Текст книги "История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I"

Автор книги: Андрей Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 94 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Глава 3. Думская монархия (1907–1914)

1.3.1. Третьеиюньская реформа избирательного закона

Нежелание большей части II Государственной Думы сотрудничать с правительством определило ее судьбу. 3 июня 1907 г. Императорским указом Дума была распущена.

Свидетельство очевидца

«Я не знавал в мире места с более нездоровой атмосферой, нежели общий зал и кулуары Государственной Думы… Эта уличная рвань, которая клички позорной не заслуживает. Возьмите с улицы первых попавшихся встречных, присоедините к ним горсть бессильных, но благомыслящих людей, внушите им, что они спасители России… и вы получите Вторую Государственную Думу. И какими знающими, государственными, деятельными представлялись на этом фоне деловые работники ведомств – „бюрократы“». – Депутат II Думы от Орловской губернии, христианский социалист профессор С. Н. Булгаков. Дневник. Орел, 1998. – С. 51–52.

Царь и премьер-министр полагали, что при действующем избирательном законе новая Дума будет не менее антиправительственной. В стране продолжалась смута, и саботаж со стороны Думы грозил анархией и гибелью государства. Перед властью стоял выбор. Или вовсе отказаться на время от Думы и вернуться к старому, абсолютистскому правлению Империей, или сделать новую Думу более близкой по духу правительству. Новый Председатель Совета министров Петр Столыпин был категорически против отказа от парламентских принципов новой российской государственности и убедил в этом Царя – ведь без представительных учреждений монарх не знает действительных настроений своего народа и может очень ошибаться насчет его довольства или недовольства властью. Оставалось одно – нарушить 87-ю статью Основных законов и царским манифестом изменить избирательный закон так, чтобы в Думу преимущественно попали не враждебные императорскому режиму люди. Согласно ст. 87 даже между сессиями Думы Царь не имел права издавать указы, которые вносят «изменения в Основные Государственные законы, в Учреждения Государственного Совета и Государственной Думы, в постановления о выборах в Совет или в Думу». Очевидно, что Дума, бойкотирующая любые серьезные начинания правительства, никогда не одобрит свой роспуск и новый порядок избрания депутатов. Фальсификация же результатов выборов даже в голову не могла прийти ни Царю, ни Столыпину. Они были людьми чести, хранили свою христианскую совесть, да к тому же земская и городская общественность внимательно наблюдала за ходом выборов, и любое его нарушение немедленно становилось предметом широкого обсуждения в газетах.

В царском манифесте, провозглашенном 3 июня 1907 г., прямо говорилось, что «значительная часть состава» распущенной Думы действовала «в явном стремлении увеличить смуту и способствовать разложению государства». Причины «двукратного неуспеха деятельности Государственной Думы манифест усматривал в «несовершенстве избирательного закона». «Все эти изменения в порядке выборов, – продолжал манифест, – не могут быть проведены обычным законодательным путем через ту Государственную Думу, состав коей признан Нами неудовлетворительным вследствие несовершенства способа избрания ее членов. Только Власти, даровавшей первый избирательный закон, исторической Власти Русского Царя, довлеет право отменить оный и заменить его новым» (III ПСЗ. Т. 27, № 29240).

Юридически происшедшее являлось «государственным переворотом», но политически это была единственная возможность спасти государственный порядок и сохранить парламентские законодательные учреждения, созданные Манифестом 17 октября 1905 г.

В чем была суть нового избирательного закона? Главное было в перераспределении числа выборщиков между куриями. Власти распрощались с иллюзией о «природном консерватизме» русского крестьянства: крестьянская депутатская квота была сильно урезана и перераспределена в пользу землевладельческой курии. Если раньше крестьяне избирали 42 % выборщиков, то теперь только 22,5 %; землевладельцы – 51 % (ранее 31 %). Курия городских избирателей, как и раньше избиравшая 24,5 % выборщиков, теперь разделялась на две, голосующие отдельно. При этом небольшая группа богатых городских домовладельцев избирала более половины всех городских выборщиков. Рабочие избирали теперь 2 % выборщиков (ранее 3 %). Сокращалось с 26 до 7 число городов, где проходили прямые выборы в Думу (Москва, Петербург, Киев, Одесса, Рига, Варшава, Лодзь). Сословно-элитарный характер нового закона очевиден: голос одного помещика стал равняться голосам 7 горожан, 30 крестьян и 60 рабочих.

Было сокращено представительство национальных окраин. Манифест 3 июня объявлял, что иные народности – «не должны и не будут являться в числе, дающем им быть вершителем вопросов чисто русских». Поэтому Польша теперь вместо 36 имела лишь 12 депутатов, избираемых всеми жителями, и двух депутатов от русского населения, Кавказ – 10 (вместо 29), Сибирь и Дальний Восток – 15 (вместо 22). Русское православное население, проживающее на территориях, заселенных преимущественно нерусскими, получало отдельное представительство по завышенным нормам. Было сокращено представительство от некоторых европейских губерний, ранее избиравших оппозиционных депутатов (Вятская, Киевская, Пермская, Уфимская). Территории Средней Азии, Казахстана и Якутии, жители которых, по мнению властей, «не готовы» участвовать в выборах, отныне права представительства лишались вовсе (ранее они избирали 24 депутата). Меньше становилось теперь и общее число депутатов – 442 вместо 524, причем от Европейской России избиралось 403 народных представителя. Таким образом, новое избирательное законодательство резко изменяло соотношение сил в Думе в пользу состоятельных и лояльных власти слоев общества и очень значительно сокращало представительство нерусского населения.

Правые партии приветствовали решение Царя, «державным словом положившего конец существования преступной Государственной Думы». Оппозиция выражала возмущение «нарушением законности». «Союз 17 октября» признал «прискорбную необходимость» изменения избирательного закона, а партия кадетов, хотя на своем съезде и приняла резолюцию протеста против Манифеста 3 июня, однако подавляющим большинством отвергла идею бойкота новых выборов в Думу. Народные массы на происходящее фактически не отреагировали. «Первая русская революция» закончилась, в России окончательно утвердился особый политический строй – «думская монархия»: не полностью абсолютистская, но и не вполне ограниченная законом.

В той политической обстановке, которая сложилась в России в ходе революции 1905–1906 гг., Манифест 3 июня являлся наименьшим злом. Однако сама необходимость прибегнуть ко злу нарушения только что провозглашенного закона ради достижения добрых целей, говорила о большом нездоровье русского общества. Результаты выборов в I и II Государственные Думы показали, что верной государственному режиму Российской Империи была только небольшая богатая и привилегированная часть общества – крупные землевладельцы, духовенство, новый предпринимательский класс. Ни крестьянство, ни рабочие, ни земская интеллигенция не поддерживали императорский режим. Не поддерживали режим и инородцы, которых в Империи было до 40 процентов.

Крестьяне требовали землю и вовсе не потому, что мечтали разбогатеть, получив прирезку от помещичьих угодий. Прирезка была маленькой и дела не решала – но это было, по их убеждению, восстановление справедливости, попранной крепостным правом, лишившим крестьян собственности в пользу дворян.

Рабочие желали достойных условий труда и уменьшения разрыва между своей заработной платой и доходом владельца предприятия. Многие, следуя за социал-демократами, требовали установления рабочего контроля над предприятиями.

Земская интеллигенция, объединенная большей частью КДП, поддерживала эти требования крестьян и рабочих, смягчая их разрушительные для государства перехлёсты, и, кроме того, желала превращения России в действительно конституционное демократическое государство, в котором политическая власть формируется в соответствии с волей большинства народа, а не по прихоти «исторической власти» самодержца с одобрения малочисленного привилегированного слоя, который тогда называли «цензовым элементом».

Наконец, нерусские народности Империи хотели культурного, языкового и исповедного равноправия с русским народом, финны желали сохранить свою автономию, поляки мечтали ее получить вновь, евреи – покончить с унизительными ограничениями при выборе места жительства и формы образования. Мы платим налоги наравне с русскими, наши сыновья служат в армии наравне с русскими, почему же мы должны ущемляться в правах в сравнении с русскими – заявляли депутаты-инородцы.

Результаты выборов в Думу в 1906 г., при всей их многоступенчатости и неравности для различных имущественных групп, тут же обнаружили, что общественное основание (социальная база) императорской власти крайне слабое. Лишь несколько процентов населения России не выступают слева против государственной власти. Во II Думе, при всех избирательных несправедливостях, процент лояльных депутатов не превышал одной четверти от всего ее состава. Третьеиюньский избирательный закон умножил несправедливости. Сам Император назвал новый закон «бесстыжим», но поддержал.

Однако на столь несправедливо организованном представительстве и на столь узком общественном основании российская государственность надежно строиться не могла. Её обрушение при малейших трудностях становилось неизбежным. Поэтому главной задачей власти после воссоздания парламентской системы на основе «бесстыжего» закона было расширение своей социальной базы. Крестьяне, рабочие, интеллигенция, инородцы должны были почувствовать и утвердиться в мысли, что это – их власть. Что самодержец – это их Царь, готовый разрешить их законные желания. Фактически новая Дума, сформированная богатыми и счастливыми, должна была принять законы, которые бы принуждали высшие слои общества своим богатством и счастьем делиться с бедными и несчастными. Это был единственный способ избежать революции и полного уничтожения исторической России. Первым из этих богатых и счастливых был Русский Император, которому тоже надо было поделиться своей властью и богатством с народом России. Убедить богатых отказываться от своих богатств – всегда трудно. А к тому же и неимущие слои русского общества, как показала революция, настроены не менее решительно и не менее эгоистично, чем высшие. В русском обществе давно пошатнулось, ослабло нравственное понимание взаимной ответственности сословий, чувство солидарности. Каждая группа населения хотела решать свои проблемы за счет других. Когда террор не осуждается одними, погромы приветствуются другими, усадьбы жгут третьи, мирные манифестации расстреливают четвертые, – тогда вывод прост – такое общество глубоко больно сверху донизу. Оно или исцелится, или обречено на гибель.

Тяжкая задача исцеления больного русского общества, подведения широкой социальной основы под русскую государственность, находящуюся на грани обрушения, – задача эта легла на плечи молодого Председателя Совета министров – Петра Аркадиевича Столыпина. С полным сознанием своей ответственности за судьбы отечества он принял великую ношу.

Литература:

В. А. Демин. Государственная Дума России (1906–1917): механизм функционирования. М., 1996.

1.3.2. П. А. Столыпин и политическая стабилизация

П. А. Столыпин по своему мировоззрению являлся сторонником решительных, но постепенных экономических преобразований и осторожного созидания правового общественного строя с опорой на силу самодержавной власти. Как гражданский долг и смысл своего существования осознавал он служение России: «Родина требует себе служения настолько жертвенно-чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует всю работу», – говорил он дочери Марии в 1906 г.

Свидетельство очевидца

Петр Столыпин в письме Льву Толстому (23 октября 1907 г.) так раскрывал цели своей деятельности: «Я про себя скромного мнения. Меня вынесла наверх волна событий – вероятно, на один миг. Я хочу всё же этот миг использовать по мере моих сил, пониманий и чувств на благо людей и моей родины, которую люблю, как любили ее в старину, как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром?.. Поверьте, что, ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем».

Мнение историка

«Столыпин… был без сомнения самым выдающимся государственным деятелем Императорской России. Единственным его соперникам – Сперанскому и Витте – при всех их несомненных талантах, недоставало присущего Столыпину сочетания кругозора государственного деятеля с искусством политика. Вовсе не оригинальный в своих начинаниях – большинство его идей были предначертаны ранее другими политиками, – Столыпин поражал и русских и иностранцев силой духа и цельностью характера; сэр Артур Николсон, британский посланник в России, считал его не более и не менее как „самой замечательной фигурой в Европе“… И то, что его усилия не увенчались успехом, свидетельствовало о непримиримости российских разногласий и о том, что стране трудно было избежать крушения». – Ричард Пайпс. Русская революция. М., 2005. Т. 1. С. 228.

Петр Аркадиевич Столыпин родился 2 апреля 1862 г. в родовитой дворянской семье сына коменданта Московского Кремля и жил в имениях под Москвой и Ковно (Каунасом). С отличием окончил физико-математический факультет Петербургского университета. Служил в Министерстве земледелия и государственных имуществ, стал предводителем дворянства Ковенской губернии. В 1902 г. назначен Гродненским, а в 1903 г. Саратовским губернатором. Во время Первой революции не раз выходил без охраны навстречу разъяренной крестьянской толпе, заставлял себя слушать и утишал бунт. Но он же отдал приказ открыть огонь по погромщикам в Саратове, когда не осталось других средств восстановить порядок.

Волевой, энергичный, честный и умный молодой губернатор был замечен Императором Николаем II и премьер-министром И. Л. Горемыкиным. По рекомендации последнего Столыпин был назначен в апреле 1906 г. министром внутренних дел, а в июле – и Председателем Совета министров.

Столыпин отказывался от высокого назначения, ссылаясь на неопытность, но Государь прервал: «Нет, Петр Аркадиевич, вот образ, перед каким я часто молюсь. Осените себя крестным знамением и помолимся, чтобы Господь помог нам обоим в трудную, быть может историческую минуту». Россия обрела самого молодого премьер-министра, который вскоре ответил словами: «Жизнь моя принадлежит Вам, Государь, все помыслы мои, стремления мои – благо России; молитва моя ко Всевышнему – даровать мне высшее счастье: помочь Вашему Величеству вывести несчастную Россию на путь законности, спокойствия и порядка» (13.08.1906).

Свидетельство очевидца

«Всем своим обликом Столыпин закреплял как-то брошенные им с трибуны слова: – „Не запугаете!“ Высокий, статный, с красивым, мужественным лицом это был барин по осанке и по манерам и интонациям. Говорил он ясно и горячо. Дума сразу насторожилась. В первый раз из министерской ложи на думскую трибуну поднялся министр, который не уступал в умении выражать свои мысли думским ораторам. Столыпин был прирожденный оратор. Его речи волновали. В них была твёрдость. В них звучало стойкое понимание прав и обязанностей власти. С Думой говорил уже не чиновник, а государственный человек. Крупность Столыпина раздражала оппозицию. Горький где-то сказал, что приятно видеть своих врагов уродами. Оппозиция точно обиделась, что Царь назначил премьером человека, которого ни в каком отношении нельзя было назвать уродом», – писала видный деятель оппозиции А. Тыркова – Вильямс. – На путях к свободе. – С. 316–317.

В то время революционеры, прежде всего эсеры, развязали террористическую войну против носителей власти. Как ранее на Александра II, так теперь на премьер-министра началась настоящая охота: Столыпин пережил не менее 10 покушений, включая взрыв бомбы во время приема посетителей 12 августа 1906 г. В 1908–1910 гг. террор продолжался. За эти годы было совершено 20 тысяч террористических актов и экспроприаций.

Правительство Столыпина действовало решительно. «Злодейства должны пресекаться без колебаний. Если государство не даст им действительного отпора, то теряется самый смысл государственности. Поэтому Правительство, не колеблясь, противопоставит насилию силу. Долг государства остановить поднявшуюся кверху волну дикого произвола, стремящегося сделать господами положения всеуничтожающие противообщественные элементы», – объявлял Столыпин в своей первой декларации на посту премьер-министра. «К горю и сраму нашему лишь казнь немногих предотвратит моря крови», – пишет он Государю 3 декабря 1906 г.

Правительство ответило военно-полевыми судами для террористов, участников вооруженных нападений, пойманных с поличным. Учрежденные суды существовали на Кавказе и в Польше до 1909 г., а в остальной части Российской Империи заменены военно-окружными судами в 1907 г. По приговорам военно-полевых и военно-окружных судов было казнено свыше 2800 человек. Иногда судопроизводство за 48 часов и последующий расстрел в течение 24 часов оборачивались трагическими ошибками. Так, в Одесском военном округе казнили двух невиновных юношей, потом нашли настоящих преступников – тоже расстреляли.

Правительство прилагало силы к тому, чтобы разложить террористические организации изнутри. В группы боевиков засылались агенты полиции, революционеров активно вербовало Отделение охраны МВД. Это была эффективная, но опасная работа. И к тому же было неясно, кому в действительности служат агенты – Правительству или революционерам. Часто они вполне цинично служили только себе. Так, руководитель с 1903 г. военной организации ПСР Евно Азеф был платным агентом Охраны и одновременно «гением террора». Он, втайне от своих начальников в МВД, организовал убийства Плеве и Великого князя Сергея Александровича, и он же выдавал террористов полиции, получая премии за каждую выдачу. Платным агентом полиции был и Мордехай Богров, убивший 1 сентября 1911 г. самого Столыпина. По чьему приказу действовали такие агенты – сводили ли они свои личные счеты, исполняли ли приказ террористической организации или руку террористов-убийц направляли враги убитых в высших правительственных сферах – это не известно и по сей день.

Применение силы Столыпиным в борьбе с террором быстро принесло плоды. С 1907-го и особенно с 1910 г. удалось сбить волну революционного насилия. Подавление экстремистов способствовало экономическому подъему, прекращению массового забастовочного движения и снижению популярности социалистических партий. На каторгу отправлено было более 26 тысяч политических преступников; в 1909 г. насчитывалось 17 102 ссыльных и 1909 административно высланных. Эсеров предпочитали отправлять на каторгу, а большевиков, которые не казались столь опасными, – в ссылку. Как свидетельствует эсерка и террористка Спиридонова, «нравы на каторге вообще в первые годы (1906–1909) были патриархальными, и иногда свирепый на вид начальник… обживался с политическим коллективом на славу, оставляя при себе неотъемлемым качеством только способность воровать». Даже на самой суровой Нерчинской каторге революционерам разрешалось свободно ходить из камеры в камеру, уходить на прогулки в лес и жить с супругами в соседней деревне. Несколько ранее арестованного Ленина лечили в тюрьме молоком и минеральными водами.

В русском обществе в то время скорее выражали симпатию казнимым и отправляемым на каторгу революционерам, чем власти, пытавшейся обезопасить общество от их губительной деятельности. Депутаты II Думы, в том числе и главенствующая в Думе фракция КДП, не только отказались осудить террор, но и отклонили просьбу правительства снять депутатскую неприкосновенность с 55 депутатов социалистов, которые подозревались полицией в осуществлении подрывной пропаганды, в том числе и в войсках, и в тесных связях с террористами. Пресса открыто бравировала выражениями «столыпин» – арестантский вагон, «столыпинские качели» – виселица, «столыпинский галстук» – петля. Причем последнее выражение употребил не террорист, а конституционный демократ Федор Родичев в Государственной Думе в ноябре 1907 г. Премьер-министр вызвал депутата на дуэль. Родичев предпочел извиниться, но газеты растиражировали оскорбительное выражение. Всячески опорочивать и только критиковать представителей власти и в результате саму власть было модным, считалось чуть ли не подвигом; о последствиях такого употребления свободы слова многие не задумывались.

Документ

Свои политические принципы Столыпин коротко определил в речи, произнесенной в III Думе 16 ноября 1907 г.:

«Неуклонная приверженность к русским историческим началам в противовес беспочвенному социализму. Страстное желание обновить, просветить и возвеличить родину, в противность тем людям, которые хотят её распада. Наконец, преданность не на жизнь, а на смерть Царю, олицетворяющему Россию».

П. А. Столыпин был уверен, что успокоение страны не цель, а только необходимое условие для осуществления созидательной деятельности, направленной на расширение общественного основания власти и на повышение сознательной гражданской ответственности самого русского общества. Пресса приписывала Столыпину слова – «сначала успокоение, а потом реформы». Однако это было очень далеко от его убеждений. Он считал, что «реформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большой мере недостатки внутреннего уклада», «где правительство побеждало революцию (Пруссия, Австрия), оно успевало не исключительно физическою силою, а тем, что, опираясь на силу, само становилось во главе реформ. Обращать всё творчество Правительства на полицейские мероприятия – признание бессилия правящей власти».

Выступая во II Государственной Думе 6 марта 1907 г., Столыпин объявил положительную программу его правительства, которую и старался осуществлять все пять лет своего руководства Россией. Основные пункты его программы следующие:

– Достижение действительной свободы вероисповеданья. Проведение Всероссийского поместного церковного Собора.

– Достижение гражданского равноправия в смысле устранения ограничений и стеснений отдельных групп населения; Равноправие крестьян с другими сословиями, устранение ограничений для евреев и иных инородцев.

– Неприкосновенность личности: «Отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как пока писаный закон не определит обязанностей и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут прочно установлены».

– Улучшение крестьянского землевладения с разрешением свободного перехода от общинного землевладения к частному. Государственная поддержка в освоении безземельными крестьянами пустующих удобных земель на востоке и юге России. Мелиорация неудобных земель.

– Реформа местного управления, предполагающая установление непосредственной связи между губернской и уездной администрацией Правительства и преобразованными на принципах всесословности органами земского самоуправления. Введение мелкой (волостной) земской единицы.

– Реформа местного судопроизводства. Передача судебной власти на местах в руки мировых судей, избираемых населением.

– Введение земского самоуправления в Балтийском крае, в Северо-Западном и Юго-Западном краях; введение земского и городского самоуправления в губерниях Царства Польского.

– Улучшение быта рабочих, в том числе и государственное их страхование на случай болезни, увечий, инвалидности и старости; легализация профессиональных союзов, ненаказуемость экономических стачек; сокращение рабочего времени.

– Школьная реформа, общедоступность и, впоследствии, обязательность начального образования.

– Финансовая реформа: «облегчение налогового бремени народных масс и введение подоходного налога».

– Полицейская реформа. Слияние общей и гражданской полиции. Объединение всех видов чрезвычайной государственной Охраны в одном законе, полностью известном обществу и утвержденном Думой.

Эти широкие реформы, в случае их осуществления, совершенно меняли Россию, превращали страну, жившую два последних столетия для узкого правящего слоя, в действительно общенациональное государство, в благополучии которого крестьяне, рабочие, инородцы, иноверцы, земская интеллигенция заинтересованы не меньше, чем дворяне, богатые предприниматели и землевладельцы. Россия при этом менялась не революционно, не через разрушение «до основания», но эволюционно, через постепенное, хотя и быстрое перераспределение общественных благ и воспитание народа. «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!» Эти слова Столыпина, сказанные в Думе 10 мая 1907 г., стали девизом всей его деятельности. Подавляющее большинство депутатов II Думы не поддержали программы премьер-министра, одержимые идеей ниспровержения существующего порядка, находясь во власти принципа «чтобы изменить хоть что-то, надо прежде разрушить всё».

Новая Дума, готовая работать с Правительством, была необходима Столыпину именно для претворения в жизнь намеченных им реформ. Он не считал возможным действовать по старинке, используя только рычаг самодержавной власти. Полагая жизненно необходимым подвести широкий социальный фундамент под здание российской государственности, он само подведение этого фундамента желал осуществлять вместе с обществом, с избранными его представителями в земствах и в Думе. Без такого сотрудничества Правительства с обществом прочное общественное основание России не создать, и любое серьезное потрясение – война ли, которой Столыпин так опасался, или иное что – приведет к обрушению огромного, но не соединенного воедино народной волей государства: «Главное это то, что Россия с каждым годом зреет: у нас складывается и самосознание, и общественное мнение, – пишет Столыпин за месяц до смерти русскому послу в Париже Александру Извольскому. – Нельзя осмеивать наши представительные учреждения. Как они ни плохи, но под влиянием их Россия в пять лет изменилась в корне и, когда придет час, встретит врага сознательно. Россия выдержит и выйдет победительницею только из народной войны» (28.07.1911). Столыпин жаждал иметь впереди двадцать мирных лет. За два десятилетия он надеялся превратить Россию дворянскую, «элитную», в Россию общенародную.

Без парламента сделать это было невозможно. С членами Думы Столыпин общался как с товарищами и коллегами. Он не был поклонником демократии, не верил, что парламент может управлять страной, но рассматривал Думу как важнейшее средство контроля самодержавной власти Царя волей народа. В этом Столыпин был похож на знаменитого германского рейхс-канцлера Отто фон Бисмарка, который заявил в Рейхстаге в 1884 г.: «Я вовсе не поклонник абсолютистского правления. Я считаю парламентское сотрудничество, верно примененное, столь же нужным и полезным, сколь парламентское же правление – вредоносным и невозможным».

Свидетельство очевидца

Известность Столыпина, как чрезвычайно талантливого государственного деятеля и верного Царю патриота России, далеко вышла за границы Империи. Честолюбивый Германский Император Вильгельм II мечтал поближе познакомиться с русским премьером. Случай представился в 1909 г. во время встречи русского и германского императоров в Бьёрке. За завтраком на императорской яхте «Штандарт» Вильгельм сидел между Императрицей Александрой Федоровной и П. А. Столыпиным. Пренебрегая правилами хорошего тона, Германский Император весь завтрак, более часа, просидел вполоборота от Императрицы, беседуя с русским премьером. Александра Федоровна негодовала от такой бестактности, а сам Вильгельм, совершенно потрясенный умом и благородством Петра Аркадиевича, после завтрака сказал генерал-адъютанту Илье Татищеву (позднее погибшему в Екатеринбурге вместе с Императором): «Проговорил со Столыпиным весь завтрак. Вот человек! Был бы у меня такой министр, на какую бы высоту мы подняли Германию». – М. П. Бок. П. А. Столыпин. Воспоминания о моем отце. М., 1992. – С. 307.

П. А. Столыпин полагал, что на проведение реформ потребно «двадцать лет покоя». Когда он провозгласил в Думе свой план, ему еще не исполнилось и 45. Столыпин верил в свои силы и в помощь Божию. Все эти двадцать лет он мог бы, как Бисмарк в Германии, находиться у штурвала русского корабля. Но вышло иначе. Через четыре с половиной года он пал от руки полицейского агента Богрова, застрелившего его в упор 1 сентября 1911 г. в Киевском театре на глазах Императора, которого премьер-министр, истекая кровью, еще успел осенить крестом. 5 сентября смертельно раненный Петр Столыпин умер в лечебнице на руках у жены. В завещании он, предчувствуя свою трагическую кончину, просил похоронить его в том городе, где его убьют. Столыпин был предан земле в Киево-Печерской лавре. Вскоре в Киеве был установлен и монументальный памятник Столыпину. В годы советского режима памятник был уничтожен, надгробье снято и могила закатана асфальтом. Восстановили могилу П. А. Столыпина в начале 1990-х гг.

Некоторые обстоятельства гибели Столыпина бросали тень на высшие сферы Империи. Относительно Столыпина в царской семье был раскол. Дядья Царя и его мать, вдовствующая Императрица Мария Федоровна, уважали премьер-министра и считали его спасителем России. Они настаивали самым решительным образом, чтобы Государь ни в коем случае не увольнял Столыпина в отставку. С другой стороны, Императрица Александра Федоровна чем дальше, тем больше ненавидела Столыпина. Причиной ненависти было твердое неприятие Столыпиным «друга» царской семьи Григория Распутина, которого премьер считал грязным авантюристом, порочащим имя русского Царя. Распутин, имевший к 1911 г. полное влияние на Императрицу, видел в Столыпине своего злейшего врага. Заместитель министра внутренних дел генерал Курлов, отвечавший за охрану высших чинов Империи, был близок с Распутиным, входил в его круг. Именно его агентом был убийца Богров – несостоявшийся юрист, увлекавшийся анархо-коммунистической и эсеровской литературой, поддерживавший связи с революционерами, которых за деньги выдавал тайной полиции.

Свидетельство очевидца

Жена Столыпина – Ольга Борисовна – не пустила Императора к умирающему мужу. Сам Царь и его семья в Киеве, узнав о смерти премьер-министра, пришли только на панихиду, но не остались на похороны, а уехали в Севастополь. «Тут я отдыхаю хорошо и сплю много, потому что в Киеве сна не хватало: поздно ложился и рано вставал», – сообщает Николай II матери 10 сентября. Императрица Александра, по словам того же письма, восприняла убийство Столыпина «спокойно». «Он умер, потому что Провидение судило, что в этот день его не станет. Не говорите о нём больше никогда…» – сказала она как-то заместившему Столыпина на посту Председателя Совета министров В. Н. Коковцову. А вскоре после убийства объясняла ему: «Мне кажется, что Вы очень чтите его память и придаете слишком много значения его деятельности и его личности. Верьте мне, не надо так жалеть тех, кого не стало… Я уверена, что каждый исполняет свою роль и свое предназначение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен стушеваться, так как ему нечего больше исполнять… Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить Вам место, и что это для блага России». – В. Н. Коковцов. Из моего прошлого (1903–1919). Минск, 2004. – С. 441–442.