Текст книги "Поединок. Выпуск 17"

Автор книги: Анатолий Ромов

Соавторы: Николай Александров,Патрик Квентин,Владимир Гоник,Валентин Машкин,Артур Макаров,Владимир Зазубрин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Звонок жалобно вякнул над притолокой, и в квартиру вошли Зина с Геной. Стоя у них за спиной, впустивший усмешливо спросил:

– Что это так загорелось, соколик? Без звонка прямо в гости, и с барышней… Или звон есть?

– Нет, что ты, – попытался улыбнуться Гена. – Все тихо, все путем… Поговорить надо. Здорово!

– Плывите сюда, – так и не заметив протянутой руки, хозяин прошел в недавно оставленную комнату, сел на диван и откинулся. – Ну?

Гена тоже сел в кресло, тоже отвалился было к спинке, но сразу выпрямился, а его спутница вольно расположилась в другом кресле, сразу приняв эффектную позу.

– Я это… насчет доли хочу, – начал Гена. Ему никак не удавалось прямо взглянуть в лицо сидящего напротив, и он все больше нервничал. – Получился мизер, а я ведь сколько дело готовил, рассчитывал сам с другими людьми, но раз Монгол вас так обрисовал, думаю, ладно, пускай… А получил не по курсу. Нет, ну верно, Валёк… И двое мы были с ней!

– Все? – спросил Валёк. Верхняя губа слегка дернулась, когда было произнесено его имя. – Не по делу чирикаешь, фарцмагон. Тебе за наколку не доля, а процент положен, но раз на присутствие напросился и хату открыл – решили дать. А что с ней, так с подзабора можно и кодлу набрать для храбрости, это твои дела.

– Но ведь…

– А нам надо линять поскорей, – продолжил Валёк, не обращая внимания на попытку возразить. – Ты голдовое и камушки за пятнашку сдать обещал, так? Я за срочность пятёру с тебя снимаю, а десять штук жду. Когда?

Лицо Гены взмокло, серьга в ухе дрожала.

– Ну… Раз такой расклад… К субботе справлюсь.

– Не пляшет! Пять – завтра, а пять – сегодня. Беги и принеси!

Со всхлипом вдохнув, Гена хотел что-то сказать, но ничего не сказал и встал.

И Валёк встал. Улыбнулся, придавил рукой плечо вознамерившейся подняться девицы и радушно предложил:

– Посиди, посиди… Отдохни. – И подтолкнул Гену к двери. – Она останется, – объяснил, выйдя в прихожую. – Нам бегать да искать ни к чему. А без любви скушно, сам знаешь. И ты шустрей поторопишься. Верно?

– Не дело, Валёк, – нашел мужество запротестовать Гена. – Мы же с ней вроде…

– Значит, под чужих за зеленые – дело, а под своих и по дружбе нельзя? – сощурился Валёк. – Обижаешь, кирюха… Паш-шел!

Входная дверь открылась, Гена как ошпаренный выскочил на площадку и услышал, как щелкнул замок.

Вернувшись в комнату, Валёк наклонился к Зине:

– Ну что, лялечка, устроим забег в ширину?

Обедали, как обычно, на кухне. Собственно, обедала, и со вкусом, Серафима Ильинична, а Баскаков пил кофе, обреченно выслушивая непременные наставления.

– …и ты неправильно поступаешь, разговаривая с ней, как со взрослой. Она ребенок! В ее возрасте вопросы закономерны, это пора вопросов, но нельзя отвечать на них с грубой прямотой, это пагубно отразится на ее мировоззрении…

– Ну, положим, на моем мировоззрении пагубно отразились ваши красивые сказки.

– Но зато ты вырос человеком и достиг прочного положения, а неустройство в быту зависит только от тебя. Я, разумеется, не в претензии, что ты здесь живешь, но давно можно было поставить вопрос на работе о новой жилплощади, – Серафима Ильинична покончила со вторым, отставила тарелку и налила себе чай. – И ты ничего не ешь, у тебя будет сужение пищевода, увидишь! Один кофе дуешь.

– Говорят, что ножом и вилкой человек копает себе могилу, – отшутился Баскаков. – Когда Певцов звонил – ничего не просил передать?

– Нет. Он назвался, спросил о моем здоровье, и я чувствовала себя очень неловко, бормоча, что тебя еще нет и ты сегодня должен звонить.

– Зато сделала сыну подарок, – он стянул с холодильника газету, повертел, поискал глазами программу. – Ну-ка, что у нас сегодня по ящику… О! Да нынче футбол… Все, спасибо, пей чай без меня, я поплыл к месту.

Войдя в комнату и включив телевизор, сел напротив прямо на коврик перед диваном, со стены над телевизором на него смотрела светловолосая девочка лет шести. Постепенно нагрелся и засветился экран, проявились двигающиеся фигурки футболистов, возник и усилился звук: «…в который раз оправдывается старая истина: если атакует и не забивает одна команда, в ее ворота забивает другая. Весь первый тайм атаковали автозаводцы, а не прошло и пяти минут во втором, как первая атака гостей завершилась удачно. Итак, один-ноль! Вот по краю проходит Агашков…»

Зазвонил телефон.

– Мам, подойди! – крикнул Баскаков. – Ты слышишь?

– Слышу, слышу, иду, – заспешила из кухни Серафима Ильинична, – если тебя, врать не буду, учти… Алло-о! Андрея Сергеевича… А кто его просит? Что? Какая Елена Григорьевна, он еще не приехал.

– Стоп! – он взметнулся и прыгнул к телефону. – Дай мне, я здесь… Да, Лена, да! – Мать, поджав губы, отошла и уселась на диване. – Нет, как раз ждал отчего-то… Скорее – надеялся. Что? Ну, о чем вы, я рад… Что? Неважно слышно, но я понял и вполне способен быть там через… – он взглянул на часы, – через тридцать минут… Нет, нет, ничего переносить не будем, я этого не переживу! И уже еду, слышите? Все.

– И что же это значит? – трагически спросила Серафима Ильинична. – Кто такая Елена Григорьевна?

– Консультант нашего министра по вопросам защиты окружающей среды… Где мой серый костюм?

– Ты наденешь новый костюм? – ее глаза округлились. – Понима-аю… Еще не виделся с дочерью, мы не поговорили всерьез, я вру сослуживцам, что тебя нет, а появляется какая-то Елена Григорьевна – Лена! – и ты опрометью бежишь на свидание!

– Я не бегу, я лечу… А где моя синяя рубашка? Та, с короткими рукавами… Есть, нашел! Певцов опять объявится, увидишь. Так ты скажи, что звонил и буду завтра во второй половине дня… Слышишь?

– И не подумаю! – категорично отозвалась она. – А когда ты вернешься?

– Хорошо бы наутро, закричали трудящиеся. – Он спешно переодевался у шкафа. – Но надежды могут не сбыться… Так что не жди, только не закрой дверь на цепочку.

– Нет, это ни на что не похоже!

– Это похоже на дивный сон. – Он выдвигал и задвигал ящики стола. – Так, сигареты есть, зажигалка есть, платок? Платок есть. Ага – бумажник… Все! – Баскаков приблизился к матери, чмокнул ее в лоб и пошел к выходу. – Привет из дальних лагерей, целую крепко, ваш Андрей… Асталависта!

Стоя сбоку от вестибюля станции метро «Кропоткинская», Елена Григорьевна увидела, как по другую сторону бульвара притормозил «Москвич»-фургон, как выскочил из него Баскаков и «Москвич» уехал.

Баскаков перешел бульвар, на ходу поворачиваясь кругом, и, оглядываясь, прошел мимо ступеней, затем начал подниматься к вестибюлю.

Она обошла строение и встала с другой стороны, позади трех подростков, самозабвенно смакующих мороженое.

Баскаков опять огляделся, взглянул на часы и спустился ниже.

Елена Григорьевна стояла, наблюдая, как он прошелся взад-вперед, опять посмотрел на часы, снова медленно поднялся наверх, остановился, осмотрелся и даже топнул ногой от досады. Тихо засмеявшись, она подошла к нему, дотронулась до локтя, но, когда он обернулся, на ее лице не было улыбки.

– Давно меня не заставали врасплох, – сказал Баскаков, внимательно глядя на нее. – Ишь как подошла… Только что? А то мне казалось, что вы где-то здесь, а я не вижу.

– Чуть было не ушла в последний момент. – Елена Григорьевна взяла его под руку и повела в глубь бульвара. – Как-то стыдно за себя стало. Не стыдно, а… неловко. С утра на помощь напросилась, к концу дня – на встречу. Но вернулась домой, и хоть вой от пустоты. Позвонила подружке, той еще нет, тоже в командировке… И – никого. Пошла бродить, а на людях совсем расклеилась. Увидела автомат и позвонила.

– А трудящиеся это очень высоко оценили! – сказал Баскаков. Посмотрел на женщину и плотнее прижал ее руку. – Знаете, мне свойственна такая шутливая ерепень, не обращайте внимания поначалу, ладно? Это от некоторой зажатости… Я очень рад, что позвонили. Действительно – очень.

– Ну и хорошо. Мы сейчас…

Он остановился и осторожно развернул Елену Григорьевну к себе лицом.

– Мы сейчас пойдем в одно место и там посидим. Я не гурман и стараюсь держать форму, но три чашки кофе за день маловато даже для такого аскета, как я. И надо отметить знакомство. Принято?

– Ну… Я не против.

– Тогда – вперед и выше! Идемте. И улыбайтесь, поскольку жизнь прекрасна.

Нестеснительно расталкивая толпившихся у ресторана и по возможности ограждая Елену Григорьевну, Баскаков добрался до дверей. Приоткрыв створку, бросил надутому швейцару:

– Вениамин Павлович предупредил? Нас двое.

– Да будто бы… Я спрошу, – зашевелился привратник.

– Не стоит беспокоиться, мы сами.

Уже в первом зале стало ясно, что сегодня – битком. Баскаков посмотрел влево, вправо и увидел у стойки бара монументальную фигуру.

– Так, Лена, нам туда…

Метрдотель едва глянул сверху вниз, когда его окликнули:

– Вениамин Павлович, здравствуйте.

– Добрый вечер, мест нет.

Елена Григорьевна взглянула на Баскакова, а тот улыбнулся и тихо позвал:

– Веня…

Привычная мина недоступной солидности на лице мэтра дала трещину.

– Вот как… – Он растерянно покивал головой. – Бывает, но редко… – Затем обозрел Елену Григорьевну и улыбнулся: – Милости просим! Прошу за мной.

В следующем зале Вениамин Павлович усадил их за столик на двоих у стены, сам включил настольную лампу, забрал у соседей и подал меню. Потрепал по плечу Баскакова, опять улыбнулся Елене Григорьевне и, отойдя, остановил спешащего официанта.

– Столик на двоих, красивая женщина и серый костюм… Обслужи по люксу.

– Ладно…

Отойти официант не успел, его крепко придержали за локоть.

– Мои гости, ты понял? – спросил Вениамин Павлович. – Пусть Егоровна особые запасы потрясет… И займись вплотную, твои столы другие обслужат.

«Девятка» вошла в поворот чересчур резво, ее слегка занесло, и поспешно отвернувший слева «Запорожец» длинно засигналил.

– Что вопишь, дешевка, лапоть, халява! – высунувшись в окошко, отозвался Бубусь. – Ох, связался я с тобой… И как ты меня наколол? На секунду в гнездо заскочил.

– Кончай трёкать, не за так связался, – хмуро напомнил Гена. Он как-то совсем усох и сутулился больше обычного. – А застанем его?

– Всегда в норке, крыса… Я нарочно не звякнул, не любит, когда прямо к нему. Всегда свиданку назначает, чтоб прощупать что почем.

– А далеко еще?

– До Вашингтона и направо… Не потей, приехали уже.

Визгнув тормозами, машина свернула в колодец двора и стала. Гена открыл дверцу, но Бубусь спросил:

– Ты куда?

– Вместе пойдем.

– У тебя совсем крыша течет? – Бубусь покрутил пальцем у виска. – Меня бы пустил, а с двумя и разговаривать не станет… Давай припас.

Гена посидел, тупо глядя перед собой, затем молча вынул из-под рубашки плоский пакетик.

– Кончай гноиться, не кину, – усмехнулся Бубусь, забирая пакет, и вышел.

Легко взбежав по обшарпанной лестнице на третий этаж, позвонил три раза у двери, обитой металлом.

– Кого надо?

– Я от Ашота Суреновича, записку привез.

За дверью долго гремели засовами, наконец открыл низкорослый человек в старой тюбетейке на лысой голове, сказал укоризненно:

– Я всегда прошу сначала звонить. Существует порядок.

– Значит, с меня процент сверху, – предложил Бубусь. – Здесь станем базарить?

Человек в тюбетейке выглянул на лестницу и вернулся обратно.

– Хорошо, проходите. Но я ограничен временем.

Когда Елена Григорьевна смеялась, лицо становилось совсем молодым, и вообще она сейчас мало походила на печальную женщину в поезде. А Вениамин Павлович явно подпал под ее обаяние, и Баскаков с удовольствием наблюдал обоих.

– …ему говорят: оценка снижена за нечистый выход из сальто в замок… А он в скандал: выход был – класс, это у ловитора скользкие руки, этот нижний – алкаш, весь дрожит, я с ним работать не могу! А нижний-то – я… А еще Аркашке арбуз бросил.

– Какой арбуз? – прыснула Елена Григорьевна. – Просто арбуз?

– Если б просто… Он в конце номера должен был мяч бросать. А Аркаша у него одну девочку… Ну, словом, до этого подъел его Аркашка. Так вот они работают, Андрей кричит «Ап!» – и тот ловит. Соленый арбуз, вот такущий, только сок зашипел во все стороны! Зрители – наповал, а Аркашке только улыбаться, хотя вся рожа заляпана…

– Да вы, оказывается, еще и хулиган, – с ласковой усмешкой посмотрела она на Баскакова.

– Это все в прошлом, училище давно было. Затем я резко переквалифицировался.

– В кого?

– В нынешнее качество. – Баскаков мельком глянул на метрдотеля, и тот понял предостережение. – Он еще порасскажет, поразоблачает меня… А я ненадолго отлучусь позвонить.

– Возьми ключи от директорского, – полез в карман Вениамин Павлович. – Только сейф не ковыряй и со стола ничего не стащи.

– Спасибо, что напомнил.

В тесном кабинетике Баскаков присел к телефону, набрал номер, подождал.

– Мама? Все в порядке, я в кругу сугубо ответственных лиц, пьем боржом и кефир, чтим моральный кодекс… Хорошо, помню. А ты возьми записную книжку и прочти телефон Алексея Корнилова. Жду. – В нетерпении барабаня пальцами по настольному стеклу, разглядывал под ним томную красотку в очень условном купальнике. – Как? Нет, этот я знаю, он сменился, ниже прочти… Сорок восемь? Спасибо… Да, позвоню, не волнуйся. Все! – Нажал рычаг, быстро набрал снова, – Алло, Алексей? Ф-фу, отлегло… Здравствуй. Боялся не застать… Сегодня. Честное слово, сегодня! Леша, тут, понимаешь, образовалось такое, что, может быть, стану просить об укрытии… Ключ, как всегда, под ковриком? Спасибо, друг…

Ночью жара таки разразилась грозой, опустевшие улицы шумно прополаскивал ливень. За открытой балконной дверью протяжное глухое ворчанье в очередной раз разродилось гулким ударом грома, слепящая вспышка ярко высветила окна в доме напротив.

Горящий торшер кругом света захватывал голову медвежьей шкуры на полу, блестели белые клыки и навсегда раскрытые стеклянные глаза.

– Дай мне сигарету, – попросила Елена.

Завернувшись в простыню, она сидела, прислонившись к стене. Баскаков потряс пачку, выудил сигарету.

– Последняя… – И поднес прикурить.

– Спасибо. Роскошное жилье… То есть обычная квартира, но выглядит шикарно, каждая вещь и на месте и со вкусом.

– Какой хозяин, такое жилье. Многие считают его не от мира сего. В городе редко, то в лес умотает, то в горы… Бродит, охотится. Вот таких зверюшек привозит.

– Ты его тоже с циркового училища знаешь?

– Не-ет… Алексей – литератор. Что-то пишет, куда-то сдает. А я училище кончил и вскоре с цирком завязал… Были обстоятельства.

– И кто теперь?

Баскаков посмотрел в потолок.

– Изыскатель… Что-то вроде этого.

– А путь и далек и долог и нельзя повернуть назад, да?

– Назад нельзя, это точно, – он приподнялся на локте. – Эй, эй! Это ведь последняя… Дай хоть по-цыгански покурить.

– Как это?

– Вот так: дохни… – он открыл рот.

Засмеявшись, Елена затянулась, пустила ему в рот струю дыма, и Баскаков, передохнув, изобразил блаженство на лице.

– Еще?

– Конечно…

Она затянулась, нагнулась к нему, и он обнял ее и привлек к себе…

…Баскаков открыл глаза и, когда звонок повторился, резко сел на тахте.

– Кто это? – спросила Елена. – Хозяин?

– Нет, Алексей бы сначала по телефону… Я посмотрю, – он пошел к двери. – Сюда никто не войдет, не бойся… Там в ванной халаты есть.

Пока шел в прихожую – позвонили еще раз. Он открыл – за дверью стоял Певцов.

– Привет!

– Приве-ет… Как это ты меня?

– Ты же матери звонил, телефон сюда спрашивал… Остальное дело техники. Можно войти?

– Ну давай… Нет, сюда, на кухню, – направил Баскаков. – А я думал, ты мне товарищ.

– Я тебе друг, кретин! Запросто мог вчера отловить, а ждал до утра… Причем сначала заехал к мамане, нашел в куртке корочки, вот, – он положил на стол удостоверение. – А потом смотал к нам за сбруей. – Щелкнул кейс, и на стол легла навесная кобура с пистолетом. – Поясняю кратко: шеф велел найти, чтоб возглавил – ограбление отставного генерала на Фрунзенской, хозяин умер в подсобке с пробкой во рту, кроме прочего взяли два ствола. Теперь моя легенда… Я тебя вызвонил еще там, на отдыхе, и ты отзывчиво прилетел утром, хотя билет был на вечер. Начальство будет очень довольно. За все с тебя чашка кофе и бутерброд.

– Ладно. Спасибо, Игорь, – оценил Баскаков. – Сейчас, накину одежку.

– Да уж хватит в плавках бегать, Аполлон!

Оставшись один, Певцов открыл холодильник, присел перед ним, достал огурец и, откусив, сел на место.

И вошла Елена в большом, не по росту халате Корнилова.

– Извините… Здравствуйте. Я думала, Андрей здесь.

– Он… вышел. Здравствуйте, – Певцов посмотрел на кобуру на столе. Она глядела туда же.

Певцов встал, наклонил голову с четким пробором.

– Певцов Игорь… Игорь Васильевич. Я товарищ Андрея по службе.

– В таких случаях принято говорить «очень приятно». Меня зовут Елена Григорьевна.

Баскаков появился с пиджаком под мышкой, застегивая манжет на рукаве, сразу все понял и не стал ничего объяснять. Навесил оружие, закрепил ремешок, натянул пиджак.

– Лена, нам всем, если можно, кофе… И что-нибудь пожевать типа бутербродов. Мы пока выйдем, чтобы не мешать, а ты позовешь.

Баскаков разгуливал по квартире, словно примеривающийся к обмену клиент, и, хорошо зная эту манеру, Певцов молча ждал за письменным столом. Вернувшись в большую комнату, Баскаков постоял перед стеной с фотографиями и, глядя на ту, где Гриднев был запечатлен в кругу смеющихся солдат, спросил не оборачиваясь:

– Все отработано тщательно?

– Да, и следов никаких… Знаешь, они его заперли, а нитроглицерин оставили. Но руки были связаны, вот в чем дело… Хотя пробирка лежала открытая. Может, собственноручно давали?

– А что? Гуманные ребята, чистоделы… Получается, он им сам открыл, Игорек!

– Получается…

– А где вдова?

– На даче. Говорит, что не может здесь быть. Но она ничего существенного не дала.

– Все равно поехали на дачу, – упрямо мотнул головой Баскаков. – Это где?

– Архангельское. Там полно отставников.

Баскаков еще раз посмотрел на фотографию и пошел из комнаты.

Когда «Волга» вырулила на набережную и развернулась, Баскаков сказал:

– Стоп! Я на минутку…

Певцов и шофер смотрели, как он подошел к рыболову в линялой жокейской кепочке и встал рядом.

– Чего это он? – спросил шофер.

– Видимо, хочет дать совет, на кого ловить, – предположил Певцов. – Появилось солнце, значит, на муху не берет, надо червяка.

– А-а-а… – шофер закрыл рот, покосился на него и отмахнулся: – Да ну вас… Все вам хаханьки!

Очень загорелый рыболов, видимо, привык к любопытствующим и отвечал доброжелательно.

– …Да всякий день ловлю. Утром, знаете, здесь – тут рядом труба, из нее льет, а рыбка кормится… А после обеда во-он туда, к мосту, перехожу.

– Позавчера утром тоже здесь ловили?

– Это в воскресенье? Ловил… Утро тихое было, – рыболов рассмеялся. – Мне еще таксист смешно про банановый соус сказал… Мол, дурью я мучаюсь.

– Тем утром никого здесь не видели? Или там, напротив.

– Так я туда спиной, – удивился рыболов. – А здесь утром только пробегают иногда, кто трусцой… А после всякие ходят.

– Понятно. Извините.

– Стойте! – позвал рыболов.

Баскаков сразу вернулся.

Рыболов двинулся от парапета к краю тротуара.

– Вот тут лужица была… Поливочная проходила и налила. Так подъехала машина, и парень с девушкой вышли… Пошли как раз напротив.

– Какая машина, как они выглядели? – быстро спросил Баскаков.

– Ну, машина «Жигули», а выглядели… Обыкновенно… – Припоминая, рыболов стал серьезным. – Он такой высокий, худой… Горбился слегка. А деваха симпатичная вроде. Другого не вспомню.

– Во сколько все было?

– Да как раз в полвосьмого, наверно… Я приехал, закинул, и подъехали они.

– Спасибо большое. Удачи вам.

– К черту! Это, извините, присловье такое.

Пелагея Николаевна Гриднева до их появления занималась закруткой компота и так и продолжала занятие, отвечая на вопросы и изредка отирая слезы.

– …Он сказал «к обеду приеду», а все нет и нет. Я звонить, от соседей, – никого! Ну, думаю, едет… А он, мой бедный, уж в чуланчике страдал, связанный…

– Пелагея Николаевна, кто у вас бывал последнее время? – спросил Певцов.

Баскаков сидел у перил террасы, задумчиво глядя в сад.

– Так спрашивали уже… И никто не бывал. Саша, племянник, месяц назад домой проездом гостил и к себе в Воронеж уехал. А так осенью мы своих в отпуск ждали, вот компоты готовлю. В этой… В Уганде работают.

– А домработница ваша… которая убираться приходит, к ней не захаживали знакомые?

– Диля? Татарка она… Десять лет приходит, нет – одиннадцатый уже. Какие знакомые? Она в нескольких домах убирается, в нашем в трех квартирах. Покойный сослуживец моего рекомендовал. Диля монетку найдет и покажет, смеется, это моя, говорит, раз упала. Только сперва покажет…

– Этот молодой человек… Ну, высокий, худой такой – он кто вам будет?

– А-а, Боря? – Гриднева отерла лицо фартуком. – Так ведь Алексей Захарович книгу писал. Про себя, про войну, как все было и где воевал… Боря ему помогать взялся, насчет грамотности и литературы поправлять. Они с Валей и сюда разок приезжали, я их вареньем угощала…

Певцов с изумлением смотрел на Баскакова, а тот, слушая, кивал головой.

– Он что, писатель? Откуда Алексей Захарович его взял?

– Кажется, на улице познакомились… А не писатель он, журналист, – Пелагея Николаевна отодвинула банку. – Где-то наверху такая карточка есть, оставлял при знакомстве… Принесть?

– Да, пожалуйста. Если вас не затруднит.

Женщина ушла, и Певцов достал сигареты, протянул пачку Баскакову.

– Вот что значит цирковое училище! Но ведь ты не в чародеи готовился, как я помню… Откуда?

– От верблюда… Боря и Валя! Милые крошки. Хотел бы я с ними познакомиться. Очень! Фу, что за гадость ты куришь… «Пегас».

– Вернемся в город, раздобуду тебе блок «Мальборо», погонами клянусь! Пусть мой бюджет от этого получит пробоину… Думаешь, горячо, да?

– Посмотрим…

Гриднева возвратилась, неся в пухлой красной руке белый кусочек картона.

– Вот, на столе лежала… Я все, как было, оставила и так хранить стану. Словно он еще живой, а уж нету его. – Слезы опять потекли по ее лицу.

– Афанасьев Борис Владимирович, журналист, – прочитал Баскаков. – И ни телефона, ни адреса. Скромненько эдак, простенько… Ничего, Боря, даст Бог, перевидимся еще!

Часть обратной дороги молчали, вернее, упорно молчал Баскаков, а Певцов все косился на него, не мешая размышлять. Но при подъезде к Волоколамскому шоссе не выдержал:

– О чем мечтаешь, отец-командир? Поделись, если есть чем.

– На душе гадко… Завез ее домой, оставил и уехал. Ты бы видел эту квартирку!

– Домишко старый, верно…

– Домишко! Не в этом дело… Плохо, когда своего угла нет. Ну куда я мог? К маменьке? Так сам там на птичьих правах… Хоть комнату снимай.

– А может, оно и к лучшему? – осторожно предположил Певцов. – Встретились и разошлись, бывает…

– Оно бывает, – тяжко посмотрел на него Баскаков, – что осел по небу летает… Дай трубку, деятель. Набери к нам… Гвасалия? Нодар, мне срочно нужен Афанасьев Борис Владимирович, журналист… Где работает, в какой редакции, если свободный художник, то адрес и вообще все данные. Прокрути сверхсрочно и сразу свяжись со мной… Да, все правильно. Жду!

– Ты думаешь… – начал Певцов.

– Думаю. Визитка исполнена тушью, от руки. Энтэо подтвердит, уверен. Мог он и с потолка имя-фамилию взять, а мог и знакомца журналиста иметь. Проверим, нас не убудет.

– А сейчас что?

– А сейчас у нас коллекционеры и ювелиры. В скупках оповещены, но ведь и надомники есть… Ты Сафина помнишь?

– Это по делу «Японца»? Помню.

– Он мне должен. А я незлопамятен, но незабывчив. Гриша, мы в центр едем, в район Пятницкой.

– Вас понял, – пошевеливая баранку, отозвался шофер. – Бу сде.

Поднимаясь по лестнице, Певцов провел пальцем по исчирканной стене.

– Ты не знаешь, откуда у нас такая тяга к похабщине?

– От необычайно высокой культуры души и тела, – пояснил Баскаков. – Вот его бункер. – Ну-ка, кто в тереме живет?

Звонить пришлось трижды.

– Кто там? – наконец спросили из-за двери.

– Я не знаю ваш нынешний пароль, но моя фамилия Баскаков.

– Кто-кто?

– Не тяните время, обдумывая, Руфат Талгатович, меня вы не забыли.

Человек в тюбетейке открыл дверь, однако не спешил освободить проход.

– Я не люблю, когда ко мне приходят вдвоем. И, согласно правам, могу вообще не впустить.

– Можете. Но не стоит. У меня очень мало времени, мой друг подождет внизу, а вы проведите, куда пожелаете, я не задержу.

Руфат Талгатович пожевал губами и отступил в глубь квартиры.

– Проходите… Один.

Они вошли в полутемную кухню, и хозяин прислонился спиной к высокому подоконнику, стекло в окне наличествовало лишь в верхнем переплете, остальные были забиты фанерой.

– Что вам надо?

– Почти ничего. – Баскаков вынул блокнот, вырвал листок и положил на стол. – Здесь список кое-каких вещиц, которые я ищу. Если дадите искреннюю справку, не предлагал ли кто нечто подобное, я дам честное слово, что забуду две ваши ошибки по недавнему делу и забуду ваш адрес. Но если пойму, что темните… Словом, я считаю обмен взаимовыгодным.

Сафин молчал, и молчал долго.

Баскаков повернулся и пошел из кухни.

– Подождите… Заберите вашу бумажку, – не отходя от окна, сказал Сафин.

Баскаков вернулся, сунул листок в карман.

– Вчера один юноша случайно встретил меня на улице и кое-что предложил. Вы знаете – я ничего ни у кого не беру… И у него не взял. И даже не видел. Но он обрисовал два кольца, браслет и, по-моему, зубное золото. Одно кольцо с красным камнем.

– Кто такой? Фамилия? Имя? Кликуха?

Сафин тихо хихикнул:

– Я мальчиков никогда не любил… Пупсиков-бубусиков модных. Даже имени не спрашивал… Я девочек люблю. Иди, начальник… И помни, ты обещал! А я все сказал.

– Все?

Сафин молчал.

Баскаков понял, что это действительно все, и пошел прочь из темной квартиры.

Нодар Гвасалия стремительно шел по длинному, устланному ковровой дорожкой коридору издательства и читал таблички у дверей. Заглянув в нужную комнату, увидел мужчину и женщину за противоположными столами и еще один стол, пустой.

– Будьте любезны, мне нужен Борис Владимирович.

Мужчина не отреагировал, а женщина подняла лицо в квадратных очках.

– Он у ответственного. Во всяком случае, сказал, будто идет туда.

– Благодарю вас.

На входе в приемную ответственного секретаря Гвасалия столкнулся с коренастым мужчиной и отступил.

– Прошу вас.

– Да проходите!

– Нет, прошу.

Мужчина вышел, а Гвасалия спросил ему в спину:

– Борис Владимирович?

Тот обернулся.

– Да… А вы кто?

– Отойдем на минуточку, – Гвасалия огляделся, увидел холл с креслами и показал рукой: – Вот сюда.

– Ну, отошли, – Афанасьев отошел и сел. – Теперь сели. И – что?

– Моя фамилия Гвасалия. Я из Управления внутренних дел. Показать документ?

– Допустим… А при чем здесь я?

– Хочу выяснить, нет ли среди ваших знакомых молодого человека следующей наружности: высокий, худой, несколько сутулый…

Афанасьев тихо засмеялся:

– Наша милиция не перестает радовать… С какой стати я за здорово живешь стану рассказывать о своих знакомых? Это раз… А два заключается в том, что, окажись у меня таковой, вы начнете о нем расспрашивать… А я ни о ком никаких справок не даю. Ясненько?

– Предельно. – Гвасалия встал, глядя сверху вниз сказал: – Теперь для абсолютного понимания ситуации: произошло, можно сказать, убийство, и у покойного в доме обнаружена ваша визитная карточка. Вы это обдумайте, потому что вас обязательно вызовут.

– Постойте, – приподнялся и снова сел Афанасьев. – Какая карточка? У меня никогда не было карточек… Я могу посмотреть?

– Я сказал: вас вызовут и предъявят. Просто времени мало, и я рассчитывал на содействие. Сожалею, что ошибся.

– Да погодите же! Сядьте… – Афанасьев облизал губы. – Ну… Однажды меня попросили достать кассеты для видео. Кто и что несущественно… Как я с ним познакомился – тоже. Мне их продал некий Гена, и он похож на ваше описание. Это все.

– Нет, не все. Думаю, вы знаете фамилию или где его найти, должны знать, – Гвасалия дотронулся до руки Афанасьева. – Лучше сказать, Борис Владимирович, уверяю вас.

– Только не вздумайте мне угрожать! – отдернулся и вскипел Афанасьев. – Не те времена, дорогуша, совсем не те… И покажите-ка документ.

Гвасалия сунул руку в верхний карман пиджака.

– Прошу.

Афанасьев раскрыл удостоверение.

– Да, похожи… Ну и что? Возьмите… Мы виделись два раза, и он звонил сам. Где-то был его телефон, но я выбросил… Больше года прошло!

– Как вы познакомились? Борис Владимирович, право, неразумно хоть что-то скрывать. Я надеюсь, что вы ни при чем и всего лишь стесняетесь или просто нас не любите. И то и другое можно понять. Но мой непосредственный начальник очень торопится, а когда он захочет встретиться с вами… В общем, он – не подарок. Проще сказать мне.

Афанасьев опять попробовал вскипеть, но голос его дрожал.

– Да идите вы, знаю я вас! Ну девушка, девушка одна познакомила, Космынина Зина, раза три перевиделись, и все… Поймите, если вы мужчина!

– Я грузин, значит, безусловно, мужчина, – очень серьезно ответил Гвасалия. – Дайте ее телефон, и я не стану вас больше задерживать.

«Волга» с Баскаковым и Певцовым шла по набережной Москвы-реки, когда прерывисто зажужжала рация.

– Я «Озон», прием, – ответил Баскаков.

И раздался искаженный, сопровождаемый шумами и потрескиваниями голос Гвасалия:

– «Озон», я «Радуга»: Афанасьев знает юношу по имени Гена, давно не встречал, координат не имеет… Познакомила Космынина Зинаида Федоровна, – Певцов уже достал блокнот, ручку, записывал, – установлен адрес: Ташкентская улица, дом десять, корпус два, квартира тридцать пять…

– У-у, это другой край, – сразу среагировал Гриша и взглянул в боковое зеркальце.

«Волга» с ходу заложила крутой вираж, развернулась через осевую и пошла в обратном направлении.

– …работает дежурной стройуправления сутки через двое, сегодня на работе отсутствует. Как слышите? Прием.

– «Радуга», я «Озон», слышу вас хорошо. Космынина Зинаида Федоровна, Ташкентская, десять, корпус два, квартира тридцать пять. Выезжаю на место… Вам следовать космодром, находиться на связи. Как поняли? Прием.

– «Озон», я «Радуга». Следовать космодром, находиться на связи. Вас понял. Отбой.

Баскаков положил рацию и повернулся к Певцову:

– А?

– Сработала твоя версия! – радостно оценил Певцов. – Сработала… Теперь бы Зинулю повидать.

– И Гену, – напомнил Баскаков. – И тогда возникнет некая ясность.

– Некая?

– Некая. Если Зина и Гена его скрутили и вынесли багаж, то, считай, завтра утром можно победно рапортовать. Очень удачно складывается… Слишком!

– Слушай, а этот паучок сказал что-нибудь? – поинтересовался Певцов. – Ювелир этот.

– Сафин? Сказал и не сказал… Ребусом! Про мальчиков-игрунчиков, пупсиков-бубусиков. Все время в голове держу и ничего не сплетается пока.

В помещении, где обычно работали четверо, сейчас были двое; на полках вдоль стены стояли яркие модели сельскохозяйственных машин: поворачиваясь влево-вправо, тихо жужжал вентилятор на соседнем столе.