Текст книги "Действия войсковых разведчиков"

Автор книги: Анатолий Федотов

Соавторы: Серафим Колдашев,Роман Пономаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Штаб приведен в боевую готовность, остается подождать развития событий, – сказал Дремин и провел рукой по кальке. – Враг не ворвется в поселок неожиданно: посты успеют предупредить… Хорошо, что отряд Вяльцева оказался на месте: в случае необходимости бросим его на наиболее опасный участок. Разведчики твои – народ лихой, не подведут.

Зазвонил телефон. Дремин взял трубку.

– Я – Аверченко. Говорю с поста помер один. Вижу колонну танков противника… Штук семнадцать, без десанта, – сообщил танкист.

– Хорошо ли рассмотрели? – переспросил Дремин. – Куда же исчез десант?

– В бинокль отлично вижу фашистские танки, десанта нет! Ну, все, иду в атаку!

Озадаченный Дремин посмотрел на Вершинина.

– Может, и не было никакого десанта на танках?

– Я тоже об этом подумал, – сказал Вершинин. – Однако подтвердилось же сообщение о танках. Значит, десант тоже был. Где-нибудь объявится.

Донеслись далекие выстрелы танковых пушек, сначала редкие, затем частые, слившиеся в единый гул.

– Аверченко схватился с фашистскими танками, – прислушиваясь к стрельбе, заметил Дремин. – Куда же все-таки исчез десант?

Он позвонил на пост номер один, потребовал доложить обстановку.

– Танки майора Аверченко ведут бой метрах в двухстах от поста, – ответили Дремину. – Пять немецких и три наших танка горят.

– А фашистскую пехоту вы наблюдаете?

– Пехоты не вижу, здесь только гитлеровские танки.

Дремин справился об обстановке еще на нескольких постах.

– На других окраинах поселка спокойно, – сказал он Вершинину.

Они прислушались к стрельбе, вдруг разгоревшейся с новой силой и, казалось, приблизившейся к поселку.

Резко и торопливо зазвонил полевой телефон.

– Докладывает старший поста номер четыре рядовой Табунов, – услышал Дремин тревожный голос солдата. – Около ста лыжников в белых комбинезонах идут по лесу на поселок!

– Так. Укажите точнее, где сейчас лыжники, куда идут. Прямо на вас?

– Проходят мимо. Голова колонны на уровне поста, метров двести западнее. Курс прямо на поселок.

– Вас понял. Продолжайте наблюдать! – распорядился Дремин и повернулся к Вершинину:

– Все слышал? Вот и десант объявился. Смотри сюда, – показал он пальцем на лист кальки. – Это четвертый пост… Двести метров западнее… значит, тут голова колонны десантников. Картина ясная: танки с запада, десантники с северо-востока, так сказать, концентрический удар по нашему штабу. Ну, майор, давай с разведчиками навстречу десантникам.

– Понятно! – сказал Вершинин и схватил телефонную трубку. – Вяльцев! Весь отряд по боевой тревоге к дому оперативного отдела!

…Вот и последний дом, околица. За ней – широкая полоса голого кустарника, вырубка и темный лес. В кустарнике в неглубоких окопчиках пятеро офицеров из отдела кадров, занявших оборону. Один из них вылез из окопа, подошел к Вершинину.

– Привет, майор! Зачем пожаловал, мы в подмоге пока не нуждаемся, – бодро проговорил он. Офицер еще ничего не знал о десанте противника.

– По приказу майора Дремина я принимаю этот сектор на себя, – сказал Вершинин. – Можете возвращаться со своими людьми к себе в отдел.

По ветхой скрипучей лестнице Вершинин и Вяльцев поднялись на чердак дома. Лыжников, скользивших в направлении поселка, они увидели сразу же. Вяльцев посмотрел в бинокль.

– Человек восемьдесят, пожалуй, будет, – проговорил он.

Вершинин ничего не сказал, обдумывая, как лучше расположить разведчиков. Лыжники близко, через считанные минуты они будут у околицы, уже не успеешь ни окопаться, ни устроить засаду.

– Ну что ж, здесь и примем бой, – решил он. – Ручной пулемет, товарищ Вяльцев, установите тут, на чердаке, остальным занять позиции в кустарнике, сразу за околицей.

Через минуту из-за домов показались разведчики и, низко пригибаясь к земле, рассыпались по кустарнику.

Вершинин остался на чердаке рядом с пулеметчиком. Он видел, как лыжники остановились на опушке леса, затем человек десять из них направились к поселку.

– Выслали разведку, – сказал Вершинин. – Подпустим поближе.

Лыжники приближались, до них уже двести метров… сто пятьдесят.

– Огонь! – негромко скомандовал Вершинин.

Шестеро гитлеровцев упали, четверо побежали обратно, но, скошенные огнем ручного пулемета, тоже остались лежать на снегу. Вершинин перевел бинокль на опушку леса. Две красные ракеты взвились в серое небо.

Фашистские лыжники снова перестроились в колонну и быстро заскользили в глубину бора.

– Уходят, товарищ майор, – сказал Вяльцев, поднявшийся на чердак.

– Вижу, – проговорил Вершинин. – Кому-то просигналили ракетами и поспешили убраться. Пожалуй, на этом все и закончится, опасность для нас миновала. Оставайтесь тут на всякий случай еще с полчаса, а я пойду в штаб, доложу командованию, может быть, найдутся средства где-нибудь перехватить диверсантов. И вот что! Осмотрите тех лыжников, и если есть живые – доставьте в разведотдел.

Вершинин ушел.

– Можно закурить, – разрешил Вяльцев. – Но смотреть в оба. Рязанцев, Савко, Петяшин, за мной!

Утопая по колено в снегу, Вяльцев с тремя разведчиками зашагал к лежавшим неподалеку гитлеровцам. Шестеро лежали рядом, насмерть сраженные огнем советских солдат. Трупы обыскали, забрали оружие, лыжи. Седьмой фашист распластался поодаль. Вяльцеву показалось, что он пошевелился. Помня приказание Вершинина, лейтенант с разведчиками поспешили к нему. Гитлеровец приоткрыл глаза, застонал, когда из его рук взяли автомат. Лицо его было смертельно бледным, посиневшие губы крепко сжаты. «Умрет еще», – забеспокоился Вяльцев и приказал Рязанцеву перевязать лыжника.

Рязанцев вынул из кармана пакетик с бинтом, надорвал его и нагнулся над раненым. Вдруг фашист дернулся, выхватил финский нож, ударил им разведчика в живот. Охнув, Рязанцев отскочил в сторону.

– Ах ты, гадина! – выругался Петяшин и занес приклад автомата над головой лыжника.

– Стой, Петяшин, стой! – остановил его Вяльцев, ногой вышиб нож из руки гитлеровца. – Эту скотину надо живым доставить к майору. Обыщи получше, может, у него еще какое-нибудь оружие осталось, и перевяжи потом.

Вяльцев подошел к Рязанцеву, который, расстегнув полушубок и задрав гимнастерку, ощупывал свой живот. На его пальцах краснела кровь.

– Ну-ка, дай я взгляну, – сказал Вяльцев и осмотрел рану. – Держи гимнастерку, сейчас перевяжу. Рана ерундовая, касательная, полушубок тебя спас. Как же ты, Рязанцев, опростоволосился, позволил фрицу ударить себя?

– Да я, товарищ лейтенант, никак не думал… Я же его перевязать хотел.

– На войне, Рязанцев, не думать нельзя. С фашистами всегда держи ухо востро. Для них не существует ни чести, ни совести, на любую подлость пойдут. Ты это запомни и не будь простофилей. Ну вот и все, – сказал Вяльцев, туго завязав бинт на животе Рязанцева.

Раненого гитлеровца перевязали и, уложив на трофейные лыжи, повезли к поселку.

…Вершинин вошел в дом, где расположился его отдел. В полутемных сенях в углу стоял какой-то человек, рядом на пустом ящике сидел другой. Со света Вершинин не сразу разглядел, что это за люди. Сидевший на ящике поднялся.

– Товарищ майор! Рядовой Пинчук, охраняю пленного фашиста.

Вершинин узнал знакомого солдата из комендантской роты.

– Что же вы его в угол носом поставили, как провинившегося мальчишку?

– А он и есть виноватый, в чужой огород залез, фриц проклятый. Там ваши другого допрашивают, – кивнул головой на дверь солдат.

В накуренной комнате за столом сидели капитан Егоров и переводчик лейтенант Хольмин, а напротив, за тем же столом – худой светловолосый гитлеровец с погонами фельдфебеля. Заметив вошедшего Вершинина, офицеры встали.

– Где раздобыли этого пленного? – спросил Вершинин.

– Командир танка, того единственного, что прорвался в поселок. Взят солдатами комендантской роты, – ответил Егоров. – Трое их вывалилось из горящего танка. Второй дожидается очереди в сенях, а третий пытался бежать – пристрелили. Фельдфебель дает интересные сведения. Его танковая рота имела задачу прорваться в Павловск и во взаимодействии с отрядом диверсантов разгромить наш штаб.

– Любопытно. Выходит, врагу известно, где расположен штаб группы? – заинтересовался Вершинин.

– Выходит так, – подтвердил Егоров и тут же добавил: – А может, они только предполагали, что штаб в Павловске. Диверсанты следовали десантом на танках до Малых Выселок, потом пошли на лыжах самостоятельно, чтобы одновременно с танками ударить по поселку.

– Значит, нацелили на наш штаб и танки и специальный диверсионный отряд, – проговорил Вершинин. – Одновременный удар… Не получился он у них.

В дверь постучали.

– Входите, – разрешил Вершинин.

В комнату вошел разведчик Петяшин в овчинном полушубке, с автоматом на груди.

– Товарищ майор, по приказанию лейтенанта Вяльцева доставил в ваше распоряжение раненого пленного лыжника, офицера, – доложил он, приложив руку к ушанке.

– Даже офицера! – оживился Вершинин. – И тяжело он ранен?

– Стонет, товарищ майор. А когда Рязанцев хотел его перевязать, так пырнул его ножом в живот.

– Вот как! Стало быть, из тех оголтелых, «образцовых» солдат фюрера, что «с оскалом дикого зверя», – сказал Вершинин. – Что ж, посмотрим, какой тигр попал нам в сети. Отнесите его в соседний дом, в мою комнату.

– Слушаюсь, товарищ майор. – Петяшин повернулся кругом, вышел из комнаты.

– Допрос фельдфебеля придется прервать, – сказал Вершинин Егорову. – Переводчика у вас забираю. Нужно срочно допросить того диверсанта, это сейчас важнее. Пойдемте, товарищ Хольмин.

В комнате Вершинина, на старом диване, сохранившемся с мирного времени, лежал маленький тщедушный гитлеровец с нежным женственным лицом. Белый окровавленный комбинезон спущен до пояса, серый офицерский китель с лейтенантскими погонами расстегнут, держится на одном плече. Другое плечо и рука оголены, перевязаны свежими бинтами. Лихорадочно блестящие глаза неподвижно устремлены в потолок. Он не повернул головы, когда в комнату вошли Вершинин и Хольмин, лишь зло скосил глаза в их сторону.

– Как вы себя чувствуете, лейтенант? – спросил Хольмин.

– Вы всегда начинаете со светского разговора свои допросы? Может, поинтересуетесь, как я изволил доехать? – не глядя на переводчика, ответил пленный.

– Очень может быть, что поинтересуемся и этим, – спокойно сказал Хольмин. Через его руки всякие гитлеровцы проходили – и заносчивые, и равнодушные ко всему, и молчаливые или, наоборот, с готовностью отвечавшие на любые вопросы. – Вижу, вам оказана первая помощь?

– Да, благодарю.

– Ваше имя?

– Фридрих Шельх, если угодно [1] .

– С какого времени служите в войсках СС? – задал вопрос молчавший до сих пор Вершинин.

Хольмин перевел.

Шельх впервые повернул голову, посмотрел на Вершинина. В его глазах промелькнула растерянность.

– Я не эсэсовец, – запротестовал он. – Я офицер германской армии и с гестапо не имею ничего общего. Я служу в армейском подразделении.

– В каком? Конкретнее!

– В специальном отряде абвергруппы «сто два-бис».

– Какую задачу выполнял ваш отряд?

– Больше я ничего не скажу. Мне плохо, я устал. – Шельх закрыл глаза.

– Не желаете отвечать – ваше дело. Но мы ведь можем рассматривать вас не как военнопленного, а как военного преступника, потому что ударить ножом человека, который оказывает вам медицинскую помощь и поэтому не готов к защите, – есть низкое преступление. Или вы не согласны?

– По-нашему это называется выполнением приказа.

Он снова закрыл глаза и перестал отвечать на вопросы. То ли ему действительно сделалось плохо, то ли притворился. Вершинин не настаивал.

– Ладно, – сказал он. – На первый раз хватит с него. Передайте разведчикам, чтобы отнесли лейтенанта в санчасть. Мы поговорим с ним позже.

* * *

Несмотря на большое превосходство вражеских сил, бои в районе Новодубровинска продолжались трое суток, враг понес значительные потери и был вынужден раньше времени израсходовать свои резервы, а его план окружения и уничтожения советских войск оказался сорванным. Сделать это удалось только потому, что наше командование своевременно получило от разведки данные, позволившие разгадать намерения гитлеровцев.

Разведгруппа лейтенанта Вяльцева доставила в штаб запись перехваченных телефонных разговоров, в которых, казалось бы, не было ничего существенного, но лишь одна случайно названная фамилия дала возможность определить прибытие на фронт новой танковой дивизии гитлеровцев, сделать правильные выводы о замыслах противника.

ЗАСАДА В ВОРОНЬЕЙ ЛОЩИНЕ

Как известно, засада – это тактический способ действий для внезапного нападения на противника из укрытия на путях его движения. Способ древнейший, применялся во всех войнах всеми воюющими сторонами. И сегодня этот способ боевых действий не только не изжил себя, а наоборот, при подвижных формах современного боя найдет самое широкое применение.

Во время Великой Отечественной войны засады успешно использовались советскими воинами, особенно разведчиками, в самой различной боевой обстановке: и в обороне, и в наступлении, и при преследовании отходящего противника. Нередко засады применялись разведчиками для борьбы с немецко-фашистской разведкой.

В феврале 1942 года на одном из участков Северо-Западного фронта крупный диверсионный отряд гитлеровцев просочился в тыл нашей армии, совершил подлую диверсию и ушел назад за линию фронта. Случай, как говорится, из ряда вон выходящий, и, разумеется, командование не могло оставить его без внимания. Срочно собралось заседание Военного совета.

– Не думал я, товарищи, что сегодняшнее заседание Военного совета нашей армии, – говорил председательствующий генерал-лейтенант Грибов, – придется начинать с обсуждения такого чрезвычайного происшествия, как разбойничья диверсия врага в Ромашинске, стоившая нам многих человеческих жизней. Для расследования этого трагического происшествия мною была создана специальная комиссия во главе с начальником особого отдела полковником Молочковым, которая побывала на месте и выяснила обстоятельства дела. Сейчас товарищ Молочков доложит нам свое заключение. Военный совет интересуют прежде всего ответы на следующие вопросы: как могли диверсанты незамеченными проникнуть в наш тыл на глубину пятьдесят километров и были ли приняты своевременные меры к отражению нападения диверсантов в самом Ромашинске? Прошу, товарищ Молочков.

Поднялся высокий полковник с петлицами пограничных войск. Его густая седеющая шевелюра аккуратно расчесана на косой пробор, лицо землистое, но гладкое, почти без морщин, хотя ему, по-видимому, уже под пятьдесят. Как и сам командующий, полковник Молочков прибыл в армию всего лишь несколько дней назад.

– Как известно, в Ромашинске не имеется каких-либо особо важных военных объектов, – начал он. – Там располагаются всего лишь небольшие воинские склады, автобаза, ремонтные мастерские и полевой госпиталь. Караульная рота, охраняющая склады, является единственным строевым подразделением в городке.

Как мог отряд диверсантов незаметно проникнуть в тыл наших войск на глубину пятьдесят километров? Кто в том повинен? Докладываю Военному совету, что комиссия не может предъявить претензий ни к офицерам, ни к солдатам тех частей, через участки которых прошли диверсанты. Никакого нарушения в несении боевой службы с их стороны комиссией не установлено. В том, что диверсанты прошли незамеченными, повинно стечение обстоятельств, случайных и неслучайных.

Передний край обороны нашей армии не имеет сплошного фронта, есть участки, которые либо совсем не защищены, либо защищены очень слабо. Участки те лесисто-болотистые, труднопроходимые, крупные воинские части там не пройдут, но небольшие отряды просочиться могут. На тех участках нашими войсками ведется периодическое патрулирование, проложены контрольные лыжни. При нормальных условиях переход через контрольную лыжню даже одиночных солдат противника будет обнаружен по следам очень скоро, поднимется тревога, будет организовано преследование. Но беда в том, что вражеская разведка воспользовалась снежным бураном. Командиры наших частей приняли необходимые меры, усилили патрулирование, направляя через каждые тридцать минут новые группы лыжников. Но пурга сделала свое дело, ограничила видимость до нескольких шагов, занесла лыжню. Следы на снегу исчезали под бураном через две-три минуты. Обвинять кого-либо в том, что в таких условиях диверсанты проскочили в открытый промежуток, нельзя.

Фашисты вошли в городок с двух сторон, предварительно порвав линии проводной связи и изолировав таким образом Ромашинск от внешнего мира. Одна из групп блокировала здание комендатуры, где размещалась караульная рота, вернее, часть солдат этой роты, свободная от караулов и нарядов. Фашисты забросали помещение ручными гранатами, били по окнам из автоматов.

Комендант капитан Бакин, отвечающий за оборону городка, находился в комендатуре, откуда он длительное время не мог вырваться. Когда же ему удалось вывести своих людей из блокированного здания и атаковать диверсантов, другая группа фашистов уже успела натворить немало бед: разгромила полевой госпиталь, подожгла автобазу.

Главной целью диверсии, видимо, было уничтожить воинские склады, но караулы, охранявшие их, отбили атаку гитлеровцев. Пострадала лишь незначительная часть продовольственного склада, подожженного диверсантами. Комиссия пришла к выводу, что капитан Бакин со своей ротой сумел организовать отпор диверсантам, отогнал их от городка, словом, принял все меры, какие только можно было принять в той обстановке.

В результате сопротивления малочисленного гарнизона городка диверсанты потеряли в Ромашинске двадцать человек убитыми и восемь ранеными. Что касается наших потерь, то вот списки погибших, – сказал в заключение Молочков и положил их на стол командующего.

Грибов посмотрел списки, покачал головой, потом, отыскав глазами Вершинина, спросил:

– Начальник разведки! Располагает ли ваш отдел какими-либо сведениями о диверсионных подразделениях врага?

Вершинин встал.

– Докладываю Военному совету, что мелкие диверсионные налеты противник начал совершать еще летом. В тыл наших войск засылались небольшие группы диверсантов, которые портили линии связи, нападали на автомашины, на отдельных солдат и командиров. В последнее время враг перешел к действиям крупным диверсионным отрядом, с более широкими целями. В начале декабря была предпринята попытка совершить налет на штаб нашей оперативной группы, а три дня назад произошло нападение на Ромашинск. Отдел располагает данными, что на нашем направлении действует специальная часть абвера – полевая абвергруппа номер «сто два-бис», задачей которой является организация шпионажа и диверсий против советских войск. При абвергруппе сформирован отряд диверсантов, насчитывающий более ста отборных и хорошо обученных солдат. В последних двух операциях отряд действовал в полном составе. Абвергруппа «сто два-бис» законспирирована под обычную воинскую часть, ее местонахождение пока не установлено. Это все, что я могу доложить.

– Маловато, товарищ майор, – заметил Грибов.

– Да, товарищ командующий. Сведения скудные. Но до недавнего времени мы вообще не имели никаких данных о диверсионных частях противника, поскольку к нам не попадало ни одного живого диверсанта. Лишь в декабре попал к нам первый пленный из абвергруппы – офицер диверсионного отряда лейтенант Шельх, да в Ромашинске диверсанты оставили нескольких своих раненых. В составе комиссии туда выезжал и офицер разведотдела, он их допрашивал.

– Благодарю, Вершинин, садитесь, – сказал командующий и продолжал. – Могу вас информировать, товарищи: армия пополняется двумя новыми дивизиями, их первые эшелоны уже начинают прибывать. Это позволит нам заполнить пустые промежутки на переднем крае, следовательно, фронт нашей армии станет сплошным.

Таким образом, для врага будут закрыты легкие пути проникновения в наши тылы. Это, конечно, не значит, что враг прекратит разведывательную и диверсионную деятельность. Он будет искать новые пути. Поэтому прошу начальника штаба подготовить директиву войскам о повышении бдительности, усилении охраны тыловых коммуникаций и объектов. Это во-первых. А во-вторых, надо подумать о контрмерах, об активной борьбе с диверсантами. Происшедшее в Ромашинске больше не должно повториться. Поручим это дело начальнику разведки.

Вершинин встал.

Грибов окинул его изучающим взглядом:

– Вы ведь здешний ветеран, Вершинин, участок фронта вам хорошо известен. Завтра к вечеру доложите мне свои соображения на этот счет.

…Заседание Военного совета еще продолжалось, а Вершинин уже был захвачен новым, только что полученным поручением командующего. Задание сложное и не совсем обычное для начальника разведки. Нельзя больше позволять диверсантам творить свои черные дела в наших тылах. Нельзя – это ясно для всех, но как пресечь их разбойничьи действия, где и как расставить для них капканы? Что придумает враг, куда пошлет своих головорезов, с какими целями? Диверсанты скоро появятся, сомневаться в этом не приходится, не для того же противник создавал свой диверсионный отряд, чтобы тот отсиживался в бездействии.

Дождавшись конца заседания, Вершинин поспешил к себе в отдел.

С чего начать?

Возникали вопросы, на которые он не находил пока ответов. Вершинин закурил, прошелся по комнате раз-другой, стараясь успокоиться и сосредоточиться. Потом вернулся к столу.

Постепенно мысли обрели последовательность. Во-первых, надо определить, когда враг сможет начать новую диверсионную операцию? Вероятно, не раньше чем через неделю, а то и через две. Он, конечно, понимает, что диверсия в Ромашинске нас взволновала, повысила бдительность, и будет ждать, когда мы успокоимся. Значит, время для подготовки контрмер у нас имеется. Во-вторых, каким путем он может забросить к нам своих людей? Возможно, это будет воздушный десант? Едва ли. Пленный лейтенант Шельх показал, что диверсанты не проходили парашютной подготовки. Стало быть, пойдут через передний крал, как уже ходили. Но где? В каком месте попытаются они проскочить?

Вершинин посмотрел на карту. Красная линия, обозначающая передний край обороны советских войск, тянется поперек всей карты. Кое-где линия прерывается – сплошного фронта пока нет. Пустые промежутки в нашей обороне труднопроходимы, но диверсанты прошли – видно, опытные лыжники. Значит, они там проходили и будут пытаться снова пройти. Однако эти лазейки для них закрываются. В нашу армию прибывают новые дивизии, боевые порядки уплотнятся, промежутков не останется. Диверсантам станет трудно, но это их не остановит, они будут искать проходы. Стоп… Они будут искать… А если им «помочь»? Оставить где-нибудь удобный проход. Да, да. Оставить проход, втянуть диверсантов в западню. Но враг ведь может изменить тактику, возьмет и направит к нам в тыл не весь отряд, а мелкие группы в разных местах, с различными диверсионными задачами. Как быть тогда?… М-да. Но, пожалуй, абвергруппа не станет дробить свой отряд. Там замахнулись на крупные дела. Донести в Берлин об уничтожении советского гарнизона или крупной тыловой базы для врага гораздо важнее, чем перечислять количество отдельных автомашин, подорванных мелкими диверсионными группами на наших тыловых дорогах. Значит, будем исходить из того, что противник станет действовать всем отрядом сразу. Теперь попытаемся определить возможный объект диверсии.

Вершинин снова углубился в изучение карты.

Нет, это предусмотреть невозможно, по крайней мере сейчас. Кто, например, мог предвидеть, что противник направит свой удар на маленький прифронтовой городок Ромашинск. Слишком многое может его заинтересовать в нашем тылу. Следовательно, напрашивается единственное решение: не пускать диверсантов в глубину нашего тыла, расставить ловушки где-то близ переднего края и там разгромить их. Так, пожалуй, и будем решать эту нелегкую задачу…

Вершинин еще поразмышлял над картой, потом вызвал к себе капитанов Зверева и Егорова.

…Они работали всю ночь. Когда электрическая лампочка, ярко горевшая над столом, замигала и потухла, капитан Зверев, оторвавшись от бумаг, удивленно воскликнул:

– Неужели уже утро и станция выключила свет?

Вершинин подошел к окну, отдернул плотную маскировочную занавеску. Зимнее солнце тускло просвечивало сквозь серую пелену облаков, медленно падали редкие снежинки. Напротив, у дома оперативного отдела, прохаживался часовой в полушубке, с автоматом на груди, по улице деловито сновали офицеры штаба, спешившие по своим делам. Начинался новый трудовой день армейского штаба, а для офицеров разведки, находившихся в кабинете майора Вершинина, он и не кончался.

– Как будто все предусмотрели, товарищи, – сказал Вершинин, возвращаясь к столу. – Идите-ка отдыхать.

Зверев и Егоров ушли.

«Как будто все предусмотрели… Как будто… если, конечно, противник будет действовать так, как мы ожидаем».

Вершинин собрал со стола документы, над которыми проработал всю ночь со своими помощниками, и положил их в папку, секунду подумал и размашисто написал красным карандашом на обложке: «План ВЛ».

Эти две буквы были взяты им для кодового наименования плана не случайно. Есть на правом фланге армии безымянная лощина, что прорезает передний край и неширокой изогнутой полосой простирается в глубину нашей обороны. Дней десять назад Вершинин побывал в тех краях и с небольшой высотки хорошо рассмотрел лощину. Она лежала перед ним в сумрачной пелене зимнего дня, угрюмая, неприглядная, окаймленная крутыми скалистыми возвышенностями, поросшими редким сосновым лесом. В самой же лощине почти никакой растительности: камни, овраги да гробовая тишина. Лишь две вороны черными точками кружились над нею, изредка каркая, и это карканье, подхваченное эхом, гулко разносилось окрест, постепенно замирая вдали. «Удручающая картина, – подумалось тогда Вершинину. – Прямо-таки воронья лощина из какой-нибудь страшной сказки».

В расчетах, что лежали сейчас в папке на столе, этой лощине отведена главная роль и названа она условно Вороньей, потому Вершинин и закодировал свой план буквами ВЛ, что сокращенно означало Воронья лощина.

Майор убрал папку в железный ящик, служивший ему сейфом, вызвал ординарца, приказал разбудить его через два часа и, не раздеваясь, лег на койку.

Вечером он доложил план командующему и получил «добро». С этого момента началась кропотливая работа по претворению в жизнь плана ВЛ. Через день старший лейтенант Вяльцев, подробно проинструктированный начальником разведки, увел свой отряд в назначенное место. Через два дня, по приказу Грибова, на правый фланг выдвинулась из резерва стрелковая бригада, которую недавно принял Богарников (к этому времени уже подполковник), закрыла густые промежутки в нашей обороне. Лишь на одном участке, где простиралась меж скалистых высот узкая лощина, оставался открытым небольшой клочок фронта.

…Все эти дни Вершинин находился в напряженном ожидании. Давно все готово к встрече диверсантов. Воронья лощина взята под постоянное наблюдение, ждут там врага в полной боевой готовности разведчики старшего лейтенанта Вяльцева, дежурят у минометов солдаты из бригады Богарникова, а диверсанты не появляются. Терзают сомнения майора Вершинина, не ошибся ли в предположениях, не слишком ли уверовал в свои расчеты? Пошлет ли враг диверсантов через лощину? Если изберет другой путь, то план ВЛ лопнет, как мыльный пузырь.

«Но где же им идти, как не через Воронью, – успокаивал себя Вершинин. – Другого пути нет. Не станут же они с боем прорываться в наши тылы через передний край. Так-то оно так, да кто его знает, могут ведь придумать что-нибудь неожиданное».

Обуреваемый сомнениями, начальник разведки внимательно анализировал все данные о противнике. Это, конечно, ему и по должности положено, но теперь ко всему прочему он стремился найти в тех данных какие-нибудь признаки подготовки новой крупной диверсии. А таких признаков нет, даже самых малых. Сидят гитлеровцы в окопах спокойно, зарылись в землю. Правда, недавно они вдруг активизировали разведку: в течение трех дней обследовали наш передний край по всему фронту. Но это в порядке вещей, мы тоже не сидим сложа руки, тоже ходим к ним каждую ночь. А в районе Вороньей лощины полная тишина, никакой активности враг не проявляет, и лишь однажды Вяльцев сообщил, что его патруль обнаружил в лощине лыжные следы. Видимо, там побывали вражеские разведчики, но они прошли не глубоко, быстро ретировались обратно. Все-таки кто-то заинтересовался Вороньей лощиной. Имеет ли это отношение к полевой абвергруппе «сто два-бис»? Может да, а может и нет.

Прошло еще несколько дней.

По– прежнему тихо в Вороньей лощине, никто не появляется, разве только самолеты с черными крестами на крыльях порой пролетят над ней. Однако воздушные разведчики врага летают и над другими участками нашего фронта.

Вершинин ждал. Сомнения не оставляли его, но в свой план он верил и не терял надежды. На его столе лежала пара радионаушников, и от них тянулись провода в соседнюю комнату, где находилась радиостанция. Круглые сутки непрерывно дежурили радисты, держали связь с Вяльцевым. Пожалуй, слова «держали связь» не совсем отвечали действительности. Вяльцев молчал. Опасаясь, что фашисты засекут рацию и раскроют наши планы, ему приказано было выходить в эфир только в том случае, если в Вороньей лощине появятся гитлеровцы.

Уходя из кабинета, Вершинин в эти дни обязательно оставлял там своего помощника капитана Зверева, чтобы тот при необходимости мог принять нужные меры. Но Вяльцев молчал.

…Пошли восьмые сутки с тех пор, как начались беспокойства майора Вершинина, связанные с планом ВЛ. И вот в пятом часу утра, когда он сидел за столом в своей комнате и работал над какими-то документами, в дверь без стука влетел капитан Зверев, радостно крикнул:

– Вяльцев вызывает.

Вершинин схватил наушники, торопливо раскрыл переговорную таблицу. Зверев помог ему развернуть карту на столе. В наушниках прозвучал далекий голос радистки Анны Огареевой, скороговоркой передавшей несколько цифр. С помощью переговорной таблицы Вершинин тут же обратил эти цифры в слова:

«Десять солдат противника в квадрате 12. Движение на восток. Жду указаний».

Вершинин склонился над картой. Район Вороньей лощины обведен красным карандашом, разграфлен на мелкие пронумерованные квадраты. Квадрат 12 – в четырехстах метрах от входа в лощину, засада Вяльцева – в тысяча пятистах. Лицо Вершинина выражало досаду. Ждали целый отряд, а идет всего лишь десяток солдат. Выходит, противник меняет тактику, начал действовать мелкими группами. А может быть, это и не люди абвергруппы, а только ее разведка? Если это диверсионная группа, то надо отдать приказ Вяльцеву вступить в бой – диверсантов нельзя пропустить в наши тылы. А если это разведка, посланная абвергруппой? Тогда, начав бой, мы раскроем врагу весь свой план. Времени на размышление у Вершинина всего одни минута. За минуту нужно оценить сложившуюся обстановку, принять решение и отдать приказ Вяльцеву.