Текст книги "Атомные уходят по тревоге"

Автор книги: Анатолий Елкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Атомные уходят по тревоге

ОТ АВТОРА

Эпопея рождения советского атомного подводного флота и освоения им Океана достаточно прекрасна и героична, чтобы автору нужно было прибегать к вымыслу. Все письма, дневники – подлинны. Изменены лишь некоторые имена и ситуации, когда дело касалось личных обстоятельств жизни героев и тех моментов, о которых еще не пришло время рассказывать. Этим же обстоятельством вызвано и некоторое незначительное смещение событий во времени.

Автор приносит огромную благодарность матросам, старшинам и офицерам атомных подводных лодок, Главному Командованию и Политуправлению ВМФ, без дружеской помощи и советов которых эта книга была бы невозможна.

Особая признательность – матери Бориса Корчилова – Марии Денисовне Корчиловой и семье Розановых.

ТЕНИ ДАЛЬНЕЙ АТЛАНТИКИ
(Пролог)

Необыкновенное, каким бы удивительным оно ни казалось, имеет свое начало. И рубеж, за которым скрытое вчера от глаз становится различимым и видимым всем. Хотя и не сразу улавливают непосвященные все следствия и причины, определившие ход событий.

Сэр Уильям Форстер, командир ударного авианосца, считался на флоте Соединенных Штатов опытным моряком. Его «ребята» неплохо дрались в небе Кореи. Корабль четко действовал, когда сжималось кольцо блокады вокруг Кубы, и сэр Уильям в любую секунду был готов нанести смертельный удар по Гаване.

К его великому сожалению, до этого дело не дошло: судьба войны решилась в дипломатических сферах.

Во всяком случае, авианосец, как предвещающий несчастье Летучий Голландец, всегда неизменно оказывался там, где вот-вот должны были загреметь пушки или интересам Его Величества Доллара возникала явная или тайная угроза.

Сейчас его корабль вышел из ремонта, принял самолеты, в короткие сроки отработал задачи курса боевой подготовки, и сэр Уильям вел его в дальний поход.

Расхаживая по каюте, отделанной пластиком, имитирующим красное дерево, и светлыми алюминиевыми панелями, он размышлял о задании. Само по себе оно вроде бы особой трудности не представляло. В шифровке говорилось:

«Скрытно пересечь Атлантику и прибыть в Средиземное море не позднее двадцать пятого».

Скрытый смысл приказа был для него абсолютно ясен. На Ближнем Востоке опять что-то готовилось. Раньше такие акции осуществлялись более просто и легко. Но теперь в Средиземном море болтается неизвестно откуда появившаяся эскадра русских. Еще недавно расскажи сэру Уильяму о чем-либо подобном – он бы рассмеялся: русские ходили по Балтике, по Черному морю. Редко – в дальние походы. Но чтобы появиться здесь мощной эскадрой! И не для кратковременного визита в симпатизирующие красным страны, а для постоянного пребывания и отработки боевых задач – такого еще не было.

И кто даст гарантию, что эта эскадра останется безучастной, если начнутся события, русских решительно не устраивающие? В штабе Атлантического флота сэру Уильяму рассказали, что, когда американский фрегат приблизился к русской эскадре и запросил по семафору: «Что вы здесь делаете?», ему ответили надменно, оскорбительно: «Что надо, то и делаем…»

Замысел госдепартамента ясен: авианосец Форстера и идущие с ним фрегаты должны были не только сбить спесь с русских и продемонстрировать им мощь флота Штатов. Они усилят 6-й американский флот и скуют на случай осложнений действия этой невесть откуда взявшейся эскадры.

Форстер довольно улыбнулся. Он представил, какой шок испытают красные, увидев еще один авианосец в составе могучей заокеанской армады. Что смогут они противопоставить массе палубных самолетов – носителей ядерных бомб? Их хватит не на одну эскадру!

Он надеялся на то, что его корабли на переходе морем не будут обнаружены. Идет он в стороне от морских дорог, соблюдая полное радиомолчание. В базе специально был пущен слух, что они направляются во Вьетнам. Могла быть одна опасность – русские подводные лодки. Но их, слава создателю, пока в дальней Атлантике не видывали.

Стихия, правда, словно взбесилась, если даже такую громадину, как авианосец, клало с борта на борт, а фрегаты буквально зарывались в облака пены. Только взлетали время от времени из-за волн верхушки их мачт да тугие сетки антенных устройств.

К вечеру слабо накрапывающий дождь перешел в ливень.

Впрочем, и такая погода была на руку. Шансы на то, что скрытность перехода будет обеспечена, росли.

Надо проверить, все ли в порядке.

Сэр Уильям пошел в сопровождении старшего офицера по длинным переходам корабля. Собственно, он мог этого и не делать: у него было достаточно помощников. Но в ответственных операциях он не доверял никому. Свой глаз вернее.

Палуба ходила под ногами, как живая. Придерживаясь за поручни трапа, они с трудом выбрались наверх. В лицо сразу ударил шквал воды, пены, потоки ледяного воздуха.

Обход был уже закончен и сэр Уильям готовился спуститься в кают-компанию для ужина, когда на пороге появился встревоженный флаг-офицер.

– Сэр! Акустики прослушивают шумы подводной лодки. И кажется, не одной. Трудно сказать наверняка, но, судя по всему, это не дизельные лодки.

– Что за чушь вы несете, Хьюстон! Вашим акустикам, если они не хватили чего-нибудь лишнего, померещилось. Откуда здесь взяться лодкам? Да турбинным? Еще скажете – атомные?..

– Я тоже удивлен, сэр. Может быть, это наши отрабатывают задачи?

– Исключено. Я бы об этом знал. Пойдемте проверим.

В гидроакустической рубке на лицах людей растерянность.

– Что слышно?

– Опять ничего, сэр.

– Вы уверены, что имели контакт с подводной лодкой?

– Уверен, сэр.

– Странно. Дайте мне!.. – Он сам сел в кресло и натянул наушники.

Несколько минут он слышал только характерный, до мелочей знакомый ему шум винтов собственного корабля. Потом стал различать эскорт. И вдруг совершенно отчетливо в ушах стал нарастать шум турбины. Да, без сомнения, это была лодка. И не дизельная.

Это обстоятельство несколько успокоило сэра Уильяма. Насколько ему известно, у русских атомных лодок еще не было. Дай бог, годика через три-четыре с ними можно будет столкнуться. А пока…

В нем поднималось раздражение. Если это не русские, то какого черта его не предупредили? И что этой или этим лодкам понадобилось рядом с бортом его корабля?

Сорвав наушники, он, опережая отставшего флаг-офицера, прошел в шифровальную.

– Пишите: «Срочно. Ответ немедленно. Обнаружил подводную лодку. По всей вероятности – атомную. Прошу информировать, кто и зачем находится в нашем районе? 318-й». Передайте немедленно. А вы, – он круто повернулся к спутнику, – сейчас же запросите соседа. Слышали ли они что-нибудь? Не могло же нам все это померещиться.

– Будет исполнено, сэр. – Флаг-офицер исчез, а сэр Уильям, закурив трубку, устроился здесь же, рядом с креслом шифровальщика.

– Ответ будет не ранее чем через полчаса, – осторожно предостерег матрос.

– Знаю. Выполняйте свои обязанности. Я подожду здесь.

Снова появился офицер.

– Эскорт тоже входил в контакт с подводной лодкой.

– Значит, мы не ошиблись.

– Да, сэр.

– И кого это черт носит здесь! – Скоро мы, видимо, узнаем…

– Отвечают, сэр! – Радист лихорадочно вытягивал перфоленту из радиотелеграфного аппарата.

– Есть! – Он протянул бумажку шифровальщику.

«Проявив» текст, тот недоуменно пожал плечами и протянул бланк командиру.

«В вашем районе, ни американских, ни союзных нам лодок нет. Соблюдайте осторожность. Ведите непрерывное наблюдение. Не исключена возможность появления лодок русских…»

– Этого еще не хватало! Вахтенный!

– Я, сэр.

– Усилить наблюдение. О каждом контакте с лодкой немедленно доносите…

В Форстере поднималось раздражение. Что-то явно дало трещину в стройном плане внезапного броска в Средиземное.

Когда авианосцы медленно прошли Гибралтар и появились на меридиане Александрии, Форстер увидел русскую эскадру.

Морская вежливость есть морская вежливость. Обменялись приветствиями. Потом с русского крейсера получили семафор:

«Сочувствуем жестокому шторму на широте…»

Авианосец не ответил. Над сэром Уильямом явно издевались. Это были как раз те широты, где осуществлялся «скрытый» – теперь уже неизвестно для кого – переход.

После доклада о семафоре русских в каюте стало тихо. Только шум волн, глухо ворочающихся за бортом авианосца, долетал через иллюминатор. Контр-адмирал Харди первым нарушил тягостное молчание:

– А что, если там, в Атлантике, все же были атомные лодки русских?

– Тогда, – Форстер щелкнул зажигалкой у трубки, – тогда слишком многое следует из этого печального факта, Харди. Тогда за нашу систему обнаружения лодок, стоившую нам, как ты знаешь, кругленькую сумму, исчисляемую миллиардами, я не дам и цента. Тогда, – Форстер подумал, – тогда наши авианосные соединения, чувствующие себя как дома и у берегов Штатов и в дальних морях, больше не в безопасности. Тогда все эти «секретнейшие» операции, которыми мы с тобой часто занимаемся, не более как секрет Полишинеля. Тогда деятелей нашей разведки, морочившей нам мозги и утверждавшей, что до тысяча девятьсот шестидесятого года у русских атомных лодок не появится, следует отправить подстригать газоны у Белого дома. Ибо грош им цена. Тогда…

– Пожалуй, и этого хватит, сэр.

– Сейчас, может быть, и хватит. Но мир так чертовски устроен, что все составные в его формуле взаимосвязаны. В том числе и в нашей морской стратегии. И кто знает, какая цепная реакция пойдет в будущем, если одно из этих составных изменилось не в нашу пользу. Вот в чем дело, Харди. И это, наверное, самое главное… Так что лучше сейчас давайте не думать об этом. Дай бог, чтобы акустикам все это померещилось…

Глава I
ПЕРВЕНЕЦ СХОДИТ СО СТАПЕЛЕЙ

1

Еще издали с высоты рубки Сорокин увидел на пирсе командира соединения, начальника штаба, Иванова, Лиходеева и Лазутина – хозяев трех новых недавно поступивших океанских субмарин.

Выход лодки не был бог весть каким событием в их жизни, и Анатолий Иванович с недоумением размышлял: с чего это понаехало вдруг начальство и по какому поводу устраивается ему сия непонятная встреча.

Отвлекшись, он чуть было не упустил мгновение, когда нужно было отдать команду, и мысленно выругал себя. Не хватало еще опозориться при элементарной швартовке. «Нечего сказать – опытный подводник. Шляпа!»

Резче, чем обычно, вырвалось у него:

– Левый – малый вперед. Правый – средний назад.

Нос лодки начал заваливаться, и, когда корпус ее лег почти параллельно пирсу, до которого оставались считанные метры, Сорокин облегченно выдохнул:

– Стоп моторы!

По инерции субмарина прошла оставшееся расстояние, и дерево причала глухо скрипнуло от мягко тронувшей его многотонной громады.

– Подать швартовы!

Команды сработали молниеносно, и Сорокин не без доли самодовольства подумал, что его ребята не лыком шиты и флотский шик, как к нему ни относись, вновь продемонстрирован подводниками изящно и убедительно.

Одернув синюю рабочую куртку и поправив пилотку, Сорокин шагнул навстречу и только тогда по нахмуренному лицу адмирала заметил, что тот не в духе.

– Докладываю… – Он перечислял квадраты и корабли, встреченные в море, а сам озабоченно думал, что, собственно, произошло и отчего командир соединения пребывает сегодня в столь сумрачном состоянии.

Когда была произнесена последняя положенная по уставу фраза – «Командир лодки капитан второго ранга Сорокин», – адмирал обнял его. У них давно уже не было строго официальных отношений – пятнадцать лет совместной службы на разных флотах что-нибудь да значат!

Взяв Сорокина под руку, адмирал отвел его в сторону.

– Ты что-нибудь писал в Москву?

– Нет, – удивился Сорокин, – а что?

– Серьезно?

– Конечно. Разве в таких делах шутят.

– Тебе послезавтра нужно быть у главкома. Вызов срочный… Я пытался выяснить для чего. Не говорят. Спрашивал, какой материал подготовить для доклада. Отвечают: не надо ничего…

– Странный вызов.

– Вот и я думаю, что странный… Ломал-ломал голову, но ничего не придумал.

– Может быть, недовольны в Москве чем? – высказал предположение Сорокин.

– Но чем? Грехов за тобой особых вроде бы не числится… А у соединения?.. Тогда вызвали бы меня, а не тебя… Ладно, что мы тут гадаем – через день все узнаем.

– Когда вылетать?

– В шестнадцать ноль-ноль. Билет тебе уже взят. Возьмешь у моего адъютанта. Из Москвы позвони. А сейчас – действуй.

Они попрощались, и Сорокин направился было к трапу, чтобы отдать на лодке распоряжения старпому, когда адмирал окликнул его.

– Чуть было не забыл. Позвони обязательно Лене. Она тебя уже дважды вызывала… Ну, на всякий случай, ни пуха тебе, ни пера!

– К черту.

Они рассмеялись…

Сорокин шагнул на трап.

Межгород! 3168… Сорокину… Нет, повторите вызов… Обязательно кто-нибудь есть дома…

– Абонент ответил… Сорокина.

– Здесь… Включаю.

Вначале он услышал слабое потрескивание, потом до него долетел далекий голос Лены:

– Толя?.. Целую… Как здоровье?.. Когда будешь?.. Может быть, выехать мне?.. Я уже заказала мебель… Через четыре дня привезут… – Она частила. В потоке бесконечных вопросов где-то в конце шепотом были произнесены слова, ради которых, собственно, все это и говорилось: – Очень соскучилась… Люблю!.. Какой ты сейчас, интересно?..

Он рассмеялся:

– Такой же. Только устал немного. Потерпи еще дней пять… Я буду…

– Почему пять? – В голосе ее послышалась тревога. – Ты же завтра должен был выехать!..

– Срочно требуют в Москву. Вызов какой-то необычный…

– Может, на новое место?

– Все может быть.

– А как же мебель? – беспомощно донеслось издалека.

– Черт с ней, с мебелью!

– Я прилечу к тебе в Москву.

– А ребята?

– За ребятами Анна Ильинична посмотрит.

– Тогда бери билет. Встретимся в гостинице Дома Советской Армии. Мне там место забронировано.

– Хорошо. Только зачем тебя вызывают? Может быть, неприятности?

– Не знаю, – он тяжело вздохнул. – Вроде бы не должны быть… А впрочем, кто знает – начальству виднее… Не будем гадать, Ленок. В Москве все выяснится.

– Значит, до завтра.

– До завтра! Поцелуй ребят. Нежно тебя обнимаю.

– Я тоже…

– Граждане, ваше время истекло, – вмешалась телефонистка. – Заканчивайте!

– Мы уже кончили.

– Значит, жду!.. – Ему уже никто не ответил. В трубке послышались частые гудки, и он нехотя медленно положил трубку на рычаг…

Жена моряка! Вечное ожидание, и вечно неустроенная судьба. Три-четыре чемодана с самым необходимым – вот и все их «движимое и недвижимое имущество». Десятки раз им приходится начинать жизнь, что называется, с нуля – в наскоро срубленных избах, в почерневших бараках дальних гарнизонов. Потом будет все: каменные дома, удобства. Только многим ли из них удастся вкусить их блага? Уж очень переменчивы биографии военных, и каждый день может прийти приказ о новом назначении.

Их гонит по свету не «охота к перемене мест». Нет, они не хуже самых отменных московских и ленинградских собратий своих обставили бы квартиры и мебелью, и коврами, и милыми сердцу безделушками. И встали бы у стен стеллажи с книгами. И у мужа был бы уютный кабинет, где так легко и отреченно работается.

И желание все это сделать есть, и денег хватает.

Но желания так и остаются желаниями. Ибо не потащишь же за собой спальные гарнитуры из Мурманска во Владивосток или из Севастополя в Таллин. Тем более что через год-другой путешествие продолжится. И конца ему не будет. Пока не пролетят годы и моря для мужей останутся только воспоминанием.

Потому они, жены военных моряков, обречены на высшую меру женского самоотречения. И на не меньшую меру изобретательности и находчивости.

Для мужчин недосягаемо – из чего и как создают они то, что называется домом. В нем хорошо дышится. И огни его светят в дальних походах. И видится он людям шальными штормовыми ночами.

Но где-то втайне каждая мечтает, что наконец ей удастся осуществить свои маленькие желания. Женщина есть женщина, и по-человечески понятно, как трудно все представлять в неопределенно далеком будущем, не имея почти ничего сегодня.

Лена не была в этом смысле исключением…

На улице накрапывал дождь, и резкий ветер с моря сбивал на мокрый асфальт литые желтые листья.

Сорокин был взвинчен и пытался успокоить себя: «Что, собственно, случилось?.. Вызывают в Москву. И раньше вызывали… Да, но не к главкому. Как ни крути, но в иерархической лестнице флота он не был той фигурой, с которой вот так, от нечего делать решил поболтать главком. Значит, дело серьезное».

Он чувствовал, что это не обычный вызов. Иначе, к чему вся эта таинственность? Когда вызывали для доклада, говорили, какие материалы подготовить. Здесь же сказали, что брать с собой ничего не нужно. Странный вызов… Впрочем, сколько ни ломай над этим голову, все равно до Москвы ничего не узнаешь…

Он не заметил, как дошел от штаба до своей каюты на берегу. Машинально достал ключ. Распахнул обитую коричневым дерматином дверь, раскрыл шкаф и вынул большой черный портфель.

Чемоданов он не любил, да и ни к чему сейчас был чемодан. Все нужное вполне уместится в портфеле.

Сорокин взглянул на часы: 14.30… Что же, можно отправляться и на аэродром…

2

Когда конструктор выходил из кабинета, Министр Морского Флота СССР Бакаев с помощником появился в приемной.

– Здравствуй, Виктор Георгиевич!

– Приветствуем коллег!

– Кажется, сегодня в ЦК «морской день». «Все флаги…»

– Судя по всему, – пошутил Бакаев, – нам уже здесь делать нечего. Вы выпросили все, что можно, и еще сверх того…

– Несчастные сироты, – иронически парировал конструктор. – Захватили все моря и океаны и еще жалуются. Нашим кораблям среди ваших танкеров и сухогрузов скоро негде будет повернуться…

– Растем помаленьку. Да и вы вроде бы не отстаете.

– Стараемся. Слушай, Виктор Георгиевич, сейчас товарищи вспоминали твой разговор с Черчиллем.

– В связи с чем?

– К слову. Когда говорили, как вырос флот, как окреп на морях.

– Был такой разговор.

– Расскажи.

– У меня до приема еще минут двадцать. Пойдем…

Они вышли в коридор, устланный мягкой ковровой дорожкой…

– Который из них Бакаев? – Черчилль повернул голову в сторону помощника, двигавшего его кресло-каталку.

– Вот этот, сэр. Среднего роста. У колонны.

– Кажется, из крепких… Что ж, попробуем.

Увидев приближающегося к нему Черчилля, Бакаев извинился перед собеседниками и пошел ему навстречу.

– Извините, что в таком виде. – Черчилль развел руками. – Болезни безжалостны… Но это не тема для разговора. Рад приветствовать коллегу. Да, да, коллегу. Право же, я тоже кое-что сделал для флота Его Величества.

Премьер явно искал интимно-профессиональных точек соприкосновения.

– Мы знаем об этом и ценим ваши усилия. – Бакаев пожал протянутую руку собеседника и совсем не ощутил в ней старческой дряблости. Рукопожатие Черчилля было крепким, энергичным, живым. – Мы знаем вас как человека, немало сил отдавшего флоту. Так что ваша самокритика только делает честь вашей скромности.

Черчилль глухо засмеялся:

– О! Это типично русское слово – «самокритика». Как это у вас: «развивать критику и самокритику…» Так, кажется. К этому вас призывал премьер Сталин.

– Почему Сталин? Это закон нашей жизни. С ним легче идти вперед.

– Я не хотел обидеть Сталина. Мне приходилось с ним встречаться. Это человек необыкновенной воли, выдержки, государственного таланта. Я пишу об этом в своих записках.

– Рад слышать от вас это.

– Ладно… Так нам недолго начать и политическую дискуссию. Но мы встретились не ради нее. Я действительно рад вас видеть. Так вы тот самый министр, который хочет сделать Россию морской державой?

– Разве Россия недостойна этого?

Черчилль улыбнулся. Он не был наивным человеком и предполагал, что его акция вряд ли завершится успехом. Но он, проживший жизнь в сложнейшей политической игре, где ставками были смерть и война, предательство и кровь, он не был бы Черчиллем, если бы по крайней мере, прежде чем уступить ход, не попытался сбить противника и спутать игру. Люди – разные, и, кто знает, что может дать, казалось бы, самая что ни на есть авантюристическая партия.

– Кто вы по профессии?

– Можете считать меня, как и себя, морским волком. Моя жизнь с одиннадцати лет связана с морем.

– Это прекрасно. Мы, англичане, морская нация. И ценим племя моряков… Хотя, – Черчилль раскурил сигару, – и в России нет смысла создавать флот. Она – сухопутная страна…

– Это, видимо, точка зрения господина Черчилля? Насколько я помню, он ее уже не раз высказывал. Правда, в более резкой форме: «Россия – континентальная страна, ей нечего лезть в морские державы…» Кажется, так?

– А вы, русские, злопамятны. Я это действительно сказал в парламенте в сорок шестом году. И я продолжаю так думать сейчас. Тогда, в сорок шестом, когда вы приехали в Лондон, чтобы принять участие в разделе трофейного флота, наша позиция и определилась такой точкой зрения.

– Точка зрения, выгодная для Англии и неприемлемая для Советского Союза. Я хорошо помню те события. Тогда понадобилось личное вмешательство Сталина, чтобы наше государство получило справедливую компенсацию за потери своего флота в годы второй мировой войны.

– Все это так, но суть дела не меняется. Интересы России не на океанских дорогах. Они на бескрайних азиатских просторах. Так сложилось исторически.

– Такая точка зрения – не ваше изобретение, господин Черчилль. Был в России даже морской министр, который полагал, что Россия – держава сухопутная и флот ей ни к чему.

– Странно, что же такой человек мог делать в кресле морского министра? Кто он?

– Тоже иностранец. Француз на русской службе: маркиз де Траверсе. Впрочем, это давно было – в начале XIX века. Как видите, есть мнения, которые не стареют. Наш разговор – тому доказательство… – Бакаев помедлил. – И не все англичане так думают, господин Черчилль.

– Что вы имеете в виду?

– За последнее время мне часто приходилось вести в вашей стране подобные споры. Потому я и вооружился авторитетным мнением вашего известного историка XIX века Джена. А он, кстати, придерживался совершенно иной точки зрения. Я даже выписал его слова.

Бакаев вынул записную книжку:

– «Существует распространенное мнение, – говорил Джен, – что русский флот создан сравнительно недавно Петром Великим, однако в действительности он по праву может считаться более древним, чем британский флот. За сто лет до того, как Альфред построил первые английские корабли, русские участвовали в ожесточенных морских сражениях, и тысячу лет тому назад именно русские были наиболее передовыми моряками своего времени».

– Вы предполагаете, что я не знаю истории?

– Что вы! Просто я хотел сказать, что не все англичане думают, как вы.

– Но вероятно, и не все русские думают одинаково.

– В чем-то – да. А относительно места России на морях у нас в стране нет двух точек зрения. И это закономерно. Советский Союз имеет огромное морское побережье, теснейшие экономические связи почти со всеми странами мира. А потому он не может развиваться без мощного океанского флота. Потому мы во что бы то ни стало осуществим нашу широкую кораблестроительную программу.

– Для этого можно брать в аренду корабли союзных держав.

– Знаете, – Бакаев рассмеялся, – со своими оно как-то спокойнее.

– Ну что же, – буркнул Черчилль, – вас, видимо, не переубедишь. Посмотрим, что выйдет из вашего «Большого» флота. Ведь только поначалу кажется, что это легкое дело…

– Мы не думаем, что это легко. Но знаем – без Большого флота наша страна не останется…

Расстались они внешне тепло. Но неприятный осадок в душе, напряженность еще долго не проходили и у того, и у другого.

– Интересно, что сказал бы сейчас Черчилль? – Конструктор задумался. – Как ты думаешь, Виктор Георгиевич?

– А знаешь, у меня была еще одна встреча с Черчиллем. В шестьдесят восьмом году.

– Как так? Его ведь уже не было!..

– Символическая встреча. По приглашению премьер-министра Вильсона я был гостем английского правительства. И попросил в одно из воскресений организовать поездку в Стратфорд, на родину Шекспира.

По дороге остановились у сельского кладбища в Бладоне, где по завещанию Черчилля он похоронен. Подошел к его могиле. Окружили меня английские журналисты. Спрашивают: «Что привело вас, господин Бакаев, к могиле Черчилля?» «При жизни», – ответил я, – он был убежденным противником морского развития СССР. И я очень жалею, что покойный премьер не увидел наглядных свидетельств своих ошибок». Спрашивают: «А намного он ошибся?» Отвечаю: «Судите сами – Советский Союз стал великой морской державой. Только в заграничных водах ежедневно находится сорок пять тысяч советских торговых моряков. Что же вы не записываете?» – «Это у нас не пройдет».

– Да, крепко просчитался господин Черчилль!

– Разве один он просчитался!.. Многие просчитались. Все, кто не умел или не хотел заглянуть в завтрашний день…

– Товарищ Бакаев! – помощник секретаря ЦК выглянул в коридор. – Вас ждут…

– Вот такая история была. Любопытная и поучительная история… Ну, извините, я пойду. Вопросов накопилось, – он похлопал по папке, – масса… Боюсь, за один прием не решу. Так что опаздывать не стоит.

– Ну, ни пуха тебе, ни пера!..

3

В переулке, казалось, веяло морем. Посредине глубоко «штатской» Москвы, среди сохранившихся еще здесь маленьких поленовских двориков с липами и лопухами, старинных особняков, домиков, где когда-то рождалась и теперь жила старинная васнецовская Русь, как неожиданное окно в море – люди во флотских кителях, тужурках, форменках, входящие, выходящие, выбегающие из огромного здания с часовым-матросом у проходной.

Главный штаб Военно-Морского Флота.

Сорокин несколько раз предъявлял пропуск, прежде чем оказаться в длинном тихом коридоре, на стенах которого тускло мерцали старинные полотна. Чесма. Наварин. Мыс Калиакрия… Бронзовые Ушаков, Нахимов, Сенявин, Макаров, Бутаков строго смотрели с высоких красного дерева постаментов.

Едва Анатолий Иванович доложил о прибытии, адъютант главкома исчез за дверью. Появившись через минуту, он сказал:

– Вас просят.

У Сорокина теплилась слабая надежда узнать что-либо о причинах вызова у порученца главкома и как-то, хотя бы внутренне, подготовиться к разговору. Теперь и это отпадало.

Он шагнул в кабинет. Здесь уже находились два адмирала – начальник Главного штаба и начальник политического управления.

После доклада и взаимных приветствий ему предложили сесть.

Главком прошелся по мягкому ковру, тронул пальцами большой старинный глобус, стоящий в углу кабинета, и, неожиданно резко повернувшись, помедлив, словно раздумывая – говорить ему или нет, – сказал:

– Вот что, Анатолий Иванович. Расспрашивать вас о службе не буду. Все знаю. Наши товарищи, – он кивнул в сторону адмиралов, – тоже с этим знакомились. Рекомендуют вас. Назад в соединение вы уже не вернетесь. Лодку пока примет старпом. Ему, видимо, и быть командиром. Что вы скажете, если мы вам предложим пойти на атомные лодки?

– Атомные? – От неожиданности Сорокин приподнялся в кресле. – Но их же еще нет! – И тут же смущенно поправился: – Во всяком случае, я о них ничего не слышал.

– Есть, Анатолий Иванович, есть… Вернее, как говорят, со дня на день будут… Первая атомная скоро сойдет со стапелей. Вы примете участие в доводке корабля, его испытаниях… А потом… Потом вам придется ими командовать…

У Сорокина голова пошла кругом. Атомный флот! О нем мечтал втайне каждый подводник. Но все понимали, насколько это сложное, казалось, нескорое дело. И вот, из неосязаемого завтра они стали вдруг сегодняшним днем флота. Настолько сегодняшним, что встал вопрос о командирах этих новых подводных кораблей.

Сорокин напрягся, весь превратился в слух.

– Не буду вам говорить, насколько это секретное дело. Лодки будут неплохим сюрпризом кое для кого… Там… Но это уже другой разговор.

Главком помолчал, нахмурился.

– Все это совсем нелегко, Анатолий Иванович. Не все, к сожалению, на флоте еще понимают, что за атомным и ракетным флотом будущее. Конечно, открытых, плакатных ретроградов вы сегодня не встретите. Времена не те. Кличка «консерватор» – есть ли сейчас что-либо более убийственное для характеристики человека? Потому даже такие люди рядятся в тогу «новаторов». На словах они «за». А в действительности?.. Мы тут недавно серьезно говорили с одним товарищем во время поездки на флот. Внешне вроде бы с новой техникой у него все благополучно – «осваивается». А как «осваивается»? Ей ровно столько же внимания, что и уходящей во вчерашний день. То одно забыли сделать, то другое. То материалы вовремя не подвезли, то документацию не обеспечили вовремя. Одним словом, все рассматривается как равнозначное в ряду других будничных флотских дел. Так сказать, «холодный нравственный саботаж».

А мы с таким мириться не можем! Ни дня. Ни часа. Основные силы, время, внимание, средства – на главное направление. Новую технику и оружие не оставлять вниманием ни на минуту, внедрять веру в них и не допускать промедления с их освоением. Конечно, не в ущерб качеству. Но никакой раскачки, безответственности, даже просто равнодушия здесь терпеть нельзя. Только так, и никак иначе. Наша страна должна иметь мощный ракетно-ядерный флот, и она будет его иметь. Не когда-нибудь – через десять – двадцать лет. Завтра. Для этого есть все возможности, и не использовать их преступно. Вот так!

Главком прошелся по кабинету.

– Если кто-то или что-то будет мешать вам, разрешаю обращаться непосредственно ко мне и моим заместителям. Поддержим. Главное – поймите государственную, я подчеркиваю, государственную важность задачи. Это не мода. Не ввод в строй двух – пяти кораблей. Это строительство нового флота. Военно-техническая революция на море.

Сейчас перед Сорокиным стоял человек невысокого роста. Седые волосы. Голос негромкий, но твердый. Очки, которые он время от времени надевал, делали его похожим скорее на ученого, чем на опытного адмирала.

«Почему выбор пал на меня? – размышлял Сорокин. – Я же ни черта в атомном флоте не смыслю. Какой из меня физик?»

Наверное, последнюю фразу он произнес вслух, потому что до него донесся смех главкома:

– А вы полагаете, мы все здесь сразу физиками и атомниками стали? Мы для Курчатова самыми что ни на есть школярами были. Правда, и мы ему фору давали. Когда о морских делах речь шла. Так что, выходит, ни мы без них никуда, ни они без нас… – Он помолчал. – А переучиваться, конечно, придется. И работать много придется. Это я вам обещаю твердо.

Сорокин подумал, что к этой реплике как-то нужно выразить свое отношение.

– Работы я не боюсь, товарищ главком!

– Знаю. Потому и поручаю именно вам такое дело. Для начала советую съездить в Приморск и в Атомный центр. С учеными потолковать, хозяйство их в подробностях посмотреть. А потом на завод. Кстати, половину наших академиков в центре вы не застанете. Они в Приморске. На заводе. Детище свое холят и лелеют. А сейчас как раз тот момент, когда нужно подключаться морякам. Любой корабль, тем более атомную лодку – дело совершенно новое, – команде нужно изучать на стапеле. Промышленность лодку нам передаст. А осваивать и водить корабли – наша забота. Конечно, ученые и судостроители вас не покинут, им многое самим придется выяснять в процессе постройки и испытания. Но основная забота и ответственность тогда лягут именно на нас…