Текст книги "Арбатская повесть"

Автор книги: Анатолий Елкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

6. ПРАПРАВНУЧКА МИНИНА. ВСТРЕЧА В ПОРТ-САИДЕ. «СПИСКИ ПОГИБШИХ» И ОЖИВШИЕ МЕРТВЕЦЫ

Как-то с одним своим знакомым я возвращался с совещания. Мы решили пройтись пешком по Красной площади.

На площади – всегда людское половодье. Проходя мимо собора Василия Блаженного, мы увидели, как модно одетая женщина положила букет цветов к памятнику Минину и Пожарскому.

В самом этом факте вроде бы ничего неожиданного не было: миллионы людей несут цветы на Красную площадь. Да и кому из русских людей не близки образы Минина и Пожарского, вставших на защиту отечества в грозный час испытаний. Но слишком огромна временна́я дистанция между нами и ими.

А тут вдруг – цветы!..

Размышляя обо всем этом, мы шли за незнакомкой до самого Арбата. И здесь, рискуя прослыть ловеласами и бульварными шаркунами, решились:

– Извините. Можно вам задать один вопрос?..

Незнакомка остановилась.

– Еще раз – тысячу раз извините! Мы хотели спросить вас о цветах.

– Каких цветах?

– Которые вы положили к памятнику на Красной площади.

Незнакомка рассмеялась:

– А-а! Вот в чем дело!.. Очень просто: я возложила цветы своему пра, пра… дедушке!

Вероятно, на наших лицах появилось выражение крайнего удивления.

– Я не шучу. Моя фамилия – Минина… Людмила Александровна, – добавила она. – Я врач…

– И живете в Москве?

– Нет, в Ленинграде. Но сюда часто приезжаю…

Словом, мы познакомились. А когда я приехал в Ленинград и зашел к своему другу, поэту Всеволоду Борисовичу Азарову, то застал у него в гостях – они оказались давними друзьями – Людмилу Александровну с мужем Борисом Ивановичем!..

Через день меня допустили к фамильному архиву, и с благоговением я перелистывал древние указы, грамоты и рескрипты.

Естественно, что и Азаров, и Людмила Александровна вскоре узнали историю моих мытарств с «Марией». Они о чем-то пошептались, а потом Всеволод Борисович торжественно изрек:

– Кажется, тебе можно помочь. Ты знаешь капитана Шеманского?..

Из всех библиотек страны ближе всего моему сердцу Центральная военно-морская в Ленинграде. И не только потому, что давние и хорошие друзья здесь всегда приходили мне на помощь в любом самом трудном и кропотливом поиске: начальник библиотеки Борис Сергеевич Никольский, его заместитель, необыкновенный знаток фондов и хранилищ, ученый и журналист Михаил Яковлевич Левин, всегда удивительно внимательная, лоцман книжного моря – Мария Андреевна Простакова…

ЦВМБ, как ее сокращенно называют, не только библиотека. Она своего рода клуб, как магнитом притягивающий флотских людей. Здесь встретишь на лестницах прославленных флотоводцев и известных писателей-маринистов, поспоришь в «курилке» с легендарными командирами, полярниками и капитанами. Здесь рождаются и завершаются открытия, выверяются материалы наблюдений, привезенные из дальних походов и рейсов. Ее небольшой зал – поле жарких дискуссий и баталий, когда обсуждаются новые и специальные и художественные работы.

Библиотека теснейшим образом связана со всеми флотами, и гул далеких отсюда океанов и морей эхом звучит в этих залах.

Когда обалдеешь от чтения старинных фолиантов, попросишь Михаила Яковлевича еще раз провести тебя по фондам. Чтобы «причаститься истории». Вот так, своими руками, подержать в руках книги с автографами и пометками Макарова и Лазарева, Тухачевского и Фрунзе. Перелистать волшебные альбомы Тимма. Заглянуть в газетную хронику давно отгремевших войн и баталий. Развернуть старинные карты и лоции. Да заодно взглянуть и на величественные залы, в которых, кажется, еще слышны шаги Павла I, и, перейдя двор, подняться в комнату, где когда-то удар табакеркой в висок оборвал наконец жизнь этого проклятого людьми и богом императора.

Словом, для меня всегда счастье работать в Михайловском замке, с которым так много связано в моей жизни.

Там и произошла эта встреча.

После бурного диспута по книге «Корабли-герои» подошел ко мне старый капитан дальнего плавания Юрий Шеманский. Только что появилась в альманахе «Океан» его замечательная работа «Трагедия шхуны «Тюлень», рассказывающая о беспримерной океанской одиссее.

Мы прошли в кабинет, любезно предоставленный нам Борисом Сергеевичем Никольским, и обсудили планы дальнейшего сотрудничества на ниве «моряцкой словесности». Шеманский неожиданно сказал:

– Мне говорили, вы занимаетесь разгадкой взрыва на «Императрице Марии». Я кое-что для вас разыскал, припомнил… Ведь в моих и друзей моих странствиях по морям было немало удивительных встреч!..

Он протянул пачку мелко напечатанных листков:

– Возможно, это вам пригодится. Во всяком случае, разговор этот приведен по дневнику. С абсолютной достоверностью…

Материалы эти оказались действительно чрезвычайно интересными. И, хотя не давали разгадки взрыва «Марии», в неожиданном ракурсе показывали многие обстоятельства после катастрофы. Я позволю себе привести здесь ту часть записок старого капитана, которая непосредственно касается нашего поиска:

«…О том, что гибель «Императрицы Марии» вызвана была вражеской диверсией, придерживается и штурман этого корабля старший лейтенант Рыбин. Он затем плавал на судне Учебного отряда Морского училища на Тихом и Индийском океанах в 1917—1920 гг., где преподавал штурманские науки… Он был твердо убежден, что это была вражеская диверсия. В этом он еще более убедился после следующего с ним случая.

В начале августа 1920 года Учебный отряд после длительных плаваний на южных морях прибыл в Порт-Саид на Средиземном море. Рыбин, будучи на берегу в этом городе, зашел в небольшой ресторан и занял там столик. В зале было пусто, и только в противоположной от него стороне за столиком сидели три каких-то незнакомца. Эти отлично одетые джентльмены о чем-то говорили между собой, на каком языке – сперва было непонятно. Но вот то один, то другой довольно громко и на чисто русском языке что-то воскликнул. Рыбина это уже заинтересовало, и он стал более внимательно присматриваться к этой тройке, несомненно, русских людей. Но еще больше удивило и прямо потрясло его, когда в проходивших к выходу из ресторана этих трех людях он опознал трех матросов с линейного корабля «Императрица Мария». Он их всех знал в лицо, так как они были у него в подчинении на корабле. Двое из них были судовыми электриками, а третий – из машинной команды. Хотя все они были одеты в отличные костюмы, так непохожие на их матросскую форму, Рыбин сразу же их опознал. Сам Рыбин был также в штатском, и его, как он думал, эти бывшие его подчиненные матросы не узнали.

Выйдя сейчас же за ними на улицу и проследив, что они вошли в вестибюль гостиницы, он зашел туда и сам… Рыбин поинтересовался у портье, кто эти люди. Просмотрев книгу регистрации останавливающихся в гостинице, портье ответил, что все трое – голландские коммерсанты, как это значилось в их паспортах и так и отмечено было в книге. Фамилии всех трех были чисто голландские. Рыбин точно все эти данные переписал себе. После чего Рыбин сразу же отправился в местную полицию, находившуюся почти рядом, на набережной. Он обратился к начальнику полиции и просил оказать ему содействие в аресте этих трех людей, подозреваемых в диверсии на русском военном корабле. Начальник полиции немедленно направил в гостиницу своего комиссара и двух вооруженных полицейских.

Прошло совсем немного времени, но когда полицейские и Рыбин вошли в комнату, где только что были «голландцы», то никого там уже не нашли.

Все попытки местной и английской военной полиции найти этих вдруг исчезнувших иностранцев успеха не имели.

Голландский консул также не смог внести какую-либо ясность в это дело. Ниточка, потянув за которую можно было бы приподнять завесу над тайной гибели нашего линкора, к сожалению, оборвалась.

Но вот перед самым уходом Отряда судов из Порт-Саида к берегам Югославии, в порт Дубровник, произошел, казалось бы, малопримечательный случай: на окраине города сгорел небольшой домик. Хозяина его не нашли и думали, что он сгорел в этом домике. Под обломками дома нашли три совершенно обгорелых трупа, по виду которых невозможно было определить, кто были эти люди. Первоначально предполагали, что это местные арабы. Но при более тщательном осмотре обнаружили на пальце одного из трупов золотое кольцо, видимо обручальное. На внутренней стороне кольца было по-русски выгравировано: АННА.

Несомненно, это был русский, а два других трупа – его товарищи. Дом, видимо, был подожжен, что подтверждали несколько больших пустых бидонов из-под бензина, найденных вблизи дома.

Думается, что те, кто руководил этими предателями, испугались, что эти трое вызвали подозрение (Рыбина они, видимо, узнали) и могут в конце концов попасть в руки русских, и тогда раскроются подробности диверсии на линкоре, чего, конечно, боялись организаторы этого дела. И тогда решили избавиться от опасных свидетелей, их уничтожили…

Странно еще одно обстоятельство. При проверке списков погибших при взрывах на «Императрице Марии» Рыбин нашел фамилии этих трех матросов в списке… погибших. Видимо, они, все подготовив для взрыва, ушли с корабля тайком и под чужими фамилиями покинули Севастополь. Но руководители диверсии умышленно включили их в число погибших, чтобы не вызвать против них подозрений.

В Югославии Рыбин с помощью бывшего военно-морского агента Российского посольства в Белграде капитана 2-го ранга Б. П. Апрелева пытался выяснить, есть ли в Голландии эти три лица, значившиеся в паспортах этих трех матросов, зарегистрированных в английской гостинице в Порт-Саиде. По дипломатическим каналам удалось установить, что все три эти лица… живут в Роттердаме, никуда не выезжали в это время из страны, никогда в России не были, русского языка не знают. По присланным фотографиям этих голландцев Рыбин убедился, что это были совершенно другие лица, а не те, которых он опознал в Порт-Саиде…

Дальнейшая судьба Рыбина неизвестна. По некоторым сведениям, он вскоре умер за рубежом. Об его истории с этими бывшими матросами с линкора знали многие, и думается, что это знал и старший офицер линкора Городысский. Но ему это, видимо, было невыгодно распространять. Поэтому он в своей статье ничего об этом не сообщает.

О том, что «Императрица Мария» погибла в результате вражеской диверсии, были и другие, хотя тоже лишь косвенные доказательства. О них будет сказано дальше.

Как немцы готовили и использовали еще до начала первой мировой войны свою «пятую колонну», говорят многие известные события. Вот, например, следующее, случайно раскрытое вражеское дело.

Еще в мае 1914 года в Одессе был арестован пароход «Грегор». Арест его последовал по требованию британской пароходной компании «Мосэй-Рик – Сыновья».

Оказалось, что это Общество в свое время купило пять немецких пароходов гамбургской компании, перевозивших эмигрантов из Ревеля (ныне Таллина) в Нью-Йорк. В числе их был и пароход «Бон», занимавшийся какими-то таинственными операциями в Архипелаге во время греко-турецкой войны и тогда же перекрасившийся из «Бона» в «Грегор».

За несколько недель до начала войны он вдруг прибыл в Одессу, был «расшифрован» и арестован. По-видимому, как показали дальнейшие события, этот арест входил в планы германского генерального штаба.

Команда парохода была рассчитана. Остался один капитан, которому, согласно обычаю, пароход и был сдан на хранение до окончания судебного процесса.

Капитан – очень общительный человек – поселился в гостинице «Европейская», всюду бывал, входил во все мелочи портовой жизни, со всеми передружился и вдруг исчез. Одновременно исчез и хозяин гостиницы.

Так как розыски оказались безрезультатными, судебный пристав Чемена передал «Грегор» на хранение капитану дальнего плавания Матюшенко. Для совершения всех формальностей была назначена комиссия под председательством капитана 1-го ранга Папа-Федорова.

Вот тут-то и обнаружилось, что исчезнувший капитан оставил на пароходе все свои вещи, хотя они и были уже упакованы в чемоданы. Что-то помешало ему захватить их.

Когда чемоданы вскрыли, среди вещей нашли футляр с портретом германского императора Вильгельма с собственноручной благодарственной надписью «за службу», начинавшейся словами: «Нашему лейтенанту Матцену…», и германский «железный крест». Капитан торгового парохода оказался не кем иным, как лейтенантом императорского флота, иначе – шпионом.

Тут вспомнили некоторые таинственные происшествия в одесском порту, случившиеся как раз после прихода «Грегора». Подозрительный, например, пожар на румынском нефтеналивном пароходе, стоявшем в гавани у Воронцовского маяка. Хорошо, что ветер, дувший с моря, переменился, иначе последствия пожара были бы неисчислимыми. И это – накануне войны!

Стало понятным и внезапное исчезновение владельца гостиницы «Европейская» – немца Экзельсера.

Этот самый Матцен и командовал тем турецким миноносцем, который неожиданно ворвался в 1914 году в одесский порт. Он искал пароход «Бештау», чтобы взорвать его, так как, по германским сведениям, «Бештау» был гружен снарядами и взрывчатыми веществами. Не нашел же он его только потому, что как раз накануне нападения «Бештау» переменил место и оказался заслоненным другими пароходами.

Прекрасно ориентируясь в столь хорошо знакомом ему порту, Матцен потопил канонерку, обстрелял пароходы, Пересыпь, газовый завод, электрическую станцию и удрал. Этот провокационный обстрел входил в общую операцию турецкого флота, руководимого немцами, что послужило поводом объявления Россией войны Турции, чего особенно домогались немцы.

А вот другой случай. В кочегарке парохода «Русь» был найден кусок угля с тончайше вделанным в него механизмом для взрыва. Только по неопытности диверсанта взрыв парохода был предотвращен. Шпион подбросил печной уголь – антрацит, не употреблявшийся на судах. Удивленный кочегар отнес его механику, который и раскрыл секрет. Подобные куски антрацита были найдены и на других судах, на заводах, портовых сооружениях, благодаря чему многие объекты удалось спасти от взрывов.

Еще случай. Германский самолет высадил диверсанта на одном из островков у Аккермана. Когда самолет улетел, у диверсанта, как говорится, «упало сердце», затряслись поджилки… Ночь, один во вражеской стране с «адским» углем за пазухой, жуткая тишина… Вдали таинственные огоньки. Диверсант был из молодых работников в таких делах, не смог овладеть собой и решил передаться. На нем нашли точно такой же кусок антрацита и бляху за № 1546. Он умолял спрятать его, так как иначе он будет убит. Его отправили в Сибирь…

Несомненно, и линкор «Императрица Мария», вывести который из строя была заветная мечта германского генерального штаба, был жертвой вражеской диверсии. Когда-нибудь это удастся доказать…»

– Вы во многом облегчите себе поиск, – посоветовал мне Анатолий Рыбаков, – если обратитесь к помощи читателей, опубликуете рассказ о своих находках в журнале или газете.

– Но как я буду печатать историю без конца? – засомневался я.

– Это обычное явление. Вспомните хотя бы пример Ираклия Андроникова. Я убежден – от читателей, свидетелей, очевидцев вы получите массу новых сведений и материалов. И может быть, самых неожиданных…

– В журнале «Техника – молодежи» есть такой раздел: «Антология таинственных случаев», – пошутил я. – Вот для него такой материал – в самый раз!

– А это идея! – вдруг серьезно поддержал эту мысль писатель. – «Техника – молодежи» – журнал, пользующийся огромной популярностью. Его читают люди всех возрастов.

Изложив в коротких заметках свои раздумья и сомнения, я отнес очерк в редакцию журнала.

Камень был брошен. Теперь нужно было ждать «кругов» от него.

А впереди – столько месяцев неизвестности! Когда-то еще пойдут письма.

Глава четвертая
„АНТОЛОГИЯ ТАИНСТВЕННЫХ СЛУЧАЕВ“

1. «ЗА» И «ПРОТИВ»

Первая небольшая публикация о «Марии», предложенная журналу «Техника – молодежи», не содержала сенсационных открытий. В ней были изложены мои многолетние размышления над имеющимся в архивах и разного рода работах материалом. Анализ его убеждал меня в том, что наиболее вероятна в данном случае версия о преднамеренном взрыве корабля.

Но поскольку точки над «i» тогда не могли быть поставлены, решено было напечатать в журнале мой очерк именно под рубрикой «Антология таинственных случаев». По традиции, существовавшей в этом разделе, материал всегда давался специалисту – «оппоненту», который высказывал свои «за» и «против» по существу проблемы, размышлял над выводами и версиями, предложенными автором статьи.

Так было и на этот раз.

Давний мой друг главный редактор «Техники – молодежи» Василий Дмитриевич Захарченко, встретив меня как-то, сообщил:

– Мы направили твой очерк в Ленинград. Капитану первого ранга, кандидату военно-исторических наук Николаю Александровичу Залесскому.

Сообщение явилось для меня полной неожиданностью: я знал, что Н. А. Залесский был решительным противником версии преднамеренного взрыва «Марии». Но тем не менее все это могло быть интересным и полезным.

– Что ж, – ответил я Василию Дмитриевичу. – Все это хорошо. Но для большей объективности, мне думается, нужно дать очерк и противнику и стороннику выдвинутой мною версии. Пусть поспорят. Это же в интересах поиска. Может быть, откликнутся читатели, моряки, историки. Глядишь – и новая ниточка поиска появится!..

Через неделю Захарченко позвонил мне:

– Я сговорился с двумя адмиралами. Анатолием Ивановичем Сорокиным и Главным штурманом Военно-Морского Флота Александром Никаноровичем Мотроховым. Очень интересные соображения высказывают. Никогда не думал, что история такой давности так волнует людей…

Я не предполагал тогда, что почта и отклики на очерк о гибели «Марии» превзойдут самые смелые ожидания.

Очерк об «Императрице Марии» был опубликован в десятом и одиннадцатом номерах «Техники – молодежи» за 1970 год. Здесь же печатались мнения Н. Залесского и А. Сорокина.

«Через всю повесть «Тайна «Императрицы Марии», – писал Н. Залесский, – красной нитью проходит страстная убежденность автора в том, что трагическая гибель флагманского корабля Черноморского флота «Императрица Мария» в 1916 году – дело рук немецких агентов. Однако для установления истинных причин нескольких взрывов на «Императрице Марии» одних сравнений и рассуждений недостаточно. Нужны документы, а их-то, к сожалению, у Анатолия Елкина нет.

Какие же возражения против доводов автора можно высказать.

Как это на первый взгляд ни странно, но «находка» в Кенигсберге еще ничего не доказывает.

Фотографии взрыва «Марии» имелись в штабе Черноморского флота еще за 21 год до «находки в развалинах Королевского Замка». Дело в том, что снимки были сделаны не немецким агентом, а русским фотографом. У автора этих строк имеется фотооткрытка момента взрыва, на обратной стороне которой стоит штамп: «Фотографическая лаборатория Штаба Команд. Черноморским флотом». Еще одна оригинальная фотография другого момента взрыва этого корабля хранится в Центральном военно-морском музее, причем на лицевой ее стороне в верхнем углу стоит штамп: «Секретно». Вряд ли этот штамп на русском языке поставили… немцы…

В чем же тут дело? Действительно ли эти фотографии могли оказаться в Германии? Да, могли – в этом автор прав. Но причины того, как они туда попали, совершенно иные, чем полагает А. Елкин. Когда в 1918 году немцы оккупировали Севастополь, то они, естественно, проявили большой интерес к материалам штаба флота…

Как было сказано ранее, документального подтверждения того, что гибель «Марии» явилась результатом диверсии, автор не приводит. Он ограничивается лишь логическими рассуждениями, иногда не беспристрастными, так как сам автор убежден, видимо, в диверсии. Между тем столь же логичные предположения, и может быть более убедительные, можно высказать о том, что взрыв «Императрицы Марии» вызван другими обстоятельствами.

Бывший старший офицер линейного корабля «Мария» капитан 2-го ранга Городысский, находясь в эмиграции, в 1928 году опубликовал в «Морском журнале» (издавался в Праге на русском языке) статью, посвященную гибели «Императрицы Марии». Городысский пишет, что «после многих расспросов, размышлений и сопоставлений разных фактов» он пришел к заключению, что пожар на корабле начался с одного из полузарядов, находившихся в 1-й башне. Вот как, по его мнению, происходили события 7 октября 1916 года.

В этот день после побудки дежурный по 1-й башне старший комендор Воронов спустился в погреб башни с тем, чтобы замерить в нем температуру, и тут он увидел: полузаряды не убраны в стеллажи…

Воронов, видимо, решил, не ожидая прихода других матросов, сам навести порядок. Во время этой работы он, вероятно случайно, уронил один из пеналов, который ударился о палубу погреба и загорелся. Затем огонь перекинулся на другие полузаряды – возник пожар. Сам Воронов, получив ожоги, погиб… Конечно, доброкачественный порох не должен воспламеняться от удара. Но порох проверялся в лаборатории выборочно, так что вполне мог попасться недоброкачественный полузаряд. Кстати, подобный случай произошел в октябре 1915 года на линейном корабле «Севастополь»…

Как видим, версия Городысского намного доказательней доводов А. Елкина, во многом умозрительных. Утверждение, что взрыв «Марии» произошел в результате диверсии немецких агентов, не выдерживает критики…»

«Раскрытая тайна – уже не тайна, и о ней не спорят, – размышлял вице-адмирал А. И. Сорокин. – Естественно, что и в дискуссии о причинах гибели линкора «Императрица Мария» могут быть различные точки зрения, различные версии. Любая из них плодотворна, если помогает нам приближаться к истине, к разгадке.

В данном случае мы имеем дело с двумя прямо противоположными версиями. Автор одной из них – писатель-маринист Анатолий Елкин, пожалуй, впервые собрал воедино все прямые и косвенные доказательства того, что катастрофа на «Марии» – следствие диверсии. Автор второй – инженер-капитан 1-го ранга Н. Залесский считает взрыв следствием небрежности…

Рассмотрим «возражения» Н. Залесского, заметив сразу, что «возражения» эти не коснулись основных документов, о которых речь идет в повести А. Елкина.

Н. Залесский считает, что находка в Кенигсберге «еще ничего не доказывает» на том основании, что фото взрыва «Марии» были сделаны русскими фотографами, а в Германию эти документы могли попасть в 1918 году, когда немцы оккупировали Севастополь и получили доступ к материалам штаба Черноморского флота.

Во-первых, такое предположение – не доказательство. Во-вторых, позволю себе сослаться на такое свидетельство:

«Гибель «Императрицы Марии» от германской диверсии – не предположение, а вполне обоснованный факт. Подтверждением этого может служить, в частности, следующий случай. Однажды в Военно-морской музей явился неизвестный морской офицер и предложил коллекцию снимков «Императрицы Марии», произведенных в момент гибели корабля.

Подобную серию снимков могли сделать лишь люди, знавшие день и час замышлявшейся диверсии…» (см.: Крылов А. Н. Некоторые случаи аварии и гибели судов. М. – Л., Государственное военно-морское изд-во Союза ССР, 1942, с. 24).

Есть и другие свидетельства такого рода, так что здесь Н. Залесский ничего не опроверг.

Второе, более существенное, – ссылка Н. Залесского на статью бывшего старшего офицера «Марии» Городысского, опубликованную в 1928 году в эмиграции, в Праге. Что же – это мнение одного Городысского, фигуры, кстати, еще совсем неизученной. То, что появлялось в белоэмигрантской печати, нередко исходило из мотивов, весьма далеких от установления истины.

Но если и признать свидетельство Городысского «чистым» фактом его, Городысского, мнения, то является ли это «решающим» доказательством? Конечно, нет!..

К размышлениям А. Елкина следует добавить здесь и мнение, высказанное в работе С. Я. Штрайха «Академик Алексей Николаевич Крылов». Здесь говорится:

«…Подозрение на злой умысел обосновывается существенными отступлениями на погибшем линкоре от требований устава по отношению к доступу в крюйт-камеры. Это объясняется халатностью, небрежным отношением некоторых представителей командования к порученному им дорогостоящему кораблю. При таких условиях создалась сравнительно легкая возможность осуществления злого умысла» (с. 163).

Спрашивается, почему выводы академика А. Н. Крылова, основанные на опросе всех свидетелей катастрофы на «Марии», исследовании всех материалов этого дела, нам должны казаться менее убедительными, чем мнение одного Городысского?..

Материалы об участии немецкой агентуры во взрыве «Императрицы Марии» и о связи с этой акцией окружения Распутина приведены в работе П. Мягкова «Германская военно-морская агентурная служба в мировой войне» и в десятках других исследований.

Кроме «прямых» любое следствие знает еще и систему «косвенных» доказательств. Думается, А. Елкин собрал подавляющее большинство из них…

Значит ли это, что в исследовании тайны «Императрицы Марии» поставлена последняя точка? Конечно, нет! Окончательные выводы, возможно, придут с находкой новых материалов…»

Я не ожидал такой реакции. Потоком и в редакцию, и к автору этих строк пошли письма. Писали люди самые разные…

Вот конверт с зарубежными марками. Пишет Рене Грегр, председатель Военно-исторического института ЧССР, член Комитета международной организации военно-морских историков:

«…Тайна гибели линкора «Императрица Мария» меня интересует, и хотя я не считаю себя таким экспертом, который бы мог игнорировать заключения, сделанные всему миру известным академиком А. Н. Крыловым, я позволю написать свое мнение о некоторых аргументах А. Елкина и вице-адмирала А. И. Сорокина…

Дело в том, что если вся аргументация основана на находке фотографий взрыва «Императрицы Марии» в Кенигсберге, то я могу эту версию легко опровергнуть.

1) Фотография гибели линкора «Императрица Мария» находится также в моей книге. Но я ее не получал из Центрального военно-морского музея в Ленинграде, хотя там хранится та же самая. Я могу точно сказать, кто привез тот снимок в 1918 г. из Севастополя в Германию, потому что я от этого человека и получил снимок.

Летом в 1918 г. появился в Севастополе молодой германский морской офицер – инженер Ханс Дресслер, который уже тогда был коллекционером фотографий кораблей. По его словам, он здесь собирал фотографии и между многими после войны привез домой также русский снимок гибели «Императрицы Марии»… И Дресслер обменял снимок, так что он даже в 20-х годах не был редкостью. Свидетельством тому может быть книга, изданная в 1930 г. в Германии, где приведена репродукция снимка…

2) А. Елкин и вице-адмирал А. И. Сорокин ссылаются на аналогию взрывов итальянских линкоров «Бенедетто Брин» и «Леонардо да Винчи», описанных в книге Х. Вильсона.

Но, несмотря на то что книга Вильсона издана уже давно и появились новые элементарные труды о развитии линкора в XX веке, я хотел бы указать на ошибки автора (Вильсона) и вытекающие отсюда ошибочные заключения советских авторов.

Хотел бы только добавить, что исследованием истории австрийского флота я занимаюсь уже свыше 30 лет и мой отец был офицером этого флота.

Вильсон утверждает, что гибель линкора «Леонардо да Винчи» является результатом якобы деятельности австрийской шпионской организации, но доказать это нельзя.

Вильсон не пишет, что первая комиссия пришла в 1915 г. к заключению, что «Бенедетто Брин» погиб потому, что загорелся весьма импульсивный порох (бриссолит), но злой умысел также нельзя было полностью исключить. К такому заключению пришла первая комиссия, исследовавшая гибель линкора «Леонардо да Винчи». Но между тем итальянская контрразведка напала на след австрийской (не германской!) шпионской организации. Но только ночью 26 февраля 1917 г. итальянской разведке удалось захватить документы сети этой организации в трезоре австрийского консулата в Цюрихе (Швейцария). И здесь итальянцы узнали, что австрийцы «подготовили» взрывы также на кораблях флота. Но «подготовить» – не значит еще сделать.

Если бы автор знал, что говорил агент, который якобы «подготовил» взрыв линкора «Леонардо да Винчи», шефу австрийской военно-морской разведки адмиралу фон Ризбек, вряд ли бы так решительно пришел к заключению о том, что оба итальянских линкора взорваны австрийскими «адскими машинами».

Агент говорил: «Адскую машину я дал между свежими овощами (!!!) днем, когда производилась погрузка амуниции (т. е. 2.8.1916 г.)». (Этому «рапорту» никто из австрийских офицеров не верил, и потому они хорошо знали, что взрыв был не их успехом!)

Итальянцы не так аккуратны, как немцы, но вряд ли на их линкорах овощи и фрукты находились в погребах, и я также не могу себе представить пожар… в холодильнике!

Но вторая комиссия пришла к заключению (еще до захвата австрийских документов!), что оба линкора погибли от взрывов «адских машин» австрийских шпионов! Почему так сделала, хотя «Леонардо да Винчи» даже был поднят после войны (1919 г.)? Итальянская армия через многие операции и большие потери на фронте успехов не добилась. А военно-морской флот? Здесь были только неуспехи и большие потери, хотя австрийский флот был значительно слабее итальянского. В таком положении нужно было кое-что сделать, чтобы и без того слабый боевой дух не упал еще больше, и не признавать собственную вину!

Остается сказать, что новая военно-морская литература (даже итальянская) не признает причинами потопления двух итальянских линкоров австрийский шпионаж, хотя такую возможность полностью не исключает.

Наконец, хотелось бы сказать, что, по моему мнению, повесть А. Елкина можно считать как попытку объяснить одну из возможных причин взрыва, о которых говорится в Заключении Комиссии по делу о гибели линкора «Императрица Мария». Но тайна остается неразгаданной, потому что документов нет и мертвые не говорят!..»

Затем в дискуссию вступил А. Мотрохов, контр-адмирал, тогда Главный штурман Военно-Морского Флота СССР:

«Когда происходит событие, подобное тому, каким является гибель русского линейного корабля «Императрица Мария» в Севастопольской бухте 7 октября 1916 года, – писал А. Мотрохов, – то его отзвуки, роковые последствия, догадки и предположения о возможных причинах трагедии продолжают будоражить человеческую память и пытливые умы даже после того, как пройдут многие десятилетия, и новые поколения станут свидетелями еще более трагических событий. И это вполне закономерно.

Сотни погибших людей во время катастроф не оставляют места равнодушию и безразличию ни у кого, кто хоть в какой-то мере связан с флотом и способен помочь другим приоткрыть завесу, скрывающую истинные причины трагедии.

Установление истины в этом случае, кроме научного и исторического значения имеет и общечеловеческие, чисто гуманные аспекты…

Когда причина катастрофы установлена однозначно, можно достаточно уверенно указать и конкретных виновников или, как это может иметь место в случае злонамеренных действий, определить круг лиц, служебные упущения которых позволили осуществление диверсии.

Если же однозначно версия не установлена, круг возможных виновников катастрофы чрезвычайно широк, и в этом случае подозрения могут коснуться многих лиц, не имеющих отношения к причинам трагедии.

Снять эти подозрения и тем более реабилитировать необоснованно обвиненных, независимо от того, когда это удастся сделать, благородная задача…

И если сейчас еще, может быть, рано говорить о том, что поиск завершен, то одно не вызывает сомнений – автору повести «Тайна «Императрицы Марии» впервые удалось собрать наиболее полно документы, факты, высказывания и предположения о причинах гибели русского линкора и вплотную приблизиться к разгадке тайны.

Документальная повесть А. Елкина – не просто перечисление собранных материалов и изложение хронологии событий – это в первую очередь добросовестный анализ этих материалов и событий, крепко настоянный на собственных размышлениях автора повести…

Выступая в качестве оппонента по отношению к версии А. Елкина, изложенной в упомянутой выше повести, Н. Залесский является сторонником другой версии и в своих комментариях к повести наряду с критикой аргументации А. Елкина излагает доказательства своей версии, по которой гибель линкора «Императрица Мария» произошла из-за проявленной матросами артиллерийской боевой части небрежности в обращении с полузарядами, которые к тому же якобы были снаряжены недоброкачественным порохом.

Следует указать, что никаких доказательств этим предположениям в комментариях Н. Залесского не содержится…

Для подтверждения версии о том, что матрос Воронов «случайно уронил один из пеналов, который ударился о палубу погреба и загорелся», Н. Залесский приводит совсем не аналогичный случай, когда в октябре 1915 года «при перегрузке полузарядов в погреб один из них сорвался со стропа и ударился о палубу погреба. Порох воспламенился…». Одно дело, когда пенал сорвался со стропа и с высоты нескольких метров упал на палубу; другое дело, когда пенал не удержал в руках матрос и он падает на палубу. Если во втором случае никогда не должен загореться порох, то в первом случае все зависит от высоты, с которой сорвется пенал на палубу…

Наконец, очевидно, просто нельзя воспоминания старшего офицера линкора «Императрица Мария» Городысского считать беспристрастными, которому куда сподручнее свалить главную вину за трагедию на погибшего матроса Воронова, чем признаться в том, что на корабле отсутствовал элементарный уставной порядок, не исключающий возможность диверсии.

Н. Залесский прав в том, что пока еще «тайна гибели корабля не разгадана», но надо отдать должное А. Елкину, который сделал в этом направлении решающий шаг».

Что тут началось! Спор, развернувшийся на страницах журнала, получил неожиданное продолжение: в редакцию и к автору повести шли письма ученых, моряков, историков. И, что самое главное, оставшихся в живых свидетелей и участников описываемых событий, матросов самой «Марии».