Текст книги "Летучий голландец"

Автор книги: Андрей Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Утерянный рай

Все тропические острова похожи один на другой – необыкновенно синее небо и такое же синее море, напоминающее магический кристалл, в самый центр которого поместили дивный дар, иллюзию из иного мира, что-то такое, чему не должно быть места на этой земле.

С белым коралловым песком пляжей, высокими точеными пальмами, густыми прибрежными зарослями и манящей пасторальной дикостью вершиной, покрытой открыточными джунглями, если, конечно, остров этот не скучный атолл, на котором лишь песок, несколько пальм да лагуна с мелкой и невыносимо теплой водой.

Банан смотрел на возникающее из воды волшебное видение.

Он даже знал, как оно называется: слова вновь начали приходить в голову, лист бумаги уже покрылся множеством гласных и согласных букв, мир потихоньку обретал так внезапно утраченные черты, вот только это был совсем другой, лишенный прошлого мир.

Банан потихоньку вспоминал, как и что называется, но многое еще оставалось там, в чуть отступившей, но так и не рассеявшейся до конца мгле.

Плот медленно приближался к берегу, черный человек, которого они подобрали в воде уже засветло, оказался слишком тяжелым – втроем они едва вытащили тело из воды. К этому времени Банан уже пришел в себя: будто кто-то внезапно провел ему по лицу губкой, смоченной в животворном растворе, и опустошающая усталость, равно как и ломающая кости боль, исчезли, остались лишь неприятная резь в глазах да обжигающая сухость в горле, которую не уничтожили даже несколько глотков воды из пластиковой бутылки, любезно протянутой Банану хозяином плота.

Тогда-то они и услышали крик, а потом Надя испуганно показала рукой на скошенный треугольный плавник, мелькнувший среди волн.

За первым плавником показался второй, потом третий, она вдруг заулыбалась, что-то шепнула владельцу плота, тот начал грести сильнее, вот они уже рядом с дельфинами, ныряющими возле последнего оставшегося в живых пассажира.

– Дельфины, – сказала Надя Банану, – они не хотят, чтобы он утонул…

У черного человека были закрыты глаза, он покачивался на воде, как труп.

– Живой, – сказала Надя, – просто потерял сознание…

Банан перегнулся через бортик и ухватился за воротник спасательного жилета.

Надя рыбкой сиганула с плота, дельфины с любопытством посмотрели на нее, развернулись и поплыли, игриво подныривая под набегающие волны, вновь выскакивая на поверхность и опять исчезая в необыкновенно синей прозрачной воде.

Подплыв к Вилли, она принялась выталкивать его из воды. Банан тащил за воротник, Марко, отложив весло, принялся помогать.

Они втащили Вилли на плот, солнце уверенно всходило над горизонтом.

Марко снова взялся за весло и стал грести, пытаясь держаться за дельфинами. Вандердекеру казалось, что они не просто резвятся впереди, а указывают ту дорогу, что была, как выяснилось, предначертана еще много лет назад, когда на борту самолета, летевшего из Кейптауна в Сидней, он впервые понял, что судьба готовит ему нечто иное, чем всем остальным, сидящим в том же салоне. Но тогда, по какой-то роковой случайности он воспринял это как нечто ужасное, несущее гибель, хотя на самом деле эта дорога должна была привести его в рай.

И рай наконец показался.

Дельфины сделали прощальный круг и исчезли в волнах Андаманского моря, а перегруженный плот медленно приближался к вырастающему из воды белому берегу, лениво подгоняемый тем же тихим утренним ветром, что вкрадчиво шевелил листья склонившихся в сторону мелководья пальм.

Банан спрыгнул в воду и принялся толкать плот сзади.

Было тихо, слышался лишь плеск весла – ни крика чаек и иных морских птиц, ни жужжания насекомых над водой.

Рай приоткрыл двери, плот вскользнул в них, двери снова закрылись. Плот с шорохом ткнулся о берег и остановился.

Банан посмотрел на Надю, потом на Марко.

Смешной краснолицый человек с большим носом и густой щеточкой усов.

Если бы не он, то они бы не выжили.

Банан попытался вспомнить, что было до того, как он увидел Надю, у него не получалось.

Выходит, что до Нади не было ничего.

Плот стоял у берега, на плоту лежал черный человек без сознания.

Втроем они перенесли его под ближайшую пальму и положили в тень.

Марко пошел обратно к плоту – посмотреть, сколько у них еды.

Они с Надей сели на песок рядом с безжизненным телом черного, ветер шумел в верхушках пальм, потихоньку гнал на остров уютную, идиллическую волну.

И тогда Надя заплакала.

Наверное, это действительно был рай, только здесь их никто не ждал.

– Эй, – сказал Банан, – ты чего?

– Мне здесь не нравится! – сказала Надя.

– Здесь так тихо, – проговорил Банан, – так хорошо!

Надя заплакала сильнее. Банан провел ладонью по ее лицу, то ли пытаясь вытереть слезы, то ли просто – желая успокоить и приободрить.

– Никогда, – продолжила Надя, – никогда нам не выбраться отсюда!

– Смотри! – сказал Банан.

Надя посмотрела и увидела, что черный открыл глаза.

Он пристально смотрел на Банана, в глазах был испуг.

Черный чтото прошептал, потом попытался встать.

– Что он сказал? – спросил Банан.

– Что ты – его злой дух! – ответила Надя и улыбнулась.

Черный помотал головой, привстал, а потом рухнул перед Бананом на колени.

– Эй! – громко сказал Максим и замолчал. Внезапно на языке закопошились английские слова:

– What's happened to you? Why are you afraid of me?

– Он не тебя боится, – сказала Надя, – просто он когда-то сделал тебе больно…

Сзади подошел Марко и закашлял. Он был мрачен – одному еды хватило бы на пару дней, но вчетвером они слопают все за раз.

 
I'm gonna thump you on the rocks you stupid octopus crook,
I'm gonna turn you into turbot make you swallow the hook!
But you're a comma in a bed, your thigh's a-glowin' so white,
You empty-headed motherfucker, you're a-losin' your fight! —
 

внезапно забубнил черный, так и не вставая с колен.

Марко достал из пакета одну банку консервов, вслед за ней вторую, потом – третью. Четвертой не было.

– Это он о чем? – спросила Надя, посмотрев на Банана.

Банан напряг память.

Когда-то уже слышал эти слова, и они что-то значили.

– Осьминог, – задумчиво сказала Надя, – причем здесь осьминог?

Что-то взорвалось в голове у Банана.

Банан вспомнил этого осьминога.

Он видел его очень давно, еще до прибытия в рай.

Впрочем, тогда тоже был рай – только море называлось по-другому, но как – он не знает. Отобью тебя о скалы, осьминог-дурачок, Словно палтуса поймаю я тебя на крючок! Ты лежишь, как эмбрион, во тьме белеет нога, Сразу видно, мазэфака, не сечешь ни фига!

Тогда он сидел на высокой скале, напротив него, на торчащем неподалеку из моря большом плоском камне, двое любили друг друга.

– Если не хватит еды, – сказал Банан, – то будем ловить осьминогов…

– Octopus! – радостно возопил Марко и достал из пакета несколько упаковок быстрорастворимой лапши.

Банан попытался вспомнить другие слова из текста про осьминога. Там должно быть что-то вроде: Типа, в позе эмбриона ты валяешься зря! Ты какого добермана прикатил за моря? Забашлял и типа круто все теперь у тебя? Мелко плаваешь, брателло, говорю тебе я!

Марко протянул бутылку с водой, Максим прополоскал рот, хлебнул и передал бутылку Наде.

Та, сделав глоток, протянула ее Вилли.

Тот отпил и вернул бутылку обратно Марко.

В раю стало припекать. Тень от пальмы поползла змеей и скрылась в зарослях.

Ни бабочек, ни птиц, ни жуков.

Мертвый рай с потрясающе синим морем!

Банан все пытался вспомнить, когда он мог слышать странные строки, внезапно возникшие в голове.

Но они исчезли так же, как появились.

Осьминог полз по дну возле берега и подмигивал Банану.

Банан попытался его поймать, но тот ускользнул и, вслед за тенью, растворился в мангровых кустах.

В открытой консервной банке лежало несколько кусочков осьминожьего мяса. Банан посмотрел на них и брезгливо поморщился.

– Ешь, дурачок! – очень знакомым голосом сказала Надя, кто-то и когда-то говорил с ним таким же голосом, но еще там, в другой жизни.

Черный подцепил последний кусочек и отправил в рот.

– Вот он – хороший мальчик, – тем же голосом сказала Надя, – посмотри, все съел!

Банан посмотрел.

Вилли действительно съел все.

«Как его зовут?» – подумал Банан.

Черный улыбнулся и не ответил.

– Тебе надо поесть, – сказала Надя, – обязательно!

Банан стал брать из банки кусочки и класть в рот.

Марко и Вилли радостно хлопали в ладоши.

«Чикса…, – внезапно подумал Банан, – скоро должно появиться слово «чикса!»»

Он протянул банку Марко и посмотрел на Вилли.

Тот послушно выпалил в ответ:

 
Oh yeah, the biggest shot I am, but to the Realm of the Ghost
I had departed from the Planet with no offspring to boast!
So when you come to native grounds look for the gadget of glass
And the glamour chick who owns all gametes of first class…
 

– Сумасшедшее место, – сказала Надя, – мы здесь все уже тронулись!

Банан пытался понять, что протарабанил сейчас черный: Да, я круче всех на свете, только в царство теней Я ушел, а на планете не оставил детей! Как вернешься ты домой, найди стеклянный предмет И шикарную чиксу с крутым набором гамет….

По отдельности каждое слово было знакомым, но смысла он не разбирал.

– Надо искать еду, – сказал Марко, – еду и воду, кто пойдет со мной?

Кто ушел в царство теней? Что за стеклянный предмет?

Вилли улыбнулся и вслед за Марко потащился в сторону зарослей.

– А мы по берегу, – сказала Надя, – там должны быть съедобные ракушки!

Она шла впереди, Банан смотрел на ее спину.

Спина женщины в раю.

В мертвом раю, утраченном раю, так и не обретенном раю.

Надя была в шортах и майке, уже высохших и прилипших к телу.

Банан чувствовал, что начинает понимать смысл утраченных слов.

Можно ничего не вспомнить, но открыть для себя заново.

Чикса с крутым набором гамет…

Банана лихорадило, он убыстрил шаги, догнал Надю и сильно схватил за руку.

– Ты с ума сошел! – сказала та, посмотрев в его обезумевшие глаза.

Банан ничего не ответил, притянул ее к себе и сунул правую руку под майку.

– Эй, – сказала Надя, – совсем рехнулся! Мы все тут скоро погибнем!

Банан вновь ничего не ответил. Смущенно, будто впервые в жизни, чуть прикасаясь кончиками пальцев, он гладил ее грудь – чикса наконец-то нашлась, вот она, рядом, только ничего, совсем ничегошеньки не понимает!

– Хорошо, – тихо сказала Надя, – может, в последний раз… – И добавила: —Я сама!

Сняла майку, бросила на песок, потом стянула шорты и кинула рядом.

Банан смотрел на ее худенькое, загорелое тело и вдруг почувствовал, как по щекам потекли слезы: он любил эту женщину всю жизнь, а нашел лишь перед смертью, – слово «смерть» пульсировало в голове и заставляло плакать.

Они улеглись на белый коралловый песок, рядом с лениво плещущими волнами Андаманского моря.

Надя оплела его ногами. Банану было уютно в ее лоне, том самом, которого он ждал всю жизнь.

Он смотрел на ее лицо с закрытыми глазами и думал, сколько раз еще сможет так же нежно и на всю глубину входить в нее, – наверное, столько же, сколько они пробудут здесь, в этом Богом заброшенном раю, с двумя спутниками, пробирающимися сейчас по джунглям к самой вершине острова, только сейчас ему не до спутников. Надя еще сильнее обхватила его ногами и задрожала, Банан не смог сдержаться и начал изливаться в нее, а она принимала его семя с какой-то странной, благодарной улыбкой на успевших припухнуть от поцелуев губах.

Банан замер. Она попыталась столкнуть его с себя, а потом сказала:

– Слезь, мне тяжело!

И засмеялась.

Банан встал.

– Чикса! – сказал он. – Ты – моя чикса!

– Если пробудем здесь долго, то я тебе рожу! – засмеялась Надя.

– Мы не протянем долго, – сказал Банан, – если нас никто не спасет…

– Здесь нас никто не спасет, ты не представляешь, где мы…

– Где? – спросил Банан.

– Судя по всему, где-то у побережья Бирмы, – ответила Надя, – а если это так, то мы можем быть лишь на одном из островов архипелага Мергуи…

– Ну и что? – недоуменно проговорил Банан.

– В этом архипелаге около восьмисот островов, – сказала Надя, – и лишь маленькая часть из них обитаема, а туристические катера не заходят дальше границы с Таиландом…

– Значит, будем ждать! – сказал Банан.

– Не хочу, – ответила Надя, – не хочу больше ждать!

И она опять потянулась к Банану.

Тот не противился, лег рядом и позволил ей ласкать себя, чем, как не любовью, заниматься в этом странном и таком одиноком раю?

Он принимал ее ласки и смотрел в безмятежно синее небо, и ему казалось, что белесые облака, изредка проплывающие в вышине, складываются в бессмысленный набор слов, которые и так постоянно мельтешат у него в голове, а смысл так и неясен, хотя смысл всегда бывает неясен, наверное, для этого Бог и создал мир – чтобы попытаться понять, зачем он это сделал и почему…

– Я – красивая? – спросила Надя, приподняв голову.

– Очень! – сказал Банан, подумав, что он давно уже никому не говорил правды, а значит, пора. Только странно, что происходит это именно здесь и сейчас, в последние то ли минуты, то ли часы, то ли дни его жизни…

– Если мы спасемся… – сказала Надя и замолчала.

– Спасемся! – произнес Банан и добавил: – Иначе и быть не может!

– А где мы тогда будем жить? – тихо спросила Надя.

– Где захочешь! – ответил Банан.

– Ты не хочешь обратно?

Банан попытался понять, о чем она говорит, и не смог.

Слово «обратно» ничего не значило, он опять не мог вспомнить, в голове снова появилась неприятная тяжесть.

– Нет, – на всякий случай ответил он, – обратно я не хочу.

Надя провела рукой по его животу, потрепала волосы на лобке и сказала:

– Кажется, я люблю тебя!

Банан ничего не ответил, он смотрел в небо, пытаясь прочитать странную надпись, будто сотканную из появившихся облачков.

В зарослях раздался шум – кто-то ломился сквозь них, пытаясь выбраться напрямую к берегу.

Надя села и потянулась за майкой.

Потом быстро надела шорты.

– Тут никого нет! – сказал Банан.

Из зарослей выскочил Марко. У него были совершенно безумные глаза.

– Там! – закричал он, – там!

– Нет, – сказала Надя, – я тебя прошу!

Банан быстро зашагал к зарослям.

«Это не рай, – думал он, – это что-то совсем другое…»

В зарослях было темно и сыро после недавно прошедшего ливня.

Марко подошел к морю и начал смотреть вдаль, будто пытаясь вымыть соленой и горькой водой из памяти въевшуюся в нее картину: мертвое тело, свисающее головой вниз с верхушки большого старого дерева, растущего в центре небольшой поляны, что находится в самой глубине этого необитаемого и такого тихого острова.

Возвращение Палтуса

Тень под брюхом Белого Тапира светлела, хотя ночь еще не поползла к рассвету.

Даниэль поморщился.

Он не любил, когда дела шли не по плану.

Вот дождь – это по плану. Он просил бога, и тот ему ответил.

А значит, Вилли не долетит до острова. Даниэль не знает, что с ним будет, но Вилли не долетит до острова и не найдет Белого Тапира.

Ливень начал стихать, громовые раскаты ушли в сторону, да и молнии сверкали уже вдали от острова, а вскоре лишь редкие капли продолжали падать на землю сквозь ветви большого старого дерева, под которым стоял Белый Тапир.

Тут Даниэль и заметил свет.

Вначале ему показалось, что это действительно светлеет тень, но какая может быть тень, когда вокруг кромешная тропическая ночь, а костер давно погас, прибитый струями безжалостного дождя?

Но свет усиливался, Даниэлю стало страшно.

Может, бог обиделся и решил очнуться от многовековой спячки, не дожидаясь, пока он откроет цилиндр?

Надо спешить, крышка поддается туго, Даниэль с усилием пытается повернуть ее, но ничего не получается.

Его бьет дрожь, руки трясутся, цилиндр падает на землю.

И в этот момент из брюха Тапира появляются языки пламени.

Холодные, зеленоватого цвета.

Как из ракетного сопла при старте.

Даниэль не раз видел по ТВ запуск ракет.

Французских, американских, русских, даже японских.

И всегда удивлялся тому, отчего у пламени зеленоватый оттенок, хотя скорее всего это просто какие-то глюки при цветопередаче.

Пламя не должно быть зеленым – желтым, чуть красноватым, с белыми проблесками, но только не зеленоватым. Такое возможно лишь при тайных обрядах, а какое колдовство при запуске ракеты?

Но в экране телевизора у пламени всегда зеленый оттенок.

Даниэлю показалось, что он сейчас у себя дома, в Барселоне. Сидит в кресле и смотрит на экран.

Пламя изливалось беззвучно. Даниэль лишь слышал, как шуршат по листьям последние капли дождя.

Зачем-то он вспомнил Убон и подумал, что когда будет в Паттайе, то надо провести с ней побольше времени – пусть сделает ему массаж, а не только подставит дырочку.

И внезапно понял, что никогда больше не будет в Паттайе.

Как и в Барселоне, и в Брайтоне, и в Сан-Франциско.

В Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Токио.

Сеуле, Мельбурне, Копенгагене.

Никогда и нигде не будет.

Тапир оторвался от земли и начал подниматься над поляной.

Языки пламени росли, странно, но кто-то включил в телевизоре звук.

Сейчас они вырывались с неприятным и грозным шипением, будто там, внутри белого корпуса, проснулась большая голодная змея.

Как-то в Южной Африке Даниэлю показывали одну – шуруруку, еще ее называют бушмейстер.

Страшнее кобры, гаже любого смертоносного аспида.

Но тогда это была мертвая змея, а сейчас – живая.

А значит – бог не любит его, он чем-то обидел бога, и тот решил отомстить.

Даниэль встал на колени и поднял голову.

Тапир парил над поляной, змея в брюхе отчаянно шипела.

Даниэлю хотелось спросить, что он сделал такого, отчего должен умереть?

Ведь он всегда любил только одного бога – Белого Тапира.

И даже принес ему глаз.

Цилиндр все еще валяется неподалеку от потухшего костра, никелированный цилиндр с так и не отвинченной крышкой.

Змея в брюхе продолжает шипеть, только Даниэлю кажется, что это уже не змея.

Что-то еще более страшное: непонятная, чуждая сила, что вот-вот вырвется наружу и подхватит его, подкинет для забавы вверх, а потом бросит с высоты на землю, и он разобьется.

Или повиснет мертвым, вниз головой, зацепившись ногами за ветку этого старого дерева.

Даниэль закричал.

Надо выключить телевизор, разбить, кинув в экран цилиндром. Тогда языки пламени исчезнут, и Белый Тапир вновь опустится на землю.

Но он не опускается, наоборот – начинает расти.

Даниэль завороженно смотрит, как парящая над поляной фигура становится все больше и больше.

Вот она уже закрывает полнеба, он опять кричит, но бог не отвечает, равнодушный, бессердечный, отвернувшийся от него бог!

Наславший вдобавок змею, которая оплела его своим гибким телом.

Становится тяжело дышать, кольца сжимаются все сильнее. Даниэль чувствует, как ноги отрываются от земли.

Его поднимают вверх, но это еще не конец.

Сейчас змея распустит кольца, и он упадет вниз.

Хорошо бы до этого не дожить.

Он уже не боится – страх ушел, приближается смерть.

С глазами старого китайца, проигравшего ему в сикбо много лет назад.

Недаром еще с детства он слышал – не верь китайцам, они обманут!

Чертов китаец, зачем он тогда сел с ним играть?

Старик посмотрел на него так, будто наперед знал, что случится.

Когда-нибудь.

Сейчас.

Через пару мгновений.

Даже можно сосчитать.

Даниэль произносит про себя «раз».

Потом «два».

Больше ничего не происходит.

Лишь ночь доползает до рассвета, рассвет переходит в розовое и нежное утро, быстро сменившееся уверенным, жарким днем.

Если посмотреть сейчас на поляну со стороны, то хорошо видна фигура странного животного, сделанная из белого металла и стоящая у большого дерева, на котором, чуть покачиваясь, головой вниз висит человеческое тело – рот искривлен, будто перед смертью человек кричал, да так и умер, скорее всего от ужаса.

А неподалеку от дерева валяется никелированный цилиндр с неотвинченной крышкой.

Вилли вначале долго пялился на Даниэля, потом на цилиндр, потом опять на Даниэля.

На Белого Тапира он не смотрел.

Лучше не знать, что здесь случилось, есть вещи, о которых лучше не знать!

Когда Надя и Банан, запыхавшись, вышли на поляну, то Вилли стоял на коленях и молился.

Тело на дереве чуть покачивалось.

Вилли молился за душу Даниэля, а еще – за свою душу.

Он просил бога простить его.

За все, что когда-то сделал.

Даже за то, о чем уже не помнит.

К примеру, он помнит, как разбил отчиму голову обрезком водопроводной трубы.

Сейчас бы он этого не сделал.

– Надеюсь, ты слышишь меня, господи?

Бог не отвечал, да Вилли и не нуждался в ответе.

Просто такой мир, господи, говорил он, полный мерзости и гноя.

Надо бы все это смыть и начать заново.

– А вот если ты не дашь мне увидеть, что будет в том, новом мире, то значит, мое место – на этом дереве, рядом с Даниэлем, я прав, господи?

Бог опять не ответил, и Вилли заплакал.

Наверное, первый раз в жизни – он не помнил, чтобы когда-нибудь плакал!

Надя подошла к нему и погладила по черному плечу.

– Перестань, – сказала она, – лучше давай снимем тело с дерева и похороним!

Вилли кивнул.

Надо было похоронить Даниэля.

Он подошел к дереву и стал карабкаться.

Даниэль застрял между пятой и шестой ветками, если считать снизу. Вилли пыхтел, но лез.

Руки саднило, один раз он чуть не сорвался – неудачно поставил ногу. Но удержался, оставались еще две ветви.

Непонятное дерево, каким образом оно вымахало таким большим?

Наконец он оказался рядом с телом и спихнул его на землю.

Труп Даниэля глухо шмякнулся о траву.

Вилли показалось, что Белый Тапир пробурчал что-то невнятное.

Наверное, похвалил его – мертвые должны быть в земле, не так ли?

Когда Вилли слез обратно, то Надя и Банан стояли у тела и о чем-то говорили на непонятном языке.

– What? – спросил Вилли. – Что?

– Stones! – ответила Надя. – Камни!

Вилли понял.

Им нечем копать землю, но здесь есть камни, на краю поляны их так много, будто кто-то приготовил специально.

Они положат тело под дерево и завалят камнями.

А рядом будет стоять Белый Тапир.

И охранять Даниэля.

Существо с одним глазом, то ли бог, то ли посланник бога – Вилли решил больше об этом не думать.

Он таскал камни, Надя и Банан заваливали тело.

Было жарко, как и положено душным и влажным тропическим днем.

Камней пришлось принести много, Вилли устал.

Он был мокрым от пота, руки болели, но он носил и носил камни, пока Надя не сказала:

– Хватит!

Они удовлетворенно посмотрели на гору камней. Вилли снова показалось, что Белый Тапир шевельнулся.

И скосил в его сторону свой единственный глаз.

Вилли знал, что второй там, в брошенном неподалеку от дерева цилиндре.

Можно взять и вставить на место, вот только что-то говорило ему: нельзя!

– Пойдем! – сказал Банан и повернул в сторону зарослей.

Надя направилась за ним, Вилли послушно потащился следом.

Но потом остановился и попытался понять.

Даниэль лежал под грудой камней. Белый Тапир стоял рядом. Судя по всему, всем довольный.

Значит, дело было не в глазе.

«Цилиндр! – подумал Вили. – Надо взять цилиндр!»

Именно цилиндр здесь был лишним, если бы в нем действительно был глаз бога, то Даниэль остался бы жив.

А раз так, то цилиндр принадлежит тому, у кого его отобрали, – белому, который ничего не помнит.

Но не помнит сегодня – вспомнит завтра.

Вилли был уверен, что завтра все равно наступит, даже если Бог услышал его молитву и вскоре смоет весь мир, наслав на него новый потоп, – когда он был маленьким, мом часто читала ему Библию.

Но завтра все равно наступит, а значит, надо отдать цилиндр белому.

Банан и Надя были далеко впереди. Вилли торопливо догнал их, крепко держа цилиндр в левой руке.

Они шли медленно, о чем-то разговаривая.

Женщина говорила спокойно и нежно.

Вилли улыбнулся.

Так говорят, когда любят и не ждут смерти.

А значит – все они будут живы.

И простой черный парень из Брайтона, и молодая, светловолосая женщина, и потерявший память белый, и второй белый, который испугался мертвого тела и убежал обратно на берег.

Вон он, сидит на корточках у самой кромки песка и смотрит в сторону моря.

Вилли тронул Банана за плечо и протянул цилиндр.

Тот недоуменно посмотрел на Вилли, потом неуверенно взял цилиндр.

– It's your property! – сказал Вилли.

Банан не помнил, чтобы у него когда-нибудь была подобная штуковина, но если дают, то отчего бы не взять?

Надя о чем-то говорила с Марко.

Банан сел рядышком и стал смотреть на цилиндр.

Потом попытался отвинтить крышку, получалось это с трудом – кто-то уже пытался открыть и чуть не свернул резьбу.

Наконец крышка поддалась, Банан начал крутить сильнее.

Потом снял ее и положил на песок.

В цилиндре лежала какая-то ампула, а еще из цилиндра несло холодом.

Максим взял ампулу из гнезда, поднес к глазам и стал рассматривать.

Ампула как ампула, внутри что-то молочно-белое, хотя на солнце кажется серебристым.

Цветом похоже на сперму или лунный камень.

А еще на ампуле маркировка. ZZX 222.

Непонятно, зачем отдал ему это черный.

Хороший парень, вон какие таскал камни там, на поляне!

Банан посмотрел на ампулу, встал с песка и подошел к воде.

Вилли что-то крикнул ему в спину, но он не различал слов, – ветер, дующий с моря, относил их обратно.

Размахнулся и кинул ампулу в море.

Она пролетела недалеко, гальку в детстве он кидал ловчее.

Сверкнула на солнце и упала в воду.

Большая глупая серо-белая птица, приняв ампулу за мелкую рыбешку, сорвалась с соседней волны, подхватила ее клювом и полетела в сторону открытого моря, где фиолетово-синяя вода означала большие глубины.

Птица попыталась проглотить ампулу, что-то ей не понравилось, и она выронила ее обратно в воду.

Банан не видел этого, он сидел на песке, рядом была Надя. Марко и Вилли сидели чуть поодаль и внимательно смотрели в сторону пустынного и безбрежного моря, но ведь это совсем не значит, что там не может появиться спасительный силуэт какого-нибудь судна.

Ампула начала погружаться – то ли ее содержимое оказалось тяжелее воды, то ли в силу каких-то непонятных изменений в физических законах, только она стала опускаться на дно, пока наконец не треснула под давлением, и ее содержимое смешалось с водой Андаманского моря.

И тогда произошло то, чего не ожидали ни Вилли, ни Марко Вандердекер, ни Банан с Надей.

Темные, непроницаемые глубины окрасились в молочный цвет, вода принялась нагреваться.

И некто, в привычном и уютном холоде спящий на самом дне, вдруг проснулся, вытянул из каменистой расщелины свое тело и ударил хвостом.

Может, гигантская доисторическая рыба, может, сам великий морской змей, но этот некто проснулся, ударил хвостом и начал подниматься из непроницаемых, темных глубин.

Поверхность моря принялась горбиться и вздыматься, как бывает, когда возникает цунами.

Еще никем и никогда не виданная волна пенилась, превращаясь в гигантскую водяную гору.

Некто снова взмахнул хвостом и, почувствовав, что вода опять становится холодной, решил вновь опуститься на дно.

Но волна не утихла, море слилось с небом, солнце моргнуло и скрылось за водяной завесой.

– Что это? – испуганно спросил Вилли.

Ему никто не ответил.

Надя крепко вцепилась в руку Банана, а Марко, закурив остававшуюся в пачке последнюю сигариллу «Captain Black», подумал, что будет делать, когда докурит ее до конца.

– Поцелуй меня! – попросила Надя.

Банан поцеловал ее и снова повернулся в сторону моря.

– Боже! – сказал Вилли. Такого он действительно никогда не видел да скорее всего больше и не увидит.

Солнце опять выскользнуло из-за водяной завесы. Под его прощальными лучами они сидели на белом коралловом песке и завороженно смотрели, как стена воды, приближаясь, становится все выше и выше, еще не понимая, что скоро она накроет их с головой и смоет вместе с островом, как уже смыла существовавший недавно мир.

– Вспомнил, – сказал Максим, – кажется, я вспомнил!

– Что? – спросила Надя.

Максим улыбнулся и промолчал.

– Эй, – сказал Марко Вандердекер, – вы что, забыли? У нас же есть мой чемодан!