Текст книги "Попытка говорить 1. Человек дороги"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

"Полагаешь, Зельбо – именно враг?"

"Да. И ты сказал точно: я бы тоже не потерпел в подчинённом такого… рвения".

Тон, каким сопровождалась эта мысль, однозначно свидетельствовал: во времена, когда Айс был начальником разведки, он не был милостив к грешкам своих подчинённых.

"Так что же теперь – повиноваться?"

"Ты видишь разумную альтернативу? Я, к сожалению, – нет. Но не забывай, что арест без объяснения причин не может быть долгим".

"Только это меня и утешает…"

– Уважаемые? – подозрительно повторил Зельбо.

– Повинуемся, – ответил Айс за всех нас. – Вменяемые маги не спорят с законом.

– Ну да, конечно, – проворчал Зельбо, отворачиваясь. – С законом – никогда.

"Только с отдельными его представителями…"

Зеттан – быстрый транспорт. Куда быстрее бегающих и даже летающих ездовых химер. Из имеющих крылья с ним могут соперничать только твари, использующие дороги Света и Мрака: аггелы, феи, раэмы, Клювожоры, Тенекруты… не потому, что так стремительны. Просто потому, что могут использовать особенности организации пространства вне Середины и потоки "родных" энергий для достижения скоростей, которые немыслимы для использующих только мускулы.

Не прошло и часа, как зеттан доставил всех нас в город-порт Лейкарос. Всё ещё Черноречье, да, но пограничное, соседствующее с двумя другими территориями домена Левварн. После приземления инквизиторы вместе с Ивойл дружно исчезли в направлении ближайшего целителя, а меня, Айса и Ладу Зельбо Шип со своими подчинёнными препроводил в, так сказать, гостевые апартаменты Попутного патруля. А если говорить прямо и просто – в общую камеру, располагавшуюся в полуподвале отдельно стоящего здания. Задавать вопросы о нашей дальнейшей судьбе смысла не имело. Обдумывать планы – тем более. Оставалось ждать.

И надеяться.

18

«Можешь сказать, как именно за нами следят?»

"Могу. Слежка не слишком плотная, но вместе с тем такая, что не очень-то уклонишься или заблокируешь. Всё крыло "щупает" дежурный маг воздуха, непрерывно контролируя состояние запоров, решёток, стен, а заодно – число и состояние пребывающих под арестом. А параллельно всё происходящее в нашей камере, вплоть до простейших ауральных паттернов, фиксируют и отправляют куда-то дальше во-о-он те три штуковины под самым потолком".

"Ты про эти стекляшки в медных сетках?"

"Про них, про них. Умно сделано: взгляд из одной точки можно обмануть даже простой иллюзией, а вот для обхода взгляда из трёх точек требуется на порядок большее мастерство. К тому же сочетание бездушной слежки с живым наблюдением особенно эффективно. И повышает общую надёжность системы ещё на порядок".

"А если эти стекляшки заблокировать?"

"Через одну, максимум две минуты по тревоге прибудут дежурные боевые маги и разъяснят нам, как глубоко мы были не правы. И ещё. Надеюсь, ты обратил внимание на процедуру, которой нас подвергли при оформлении?"

"Ты про снятие слепка? Обратил, ещё как обратил… сам в своё время выполнял такие же точно… процедуры. По отношению к задержанным до выяснения".

"Тем более. Зачем спрашиваешь про систему наблюдения, если заведомо ясно, что бежать успешно не удастся?"

"Так. Нервничаю малость…"

"Ну так сделай что-то такое, чего от тебя не ждут".

"А что?"

В мысленном "тоне" Айса отчётливо запахло юмором:

"Ну, не знаю. Вроде бы некоторым пение помогало…"

Пение? В первый момент я попросту офигел. А потом тоже развеселился – чего Айс от меня и добивался, собственно. Ох… как говорил накушавшийся волк, щас спою! Точно.

Только не про "сижу на нарах, как король на именинах", не "Мурку" и не прочую классику. Меня просили того, чего от меня не ждут? Ну, держитесь. За стенки.

On a dark desert highway

Cool wind in my hair…

"Hotel California" от Eagles я, как оказалось, до сих пор помнил наизусть.

– Это с твоей бывшей родины? – поинтересовался Айс на "финальном проигрыше", воспроизведённом по памяти с помощью заклятия воздуха.

– Ага. А хотите на моём родном?

И, не дожидаясь согласия, затянул:

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома.

Снова между нами города,

Взлётные огни аэродрома.

Надо только выучиться ждать,

Надо быть спокойным и упрямым,

Чтоб порой от жизни получать

Радости скупые телеграммы.

Надежда -

Наш компас земной,

А удача – награда за смелость.

А жизни

Довольно одной,

Чтоб только о доме мне пелось…

– Простенькая мелодия, – заметила Лада, чуть хмурясь из-за незнакомых слов, смысл которых моё ламуоне смогло передать во всей полноте. – Но приятная.

– Дыкть. По центральному телевидению во времена моего детства-отрочества что попало гонять бы не стали. Эпоха попсы настала позже.

Подумав секунду, я затянул Высоцкого:

Сто тысяч дорог позади,

Далеко, далеко, далеко.

А что там еще впереди?

Дорога, дорога, дорога.

Ты сердце свое успокой,

Напрасна, напрасна тревога,

У нас просто адрес такой -

Дорога, дорога, дорога.

Я выйду живым из огня,

А если погибну до срока,

Останется после меня

Дорога, дорога, дорога.

Очень в тему пришлось. Опять-таки: сам забыл, что я помню и ЭТО. Странная штука – наша память. Ох, странная…

Где один Высоцкий, там и второй:

Заказана погода нам удачею самой,

Довольно футов нам под киль обещано,

И небо поделилось с океаном синевой,

Две синевы у горизонта скрещены.

Неправда ли, морской хмельной невиданный простор

Сродни горам в безумстве, буйстве, кротости.

Седые гривы волн чисты как снег на пиках гор,

И впадины меж ними словно пропасти.

Служение стихиям не терпит суеты,

К двум полюсам ведет меридиан.

Благословенны вечные хребты,

Благословен великий океан.

Айс почему-то морщился. И не дослушал.

– Ну, Рин, – с толикой разочарования заметил он, – такие песни и у нас поют. Ты можешь выдать что-нибудь такое, чего в Пестроте не услышишь?

– Легко.

На меня напало игривое настроение, и я позволил багровым отсветам Мрака плеснуть на дне зрачков. Тревожить Двойника только ради того, чтобы спеть по-настоящему… глупость, просто опасная глупость.

Но такая человеческая!

Рухнул мир, сгорел дотла.

Соблазны рвут тебя на части:

Смертный страх – и жажда зла,

Словно пари.

В темноте рычит зверьё,

Не видно глаз – но всё в их власти.

Стань таким, возьми своё -

Или умри…

Я пел, и эхом моей памяти рычали в камере электрогитары. Рычали, и выли, и плакали – с бессильной горестной злобой. Как там писала одна из моих любимых писательниц – "сперва он смеялся, когда смертные попытались воссоздать музыку Ифэрэни, а потом послушал, и…"

Я пел и вспоминал. Айс слушал, ретранслировал ментальный фон моих воспоминаний Ладе, и хилла совершенно по-человечески бледнела, обмирая. Ну да, без всякой подготовки, без "Битлов", без "Скорпов", даже без "Машины времени" – и вдруг сразу поздняя "Ария".

Ха!

Будь наготове: всюду рыщет стража.

Линия крови путь тебе укажет

Прочь!

Ты был одним из нас.

Но

Ангел тебя не спас…

Я допел в поистине мёртвой тишине. После довольно-таки долгого молчания:

– Говоришь, в твоём родном мире нет ни вампиров, ни иных рас, ни магии?

– Нет.

"И потому люди на моей родине склонны излишне их романтизировать…"

– А чего-нибудь полегче не припомнишь?

– Легко, – повторил я. И улыбнулся.

Если ты пьёшь с ворами, опасайся за свой кошелёк.

Если ты пьёшь с ворами, опасайся за свой кошелёк.

Если ты ходишь по грязной дороге, ты не сможешь не выпачкать ног.

Если ты выдернешь волосы, ты их не вставишь назад,

Если ты выдернешь волосы, ты их не вставишь назад,

И твоя голова всегда в ответе за то, куда сядет твой зад.

"Вот уж мой зад нынче сел так сел… и башка вскорости ответит".

«Правда всегда одна», – это сказал фараон.

Он был очень умён,

И за это его называли:

Тутанхамон.

Я знал одну женщину, она всегда выходила в окно.

В доме было 10000 дверей, но она выходила в окно.

Она разбивалась насмерть, но ей было всё равно.

Если бы ты знал эту женщину, ты бы не стал пить с ворами,

Если бы ты знал эту женщину, ты бы не стал пить с ворами,

Ты бы не стал ходить по грязи и разбрасываться волосами…

– Не понимаю, – не выдержала Лада. – Как в одном доме может быть десять тысяч дверей? И зачем делать так, как…

Тихий смех.

– Это метафоры, малышка. Не все песни можно понимать буквально.

– Да, – чужим голосом добавил Айс. – Я тоже знал… одну женщину. Рин, ещё!

И я, дурак, выдал ещё.

Одинокая птица, ты летишь высоко

В антрацитовом небе безумных ночей,

Повергая в смятенье бродяг и собак

Красотой и размахом крылатых плечей.

У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда,

Тебя манит незримая миру звезда.

А в глазах у тебя – неземная печаль.

Ты – сильная птица… но мне тебя жаль.

Одинокая птица, ты летаешь высоко.

И лишь безумец был способен так влюбиться.

За тобою вслед подняться,

За тобою вслед подняться,

Чтобы вместе с тобой – разбиться.

С тобою вместе.

С тобою вместе…

Чёрный ангел печали, давай отдохнём,

Посидим на ветвях, помолчим в тишине

Что на небе такого, что стоит того,

Чтобы рухнуть на камни тебе или мне.

Одинокая птица, ты летаешь высоко.

И лишь безумец был способен так влюбиться.

За тобою вслед подняться,

За тобою вслед подняться,

Чтобы вместе с тобой – разбиться.

С тобою вместе.

С тобою вместе…

Ко второму куплету игривость испарилась начисто, как и не бывало. Ну, ё! Чёрный ангел печали, ёрш твою хряп через коленный вал, лесом, полем, косогором, за горизонт и на восток до второй звезды сверху донизу кыштымским кувырком!

У меня и самого-то мураши стадами по спине маршировали, а что творилось с Айсом – просто словами не передать. Если песенка про Тутанхамона его задела, то "Одинокая птица"…

Дурак я.

И пора уже мне заканчивать с вокалом. Без того спел на две песни больше, чем нужно.

А кто тебя за язык тянул, душечка Рин? Тебя так раздражают тайны, связанные с Айсом? Ну так заползи под камень и притухни. О себе ведь не спешишь откровенничать? (Потому что откровения мои скучны…) И ещё. Если сам никогда никого не любил, не сподобился как-то, то нечего демонстрировать свою зависть настолько открыто. А то, знаешь ли, Айс совсем не дурак и вычислить твои мотивы задним числом сумеет. Нехорошо получится, не находишь? Сейчас-то его оглушило по полной, а вот потом, когда эмоции поутихнут и соображалка снова заработает…

– Извини, – выдавил я.

– За что? – роботообразным голосом спросил он. Явно не особо вдумываясь, что именно говорит. Не находя сил вдуматься.

– За это самое. Не надо было мне такое петь…

– Надо было, Рин. Надо. Знал бы ты, как я тебе благодарен!

– Да за что? За то, что вернул боль?

– Именно, – на мраморном лике друга проступила чуть беспомощная, но удивительно искренняя улыбка. – Ты напомнил мне, что я ещё жив.

Вот так.

Верно говорили древние: amantes – amentes. Может, оно и к лучшему, что я никогда не любил по-настоящему?

Ага, к лучшему. Конечно. То-то ты так угадал с песней. Их ведь в твоей памяти, без преувеличений, тысячи. Друиды отлично управляются со своими воспоминаниями безо всякой гипермнезии. Но наружу вылезло именно…

К чертям. Что сделано, то сделано. Прошлое, говорят, даже риллу менять не могут. Да и Айс вроде не в претензии. Так что притухни уже, в самом деле!

…за мной пришли спустя каких-то полчаса. Живенько в Лейкаросе работает инквизиция.

Не слишком большая, но с высоким потолком комната. Стены тёмно-коричневого колера утопают в полутьме. Передо мной – широкое витражное окно, изображающее слаженную работу тварей Света, кому-то там помогающих. Кому именно, не видно: нижнюю часть витража заслоняет своими в меру широкими плечами фигура инквизитора. Мой стул чуть ниже, чем у него, и это наверняка сделано не случайно.

Во всей диспозиции вообще нет ничего случайного.

– Давайте знакомиться, – голос профессионально мягкий, бархатный. – Ваше имя мне уже известно, а меня зовут Таларн Недрёманый. Я инквизитор второго класса и глава командории инквизиции в Лейкаросе.

– Я бы сказал "приятно познакомиться", да не хочу врать лишний раз.

– Ну что ты, Рин! – мгновенно перестроился Таларн. Действительно профессионал, хряп ему в лоб. – Я вполне могу понять твои чувства, так что не стесняйся, высказывайся.

– Лучше не буду. А то оскорбитесь.

– Как хочешь, Рин. Можешь и промолчать. Здесь не допросная, говорить не обязательно.

"А вот и ненавязчивая угроза…"

– Чтобы не ходить вокруг да около, скажу сразу: у инквизиции есть предложение, которое должно тебя заинтересовать.

"Должно?" Вялым движением брови я обозначил интерес. Которого вовсе не испытывал.

– Мы здесь, в Лейкаросе, ведём особую исследовательскую программу. И нам очень нужны добровольцы. Говоря конкретно: опытные маги Мрака, имеющие полностью сформированных Двойников. Такие, как ты, Рин.

– И что вы с ними делаете?

– Освобождаем.

– От чего именно? От жизни, что ли? Чтоб Пестроту не коптили.

– Разве я не сказал? Разумеется, от Мрака.

Вот тут я попросту выпал в осадок.

– А от рук-ног вы ещё никого не освобождаете? – выдавил я. – От сердец, от голов?

– Зря ты так, Рин, – спокойно, даже с толикой насмешки сказал Таларн. – Исследования ещё не закончены, но определённые успехи уже достигнуты. Например, знакомого тебе патрульного Зельбо неспроста назвали Шипом. Он действительно являлся Ночным Шипом, посвящённым Мраку. Раньше. А ныне он – нормальный стихийный маг.

Нормальный?

Я попал. То есть не просто попал, а ПОПАЛ!

Теперь понятно, откуда в этом поганце Зельбо такая избыточная преданность инквизиции. Впрочем, если ему в процессе "освобождения от Мрака", говоря в терминах моего родного мира, ещё и мозги промыли…

Надо спасаться. Но спасаться по-умному.

– Посвящённый? – спросил я медленно. – То есть полноценного Двойника у него так и не сформировалось?

– Нет, – признался инквизитор.

Всё-таки взаимная невозможность лжи – приятнейшая штука! Иногда.

– А вообще хоть одного мага с полноценным Двойником вы уже успели… освободить?

– Как я уже говорил, мы остро нуждаемся в добровольцах.

– Понятно, – сказал я, даже не думая утаить страх и неприятие. Всё равно утаивать что-либо без толку: здесь, конечно, не допросная, и инквизитор второго класса меня не сканирует, но… – Вы наловчились "срезать" печати Мрака так, что это проходит без ясно видимых последствий для разума, психики и даже отчасти для способностей мага. И решили, что можно переходить к следующей стадии экспериментов. Вот только печать Мрака отличается от Двойника весьма сильно, и отличия эти не сводятся к чисто количественным.

– Нам это известно.

– В таком случае, Таларн, ты поймёшь меня, если я откажусь от… чести быть добровольцем. Уж извини, но я не верю, что у ваших вивисекторов достаточно высокая квалификация. И боюсь выйти из их лап безнадёжным калекой.

– Разве ты никогда не хотел освободиться от своей тёмной половины, Рин?

– Знаешь, Таларн, – ответил я проникновенностью на проникновенность, – многие родители хотят освободиться от великовозрастных лоботрясов и бездельников, которые у них уродились. Но такое желание – ещё не повод брать в спальню сына топор, а потом копать в подполе яму для тела. Аналогия, я надеюсь, понятна?

– Вполне. И мне жаль, что ты так плотно погряз во Мраке, Рин.

– Откуда такие замшелые предрассудки? Изначально Мрак – ничуть не лучше и не хуже, чем Свет. Такая же искусственная стихия Пестроты, сотворённая риллу. Его можно использовать во благо людям и другим разумным, а Свет – использовать им во зло. Таларн, ты просил меня об откровенности? Пожалуйста. Я только-только начал по-настоящему использовать своего Двойника и получил важные уроки, касающиеся Мрака. И я не хочу отказываться от этого. Категорически. Тем более, что гарантий успеха операции по "освобождению от Мрака" мне никто не даст, не так ли? Ну а раз не даст, то и говорить не о чем. Рисковать своим единственным достоянием ради неизвестно чего я не собираюсь.

– Не спеши с выводами, – инквизитор поднял руки. – Рин, я понимаю твои страхи. Но и ты поверь: мы заинтересованы в успехе не меньше тебя. Ладно, я, лично я заинтересован в успехе. Это мой собственный проект, моё детище. На его разработку я потратил десятилетия. И опасности, подстерегающие мага, решившегося на освобождение от Мрака, представляю гораздо лучше тебя. Да, Рин, процедура нелегка – я не собираюсь тебя обманывать. Но…

И Таларн пустился живописать нюансы своей революционной магической технологии. Я поневоле заслушался. Мужик умел заинтересовать аудиторию, этого не отнять.

Для избавления от печатей Мрака инквизиторы пользовались почти тем самым методом, который я озвучил. То есть их действительно срезали. Сначала печать иссекалась, как застарелый шрам, бесплотными магическими инструментами, затем каждый из получившихся фрагментов аккуратно отделялся от магических оболочек, от Силы и разума мага. Долгая и кропотливая, но вполне реальная операция.

– На место освободившихся связей, – разливался соловьём Таларн, – вполне можно крепить нити внешних энергий, что позволяет впоследствии управлять ими. Так, для уже упоминавшегося Зельбо для замещения Мрака был выбран воздух. Скажу без ложной скромности: такого быстрого прогресса в управлении этой стихией Зельбо не добился бы без нашего участия. Да, ему пришлось переучиваться. Но он приобрёл даже больше, чем потерял.

– Очень рад за этого поганца, – перебил я, – но повторю ещё раз: печать и Двойник имеют больше различий, чем сходства. Печать Мрака (или печать Света, без разницы) ещё кое-как можно воспринимать чем-то отдельным от мага, чем-то внешним. Можно срезать её, как, говоря грубо, срезают тавро. Снять, как снимают заклёпанный стальной браслет. Но что делать, коль скоро Мрак стал второй половиной сущности, растворился в реципиенте, как алкоголь в крови?

– Кровь можно подвергнуть фильтрации и очистке, – быстро возразил Таларн.

– Значит, я привёл некорректное сравнение, только и всего. Двойник давно стал частью меня, а я – частью него. Нет, я не хочу рисковать.

– Но придётся.

Вот оно.

– Неужели?

– Рин, я буду откровенен. Мне очень, очень нужен доброволец, и я добьюсь твоего согласия. Ты слишком удобный кандидат, чтобы я отказался от тебя так просто.

Меня затошнило.

– А я лучше сдохну, чем соглашусь на "освобождение". Меньше буду мучиться.

– Не спеши давать окончательный отказ. Ты ведь всё-таки отвечаешь не только за себя.

Звон в ушах. Словно глухота вернулась.

– Ну ты и скотина, Таларн.

– Может, я использую не лучшие методы, но…

– А мне насрать! Знаешь, куда ведёт использование таких методов? В преисподнюю, инквизитор второго класса. В преисподнюю!

– Никогда не прощу себе, если не попытаюсь тебе помочь.

"Помочь?" Я просто онемел. А Таларн продолжал – тихо, убеждённо:

– Ты ведь достойный человек, Рин. Я поговорил с тобой и окончательно в этом убедился. Для тебя не являются пустыми словами закон, честь и долг. Ты проявляешь похвальную верность своим друзьям, готов помогать тому, кто попросит о поддержке, прямо и открыто обсуждать даже те вещи, которые считаешь неприятными. Но ты всё же тёмный. Ты погряз во Мраке! Твой Двойник – ничто иное, как омерзительный вампир! И ты закрываешь глаза, хотя мог бы обратиться к Свету и надежде. Ты думаешь, что лучшая участь – не для тебя. Но это не так! Поверь мне, Рин, и я помогу тебе в меру своих Сил и средств…

– А если я всё-таки откажусь, то нам придётся сгнить в застенке.

– Это не обязательно. Если ты дашь своё согласие, ты и твои спутники будете свободны идти куда угодно – вне зависимости от исхода ритуалов освобождения. Я даже компенсирую вам затраты времени. Вам не хватало третьей ездовой химеры? У вас будет лучшая химера Монгра, какую можно купить за деньги. Кстати, деньги вам тоже перепадут. И немалые. Опять-таки, чем бы ни закончились ритуалы.

Таларн загнал меня в угол. И прекрасно об этом знал. То-то в его тоне зазвучали нотки не особо скрываемого торжества…

– Ладно, – хрипло выдавил я. – Насчёт сумм вознаграждения мы ещё поговорим отдельно, но прежде у меня будет ряд условий.

– Всё что угодно! – просиял инквизитор. И добавил, – В разумных пределах, конечно.

19

– И… ты… – раздельно произнёс вслух Айс, – согласился?

"Силе должно уступать", – ответил я мысленно, демонстрируя кратким слитным образом приём борьбы рата, похожий на бросок с переворотом в дзюдо. А вслух сказал, не тая раздражения (которое испытывал на самом деле, безо всяких шуток):

– Глава местных инквизиторов не оставил мне большого выбора. Хорошо ещё, что он был достаточно любезен, чтобы позволить мне поторговаться. И главные уступки, которые я смог выторговать – моё участие в затее на правах не просто подопытного, но и одного из разработчиков ритуала. Мне предоставят информацию обо всех нюансах процедур и заклятий, всех технических моментах, связанных с… освобождением от Мрака. К тому же нам заплатят, как если бы я в самом деле был добровольцем…

– И?

– И незамедлительно освободят от заключения. Всех троих.

– О, – сказал мой друг. – Понятно. Знаешь, Рин…

– Да?

– Я, пожалуй, тоже запишусь в… разработчики. И буду тщательно контролировать то, что станут с тобой вытворять.

– Благодарю. Полагаю, Таларн согласится на это без лишнего скрипа.

– Согласится. При необходимости я становлюсь очень убедительным.

Довольно невинная фраза прозвучала откровенно угрожающе.

Разобраться в итогах десятилетий чужого творческого труда – причём, замечу, труда коллективного – не так-то просто. К ведению документации в любимом проекте главного инквизитора всея Лейкароса подходили нежно и трепетно. Так, что во исполнение своих требований я оказался буквально завален данными.

Чтобы не утонуть в деталях, я сконцентрировался на двух эталонных операциях: той, что превратила Зельбо Шипа в "нормального стихийного мага", и второй, для контраста – не вполне удачной, над спонтанно инициировавшейся Мраком ведьмой из семейства потомственных травниц. Как потомственная сельская ведьма сподобилась пройти столь серьёзное посвящение и что с ней стало по окончании операции по освобождению от печати, меня не волновало. Я сконцентрировался на самой операции. В первую очередь – на причинах частичной неудачи.

– Да чего там думать! Искажение магических оболочек с умалением Дара стало следствием противодействия пациентки, и ничего иного!

Выделенный Таларном консультант, инквизитор четвёртого класса Герейт Колпак, являл собой личность вполне характерную. Блестящие глаза чуть навыкате, редковатые, кое-как обкромсанные волосы, узкие губы. Одежда (не слишком чистая) в перманентном беспорядке. Короче, фанатик-исследователь обыкновенный. Если такие в детстве почему-то не отрывали лапки пойманным жукам и не ковырялись ножиком во внутренностях котят, то потому лишь, что разбирали на запчасти игрушки с целью выяснить, что там у них внутри.

Я сам когда-то был таким. И моментально узнал характерные симптомы.

Только я, хочется надеяться, этап такого вот бездумного деструктивного анализа всего и вся перерос, тогда как многоуважаемый Герейт Колпак – нет. Да и с чего бы ему взрослеть? Его, по собственному гордому заявлению, с семи лет взяли на должность при центре экспериментальной магии под патронажем инквизиции. Оценили подрастающее дарование. Ну и отца послушали. (Отец работал в том же центре старшим замом по биологическим объектам). На протяжении последующих сорока лет Герейт мало что видел, кроме хитрых артефактов, препарируемой нечисти и пыльных томов с отчётами своих предшественников.

Инквизитором четвёртого класса – читай, чуть выше среднего ранга – мой консультант стал примерно на тех же основаниях, на каких получают воинские звания полевые хирурги.

– Только противодействия? – усомнился я.

– Да! Картина именно такова. В общих чертах.

– Если факты не укладываются в теорию, – пробормотал Айс, – к демонам факты.

Я прямо умилился. Видимо, некоторые меты разума поистине универсальны и не зависят ни от характеристик реальности, ни от этапа развития общественных отношений, ни от прочих переменных, включая плотные оболочки, в кои этот разум заключён.

– Попрошу без инсинуаций! – вскинулся Герейт. – Я могу доказать своё утверждение!

– Ну так не молчи, а докажи, – попросил я его мягко, как ребёнка. – Мне почему-то очень хочется узнать в точности, какие действия могут похе… испортить радужные планы Недрёманого по перекраске чёрных кобелей.

– Что?

– Ничего. Доказывай уже… консультант.

Герейт принялся сыпать терминами и подсвечивать особенно характерные, по его мнению, фрагменты аурограмм, подшитых к делу ведьмы. Без знания ламуоя понимал бы его с пятого на десятое, и то в лучшем случае. Потому что даже с ламуонекоторые нюансы благополучно проскальзывали мимо моего сознания. Герейт непринуждённо пользовался версией реммитау, не особенно близкой к общепринятому стандарту, и богато уснащал свою речь специфическими словечками, многие из которых, надо думать, изобрёл самолично. Вдобавок не брезговал опускать промежуточные посылки, сокращая ход собственной мысли до предела.

Впрочем, если некоторые нюансы я и упускал, то картину в целом воспринимал нормально.

– Итак, – прервал я очередной зубодробительный пассаж консультанта, – если я правильно понял, вы обычным способом отрезали ведьму от Мрака, что произошло вполне успешно. После чего попытались для замещения внедрить в её энергооболочки связь с водой… и потерпели неудачу. Последовало нечто вроде реакции отторжения и, грубо говоря, рубцевания активных каналов Силы.

– Если говорить предельно грубо и упрощённо, да.

– Да? А какого демона вы пытались связать с водой энергооболочки ведьмы, по своим свойствам ориентированные на стихию огня?

На моё шипение Герейт отреагировал несколько неадекватно. То есть сперва застыл, а потом принялся лихорадочно копаться в аурограммах.

"Инквизиторы следовали шаблону", – мысленно ответил вместо него Айс. "Раз травница и зельевар, значит, потенциальный маг воды. Проверить, соответствует ли профиль способностей ведьмы их предположениям, никто не удосужился. К тому же не так-то просто увидеть в разуме мага ещё до инициации следы определённой стихии. Я удивлён, что ты это смог – заочно, по одним лишь смазанным аурограммам".

"А ты не допускаешь мысли, что я ошибся?"

"Нет. Вдобавок реакция тонких оболочек ведьмы довольно типична и хорошо ложится на твоё предположение".

"Откуда ты знаешь такие нюансы?"

"Неоднократно присутствовал при ритуалах, в которых реакция на стихийное сродство была одним из ключевых факторов".

– Рин, а ведь ты прав! – ожил Герейт. – Поразительно!

– Если вы и меня будете оперировать с таким же пренебрежением к "незначительным деталям", я лучше снова отправлюсь в камеру.

– Нет-нет! Ничего подобного не будет! Мы проведём максимально детальное исследование!

"Хотелось бы верить…"

Таларн Недрёманый не стремился получить результат мгновенно, однако и промедление приветствовать не намеревался. Прошло всего две декады с момента прибытия в Лейкарос, как начальство назначило дату первого ритуала. Состояться он был должен спустя ещё три дня. Мы с Айсом протестовали, конечно, но без особой надежды на успех. Да и не слишком активно.

Всё равно первый ритуал являлся "пристрелочным". Следовало определить, в какой мере старые инструменты, пригодные для расправы с печатями Мрака, окажутся эффективны для воздействия на полностью сформированного Двойника. Так что ничего особо серьёзного или опасного спустя три дня меня не ожидало.

Серьёзное и опасное должно было начаться потом. Когда прояснятся результаты первого ритуала и начнутся многочасовые операции с непредсказуемым исходом.

За прошедшие дни я и Айс сблизились так, что для итога этого сближения у меня попросту недоставало слов. Эмпатия? Да, это само собой. Но Айс вполне сознательно размывал и другие барьеры – те, что разделяют мысли. А отчасти – и те, что защищают от вторжений память. Его таланты и возможности как менталиста не переставали удивлять меня. Из двух магов и одного именного артефакта мой друг соорудил особую мыслящую систему, функционирующую в своей замкнутой ментальной области.

Больше того: существование этой системы оставалось тайной для всех, кроме меня и его… и, по всему судя, эффективность её заметно превосходила то, чего он или я могли бы добиться по отдельности. Судя по количеству Силы, которое поглощало творение Айса, оно постоянно пребывало под чарами скорости такой интенсивности, что сознание живого существа, пожалуй, просто не выдержало бы этого…

Головоломные расчёты, которые круглосуточно занимали Айса как администратора этой виртуальной машины, мне не были доступны. Да я и не любопытствовал, чем он там занят, – лишь покорно предоставлял другу запрашиваемые ресурсы, от мыслительных до энергетических, выжимая из Двойника всё, что он мог мне дать. Пока мой карманный вампир ещё пребывал со мной, нужно было его использовать на всю проектную мощь.

А вот задавать лишние вопросы Айсу – не нужно. Инквизиторы пристально следили за своим "добровольцем", не особо стесняясь иногда даже в мысли влезать. Увлечённым вивисекторам на этикет наплевать. Я же как менталист ровней Айсу не был, а потому вовсе не питал уверенности, что мои щиты выдержат излишне пристальный интерес Герейта и его коллег.

На праздное любопытство вообще не оставалось времени. Я куда сильнее, чем планами Айса, интересовался планами инквизиторов, прямо касающимися меня. В конце концов, если им удастся освободить меня от Мрака, это будет мало чем отличаться от второго рождения.

Довольно важный этап в моей жизни, да уж.

…сны о прошлом мне в Лейкаросе не снились. Зато ночами меня навещали кошмары, зримо воплощающие наихудшие из моих страхов. В том числе и кошмар номер один: утрата Дара. Этот лидер кошмарного рейтинга преследовал меня в финале самых разных сценариев. И даже падение во Мрак, в объятия Бурильщика Ненхиштарза, венчающее некоторые сны, я встречал с неким извращённым облегчением. Честное слово: как любой маг, я предпочёл бы смерть лишению способностей. Будучи закоренелым индивидуалистом, я попросту не находил ничего и никого достойного, чтобы сподвигнуть меня на продолжение существования – не жизни, нет! – в виде бывшего мага, лишённого Силы.

Долга перед страной, человеком или богом, который мог бы запретить мне самоубийство, не существовало. Таланта, который оправдал бы моё существование, – скажем, актёрского дара, или абсолютного музыкального слуха, или природной харизмы лидера – не существовало также. О гениальности речи тем более не шло. Я ведь обычный человек. С довольно необычной судьбой, да, но обычный. Полагающий Дар своей единственной значимой характеристикой. Единственным оправданием своему бытию.

Обычно я старался не вспоминать об экзистенциальной пустоте, которую даже магия не могла заполнить окончательно – могла лишь поддержать, как мост удерживает путника над сумрачно-мглистой пропастью. Но если магии не станет…