Текст книги "Летучий голландец"

Автор книги: Андрей Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Али доедает второго цыпленка, а русский уже курит.

Али вытирает губы салфеткой, отпивает из стакана глоток воды и тоже закуривает.

Он курит «Lucky Strike», уже много лет…

На день хватает пачки, иногда даже остается, особенно когда много времени проводишь за рулем.

Если за рулем много курить, начинает болеть голова, лучше слушать музыку, но не европейскую – от нее тоже болит голова, поэтому Али всегда возит с собой несколько кассет с арабскими песнями.

Это лучше, чем радио, здесь, в Эмиратах, по радио много белой музыки, у них, в Сирии, не так.

Русский смотрит на Али, тот подзывает индийца и просит принести счет.

Они расплачиваются и выходят на улицу.

Русский вдруг разворачивается и опять идет в закусочную, понятно, надо в туалет, думает Али и решает, что ему надо сделать то же самое.

Туалет не грязный, с кондиционером, русский заперся в кабинке, Али отходит от писсуара, тщательно моет руки и вытирает их бумажным полотенцем.

Пора трогать напрямую до Хар-Факкана, на обратном пути он опять остановится здесь и выпьет чаю, а потом уже – в Дубай.

Русский выходит и быстро садится в машину.

Али трогает с места, медленно едет мимо базарчика, справа торгуют коврами и всякими поделками для туристов, слева – фрукты, керамика, опять фрукты.

Хозяйские гости любят ходить здесь и прицениваться.

Иногда даже что-то покупают.

Но этот русский равнодушно смотрит в окно, зачем-то опять достает мятый конверт и изучает его, будто читает какую-то надпись.

Али подглядывает одним глазом, но отвлекаться нельзя, они опять выехали на трассу, петляющую между невысоких гор, уже видно последнюю, самую низкую, почти холмик, за ней дорога становится шире и ведет напрямик к побережью.

Али увеличивает скорость, русский убирает конверт и вновь закуривает.

Дорога сворачивает вправо, начинается пологий спуск, и показывается море.

Океан.

Он светло-зеленый, и от него тянет прохладой, хотя окна машины закрыты и гудит кондиционер.

Но Али знает, что от океана тянет прохладой, тут всегда дует ветерок с воды и не так жарко.

Не за сорок, а меньше сорока.

Возле дороги появляются пальмы, скоро будет въезд в Хар-Факкан, они уже проехали указатель, осталось километров восемь.

русский снова закуривает, Али ставит кассету с арабской музыкой. Вдоль берега ползет деревянное рыбацкое суденышко под парусом, вода становится голубоватой, но все равно со светло-зеленым отливом.

Всё, они въезжают в город, хотя городом это назвать нельзя, длинный бульвар вдоль берега, двухэтажные виллы, а там, в самом конце пляжа, – отель «Океаник», куда Али и должен доставить пассажира.

Останавливает машину у входа в отель, выключает двигатель, берет сумку русского и идет к дверям.

Тот следует за ним и как-то странно осматривается, будто пытается кого-то увидеть, хотя вокруг нет ни одной живой души, почти два часа дня, все отдыхают, самый пик жары. Они входят в пустой холл, Али идет к рецепции, русский следует за ним.

Открывается дверь лифта, и оттуда появляется женщина.

Рыжеволосая, лет двадцати восьми, с очень бледной, но уже прихваченной красным загаром кожей.

Она вдруг останавливается и улыбается русскому, а потом подходит к нему, и они начинают о чем-то говорить.

Али просит у русского паспорт и протягивает его портье, а затем передает своему бывшему пассажиру ключ от номера.

Русскому надо еще заполнить анкету, но он это сделает и без Али.

Время идет, пора возвращаться.

Обратно через горы, на другое побережье, в Дубай.

Али выходит из отеля и направляется к машине, отчего-то думая, выйдет рыжеволосая женщина вслед за ним или нет, но женщина не выходит, и Али садится в машину, достает из пачки очередную сигарету и смотрит, сколько осталось.

Он молодец, он выкурит сейчас лишь седьмую.

А ведь день уже неумолимо катится к концу, и через какие-то четыре часа наступят быстрые сумерки, почти мгновенно переходящие в ночь, впрочем, завтра будет новый день, и – судя по всему – намного серьезнее, ведь хозяин еще утром предупредил его, что завтра они снова должны ехать в Абу-Даби, а это гораздо дальше, чем Хар-Факкан!

Вера

Ему понравилось, что по гороскопу она – Телец, а еще ему пришлись по душе длинные, густые темно-рыжие волосы у нее на лобке.

Вначале он даже не думал, что до них доберется; но ему всегда везло с Тельцами, с шестнадцати лет, та, первая, была подругой сестры, ей, как и Мартышке, было уже чуть за двадцать, и она сама ночью пришла в его комнату.

Точно так же, как поздним вечером, уже практически ночью, в его номер пришла Вера, а перед этим они плескались в теплом, искрящемся под луной океане; впрочем, и тогда, много лет назад, они вернулись домой с пляжа – Мартышкина подруга увязалась за ними, и поначалу ему это не понравилось, откуда было знать, чем все закончится.

А вчера он знал.

Точнее – догадывался.

Хотя она уже сказала, что по знаку – Телец, было это после ужина, когда он наконец-то совсем пришел в себя после отупляющей ночи в дубайском отеле, полной то ли зловещих, то ли идиотических кошмаров, будто он не пил перед этим, а закидывался таблетками, причем – горстями, а если и пил, то не два дня, а минимум две недели, потому что подобный бред может догнать тебя только вместе с белой горячкой.

Единственная проблема – надпись на конверте; впрочем, он не помнит, может, она была там сразу, когда грузный всучил ему деньги перед отелем, а что в надписи упомянута сестра Мартышка – так кто знает, скольких сестер в этом мире братья называют по-обезьяньи?

И вообще, его намного больше интересовала знакомая еще по самолету дамочка, внезапно попавшаяся навстречу в холле отеля и сразу же, ничуть не смутившись, сказавшая, что ее приятель завис в Шардже по делам и приедет только через два дня, так что она рада, что здесь появился хоть один русский.

– Я – тоже рад! – ответил он, заполнил анкету на стойке рецепции и проследовал в номер.

Номер оказался намного приятнее, чем в Дубае, отель был другой категории – вроде бы пять звезд, но Максиму было сложно понять, действительно пять или – на самом деле – четыре. В любом случае, такой кровати он еще никогда не видел, да и махровый банный халат, висевший в ванной, настраивал на ощущение нереальности происходящего, будто Максим смотрел кино про самого себя.

Он выключил кондиционер и открыл дверь на лоджию, которая нависала чуть ли не прямо над морской гладью. С пятого этажа вода казалась плещущей где-то совсем далеко, но чувствовался ее запах – свежий, соленый, чуть отдающий фруктами.

А еще ему показалось, что вдобавок он чувствует исходящий от воды аромат кофе, хотя это объяснялось совсем просто: прямо на пляже располагалась кофейня, ее было хорошо видно из номера, туда-то он и отправился незадолго до ужина, и там они и встретились, второй раз за день, – Вера в белом, легком, чуть просвечивающем платье из ткани, напоминающей обыкновенную марлю, сидела напротив входа, хотя входа, собственно, и не было: просто крыша на четырех столбах, а под ней – с десяток маленьких столиков и почти игрушечных плетеных кресел.

И очередной темнолицый в белой рубашке за стойкой с аппаратом эспрессо и большой кюветой, заполненной песком, для варки амброзии в турках.

– Можно? – спросил Банан; вопрос был совершенно излишним, хотя то, что она – Телец, он узнал лишь несколько минут спустя, когда перед ним уже стояла малюсенькая чашечка, на треть наполненная густой, темной, божественно пахнущей жидкостью, а рядом – высокий стакан с водой и льдом.

– Они всегда так мало наливают? – спросила она.

– Здесь так принято! – ответил Банан. – Чем больше кофе в чашке – тем меньше уважения к собеседнику; когда же чашка налита до краев, то это значит, что ты должен выпить и сразу уйти!

– Странные люди, – сказала Вера.

– Другие, – ответил Банан. – Мы для них даже не пришельцы…

– А кто?

– Просто существа, с которыми надо смириться… Мы приносим им деньги, мы покупаем их нефть, мы отдыхаем в их отелях…

– А они?

– Они смотрят на нас и терпят, пока мы не мешаем, по крайней мере здесь, в Эмиратах…

– Их почти не видно, местных…

– У них своя жизнь, – ответил Максим. – Они же не будут стоять за стойкой и наливать прелестным дамам кофе…

Дама прыснула и потянулась к сумочке.

«За сигаретой…» – подумал Банан.

Но ошибся. Вера достала зеркальце и помаду и стала тщательно красить губы.

А потом посмотрела на него и спросила:

– А по гороскопу вы кто?

– Близнец, – ответил Максим, – но ближе к Раку… – И зачем-то добавил: – Два дня назад мне исполнилось тридцать…

– А я – Телец! – парировала рыжеволосая, убирая зеркальце с помадой в сумочку.

Банан улыбнулся.

– Чего тут смешного? – осведомилась дамочка.

– Я люблю Тельцов, – ответил Максим.

Рыжеволосая как-то зябко повела плечами и внезапно спросила его, хочет ли он на море.

– После ужина, – сказал Банан, которому почему-то было удивительно спокойно сидеть за маленьким столиком в почти игрушечном плетеном кресле и смотреть на женщину, сидящую напротив, за спиной которой медленно дышал уже начавший терять к вечеру свою зеленоватую окраску океан.

– Увидимся! – сказала Вера и собралась уходить.

Максим смотрел на нее, и ему чудилось, что белое платье становится все прозрачнее в лучах заходящего хар-факканского солнца, тает на ней, оставляя лишь крепкое, чуть полноватое в талии, покрасневшее от первого загара тело.

Раздались громкие голоса.

Говорили то ли на немецком, то ли на голландском, но наверняка не по-английски и не по-французски.

Вера посторонилась, пропуская в кофейню двух мужчин, один из которых посмотрел на нее и улыбнулся.

Банана передернуло: прямо к его столику медленно направлялся коренастый, плотный самец с красным лицом и крючковатым носом, под которым щеточкой топорщились густые черные усы, тот самый, которого Максим видел в баре отеля «Пиратская бухта», даже глаза у него были такие же – красные и навыкате.

Самец посмотрел на Максима и прошел мимо, чуть пошатываясь. За ним следовал толстячок в белых шортах и песочного цвета рубашке с короткими рукавами. Толстячок странно подпрыгивал, будто чему-то радуясь, а носатый направился прямо к стойке и потребовал beer.

– Large beer!

– One large beer!

Он говорил по-английски с акцентом, но эти три слова были поняты темнолицым в белой рубашке без труда, и большой бокал пива появился перед носатым незамедлительно.

Толстячок пристроился рядом, но захотел small beer – видимо, потребности у него были меньше, чем у носатого.

Максим допил кофе, расплатился и пошел вслед за Верой.

На фоне закатного розоватого неба было хорошо видно, как она идет по самой кромке пляжа, сняв босоножки и держа их в руке.

Прочь от отеля, в сторону хар-факканского бульвара, усаженного пальмами, в сторону нависающих темноватых гор, которые совсем скоро превратятся в размытые сумерками тени, а потом исчезнут, слившись с непроглядной темнотой подступающей ночи.

Идти было удобно – мелкий, хорошо утрамбованный мокрый песок не проваливался под ногами.

Банан остановился и снял сандалии.

Песок уже не был горячим, но еще хранил дневное тепло.

Банан побежал, легко, почти прыжками, как бегал много лет назад по совсем другому пляжу, ему вдруг показалось, что там, впереди, его сестра, а рядом с ней – Палтус, и они опять будут ловить осьминогов.

Странно, он не вспоминал Палтуса уже несколько лет.

Сестра временами звонила, иногда от нее приходили письма.

Но редко, очень редко.

А Палтуса он не вспоминал, но сейчас он догонит его и Мартышку, и они начнут ловить осьминогов, а потом растянутся на песке и будут смотреть на звезды.

Звезды уже начали появляться на низком аравийском небе, но Максим не смог бы найти ни одного созвездия из тех, что помнил с детства, – все они тут были чуть смещены, хотя до экватора неблизко, но это иные широты, и небо уже другое.

– Зачем так бежать? – спросила Вера, когда Банан, запыхавшись, догнал ее почти на середине пляжа.

– Ты же хотела на море, – глупо улыбнулся Максим.

– Будем купаться?

Банан стянул с себя шорты и майку и потянулся.

– У тебя красивые плечи, – сказала Вера.

Банан вспомнил хозяйку добермана.

– А ты?

Вера сняла платье, под ним был открытый белый купальник.

Она тряхнула волосами и пошла к воде.

Океан дышал, размеренно, лениво, и так же размеренно и лениво он принял их в себя, он был спокоен, но даже в спокойствии гнал волны, Максим и Вера качались на них, глядя, как у берега волна вдруг приподнимается, и обрушивается на песок, и стекает обратно, превращаясь в ажурные клочки ослепительно белой пены.

Банан обнял Веру и почувствовал, как она покорно прижимается к нему, но, когда он решил продолжить и взять ее тут же, в воде, она оттолкнула его и поплыла к берегу.

– Потом, – сказала она; он растянулся на песке рядом и смотрел, как над необозримой гладью воды раскрываются створки красноватой, набирающей силу луны.

– Почему? – с глупой ухмылкой спросил Максим.

– Чуть позже, – сказала Вера. – Опоздаем на ужин.

В ее голосе было что-то не то, и Банан произнес в ответ только одно слово:

– Врешь!

– Знаешь, – сказала она, – тот человек в кофейне…

– Ну и что? – спросил Максим.

– Когда он вошел, мне вдруг стало не по себе… Есть люди, которые приносят несчастье, ты веришь?

– Нет! – ответил Банан.

– А я верю, – сказала рыжеволосая. – От него шел запах беды, а женщины всегда чувствуют запахи…

– А чем от меня пахнет? – спросил Максим.

– Желанием, – ответила Вера. – Если хочешь грубее, то от тебя пахнет сексом. Как от негров…

– У тебя были негры?

Она засмеялась, потом наклонилась к нему и поцеловала в губы.

– А теперь пошли обратно, мы действительно опоздаем на ужин!

Но они не опоздали, они даже успели переодеться и встретились в ресторане, в общем потоке вокруг большого круглого стола, а потом пересекались еще несколько раз – когда брали десерт и когда столкнулись возле стойки с мороженым.

Вера закончила есть первой. Максим смотрел, как она идет к выходу из ресторана.

В дверях она еле разминулась с уже знакомым толстячком, который сменил шорты на светлые брюки, но был все в той же рубашке.

А вслед за толстячком в зал вошел носатый, сейчас он был в очках и гордо взирал на ужинающих, презрительно морщась.

Банан подумал, что этот тип, скорее всего, очередной алкаш; одинокий западный алкаш, который дорвался до двухнедельного отдыха и теперь оттягивается в полный рост, а то, что он мельтешит на пути уже второй день, – так что в этом удивительного, просто так легли карты, и никакого запаха беды, лишь странноватая случайность.

Носатый прошествовал к большому столу, а Максим, доев мороженое, пошел к себе – хотелось курить, а курить лучше всего на лоджии, сидя в шезлонге и глядя на мерцающую в лунном свете гладь воды.

Так он и сделал, а когда затушил сигарету, вдруг почувствовал, что ему хочется спать, свежий морской воздух и плотный ужин сделали свое дело, а все, что было до этого, – и ночной кошмар в Дубае, и странная женщина-Телец, и носатый с запахом беды – лишь миражи, нагнанные ветром из пустыни.

Надо спать. На этой большой кровати.

Таких он еще никогда не видел!

Он и на сей раз не стал включать кондиционер, а оставил приоткрытой дверь на лоджию – если станет душно, дверь можно прикрыть, а кондиционер – включить.

Принял душ и завалился на шелковистую бежевую простыню, вдобавок покрытую каким-то странным геометрическим орнаментом блекло-коричневатых тонов.

И сразу заснул, а проснулся оттого, что в дверь номера постучали, негромко, но он услышал и пошел открывать, даже не удивившись тому, что она сдержала слово и пришла.

И он наслаждался, перебирая длинные, густые темно-рыжие волосы у нее на лобке, а потом вошел в нее и почувствовал, какая она влажная и глубокая, и все было как всегда – он давно уже не искал в женщинах нового, каждая давала лишь то, что могла дать, а могли они все лишь одно и то же.

Но ему было хорошо, хорошо было и ей, она тоже не ждала ничего нового, но от него пахло желанием, а ее приятель задерживался в Шардже, и почему бы не прижаться к этому телу с красивыми мускулистыми плечами и не почувствовать, как партнер заполняет твою ноющую пустоту, она подмахивала ему в ритм, они оба взмокли, волосы у него на груди слиплись, и он чувствовал ее липкие от духоты и пота груди, но не было никакого желания распадаться на две части, вставать и включать кондиционер, тем более что оставалось совсем немного, она уже изгибалась под ним, а ему хотелось кричать, но она вскрикнула первой, и он в благодарность проник еще дальше и только тогда закричал сам.

– Ты действительно любишь Тельцов?! – То ли вопрос, то ли утверждение.

Он поцеловал ее мокрую грудь – вначале провел языком по коже, потом сместился правее и облизал напряженный, затвердевший сосок.

– Мне пора, – сообщила она, вставая с кровати. – Проводишь меня до лифта?

– А душ?

– Не хочу, – сказала она. – Потом, у себя.

Он натянул майку и шорты, подождал, пока она оденется, и вышел вслед за ней из номера, помахивая ключом.

Коридор был пуст, толстый ворс ковра заглушал их шаги.

Они повернули к лифту.

В кресле возле него кто-то спал, отчаянно храпя.

Вера вздрогнула и вцепилась Максиму в руку.

Храпел носатый, видимо, сел покурить, да так и уснул – в пепельнице валялся темный окурок сигариллы, а рядом лежала зеленоватая пачка с надписью «Captain Black».

– Не бойся, – зачем-то сказал Банан, а потом, помолчав, добавил: – Спасибо!

Она ничего не ответила, вошла в подъехавший лифт и помахала ему рукой.

Двери закрылись, носатый вдруг перестал храпеть.

Максим посмотрел на него, тот, в свою очередь, странно взглянул на Максима, потом, покачиваясь, встал, взял со столика свое курево и пошел в противоположный конец коридора.

Максим пожал плечами и двинулся в номер, чувствуя привычную легкость после близости с женщиной, голова была прозрачной и отчаянно хотелось спать, но вначале надо опять принять душ, он закрыл дверь на лоджию, включил кондиционер, поставив регулятор на отметку 24, а потом снял с себя все, вымылся и ничком рухнул на кровать.

Проснулся он, неожиданно для себя самого, рано, еще до завтрака, хлебнул воды, закурил, потом сходил в ванную, оделся и пошел в ресторан.

В холле перед рецепцией было много полиции, человек пять, двое разговаривали с портье, двое рулеткой вымеряли расстояние между разбитыми стеклянными дверями бокового входа и некоей точкой, помеченной мелом, постояльцев не было, и, увидев Максима, полицейские стали говорить тише и как-то засуетились, а когда он, позавтракав с немногочисленными ранними пташками в почти пустом зале, вышел обратно, уже не было полицейских.

Он вернулся в номер и стал собираться на пляж, гадая, почему за завтраком не заметил Веры, хотя что удивляться – он так разнежил ее ночью, что она, наверное, до сих пор спит и появится, скорее всего, только днем, или на пляже, или в кофейне.

Но она не появилась.

Она просто исчезла, как тот странный черный чувак, что притащился к нему прошлой ночью в Дубае и начал пугать кошмарами, хотя с Верой все было намного проще – ее приятель все же вырвался в Хар-Факкан пораньше, и пока они упоенно занимались любовью на большой кровати в номере Максима, он сидел и ждал Веру возле такой же кровати у нее в номере, а когда она вернулась, начал устраивать разборки, и кончилось тем, что он спустил ее с лестницы.

Верин номер находился на втором этаже, вначале ее проволокли по коридору, потом сгребли в охапку и метнули, как шар для боулинга, и она пересчитала, падая, с десяток ступенек, влетела в застекленную дверь, рассекла себе голову, порезала плечи, да и вообще – чудом осталась жива.

Ночной портье вызвал секьюрити, те скрутили ревнивца и вызвали полицию. Вера была в местной больнице, ее приятель торчал в зиндане, а черный чувак, возникший в полуденный час прямо перед Бананом, будто вознесшийся из глубин пресловутого Аравийского моря, хитро ухмылялся и потряхивал цепями, как в давешнем бредовом сне, и Максим вдруг с необъяснимой тоской понял, что строчки, небрежно накарябанные на конверте, действительно про его родную сестру, ту самую Мартышку, которую он не видел уже много-много лет, а этот обритый наголо тип – не кто иной, как исчезнувший в невнятно давнем сентябре возлюбленный сестры и его друг Палтус; какими путями все это пришло в голову Банану – сказать трудно.

Но – пришло.

Он вернулся в номер, достал из сумки конверт и перечитал написанное.

 
Повидай сестру Мартышку, чей задок так упруг,
И спроси ее, какого цвета я дарил ей халат,
И она ответит: «Белый! а что тебе, брат?»
 

Он думал про надпись весь остаток дня, она снилась ему и ночью, Банан никак не мог вспомнить нечто очень важное, что предшествовало этим строчкам и что черный бугай упорно втолковывал ему, но он забыл это, отрубился, не удержал в голове, а без тех строчек эти были абсолютно непонятны, и оставалось одно – вернувшись домой, лететь к сестре.

По крайней мере, так проще заглушить откуда-то взявшуюся ноющую боль, которую минувшей ночью помогла утолить рыжеволосая дамочка, чья судьба на миг пересеклась с судьбой Максима, но они расстались и больше никогда не увидятся, и никогда больше Банан не окунется в теплые воды Аравийского моря у побережья маленького курортного городка Хар-Факкан, или Карфакан, но что-то все же изменилось в результате этой их встречи, будто Вера пробудила в нем нечто, спавшее долгие-долгие годы.

 
Повидай сестру Мартышку, чей задок так упруг…
 

Рано утром, отправляясь в аэропорт Фуджейры, он опять лицом к лицу столкнулся со странным носатым типом.

Максим вспомнил Веру и внезапно принюхался.

От носатого отчетливо пахло бедой.