Текст книги "Измена. Как я не заметила раньше? (СИ)"
Автор книги: Андреа Штерн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 11
Может, сами разберемся?
В коридоре коммуналки раздался звонок. Не дожидаясь ответа, кто-то затарабанил – явно не терпел.
– Да иду я, чего дверь ломаешь? – соседка – ещё не старая, но уже пенсионерка, переваливаясь и хромая, добралась до двери: – Говорила же, ключи возьми! – даже не спрашивая, кто там, открыла она дверь. – Ленка? – удивилась женщина: – А ты чего в таком виде? Чего случилось? Пожар? – искренне сопереживала ситуации, вырисованной в собственной фантазии соседка.
– Тёть Наташ, мамка дома? – не дожидаясь ответа, вошла Лена в квартиру, и тут же направилась к комнате родителей.
Она постучала, но, хоть из вежливости, всё так же нервно, словно ненавидя в этот момент все общественные правила, мешающие получить ей желаемое. Нужное в данные момент – поддержку мамы и папы.
– Мам, – коротко позвала Лена и тут же повернула ручку.
Анастасия Сергеевна и Михаил Викторович находились дома.
– Мам, – снова повторила Лена и замолкла. Подступившие слёзы и сжатая грудь больше не дали ничего сказать.
Сделав шаг вперёд, Лена сразу же кинулась к матери, обнимая её и рыдая у той на плечах.
– Насть, чё случилось? – появилась в дверях и испуганная тётя Наташа.
– Не знаю? – пролепетала Анастасия Сергеевна. – Лен, ты чего? Что с тобой? – пыталась высвободиться из крепких объятий она, чтобы посмотреть на дочь. Но та была её выше и куда сильнее, а потому просто не позволила этого сделать.
Лене не хотелось расспросов и разглядываний. Она даже не знала, хочет ли рассказывать обо всём, что узнала, и что произошло.
С одной стороны, ей хотелось этого безумно. Кто поймёт её лучше, чем мама? А мама поймёт?
И этот вопрос был одним из кирпичей, складывающихся в стену отчуждение.
Лена не знала, сможет ли мама, да и папа её понять. Они непременно помогли бы, но поняли ли бы?
Не могла она рассказать и из-за того, что не желала вновь вспоминать о своей боли, и причинять боль им. Ей хотелось одного – спастись и забыться.
Они не должны ничего спрашивать, никто из них, даже тётя Наташа. Пусть просто увидят, как ей плохо и пожалеют. Вопросов не нужно!
Лена продолжала рыдать, обнимая маму. К ним поднялся из-за стола и растерянный отец:
– Лен, что случилось? – он заметил, что дочь одета в домашнее. – Тебя Костя чем-то обидел?
Как же он был прав!
И эта правда вновь резала сердце. Лена заревела громче.
А потом внезапно стихла.
– Может, чем помочь? – всё суетилась тётя Наташа.
– Иди, Наташ, – махнул на неё раздражённый отец. Сейчас всем им уж точно не до чужого любопытства.
Недовольная соседка что-то бросила, но всё же ушла.
Отец закрыл за ней дверь.
Только теперь Лена отстранилась, а Михаил Викторович, придерживая ее за плечи, усадил дочь на диван.
Оба родителя встали напротив, ожидая, когда Лена, наконец, заговорит.
Но та молчала.
– Лен, ну рассказывай уже. – не выдержала Анастасия Сергеевна.
– Ты воды ей дай, – скомандовал отец, – ступор у неё.
Анастасия Сергеевна дала Лене стакан с водой и принялась растирать той руки.
Лена, наконец, моргнула и выпила воды.
– Мам, почему он так со мной? – тихо спросила Лена.
– Он тебя ударил? – спросил отец.
– Изменил, – всё так же тихо ответила Лена.
Будто говорила о чём-то постыдном и наполненном невыносимой боли. Словно сломанная кость, которую лучше не трогать.
– Изменил? – в растерянности с испуганным видом переспросила мама.
– Да, – снова куксясь от слёз, пролепетала Лена.
Она опять уткнулась в подставленное матерью плечо, удерживая в руке так не вовремя в ней оказавшийся стакан с водой, и второй сжимая мамину руку.
– Почему? – плакала Лена, – Мам, почему он так? За что? Я разве была плохой женой? Всегда всё для него! Я же его любила…
Голос снова сорвался в рыдания.
В бессилии смотря на то, как Лена убегает, Костя проклинал её и себя. Больше себя.
Наконец потеряв её из вида, он всё же развернулся, чтобы поплестись домой.
Куда она могла побежать? К родителям, скорее всего, может к кому из подруг. А много ли Ленкиных подруг он знает?
Ну, вроде, по каких-то Янку и Марьям говорила, вместе в магазине работают. С Катькой когда-то вместе в бар ходили.
Ну, не на работу же она побежит… И в Москву не поедет. Значит, у родителей.
Заявиться к ним следом? Нет, Костя не станет. Второй такой же скандал он не перенесёт. Да ещё и на глазах у всех. Тем более у свёкров – стыдно. Они к нему хорошо относились. Да, простые люди, с точки зрения молодого человека, туповатые. Но добрые. Михаил Викторович всё из себя батю строил, помогал непутёвому зятю учиться держать в руке молоток и чинить в ду́ше стояк.
А Костя с его дочерью так… Если его не добьёт сама Лена, то Михаил Викторович уж точно хоть раз приложит разводным ключом.
Судьбы зека своему свёкру Костя не хотела, да и умирать тоже. Или, он всё же смерти достоин?
– Все когда-то сдохнем. – добравшись быстрым шагом до подъезда, ответил своим мыслям Костя. А стопы болели.
Он переступил очередную яму:
– Когда уже починят⁈ Разбили всё нахрен! Какого х@я я плачу⁈
Подойдя к двери подъезда, он обнаружил, что не взял ключи.
– Эй, – свистнул он невольно ставшему свидетелем дворнику: – Дверь откройте. – и добавил, – Пожалуйста.
Дворник – мужчина средних лет, но судя по пропитой физиономии, уже преклонных, зажал в зубах сигарету и подошёл, широко улыбаясь одутловатыми губами, оголяя кривые зубы:
– Чего не поделили? – снисходительно усмехнулся он. – Ты ей рюмку, да в койку…
– Дверь открой. – сжал челюсти Костя. – У меня квартира открыта.
– С другой что ли застала? – не спеша, приложил магнитный ключ дворник. – Ничего, побесится, придёт, – снова решил поделиться житейским советом пропитой добряк.
Костя не ответил, лишь злобно на него сверкнул, рванув дверь на себя.
Влетев в подъезд, он преодолел все пролёты, перепрыгивая через ступеньки.
И опять на пороге эта собака!
Первым порывом Кости было пнуть пса, чтобы сбросить всю злость хотя бы на него. Однако, он этого не сделал, не смог бы.
Не только потому, что пёс был чужой. Просто, Костя всё же не был таким человеком.
Ритривера он просто отодвинул ногой:
– Уйди уже.
Да и как-то привык он уже к Кевину.
В любом случае, собака не была виновата. Как и стена.
Но, закрыв за собой дверь, Костя тут же с разворота зарядил в неё кулаком, а потом ещё раз, и даже третий.
Сделал он это совершенно себя не осознавая. А, когда пришло осознание, то месте с ним и дикая боль.
Но Костя был виноват, а значит, её достоин.
Но в четвёртый раз ударить уже не решился.
Пройдя в ванну, он засунул распухшие пальцы под струю холодной воды.
А потом опустился на пол, прямо здесь же, на кафель. И заплакал. Также как Лена. Обнимая Кевина.
* * *
Утром рука дико болела. Надо было бы обратиться в травмпункт. Да и кажется, палец посинел. Костяшка разбита.
Костя проснулся на диване.
Один.
Лежавший неподалёку Кевин, завидев, что заботившийся о нём человек проснулся, тут е поспешил подойти к нему, опустив морду на диван, в ожидании еды и прогулки виляя хвостом.
Костя же смотрел сквозь него. Сонная анестезия проходила, и теперь он с мучением и обжигающим грудь и голову чувством вспоминал, почему он проснулся один.
Сегодня было пасмурно.
Ночью Костя ходил за выпивкой и сигаретами.
Никогда раньше не курил. Ну как «никогда», с подросткового возраста. Если где и появлялся с сигаретой, то только чтобы выглядеть чуть круче, чем мог бы.
Но вчера прямо захотелось.
Всего, что могло бы хоть как-то заглушить чувства и мысли. А может, и навредить?
Искал ли Костя для себя наказаний? Какого страдания он желал? Когда и через какие мучения он мог бы искупить свою вину?
Или, правда, единственное чего он хотел – забытия?
Трус.
Он отвернулся от всё также вилявшего хвостом пса, переложившего морду чуть ближе к человеку, в надежде на то, что тот поймёт его просьбу отправиться гулять.
Костя снова чувствовал то же самое, как на следующий день после измены. Будто она вновь произошла вчера.
Он закрыл глаза. И задержал дыхание, прислушиваясь к тому, как бьется его сердце.
А зачем ему биться?
Разве у него есть смысл?
Кажется, до вчерашнего утра ещё был. Когда-то Костя мечтал о том, чтобы, в конце концов, уже выбиться из удушающих объятий неуспеха. Наконец разорвать бесконечно тянущуюся чёрную полосу.
Тогда бы они с Леной купили бы квартиру, может, и машину. Обязательно бы снова рванули во Францию, хоть Косте там и не понравилось, но Лена же была в восторге…
Может, тогда бы можно было бы и ребёнка родить. Одного бы было достаточно. Ну, может, двух.
Но было это до вчерашнего вечера.
Хоть Костя ни дня не забывал о том, как сильно он облажался, надежда его всё равно не покидала. Когда бежишь над обрывом, главное – не смотреть вниз. А он посмотрел. Лена крикнула «смотри», и он послушал.
Костя отвернулся к стене, когда пёс снова ткнул в него носом:
– Да отвали ты. Не видишь, не до тебя сейчас.
А вчера было до него.
Кевин сидел смирно, и кажется, даже сочувствовал, когда Костя, сидя на кафеле в ванной, донимал его за шею и теребил его за уши. А потом, когда Костя, сидя на кухне и распивая бутылку дешёвой водки, спрашивал собаку, почему так получилось и как дальше жить? Потом жаловался на всё на свете и выражал опасение стать таким же, как тот дворник.
Нужна ли собаке на передержке подобная драма?
Костя усмехнулся последнему вопросу.
А голова болела. Как и рука.
– Пойти ещё выпить? – не оборачиваясь, спросил он ретривера. – И сколько надо выпить, чтобы стало хоть чуть менее погано? – спросил он уже себя.
В дверь позвонили.
Неужели Лена вернулась?
Костя напрягся в ожидании, не почудилось ли ему?
Вновь прозвенел звонок.
Костя быстро встал, о чём пожалел. Ведь похмелье в его возрасте уже совсем не то же самое, что в восемнадцать. Однако, превозмогая удары кувалдой по вискам и накатившую тошноту, он всё же вышел в коридор и поспешил впустить пришедшего. Даже не заглянув в дверной глазок.
На пороге, вопреки его надеждам и ожиданиям, стаяла вовсе не Лена, а та самая соседка, вернувшая из отпуска:
– Привет, разбудила? – обеспокоилась она. – А я за Кевином, сразу с поезда, – улыбалась женщина.
– Да. Кевин. – делая шаг в сторону, растерянно произнёс Костя, и с силой потёр лицо, чтобы наконец проснуться.
– Мой хороший, – начала сюсюкать соседка, завидев своего любимца. – Пойдём домой, моё золотко, – нагнулась она, подманивая собаку.
Кевин, обрадовавшись, сразу начал кружить и вилять хвостом, раза в три интенсивнее, чем было до этого.
Костя не препятствовал воссоединению соседки и её питомца. Отчасти он был даже рад тому, что больше ему не придётся дважды ходить с ним на прогулку и трижды кормить. Но дело в том, что именно «отчасти».
– А Лена где? – почесав пса за ухом, поинтересовалась соседка.
– Спит ещё. – как-то быстро, и сам не понимая, почему именно так, ответил Костя.
– А, ну простите, – неловко улыбаясь, зашептала соседка. – Я просто решила сразу его забрать, подумала, сама с ним погуляю.
– Да я уже как-то привык.
Несмотря на радостный момент, уж для Кевина – так точно, Костя ощутил тоску. Печаль его накрыла с новой силой.
Мало того, что его оставила жена, так теперь ещё и пса забирают. А он казался Косте единственной сейчас отдушиной.
И если ещё пол часа назад он бы с радостью отдал кому-нибудь, желающему с собакой погулять, теперь же Костя скрепя сердце засовывал в пакет вещи Кевина, передавая их хозяйке.
– Спасибо вам ещё раз огромное! – по-прежнему шепча, искренне благодарила соседка.
На прощание Кевин задел ногу заботящегося о нём почти месяц человека боком. Но стоило хозяйке потянуть за шлейку, он тут же с охотой побежал за ней.
«Неблагодарный». – усмехнулся про себя Костя. Однако, казалось бы, всего лишь шутка уже через минуту отдалась неприятным жгучим чувством обиды.
Ведь Костя о нём заботился! А эта золотистая тварюга тут же побежал прочь, как только завидел свою хозяйку.
Почему так?
Потому, что уход Кевина был для него последней каплей, точнее, накатанным на ком снегом, и без того огромной глыбой несущегося на него.
Лена тоже ушла. Вот так просто его бросила. А Костя заботился же и о ней. Решал свои, её и их совместные проблемы.
* * *
Лена проснулась на раскладушке. Она не сразу поняла, что находится в доме родителей.
Мама вернулась с кухни с блинами и бутербродами на завтрак, а отец уже попивал чай, беззвучно смотря новости по телевизору.
Как же тепло и уютно.
Лена вспомнила, как в детстве её вот так будили в школу. Правда, в то время, отец, вместо будильника, как раз включал новости.
Мама же и тогда готовила всякие вкусности. Правда, только если не опаздывала на работу. Тогда они завтракали в столовой.
Тут же Лена вспомнила и о том, какие вкусные ватрушки продавали в школьной столовой. Как ей надо было спешить на уроки. И потом как она могла погулять с подружками.
Почему-то вспоминалась именно осень, начало учебного года. Тогда казалось, что, хотя школьные мучения с уроками, домашним заданием и предстоящими экзаменами только начинаются, всё равно было много времени к этому подготовиться, и ещё можно было что-то исправить.
Деньки были тёплыми и наполненными жёлтыми, золотистыми и оранжевыми оттенками, как солнышко. Город кипел, все куда-то спешили, но всё равно оставались друг другу родными, не обособленными в своих пуховиках на морозе.
В ту пору мир обещал быть добрым. Что всё будет хорошо, нужно только никого не обижать и стараться.
Наивно.
Только сейчас Лена поняла значение фразы «и с хорошими людьми случается плохое».
Потому ли, что «хорошие» виноваты? Потому, ли, что они как-то спровоцировали? Или, может, они ответственны не за все события? Может, они не умеют контролировать «плохих»?
– Ты чай или кофе будешь? – заметив, что Лена проснулась, спросила мама.
– Чай хочу. – выбрала Лена. Но чуть позже подумала: – «Точно чай?». И в итоге не смогла решить. Оставила как есть.
Умывшись, Лена посмотрела на своё опухшее от слёз лицо.
Нет, не только глаза. А всё лицо.
От этого захотелось плакать больше.
Ну как так можно! Она же хороший человек! Почему так с ней!
Обида сдавила грудь настолько, что перехватило дыхание, вернуть которое Лена смогла, лишь снова себя в грудь ударив.
В ванну постучали:
– Есть кто?
Лена постаралась вернуть голосу силу:
– Да.
– Лен, ты? – спросила тёть Наташа. – Ты долго? У тебя всё хорошо?
– Да, всё нормально, – соврала Лена.
– А чего случилось-то?
– Да так, ничего, – неопределённо ответила Лена. Она по-прежнему не хотела посвящать в свои переживания всех подряд.
– Ну не хочешь, не говори. – на сей раз обиделась уже тётя Наташа, после чего послышались её удаляющиеся шаги.
Вот, вроде человек, может, и добра хочет, а чувствуется так, будто его причиняет.
И опять же, не потому, что тёть Наташа плохая. Наоборот, человек она хороший. Всё время с Леной сидела, когда та болела, и поэтому оставалась дома. А тут получается, что теперь её доброту всегда в ней нуждавшаяся Лена отвергает.
Она вздохнула:
– И за это мне теперь себя винить.
Опять повернувшись к зеркалу, она заплакала вновь.
Через время успокоив себя холодной, а затем тёплой водой, Лена вернулась к родителям.
Те, казалось, всячески боялись упомянуть произошедшее.
А вчера Лена плакала много. И кричала много. И высказывала.
Даже родителям.
За то, что они «лезли со своими советами и нравоучениями».
Возможно, делали они это из лучших побуждений. Во всяком случае, сами они в этом не сомневались. Однако, было ли это тем, чего хотела получить Лена? И было ли это для неё полезно? Вот в этом сомневалась уже сама она.
Разве могли ей помочь советы о том, как ей следует действовать? Разводиться, либо нет. Может, в растерянности Лена и желала поначалу получить наставление, как следует поступить, куда нужно направиться… Однако, начав их получать, поняла, что ни один из вариантов ей совсем не подходит. Более того, развод, на котором настаивали родители, может, и был самым разумным решением, о чём понимала и сама Лена, вот только воспринимался этот совет, как самый лучший вариант со стороны родителей, а не самой Лены.
И дело вовсе не в том, чтобы она желала простить изменившего ей предателя. Самое последнее в её жизни сейчас – это прощение. Нет. Вопрос стоял в ином. Во-первых, ей совсем не хотелось его видеть. Всё тело покрывалось мурашками, и начинало чувствовать себя некомфортно, стараясь высвободиться из медленно опутывающего его нечто, точно так же, как Лена пыталась освободиться из объятий удерживающего её вчера Кости. И если сопротивлялось её тело, то скорее всего, и психика тоже.
Во-вторых, сейчас Лена была разбита. Полностью. А как можно требовать решительных радикальных и сложных мер от человека, пережившего собственную смерть?
Единственное, что сейчас хотела Лена – это просто лежать вот так, на кушетке в комнате своих родителей, в коммунальной квартире её детства. Окружённой её родным, хорошо знакомым районом и любимым городом.
Почему-то именно сейчас, окружённой теплом и заботой самых близких и дорогих ей людей, к Лене пришло чувство единения со семи. Со всеми, кто не Костя, разрушивший их жизнь.
– Пап, ты маме изменял? – прямо спросила Лена, глядя в глаза отцу. Казалось, она даже следила за его мимикой и малейшими изменениями в его поведении.
– Да кому я нужен, – засмеялся отец.
– Так, если бы был нужен… – уточнила Лена.
– Не изменял. – уже без юмора ответил Михаил Викторович.
Лена же вернулась к завтраку. До конца не было понятно, верила ли она сказанному отцом. Наверно, ей казалось. Что изменяют все. Просто не признаются. Тогда, быть может, Костя молодец хотя бы в том, что ему хватило духу признаться?
* * *
– Ну так что ты решила? – отрывая половину блина, спросил отец. – Едем забирать вещи?
Лена ответила не сразу. Ей понадобилась ара минут, пока она скоблила ногтем рисунок на своей чашке:
– Пап, ты можешь один поехать? Мне бы что-то на первое время.
– Съезжу. – коротко ответил отец.
– Я ему напишу, – Лена не желала даже произносить имени мужа, – Ключи-то я не взяла.
– Хорошо.
Лена подумала, как хорошо, что у неё есть отец! Действительно всегда без лишних вопросов приходивший ей на помощь.
А каково бы было тем, у кого отца нет? Или, когда отец – не самый лучший пример заботы и отцовской любви? А если, их не поддерживают оба родителя?..
Лене хотя бы есть куда уйти и кому поплакать.
Взяв телефон отца, поскольку свой она тоже не взяла, Лена написала:
– «Будь дома. Отец сегодня заберёт мои вещи».
Первое сообщение далось ей с большим трудом. Казалось, что лучше не трогать то, что неприятно на вид и пахнет. Поначалу Лена хотела попросить отца разобраться и с этим. Он, в принципе, предлагал свою помощь позвонить зятю. Но всё же, Лена не могла избавиться от нового чувства – вины перед родителями, что принесла в их спокойную размеренную жизнь свой хаос. Поэтому, решилась написать сама.
Ответ пришёл сразу.
Неожиданно.
Неужели Костя всё это время сидел на телефоне, ожидая её сообщения?
– Или нет? – следом пришла другая догадка, – Может, он ждёт сообщение от своей любовницы?
В голове начали хаотично носиться мысли, всё больше и больше с новой силой распаляющие в груди и голове гнев. Лену было не остановить.
Хотя она не знала, что же происходило на самом деле, и что делал и думал Костя, она была абсолютно уверена в том, что представила сама.
И разве можно прощать такого человека? Даже когда Лена ушла, он ничего не понял и не исправился! И не исправится точно!
В ответе же было:
– «Я не смогу. Ключи оставлю соседке, она сегодня вернулась и забрала Кевина».
– В смысле, «не сможешь»? – полетело её голосовое сообщение. – Как изменять-то мне ты сразу можешь, а как отдать отцу моему вещи, так сразу у тебя куча дел? Опять по своим шалавам? Стоило только жене уйти?
– Не заводись, – постаралась её успокоить Анастасия Сергеевна. – Отец съездит, когда он будет дома, и всё заберёт.
– Он трус! – воскликнула Лена. – Знает, что виноват, и теперь боится моему отцу попасться на глаза! Всегда трусом был! Чтоб он сдох!
– Ну, не говори так, – старалась успокоить дочь Анастасия Сергеевна. – Нельзя желать человеку смерти.
– В смысле, нельзя? Мам, он мне изменил! – напомнила Лена.
– Всё, что мы желаем, возвращается. – предупредила мама.
– А что, я по-твоему, буду жить вечно? Вообще, вообще не умру⁈
– Ну нет, – не сразу ответила мама. Какой матери легко слушать о смерти ребёнка? Пусть и нескорой, и только в теории.
– А чего тогда⁈ За какие такие слова мне изменили? Я ничего подобного никогда никому не желала! Наоборот, всем только добра и здоровья! И где оно у меня всё? Мой муж меня предал! Добра от людей сроду не видела! Да ещё и по врачам постоянно таскаюсь!
– Ну ты уж, прям, сильно преувеличила. – постарался воззвать к здравому смыслу отец. – Да, Костя тебе изменил…
– Не называй его имени, – потребовала Лена.
– … Но мир был не таким уж к тебе и злым. Вон, даже тёть Наташа всё бегает-спрашивает, чего случилось и помочь чем.
– Потому, что она своё любопытство утоляет.
– И что? Разве это мешает людям помогать? Ну соберутся зеваки, один – два помогут. Ну а здоровье у всех со временем ухудшается. Просто лечиться надо, и всё.
– Как же просто тебе жить на свете, – язвительно отозвалась Лена. Сейчас любое несогласие воспринималось ею в штыки. И с этим она ничего не могла поделать. Даже не думала, что надо. – Вы вообще на чьей стороне? Муж мне изменил, а вы его защищаете.
– Никто его не защищает. – возмутился и отец. – Тебе лучше делаешь, а ты опять вся на дыбы.
– Лучше? – истерично спросила Лена. – Лучше? Вы меня никогда не понимали! И не поймёте! Вам не изменяли! Это мне муж изменил! Почему тебе, – обратилась она к матери, – муж не изменял, а мне изменил? – в её голосе звучало даже обвинение.
Претензия была абсурдной, разве может быть кто-либо виноват в том, что у него «всё хорошо»? Или, по крайней мере, не произошло ничего такого, что постигло других?
Но бесконечный поток совершенного бреда уже невозможно было остановить. Лена была настолько разбита, что больше не знала, где правильно и где неправильно. С ней – добрым и хорошим человеком поступили нехорошо, и поэтому, прежний, справедливый мир рухнул. А что тогда справедливо? Справедливо наказывать за добрые поступки добрых людей? Или просто мир, на самом деле, настолько сильно прогнил, что хороших просто не существует?
Почему с одними людьми случается измена, болезнь, несчастные случаи… А с другими нет? Что нужно сделать или не сделать в своей жизни, чтобы такого не случалось или, по крайней мере, не повторилось? У кого раздобыть эти негласные или писанные правила? Почему их не выдают при рождении?
Хотя нет. Лена думала, что выдают. Поэтому и жила как учили: «не делай другим зла – не получишь его в ответ». Но так, оказалось, не работает! Это правило – иллюзия! Желание огородиться от всего плохого, но чем? Своей фантазией?
Это как смотреть на свой горящий дом и говорить: «Не гори!». Кому когда-то помогло во время его ограбления сказать: «Не грабь меня, я же хороший человек». И грабитель такой: «Простите, попутал, удачной дороги. Вот вам ещё денег в придачу».
С хорошими людьми плохое случается.
Спасла ли кого-то когда-то от изнасилования фраза: «Не насилуй меня, я же не проститутка. Даже смотри, одеваюсь очень скромно, не крашусь, и домой прихожу в восемь». И если вас не убедило это, то какой грех совершают дети?..
Все эти мысли посещали Лену сегодня ночью. И потому, не имея больше внутренней опоры, за неё говорило её состояние. И продолжало оно так: «Почему её матери отец не изменял, а Лене Костя изменил? Ведь мать некрасивая, старая и глупая. А Лена молодая, красивая и умная».
Конечно, будь Лена «в здравом уме», она не стала бы даже сравнивать себя с очевидно проигравшей бы ей в молодости матери. Но, конечно, сейчас был не тот случай. И можно ли это состояние определить как «норму» или «не норму»?
Мать молчала. А что бы она могла ответить на подобные заявления? Прозвучавшее обвинение было настолько абсурдным, что было абсолютно бессмысленно тратить время на поиск и перечисление и без того очевидных фактов.
Но Лене ответы были и не нужны. Возможно, абсурдность позже осознала и она. Однако, фразы, произнесённые на эмоциях, всегда нужно читать между строк. Так и сейчас, всё, что хотелось Лене – понять, что есть справедливость, и почему старое её представление оказалось ошибочным. И когда под твоими ногами разверзается земля, тебе срочно нужно найти новую опору. Её Лена и искала.
А вместе с тем старалась вернуть контроль над своей жизнью и привычным ей миром. Поэтому, глядя на молчавшую мать, снова записала аудиосообщение:
– Я сказала, отец приедет сегодня! Будь, тварь, дома!
В ответ пришло текстом:
– «Давай ты сама приедешь, и может, сами разберёмся?».








