Текст книги "Солнечная станция"

Автор книги: Андреас Эшбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава 7

Я отнес мешок с мусором в модуль жизнеобеспечения, рассортировал его содержимое по различным контейнерам и емкостям, вычистил внутреннюю поверхность мешка и положил его в кладовку. Затем, вспомнив об обещании, данном Танаке, я отправился на мостик.

Шлюз центра управления был открыт, и я действительно почувствовал, что в модуле трудно дышать. Танака ошибался – здесь не было душно, воздух был свежим и чистым, просто в ноздри бил странный и неприятный запах.

– Будет лучше, если вы проветрите, Леонард,– распорядился Танака.

Я все еще принюхивался, пытаясь понять, что мне все это напоминает. Пахло пылью, как будто в сундуке, который не открывали пару сотен лет, а еще чуть-чуть тянуло гарью, как от костра или барбекю. Непонятно. Я включил вентилятор, провел пальцами по решетке воздуховода и снова принюхался. Ничего особенного. Чистый воздух без малейшего следа странного запаха.

Я не был особенно удивлен или напуган. На борту станции существует тысяча и одна причина для появления необычных запахов. Самая серьезная из них – возгорание какого-нибудь кабеля или провода под высоким напряжением. Но в таком случае выйдет из строя прибор, к которому подключен этот кабель.

– Все приборы работают нормально? – поинтересовался я.

– Все в порядке,– отозвался Танака.

На всякий случай я еще раз проверил контрольный пульт и щит контроля энергопотребления, надеясь обнаружить причину загадочного запаха. Тщетно. Люк, ведущий в кабинет командира, неожиданно распахнулся, и я услышал голос Мориямы:

– Это вы, Леонард?

– Да.

– Не знаете, чем это так воняет?

– Пока нет, но я работаю над этим.

Морияма выглянул в коридор и поморщился.

– Ладно, когда что-нибудь найдете, скажите мне.

– Sumimasen,командир, получено послание из НАСДА! – Танака подлетел к люку и протянул Мо-рияме лист бумаги.

Командир прочитал записку, поморщился и что-то пробормотал себе под нос. Потом повернулся к Танаке:

– Тут уж ничего не поделаешь. Известите команду.

Сэтими словам» Морияма вернулся в кабинет и закрыл за собой люк. Танака развернулся и полетел на свое рабочее место. Пролетая мимо меня, он бросил через плечо:

– С шаттлом какие-то проблемы. Старт отложен на неделю.

В этом тоже не было ничего необычного. Японцы трепетно относятся к безопасности, поэтому стоит небольшой буре разыграться в сотне километров от стартового комплекса в Осаке, как старт откладывается, так как тамошним инженерам в любой волне выше метра чудится предвестие цунами.

Но даже если на море мертвый штиль, существует еще сотня причин и поводов для того, чтобы отложить старт. Малейшие неполадки при пробном запуске, отклонение стрелки одного из приборов хотя бы на волосок – и нам приходится ждать транспорта лишнюю неделю, а то и две. Удивительно, что некоторые космические корабли все же поднимаются с Земли и даже добираются до станции. Кроме того, поставщики, разбросанные по всему миру, также любят потянуть время. И вот шаттл стоит на старте, дожидаясь партии молочного порошка, или бананов, или полотенец с туалетной бумагой. Иногда кажется, что НАСДА существует для того, чтобы обеспечивать благополучие своих поставщиков, а не наоборот. В конце концов, меня опоздание шаттла напрямую не касалось. Танака сделал объявление по системе громкой связи.

Тут еще одна мысль пришла мне в голову. Я взглянул на огромную карту, где маленький крестик отмечал пункт земной поверхности, над которым сейчас пролетала станция. Мы были как раз над Новой Зеландией. Это означало, что мы входим в зону приема японского Центра управления полетом. Может быть, и мне пришло письмо?

Я поспешил во владения Сакая – благо, далеко лететь не пришлось – все приборы были здесь же, на мостике. Радист сидел за пультом дальней связи с таким равнодушным и отрешенным лицом, что напомнил мне то ли спящую лягушку, то ли погруженного в медитацию дзен-буддиста. Казалось, он не заметил моего появления. Или он действительно медитировал? Я невольно бросил взгляд на стоящий перед ним факс. Может быть, сегодня мне повезет?

В принципе, любой человек на Земле может прислать нам письмо. Для этого достаточно иметь доступ к факсу и знать наш адрес.

Практически же прилежные секретарши из НА-СДА аккуратно вскрывают адресованные нам письма и посылают их содержание на борт, когда станция Ниппон входит в зону приема. Оригиналы писем мы получаем на руки, когда возвращаемся на Землю. В общем это удобно. Нашему факсу не приходится без устали печатать послания всевозможных проповедников, невежд и фанатиков, решивших поболтать с космонавтами,– мы получаем письма только от ближайших родственников и друзей. А также, разумеется, приказы Центра, инструкции, сообщения от работающих на Земле ученых.

– У вас нет письма для меня, Сакаи-сан? – осторожно спросил я.

– К сожалению, нет, Леонард-сан,– отозвался радист, не поворачивая головы.

– Спасибо.

Это продолжалось уже не первый день и начало меня по-настоящему тревожить.

И тут я заметил краем глаза какой-то блеск на щите, висевшем рядом с центром связи. Я присмотрелся. Рядом с головкой шурупа примостилась крохотная капля воды. Воды? В составе воздуха на станции почти не было водяного пара. Я снял каплю пальцем и удивился еще больше – она была маслянистой. Я осторожно поместил каплю в пробирку, поднес ее к лицу и принюхался. Действительно– запах машинного масла.

– Что там, на этом щите? – поинтересовался я. Сакай неохотно поднял голову.

– Резервный пульт управления монтажной платформой. Резервный компьютер, контролирующий смену даты. Другие резервные приборы.

– Его можно открыть?

– Открыть? Разумеется. Видите эти шурупы? Если их вывинтить, пульт можно будет открыть.

Услышав наши голоса, Танака отвлекся от своей работы и пожелал узнать, что мы здесь обсуждаем. Я показал ему пробирку и маслянистый след на крышке щита.

– Меня интересует, откуда здесь масло? – пояснил я.– Капля была здесь, совсем рядом с щелью.

– Думаете, испорчен один изприборов?

– Возможно, и так.

Танака с сомнением покачал головой. Казалось, он спрашивал себя, что, собственно, я, Леонард-американец, делаю здесь на станции, среди всех этих высокоученых японских профессоров.

Я на секунду усомнился в своей идее. Для того, чтобы вскрыть щит, недостаточно вооружиться отверткой. Необходимо просмотреть соответствующие инструкции, руководства, техническую документацию и, возможно, посоветоваться с Центром управления полетом. Работу должен производить квалифицированный инженер, а по окончании сборки он обязан заполнить протокол и удостоверить своей подписью, что пульт вновь функционирует нормально. Короче говоря, это мероприятие очень сложное, дорогостоящее, и, главное, кто-то из профессионалов – Ивабути, Танака или Сакай – вынужден будет потратить несколько часов рабочего времени.

– Вы полагаете, что мы обнаружим там неполадки? – переспросил Танака.

– Да,

Я видел, что его ноздри трепещут от внутреннего напряжения.

– Какие повреждения конкретно?

– Я не знаю. Я буду знать это после того, как мы разберем пульт.

У меня не было никакой разумной причины ввязываться в эту авантюру. Только предчувствие, только... Dai rokkan.

Танака посмотрел на меня, как на шимпанзе, которая вздумала учить его квантовой механике.

– Soma bакапа!– проворчал он сквозь стиснутые зубы.– Оставьте пульт в покое, wakatakka?

– Hai,– ответил я.

Как-никак он выше меня по чину. Строго говоря – второе лицо на станции.

– Я полагаю, это капля моего крема,– вдруг подал голос Сакай.

Мы с удивлением уставились на него. Сакай нервно барабанил по пульту пальцами – совсем как Танака.

– Domo sumimasen,– поспешно заговорил радист.– Как раз перед тем, как вы вошли, я вернулся из своей кабины, где тщательно обработал лицо и руки жидким кремом. Это заняло не больше минуты. Я хочу, чтобы вы это знали, прежде чем решитесь предпринимать трудоемкие и бессмысленные действия.

Последняя, по-японски вежливая, фраза целила прямо в меня.

– Ну что, Карр, вы слышали? Это был крем. Полагаю, инцидент исчерпан.

Танака, также по-японски вежливо, дал мне понять, что я всего лишь глупый и заносчивый gaijin.

– Hai,командир,– согласился я.

Пробирка с таинственной каплей все еще была У меня в руках, когда я покинул мостик и отправился в лабораторию материаловедения.

Доктор Ким Чун By из Сеульского университета собрал у себя все самые современные и сложные приборы для химического анализа, какие только можно купить за деньги. Он не откажет мне в любезности исследовать эту каплю.

И если мои подозрения оправдаются, командир Исаму Танака, вам придется засунуть свой крем себе в задницу!

Глава 8

Ким Чун By, круглолицый улыбчивый кореец, приветствовал меня гораздо сердечнее, чем наши японские коллеги.

– Для меня большая честь видеть вас здесь, мистер Карр! – воскликнул он, разглядывая пробирку с таинственной каплей.

Не мешкая ни секунды, он отобрал пробу в стеклянный капилляр толщиной с волос, поместил его на центрифугу и нажал кнопку. Загорелись контрольные лампочки – новенький анализатор стоимостью в миллион долларов был готов к работе.

– Это займет время,– пояснил доктор Ким.

– Я не помешаю вашей работе? – поспешно спросил я.

– Вы мне никогда не мешаете,– отозвался кореец.– На сегодня мне осталось не так уж много работы. Думаю, я скоро смогу завершить свою диссертацию. Знаете, что такое диссертация?

Тут я невольно рассмеялся. Ким был очень вежлив, но в глубине души и он был не лучшего мнения о моем уме и образовании.

– Думаю, что знаю,– ответил я.– Вы хотите стать профессором?

– Профессором металлургии Сеульского университета,– продолжал Ким с воодушевлением.– Космической металлургии.

В этот момент мы услышали громкий скрежет. Казалось, кто-то постукивает гаечным ключом по внешней стенке лабораторного модуля. Нет, по меньшей мере, шестью ключами. Причем источник звуков явно перемещался от осевого тоннеля к свободному концу модуля. Увидев беспокойство на моем лице, Ким рассмеялся:

– Это всего лишь Спайдермен, мистер Карр. Хотите увидеть его за работой?

– С удовольствием,– я подплыл к иллюминатору, поднял светофильтр и заглянул в стекло.

Спайдермен – это прозвище робота-монтажника, который днем и ночью ползает по поверхности солнечных панелей и терпеливо и методично проверяет их состояние, а при необходимости ремонтирует. Спайдермен и в самом деле похож на огромного механического паука с трехметровым телом, где расположены аккумуляторы и блок управления. Впереди на теле закреплены две клешни с набором инструментов, с помощью которых Спайдермен работает с тончайшими листиками кремниевых фотоэлементов, рядом с клешнями расположены две подвижных камеры, а с боков – шесть суставчатых ног, с помощью которых Спайдермен передвигается по поверхности станции.

В отличие от монтажной платформы Спайдермен не может совершать экскурсии в открытый космос. На поверхности станции его удерживают мощные магниты, закрепленные на концах ног. Зато он может работать самостоятельно, повинуясь программе, заложенной в его компьютер. Кроме того, им можно управлять с помощью голосовых команд по радио. За все время существования станции не было случая, чтобы робот не понял приказа или совершил какую-нибудь ошибку. Добрый старый Спайдермен – наш надежный товарищ.

Когда-то десять таких роботов смонтировали солнечные панели станции. Затем девять из них вернулись на Землю. Спайдермен остался последним и единственным в своем роде. Ученые хотели проверить, как долго он сможет функционировать в космическом пространстве. Подозреваю, что Спайдермен переживет тех, кто обрек его на одинокий и бесконечный труд – пока он работает без единого сбоя, лишь линзы камер слегка помутнели от отраженного света.

Серебристое тело робота сверкало в солнечных лучах. Он добрался до грузового люка на конце модуля, клешней нажал на рычаг и вошел в открывшийся шлюз. Там Спайдермен забрал стопку тончайших листков, с помощью камер проконтролировал, ровно ли они лежат, и вновь выбрался из люка в безвоздушное пространство. Робот отправился дальше, чтобы заполнить листками пустые ячейки в структуре солнечных панелей, а специальная машина, расположенная в нижней части лабораторного модуля, тем временем подала в шлюз новую пачку фотоэлементов.

– Кремний, вероятно, самый дешевый строительный материал в Солнечной системе,– сказал Ким с затаенной нежностью в голосе.– Его можно найти буквально повсюду, на любой планете. Здесь, в космосе, при отсутствии силы тяжести и кислорода, мы можем собрать огромные кристаллические решетки. Только мы можем их построить, только мы можем их использовать. Ничего на экспорт – как это вам?

Он рассмеялся. Я тоже улыбнулся, хотя, сознаюсь, не понял, в чем соль его шутки. В принципе можно сказать, что наши «листочки» – усовершенствованные фотоэлементы, превращающие солнечный свет в электрический ток. В принципе можно. Но это все равно, что сказать, будто бы современный компьютер – это усовершенствованная электронная трубка.

– Вы видели, как строилась станция, мистер Карр? – полюбопытствовал Ким.

Я покачал головой.

– Мне посчастливилось увидеть это,– продолжал кореец.– Титанический труд. Огромное кольцо собирают на орбите из отдельных элементов. Все скрепляется кабелями. Щелк, щелк – и кольцо стабильно! Как знаменитый индийский фокус с веревкой, не так ли?! Затем к кольцу приваривается проволочный каркас для будущих панелей. И наконец роботы настилают листочки – фотоэлементы. Это было самое яркое впечатление в моей жизни. Запомните мои слова, мистер Карр, когда-нибудь мы построим на орбите огромные здания, небоскребы! Я не мог полностью разделить его восторг, но во время подготовки к полету мне довелось изучать историю строительства станции. Потребовалось пять шаттлов, чтобы доставить на орбиту фотоэлементы для монтажа солнечных панелей. На космической стройке было разработано и апробировано множество новейших, революционных технологий. Очевидно, для Кима это имело огромное значение.

– Мне кажется, наша станция достаточно велика,– заметил я.

– Ба! – Ким взмахнул рукой, с возмущением отвергая мое предположение.– Это пылинка! Это ничто по сравнению с нашими возможностями. К сожалению, наши поставщики не в состоянии обеспечить по-настоящему большую стройку. Потребуется слишком много ракет, чтобы доставлять на орбиту материалы. Выход только один: мы должны отказаться от пластика и строить из металла.

– Из металла?

Ким оглянулся по сторонам и заговорщицки подмигнул мне:

– Это великий секрет, мистер Карр! Вы обещаете сохранить его?

– Я буду нем, как могила! – заверил я корейца. Ему удалось по-настоящему разжечь мое любопытство.

Ким открыл шкаф и достал оттуда нечто узкое и длинное, завернутое в белый платок и перетянутое зеленым шнуром. Ким развязал шнур и сдернул платок. Я не поверил собственным глазам. Разумеется, я догадывался, что маленький кореец хочет показать мне нечто особенное, но я не предполагал, что когда-нибудь увижу на космической станции нечто настолько... архаичное.

Это был меч.

Ким нежно коснулся рукояти, затем поднял оружие так, что клинок засверкал в льющихся сквозь иллюминатор солнечных лучах.

– Такого меча еще не бывало на Земле,– сказал кореец.– Ни один самурайский меч не сравнится с ним. Он разрежет знаменитую дамасскую сталь словно масло. Его клинок – это единый кристалл металла. Жаль, что сейчас в мире не осталось рыцарей. Любой из них продал бы душу за подобный меч – выращенный вне Земли, в космическом пространстве.

Я взглянул на меч, а потом снова на корейца.

– Для чего вы его создали? Ким пожал плечами.

– Выращивание кристаллов в космосе – часть моей диссертации. Меч пригодится мне на защите в Токио,– он улыбнулся.– И еще потому, что я этого захотел. В невесомости и при сверхнизких температурах кристаллы металла вырастают необыкновенно большими и с необыкновенно упорядоченной структурой. Твердость кованного металла – ничто по сравнению с твердостью металла монокристаллического. Связи внутри кристалла невероятно сильны. Если металл ломается, он раскалывается по линии, проходящей между отдельными кристаллами. Но если такой линии нет, и весь блок металла представляет собой единый кристалл, то...

Я изумленно смотрел на маленького ученого. Казалось, его взгляд пронзал станы лаборатории и видел нечто, чего мне увидеть было не дано.

– Когда-нибудь мы заложим первые шахты на Луне,– продолжал Ким.– Мы найдем залежи металлов высочайшего качества и с помощью электромагнитных катапульт будем забрасывать на орбиту целые глыбы. Так будет решена проблема поставки. У нас будет строительный материал. У нас будет энергия. Океан энергии. В космическом пространстве столько энергии, что от нее порой нужно защищаться...

Раздался мелодичный звон. Анализатор закончил работу. Ким аккуратно завернул меч в платок, убран его на место, а затем взглянул на монитор анализатора, где разноцветные столбики на диаграмме означали компоненты, обнаруженные в таинственной капле.

– Странное вещество,– сказал Ким задумчиво.– Содержит около ста составляющих. Много органических веществ. Сера. Вода. Ионы металлов. Кремний. Бензопирены. Натрий.

– Это может быть жидкий крем? – быстро спросил я.

– Я не рискнул бы мазать лицо подобным кремом, – ответил кореец, улыбаясь,– но не забывайте, что я металлург, мистер Карр. Металлург, а не фармацевт.

Проклятье. У меня был результат анализа, но я не мог понять, что он означает. И тут мне в голову пришла идея.

– Если я принесу вам каплю крема, вы сможете определить, идентичны ли оба вещества?

– Вне всяких сомнений,– подтвердил Ким.– Если столбики на диаграмме совпадут – вещества идентичны. Если нет – то нет. Ошибки быть не может.

Я взглянул на часы. Сейчас я должен был приготовить ужин для всей команды. А вот завтра утром я вооружусь универсальным ключом и без труда добуду каплю крема из каюты Сакая.

– Можно, я принесу вам вторую пробу завтра? – спросил я Кима.– Вы согласны сохранить это в секрете?

Ким снова улыбнулся.

– Теперь у нас целых две тайны, мистер Карр,

– Так точно,– отозвался я.– Большое спасибо за все.

Глава 9

В помещении биологической лаборатории царил бесконечный ослепительный день. Многочисленные молочно-белые рефлекторы на стенах отражали солнечные лучи; под потолком ярко горели лампы дневного света. Горячий влажный воздух отдавал плесенью и гнилью. Казалось, открыв шлюз, я попал в тропические джунгли или экваториальный дождевой лес. Огромные аквариумы, в которых бурно ветвились неизвестные мне растения, пустые клетки, микроскоп с набором стекол, поблескивающие хромированные инструменты не нарушали этого впечатления. Передо мной была амбулатория работающего в тропиках врача, и застань я здесь как-нибудь изнуренного лихорадкой Тарзана, я бы не слишком удивился.

Я протиснулся в щель между столом и стеклянным шкафом и увидел в дальнем конце лаборатории пожилую женщину, которая, вооружившись пинцетом, укладывала семена в горшочки, обмотанные влажной тканью.

– Moshi moshi,Леонард-сан,– приветствовала она меня, ни на секунду не отрываясь от своей работы.– Что привело вас ко мне?

– Добрый день, Оба-сан. Вы поможете мне готовить ужин?

Она быстро взглянула на часы.

– Jaa,уже так поздно? Да, Действительно. Вы должны простить меня, Леонард-сан, за работой я часто теряю чувство времени.

Оба была нашим врачом. Когда все члены экипажа чувствовали себя превосходно, она проводила время за различными биологическими экспериментами, углубляясь в неведомые земным ученым области. В самом деле, где еще, как не на космической станции, можно было исследовать влияние невесомости и космических излучений на живые организмы? Оба была лишь немногим моложе командира Мориямы. Ее тронутое первыми морщинами лицо светилось такой внутренней теплотой и уверенностью, что любому больному становилось легче от одного ее присутствия.

– Если позволите, я хотела бы закончить этот эксперимент,– обратилась ко мне Оба, вновь взяв в руку пинцет.

– Никаких проблем.

– Вы слышали, что старт шаттла отложен? – спросила она, выуживая последние семена из маленькой пластиковой фляжки, которую держала в руке.– Говорят, по меньшей мере, на неделю. Когда я это услышала, я подумала, что успею сделать еще один посев. В нашей области остается множество загадок. До сих пор никто не может предсказать как повлияет невесомость на те или иные растения. Одни растения вовсе не замечают изменения условий, другие начинают чахнуть и болеть. Отчего? Никто не знает. Вот эти способны прорастать только при наличии силы тяжести, и я хочу проверить, какова минимальная сила тяжести, при которой они дадут побеги. Это свойство называют гравитропизмом. Но никто не знает, как именно растения регистрируют наличие силы тяжести.

Оба положила фляжку и пинцет на полку, поставила горшочки на центрифугу и запустила ее на низкие обороты. Горшочки начали медленно вращаться. Вращение – единственный способ создать в условиях невесомости подобие гравитации.

– Кажется, вы рады, что задержались здесь еще на неделю,– заметил я.

Она улыбнулась, и лицо ее внезапно стало лицом ребенка, мечтающего о поездке в Диснейленд.

– О нет, Леонард-сан, напротив, я сгораю от нетерпения и готова проклинать шаттл последними словами. Там, на Земле, остался человек, который просил меня стать его женой. Сейчас он ждет меня, а я жду встречи с ним.

– Это прекрасная новость,– сказал я совершенно искренне.– Я желаю вам счастья.

– Спасибо. Это мои последние дни в космосе. Потом мы с ним поедем в Вакканай, это на севере Японии. У него там домик на берегу моря, недалеко от трассы Хоккайдо – Сахалин. В ясные ночи мы будем видеть в небе нашу станцию, и я буду рассказывать своему мужу о том, как жила здесь. Вы не считаете меня сентиментальной дурой, Леонард-сан?

– Нисколько! – я покачал головой.– Напротив, я хотел бы, чтобы кто-нибудь где-нибудь также ждал меня.

Оба бросила на меня испытующий взгляд, и ее лицо снова стало лицом врача и ученого.

– Я знаю по меньшей мере семерых человек, которые с нетерпением ожидают и вас, и меня,– сказала она насмешливо.– И скоро станут еще нетерпеливее, потому что проголодаются. Пойдем, Леонард-сан, пора за работу! Ikimasho!

Она подхватила огромный пакет с ростками сои. К великой радости японцев, соя прекрасно растет в невесомости, и они могут каждый вечер приправлять еду своим любимым соусом.

Во время первых экспедиций русским космонавтам и американским астронавтам хронически не хватало времени. Они вынуждены были проводить десятки экспериментов за те несколько часов, которые отводил им Центр управления полетом. В спешке и запарке первопроходцы вовсе не думали об улучшении своего быта. Они работали посменно, спали где придется и почти ничего не ели и не пили.

Я читал в Хьюстоне протоколы наших лунных программ и миссии Скайлаб и понял, что первые астронавты обладали поистине стальными нервами – ведь чтобы сделать простейшую манипуляцию, им нужно было выслушать советы по меньшей мере дюжины специалистов.

На японской станции с подобным положением вещей никто не собирался мириться. Не только потому, что японцы вообще относятся с глубоким уважением ко всем мелочами жизни. Самое главное то, что, в отличие от американцев с их «фаст-фуд культурой», японцы вообще не выносят спешки и быстрых решений. Они не начинают действовать, пока не убедятся, что находятся в состоянии глубокого внутреннего покоя. Без малого тридцать лет экспериментов, сомнений, дискуссий и новых экспериментов помогли японцам обрести уверенность в своих действиях, и теперь жизнь на космической станции течет как по накатанному.

Здесь существует строгий распорядок дня, который предписывает членам команды достаточно времени для отдыха и позволяет полностью сосредоточится на работе, не чувствуя утомления или рассеянности. Наши дни и ночи синхронизированы с часовым поясом Японии, что облегчает совместную работу с наземными службами. Утром и днем каждый перекусывает, когда это ему удобно, а по вечерам все собираются за ужином в общем зале, обсуждают события прошедшего дня, результаты экспериментов и свежие идеи.

Готовить ужин – это, разумеется, моя обязанность. Обычно это не отнимает у меня много времени, так как большая часть нашей еды была приготовлена еще на Земле, там же поделена на порции и заморожена. Мне достаточно достать порции из холодильника и поместить их в микроволновку. Часть нашей еды приготовлена в виде пасты, ее нужно лишь разбавить водой и выдавливать из тюбика прямо в рот. Вы не поверите, но это довольно вкусно.

Но, разумеется, нельзя питаться полгода только кашей и пастой. Кишечнику необходимо давать работу посерьезнее. Поэтому каждый шаттл привозит на борт станции большое количество натуральных продуктов. Здесь существуют два критерия отбора: во-первых, продукт должен выдерживать перегруз-ку при старте – прощайте помидоры, виноград и ежевика! И во-вторых, он не должен крошиться. Крошки могут попадать в приборы, вызывать короткие замыкания, пожары и всерьез угрожать благополучию станции. Это означает – никаких кексов, только специальный хлеб, который не высыхает и не крошится. Мы стараемся вырастить в биолаборатории как можно больше овощей и фруктов к нашему столу. Эксперименты с помидорами пока не увенчались успехом, но огурцы и паприка растут не хуже, чем на Земле. Ну и разумеется, общепризнанной фавориткой нашего стола остается соя. Оба собирает семена, выросшие на станции, и снова высаживает их в грунт, а мы потом лакомимся свежими ростками.

С приготовлением овощей я не мог справится в одиночку, поэтому мне каждый вечер требовался помощник. Дело в том, что кулинария в невесомости имеет свои секреты – например, кусочки овощей не желают мирно лежать на разделочной доске, они предпочитают кружиться вокруг повара в веселом танце. Мы пытались использовать для измельчения овощей самые разные приборы и в конце концов пришли к выводу, что рациональнее всего будет смачивать водой доску. Силы натяжения между молекулами воды удерживают ломтики на доске, и вы можете спокойно пересыпать их в кастрюлю.

Кастрюля – это, собственно, следующая проблема. Разумеется, мы не можем использовать обычную кастрюлю, такую, которая стоит на плите в каждой кухне. Крышку нашей кастрюли удерживает сниженное давление, ее можно открыть только с помощью специального насоса. Содержимое кастрюли собирается в центре в огромный шар. Словом, кухня на космической станции – зрелище странноватое.

Само собой, все можно приготовить в микроволновке, и часто мы именно так и поступаем. Но ученые (как ни странно, ученые-мужчины) и здесь нашли приложение для своей изобретательности. Они пытаются использовать для приготовления пищи самые неожиданные аппараты. Чего стоит одна пароварка: маленькая емкость из алюминия с отверстиями, сквозь которые поступает под давлением горячий воздух. Струи воздуха перемешивают овощи и варят их «на пару». Сухожаровой шкаф используется как гигантский тостер или гриль. Кусочки овощей и мяса зажимаются в особой рамке и обжариваются с обеих сторон.

Что касается приготовления соевых ростков, то и здесь инженеры постарались. В нашем распоряжении странный прибор, более всего напоминающий маленькую бетономешалку. Туда заливается подсоленное и сдобренное пряностями масло и перемешивается на малых оборотах. Затем, когда масло достаточно разогрелось, в «бетономешалку» засыпают соевые ростки. Широкие лопасти перемешивают содержимое, соя впитывает в себя масло, и вам остается лишь осторожно приоткрыть аппарат и насладиться ароматом.

Сою обычно готовила Оба. Она колдовала со специями, благодаря чему еда получалась необыкновенно вкусной. Как призналась наша доктор, свои кулинарные секреты она унаследовала от бабушки, и порой мне казалось, что тень почтенной японки незримо присутствует на нашей кухне. Мы поделили еду на порции и Поместили их в термостат. Затем я объявил по системе громкой связи, что ужин готов, и пригласил членов команды пожаловать к столу.