Текст книги "Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня"
Автор книги: Андре Кастело
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
К этому письму Жозефина добавила: «Объявление войны Австрии, похоже, дело решенное. Император начал стягивать в Эльзас 150 000 человек, сам он там будет в конце месяца, и помещения для обоих наших дворов уже приготовлены».
Примчавшийся из Булони Наполеон подтверждает новость. Кампания начинается, и Великая армия, стоявшая фронтом к Англии, готовится покинуть берега Ла-Манша, пересечь Францию и «пятью потоками» хлынуть в Германию.
Однажды ночью Наполеон до четырех утра работает с Талейраном. «В глубокой задумчивости, с подсвечником в руке», – так опишет он эту сцену позже, – он собирался уже лечь в постель, когда его с «обезумевшими глазами» перехватила Жозефина. Она бросилась к мужу и почти беззвучно спросила:
– Она хоть хорошенькая?
– Раз вы так все воспринимаете, сударыня, спите у себя, а я пойду в свою спальню, – ответил он, поворачиваясь к ней спиной.
Вероятно, из-за этой сцены и в противоположность тому, что Жозефина сообщала Евгению, отъезд ее в Эльзас все еще под вопросом. Жозефина делает все, чтобы добиться от мужа позволения обосноваться в Страсбурге на всю будущую кампанию. Благодаря этому она прежде всего ускользнет от ненавидящего ее клана и от мерзкой слежки со стороны Жозефа и Луи; во-вторых, вдвое сократит расстояние между собой и императором. А это значит – по крайней мере, она так полагает, – Наполеон вызовет ее к себе, как только разгромит противника, потому что для нее победа заранее предрешена.
Наполеон уступает. Он соглашается даже на то, чтобы жена ехала с ним и, по его обычаю, мчалась «день и ночь». Дамы – г-жи де Сегюр, де Талуэ, де Канизи, де Тюренн и де Лавалет – нагонят ее, когда смогут. Что до г-ж Ней, де Лористон и Ланн, те прибудут в Страсбург несколько позднее.
Выехав 24 сентября, между четырьмя и пятью утра, императорская чета достигает Страсбурга 26-го, в пять вечера. Пятьдесят восемь часов в дороге, без передышки! Жозефина знакомится с находящимся по соседству с собором восхитительным епископским дворцом, который одним из своих фасадов выходит на реку Иль; этот бывший дворец кардинала Колье[43]43
Кардинал Колье – прозвище кардинала и епископа Страсбургского принца Луи Рене Эдуарда де Рогана (1735–1803), «героя» громкого скандального дела о колье (ожерелье) Марии Антуанетты.
[Закрыть], перестроенный в середине XVIII века, неоднократно будет служить ей резиденцией. Здесь она как бы встретится с тенью Марии Антуанетты, проведшей во дворце первую ночь после своего появления во Франции. Архитектор Фонтен на отпущенные ему кредиты в 60 000 франков привел в порядок покои дворца, выселив оттуда отделы муниципальной администрации, архивы и даже арестантов, размещавшихся там после покупки городом Страсбургом этого здания, проданного в 1 7 91 как национальное имущество. Обстановка, доставленная из Страсбурга, Нанси и Люневиля, посуда, стекло, серебро, белье, кухонная утварь, привезенные из Парижа, – все уже было готово к приезду государей. Жозефине предоставили на втором этаже апартаменты из четырнадцати комнат окнами во двор, который образует как бы третий, глядящий на реку этаж. Парадные апартаменты из семи гостиных находились на первом этаже, выходящем во двор, и на втором, выходящем на террасу, откуда открывается вид на Иль.
Наполеон проводит с женой неделю – речи, приветствия, приемы, банкеты. 1 октября он переправляется через Рейн, и Жозефина остается единовластной правительницей почти на два месяца «самой краткой и самой блистательной кампании, которая когда-либо имела место», – это подлинные слова Наполеона, употребленные им в письме к жене через две недели после отъезда; два месяца, заполненные капитуляцией Ульма, победой при Аустерлице и вступлением в Вену. Пока Наполеон ткет себе мантию славы и легенды, Жозефина принимает германских государей, чьи визиты становятся тем чаще, чем дальше продвигается французская армия в глубину Священной империи. Она дает аудиенции местным властям, принимает командующего округом маршала Келлермана[44]44
Келлерман, Франсуа Кристоф, герцог Вальми (1735–1820) – маршал Франции с 1804.
[Закрыть] со штабом, приглашает городских барышень – восемьдесят разом – и двадцать две дамы «из лучших семей города». К тому же Страсбург – обязательный этап на пути тех, кого Наполеон вызывает к себе, и Жозефина устраивает приемы – сегодня в честь мэров Парижа, завтра в честь депутации Трибуната, которая получит, впрочем, приказ не ехать дальше. Жозефина терпеливо выдерживает речи, председательствует на обедах, балах, ужинах, бывает во французском и немецком театрах, устраивает концерты, выписывает из Парижа певцов, в том числе м-ль Делию и м-ль Жервазис, а также своего любимого композитора Спонтини[45]45
Спонтини, Гаспаро Луиджи Пачифико (1774–1851) – выдающийся итальянский оперный композитор. Ниже речь идет об исполнении лишь отдельных номеров «Весталки», поскольку опера в целом была закончена лишь в 1807.
[Закрыть], который дает страсбуржцам возможность насладиться своей еще девственной «Весталкой».
Не вступила ли виконтесса де Богарне в последние годы старого режима в одну из масонских лож? Не поддалась ли она увлечению молодых придворных дам, вроде будущей гражданки Эгалите[46]46
Гражданка Эгалите – Луиза Мария Аделаида де Бурбон-Пентьевр (1753–1821), супруга Луи Филиппа Жозефа Орлеанского, ближайшего родственника Людовика XVI; перейдя на сторону Революции, ее муж принял фамилию Эгалите (Равенство).
[Закрыть] или принцессы де Ламбаль[47]47
Принцесса де Ламбаль – Мари Тереза Луиза Кариньянская (1749–1792), подруга Марии Антуанетты, растерзанная толпой во время сентябрьских убийств 1792.
[Закрыть], которых забавляла мысль, что их будут именовать «достопочтенными сестрами»? Это можно предположить, поскольку осенью 1805 она в качестве «посвященной» присутствует на нескольких собраниях масонской ложи «Восток» в Страсбурге, в которой председательствует жена мэра г-жа Дитрих и которая имеет филиал для приема новых членов. Жозефина даже предстательствует за кандидатуру г-жи де Канизи, вступающей в ложу в качестве неофитки. Сразу после этого две ложи – одна в Париже, другая в Милане – принимают название «Жозефина» и умоляют о покровительстве свою августейшую «сестру». И, разумеется, императрица тратит деньги – на бесчисленные подарки, пожалования, вспомоществования. Она покупает почти все, что ей предлагают, в особенности – торговцам это известно – животных, семена и растения для Мальмезона. Она старается как можно чаще совершать прогулки по окрестностям города, а то читает – новость, о которой она сообщает Евгению, – в ожидании курьеров.
Редко случается, чтобы за пять-шесть дней не было ни одного письма. «У меня хорошая позиция, и я тебя люблю», – пишет ей Наполеон 2 октября из Этлингена. А 4-го, перед отъездом в Штутгарт, где курфюрст покажет ему в придворном театре постановку «Дон Жуана», он сообщает:
«Я в Людвигсбурге. Отбываю сегодня ночью. Моя армия движется. Погода великолепная. Союз с Баварией заключен. Чувствую себя хорошо. Надеюсь, в ближайшие дни у меня будут интересные для тебя новости».
Речь идет о браке принцессы Саксен-Хильбургхаузенской со вторым сыном курфюрста, известие о котором Наполеон пошлет Жозефине на следующий же день, прося жену позаботиться о свадебном подарке.
«Я немедленно уезжаю, мой друг. Дней пять-шесть ты не получишь от меня известий, но ты не тревожься: это связано с предстоящими операциями… Прощай, дружок. Люблю и целую».
10-го, переправившись через Дунай, Наполеон уже в Аугсбурге у бывшего курфюрста Трирского, «у которого превосходное жилье». И он продолжает: «Уже неделю я мчусь. Кампания началась с весьма внушительных успехов. Чувствую себя прекрасно, несмотря на ежедневные дожди. События развертываются с быстротой… Прощай, мой друг, обнимаю тебя».
Он вступает в Мюнхен и 12 октября сообщает:
«Противник разбит и потерял голову… Через час уезжаю в Бургау-на-Иллере. Чувствую себя хорошо, но погода ужасная. Льет так, что я дважды в день меняю сюртук. Люблю тебя и целую».
Под неумолимо хлещущим с неба дождем он одно за другим вписывает в Историю названия городов, деревень и рек. 19 октября в аббатстве Эльхинген он принимает Мака[48]48
Мак, Карл, барон фон Мак-Лайберих (1752–1828) – австрийский генерал, капитулировавший со своей армией в Ульме и тем самым поставивший в крайне тяжелое положение русскую армию Кутузова, спешившую на помощь австрийцам.
[Закрыть], явившегося с капитуляцией австрийской армии. В тот же день он пишет жене:
«Устал я, добрая моя Жозефина, больше чем следовало бы: целая неделя под дождем, ноги в холоде, вот я немного и прихворнул, но сегодня весь день не выходил на улицу и отдохнул. Я осуществил свой замысел: австрийская армия разбита с помощью одних только маневров: захвачено 60 000 пленных, 120 орудий, больше 90 знамен и 30 генералов. Теперь двинусь на русских, они погибли. Я доволен своей армией. Потерял всего 1500 человек, из них две трети легко раненными. Прощай, Жозефина, тысяча поцелуев всюду…»
20 октября плененная австрийская армия – 30 000 человек – проходит мимо него. «Анналы военной истории не знают подобной катастрофы», – пишет Наполеон жене. В ходе сражения под Ульмом он некоторое время не давал знать о себе Жозефине, и та волнуется. «Лемаруа привез мне твое письмо, – отвечает он ей. – С огорчением вижу, что ты чересчур волнуешься. Мне передали подробности, доказавшие, какую нежность ты ко мне питаешь, но ты должна проявить больше силы и веры в меня. Будь весела, развлекайся и верь, что мы увидимся еще до конца месяца».
Теперь он идет на Вену и вечером 2 ноября в Хаге набрасывает такие адресованные Жозефине строки:
«Я совершаю большой марш, стоят холода, снегу намело на целый локоть. Нам достается круто. К счастью, дров хватает – мы здесь все время в лесах. Чувствую себя неплохо. Мои дела идут сносно: противнику приходится хуже, чем мне. Жду от тебя известий: хочу знать, что ты спокойна. Прощай, мой друг, я ложусь».
5-го он в Линце:
«Погода отличная. Мы в двадцати восьми лье от Вены. Русские не выдержали и поспешно отступают. Австрийский дом в панике: из Вены вывозят все пожитки двора. Вероятно, дней через пять-шесть будет много нового. Очень хочу увидеться с тобой. Здоровье мое в порядке. Обнимаю тебя».
«События спешат за мной по пятам», – пишет он. Действительно, вечером 15 ноября, «несколько утомленный», он уже в Вене и продолжает: «Я еще не видел город днем: я проехал через него в темноте. Завтра принимаю именитых горожан и корпорации. Почти все мои войска на том берегу Дуная – преследуют русских. Прощай, моя Жозефина; как только будет возможно, вызову тебя. Тысячу раз обнимаю».
«Вызову тебя». От этих двух слов сердце Жозефины начинает учащенно биться. И на другой день она получает дозволение перебраться из Страсбурга в Мюнхен.
С каким ликованием пускается она 28 ноября в дорогу! Окруженная своими фрейлинами, камергерами и шталмейстерами, она в сопровождении почетного эскорта направляется под грохот пушек между двумя шеренгами пеших гвардейцев. Курфюрст и великий герцог Баденский, вне себя от радости, высылает ей навстречу свои кареты и своих гусар.
* * *
Начинается триумфальная поездка через Баден, Вюртемберг и Баварию. Поездка, во время которой курфюрсты и курфюрстины, принцессы и маркграфы должны по приказу императора всячески выражать почтение Жозефине, «потому что, – надменно объясняет повелитель, – тебе должны все, а ты ничего никому не должна, разве что из учтивости». Оговорка всего одна: «Курфюрстина Вюртембергская – дочь английского короля, она добрая женщина; обойдись с ней поласковей, но не подчеркивай этого».
Меняются эскорты, надсаживаются колокола, грохочут пушки, германские государи торопятся навстречу Жозефине. Она проезжает под спешно воздвигнутыми триумфальными арками. На высоких колоннах она читает слова: «Josephine Galliarum Augustae»[49]49
Josephine Galliarum Augustae (лат.) – «Жозефине, императрице Франции».
[Закрыть].
Вслед за Карлсруэ ее с расточительной роскошью встречает Штутгарт. Банкеты, концерты, триумфальные арки. В опере дают «Ахилла» Паэра[50]50
Паэр, Фердинандо (1774–1839) – итальянский композитор.
[Закрыть] и «Ромео и Джульетту» Цингарелли[51]51
Цингарелли, Никола Антонио (1752–1837) – итальянский композитор. Лучшая из его опер «Джульетта и Ромео» (а не наоборот, как у Кастело) (1756).
[Закрыть]. Курфюрст, а вскоре король Вюртембергский готов на все, лишь бы примазаться к триумфу ее мужа. Будущий тесть Жерома Бонапарта сам являет собой настоящее зрелище. Живот у него так выпирает, что в столе приходится выпиливать глубокую выемку. Подлинный деспот, он требует, чтобы его жена была в «парадном туалете» с семи часов утра. Им движет только одна страсть – часы со звоном, и его покои «похожи скорее на мастерскую часовщика, чем на апартаменты правящего государя». Для полноты какофонии он заказал себе кресло-орган, начинающее грохотать, как только в него садятся.
Жозефина с трудом сохраняет серьезный вид.
3 декабря она опять пускается в путь, и в Ульме кортеж въезжает на территорию Баварии. Императрицу встречает Ожеро, предупреждающий, что вечером состоится большое празднество, но она, раз уж находится «во Франции», предпочитает лечь в постель. Письмо из Аустерлица она, без сомнения, получает в день прибытия в Мюнхен.
«Я разбил русско-австрийскую армию под командованием обоих императоров. Я несколько устал: мне пришлось неделю провести на бивуаках, под открытым небом, в довольно прохладные ночи. Сегодня буду ночевать в замке князя Кауница, где просплю часа два-три. Русская армия не просто разбита – она разгромлена. Обнимаю тебя».
Через два дня, 5 декабря, он сообщает жене подробности:
«Я заключил перемирие. Русские уходят. Битва при Аустерлице – прекраснейшая из всех, какие я дал: 45 знамен, больше 150 орудий, штандарты русской гвардии, 20 генералов, 30 000 пленных, больше 20 000 убитых – страшное зрелище! Император Александр в отчаянии и уезжает в Россию. Вчера ко мне на бивуак прибыл император Германский, мы проговорили два часа и решили побыстрей заключить мир. Погода еще не очень плохая. Вот наконец континент и обрел мир, будем надеяться, что то же произойдет и во всем мире: англичане не смогут нам противостоять, Я жду не дождусь минуты, когда увижу тебя. Прощай, дружок, я чувствую себя сносно, и мне не терпится тебя обнять».
В ожидании императора Жозефина опять так подхвачена вихрем приемов, что у нее – в таких делах любые извинения хороши – не остается времени написать мужу, который 10 декабря жалуется:
«Я уже давно не получал от тебя писем. Неужели роскошные празднества в Бадене, Штутгарте, Мюнхене заставят забыть о бедных солдатах, живущих под дождем, в грязи и крови?»
Четыре дня спустя, все еще не получая писем, он набрасывает такие шутливые строки:
«Великая императрица, ни одного письма с самого вашего отъезда из Страсбурга! Вы побывали в Бадене, Штутгарте, Мюнхене, так нам ни слова и не написав. Это нелюбезно, да и бессердечно. Я по-прежнему в Брюнне[52]52
Брюнн – ныне гор. Брно в Чешской республике.
[Закрыть]. Русские ушли, у нас перемирие. Через несколько дней увидим, чего я добился. Благоволите с высоты своего величия немного заняться вашими рабами».
В Мюнхене Жозефина ежедневно видится с курфюрстиной Каролиной, очаровательной тридцатилетней женщиной, и ее супругом Максимилианом Иосифом, которого Наполеон обещал сделать королем Баварским. Это «добряк», простой, отнюдь не кичащийся своим происхождением человек. Он в одиночку расхаживает по улицам Мюнхена, заговаривает с прохожими и знает по именам добрую часть населения столицы.
Жозефина думает лишь об одном – о браке сына с принцессой Августой Баварской. Вот почему она так предупредительна с курфюршестской четой. Но будущий король Максимилиан Иосиф чинит всяческие препятствия. Он предпочел бы – Наполеон расскажет об этом в свой час, – чтобы император развелся и сам женился на принцессе.
– Принц Евгений, – сказал он Наполеону, – всего лишь приемыш, а я не знаю, что это такое. В сущности, он всего-навсего виконт де Богарне, и получается, что моя дочь выйдет за простого французского дворянина.
Что сказал бы курфюрст, проведай он, что и виконтом-то Евгений был только благодаря авторитету своего отца Александра! И это еще не всё: даже если бы помолвка девушки расстроилась, Августа не перестала бы любить наследного принца Баденского. Г-жа фон Вурмб, воспитательница юной принцессы, осмелилась даже заговорить с императором о любви принцессы. Наполеон прыснул:
– Ей-богу, сударыня, по-моему, вы шутите. С каких это пор государи женятся по любви? Политика и государственные интересы – вот чем определяется их выбор. У меня складывается дурное впечатление о вас и воспитании, которое вы дали принцессе, пичкая ее таким набором смешных принципов и романтических страстей.
В довершение всего курфюрстина, будучи еще только Каролиной, дочерью маркграфа Баденского, чуть не вышла замуж за герцога Энгьенского. Она его даже любила, но маркграф, «ставший – по выражению последнего из Конде – бесноватым демократом», воспротивился союзу дочери с эмигрантом, врагом республиканской Франции. Каролина, обожавшая французскую литературу и целыми вечерами декламировавшая стихи, ненавидела Наполеона и делала все, чтобы помешать Августе выйти за Евгения. Добиться согласия удалось, лишь обещав, что курфюрст сделается королем Баварским, как это и произошло 1 января 1806, и пригрозив, что, если баварская сторона не перестанет упираться, сыну Жозефины дадут в жены эрцгерцогиню, одну из дочерей австрийского императора. Единственной, кто достигла брачного возраста, была пятнадцатилетняя Мария Луиза, но к ней мы вернемся позднее…
28 декабря, в день, когда император покидает Вену для встречи с женой, Жозефина может наконец сообщить сыну, что брак его с Августой, ставшей принцессой Августой, – дело решенное. Императрица находит будущую невестку очаровательной: «У нее приятная внешность, она может даже сойти за красавицу, но я придаю значение не столько ее физическим достоинствам, сколько уму и сердцу, поскольку от последних зависит твое счастье. Тебе известно, мой друг, как оно заботит мое материнское сердце, но думаю, что с этой стороны не придется ничего больше желать».
К сожалению, письмо Жозефины и письмо, посланное ему императором Двумя днями позже, придут к Евгению после доклада какого-то почтового инспектора, который тот отправил 30-го и в котором сообщал вице-королю о его браке. Евгения коробит от столь бесцеремонного обращения с ним. «Ни слова от кого-нибудь из десяти тысяч человек, окружающих мою мать, хотя любой из них был бы рад исполнить такое поручение», – писал он.
31-го, приехав в Мюнхен, Наполеон вновь пишет Евгению:
«Брат мой[53]53
Брат мой – обращение, принятое между монархами; Наполеон именует так своего пасынка, потому что Евгений Богарне, теперь вице-король Италии, тоже как бы стал государем.
[Закрыть], я устроил ваш брак с принцессой Августой. Она очень хороша собой. Прилагаю чашку с ее изображением, но в жизни она гораздо лучше».
С тщательно упакованной чашкой в багаже Евгений мчится в Баварию, и утром 10 января Жозефину будит сообщение о приезде сына, который немедленно отправился представляться Наполеону. При этой новости она разражается слезами – «первый визит сына нанесен не ей». Через несколько минут, держа Евгения за руку, император входит к жене.
– Вот, сударыня, привел вам вашего дылду сынка, – улыбаясь, объявляет он.
Жозефина опять плачет, но на этот раз от радости, и умоляет Евгения сбрить усы до того, как представиться Августе. «Дылда» подчиняется, и, когда знакомится с невестой, выбранной ему отчимом, его лицо уже гладко выбрито. Ему приходится по сердцу эта восемнадцатилетняя девушка, красоте которой, возможно, и недостает пикантности, но которую современники превозносят за осиную «талию» и «свежесть» кожи, правда, «несколько матовой», что в ту эпоху считалось недостатком.
С быстротой, столь милой сердцу общего повелителя, все совершается и на этот раз: 13-го подписан брачный контракт, в тот же день в большой галерее происходит гражданское бракосочетание Евгения и Августы, а на другой день, в семь часов, в дворцовой капелле происходит церковная церемония. 16-го в придворном театре дают «Кастора и Поллукса»[54]54
«Кастор и Поллукс» – опера (1806) немецкого композитора Петера фон Винтера (1754–1825).
[Закрыть]. Евгений с нежностью посматривает на новобрачную. Она решительно лучше своего изображения на чашке, присланной его августейшим отчимом. Любовь придет быстрей, чем могла надеяться Жозефина. Торжество омрачено одним – Гортензия не приехала: Луи – вечно он! – не смог покинуть Париж и запретил молодой жене ехать без него в Мюнхен.
«Это приглашение повергло Луи в отчаяние, – объясняет она брату. – Он пропал, он будет обесчещен, если жена отправится без него; возможность увидеться с матерью, с тестем, да, пожалуй, и с братом, ничего для него не значит. По привычке идти на жертвы хотя бы ради сохранения мира я уступила, но вижу, что все это чревато для меня многими неприятностями – огорчением, что не встречусь с тобой, выговором от императора за проявленную слабость и обычным неблагожелательством со стороны мужа. Итак, я остаюсь, утешаясь сознанием, что пострадаю я одна и что если мне причиняют огорчения, то я сама никого на них не обрекаю».
Несмотря ни на что, Гортензия надеялась, что венчание состоится в Париже. Весть о том, что брат женился вдали от нее, – страшный удар для бедной женщины.
«Не могу тебе выразить, как мне горько это узнать. С тех пор как меня известили, я только и делаю, что плачу. Как! Меня не будет рядом с тобой в такую важную минуту! Подумай чуть-чуть обо мне, милый Евгений: я ведь единственная, кого следует жалеть. Свидание с тобой, пусть даже минутное, утешило бы меня в стольких горестях! Мне оно было необходимо, но, надеюсь, ты будешь счастлив за нас обоих. Расскажи про меня твоей жене, поведай ей, как я ее люблю и насколько расстроена тем, что ее не увижу.
О ней говорят столько хорошего, что я счастлива, думая о твоем браке. Конечно, она будет удручена, когда ей придется сразу же покинуть свою семью. Но уверена, все ее потери возместятся, как только она узнает тебя поближе, а ты воспримешь ее огорчение как вполне естественное: что печальней, чем расставаться с семьей? Покажи ей мое письмо: я хочу, чтобы она знала о моих горестях и немножко любила меня».
Гортензия вынуждена довольствоваться устройством праздника прямо в особняке Евгения по Лилльской улице. «Твои егеря и горнисты, твои комнаты и портрет – большего и не нужно было, чтобы я расплакалась; однако праздник оказался для меня весьма приятен. Все очень растрогались при виде твоего портрета, создававшего – правда, только отчасти – иллюзию твоего присутствия в той премилой галерее, где мы веселились. Он ведь так похож! Писан он Жераром[55]55
Жерар, Франсуа (1770–1837) – живописец и литограф.
[Закрыть]. Его увенчали миртами. Нам не хватало только портрета принцессы Августы, но, надеюсь, ты мне его пришлешь».
Жозефина, вернувшись в Париж 26 января 1806, занимается свадебными подарками Августе, счет за которые превышает 200 000 франков. «Подарки смотрел весь Париж и нашел их очень красивыми», – пишет она Евгению. Действительно, ничто не кажется ей достаточно дорогим для невестки!
Наполеон другого мнения. Он бушует, и Жозефина получает от него выволочку, потому что работы по обустройству и переделке в соответствии с последней модой великолепного особняка Евгения на Лилльской улице, выполненные по желанию его матери, обошлись уже в 1 500 000 франков, и это еще не конец. Старый его друг Кальмеле, ставший управляющим императорскими дворцами и ответственным за работы, подвергается жестокому разносу и отставляется от должности.
* * *
Придворная жизнь возобновляется, и у Жозефины почти не остается досуга. «Не могла написать тебе раньше, милый сын, – объясняет она Евгению 13 февраля, – потому что с самого возвращения жизнь у меня была самая утомительная: ни минуты для себя, ложишься поздно, встаешь рано. Император крепок, он хорошо выдерживает такую деятельную жизнь, а мое здоровье страдает от нее».
Брак Евгения и Августы обделил принца Баденского. Наполеон отнял у него невесту и отнял довольно бесцеремонно. Значит, ему следует найти другую. Император еще в Карлсруэ подумал первым делом о кузине жены Стефани Таше де Ла Пажри.
– Вот то, что нужно, – объявляет он Жозефине, – мадемуазель Таше твоя кузина, это мне вполне подходит; великий герцог уже говорил со мной, я только что с ним расстался; устраиваем этот брак.
Жозефина возражает: ее кузина все еще страдает «болезнью, которую привезла с Мартиники». Наполеон уступает. Коль скоро нельзя «располагать» м-ль Таше, принц Баденский женится на экс-племяннице Жозефины Стефани де Богарне. Она была оставлена своим отцом Клодом в Пантемоне, затем воспитывалась у г-жи Кампан. Мы помним, как она вместе с Гортензией резвилась на лужайках Мальмезона в годы консульства. Она очаровательна, шаловлива и очень хороша собой: голубые глаза, чистый цвет лица, осиная талия, белокурые волосы. В семнадцать лет она появляется в Тюильри. Император находит ее обворожительной. Эта девочка – на вид ей лет четырнадцать – догадывается о своей власти над «дядей» и злоупотребляет ею. Однажды вечером ждут императора. Стефани садится в присутствии сестер Наполеона. Каролина приказывает, чтобы ей велели встать, и властелин застает Стефани в слезах. Она рассказывает о своей обиде.
– Только и всего? – восклицает он. – Ладно, садись ко мне на колени – так ты не будешь никого смущать.
Эта женщина-девочка сперва, несомненно, забавляла императора, а потом начала волновать, и вот уже ревность настораживает императрицу. Больше того, Наполеон, если верить г-же де Ремюза, «как всегда, не скрыл от жены своего увлечения и, чересчур уверенный в своем могуществе, оскорбился при мысли, что принца Баденского может обидеть происходящее у него на глазах». Но покамест он поглощен новой интрижкой еще с одной бывшей пансионеркой г-жи Кампан, которую Полина была несказанно счастлива подсунуть ему. М-ль Денюэль де Лаплень – так зовут эту особу – разводится, чтобы целиком быть к услугам императора. Конечно, она его не любит. Она сама рассказывала, что в императорском алькове, пока ее любовник занимался… ей удавалось незаметно переводить на полчаса вперед висевшие над постелью часы. «Уже!» – восклицал император, поднимая голову, и м-ль Денюэль освобождалась раньше, чем рассчитывала.
У Жозефины есть основания ревновать к Стефани сильнее, чем к Элеоноре, Поэтому она решает поговорить с юной сумасбродкой. Она указывает племяннице «на вред, который та себе причинит, не дав решительного отпора попыткам Бонапарта окончательно соблазнить ее». Стефани обещает вести себя сдержанно.
Однако курфюрст и великий герцог Баденский далеко не в восторге. Сочетать сына браком с одной из «принцесс» Бонапарт – это еще куда ни шло, но женитьбу его на племяннице первого мужа императрицы он не без основания расценивает как мезальянс. Что ж, за этим дело не станет! Наполеон решает удочерить маленькую Богарне. Она сделается «принцессой Стефанией Наполеон», поселится в Тюильри, получит права старшинства по отношению к сестрам императора, будет сидеть возле него «во всех собраниях, на праздниках и за столом», а «в случае, – уточняет Наполеон, – если мы там отсутствуем, будет располагаться справа от императрицы». Великий герцог уступает: Стефани станет великой герцогиней. Клан задыхается от бешенства. Выходит, г-же Летиции придется плестись после «девчонки Богарне»! И г-жа Мюрат чуть не падает в обморок, видя, как эта малышка входит в дверь раньше нее.
Жених приезжает в Париж.
Он свеж, румян, неуклюж. «Он не то чтобы уродлив, – рассказывает один очевидец, – но лицо у него не располагающее». Читатель догадывается, что Стефания отнюдь им не прельщена, но пока что живется ей как в сказке: свадебный подарок от императора, полтора миллиона франков приданого, бриллианты. Для нее ничего не жалеют. Брак принимает размеры события. Вечером 7 апреля в галерее Дианы перед лицом всего двора происходит гражданское бракосочетание. Кресла Жозефины и ее супруга стоят на возвышении, которое покрывает ковер «в виде цветочной клумбы». Церемонию благословляет кардинал-легат, и принц архиканцлер соединяет гражданскими узами «дочь его величества» с принцем Баденским. На другой день в сопровождении восьмидесяти пажей, неся в руке огромную свечу из желтого воска, сверкая драгоценностями и ведя за руку принца Баденского, Жозефина медленно движется между двумя шеренгами гренадеров. Камергеры напрасно надсаживаются: «быстрее, сударыни, быстрее! Вперед, вперед!». Жозефина отнюдь не ускоряет шаг. Это был, как уверяет г-жа де Ремюза, «один из пунктов, по которым она не подчинялась воле супруга. Поскольку поступь у нее была на редкость грациозная, а она не любила упускать свои преимущества, ничто не могло заставить ее торопиться, почему позади нее всегда и создавалась толкучка», где можно было различить двадцать четыре фрейлины двора, двадцать фрейлин принцесс, вельмож, министров, маршалов, офицеров, сверкающих всеми красками, и, наконец, самого императора в «испанском костюме» об руку со Стефанией – симфонией серебряного, белого и бриллиантов.
Вечером, после банкета и фейерверка, Стефания отказывается впустить мужа в спальню. Она плачет и успокаивается лишь после того, как ее подруга по пансиону Нелли Буржоли является туда, чтобы провести вместе с нею ночь. Принцу Баденскому дают совет подстричь волосы: они у него старомодно длинные. Молодой немедленно повинуется, но маленькая шалунья, прыснув со смеху, объявляет, что с прической «под Тита» ее муж выглядит еще уродливей. Ожидая, пока волосы отрастут, новобрачный проводит ночи в кресле, и так до дня, когда император приходит наконец в бешенство.
Все устраивается как надо – по крайней мере, так кажется Жозефине, которая 13 апреля пишет Евгению: «Чтобы развлечь молодых, мы ездили в Гриньон к маршалу Бесьеру. Они, кажется, вполне довольны друг другом; я замечаю, что принц Баденский внимателен к жене, ухаживает за нею, и надеюсь, что брак будет счастливым. Вечер мы провели, играя в разные игры. Император соблаговолил присоединиться к нам, и мы все вернулись в Сен-Клу веселыми и отдохнувшими». «Мы играли, как пятнадцатилетние дети», – напишет, со своей стороны, пасынку Наполеон.
Через Два дня бал в галерее Дианы. «Публика, – рассказывает г-жа де Буань[56]56
Буань – речь идет о жене графа Бенуа Леборня де Буань (1751–1830), выходца из низов, достигшего генеральского чина и сколотившего огромное состояние в Индии, на службе у раджи маратхов, командуя которыми, он нанес ряд поражений англичанам. Вернувшись в 1794 во Францию, на свои колоссальные средства украсил Шамбери, центр своего родного департамента Савойя, рядом общественных зданий.
[Закрыть], – размещалась по цвету приглашений, я с моим попала в галерею Дианы. Хождения взад и вперед не было: двор последовательно передвигался из одного помещения в другое. Императрица, принцессы, их фрейлины, камергеры, все пышно разубранные, вошли вслед за императором и расположились на заранее приготовленной эстраде. Посмотрев нечто вроде балета, император один спустился вниз и обошел зал, но обращался исключительно к женщинам. Он был в своем императорском наряде (от которого затем быстро отказался) – душегрейка, короткие штаны из белого бархата, белые туфли с золотыми пряжками, камзол из красного бархата (точь-в-точь как у Франциска I) с золотой строчкой по всем швам, сверкающий бриллиантами меч. Ордена и орденские колодки тоже в бриллиантах, бриллиантовая нить по всей окружности шапочки, украшенной перьями. Костюм, вероятно, был хорошо прорисован, но на маленьком, тучном и связанном в движениях Наполеоне сидел неизящно. Быть может, тут сыграло роль мое предубеждение, но император показался мне безобразным: он походил на короля бубен.
Я оказалась между двух не знакомых мне женщин. Он спросил первую, как ее зовут; та ответила, что она дочь Фоасье.
– А! – бросил он и прошел мимо.
По своему обыкновению он осведомился и о моем имени. Я ответила.
– Вы живете в Борегаре?
– Да, государь.
– Это красивое место, ваш муж ведет там большие работы, чем оказывает услугу стране, и я благодарен ему за это; я признателен всем, кто находит применение рабочим. Он состоял на английской службе?
Я сочла, что ответить утвердительно будет быстрее, но он не отставал:
– То есть состоял, но не целиком. Он ведь савояр?
– Да, государь.
– Но вы-?? француженка, целиком француженка[57]57
При Наполеоне Савойя, присоединенная, правда, к Франции, не рассматривалась еще как подлинно французская территория. Окончательно Савойя вошла в состав Франции только в 1860 г.
[Закрыть]; мы хотим располагать вами полностью – вы не из тех, от права на кого легко отказываются.
