Текст книги "Арбатская повесть"
Автор книги: Анатолий Елкин
Жанры:
Прочая документальная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
2. СЧАСТЬЕ И БОЛЬ НИКОЛАЯ КОРОЛЕВА
Вечер. Дали за Бугом высветились звездной россыпью. Теплая ночь опускается на Николаев.
Мы сидим в штурманской «Искателя» – Миша Коновалов, Толя Копыченко, ребята. Рубка маленькая, и повернуться здесь невозможно. Но разговор, начатый еще днем, настолько волнует всех, что даже отработавшие смену на заводах, а вечер отдавшие делам клуба (здесь это норма жизни) не торопятся к семейным очагам…
– Ты понимаешь, – волнуется Миша Коновалов, – нашу позицию пришлось отстаивать долго и упорно. Люди – разные. Одним, как только создали «Садко», вынь да положи рекорды. А мы ставили перед собой совсем иные цели: массовое физическое и военно-патриотическое воспитание молодых рабочих. Практика показывает, что там, где гонятся за рекордами, всей массе ребят уделяют, как правило, меньше внимания. Наша задача: развить у них чувство Родины, чувство благодарности к тем, кто отдал за нас жизнь в Отечественную. И уже как следствие этого – вырастить людей, умеющих отечество защищать…
– Ты сам видел, – Толя Копыченко показывает на ребят, – какой для них праздник каждый выход в море. Нас никто не заставляет надрываться, поднимая со дна морского многотонные пушки с прославленных кораблей, ставить памятники павшим, разыскивать следы безвестных героев… Но садковцы не могут жить иначе. Все это стало у них величайшей духовной потребностью, велением сердца. А «спортивные начала» органически вошли в такую работу: мы же не пустим под воду парня – и он это знает, – пока он не станет умелым аквалангистом, не сдаст все положенные нормы, зачеты, экзамены. У кого-то эта «техническая» сторона дела заслоняет все остальное. У нас она – производная от главного, определяющего вся и все, – патриотического внутреннего содержания нашей работы…
Мне вспомнился тогда в штурманской «Искателя» прославленный наш боксер, первая и легендарная перчатка Союза Николай Королев. Я дружил с ним не одно десятилетие, и, о чем бы ни заходил у нас разговор, Николай неизменно возвращался к святой для него мысли:
– Рекорды не должны взращиваться искусственно. Они должны приходить только через воистину массовое развитие спорта в стране. Иначе – грош цена таким рекордам.
Королев всегда волновался, когда размышлял об этом:
– Я ненавижу в спорте показное делячество, рекламизм. Спорт должен иметь огромный внутренний нравственный, патриотический смысл. В предвоенные годы мое поколение спортсменов штурмовало рекорды не во имя рекордов. Мы твердо знали: война не за горами. Страшная война с фашизмом. И мы не имели права не быть готовыми к ней…
Я рассказывал о Николае садковцам и видел, как посветлели их лица. Их поиск словно оказался осененным именем Королева. А это немало значит.
– Каким он был в последние годы жизни?
– Неугомонным, как всегда. Каждую неделю, если не болел, заходил к нам в журнал «Москва». Рассказывал о планах будущей статьи. В ней он хотел поразмышлять о главном: гражданской сути жизни во всех ее проявлениях – будь то работа или спорт.
– Успел?
– Нет. У меня сохранилось только несколько страниц с набросками…
Уже вернувшись в Москву, я выписал слова Николая и послал их ребятам:
«Человек живет только для одного – Родины. Спорт ради спорта, если даже человек поставит рекорд, – нищенское прозябание духа, нравственное убожество. Штурмовать нужно не метры и секунды, а цели. Высокие цели. Главная из них – честный и уверенный ответ самому себе: «Если страна позовет, я готов к ее защите. Я не потратил время даром и выполнил долг до конца».
Королев имел право на эти слова: это он молниеносными ударами снимал немецких часовых. Он вынес на плечах из огня прославленного чекиста Героя Советского Союза Медведева. Он без промаха бил из автомата по ненавистным мышиным шинелям. Он совершал отчаянно дерзкие рейды по тылам врага. Всемирная слава понималась им только как высшая ответственность перед Россией. Как обязанность сделать в тысячу раз больше, чем может совершить менее тренированный человек.
Когда мы 16 марта 1974 года в «Крылышках», как ласково называл Николай любимый им Дворец спорта «Крылья Советов», провожали Королева в последний путь, я был поражен: сколько у него друзей – рабочих и писателей, маршалов и спортсменов. Но, пожалуй, больше всех было ветеранов войны. Они пришли при всех орденах, и особенно рвали душу стоны там, у последней черты:
– Прощай, боевой товарищ!..
Боевой товарищ!.. Сколько бы ни прошло над страной лет, в созвездии нашей славы всегда будет сверкать звездой первой величины имя Николая Королева. Спортсмена? Да! И солдата. И великого гражданина.
Может быть, лучше других сказал об этом при прощании с Николаем поэт Михаил Луконин:
– Он, как бы ни было трудно, уверенно и мощно держал на своих могучих плечах спортивную и солдатскую славу страны…
«Спорт должен иметь огромный внутренний нравственный, патриотический смысл».
Вновь и вновь возвращаюсь я к этим строкам Королева. И думаю о николаевских рабочих ребятах, которые не знали его. Но крепко бы пожали, случись у них встреча, руку на дружбу: они – единомышленники…
3. НАХОЖУ СТРОИТЕЛЕЙ «МАРИИ»
Мы зря полагаем, что уже все найдено и все открыто. Что в «прозаическом» XX веке нет места для тайн.
«…Даже и в тех архивохранилищах, – размышлял И. Л. Андроников, – где учтена и описана самая незначительная бумажка, в тысячи тысяч листов никто еще не вникал, они еще ждут исследователя… Бездны исторических тайн, увлекательнейших, нежели самые напряженные рассказы о приключениях, хранятся в архивах, и волнует здесь сама правда».
А у частных лиц!..
Николаев был для меня открытием. Да и кого он оставит равнодушным. Город, вылепленный из солнца, бездонного неба, удивительного настоящего и легендарного прошлого.
Улицы Николаева – живая история флота. Сейчас эта история стала золотом строчек мемориальных досок: здесь жили и работали Ф. Ф. Ушаков, М. П. Лазарев, В. А. Корнилов, Г. И. Бутаков, Ф. Ф. Беллинсгаузен, П. С. Нахимов. Здесь родился С. О. Макаров. Здесь гении русского кораблестроения А. Соколов и корабельный мастер Ф. Кузнецов построили фрегат «Святой Николай», флагман Ушакова 90-пушечный линейный корабль «Святой Павел», корабли «Лесной», «Кульм», «Минерва» и др., вписавшие золотые страницы в историю отечественного флота. В типографии гидрографического бюро Николаевского адмиралтейства вышли капитальные теоретические и прикладные труды, обобщавшие опыт русского кораблестроения…
На чердаках белых украинских мазанок и надменных, хотя уже и обветшавших, двух– и трехэтажных николаевских особняков хранится или просто валяется в пыли немало удивительных сокровищ для историка. Ведь здесь из поколения в поколение передавалась благородная профессия корабелов, и документы, письма, фотографии накапливались в этих домах десятилетия и десятилетия. Поздний владелец их зачастую не имеет ни малейшего представления о том, что весь этот «старый хлам» кому-нибудь нужен.
К токарю Владимиру П. мы попали с Толей Копыченко в общем-то случайно. Шли к другому человеку, но перепутали мазанки, как две капли воды похожие друг на друга.
Пока «выясняли отношения», замечаю, что из-за угла древнего комода высовывается угол огромной фотографии с силуэтом корабля.
– Разрешите посмотреть?
Владимир пожимает плечами:
– Смотрите, если хотите… Это от деда, осталось. И выбросить вроде бы жалко, а вешать, на стену изображения сих полинялых старцев тоже вроде бы ни к чему…
Достаю фотографию (более полуметра шириной), и… душа восторженно обмирает. Боже мой! Это же фотография всех судосборщиков «Марии»! Было такое в царской России: сохраняли «для истории» только имена командиров производства, директоров фирм, главных инженеров… А судосборщики – кому они интересны? Видимо, и для них спуск на воду «Марии» тоже был праздником: решили сфотографироваться «на память».
Спрашиваю осторожно, стараясь не выдать волнения:
– Вам очень нужна эта фотография?..
Владимир отвечает вопросом на вопрос:
– А вам-то зачем она?
– Так, историей флота занимаюсь…
– Вообще-то подумать можно…
Словом, я ухожу обладателем бесценного картона – фотографии, которая наверняка сохранилась в Союзе в единственном числе.
Резкий ветер кружит по улицам Николаева, и я больше всего на свете боюсь, как бы воздушный удар не переломил истлевший картон. Движемся с Толей «кильватером», создав для фото «нужный угол атаки». Бережно доносим находку до дома…
Фотография провалялась в пыли не одно десятилетие. Каким-то чудом сохранилась.
Вооружаемся лупой. Восстанавливаем полустершиеся, едва видимые надписи.
Анатолий, знающий все и вся в родном городе, сообщает:
– Володька – из семьи потомственных судостроителей. У него и дед и прадед работали на «Руссуде»…
К утру тексты расшифрованы: в углу фотографии «фирменный титул». Еще одна пометка – «Судостроительный отдел О. Н. З. и В.» (Общество николаевских заводов и верфей). Вот они, те, кто собирал «Марию», – старшие судосборщики П. Пономарев, А. Чикунов, мастер С. В. Трифонов и многие другие.
Их руками собрано чудо отечественного военного судостроения – линейный корабль «Императрица Мария»…
Чердаки мазанок Николаева! Я готов сложить о вас песню!
Прикоснешься к любой двери – оживает прошлое. С неповторимыми голосами, звуками, страстями, борьбой. Все здесь такое, освященное огнем минувшего, – на Советской – бывшей Соборной, проспекте Ленина – Херсонской, Большой Морской, Адмиральской, Никольской…
Находки, находки, находки…
Иногда они случались редко. Подчас обрушивались лавиной.
Словно в кино крутили ленту обратно. Я возвращался от финала к началу…
«С божьей помощью 17 октября сего 1913 года удалось благополучно заложить на заводе «Руссуд» линейные корабли «Императрица Мария» и «Император Александр III»…»
Из рапорта Морскому министру
«Рекламный проспект Русского судостроительного общества
Линейный корабль «Императрица Мария».
Главные элементы корабля:
Длина по грузовой 551 фут 2 дюйма, наибольшая ширина с обшивкой 90 футов.
Углубление в морской воде 27 футов 5 дюймов.
Нормальное водоизмещение 22,200 м. т.
Мощность главных двигателей 26,500 СНР.
Артвооружение корабля следующее: 12 12-ти дюймовых орудий и 44 орудия среднего и мелкого калибра.
Наблюдающий за постройкой корпуса корабля – инженер-полковник Матросов».
Современники и много лет спустя не переставали восхищаться: «…Черное море еще не знало таких дредноутов, как «Императрица Мария».
Пригласительный билет
Русское Судостроительное общество и Общество николаевских заводов и верфей имеют честь просить Вас с супругою пожаловать на завтрак, имеющий быть в Морском Зимнем Собрании 19 октября 1913 года, в 2 часа дня, по случаю спуска линейного корабля «Императрица Мария» и эскадренных миноносцев «Беспокойный» и «Гневный». Форма одежды парадная…
В архиве завода – справка:
«Швартовые испытания ее («Императрицы Марии». – А. Е.) начались 19 мая 1915 года, а окончательная приемка корабля была оформлена только 6 июня этого года. Линкор «Император Александр III» вступил в строй 28 июня 1917 года, то есть почти через пять лет после начала строительства».
Поиск шел, и история «Марии» обрастала все новыми деталями и подробностями. Многие и многие документы вообще впервые извлекались на свет божий.
Так, в архивах одного из заводов вдруг обнаружились пожелтевшие карточки, отпечатанные на плотной, глянцевой бумаге:
«Старший офицер л. к. «Императрица Мария»
4 ноября 1915 г. № 80»
КОМАНДИРУ ЛИН. КОР.
«ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ»
Считаю своей служебной обязанностью доложить Вашему В. благородию соображения о желательном облегчении носа корабля, а также о тех мерах, которые полагал бы рациональным принять для достижения этого.
Наш корабль при общей перегрузке (смотри пометки Морского министра) имеет значительный дифферент на нос, что создает ряд неудобств: во-первых, даже незначительная волна всходит на палубу, во-вторых, корабль тяжело слушает руля и рыскает, почему приходится заранее брать лишнюю воду в корму и, наконец, самое главное – это то, что в случае получения кораблем минной пробоины в носу да еще в неблагоприятном для корабля месте – например, при разрушении 39-й переборки – корабль и без того получает такой большой дифферент, что оказывается в опасности, тем более что в таком случае из-за поднятия кормы создаются неблагоприятные условия для затопления кормовых концевых отсеков.
Для благополучного ликвидирования такого опасного случая необходимо соединить кормовой погреб с пожарной магистралью 5 трубой, чтобы одновременно с затоплением погреба снизу быстро заливать его через пожарную магистраль сверху.
Вышеизложенное вполне убеждает меня в совершенной необходимости облегчить нос, и думаю, что при создавшихся условиях войны, когда наибольшей опасностью для корабля являются мины, почти никакие жертвы, которые можно принести для обеспечения живучести корабля при получении минной пробоины, нельзя считать чрезмерными…
Кап. 2-го ранга Городысский»
Резолюция командира:
«1. Разделяю мнение о необходимости облегчить нос корабля, обеспечить лучше его непотопляемость, увеличить жилые помещения – уменьшить комплектацию.
2. О соединении кормового провизионного погреба с пожарной магистралью представлялось еще в Николаеве председателю Комиссии, завод обязан выполнить.
3. Снятие двух орудий носовой и их боевого запаса корабль не ослабит ощутительно.
4. Продольная броневая переборка является дальнейшим креплением, вряд ли ее можно снять…
4.11.1915 г.»
Пометки Морского министра:
«Это уже дело не старшего офицера.
– Разве перегрузка есть?
– Доказать, что вопрос этот обсуждался».
Технические дефекты устранили.
Но были в «Марии» дефекты иного рода. Которые не поправишь изменением дифферента и запаса остойчивости.
Программа строительства Черноморского флота была утверждена советом министров в декабре 1910 года. Она предусматривала форсированное строительство в Николаеве трех линейных кораблей самого современного проекта.
Германия наращивала мощь своего флота.
Русская контрпрограмма должна была свести на нет эту германскую угрозу на морях. Самым весомым козырем в этой политической игре должны были стать новейшие линейные корабли. И в первую очередь «Императрица Мария».
Она оказалась эпицентром, в котором скрестились интересы слишком многих людей и обстоятельств самого различного свойства.
Линкор еще не был заложен на стапелях «Руссуда», а вокруг него, существовавшего только в «прожектах», уже ярким, хотя подчас и невидимым, пламенем разгорались страсти политические, нравственные, экономические да и попросту шкурнические: в России рождался военно-промышленный комплекс. А нравы конкурентов и предпринимателей не блистали добродетелью и на заре капиталистической эры. И прежде всего потому, что «Мария» была необыкновенно выгодным заказом. Уже этим все сказано.
Известный исследователь Корней Федорович Шацилло, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института истории СССР АН СССР, в своем фундаментальном труде «Россия перед первой мировой войной» посвятил немало страниц закулисной борьбе русских судостроительных компаний, и в том числе «Руссуда».
«Вложив более 30 млн. руб. в развитие Общества путиловских заводов, – пишет К. Ф. Шацилло, – группа Русско-Азиатского банка начала создавать вокруг него целую промышленную империю… Всего в концерн (или группу), созданный русско-французским финансовым капиталом при техническом содействии французских, немецких и других промышленных фирм, входило восемь предприятий, занятых производством предметов вооружения для царской армии и флота. Сумма основных капиталов этой группы составляла 85 млн. руб. золотом…
Этому гигантскому спруту, представлявшему, по сути дела, международное объединение производителей и торговцев оружием, противостояло другое, не менее мощное и тоже международное объединение… Создание этой группы также не обошлось без конкурентной борьбы. Вытеснив… французские и бельгийские банки из Общества николаевских судостроительных заводов и верфей («Наваль»), Международный коммерческий банк заключил соглашение о технической помощи с английской фирмой «Джон Браун» и создал в том же Николаеве «Русское судостроительное общество». Затем оба судостроительных предприятия были слиты в единый трест «Наваль – Руссуд». В руках этого треста оказалось строительство всего Черноморского флота России».
«Мария» – это миллионные прибыли:
«…По точному расчету правления Русско-Балтийского судостроительного общества, эта работа обходилась заводу в 15 694 690 рублей. Таким образом, на каждом линейном корабле владельцы заводов выгадывали от 4,5 до 7 млн. рублей золотом…»
Обеспечение симпатий царской камарильи и руководящих деятелей военного и морского министерств, по словам К. Ф. Шацилло, «было лучшей гарантией в получении выгодных военных заказов», чем успешно пользовались банковские и промышленные тузы.
«По показаниям начальника технического отдела «Руссуда», – пишет К. Ф. Шацилло, – данным им в специальной комиссии, которая расследовала связи дельцов промышленного и финансового мира с морским министерством, «за содействие созданию «Руссуда» и за покровительственное к нему отношение Григорович получил признательность в виде учредительских акций «Руссуда» на солидную сумму (называли 2 млн. руб.)».
«Отъявленным взяточником был… товарищ Морского министра М. В. Бубнов, в ведении которого находилась вся техническая и хозяйственная часть морского министерства. Выходец из бедной дворянской семьи, он за несколько лет службы в морском министерстве превратился в миллионера…» —
это свидетельство того же К. Ф. Шацилло.
«Стоимость линейного корабля «Императрица Мария» составила 19,7 млн. рублей без учета вооружения, брони и навигационных инструментов».
Из отчета «Руссуда»
Ареф Сергеевич Романов как-то горько пошутил:
– Есть какая-то символика в том, что одна из Романовых – императрица Мария – и линкор имели одинаковые имена. Как будто над обеими тяготел рок…
В трагедии «Марии», как в фокусе, сходятся нити продажности, коррупции, разложения императорского двора последних Романовых, сделавшие возможным безнаказанную и легкую работу германской разведки в те годы.
Документ за документом извлекался из государственных и частных собраний Николаева, Херсона, Одессы.
И все здесь было взаимосвязано: могла родиться «Мария», пожалуй, только в Николаеве. И уж, во всяком случае, символично, что она сошла со стапелей именно здесь.
Днем рождения города принято считать 27 августа 1789 года, когда было официально решено «именовать новозаводимую верфь на Ингуле – городом Николаевом». Тогда, на следующий год, и родился здесь первенец николаевского военного судостроения – 44-пушечный фрегат «Святой Николай»…
От первого – «Святого Николая» до самого мощного в мире линкора. Как не снять шапку перед ними, русскими корабелами!
На их поте, таланте, бессонных ночах, труде наживались миллионные состояния. А они – разве о прибылях они думали, выковывая бронированный щит России!..
Пестрой вязью легли мои тропки в тех краях.
Мотался я из Николаева в Херсон. Из Херсона – в Одессу. И снова возвращался в Николаев. И опять ехал в Херсон.
Надпись на стеле, поднявшей к небу могучий парусник с тугими парусами:
«Здесь в 1783 году построен первый 66-пушечный корабль Черноморского флота «Слава Екатерины».
Нужно было передохнуть после многочасового сидения в архивах, и тропка вывела меня по старым суворовским крепостным валам к Екатерининскому собору в Херсонской крепости.
В центре – плита. Белый мрамор с золотом:
Фельдмаршал
светлейший князь
ГРИГОРИИ АЛЕКСАНДРОВИЧ
ПОТЕМКИН-ТАВРИЧЕСКИЙ
Родился 30 сентября 1736 г.
Умер 5 октября 1791 г.
Здесь погребен 23 ноября 1791 г.
Бронзовые венки, окаймляющие плиту. С названиями и датами громких побед и свершений:
«Бендеры. 1789», «Николаев. 1788», «Аккерман. 1789», «Очаков. 1788», «Крым и Кубань, Екатеринослав. 1789», «Херсон. 1778».
Действительно —
И современники и тени
В тиши беседуют со мной…
Надпись, выбитая на другом памятнике:
Здесь друг Отечества почтенный муж Корсаков,
К желанию сынов России, погребен.
Он строил город сей и осаждал Очаков,
Где бодрый его дух от тела отлучен.
В таких городах, как Херсон, оживают страницы знакомых с детства книг, и «превеликие имена главных россиян» уже не кажутся хрестоматийной абстракцией.
«Тени»? Но что бы мы все были без них!..
Возвратился я в Николаев, когда дали над Бугом уже высветились звездной россыпью.
Поздним вечером иду по Большой Морской. Таинственно светятся окна старинных особняков. Но почему «таинственно»?.. Во всяком случае, я тогда так воспринимал эти огоньки. Ведь за этими окнами встречались, жили те, кто и строил «Марию», и готовил ее взрыв.
Тогда, в Николаеве, я еще не знал, что в одном из этих особняков жил весьма любопытный господин – Верман, главный организатор диверсии на корабле.
Трогаю массивные дубовые двери. Ручки – удивительного художественного литья: две бронзовые сказочные рыбы, кажется только что сошедшие со старинных морских гравюр.