Текст книги "Три руки для Скорпиона"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Как и Дьюти, воин-калека был немногословен. Он вошел и остановился в ожидании наших приказов – как ждал бы приказов своего господина. Первой, по обыкновению, взяла слово я.

– Пришел торговец, – сказала я.

Хеддрик едва заметно кивнул.

– Мы хотели бы узнать о нем побольше. Луси и Ханна вступили в игру, но нужны еще игроки. Нет ничего ценнее правды, – процитировала я слова, которые не раз повторял отец.

Хеддрик ответил без промедления:

– Миледи, я с этого разбойника глаз не спущу. Вышвырнуть его сей же час за ворота?

– Пока не нужно, – ответила я. – Торговцы многое знают. Они приносят вести и уносят их. Разве можно принести вещь, а унести дым?

– Можно и так рассудить, пожалуй.

Хеддрик отдал нам честь – пусть не так торжественно, как отцу, но все же в его жесте чувствовалось решительное согласие.

Мы не стали приниматься ни за какое занятие, чтобы скоротать ожидание вестей. Впервые в жизни мы включились в нечто такое, что прежде было предметом заботы старших. Наверное, у каждой из нас сердце забилось чаще, однако мы не стали соединять наши сознания.

Молчание нарушила Бина. Ни с того ни с сего она начала читать вслух названия.

– «Скала убийц», «Адский котел», «Обрыв мертвого оленя», «Роща изменника»… Какие в этой стране неприятные названия. Неужели нет ни одного места, названного в честь доброго дела или веселой шалости? Послушав этот невеселый перечень, иноземец может решить, что там ничего нет, кроме грехов и печали.

Настроение у Бины было мрачное, а Силла, напротив, выстукивала кончиками пальцев бодрый ритм на подлокотнике кресла. Мечтательно полуприкрыв глаза, она словно бы удалилась в иное время и в иное место.

Я недовольно фыркнула.

– Хватит танцевать, милая сестрица. Теперь ты спляшешь под эту мелодию не раньше чем через год.

Бина кивнула.

«Если только…»

Ее мысль прозвучала яснее всяких слов.

Мы все насторожились как по команде. Уже ко времени нашего последнего дня рождения мы были на два года старше возраста, в каком девушки обычно обручались со своими избранниками. Однако, находясь в Гроспере, мы пребывали вдали от светской жизни, другим знакомой чуть не от рождения. Кроме того, мы хорошо знали, что мужчины редко просят руки девушек из рода Скорпи: по обычаю, женившись на даме из нашего рода, мужчина оставался в нашем клане, а не увозил жену к себе.

Мы никогда не затрагивали эту тему даже между собой. Что бы ни хотела сказать Бина, это осталось при ней. Послышался тихий стук в дверь, вошли Луси и Ханна. Они присели в низком реверансе, как перед хозяйкой замка. На каштановых волосах Луси красовался необычный головной убор – сеточка, поблескивающая при каждом движении. Над ушами с обеих сторон висели нити разной длины, и каждая заканчивалась бусиной из блестящего металла. Чепчик, который Луси носила раньше, она держала в руке. Чистенькое, но не новое синее домотканое платье Ханны приятно оживлял надетый на шею и завязанный спереди широкий кружевной палантин.

Силла прикрыла глаза рукой.

– Гляньте-ка! – изображая простолюдинку, восхитилась она. – Ну, не красота ли?

Луси хихикнула и отодвинула в сторону нити с бусинами, касающиеся ее щеки, а Ханна не без гордости расправила палантин, Бина почему-то нахмурилась.

– Не сказала бы, что это обычные штучки.

Луси кивнула.

– Я так думаю, миледи, что торговец хотел, чтобы вы увидели эти вещицы и захотели поглядеть, что у него еще имеется. У него даже есть одна шкатулка, которую он при нас не открыл, но все время под рукой держал.

Я почувствовала, что пора переходить к делу.

– Что вам удалось узнать? Сядьте и расскажите нам.

Я указала на табуреты. Служанки сели.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ТАМАРА

– Он говорит, что его имя Халь Шоан, миледи, – начала свой рассказ Луси. – И он хвастает, будто бы он сам по себе, а родом, говорит, из Кингзбурке. К границе он отправился торговать впервые и рассказывает, как тут идет торговля. Это все он нам сказал сам, мы у него не выпытывали.

Луси намотала на палец одну из нитей от плетеного чепчика.

– Наверняка он слыхал о том, что вожди соберутся для заключения мира, – сказала Бина. – Уж там у него торговля пошла бы бойчее.

– Он сказал, леди Сабина, – нервно разглаживая на груди кружевной палантин, проговорила Ханна, – что он про это услыхал уже тогда, когда проделал немалый путь в эту сторону. А теперь, как узнал, так прямо туда и пойдет. Говорит он очень даже складно, миледи, и сильно расстроился, что вы не желаете его принять.

– Верно, – подхватила Луси. – Он не как эти хамы с границы. Больше похож на королевского слугу. Роста он высокого, бородка у него клинышком, как лорды носят, плащ и штаны не рваные – пыльные, правда, так ведь он же с дороги.

Мы быстро обменивались мыслями. Чем больше черт к портрету Шоана добавляли наши служанки, тем более становилось ясно, что он не похож на тех торговцев, каких мы видели прежде.

– Он задавал вам вопросы? – спросила я немного резковато.

– Нет, миледи. Мимо проходил господин Хеддрик и услыхал наш разговор. Он сказал Шоану, что тот может поесть с теми из стражников, что остались в замке, и что ему приготовлен матрас, набитый соломой, в караульной. И посоветовал поспешить, если он хочет, чтобы ужин не остыл. Потом улыбнулся нам и ушел.

– Но сначала торговец нам еще кое-что сказал, миледи, – добавила Ханна. – Он сказал, чтобы мы показали госпожам то, что купили у него, И еще он сказал, что берет заказы на самые лучшие вещи, какие только можно раздобыть в Кингзбурке, и, если вы чего пожелаете, он теперь так и будет ходить сюда из этого города.

– Прекрасно поработали, – похвалила я служанок. – Лучших разведчиц нам было не найти. Теперь ступайте на кухню и поужинайте. Нам ужин можете принести сюда попозже.

После того как они вышли и закрыли за собой дверь, мы открыли друг для друга наши мысли, как делали всегда, когда речь шла о чем-то очень важном.

– Из Кингзбурке… – задумчиво проговорила Бина.

– Он, наверное, нас дурами считает! – горячо воскликнула Силла. – В Кингзбурке все до единого знают о встрече для заключения мира, потому что обо всех подобных встречах сообщают королю.

– Верно, – согласилась Бина. – И никому не под силу заткнуть рот торговцам вразнос и купцам, когда дело доходит до вестей – о таком они узнают сами.

– Торговец слишком уж учтивый и любезный для человека такого рода занятий, – стала я размышлять вслух. – Сначала появляется этот Избранный – ну просто камешек в башмаке, а теперь еще этот торговец – лощеный, как слуга при дворе, и оба из Кингзбурке – значит, оба от короля. Что за игра затеяна?

– Игра, которая не сулит нам ничего доброго, – заключила Бина. – Говорю вам, сестрицы: это все равно как если бы тебе дали конец нитки, торчащий из спутанного клубка. Поглядим, что нам расскажет Хеддрик. Луси и Ханна отлично разбираются в делах домашних, а Хеддрик мыслит шире, и он никогда не принимает вещи такими, какими они кажутся на первый взгляд.

Служанки принесли нам простую еду – сыр и свежий сдобный хлеб с сушеными вишнями. Это лакомство наш повар Матти придумал не так давно.

К легкому ужину была подана бутылка вина и кувшин молока. Как обычно, молока мы выпили гораздо больше, чем вина. Луси, подавая нам ужин, сообщила, что торговец унес свои товары в караульную, но что, как она слышала, он собирался попозже сыграть в кости с Хеддриком и конюхом.

Мы исчерпали все догадки насчет того, кто такой этот Шоан. Поэтому время, оставшееся до отхода ко сну, мы посвятили разговорам о том, что может случиться на встрече вождей. Когда Силла пару раз зевнула, мы наконец взяли свечи и пошли в опочивальню в башне.

– Как тихо, – почти шепотом проговорила Силла, глядя на ступени уходящей вверх, в темноту, винтовой лестницы. Она заслонила рукой пламя свечи, словно боялась, что кто-то его задует. Сестра была права, мы все разделяли ее чувство. Нас словно бы замуровали здесь, в мрачной каменной глыбе.

Держась поближе друг к другу, мы стали подниматься по лестнице. В нишах вдоль стен горели ночные светильники, но почему-то они светили более тускло, чем обычно. Казалось, они догорали, хотя слуги зажгли их не так давно.

Войдя в опочивальню, мы увидели там ожидавших нас Луси и Ханну. Мы закрыли дверь и задвинули засов. Но Силла не отошла от двери. Стоя к ней лицом, она медленно подняла правую руку и начертала указательным пальцем в воздухе знак. Семейные покои всегда следует оберегать. Эти порожденные даром преграды против Зла были твердо установлены нашей матушкой и вошли в плоть и кровь нашего единения с тех самых пор, как мы поселились в этом замке. Ритуал совершался при каждом окончании года и обещал нам безопасность на последующие двенадцать месяцев.

Почему ты изобразила знак изгнания страха? – спросила я, когда Силла опустила руку. Она так и стояла, не отворачиваясь от двери.

– Я… я не знаю, – призналась Силла. – Мне показалось, что я должна это сделать. Мне словно бы матушка подсказала.

Бина, стоящая у кровати, медленно обернулась и обвела взглядом наши любимые покои. Сначала она посмотрела на привычную мебель, затем – на стены, каждый камень которых был знаком нам с детства. Я поочередно закрыла ставни на каждом из окон.

Ваше величество, до сих пор повествование вела Тамара. Но теперь каждая из нас в свой черед будет рассказывать свою часть истории, ибо с этого момента наших приключений все мы начинаем играть свою роль в разыгравшейся драме и действовать согласно тому дару Света, который нам дан. Я, Сабина Скорпи, дочь графа Версетского, верного слуги вашего величества, и леди Альты, волшебницы, графини Версетской, теперь поведу рассказ.

САБИНА

У каждой из нас были собственные мысли и вопросы, но мы не стремились делиться друг с другом размышлениями, как поступали обычно, когда были озадачены. Это само по себе казалось странным. Когда мы наконец улеглись на большой кровати в обычном порядке (Там – справа от меня, Силла – слева), мы нарушили молчание, только чтобы пожелать друг другу доброй ночи под охраной Защитника.

В изножье кровати тускло мерцал фитилек зажженного на ночь светильника. Я протерла рукой усталые глаза и закрыла их – как мне показалось, только на минуту. Но когда я вновь открыла глаза, фитилек почти догорел.

Наши простыни, которые мы натянули до подбородка, теперь пахли не только лавандой, но и другими травами, аромат которых примешивался к любимому запаху. Я решила дать названия этим едва уловимым запахам, но, прежде чем успела решить эту задачу, снова заснула.

Чаще всего сны снились Силле, но на этот раз сон пригрезился мне. Мне приснилось, что я в комнате на верхнем этаже башни – сижу с иглой в руке. Рядом со мной лежали клубки разноцветной шерсти, и я должна была выбрать из них самый подходящий по оттенку. Это было настолько сложно и важно, что я ощутила страх, который давил на меня с почти осязаемой силой. Я попыталась отложить иглу, но мои движения были до безумия медленными, словно я была зачарована – или заколдована?

Даже мой разум, казалось, был затуманен, но я держалась за мысль о том, что я не должна повиноваться этому иллюзорному приказу, не должна…

Укрепленная последним всплеском решимости, я открыла глаза – и поняла, что лежу на кровати. Было совершенно темно – теперь за шторами балдахина не был виден даже огонек светильника. И что еще хуже, рядом со мной слева была пустота. Не было слышно даже звуков ровного дыхания, не чувствовалось тепла, исходящего от тела, лежащего рядом со мной.

«Силла!»– сама не понимая почему, мысленно окликнула я сестру.

Но между нами словно бы возник невидимый щит. Такого прежде никогда не случалось. Ужас пронзил меня, словно острие копья.

Наверняка то был страшный сон. С огромным трудом я попыталась приподняться, но тело отказывалось мне повиноваться, а когда я попробовала позвать сестру вслух, язык тоже не пожелал меня слушаться.

Вдруг я услышала какие-то звуки за балдахином. Затем грубый хриплый голос произнес громко, как будто нужды говорить шепотом не было:

– И этих двух потаскушек заберем?

– Да нет, не трогай их!

– А они лакомые кусочки. Не стоит отказываться от такого угощения.

– Ты давай свое дело делай, Толстопузый, хватит трепаться.

Я не могла повернуть голову и посмотреть, что происходит за балдахином. Кто-то резко раздвинул шторы справа от меня. Тьма была непроницаемая, светильник давно погас, но я почувствовала, как злодеи стаскивают с кровати Там.

– Эти две связаны как следует, – сообщил Толстопузый.

Я снова всеми силами попыталась шевельнуться, но снова без толку. Меня словно бы сковали цепями по рукам и ногам, как висельника.

Затем я опять услышала, как злодеи ходят по комнате.

– И эта связана крепко, Лопоухий. Позови, пусть заберут, – послышался голос второго злодея.

И снова звук шагов. Потом – скрип двери. А потом кто-то, по-видимому, налетел в темноте на спинку кровати. Послышалось сердитое ругательство.

– Эти глазки что-то неважно работают, – обиженно пожаловался Лопоухий.

– Лопоухий, – процедил сквозь зубы второй злодей, – похоже, ты еще и Тупоголовый. Никто не говорил, что чары будут работать вечно. И дверь не все время будет нараспашку – не стоит так уж доверять волшбе лесной ведьмы. Ты что, хочешь, чтобы смотритель погнался за нами и запалил костры мщения, призывая других на помощь? Поторопись, говорю тебе, пока они не очнулись. Стражник здешний сразу поймет, что надо скакать к границе.

С меня сорвали простыни. Грубые руки схватили меня. Беспомощная, одурманенная не то чарами, не то колдовским зельем, я ничего не могла поделать. Меня стащили с кровати, держа за плечи и лодыжки, и швырнули на пол.

Затем меня накрыли какой-то плотной тканью, но это была не простыня. Грубые лапищи подняли меня, чтобы обернуть меня этой тканью по шею. Затем меня снова подхватили и вынесли из покоев.

За дверью было не темно, но мое тело осталось скованным. Здоровенный верзила, от которого несло конским потом, грязью и пивным перегаром, уложил меня на плечо. Я увидела только край стального доспеха, надетого поверх кожаной куртки. Второго злодея, который, похоже, был главным, видно не было, слышался только его голос.

Тот, что нес меня, был очень силен. Во всяком случае, по лестнице он спускался без особого усилия. Наконец он вынес меня во внутренний двор. Я услышала топот конских копыт. В следующее мгновение злодей перебросил меня через спину лошади лицом вниз, привязал – и скрылся с моих глаз.

Было слишком тихо. Лежа на спине лошади, плохо соображая, я все же осознавала эту необычную тишину. Лошадь пошла вперед. Я услышала топот копыт других коней, но взявшие меня в плен молчали. Если я не ошибалась, в плен взяли не только меня, но и Силлу, и Там.

Похищения людей были не такой уж редкостью. В былые годы этот промысел процветал по обе стороны границы, но с тех пор, как мой отец стал смотрителем, попытки раздобыть выкуп у врагов таким путем стали не такими частыми. Правда, чаще людей похищали на открытой местности. Проникновение в замок, в самое сердце вражеской земли, с целью нашего похищения было неслыханно дерзким маневром.

Однако все указывало на то, что разбойники сумели без труда осуществить свой злокозненный замысел. Что сталось с Хеддриком, с привратниками, с нашими оберегами? Почему злодеи смогли осуществить свой дерзкий план? Я вновь попыталась мысленно обратиться к сестрам, но опять наткнулась на непроницаемую стену.

Дорога пошла на спуск с холма, на котором возвышался Гроспер. Я была завернута в толстую грубую мешковину, но все равно веревки, стягивавшие мои запястья и лодыжки, больно терли кожу, врезались в нее, будто пилы. Вскоре мучительная боль окутала меня туманом. Натертые веревками руки и ноги саднило, меня пугало неприятное покалывание в глазах, усиливавшееся при каждом шаге лошади. Я бы застонала, но я не могла не только мысленно соединиться с сестрами, но и подать голос.

Время ничего не значило. Чем дальше, тем сильнее сгущалась дымка боли, и только быстрый бег лошади время от времени возвращал мне сознание. Всякий раз, когда я могла мыслить, я пыталась обратиться к сестрам.

Когда я в очередной раз очнулась, я обнаружила, что соображаю яснее, чем прежде. Занимался рассвет. Лошадь остановилась. Она стояла, тяжело дыша. Наверное, устала после быстрого бега.

– Снимайте их, олухи. Снимайте и заносите.

Чьи-то руки распустили на мне веревки, но мешковину с меня не сняли и снова взвалили на плечо, чтобы куда-то унести. Новый носильщик пронес меня в предутренних сумерках под крышу. Я увидела свет факела, почувствовала жар очага – и только тут поняла, как замерзла.

Я рухнула вниз. Видимо, мой носильщик меня попросту бросил. Упав, я ударилась спиной о пол хижины. Не сказать, чтобы поведение злодеев, пленивших меня, меня так уж радовало, но теперь я могла хотя бы выпрямиться после долгого мучительного пути.

С того места, где я лежала, мне был виден стоящий рядом со мной человек в плаще с капюшоном и высоко поднятым воротником. Лица его видно не было, он словно бы был в маске. Обнаружив, что могу шевелить головой, я повернула ее едва заметно, не желая привлекать к себе внимание, и смогла разглядеть еще одного мужчину – высокого, широкоплечего, с головой массивной, как у быка. Он смотрел на меня. Заметил ли он, что глаза у меня приоткрыты?

– За эту телку можно получить хорошие денежки, – заметил быкоголовый. – С какой из них он желает покувыркаться?

Мужчина с высоко поднятым воротником пожал плечами.

– Не нам выбирать. Он сказал: они все на одно лицо, потому что родились вместе, как щенята. Так что возьмем всех троих.

Неожиданно он резко развернулся ко мне и опустился на одно колено. Рукой, затянутой в перчатку, он больно схватил меня за волосы и, рванув к себе, рассмотрел оценивающим взглядом. Потом негромко присвистнул.

– Ну-ну… Стало быть, Избранный не так уж хорош, как про себя думает. Ты не спишь, потаскушка! Хочешь увидеть, кто уволок тебя из Гроспера, как горошину из кастрюли супа?

Другой рукой мужчина опустил края воротника, чтобы я могла увидеть его лицо – длинное и худое. Бороду он носил такую же, как мой отец, – острую, аккуратно подстриженную, но волосы у него были светлые. Пряди посверкивали золотом в лучах факела.

Поперек правого глаза – вернее, не глаза, а пустой искореженной глазницы – по щеке протянулся уродливый шрам. Уцелевший глаз горел почти лихорадочным блеском. Незнакомец сверлил меня взглядом, продолжая сжимать в руке прядь моих волос. Наверное, для того, чтобы убедиться, что я его слушаю, он снова больно дернул меня за волосы.

– Хорошенькая мордашка, – скривился он. – Я тоже был красавцем, пока этот мерзкий гончий пес, твой папаша, не изуродовал меня. Он бы меня посадил в сырую каменную темницу, да только Маклан – не кролик.

Маклан… Сырые камни! Теперь я наконец поняла, к кому мы попали в руки. Но и глазом не моргнула. Тогда, впервые с момента, как меня захватили в плен, ко мне вернулся голос.

– То было честное сражение, ты не можешь это отрицать…

Он еще раз больно дернул меня за волосы и отпустил. Я ударилась головой о пол, а он поднялся и пнул меня сапогом в плечо. Я покатилась по полу, совершенно беспомощная, и остановилась, уткнувшись во что-то мягкое, завернутое в грубую мешковину, как и я.

«Силла? Бина?»

Мысленный контакт – слабый, но настоящий! Это меня позвала Там. Я торопливо ответила ей и добавила предупреждение.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ТАМАРА

Я лежала в темноте. Судя по всему, я была завернута в какую – то грубую ткань вроде мешковины. Край тяжелой мешковины лежал у меня на лице, и я едва не задыхалась от запаха конского пота. Я определенно находилась не в знакомых безопасных покоях замка, где заснула. Испуганная, ошеломленная, я инстинктивно мысленно окликнула сестер – и получила ответ.

«Там… Это Бина. Нас похитили».

Я с трудом поняла смысл ее слов. Казалось, они были произнесены на каком-то иноземном наречии. Похитили? Из опочивальни? С кровати, на которой мы спали? Да, видимо, оттуда, потому что я ничего не помнила, кроме того, как мы улеглись на кровать, как я почувствовала странную слабость и усталость. Но как нас могли увезти из Гроспера?

Мы были не одни. Я услышала, как кто-то громко кашлянул и сплюнул.

– Так и оставим?

– Никуда они не денутся. Ты этого болтуна Клайда не видал?

Два голоса. Но ни того ни другого я не узнала. Второй голос, судя по всему, принадлежал человеку благородного происхождения – если можно было считать благородными особами знатных гурлионцев. На самом деле эти двое были родом из северных кланов. Они говорили на своем грубом наречии, а не на языке Приграничья, общем для Гурлиона и Алсонии. Этому наречию нас обучил отец, как только мы поселились в Гроспере.

Мне хотелось пошевелить головой и хоть немного ослабить веревки, которыми я была связана. Несколько минут я пыталась сделать это, и наконец мне удалось сбросить с лица уголок мешковины.

«Бина, где мы?»– мысленно спросила я, надеясь, что сестра лучше меня видит место, где мы находимся.

«Это хижина, – ответила Бина . – Но где мы, я не знаю. Я видела двоих из тех, кто взял нас в плен, но ни того ни другого в лицо не узнала».

Она быстро рассказала мне о том, как нас увезли из Гроспера.

«Как это было проделано, я не понимаю. В замке словно бы не осталось никого, кроме нас и наших врагов. Что могло произойти? Где были стражники? Где был Хеддрик? Почему подвели наши обереги?»

Я облизнула губы кончиком языка, хотя и не собиралась разговаривать вслух. Неужели в то время, когда нас увозили из замка, все остальные обитатели Гроспера были мертвы? Мой разум не мог смириться с такой кровожадной жестокостью. Неужели кто-то сумел пронести пылающий трут, привязанный к наконечнику копья, через всю страну в поисках мести – и нас? Но еще быстрее нужно было найти ответы на вопросы, касающиеся нас троих. Почему, к примеру, у Бины сохранилась способность хоть что-то осознавать, в то время как мы с Силлой лишились чувств? Да с нами ли Силла?

Я замерла. Рядом с моей головой протопали сапоги. В следующее мгновение кто-то сдернул с моего лица край мешковины. Передо мной предстало лицо человека, которого я однажды видела. Оно принадлежало тому злобному Избранному, что побывал в Гроспере. Но ведь жрец уехал вместе с теми, кто отправился на встречу для заключения перемирия! Жрец пристально уставился на меня. Ни разу в жизни я не видела глаз, в которых было бы столько злобы. Не мог ли он излучать взглядом свою волю? Казалось, эти вытаращенные глаза сами по себе способны навлечь на человека проклятие.

– Она добыча Витана Старкаддера, а не новенькая для твоих проповедей, Избранный.

Я не видела говорящего, но голос слышала ясно.

– Это… злобное… отребье. – Избранный скрипел зубами, произнося каждое слово. Он шевелил губами так, словно хотел сплюнуть. – Хочешь, чтобы род Старкаддеров себя изничтожил? Нет, его нужно спасти от такого осквернения! Все потаскухи с Юга якшаются с исчадиями Тьмы и, когда желают, призывают демонов к себе на ложе.

– Если демоны повинуются таким женщинам, Избранный, – рассудительно проговорил человек знатного рода, – почему же они не защитили их, когда мы их забирали? Ну да, у нас были мешочки с порошком, и мы этот порошок рассыпали, как ты велел, и последний мешочек открыли перед дверью их покоев. Замок открылся сам по себе. И Проспар взял с собой окровавленную руку, как ты велел. Но только все же лучше доверять оружию, и оружие мы тоже прихватили. И эти три девицы попадут к молодому Старкаддеру, как мы поклялись.

Пока второй говорил, Удо не спускал с меня злобного взгляда. В одной руке он сжимал молитвенник в металлическом переплете. Сунув книгу за веревочный пояс, он порылся в притороченной к этому поясу торбочке. Немного наклонившись вперед, он резко взметнул руку, сжатую в кулак, растопырил пальцы, и с их кончиков посыпались искры. Я перестала видеть и его, и все, что меня окружало.

ДРУСИЛЛА

Это пишет Друсилла, третья дочь Версета. Когда я очнулась, от жажды у меня пересохло горло. Я не чувствовала ни рук, ни ног, но боль волнами прокатывалась по моей спине. Сначала мне показалось, что я вижу сон – один из тех, что мучили меня с детства. В этих сновидениях привычный мир исчезал, и по ночам я странствовала туда, где царили опасность и страх.

Теперь я заставила себя прогнать этот сон и кое-чего добилась. Мир вокруг меня стал виден более отчетливо. К несчастью, чем больше я приходила в себя, тем сильнее становилась боль. Я обнаружила, что лежу на спине лошади, и ощутила тряску и запах конского пота. Я не могла пошевелиться. Я была туго связана, как узел с товарами торговца.

– Этот крысомордый не должен нам приказывать. Будем делать, как нам велел Красный Аспид, – мы ему слово давали, а не какому-то Избранному.

– От двух быков на одном поле сроду ничего хорошего не бывало. А этот кусок дерьма появился как раз тогда, когда Маклан ему стал перечить! А Старкаддеров телок почему не тут? Ведь обещался. Я-то думал, все так и замыслено.

– Никогда не угадаешь наверняка, как все обернется, Краснонос. Крысомордый говорит, будто эти девки знаются с демонами. А Старая Бек, она не дура, уж это точно. Я вот как думаю: погодим до утра, а ежели Красный Аспид не объявится, мы их в Потемки скинем.

Красноносый сначала хмыкнул, а чуть погодя проговорил:

– Лучше бы снять этих потаскушек с пони. Притомились лошадки.

– Может, ты и прав. Скинем их.

В следующее мгновение меня сбросили с лошади – проворно и грубо. Но мне было бы хуже, если бы последние слова злодеев не подсказали мне, что я не одна, что в плен попали и мои сестры. Я упала на спину. Хотя я была завернута в толстую мешковину, моя голова не была покрыта, и я ударилась ею о камень. Я поморгала слезящимися глазами и увидела, что меня сняли с пони, больше похожего на мешок костей, обтянутый грязной клочковатой шерстью. Кто-то ухватился за край мешковины и поволок меня по земле. Видимо, меня тащили вниз по склону – голова и плечи у меня были выше ног. Будучи в таком положении, я могла лучше разглядеть еще двоих пленниц, завернутых в куски мешковины и туго обвязанных веревками. Лица моих сестер – Там и Бины – были бледны и перемазаны грязью. Их глаза были закрыты, они дышали медленно, но глубоко. Я видела, как поднимается и опускается грубая ткань у них на груди.

«Бина, Там», – мысленно позвала я сестер.

Но ответом мне была пустота, и это очень напугало меня.

Ближе к моим ногам на мешковине, ставшей моей тюрьмой, лежало пятно солнечного света. Значит, наступил день и всю ночь мы провели во тьме зловещих сновидений. Мужчина в грубых одеждах гурлионского крестьянина повел прочь лошадь. Он повернулся ко мне спиной, и я не видела его лица, но разглядела выцветшую грязную ленту, повязанную поверх его шапки. Это были цвета какого-то клана: тускло-красный, выгоревший на солнце желтый и почти совсем выцветший черный. Красный, желтый и черный – иакинские цвета! Это был один из горцев, которых очень редко видели так далеко к югу от границы.

– Сэр!

Лежавшая со мной рядом сестра, опутанная мешковиной, пошевелилась. Я услышала знакомый, но надтреснутый голос. Горец обернулся. Я увидела косматую рыжую бороду, длинную и такую густую, что она почти закрывала широкий курносый нос. Под лохматыми бровями, такими же густыми, как борода и жесткие длинные усы, сверкали маленькие голубые глаза.

Горец оставил пони и пошел к нам. Подойдя, он небрежно пнул пленницу, лежащую рядом со мной. Он ничего не ответил Там, но крикнул:

– Эта девка хочет поговорить!

И встал, подбоченившись.

Позади него появился другой мужчина. На плечи этого разбойника был наброшен плащ, между полами которого был виден мятый стальной нагрудник, но шлема на голове у мужчины не было. Я ясно видела его лицо, изуродованное огромным шрамом.

Он шагнул ближе и окинул взглядом нас троих. Там заговорила снова. На этот раз ее голос прозвучал громче.

– Сэр, вы хотите умертвить своих пленниц? Нам нужно попить!

Злодей в доспехах запрокинул голову и расхохотался.

– А Избранный, похоже, прав! Я так хотел, чтобы Версет ползал передо мной на коленях, и вот мое желание почти сбылось. Начну с его дорогих дочурок. А теперь попроси как полагается.

– Пожалуйста, дайте нам воды.

Там меньше всех из нас троих любила о чем-то смиренно просить.

– Так вот, Версетово отродье, можешь попросить и полюбезнее.

Мужчина со шрамом присел на корточки. Горец куда-то ушел. Злодей ухмыльнулся.

Иакинец вернулся с седельной флягой и издевательски покачал ею, чтобы мы услышали, как булькает вода.

Взяв у горца флягу, злодей со шрамом осклабился еще шире. Из-за того что его лицо было таким уродливым, усмешка получилась зловещей.

– Я – Маклан, – сказал он. – И Версет решил превратить меня в отверженного. Меня, Маклана! А теперь попроси меня вежливо, как будто ты – придворная дамочка.

Маклан Мервен! Если бы я не была так туго связана, я бы поежилась. Это имя считалось проклятием границы уже более пяти лет, с тех пор как Маклана приговорили к повешению. Когда веревку обрезали, сказали, что он мертв, но почему-то после того, как его унесли, он ожил. Повсеместно было известно о том, что он объявил о кровной мести нашему отцу.

Маклан вынул пробку из горлышка фляги и плеснул несколько капель воды на лицо Там.

– Будьте так добры, сэр, – прохрипела Там, – не угостите ли нас водой?

Маклан помахал флягой перед носом Там.

– Водичка имеет цену, понимаешь? Тут, в глуши, ее мало, и она нужна нам самим и нашим лошадкам. Ты готова уплатить?

– Никто не торгуется, пока цена не названа, – спокойно проговорила Там.

– Цена? Ну что ж… – Отверженный потеребил аккуратно подстриженную бородку, поигрывая сжатой в другой руке флягой. Из фляги снова выплеснулась вода. Он явно делал это только для того, чтобы еще помучить мою сестру. – Гм… Я бы сказал, что цена для вас троих – хорошенько вас поиметь. Но я человек слова. Вы будете сохранены для того, кто заплатил за вас. – Словно его вдруг внезапно озарило, Маклан уселся на землю и уставился на свои заляпанные грязью сапоги. – Пора бы их почистить, да и другую работу можно найти для девки. И для троих работенка найдется.

– Нет! – прозвенел голос Бины.

Взгляд Маклана метнулся в сторону от Там, затем он склонился ко мне.

– Все еще, значит, нос задираете, да? Ну ладно.

Он закрыл флягу пробкой и встал.

Там хрипло закашлялась. У меня тоже так пересохло в горле, что я не выдержала и кашлянула. Где кончается храбрость и начинается глупость? Возможно, вскоре нам предстояло это узнать. Оба мужчины ушли вправо от нас. Бородатый горец увел пони, на котором везли меня. Вскоре они скрылись из виду.

«Тебе обязательно надо было вмешаться?»– обратилась я с гневной мыслью к Бине.