Текст книги "История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I"

Автор книги: Андрей Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 94 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Общее успокоение в Империи, наступившее в 1907 г., перевело в холодную форму и армяно-азербайджанский конфликт. И армяне, и азербайджанцы стремились законными путями вытеснить своих противников из зоны совместного чересполосного проживания в Елизаветпольской и Эриваньской губерниях. Так, весной 1907 г. съезд мусульман Елизаветпольской губернии постановил «при помощи бакинских капиталистов Тагиевых и др. скупить у армян все земли от Агдама до Ходжалы и вообще сделать Карабах мусульманской провинцией». С другой стороны, в записке из Департамента полиции подчеркивалось, что «в столкновениях с татарами армяне преследуют осуществление своих политических идеалов и, между прочим, вопрос о единой сплошной территории с исключительно армянским населением взамен полной перемешанности армян и татар, и во время последних погромов успели очистить от татар значительную часть нагорного района Елизаветпольской губернии».

Терские казаки посылали запросы в Государственную Думу 1-го, 2-го и 3-го созывов с просьбами защитить их имущество от набегов горцев или позволить защищать его самим. Однако все просьбы так и остались нерассмотренными. В итоге казаки брали в руки оружие и громили чеченские аулы. Чеченцы отвечали ударом на удар. В Чечне действовал отряд Зелим-хана, который безуспешно пыталась изловить полиция, а эксцессы продолжались вплоть до 1911 г., причем разобраться, кто прав, а кто виноват, в конечном итоге не представлялось возможным. Все меры, предпринимаемые правительством, были запоздалыми. В результате – вражда казаков и горцев осталась такой же, как и в середине XIX в., и достигла своего апогея в годы Гражданской войны.

В Средней Азии и Казахстане население было недовольно изъятием земель для русских переселенцев, активно действовали различного рода мусульманские организации, велась пантюркистская пропаганда. В 1898 г. в Фергане уже полыхало восстание под предводительством имама Мухаммад али Хальфа (Мадали), объявившего русской власти священную войну – газават. Восстание было подавлено, и прежняя политика колонизации края продолжалась.

Некоторые администраторы региона, например Ферганский губернатор генерал-лейтенант А. И. Гиппиус, предупреждали об опасности проведения политики обрусения края, однако к ним мало прислушивались в Петербурге. Сам Гиппиус был отстранен от должности. В 1916 г. в Средней Азии вспыхнуло восстание, связанное с царским указом о призыве «инородческого мужского населения на тыловые работы» и продолжавшееся вплоть до Февральской революции, а в некоторых районах и после нее. Жертвами восстания стали как тысячи русских переселенцев, растерзанных или проданных в рабство в Афганистан и Синьцзян восставшими, так и множество «туземцев», казненных карательными отрядами. Потеряли всё имущество и были дотла разорены десятки тысяч русских и инородческих семей. В октябре 1916 г. Император отменил указ об обязательном призыве инородцев. Но было поздно – значительная часть Средней Азии уже находилась в состоянии межнациональной войны.

Литература:

А. Е. Алекторов. Инородцы в России. Современные вопросы. СПб., 1906.

А. Ю. Бахтурина. Окраины Российской Империи: Государственное управление и национальная политика в годы Первой Мировой войны. М., 2004.

К. Залевский. Национальные движения // Общественное движение в России в нач. XX века. Т. 4. Ч. 2. СПб., 1911.

Марко Буттино. Революция наоборот: Средняя Азия между падением царской империи и образованием СССР / Пер. с итал. Н. Охотина; послесл. Альберто Мазоэро. М.: Звенья, 2007.

Д. И. Исмаил-Заде. И. И. Воронцов-Дашков – администратор, реформатор. СПб.: Нестор-История, 2008.

1.3.15. Украинский национализм

Независимость от России в 1905–1906 гг. изымается из программ всех украинских политических партий от радикалов до либералов. Украинские социал-демократы также отказываются от идеи славянской федерации и на своем II съезде выдвигают требование «автономии Украины с областным сеймом, компетентным в тех делах, которые касаются лишь населения украинской территории». Автономию Украины потребовала и группа украинских депутатов II Думы, создавших клуб «Украинская Громада» (около 40 депутатов, выпускавших свою газету «Ридна Справа»).

В 1905 г. Российская Академия наук подала Императору специальную записку с просьбой о снятии ограничений «с малоросского печатного слова». Тогда же эта просьбы была удовлетворена. Ликвидация ограничений, наложенных указом 1876 г. на украинский язык, вызвала быстрый рост культурно-образовательной деятельности. Галицкая «Просвита» с 1905 г. начинает легально действовать на Русской Украине. В 1905–1907 гг. она учреждает пятнадцать отделений на юго-западе Империи, издает книги, журналы, газеты, учреждает стипендии, заводит читальни, книжные лавки, курсы украинской истории и языка. Наиболее активными были Киевское и Каменец-Подольское отделения «Просвиты». Народный календарь раскупался на украинском языке в количестве 100 тыс. экземпляров, «Кобзарь» Тараса Шевченко – 200 тыс., большой популярностью пользовались дешевые сельскохозяйственные брошюры Чикаленко. Даже написанная тяжелым «экспериментальным» научным украинским языком «История украинского народа» М. Грушевского разошлась в 10 тыс. экземпляров. Такой расцвет украинского просвещения вызвал сильную тягу к России в среде галицкого украинства. Уже не автономная Украина в составе Австрийской империи, но Галиция вместе с остальной Украиной в составе Российской федерации, а то и Империи стала чаянием для многих русинов (украинцев) Австро-Венгрии. Национальный гнет со стороны польских магнатов Галиции и религиозные притеснения православных, которым приходилось выдавать себя за униатов, так как православие официально не признавалось Веной, после 1905 г. больше не компенсировались этническим гнетом малороссов в Русской Украине и потому российское культурное влияние начало быстро расти в галицких землях. «Мазепинцы», так именовали в начале века сторонников отделения Украины от России, оказались явно теснимыми «богдановцами» (по имени Богдана Хмельницкого, принесшего клятву верности Русскому государю). Последние ревнители независимости клеймили даже «Раду» и лично Грушевского в «безграничном преклонении перед русской культурой».

Документ

В 1914 г. даже орган национал-демократов М. Грушевского, газета «Рада» писала: «От имени украинского общества выступали не раз члены Думы и украинская пресса с категорическими заявлениями, что непосредственные наши стремления, наша программа-минимум касается, собственно, не основных государственных реформ, а преимущественно теперешней законодательной практики, и даже меньше того – касается иного понимания закона и иных административных принципов в крае, населенном украинским населением. Украинизация школьного просвещения на Украине, право украинского языка в судебных и правительственных учреждениях, устранение ограничений для украинского печатного слова, улучшение условий для легального существования украинских национальных учреждений – вот какие требования ставят украинцы для того, чтобы признать удовлетворенными первейшие и наиболее жгучие культурно-национальные нужды украинского народа»… «Автономно-федеративные идеалы украинского общества уже сами по себе исключают стремление к разрушению Российского государства» («Рада», 16.1.1914).

Широкое возрождение украинства вызвало крайне негативную реакцию в крупнейших промышленных и культурных центрах Юго-Запада, населенных преимущественно русскими или совершенно обрусевшими малороссами. В их среде сформировалось массовое движение с думским представительством, именовавшее себя «Киевским клубом русских националистов», фактически являвшееся филиалом «Союза русского народа». Главным политическим приемом этой группы было давление на царскую администрацию и запугивание власти планами «мазепинцев», к которым они причисляли всех без разбора приверженцев «украинства» от социал-радикалов до «демократов», от вполне законной «Просвиты» до нелегального «Товариства Украёньских поступовцив», возглавляемого М. Грушевским (создано в 1908 г.). «План мазепинцев заключается в том, – указывал, например, Пуришкевич, – чтобы оторвать от России всю Малороссию, до Волги и до Кавказа и ввести ее в состав Австро-Венгрии на федеративных началах, как автономную единицу». «Когда в самое тело единого русского народа, – восклицал киевский депутат Савенко, – вобьют клин, когда это тело расщепят на две части и бросят их друг против друга… а если мы будем дремать, если не будем бороться с этим, если будем давать свободно разгораться украинскому пожару в южной и западной России, то это, в конце концов, и будет… Тогда перед нами встанет серьезная и страшная опасность для целости и величия Российской Империи. Основа величия России – целокупность и единство великого русского народа, это, господа – наша государственная цитадель!» (40 заседание 2-й сессии IV Государственной Думы. 19 февраля 1914 г.)

Документ

19 февраля в Думе по вопросу о запрете шевченковских торжеств выступал П. Н. Милюков, специально для подготовки речи ездивший в Киев и имевший там обширные «совещания с группой почтенных украинских прогрессистов»: «Движение есть, остановить его вы не можете. Весь вопрос в том – хотите ли вы видеть в этом движении друга или врага? Это будет зависеть от того, увидит ли это движение в вас друзей или врагов. Господа, сепаратистского движения еще нет на Украине, а если есть его зачатки, то они очень слабы. Но его можно воспитать, его можно развить. И истинные воспитатели, истинные сепаратисты, которые действительно работают на пользу Австрии – это господин Савенко и его политические друзья».

Документ

Уже во время Мировой войны, видимо, в начале 1916 г. академик В. А. Вернадский написал статью «Украинский вопрос и русское общество», которая так и осталась неопубликованной из-за начавшихся революционных событий. По рукописи, хранившейся в Архиве Академии наук СССР (Ф. 518. Оп. 1. Д. 220Б), ее опубликовал в 1990 г. в журнале «Дружба народов» В. С. Брюховецкий. В статье В. А. Вернадский, в частности, писал: «Украинская интеллигенция ждет от России полного признания за украинскою народностью прав на национально-культурное самоопределение, т. е. прав на свободную национальную работу в сфере школы, науки, литературы, общественной жизни; украинцы полагают, что в интересах не только местной украинской, но и общерусской культуры не ставить препятствий их стремлению к украинизации местной общественной и церковно-религиозной жизни, а также местного самоуправления. В общем, украинцы считают, что свобода украинской культуре требуется именно интересами русского дела и что сохранить украинцев как русских Россия может лишь приняв их со всем национально-культурным обликом как украинцев. Так как украинское движение органично и питается корнями народной жизни, то оно никогда не угаснет, а, следовательно, положительное разрешение украинского вопроса для государства, не отказывающегося от основных начал правового строя, неизбежно, и всякие отсрочки и проволочки в этом разрешении только углубляют внутренний разлад в государстве, обществе и народе». – В. А. Вернадский. Украинский вопрос и русское общество // Дружба народов. М., 1990. № 3. – С. 253.

Предупреждение П. Н. Милюкова не было услышано ни правительством, ни «киевскими националистами». Большинство радикальной интеллигенции встало на антироссийские позиции, одобряя «украёньских поступовцив» Грушевского. Даже простой народ Украины под влиянием пропаганды радикал-националистов во время Мировой войны начинает прохладно относиться к петроградской власти. Для пропаганды идей «незалежности» и союза с «Центральными державами» на Украине сложились определенные предпосылки, которые тут же проявили себя в эпоху русской смуты.

Литература:

С. Н. Щеголев. Украинское движение как современный этап южно-русского сепаратизма. Киев, 1913. (Перепечатка: М., 2004)

1.3.16. Народное образование, наука и культура

Известный мыслитель русского зарубежья Владимир Вейдле время между двумя революциями назвал «золотым периодом Серебряного века». И в этом его суждении есть большая доля истины. Те поколения, что пережили Первую русскую революцию и начало столыпинских реформ, проявили свой творческий максимум, как будто предчувствуя близость трагического конца исторического бытия Российской Империи.

Если применительно к русской мысли можно употребить выражение «русская классическая философия», то приходится признать, что сложилась она не как достижение талантливых одиночек, а как определенное явление именно в десятилетие между двумя революциями. Сборник статей о русской интеллигенции «Вехи» (1909 г.) не только дал глубокий анализ причин и следствий революции 1905 г. и её особенностей, но и выдвинул четырех бесспорных лидеров русской религиозной философской мысли – вчерашних марксистов: Сергея Николаевича Булгакова, Семена Людвиговича Франка, Петра Бернгардовича Струве, Николая Александровича Бердяева. Один из самых своеобразных русских мыслителей Василий Розанов нашел удивительную форму изложения своих парадоксальных противоречивых, но всегда верных его сиюминутной интуиции дневниковых заметок и записей в книгах «Уединенное» и «Опавшие листья».

В 1910 г. молодые философы Сергей Иосифович Гессен, Федор Августович Степун и Борис Валентинович Яковенко начали выпускать русскую версию ведущего международного журнала по философии культуры – «Логос», имевшего неокантианскую направленность.

Достигшие поэтической зрелости поэты Андрей Белый (настоящее имя – Борис Бугаев) и Вячеслав Иванов подводят итоги символическому мироощущению в сборниках статей «Символизм» (1910) и «Борозды и межи» (1916). Андрея Белого, сына знаменитого профессора математики Московского университета, кстати, можно считать основоположником применения математики к исследованию стиха. Проф. Сергей Николаевич Булгаков выпускает книгу «Философия хозяйства» (1913), в которой сочетает свой опыт политэконома со складывающимся у него в эти годы религиозным мировоззрением, а в 1917 г., за год до принятия им священного сана, выходит книга С. Булгакова «Свет невечерний», положившая начало богословскому этапу его творчества. Такие труды, как «Предмет знания» Семена Людвиговича Франка (1915) и книга крупнейшего русского философа-интуитивиста Николая Онуфриевича Лосского «Мир как органическое целое» (1917), показали, что русская мысль достигает своих вершин и в области системного мышления, не свойственного ей в XIX в.

Богостроительство и Каприйская школа

Каприйская школа – часть истории большевизма, переживавшего в 1910-е гг. внутренний кризис, вызванный противопоставлением двух политических и культурных линий, возглавлявшихся соответственно Александром Богдановым, центральной фигурой Каприйской школы, и Владимиром Лениным, который отказался от участия в школе (но в апреле 1908 г. по приглашению Горького провел неделю на острове Капри).

Помимо тактических расхождений в вопросе политической борьбы, Ленина и Богданова (Горький тогда встал на сторону последнего) разделяли важные культурно-философские вопросы, о чем свидетельствует книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1909), яростно полемизировавшая с богдановскими теориями. В мае 1909 г. в письме чете Богдановых по поводу этой книги Горький выражается так: «начал читать и – с тоской бросил её к чёрту. Что за нахальство! (…) наиболее тяжкое впечатление производит тон книги – хулиганский тон!» (Максим Горький. Письма в 20 т. М., 2001. Т. 7. – С. 137–138).

Каприйская школа, ставившая себе задачей воспитать небольшую группу приехавших из России большевиков в духе богдановских теорий, характеризовалась особой философско-религиозной тенденцией, главными представителями которой были Горький и Луначарский (тоже живший тогда на Капри), – богостроительством. В то время как в среде либеральной интеллигенции распространялось богоискательство, состоявшее в свободных религиозных поисках вне официальной доктрины Православной Церкви, которая подвергалась критике за богословскую и политическую консервативность, в части социал-демократической интеллигенции не без влияния идей Ницше, которыми и Горький увлекался, возникло противоположное по направленности течение, стремившееся дать своего рода религиозное обоснование теоретически разработанной Марксом теории революции. Не чаяние соединения с запредельным миру совершенным Богом, а строительство природно-космического бога – центра пролетарского коллективизма было идеей богостроителей. Это был своего рода «религиозный атеизм», который воплощался в революционном социализме. Философия Богданова с ее основополагающей идеей организации коллективного опыта и преодоления «буржуазного индивидуализма» являлась его теоретической базой. Построенный коммунистами «бог» и «вера» в него должны были стать организующим началом грядущего человечества, объединенного пролетарской революцией: это было гордое самообожествление человека в перспективе его «светлого будущего».

Пока Луначарский обосновывал богостроительство в своей книге «Религия и социализм» (1908–1911), Горький на Капри писал в том же духе повесть «Исповедь» (1908). Герой повести Матвей после странствий по русской земле и искусов религиозного характера приходит к убеждению, что Бог – не творец, а сам сотворен, и сотворил его народ. Нет Бога, кроме «всесильного, бессмертного народа», чья энергия способна на чудеса, как исцеление разбитой немощью девушки, которую избавила от недуга чудотворная сила, источаемая народной массой вокруг нее во время процессии. Это указует людям, говорится в заключительных строках повести, «единый и верный путь ко всеобщему слиянию ради великого дела – всемирного богостроительства ради». Выход из темницы субъективности и формирование социального сверхчеловека возможны в псевдорелигиозном массовом порыве: «революционная борьба и построение коммунизма являются условием их осуществления».

Вместе с романом «Мать», над которым Горький работал в 1906–1907 гг. частью в Америке и частью в Италии (первое издание вышло сразу по-английски в Нью-Йорке), «Исповедь» может считаться своего рода предвосхищением будущего „социалистического реализма“, духовным отцом которого Горький был вместе со Сталиным. „Социалистический реализм“ был задуман на Капри и два десятилетия спустя получил крещение в Москве от самого Горького на Первом съезде советских писателей, провозгласившем этот «новый творческий метод пролетарской литературы» (см. 3.2.16).

Никогда еще не было в России такого сложного сочетания различных течений и направлений в литературе, как в это время. От «Деревни» до «Господина из Сан-Франциско» – почти каждый из рассказов Ивана Бунина, опубликованных в этот период, мог бы войти в антологию лучших произведений русской литературы. Его поэзия, чуть холодноватая, но всегда предельно точно выражающая любовь к природе и трагическую неизбежность расставания с ней, в читательском сознании подчас несправедливо заслонялась достижениями его современников, и прежде всего Александра Блока, у которого так называемая «поэзия третьего тома» издававшегося в эти годы собрания сочинений действительно стала вершиной поэтического видения мира. Посмертно изданный сборник стихов Иннокентия Анненского «Кипарисовый ларец» (1910) дал толчок зарождению еще одного поэтического течения – акмеизма, – безусловным вождём которого стал молодой поэт Николай Гумилев и его еще более юные сподвижники Анна Ахматова и Осип Мандельштам. Событиями в русской литературе становились выход в свет романа Андрея Белого «Петербург» (1914), поэмы юного Владимира Маяковского «Флейта-позвоночник» (1915), сборников стихов Сергея Есенина «Радуница» (1916) и «Сестра моя, жизнь» Бориса Пастернака (1917).

Обилием талантов и разнообразием их путей, сочетанием осознанного подхода к традиции и блеском эксперимента отличались эти годы в области драматического и музыкального театра. Уход из жизни Чехова и разрыв с Горьким по идейным соображениям направили репертуар Художественного театра, с одной стороны, в область классики – «Горе от ума», «Ревизор», вызвавшие огромный интерес инсценировки романов Достоевского «Братья Карамазовы» и «Николай Ставрогин» (по «Бесам»), «Гамлет» Шекспира и «Мнимый больной» Мольера, а с другой стороны – к произведениям современных русских и европейских авторов, тяготевших к символизму: Леонид Андреев, Кнут Гамсун, Морис Метерлинк (поставленная в 1908 г. «Синяя птица» Метерлинка с музыкой И. Саца сохраняется в репертуаре МХАТ им. М. Горького до сегодняшних дней). В эти годы зарождается и так называемая «система Станиславского» – попытка теоретически осмыслить глубинные проблемы психологии творчества.

Это же время ознаменовано и приглашением в Художественный театр крупнейших художников того времени Александра Бенуа, Николая Рериха, Мстислава Добужинского и Бориса Кустодиева. Осмыслению достижений символического театра посвящена книга Мейерхольда «О театре» (1913). Сам он как режиссер добился наивысших достижений не столько своими экспериментами в студиях, сколько спектаклями по произведениям классики в Петербургском Александринском театре: «Дон Жуан» (1910), «Маскарад» (1917) в содружестве с художником А. Головиным и исполнителем центральных ролей Ю. Юрьевым. Это время характеризуется и появлением различных театральных студий, из которых особенно важно отметить Первую студию МХТ, сделавшую известными имена выдающегося режиссера Евг. Вахтангова, незаурядного педагога Л. Сулержицкого и гениального актера М. Чехова, и открытием новых театров, из которых самым значительным стало открытие Камерного театра под руководством А. Таирова (1914). Не будет большим преувеличением сказать, что пять крупнейших режиссеров мира этого времени – К. Станиславский, Вл. Немирович-Данченко, Вс. Мейерхольд, Евг. Вахтангов, А. Таиров работали тогда в России, из них четверо в Москве. Театрализация жизни привела и к появлению театров эстрады, театров-кабаре «Кривое зеркало» в Петербурге и «Летучая мышь» в Москве.

Если слава Федора Шаляпина уже гремела и в годы, предшествующие революции 1905 г., то русский балет и, прежде всего, имена балетмейстера М. Фокина, балерины А. Павловой приобрели мировое значение в «золотой период Серебряного века». Опера Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», музыка Рахманинова, Скрябина и дебют молодого Сергея Прокофьева, шедевры признанных художников Нестерова, Серова, Коровина, Кустодиева и появление новых имен и связанных с ними течений – Петрова-Водкина («Купание красного коня», 1912 г.), Малевича («Черный квадрат» 1913 г.) – делали Россию одной из ведущих культурных держав.

Важнейшую роль осмысления литературой театра и музыки в их специфике и единстве сыграл журнал «Аполлон» (1909–1917). В области искусствознания существовали различные тенденции – от религиозно-философского осмысления искусства (Мережковский, З. Гиппиус, сборник статей С. Булгакова «Тихие думы» (1918), «Умозрение в красках» князя Евгения Трубецкого) до рождавшегося в эти годы формального метода в литературоведении и появления нового поколения литературоведов и лингвистов (князь Николай Трубецкой, Борис Томашевский, Пётр Богатырев).

В области архитектуры Россия в предвоенные годы переживала высокий подъем. На место тяжелого и сухого русского национального стиля, являвшегося формальным подражанием московской архитектуре XVII в. (архитекторы В. О. Шервуд, В. А. Гартман, Н. В. Султанов), приходит русский модерн – «неорусский стиль», в котором творчески перерабатываются приемы северорусской архитектуры эпохи независимых Новгорода и Пскова. Модерн – новый стиль – складывается в Европе в конце XIX в. как попытка воссоединить человека и природу, социальную и биологическую формы жизни и романтические эпохи национального прошлого с сегодняшним днем – и тем самым вырвать человека из скуки повседневности.

Основоположником этого стиля в России является так наз. Абрамцевский кружок и, в первую очередь, художник Виктор Михайлович Васнецов (1848–1926), по эскизам которого исполнен фасад Третьяковской галереи в Москве и церковь Нерукотворного Спаса в усадьбе Абрамцево. Наиболее интересные формы в этом архитектурном стиле созданы архитектором Федором Шехтелем (1859–1926) – Ярославский вокзал в Москве, художником С. А. Малютиным (1859–1937) – дом Перцовой в Москве, усадьба Тенишевых в Талашкино под Смоленском. Эту традицию продолжают, но несколько иссушают академизмом А. В. Щусев и В. А. Покровский, по проектам которых в предвоенные годы возводятся крупные общественные здания – Казанский вокзал в Москве, здание Государственного банка в Нижнем Новгороде, храм на Куликовом поле, храм-памятник русским воинам в Лейпциге, храм Марфо-Мариинской обители в Москве. В России в это время складывается свой собственный современный и одновременно глубоко национальный художественный стиль архитектуры и монументального искусства, развитие которого полностью пресекает революция 1917–1923 гг.

В самые последние предвоенные годы и в первые годы Мировой войны, когда еще не прекратилось монументальное строительство, в России появляется и строго-элегантный стиль неоклассицизма. Так строились и дворцы знати – дача Половцова на Каменном острове в Петербурге (архитектор И. А. Фомин, 1911–1913), новый императорский дворец в Ливадии (архитектор Н. П. Краснов) и многоквартирные (так наз. доходные) дома – например, дом Щербатова в Москве (архитектор А. И. Таманян, 1911–1913), и общественные здания – Торговый дом товарищества «Треугольник» на Маросейке в Москве (архитектор М. С. Лялевич, 1916) и, как последний памятник «старого мира», Киевский (тогда Брянский) вокзал в Москве (архитекторы И. И. Рерберг, В. К. Олтаржевский, инженер В. Г. Шухов, 1912–1917).

Высшее образование переживает после кризиса 1905–1906 гг. новый быстрый подъем. В 1907 г. по инициативе Бехтерева был открыт Психоневрологический институт, в 1908 г. в Москве был открыт Московский городской университет им. А. Шанявского, в 1909 г. открылся университет в Саратове и в 1916 г. – в Перми. Во время войны Варшавский университет был перемещен в Ростов-на-Дону, а Юрьевский (Дерптский) – в Воронеж. Эта эвакуация дала основу для организации здесь собственных университетских центров. В 1918 г. совершилось готовившееся еще с 1908 г. открытие Таврического университета в Симферополе. Высокий уровень русской науки этого времени подтверждается присуждением Нобелевской премии 1908 г. биологу Илье Ильичу Мечникову (1845–1916).

Многие видные ученые в это время считали своим гражданским долгом принимать активное участие в общественной и политической жизни России. Социолог Максим Максимович Ковалевский, минералог Владимир Иванович Вернадский, археолог Михаил Иванович Ростовцев, философ Николай Онуфриевич Лосский значительную часть своего времени уделяли политической деятельности.

В разных частях России – от Белого моря до Японского создается сеть научных станций, ставящих своей целью комплексное изучение природы, а порой и образа жизни, верований и языка местного коренного населения. Примечательно, что организация таких станций происходила по инициативе отдельных ученых, при поддержке меценатов, и лишь иногда и отчасти с привлечением государственных средств. Русские люди не только ощущали Россию своей страной, но и, получив гражданские и политические права, начинали ее активно изучать и осваивать. Характерным и в то же время замечательным примером такого освоения стало создание Терентием Вяземским Карадагской научной станции в Восточном Крыму в 1907 г. Инициативу врача-психиатра, приват-доцента Московского университета, вложившего в это дело всё свое состояние, поддержало Общество содействия успехам опытных наук имени Х. С. Леденцова, созданное потомками этого виднейшего московского фабриканта. В марте 1914 г. строительство станции было завершено, и она начала свою деятельность, которая, несмотря на все трагические потрясения русской жизни, продолжается и по сей день.

Историческая справка

Владимир Иванович Вернадский (28 февраля 1863—6 января 1945) – общественный и государственный деятель, ученый-натуралист и мыслитель, создатель многих естественных и общественных наук, в том числе геохимии, радиогеологии, сравнительной планетологии, нового понимания времени и пространства. Ныне во всем мире известны его учения о биосфере, а также о разуме и науке как космических силах – о ноосфере.

Дворянин, сын профессора политэкономии Московского университета и Александровского лицея И. В. Вернадского и А. П. Константинович, дочери генерала. Он – отец известного русского историка профессора Йельского университета (США) Георгия Вернадского. В 1885 г. Владимир Вернадский закончил физико-математический факультет Петербургского университета. В 1890–1911 гг. – профессор минералогии и кристаллографии Московского университета. С 1906 г. адъюнкт по минералогии, в 1908 г. член-корреспондент, а с 1912 г. действительный член Российской Академии наук. Вместе с другими выпускниками университета образовал «Братство» единомышленников, оставшееся дружеским союзом на всю жизнь. В него входили князь Д. И. Шаховской, братья С.Ф. и Ф. Ф. Ольденбурги, историки А. А. Корнилов и И. М. Гревс. «Братство» приняло решение посвятить все силы делу введения в России конституционного правления путем просвещения и мирной общественной деятельности. В 1892–1911 гг. Вернадский – гласный Моршанского уездного и Тамбовского губернского земских собраний, насаждал всеобщее начальное образование, способствовал превращению земств в действенные органы местного самоуправления. Входил в объединение земцев-конституционалистов. Участник общероссийских земских съездов, в том числе «самочинного» съезда 6–9 ноября 1904 г. (см. 1.1.16). Видный публицист либерального направления. Член «Союза освобождения» (1903) и ЦК Конституционно-демократической партии с ее основания. В 1906–1917 гг. выборный член Государственного Совета. С 1915 г. – председатель Комиссии по изучению естественных производственных сил России. В мае 1917 г. возглавил Ученый комитет Министерства земледелия, а также комиссию по реформе высших учебных заведений; в августе-ноябре 1917 г. стал заместителем министра просвещения. 17 ноября 1917 г. подписал Обращение Временного правительства к стране, где большевики названы узурпаторами, и Акт о созыве Учредительного собрания. Из-за угрозы ареста уехал в Полтаву. В 1918 г. основал Академию наук и Национальную библиотеку Украины, в 1920 г. – ректор Таврического университета. В 1922–1925 гг. работал в Праге и Париже, читал лекции в Сорбонне. Исходя из идейных и патриотических убеждений, считая науку главной движущей силой цивилизации, способной демократизировать государство, и видя, что большинство русских ученых осталось на родине, в 1926 г. вернулся в Россию и возглавил созданные им Радиевый институт и Биогеохимическую лабораторию АН СССР. Несмотря на усилившиеся с 1929 г. гонения и цензуру, противостоял идеологизации естественных наук, до конца своих дней неизменно отстаивая достоинство личности и свободу научного творчества. В годы террора стал нравственным центром академической среды, энергично и бесстрашно защищал ученых, активно помогал их семьям. Размах его протестной и благотворительной деятельности выяснился лишь в последние годы. По совокупности научных достижений и, в частности, за организацию исследований по атомной проблеме, в связи с 80-летием В. Вернадский был награжден орденом и Сталинской премией (1943). Половину ее отдал на нужды обороны, большую часть другой раздал нуждающимся ученым и их вдовам.