Текст книги "Звездные врата. Суд на Янусе. Победа на Янусе"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Арестанты начали постепенно оправляться от шока, вызванного столь резкой переменой в их судьбе. Несколько мужчин под командой недавнего собеседника лорда Бардона взялись охранять своих более слабых товарищей. Они взяли себе оружие убитых конвоиров. Увидев, что назначенный ими командир хорошо справляется со своей задачей, трое предоставили ему распоряжаться самому, принимая участие лишь тогда, когда на помощь требовалась физическая сила. Когда все самое необходимое было, наконец, сделано, начальник временного лагеря подошел к лорду Франсу, приветствуя его поднятой рукой.

– Мы в твоем распоряжении, мой господин. Хотя, пожалуй, тебе лучше было бы не подходить к лагерю, пока мои люди не разберутся, кто ты есть на самом деле. Они испытывают страшную ненависть к тем, чье обличье ты носишь, и мало кто из них имел возможность приблизиться на расстояние удара мечом к кому-нибудь из Черных. Они сейчас еще слабо соображают, что происходит, и кто-нибудь из них может захотеть проверить на деле твое бессмертие…

– Но хотя бы ты другого мнения?

– Да, мой господин. Меня зовут Капал, я был когда-то командиром отряда, сражавшегося за свободу людей низины, пока Руки меня не заманили в ловушку и не заключили в ошейник. Мы дрались, потом скрывались, потом снова дрались. Мы не давали покоя Черным с тех самых пор, как они начали подчинять себе окраины Пустынных Земель. Большинство из нас погибли с оружием в руках. Сейчас нас осталось совсем мало. После падения Кваара за нами осталось лишь несколько маленьких крепостей. Их легко взять по одной, что они с успехом и делают. Мы умираем, но умираем свободными! Но я думаю, – он с надеждой посмотрел на большой лук в руках Властителя Неба, – что если бы у нас было бесшумное оружие, поражающее на большом расстоянии, нам не пришлось бы умирать столь бесполезно.

– Может быть, и так. Посмотрим…

Капал явно понял эти слова как обещание:

– Отпусти меня в Пустынные Земли с этой надеждой, мой господин, и я приведу под твое знамя сотню отборных всадников! Я могу отправиться хоть через час – только прикажи!

– Нет, Капал. Я не могу отдать такого приказа. А что с этими? – лорд Франс указал на бывших пленников. – Настроен ли кто-нибудь из них поднять меч против своих бывших хозяев?

– Я думаю, что такие есть, – сказал Капал. – Но дух большинства из них сломлен. Двое, самое большее трое из них откликнулись бы на твой боевой призыв. Остальные же… – Капал пожал плечами. – Слишком долго они носили ошейник.

– Мне тоже так кажется. А если мы отведем их в безопасное место и дадим отдохнуть от пережитых ужасов, станут ли они сеять и жать, ходить на охоту – словом, заниматься хозяйством для сообщества людей, не требующих от них участия в военных действиях?

– На это они вполне способны, мой господин. Если только тебе известно такое место, куда не достигают набеги Черных. Уж не оттуда ли вы и пришли? – он посмотрел на лорда Франса, потом на Кинкара и Джонатала. – Сразу видно, что твои помощники, мой господин, никогда не знали ни ошейника, ни хлыста, но на них нет и клейма Рук.

– Клейма Рук?

– Да, мой господин. Те, кто заодно с Черными, носят на себе метку, так, чтобы все могли ее видеть. Вот смотри!

Он подошел к захваченному в плен конвоиру. Тот плевался и шипел, но Капал наклонился и, запустив пальцы в густую шевелюру поверженного, приподнял его голову и указал на небольшой значок, находившийся на лбу чуть выше бровей. Там был выжжен хорошо знакомый Кинкару и Джонаталу трилистник, но – перевернутый. Увидав такое святотатство, оба гортианина подняли руки, сплетя из пальцев эмблему Троих, чтобы отвести от себя подозрения в богохульстве. Капал заметил это движение, и когда лорд Франс повторил его, он вновь не выдержал:

– Неужели ты тоже служишь Силам Леса, мой господин!

– У меня есть своя вера, Капал, и Силы Леса – одно из ее воплощений. Добрые устремления и верования всегда заслуживают уважения, родился ли ты с ними, или их исповедуют твои друзья или сородичи. Здесь же, по-моему, священный символ был нарочно осквернен…

– Это правда, мой господин. Те, кто служит Черным по доброй воле, просят, чтобы им поставили это клеймо. Они гордятся им. Они хотят, чтобы все видели этот знак и боялись их. Но не все страшатся этих негодяев, многие их ненавидят!

Он разжал пальцы, и пленник ткнулся носом в снег.

– Это очень старый способ, – проговорил лорд Франс, обращаясь скорее к самому себе, чем к своим собеседникам. – Насмехайся и подвергай унижению то, что свято для твоего раба – и ты лишишь его надежды. Да, это очень, очень старый способ. Пожалуй, пора бы вывести его из употребления!

Неизвестно, как увещевал лорд Бардон вождя людей межгорья, защищая освобожденных рабов. Но незадолго до наступления сумерек он вернулся с известием, что им разрешено провести всех через пещеры к замку. Они шли долго и медленно, оставив в ущелье две засыпанные камнями могилы. Умерла женщина, которую Кинкар безуспешно пытался накормить, и еще один старик, чей рассудок повредился настолько, что никто из его товарищей по несчастью не знал ни как его зовут, ни где его схватили.

Переход продолжался более суток, потому что им часто приходилось останавливаться на отдых, хотя всюду, где позволяла ширина коридоров, самых слабых везли ларнги. Люди, о которых Капал отзывался как о пригодных для службы, образовали небольшую команду под началом вождя повстанцев. Они с готовностью выполняли его распоряжения, и они же были единственными, кто обращал внимание на окружавшую их красоту.

Пленник оставался в руках лорда Бардона и его соратников – только это могло обеспечить ему безопасность. Но по мере того как они уходили глубже под землю, его поведение становилось все менее вызывающим, он пытался заискивать перед теми, кто захватил его, заговаривая то с Кинкаром, то с Джонаталом, словно они были его боевые товарищи.

Во время пятого привала лорд Бардон подозвал Кинкара:

– Оспик говорит, что скоро мы выйдем на поверхность. Този пойдет с тобой проводником; бери ларнга и отправляйся за помощью. Многие из наших спутников почти без сознания, а нести их на руках до самого замка мы не можем. Приведи с собой ларнгов и принеси еды.

Вот так эта группа полумертвых людей попала в замок. После того как их перевязали и накормили, большинство из них пребывало в состоянии остолбенелого удивления жизнью, что текла вокруг. Вскоре лорд Диллан созвал военный совет в своей комнате наверху. Из спасенных узников на совет пригласили только Капала.

– Охранник готов ответить на наши вопросы, – сказал лорд Диллан. – Похоже, что клеймение разрушило его как личность – какой-то личностью он же все-таки был. Эта процедура полностью парализовала его волю и превратила его в слепого исполнителя. Какая страшная участь!

– Да, это так. Но нам не следует уделять столь много внимания событиям прошлого. Займемся лучше тем, что нас ждет. Главный вопрос сейчас: осмелимся ли мы, с нашими немногочисленными силами, выступить в какой-либо форме против тиранов, занимающих столь прочные позиции? – сказал лорд Бардон.

Повисла долгая пауза. Первым нарушил молчание лорд Йон, самый молодой из Властителей Неба. Наверное, он казался им таким же юным и неопытным, как Кинкар Вэрду и Риджену. Сейчас он задал лишь один короткий и простой вопрос.

– А разве мы посмеем не выступить?

Лорд Диллан вздохнул.

– Хорошо сказано. Мы, такие, какие есть, не можем не вмешаться, если хотим достигнуть нашей цели.

– Да. Но нам нельзя действовать очертя голову, мы должны использовать все выгоды своего положения, – вставил лорд Бардон. – Мы должны сделать наш небольшой отряд равным по силе целой армии. Кроме того, надо разузнать как можно больше о жизни в низине, прежде чем совершать вооруженную вылазку. Вытащи из этого охранника все, что он знает, Диллан. И давайте установим пост на дороге – нельзя же допустить, чтобы невольничьи караваны так свободно гуляли по ней. Дальше. Надо послать разведчика в низину. Капал!

Почти вся голова бродяги были забинтована, но он проворно вскочил со своего места.

– Капал, как ты думаешь, каковы шансы на удачу для разведчика, который отправится в низину?

– Я бы сказал, что шансов у него немного. По всем дорогам расставлены сторожевые посты, и все проходящие обязаны рассказывать, кто они и откуда. Для человека, который не знает нашей страны, миновать такой пост невозможно.

Лорд Бардон поправил его:

– На свете нет ничего невозможного. Просто правильное решение не всегда видно с первого взгляда. Представь себе, что в путешествие пустится кто-нибудь из Черных – разве осмелится хоть один часовой расспрашивать его?

Капал покачал головой:

– Мой господин, Черные никогда никуда не ездят. Они не умирают от старости, но железо входит в их плоть так же легко, как и в мою. Они живут под усиленной охраной и покидают стены своих замков только на маленьких летательных аппаратах, магический секрет которых известен только им. Только в одном случае разведчик может рассчитывать на успех…

– В каком же?

– Если на лбу его будет знак дьявола – он может прикинуться гонцом.

Рука Кинкара нащупала талисман. Он переводил взгляд с одного сидевшего в кругу на другого, пристально всматриваясь в каждое лицо. Он уже знал ответ. Из всех его друзей только он один не имел внешних признаков примеси чужой крови. Только он мог пойти на разведку.

– Я пойду…

Он не осознавал, что сказал это вслух, пока не увидел, что лорд Диллан смотрит на него. Лорд Бардон одобрительно кивал головой, но губы его были плотно сжаты, Что придавало лицу выражение неумолимости. Юноша прижал руку к губам, но было уже поздно.

БУРЯ, НОЧЬ, СВЯТИЛИЩЕ

Кинкар стоял перед узким окном комнаты леди Асгарь. Сквозь щель в стене небо казалось ярко-розовым. Похоже, что день будет ясным, подумал Кинкар. Ветер, выдувавший накануне снег из внутреннего дворика, наконец улегся.

– Не пора ли заняться делом? – спросил юноша, не поворачивая головы.

Ответа не последовало, ибо он был настолько ясен всем присутствующим, что незачем было произносить его вслух.

– Ты не можешь сделать это, не снимая Единого, – лорд Диллан наконец высказал то, что не давало Кинкару покоя с тех пор, как он, поддавшись порыву, вызвался идти в разведку. – Я думаю, что это невозможно. Такая процедура может вызвать ужасный болевой шок.

Теперь Кинкар повернулся к нему лицом:

– Но ведь нужна всего лишь отметина.

– Эта отметина отрицает все, во что ты веруешь. А для Хранителя Единого…

Тут заговорила молчавшая прежде леди Асгарь:

– Знак дьявола не ставится просто так, это сопровождается определенной церемонией. Именно этот ритуал и производит наибольшее впечатление на новообращенного служителя зла. Тут все построено на чувствах, как и в любой вере. Если знак поставить без ритуала или вообще каким-нибудь другим способ…

– Что ты имеешь в виду?

– Обычно Руки просто клеймят раскаленным железом, ведь так? Я же собираюсь воспроизвести отметину по-другому, и, конечно, без всякого ритуала. А когда мы будем ставить метку, Кинкар должен думать о ее святотатственности и о том, почему ему приходится принять клеймо. Пусть он возьмет в руки Единое. Посмотрим, будет ли он наказан за это.

Юноша в два шага пересек комнату и оказался подле леди Асгарь:

– Давай скорее попробуем, моя госпожа!

Если бы только все вышло так, как она говорит, если бы только можно было приобрести отметину, не разрываясь на части от противоречия с самим собой…

Она улыбнулась в ответ:

– Я знаю много магических приемов, Кинкар. Посмотрим, насколько далеко простираются мои знания. Возьми в руки Единое и постарайся сосредоточиться на мыслях о том, что ты собираешься сделать для нас и почему. Если все пойдет хорошо, мы попытаемся придать тебе обличье преданной Руки Черных.

Он уже был одет в чужую одежду, снятую с одного из убитых конвоиров – добытый в бою трофей. Он извлек наружу гладкий камень – символ родства и доверия, полученный им от владетеля Стира. Взяв талисман в ладони, юный рыцарь прошептал слова Могущества. В ответ на заклинание камень словно наполнился внутренним теплом. Кинкар закрыл глаза.

Сконцентрировав все свои мысли на Едином, он ждал. Вдруг что-то легонько укололо его в лоб. Потом еще и еще. И все. Единое не выказывало беспокойства, но и не превратилось в мертвый камень, как того боялся Кинкар.

– Это все? – спросила леди Асгарь.

– Это все! – отозвался лорд Диллан.

Кинкар открыл глаза и засмеялся от счастья:

– Ничего не изменилось! Единое никак не ответило!

Лорд Диллан с облегчением перевел дух:

– Ты, наверное, всемогуща, Асгарь! Теперь он может идти. Отдай ей талисман, Кинкар, мы сохраним его до твоего возвращения…

Он запнулся, увидев, что Кинкар отрицательно качает головой.

– Нет, мой господин. Мой талисман не отвернулся от меня. Это значит, что он верит мне и всегда должен быть со мной.

– Подумай, что будет, если его обнаружат на тебе, да что там – просто заподозрят, что ты носишь его! Последствия этого невозможно себе представить, ведь даже на нашем Горте Единое передавали тайком, хотя это был объект поклонения. Так что же будет здесь?

Но Кинкар уже вернул камень на его обычное место, к себе под рубаху:

– Может быть, ты и прав, мой господин. Но я не должен отдавать Единое кому бы то ни было, пока оно само того не захочет. Такова его природа. Если бы я оставил его здесь, я бы не смог выполнить своего задания, мне пришлось бы немедленно вернуться обратно. До тех пор, пока я Хранитель, оно как бы часть меня. Я не могу с ним расстаться до самой смерти, иначе как по воле Троих.

– Он прав, – встревоженно сказала леди Асгарь. – Ты же знаешь, что нам так и не удалось раскрыть тайну Единых. Это его вера и его судьба. И наверное, – она секунду поколебалась и быстро выговорила, – оно станет и его спасением!

Они вместе пересекли зал и вышли во внутренний дворик. Было еще совсем рано, и никто не заметил их. Цим стоял под седлом, готовый к отправке. Капал водил его по двору медленным шагом.

– Ты захватил карту? – спросил он после того, как Кинкар взял из его рук заушники и прыгнул в седло. – Подумай еще раз хорошенько, может быть, ты позволишь мне надеть ошейник раба и пойти вместе с тобой?

Кинкар покачал головой и невесело усмехнулся:

– Возвращайся лучше в пустыню, Капал, и собирай своих людей на битву. Не сомневайся, я буду осторожен. Все, что рассказал нам охранник, находится здесь.

Он поднял руку ко лбу, но не прикоснулся к нему, потому что помнил про знак дьявола.

Пленник отвечал на вопросы охотно, не пытаясь ничего утаить. Лорд Диллан, целитель больных душ, умел проникать в мысли другого, когда хотел этого. И все, что хранила память конвоира, теперь перешло к Кинкару: пароли для пограничных постов, обычаи, детали поведения и прочие мелочи повседневного обихода. Все это должно было помочь ему достигнуть У-Сиппара и вернуться обратно целым и невредимым.

И вот Кинкар, попрощавшись без долгих церемоний, выехал из замка через внешние ворота и направился в ущелье, спускавшееся с гор в низину. Он ни разу не оглянулся на оставшуюся позади крепость. Дважды за последнее время судьба вырывала его из привычного окружения, из спокойной жизни и бросала в рискованное предприятие, где он был хозяином сам себе, где будущее отчасти было в его руках. Первый раз это был отъезд из Стира, и вот теперь он вновь устремлялся навстречу неизвестности.

Ясное небо вскоре затянули тучи. Но ветер, рвавший с него плащ, по-прежнему нес тепло. Для опытного охотника это являлось грозным предупреждением. Похоже, что начиналась обычная для середины зимы оттепель, когда все вокруг заливали проливные дожди, превращая забитые снегом ямы в страшные ледяные ловушки, куда легко мог провалиться неосторожный путник. Прекращались эти дожди так же внезапно, как начинались– во всяком случае, так могло показаться ненаблюдательному путешественнику, – и тогда на землю обрушивался густой мокрый снег, а все вокруг покрывалось коркой льда.

Карта, составленная частично по рассказам Капала, частично со слов пленника и выученная Кинкаром наизусть, показывала, куда ведут дороги, пересекавшие обширную равнину. Но прежде чем достигнуть первых сторожевых постов на равнине, надо было проехать через широкую полосу лесов. Кинкар собирался направиться вдоль опушки леса до реки, а потом по берегу реки в сторону моря. Но теперь, перед надвигающейся бурей, пожалуй, разумней было поискать убежища на ночь в лесу.

История этого Горта пошла по другому пути еще до высадки пришельцев. Это удалось выяснить в последние два дня. На родном Горте Кинкара корабли Неба прилетели на планету, обитатели которой еще жили в лесах, где не было ни городов, ни деревень. Графства возникали в поселениях, до которых доходили знания, привнесенные Властителями Неба. Поэтому обычаи, законы, все черты жизни гортиан носили на себе отпечаток кочевой жизни.

Жители этого Горта к моменту прихода Властителей Неба достигли значительного уровня развития. Пришельцы сокруши ли едва вышедшую из колыбели цивилизацию, истребили всех правителей планеты, одному из которых и принадлежал замок, давший приют Кинкару и его товарищам, запретили все старые науки и старую религию. Там люди с Неба стремились поднять местных жителей до своего уровня, здесь же они всячески пытались затормозить их развитие, низвести их до положения рабов, бездумных исполнителей своей воли, не равных в правах даже свардам и мородам или ларнгам, ибо те хотя бы детенышей своих рождали свободными.

В этом мире пришельцы не вступали в браки с местными жителями. Сама мысль об этом была невозможна, это считалось чрезвычайно неприличным, поэтому Капал долго отказывался верить в то, что многие жители замка – люди смешанной крови. Но, с другой стороны, это могло обернуться выгодой для освободителей, потому что Черных осталось совсем немного. Дети появлялись на свет крайне редко, и число смертей – от рук убийц или на дуэли с себе подобными – давно превзошло число рождений.

Отношения между Черными правильнее всего было бы охарактеризовать как непрочное перемирие, они постоянно ссорились из-за каких-то капризов или оскорблений, суть которых была выше понимания гортиан. Постоянный страх преследовал их, являлся к ним ночными кошмарами, и не было от него спасения, даже на полях выигранных сражений или в выжженных дотла замках. И все же, если возникал хотя бы слабый намек на восстание коренных жителей – а поначалу, как утверждал Капал, такое бывало часто, – пришельцы отбрасывали взаимное недоверие и зависть, объединяя свои силы, чтобы покарать повстанцев. В последние годы искры сопротивления тлели только в Пустынных Землях, и пришлые правители спокойно и методично затаптывали их, словно давя подошвами тяжелых сапог беспомощно копошащихся в дорожной пыли насекомых.

Цим ровно бежал своей лучшей дорожной рысью. Здесь, на широких заснеженных лугах, передвигаться было куда приятней, чем карабкаться по крутым горным тропам. К середине дня горы уже едва обозначались пурпурной линией где-то у самого горизонта. По-прежнему дул теплый ветер, и снег начал подтаивать, обнажая местами клочки желтой прошлогодней травы.

Ларнг, однако, был чем-то обеспокоен. Он все пытался поднять голову повыше, время от времени пофыркивая, и дважды прибавлял рыси без всякого приказания. На вершине небольшого холма они остановились передохнуть, и тут Цим протяжно заревел. Где-то вдали двигались неясные тени, и Кинкар схватился за рукоять меча. Не в первый раз юноша пожалел, что новый прекрасный лук пришлось оставить в замке. Но то, что виднелось где-то вдалеке, оказалось всего лишь стадом диких ларнгов. Отличная будет охота летом. Надо выпустить Цима и еще парочку обученных ларнгов, и они сами приведут все стадо в загон. Да этак можно будет дать по второму ларнгу каждому обитателю замка!

Но неужели они так до самого лета и не выберутся отсюда? Эта мысль убила в нем весь энтузиазм охотника. Как-то в последнее время поутихли разговоры о новых вратах, о переходе на другие Горты, в особенности после того, как обнаружились несовершенства этого мира. Он был уверен, что Властители Неба приняли решение не вступать на радужный мост, ведущий в другие миры, пока этот, отчасти по их вине, остается столь несправедливым. И это означало, что не суждено им будет всласть поохотиться на ларнгов.

Кинкар дернул заушники, и Цим вновь принялся мерить равнину своей спокойной, ровной рысью. На юго-западе показалась темная линия, обозначавшая, как считал Кинкар, границу лесов. Могли бы и пораньше добраться, подумал всадник, потому что ветер уже стал горячим, словно шел из гигантского отопительного ящика Властителей. Снежных пятен осталось уже совсем мало, да и те стремительно таяли.

И вот на розовом небе заклубились облака, принесенные этим обманчиво ласковым ветром. Облака несли дождь, бока их были раздуты, словно мешки, в каких запасают воду путешественники, направляющиеся в пустыню.

Первые тяжелые капли упали на плечи юноши, стекли по длинной зимней шерсти Цима. Кинкар обернул вокруг себя развевающиеся полы плаща, укутал ими голову, сожалея, что он не ящерица и потому не может совершенно втянуть ее в плечи. Цим тряс головой, с отвращением фыркая, а потом вдруг резко ускорил бег, превратившись в стрелу, устремленную к далекому укрытию.

Они успели сильно вымокнуть, прежде чем достигли лесной чащи. Будь это летом, густая листва хорошо защитила бы Кинкара и его ларнга от ливня. Но сейчас струи дождя секли путников, легко проникая сквозь переплетение голых веток. Стало холодать; дождь незаметно переходил в снег. Стекавшие по стволам ручейки замерзали прежде, чем достигнуть земли, образуя вокруг деревьев прозрачный ледяной футляр.

Надо было как можно скорее найти убежище. Раздражение Кинкара сменилось вполне обоснованным беспокойством. Черные тучи заволакивали все небо, среди бела дня становилось темно, как ночью. Ехать вперед наугад было опасно – можно оказаться в таком месте, которое не показано на карте. Но и останавливаться под ледяным дождем тоже нельзя – замерзнешь.

Петляя между деревьями, Кинкар пытался придерживаться юго-западного направления, надеясь, что так он доберется до реки. Останавливаться нельзя ни в коем случае. Теперь он шел пешком, намотав на руку заушники, выискивая промежутки между стволами. И вдруг он обнаружил у себя под ногами следы давней человеческой деятельности. Он и не заметил, как вышел на какую-то древнюю дорогу. Большие деревья расступились, на зараставшей просеке видны были лишь побеги толщиной не более пальца да кустарник. Вдруг все вокруг озарилось бело-голубым светом. При свете молнии Кинкар успел разглядеть, что дорога вымощена обтесанными булыжниками. Сейчас, конечно, они выглядели как набросанные вкривь и вкось камни, но все же это была мостовая!

Дорога была прямая, и Кинкар решил поехать по ней, поскольку продолжать блуждания в поисках реки было опасно. Уж куда-нибудь она да ведет, и если придерживаться ее, то можно хотя бы избежать опасности разделить участь заблудившихся путников, бродящих кругами на одном и том же месте. Наиболее логичным представлялось предположение, что эта дорога некогда связывала горную область с морским побережьем. Если идти по ней, то, быть может, удастся обойти несколько пограничных постов. Эта мысль показалась Кинкару привлекательной, и он начал продираться сквозь обдававшие его ледяным душем кусты, увлекая за собой слегка упирающегося Цима.

Но, как вскоре стало совершенно очевидно, выйти на древнюю дорогу – это только полдела. Буря не утихала, надо было как можно скорее найти какое-нибудь укрытие, чтобы обогреться и обсушиться. Кинкар начал вглядываться во тьму, пытаясь увидеть в темноте очертания хотя бы поваленного дерева, около которого можно построить охотничий шалаш.

Конец этому мучению положил Цим. Ларнг пронзительно взвизгнул, дернул головой, выворачивая руку Кинкару, не выпускавшему заушников. Потом Цим прянул назад, угрожая Кинкару когтями передних лап – так, как его учили нападать на пехотинцев во время боя. Застигнутый врасплох, Кинкар отпустил заушники, пытаясь увернуться от удара.

Почуяв свободу, Цим побежал вперед, едва заметный в сгущавшейся тьме. Он вдруг резко забрал вправо, протискиваясь между двумя деревьями, и ушел в чащу, не давая себя поймать. Задыхаясь, путаясь ногами в зарослях, Кинкар бежал следом, пытаясь не упустить ларнга из виду. Время от времени ему еще удавалось заметить мелькавший между стволов светлый силуэт животного.

И вдруг Цим совершенно пропал. Чуть не плача от досады и ярости, Кинкар побрел наугад в том направлении, где он в последний раз видел своего скакуна, но внезапно наткнулся на какую-то преграду. От неожиданности он отпрянул назад, обдираясь о колючки кустарников.

Его вытянутые вперед руки скользнули по каким-то камням, покрытым тонкой ледяной коркой. Стена! Здание! Потом руки провалились в пустоту, и это значило, что в стене обнаружилась дверь. Он рванулся вперед и оказался в сухом месте, вне досягаемости дождя, барабанившего где-то наверху по невидимой в темноте крыше. Рядом ворчал Цим, нашедший это укрытие раньше своего хозяина.

Под ногами шуршали вороха сухих листьев, потрескивали, ломаясь, тонкие веточки. Сбросив пропитавшийся водой плащ, Кинкар сгреб все это в кучу и поднес уголек в глиняной коробочке людей межгорья. Он долго возился с костром, не замечая, в какое сооружение привел его Цим. Когда пламя, наконец, занялось, он огляделся в поисках дров и обнаружил, что их до огорчительности мало. Груды листьев, ветки, несколько небольших гнилых сучьев. Он собрал все до последней веточки и тут обнаружил в стене дверь, ведшую во внутреннее помещение.

Не питая особой надежды найти еще хоть немного дров, Кинкар все же решил заглянуть во вторую комнату. Он обошел вокруг Цима и шагнул в дверной проем. Свет костра не проникал за порог, но не тьма и не обнаружившаяся вторая дверь заставили юношу замяться у входа.

Когда Кинкар проходил сквозь чуждые Горту врата людей с Неба, покоившийся у него на груди талисман, воспламененный их энергией, превратился в уголь, жегший его плоть. Сейчас он испытывал нечто совсем другое.

Камень чуть потеплел, не раскаляясь до обжигающего жара. И одновременно пришло трепетное, возвышенное чувство жизни, нового накала чувств, новой глубины понимания действительности. И вместе с этим – ощущение правильности избранного пути…

Сколько времени простоял он на пороге, всецело отдавшись охватившей его с ног до головы благодати? Время остановило свой бег. Забыты были и костер, и попытки найти дрова для него, и шум бури за стенами. Кинкар шаг за шагом продвигался вперед, в темноту, которая вдруг ожила, стала теплой, понимающей, окружила его своей защитой. Он чувствовал себя ребенком, заботливо завернутым матерью в меховую шубу.

Тьмы как не бывало. Хотя глаза его не видели ничего, им руководило какое-то другое, истинное зрение. Пальцами он быстро нашарил ворот лат, ослабил его, сунул руку под кожаный жилет и нижнюю рубаху. И вот уже Единое в его руках. Оно источало сине-голубой свет – отсвет плодородной земли после животворящих дождей, цвет только что распустившейся листвы.

Перед ним был алтарь, квадратный каменный стол без всякой резьбы, сделанный в том же простом стиле, что и все святилище – грубый каменный стол. Кинкар видел такие и раньше, но ни разу еще не приходилось ему молить о пробуждении скрытых в капище сил, взывая к тому, что ждало зова.

Каменный стол с тремя углублениями, тремя маленькими ямками на поверхности. Он коснулся бедрами края стола, и это заставило его остановиться. Ему не пришлось наклоняться, чтобы выполнить предназначение Единого. Такое может произойти в жизни человека лишь единожды, и это открывает ему безбрежные просторы духа, полностью меняя всю его личность.

– Лоор! – произнес он громко, поместив камень в самое левое углубление.

– Лоой! – теперь камень лег в правое углубление.

– Лиис! – в середину. Имена Троих подхватило эхо, заполнило их звуком, словно чарующей музыкой, всю комнату.

Показалось ли Кинкару, или в самом деле на стене очертились три круга? Возникли ли там три лика, запечатлевшие на себе неземное умиротворение? Или это было лишь игрой воображения юноши, впитавшего сотни старинных легенд? Переполнявшее его ощущение причастности к тайнам далеких предков вполне могло заставить его видеть то, чего на самом деле не было.

Лоор – тот, кто дает мужчине силу, дарует ему искусство владения мечом – в облике прекрасного юноши.

Лоой – тот, кто дает власть над людьми, мудрость, силу разума– в облике зрелого мужа, чье спокойное лицо хранит зримые признаки глубокого проникновения в смысл сущего.

Лиис – та, кто наделяет теплотой сердца, кто передает детей в руки любящих матерей, кто вселяет в сердца мужчин чувство дружеской привязанности. Правда ли, что женский лик показался в центре, между двумя другими?

Кинкар никогда не смог бы рассказать, что явилось ему в этом заброшенном святилище. Он опустился на колени, он обнимал углубления на алтаре, а Единое мерцало ярким светом из средней ямки, принадлежащей Лиис. Он уронил голову, и постыдная метка коснулась священного камня, но блеск Единого не погас.

Потом он уснул. Ему снилось много слов. Он путешествовал в дальние края, он видел прекрасные картины, но уже во сне он понимал, что после пробуждения память его не сохранит ни путешествий, ни картин. И от этого ему было грустно. Но понимал он и то, что должен забыть все увиденное, и это тоже было послушанием Хранителя Единого.

Наверное, тайные силы, заключенные в этом заброшенном храме, оставались без востребования несчетное число лет, и потому Кинкара словно охватило какой-то волной и понесло, понесло… В нем происходили изменения, и от этого замирала душа, как недавно она замирала от мысли о Небесном происхождении.

…Кругом было утро. Серые каменные стены, ровный стол под головой, на нем три ямки, в одной из которых – невзрачный камешек с продетой через него цепочкой. Кинкар поднялся на ноги и, не оглядываясь, вышел из успокоившегося святилища. Комната была мертва, все силы, жившие в ней этой ночью, оставили ее – они просто истощились.