. Ю. Витте был составлен Манифест 17 октября 1905 г. и проведены выборы в I Государственную Думу (1906 г.). Из-за плохих отношений с Императором в апреле 1906 г. Витте уходит в отставку с поста руководителя правительства. Статс-секретарь, член Государственного Совета, С. Ю. Витте оставил воспоминания, которые являются ценнейшим источником по истории России. Когда в феврале 1915 г. Витте неожиданно скончался от простуды, Император не нашел нужным сделать общепринятый в отношении сановников его ранга жест – прислать венок или выразить вдове соболезнования. Он только приказал опечатать бумаги покойного.

Последствия Великих реформ 1860-х гг. существенно изменили социальный состав чиновничества. Наиболее привилегированным, с точки зрения приема на государственную службу, оставалось потомственное дворянство, но из-за своей малочисленности оно было не в состоянии удовлетворить возрастающие потребности государства в административных кадрах. Социальные источники их пополнения постоянно расширялись. Главным критерием отбора кадров к концу века все больше становилось не сословное происхождение, а образовательный уровень, что ускоряло профессионализацию административного аппарата. В конце XIX в. на долю чиновничества приходилось свыше половины мужского населения с высшим образованием. Но образованных чиновников в России всё равно не хватало. Число лиц с высшим образованием в составе государственного аппарата в 1897 г. составляло лишь 39,5 %. К началу XX столетия в России было около 385 тыс. чиновников. По количеству чиновников на душу населения Россия в два, а то и в три раза уступала другим крупным европейским державам.

Костяк чиновников высшего звена составляло «служилое» дворянство, т. е. выходцы из разных сословий, причисленные к дворянству по достижению определенных чинов. Сохранялась также давняя традиция приема на государственную службу лиц нерусского и иностранного происхождения, особенно «остзейских» немцев из прибалтийских губерний, отличавшихся, как правило, европейской образованностью и глубокой личной преданностью Императору.

Карьера российского чиновника регламентировалась петровской «Табелью о рангах» и многочисленными правилами чинопроизводства, получения наград, ношения мундиров и т. д., имевшими большое дисциплинирующее воздействие. Чиновник знал, что при добросовестном исполнении своих обязанностей он мог рассчитывать на продвижение по служебной лестнице, каждая ступень которой приносила ему новые материальные льготы и повышение общественного статуса. Оборотной стороной этого порядка была зачастую формально-бюрократическая оценка деятельности служащего, во многом определявшаяся безупречной выслугой лет, а не личными способностями и заслугами. Общепризнанными недостатками русской государственной службы были слабая координация и соперничество между различными ведомствами, неравномерная загрузка чиновников служебными обязанностями, фаворитизм и вмешательство в государственную политику придворных кругов. К этому следует добавить техническое несовершенство тогдашнего делопроизводства. Например, огромное количество времени уходило на переписывание от руки служебных бумаг: пишущие машинки появились в министерствах только в самом конце XIX в.

Тем не менее, созданный русской классической литературой собирательный образ чиновника как безответственного карьериста и взяточника отражал скорее настроения общественности, нежели реальное положение дел. Всевластие и произвол административного аппарата были существенно ограничены силой права. Русские Императоры первыми были заинтересованы в соблюдении законов, которые сами же и устанавливали. Надзор за чиновниками «сверху» подкреплялся контролем «снизу», прежде всего со стороны органов административной юстиции, в которых подданные Империи могли обжаловать незаконные действия и злоупотребления государственных служащих. Коррупция и взяточничество чиновников имели место главным образом на местном уровне. В высших эшелонах бюрократии серьезные проступки были редки, да и сами возможности их совершения сведены к минимуму.

Свидетельство очевидца

Философ Николай Лосский был потрясен, узнав, что для получения разрешения на издание журнала «Вопросы Жизни», который они организовали в 1904 г. вместе с Николаем Бердяевым и Д. Е. Жуковским, надо дать взятку петербургскому чиновнику. Как о событии исключительном, Лосский написал об этом случае через тридцать лет в своих воспоминаниях: «Самое печальное было то, что для получения разрешения необходимо было дать взятку видному чиновнику, через руки которого проходили дела о периодических изданиях. Имя его было, насколько помню, Адикаевский. Конечно, он не сам брал взятки, а посылал для этой цели подставных лиц. Они приходили всегда вдвоем: оба они были, кажется, инженеры, один с польскою, другой с немецкою (еврейской) фамилиею. Жуковский, я и эти два грязные господина встретились в моем кабинете раза два и, наконец, сошлись на сумме в несколько сот рублей, после чего разрешение на журнал было дано». – Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М.: Викмо-М – Русский путь, 2008. С. 126.

Средством общественного контроля над администрацией была пресса, которая, за неимением возможности критиковать высшую власть, направляла свои обличительные стрелы против «бюрократии» – администрации и чиновничества. Такое положение, поддерживая в народе традиционное представление о «хорошем царе и плохих боярах», устраивало русских самодержцев.

Важным ограничителем всевластия чиновников были и органы местного самоуправления – земства и городские думы, права которых в царствование Александра III были урезаны, но далеко не уничтожены. Самодержавная власть была заинтересована в их деятельности хотя бы для того, чтобы переключить внимание общества с общеполитических на местные проблемы. Эти органы, будучи избранными населением, стояли ближе к его повседневным нуждам и заботам, в большей степени поддавались общественному контролю и обладали собственным многочисленным административным аппаратом и независимыми от государства финансами. Земские и городские круги были основным источником либерально-конституционных настроений и движущей силой формирования гражданского общества в России.

Даже противостоявшие Императорской власти люди признавали, правда, задним числом, что к концу XIX столетия «мало-помалу выработался новый тип чиновника, честного, преданного делу, не похожего на тех уродов дореформенной России, которых описывали Гоголь и Щедрин. Мы их оценили только тогда, когда революция разогнала и искоренила старый служилый класс». Так писала в 1940-е гг. член ЦК КДП Ариадна Тыркова-Вильямс (На путях к свободе. М., 2007. С. 64).

Литература:

Б. Б. Дубенцов. Самодержавие и чиновничество в 1881–1904 гг. (Политика царского правительства в области организации государственной службы). Л., 1977.

П. А. Зайончковский. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в., М., 1978.

Л. Е. Шепелев. Чиновный мир России XVIII – начала ХХ века. СПб., 2001.

С. В. Любичанковский. Губернская администрация и проблема кризиса власти в позднеимперской России (на материалах Урала, 1892–1914 гг.). Самара; Оренбург, 2007.

1.1.10. Предпринимательское сословие

Значительным явлением общественного развития России на рубеже XIX–XX вв. явился быстрый подъем неслужилых общественных групп – предпринимательской и интеллигентской. Коммерческое образование и развитие национального предпринимательства становятся важными направлениями государственной политики. В апреле 1896 г., во многом благодаря усилиям министра финансов С. Ю. Витте, было принято «Положение о коммерческих учебных заведениях». Если к концу правления Александра III в России было всего лишь 8 коммерческих училищ, то к началу нового века их насчитывалось уже более полутора сотен; в Санкт-Петербурге, Киеве и Варшаве были учреждены Коммерческие институты. Стало обычным явлением и обучение молодых людей из купеческих и предпринимательских семей за границей.

К началу 1880-х гг. общее число предпринимателей достигало 800 тыс. – 1 млн. человек, а к концу XIX в. – 1,5 млн. Но крупных предпринимателей среди них было немного. В 1904 г. лиц, имевших годовой доход более 1 тыс. рублей, в России было всего 405 тыс., то есть с членами семей менее 3 % населения. Предпринимателей с доходом более 10 тыс. рублей в год к началу ХХ в. насчитывалось не более 25 тыс. человек, а с членами семей – около 150 тыс.

Эта цифра свидетельствует и о большой бедности огромного большинства русских людей, и о колоссальной поляризации доходов. Достаток, а то и богатство немногих контрастировали с бедностью большинства. Среди лиц, имевших доход более тысячи рублей в год, большинство составляли чиновники, служащие торгово-промышленных предприятий и люди свободных профессий, то есть лица, жившие на заработную плату – 36,6 %. Владельцы торгово-промышленных предприятий составляли среди них только 20 %. Еще 13,6 % – лица, получающие доходы с капиталов (рантье), 14,3 % – с городских имуществ, 14,8 % – с земель. Владельцы крупных торгово-промышленных предприятий большей частью являлись выходцами из купцов (27 %), дворян (19,5 %) и мещан (12,6 %).

В России среди большинства народа сохранялось традиционно отрицательное отношение к преуспевающим предпринимателям. Им завидовали, их осуждали за «хапанье», «хищничество». Немногие понимали огромное значение буржуазии в деле хозяйственного преобразования страны. Сами предприниматели, особенно из семей старообрядцев, в которых сильны были нравственные мотивы деятельности, часто неуютно чувствовали себя в положении финансовых и промышленных «воротил». Сам крупнейший предприниматель, В. П. Рябушинский писал, что «душа не принимает» холодного и равнодушного к бедам ближнего накопления денег. Отсюда – широкие общественные интересы многих знаменитых купеческих фамилий, их внимание к повседневным нуждам своих рабочих, к их религиозной и культурной жизни. Имена таких династий, как Мамонтовы, Рукавишниковы, Морозовы, Рябушинские, Третьяковы, Бахрушины, Востротины, стали символом не только больших денег, но и благородного меценатства.

Историческая справка

К началу ХХ в. семья купцов и меценатов Морозовых насчитывала уже три поколения, принимавших активное участие в хозяйственной и культурной жизни России. Основателем Морозовской семьи был Савва Васильевич Морозов (1770–1862), крепостной крестьянин деревни Зуево Богородского уезда Московской губернии, который еще в последние годы XVIII в. заложил основы семейного хлопчатобумажного дела – возил продавать в Москву шелковые ткани и ленты. Пятеро его сыновей – Тимофей, Елисей, Захар, Абрам и Иван явились создателями основных Морозовских мануфактур и родоначальниками ветвей Морозовского рода. Тимофей Саввич (1825–1889) стал основателем крупнейшей семейной мануфактуры – Никольской, а также влиятельным общественным деятелем – гласным Московской городской думы и Председателем Московского биржевого комитета. Его сыновья Сергей и Савва не только развили семейное дело, но и стали крупнейшими меценатами. Сергей Тимофеевич Морозов (1862–1950) был известным коллекционером, основал Музей кустарных изделий, финансировал журнал «Мир искусства».

Савва Тимофеевич Морозов (1862–1905), много лет руководивший Никольскими фабриками, возглавлял Нижегородский ярмарочный биржевой комитет. Огромную роль сыграл Савва Тимофеевич в судьбе Московского Художественного театра, в течение нескольких лет осуществляя его финансирование. Один из основателей театра В. И. Немирович-Данченко вспоминал о нем: «Большой энергии и большой воли. Не преувеличивал, говоря о себе: если кто станет на моей дороге, перейду и не сморгну. Держал себя чрезвычайно независимо… Знал вкус и цену простоте, которая дороже роскоши… Силу капитализма понимал в широком государственном масштабе…» Савва Морозов в 1905 г. покончил жизнь самоубийством (согласно другой версии, был убит) в Ницце.

А вот пример владимирско-московской династии Комиссаровых. Бывший крестьянин Филипп Комиссаров сделал первые деньги, открыв стекольное производство после наполеоновского разорения 1812 г. Его сын, Герасим, не только развил семейное дело, но и прославился щедрой благотворительностью, постройкой церквей, больниц и рабочих общежитий. Внук, Михаил Герасимович, выпускник юридического факультета, близкий друг А. П. Чехова, стал крупным издателем, одним из первых пайщиков Московского Художественного театра, многолетним Председателем Общества помощи студентам Московского университета.

Объясняя своё решение подарить Москве знаменитую художественную галерею с прекрасной коллекцией русской живописи, которую он собирал многие годы, Павел Михайлович Третьяков писал за несколько лет до своей смерти дочери Александре (в замужестве – Боткиной): «Моя идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта меня не покидала никогда во всю жизнь».

Но не менее распространен был в России тип холодного и жадного до денег и покупаемых на них удовольствий дельца, циничного и религиозно равнодушного: «Его не мучает вопрос, почему я богат? Богат – и дело с концом. Мое счастье (а для защиты от недовольных есть правительство и войска)», – писал о таких «братьях по сословию» В. П. Рябушинский.

Новый богатый финансово-промышленный слой в своих деловых интересах тесно соприкасался с государственными делами, внутренней и внешней политикой России, но к решению политических и народно-хозяйственных вопросов предприниматели допущены не были. Всё решал Царь и назначенные им сановники, которые часто были не прочь свое влияние при дворе обратить в деньги и акции, выплачиваемые им предпринимателями «за посредничество». Многие широкообразованные деловые люди, прекрасно знавшие жизнь других стран, остро чувствовали свою ответственность за происходящее в отечестве и переживали, что не могут помочь исправлению социальных и политических ошибок «бюрократии». В свои силы они верили больше, чем в силы придворных кругов. Однако самодержавное государство полностью отсекало этих активных деловых людей от политической жизни.

В отсутствие легальной политической сферы формой самоорганизации новых высококультурных и состоятельных общественных групп стало участие в разного рода «обществах», построенных по профессиональному принципу. Одним из самых влиятельных было Императорское Вольное экономическое общество (ВЭО). В 1895 г. его председателем был избран П. А. Гейден. Регулярные обсуждения членами ВЭО актуальных общественных проблем стали не только центром развития экономической теории и практики национального предпринимательства, но и полюсом притяжения оппозиционных власти политических сил. Весной 1898 г. министр внутренних дел Иван Логгинович Горемыкин докладывал Николаю II, что ВЭО «делается ареной борьбы политических страстей при явно антиправительственном направлении большинства докладчиков». Между тем, «оппозиционность» графа Гейдена, убежденного монархиста, состояла лишь в том, что, по его мнению, «благо и польза державных монархов требуют честных и убежденных деятелей, преданных закону и порядку, а не личностей, улавливающих чужие мысли…» «Благо и пользу» государства Гейден видел в развитии отечественного предпринимательства. «Россия отстала от других стран на поприщах торговли, промышленности и сельского хозяйства, – писал он министру земледелия А. С. Ермолову. – Везде на окраинах иностранцы вытесняют русских, не способных пробудиться от своей апатии, от вековой спячки. А хотят люди проснуться и пользоваться своими правами в пределах закона и устава, – так сейчас их хотят урезать». В марте 1900 г. власти предприняли открытую попытку забаллотировать графа Гейдена на очередных выборах Председателя ВЭО, но безуспешно.

Историческая справка

Граф Петр Александрович Гейден родился 29 октября 1840 г. в Ревеле, где его дед (голландец, зачисленный Екатериной II на русскую службу) был военным губернатором и командиром порта. Блестяще окончил Пажеский корпус, затем Михайловскую артиллерийскую академию, но вскоре решил, что его призвание – гражданское поприще. В 1860—1880-е гг. работал на высоких правительственных должностях в Орле, Воронеже, Петербурге, принадлежал к числу «шестидесятников», с воодушевлением встретивших реформы Александра II. В своем имении Глубокое (Опочецкий уезд Псковской губернии) организовал крупное капиталистическое хозяйство, ставшее известным в Европе. Лидер общероссийского либерального движения, председатель земских съездов.

Ответственность за революционный кризис в России граф Гейден возлагал прежде всего на правящие круги, постоянно опаздывавшие с реформами. Печальнее всего то, полагал Гейден, что они «думают реакцией и строгостью водворить порядок; это грустное заблуждение еще много вреда принесет». Не принял Гейден и попытку революционного «водворения свободы» в декабре 1905 г., полагая, что «пока свободу смешивают с революцией, ничего путного не выйдет». Поддержав объявленные Императором конституционные принципы, П. А. Гейден явился одним из основателей партии октябристов, а затем и Партии мирного обновления. Депутат I Государственной Думы, лидер группы «умеренных».

В июне 1907 г., участвуя в очередном земском съезде в Москве, граф П. А. Гейден заболел воспалением легких и 15 июня скончался. Общественность восприняла его кончину как тяжелую утрату. Известный философ князь Е. Н. Трубецкой писал: «В нем ценили живую личность, которая стояла в центре конституционного движения и для конституционалистов олицетворяла общее всем им знамя». Единственным диссонансом в многочисленных откликах на смерть П. А. Гейдена явилась статья В. И. Ленина «Памяти графа Гейдена», где всех, кто уважительно отозвался о покойном, лидер большевиков обозвал «холопами» и «дурачками», а политическую позицию Гейдена – «либеральной отравой», «заражающей трудящиеся массы».

Граф Гейден похоронен в сельской церкви села Глубокое в Псковской губернии. После большевицкой революции церковь была разрушена, а могила графа разорена. В сентябре 2003 г. могила восстановлена.

К началу ХХ в. российское предпринимательское сословие уже не стремится слиться с дворянством. Крупные предприниматели всё больше ощущают себя новым ведущим слоем России, созидающим ее богатство и величие. Пожалованные дворянством предприниматели часто не спешат приписаться к тому или иному дворянскому губернскому обществу, а порой и вовсе отказываются от чести вхождения в высшее сословие Империи. Так поступил, например, известный московский предприниматель Н. А. Найденов, который заявил, что он купцом родился и купцом умрет.