Текст книги "Мечтатель"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Ты проявишь вежливость, если будешь краток.

Ага. Вот, значит, как.

– Что ж, постараюсь быть повежливее. И задам только два вопроса. Вы действительно владеете магией Дерева? Я имею в виду вас двоих, а не алэфэш как народ.

– Владеем.

– Если среди людей появятся склонные к магии Дерева, станете ли вы их учить?

– Нет.

Я стоял, намекая, что ответ не полон. И эльф добавил спустя минуту:

– Мы не станем учить людей, ибо среди них не может быть склонных к магии алэфэш.

– Со всем уважением, я спрашивал не об этом.

– Ты хочешь сказать, че-ло-век, что мы недостаточно понятливы?

«Вспыльчивость тоже эльфийская, однако. И гордость».

– Рискуя показаться невежливым, я всё же задам ещё один вопрос. Знаете ли вы, как люди проходят посвящение в маги?

– Нас это не интересует.

– Раз не знаете, я расскажу, – сказал я. Будь это ролевая игра, мой навык «смиренное терпение» сейчас рос бы опережающими темпами. – Это недолго.

– Рассказывай, – дозволил эльф таким тоном, словно приказал «позабавь нас!» Кстати, надменности в них обоих с начала беседы прибавилось. Вот засада! Полное ощущение, что я веду переговоры с разумными хищниками, всякую мягкость и уступчивость считающими слабостью.

Ладно, решил я. И воспользовался уже выручившим меня психологическим трюком, глянув на остроухую нелюдь сквозь тонированное стекло лимузина.

– На земле чертится звезда о девяти лучах. В каждый луч вписывают знак одной из девяти сил, кои суть: земля, вода, воздух, огонь, жизнь, свет, разум, смерть и тьма. Посвящаемый, что напоён особым составом, ложится в центр, а встаёт уже посвящённым одного из девяти видов. Но посвящённых смерти и тьме принято умерщвлять, так как эти силы запретны.

– Почему это должно нас заботить?

– Дело в том, что во время ближайшего посвящения ритуал будет иным. Место смерти и тьмы в лучах звезды посвящения займут знаки молнии и дерева.

Это их проняло.

– Кто придумал это?

– Изменения в ритуале придумал я.

– Ты? И… кто ты?

Я сдержался: усмешка моя осталась исключительно мысленной.

– Человек. Я обладаю некоторым талантом к магии; среди Охотников меня зовут Ложкой.

– Странное прозвище, – вступил в беседу второй эльф. Голос его звучал грубее и, как мне показалось, речь давалась ему труднее. – За что его дали?

– Если у вас найдётся деревянная ложка или хоть простая палочка, могу показать.

Палочка нашлась быстро.

– Треть сезона тому назад, – сказал я, поигрывая ею, – когда круг старшин решал, стану ли я учиться ремеслу Охотника на этой базе гильдии, и зашла речь о магии, меняющей материю, мастеру магии огня Керму Пекло я показал на примере ложки… вот это.

Я свернул палочку в кольцо.

– За что, – добавил, – и получил новое прозвище.

Подвергшуюся воздействию моей силы деревяшку эльфы… сказал бы – только что не обнюхали, да только обнюхиванию палочка тоже подверглась.

Что уж там они поняли – не знаю. Лезть к ним в мысли я остерёгся, поскольку там стояла какая-то неизвестная мне защита; да и в спектрах ауры рассматривал без лишней пристальности, так как любопытство такого рода могло вскрыться с неприятными для меня последствиями. Как ни крути, некие остатки пиетета перед магией эльфов в моей душе ещё трепыхались. Хотя я и понимал прекрасно, что ничего общего с перворождёнными Детьми Звёзд эти двое не имеют.

Наконец эльф, что в основном и вёл разговор, отвлёкся от палочки.

– Человек Ложка, какова твоя стихия?

– Если ты об одной из девяти – то никакая.

Четыре уха разом стригнули воздух:

– Ты… владеешь Деревом?

– Нет. Я не владею какой-то одной из мыслимых сил, но стараюсь постичь все сразу.

– Нельзя идти на все восемь сторон света сразу.

– Верно. Но мысль и воля могут охватывать целые страны… и даже целые миры.

Эльф помолчал.

– Я хочу посмотреть на посвящение человеческих магов, совершаемое по изменённому ритуалу. Это возможно, человек Ложка?

– Ещё не знаю. Но я буду просить, чтобы тебя допустили. И ещё одно. Я заметил, – чуть повернуться, слегка сощуриться, – тебе трудно говорить. Могу я предложить свою помощь?

– Какую цену запросишь? – определённо: голос более грубый, затруднённый…

– Я ещё никогда не видел живых алэфэш, – да, и даже картинок с их изображениями… – И я не обещаю, что непременно помогу. Но если я возьмусь за исцеление, мне придётся изучить… того, кого исцеляю. Это будет новое для меня знание, и такой цены для меня достаточно. Ведь для настоящего мага нет ничего драгоценнее новых знаний.

Эльфы переглянулись.

– Мы ответим тебе позже.

– Хорошо, алэфэш. Всего вам доброго.

М-да. Знаю, что перескакиваю с одного на другое вне чёткой последовательности, но я должен рассказать ещё об одном из своих экспериментов. Тайном и провальном.

Йени Финр, попавший со мной вместе в число будущих Охотников, не оставил также и мысли о том, чтобы учиться у меня тому, чего сам не умел. И я, в принципе, всеми конечностями одобрял это стремление. Однако, помня итоги освоения форспуша и выдвинутый постулат о том, что возможности мага определяются верой, решил, что не будет большого вреда, если я попробую слегка подтолкнуть и ускорить прогресс учащегося.

К чести моей, я предварительно – и подробно – обговорил суть эксперимента с самим Йени Финром, получив его осторожное согласие. И вряд ли я бы вообще затеял такое, если бы уже знал об ограничениях техники копипасты, начиная догадываться, какие ещё ограничения лежат на даре мага и его проявлениях в реальности. Даже демонстрация настоящей огненной магии во время разговора с Ларагом могла бы надоумить меня не делать того, чего позже стану стыдиться.

Но тогда у меня наступило, видно, головокружение от успехов. Так что я выгадал для себя и Йени Финра свободный день, и мы отправились в пещерку для медитаций. Где я на пару с ним со всем возможным тщанием соткал для менталиста убеждение, что ему доступна и полностью покорна «стихия» молнии. (Прочитал я как-то книгу про менталиста, которому именно молнии служили любимым оружием. Ну и…)

Что сказать об итоге, кроме уже сказанного? Я остерёгся лезть в психику слишком глубоко и это, возможно, послужило причиной провала. Но не стирать же цельную, интересную и вполне достойную уважения личность только ради того, чтобы выстроенный на руинах… кадавр мог в кого-нибудь запульнуть молнией?! Вот как появится у меня подходящий «материал» для опытов, которого я захочу не просто убить, а уничтожить с особой жестокостью и цинизмом – вот тогда я и проделаю трюк с полным стиранием-заменой личности, а потом посмотрю, что выйдет. Но на Йени Финра мы наложили только узконаправленное… мгм… наваждение. Не тронув основ, попытались добавить новую способность. Поиграть с верой.

Но успеха не достигли.

Если честно, никогда не забуду, как светилось лицо мага разума, когда он «играл искрами» и «стрелял молниями»… в своём воображении. Это выглядело, как самое настоящее сумасшествие – да, собственно, и являлось сумасшествием. Жуткое зрелище. Вдвойне жуткое от осознания, что вот ЭТО – результат твоего вмешательства. Я выдержал… ну, не больше пяти минут. После чего отловил смеющегося (!) мага разума и откатил назад основные изменения. Очередным ударом стало возвращение на лицо Йени Финра обычной бесстрастной маски. Больно было смотреть, как уходит детская радость, пусть даже основанная на лжи. Но когда я предложил сделать что-нибудь с воспоминаниями о наведённом психозе, он посмотрел на меня… странно. И сказал:

– Это МОИ воспоминания, Иан-па. Как воспоминания о тьме, вкусе крови, пытках и… обо всём остальном. Если я захочу что-то сделать с ними, я сделаю это сам.

Помолчал и добавил:

– Спасибо, мастер.

Я не стал спрашивать, за что он благодарит. Мне просто было слишком хреново, чтобы в такой момент задумываться о «мелочах».

Что ж. По крайней мере, феерический провал эксперимента с ускоренным овладением магией наглядно доказал: силы мира повинуются не только вере в то, что возможно, а что нет. Да и потом, с запозданием дошло до меня, с чего я решил, что если «формула веры» у меня самого работает не без осечек, то чего ради она будет работать, навязанная другому, да ещё в урезанном виде? Можно было даже не пытаться, но где там…

Идиот.

В смысле – я идиот. Неизлечимый. Балда дырявая, думмкопф, баканэко без ушей и хвоста, тупорыльник самосадский, массаракш-и-массаракш…

– Мастер, – сказал Йени Финр, – раз не вышло с магией, может, научите меня сути?

– А? – умно откликнулся я.

– Может, ты передашь мне своё знание о природе молний?

Вот оно, ещё одно задним числом обнаруженное свидетельство моего «ума»: соткать убеждённость в способности управлять молниями, даже не удосужившись дать реципиенту хоть смутное представление о том, что это вообще такое.

Ну хоть ученик попался мне, дураку, толковый. Отвлёк от самокопаний.

Молодец!

…именно тогда я впервые отработал обратную копипасту. Когда я «рассказывал Ларагу о природе света», я пользовался уже проверенной техникой. Неудача научила меня ещё и кой-какой осторожности. Ну а Йени Финр получил от меня не только знания о молниях. Разогнавшись, я с гордой миной скормил ему чуть ли не весь школьный курс физики, начиная с азов механики твёрдых тел и вплоть до той же самой оптики. Но не одним куском, а малыми порциями, чтобы материал усваивался лучше. К оному материалу, кстати, пришлось пристегнуть ещё и математику, которую у Охотников не изучали: квадратные уравнения, степенные функции, кое-что из анализа и продвинутой геометрии…

Под самый конец, на замечание о неохватности моих познаний, я рассмеялся своему визави в утратившее бесстрастность лицо:

– Если бы, друг мой, если бы! Я сейчас скажу тебе две вещи, а ты запомни их крепче, чем тот материал, который я сегодня запихнул в твою голову. Во-первых, то, что я тебе поведал о силах, действующих в материальном мире… у меня на родине всё это входит в учебный курс средней школы. Как у Охотников на первом, подготовительном этапе. Настоящие учёные, что посвятили этому жизнь, знают ГОРАЗДО больше меня.

Тут я вздохнул.

Да… совсем не отказался бы знать «гораздо больше» о мире…

– А второе, что я скажу, – и это бесконечно важнее, – не испытывай большого почтения к тем, кто просто много знает. Они подобны тем, кому повезло родиться в благородной семье: то, что таким много дано – не их заслуга! Уважай и почитай превыше прочих тех, кто не только хранит, но и умножает знание, ищет его, стремится к новому. Жаждущий учиться – и только он – способен одолеть золотую дорогу к вершинам истинного могущества.

– Я запомню, – медленно кивнул Йени Финр, пряча взгляд за сомкнувшимися веками.

…как позже выяснилось, он не просто запомнил мои неуклюжие слова. Он воспринял их как прямое руководство к действию.

Но о том, что из этого вышло, я скажу в свой черёд.

Глава 9. Благородная, некрасивая, злая

В общем, плюс-минус так оно всё и шло. Я учился, экспериментировал, терпел фиаско или, наоборот, тайком праздновал очередную победу… если же быть полностью честным, настал момент, когда я практически вернулся в привычное русло. То есть…

Короче. Это местные меня считали «рождённым в шелках», но вообще-то я гораздо больше привык к тому, чтобы мои действия и мою жизнь вообще определял кто-то другой, оставляя себе лишь психологическую отдушину в виде двуединой свободы слова и мысли. Если подумать, тут видится заблуждение, распространённое в тех кругах, к которым я принадлежу по праву рождения и воспитания: считать, что если ты хоть что-то понимаешь в происходящем, то можно стоять в сторонке, лениво поплёвывая и похмыкивая… и при этом ничегошеньки не делать. За что русские во власти, замечу в скобках, традиционно не любят русскую интеллигенцию. И за что, прошу обратить особое внимание, русская интеллигенция втайне всегда недолюбливала сама себя.

Ну а кем, простите, надо быть, чтобы диагноза «вялотекущая шизофрения» с помещением в психушку бояться МЕНЬШЕ, чем мало-мальской ответственности? Человеком, который звучит гордо, что ли? Ну так звучать он может как ему угодно, а пощупаешь – липнет и пахнет. Причём запашок, что характерно, не айс.

Впрочем, у монеты две стороны. И ещё ребро. Это как минимум. В своё время я нарисовал в блокноте такое вот, дословно, короткое эссе:

«Механистические аналогии применительно к людям в любом случае обманчивы. Но…

Всё-таки мы все чем-то похожи на свои творения. На механизмы.

Кто-то прост, аки лом железный. Для такого поломка просто не предусмотрена природой. Максимум, что может такой человек – чуток погнуться и заржаветь, что даже не сильно помешает ему исполнять свои обычные функции.

Есть людишки, устроенные малость посложнее. Если они получают в достатке смазки, топлива и ритуальных протираний фланелевой тряпкой – будут служить долго и даже иметь при этом шикарный вид. А что? Для представительских функций самое оно.

Но вот ведь в чём засада: чем сложнее устройство человеческое, чем выше ай-кью и тоньше душевная организация, тем труднее держать планку „работает, как часы“. По-настоящему сложные люди для по-настоящему сложной работы – постоянный источник проблем, даже когда ожидают в холостом режиме. С самостабилизацией, например, у них не очень. Просто потому, что ресурсы, требуемые для самостабилизации, активно отжираются творчеством. А если не творчеством, если дура пафосная под названием „человек“ спускается в холостой режим, и того хуже: самокопаниями. Сложно устроенные людишки вечно рефлексируют, чтоб их. Это, кстати, нужная часть процесса внутренней диагностики: а всё ли со мной в порядке? А смогу ли, если что? А так – тоже смогу? А если? Но вдруг? И что тогда? Тварь я дрожащая или?

Тьфу.

Человек, подобный лому, убьёт и не заметит. Переспит и забудет. Воткнётся, расхерачит и снова взлетит вверх, чтобы воткнуться.

Человек, подобный компьютеру, расхерачивает плохо. А расхерачивается – хорошо.

Причём частенько – по собственной инициативе, сцуко.

И засада в том, что подобные компьютеру гораздо ценнее и нужнее, чем подобные лому. Но и квалификация пользователя должна быть малость повыше…»

Так что несколько пониженная инициатива классического интеллигента (надо полагать, не только русского – такие вещи более универсальны) с лёгкостью может получить оправдание. И то, что с прибытием на базу Охотников моя инициатива радостно и надолго уснула почти совсем, объяснимо с лёгкостью необыкновенной.

Я снова жил жизнью, к которой привык. Слушался приказов, на которые были щедры мои наставники и инструкторы, покорно принимал наказания, случись мне проштрафиться, довольно лениво прогрессировал как маг… да. Лениво. Уж теперь-то можно в этом сознаться. Ну в самом деле: кем надо быть, чтобы за два месяца довести число создаваемых одновременно элементарных трюков, вроде форспуша, с трёх до пяти?! И даже этот прогресс произошёл не по моей личной инициативе, а больше как следствие занятий с Ларагом и пассивного применения буст-дриминга.

Хороший раб. Безо всякого Чёрного Ветра. Тьфу ещё раз!

Однако до полной п… привычной пассивности я всё же не докатился. И слава всем ками. Потому что перенестись в другой мир, чтобы там изображать ровно то же самое, что и дома, ещё позволительно спецназовцу или студентке-стерве-недоучке, но не человеку мыслящему. А уж для потенциального Тёмного Властелина это тем более слабость недопустимая, ха-ха-ха!

…вообще-то все эти высокоумные рассуждизмы можно было заменить простым, коротким и честным киплинговским: «Мужчине нужна подруга». Не для лечения острого спермотоксикоза, не подумайте, хотя это тоже дело нужное. Я ведь, хотя натура увлекающаяся и даже порой сильно увлекающаяся, но всё же не монах-отщельник (ага – именно так, через Щ). Нет. Просто мало что способно пробудить в мужчине лучшие качества, если рядом нет Той, Ради Которой Не Лениво.

Даже дружеское соперничество, если подумать, не столько вещь в себе, сколько способ заявить свои права на Ту, Ради Которой. Ещё есть, конечно, присяга и верность идеалам, клану-родине-корпорации-банде-наставнику (вписать недостающее, нужное подчеркнуть) – но я не до такой степени идейный борец за добро и справедливость, чтобы мордоваться ради абстракций. Ими я слишком ловко умею вертеть в нужную сторону. Увы, но таким, как я, нужна конкретная точка опоры, ради которой можно вертеть мир в выбранную сторону.

– Эй, Ложка!

– Ась?

– И откуда ты только выуживаешь эти свои словечки? Выдумщик хитроплётный…

– Ближе к делу, пожалуйста. И не так громко: на слух я не жалуюсь.

Губа хакнул, пуще обычного оттопыривая свою и без того выдающуюся губу, но громкость поубавил и пристроился рядом.

– Я что спросить хотел… ты щас опять в Архив засверлишься?

– Ну.

– Тут это… у тебя со звонкими как?

– Не жалуюсь.

– Может, вильнём вечерком в «Тысячу лепестков»? А?

Делая вид, что раздумываю, я мысленно поморщился.

Что такое «Тысяча лепестков», я представлял прекрасно. Догадался бы, даже если бы Губа не лучился вожделеющим предвкушением. Бордель – он где угодно бордель. Конкретно названное заведение служило чуть ли не официальным местом отдыха для Охотников и учеников гильдии. Заведение сравнительно чистое, пристойное, не шибко дорогое (хотя за дополнительные услуги там могли слупить весьма прилично, отчего Губа и стремился зазвать меня, а не идти в одиночку; поощрительная стипендия для будущих Охотников своими размерами не потрясала). Но…

Но.

Сколько себя помню, в общении с противоположным полом я страдал от «завышенного уровня притязаний», как это один литературный персонаж формулировал. Те, кто был не прочь со мной, как правило, не устраивали меня, а тех, с кем был бы не прочь я, не устраивала уже моя персона. И если на родине я просто слишком часто расходился с девушками по параллельным курсам, то здесь… эх. В новом мире ситуация приобрела черты чуть ли не безнадёжности.

Во-первых, завышенный уровень притязаний никуда не делся. Селянки не подходили мне ни эстетически, ни интеллектуально, ни – называя вещи своими словами – гигиенически. То есть категорически. С пухлыми купеческими дочками – аналогично. Горожанки… большинство их, едва миновав стадию «мечта педофила», превращались в заморённых работой бесполых существ, ходящих в положении «очи долу». Исключениями являлись замужние женщины, в массе своей весьма строгого нрава. Да. Именно патриархальная мораль портила дело с особой жестокостью.

О дворянках лучше вообще не задумываться. Примерно с тем же успехом на родине можно было вздыхать, созерцая актрис и фотомоделей. С той разницей, что актрис с фотомоделями сложно выцарапать из телевизора, а благородных дев – из охраняемых поместий… да и самим этим девам мезальянс с пришельцем невесть откуда ночами не снится.

Им, благородным, княжичей подавай. На крайняк – баронетов, но только богатых.

Конечно, всегда остаются тараканы… простите, ночные бабочки. Среди этой категории нашлись бы и достаточно привлекательные внешне, и даже такие, с кем можно было бы общаться не только интимно. Только облизываться на шлюх… думаю, дон Румата Эсторский понял бы, в чём заключается проблема. Ему-то с Кирой повезло – но он валандался по Арканару, изображая богатенького придурка, приставая с беседами о высоком к представителям самых разных сословий. А я неделями не вылезаю с полигонов и из Архива. Ограниченный круг общения, угу.

Чёрт дери! О чём я только думаю? Я же фактически нелегал, мне в Сигнаре появляться вообще не рекомендуется: конфликт с Орденом Щита отнюдь не рассосался сам собой. Так что даже девушки из «Тысячи лепестков» мне не улыбаются.

– Не, Губа. Не выйдет.

– Ты чего?

– Слушай, если хочешь, я тебе звонких ссужу. Только не уговаривай. Лады?

– Скучный ты. Можно подумать, я тебя только ради денег с собой зову!

Надо же, обиделся… надо выправлять положение.

– А ты, никак, решил, что мне для друга монет жалко? Вот уж не ожидал.

– Эй, да я же… я не хотел…

– Не считаешь меня жадиной? Ну-ну.

– Ложка, я ведь…

– Верю. Пошли ко мне, у меня с собой только пустые карманы.

– Да ладно, зачем? Не надо мне ничего. Я просто вытащить тебя с базы хотел…

– Понимаю. Спасибо за заботу. Но я никак не могу составить тебе компанию. Извини.

– За что извиняться-то? Тебе ж хуже.

– Молодец, что напомнил, – ухмыльнулся я криво и злоехидно. Губа даже онемел. На миг.

– Ну тебя!

– Да-да, я скучный. Слышал уже. Придумай что-нибудь новенькое.

Однако природе не терпит пустоты, и мужчины так или иначе находят себе пару. Так что и для меня, добровольного затворника, нашлась та, которую я бы согласился считать своей подругой. Боевой, угу. Но как именно это произошло – отдельная чёрная комедия положений.

И рассказать её надо: из песни слова не выкинешь.

Только сперва ещё одна лекция про то, как и чему учат Охотники.

Второй этап обучения в гильдии тоже делится на части. Всего на две. Сначала вчерашней ребятне, а ныне уже взрослым и ответственным людям невеликого возраста дают более-менее общие дисциплины. На теории – виды отрешённых земель, не то порождаемых, не то плодящихся там химерических тварей и «бродячих чудовин», научно именуемых «блуждающими магическими проявлениями». Помимо профильной информации, Охотники изучают основы законодательства и этикета (кстати, крестьянский этикет будет посложнее дворянского – уже хотя бы в силу того, что единых норм даже для вежливых обращений у деревенских нет: в разных местах одно и то же приветствие может вызвать улыбку, а может и глухую враждебность). Также в теорию, правда, с элементами практики, входит первая помощь (на уровне «как правильно остановить артериальное кровотечение», «как зафиксировать сломанную кость» и «как обработать кусаную/рваную/резаную рану, чтобы маг жизни, снимая бинты, ругался поменьше»).

А чисто практические дисциплины – это обучение владению оружием. Дальнобойным (лук, арбалет, в обязательном порядке, почему, поясню позже, праща), дистанционным (метательные ножи, звёзды, иглы и прочее, вплоть до боевого кнута) и ближним (древковым и клинковым во всём разнообразии холодняка). Упор делается в основном на оружие дальнего боя и что-нибудь сравнительно лёгкое для ближнего. Хоть я и сравнивал Охотников с ведьмаками, но эпических драк с нечистью да нежитью гильдейцы устраивать не любят. Ибо эти эпические героизмы сильно сокращают жизнь. Когда Охотникам требуется уничтожить что-нибудь хищное и живое либо хищное и немёртвое, а тем более – опасное магическое, для этого привлекаются гильдейские маги. По указанным выше причинам Охотники не особо упирают на бой без оружия, разве что по минимуму, для общего развития. Рукопашников они учат не столько наносить удары, сколько уклоняться от них, чему служит также огромное орудие пытки под названием полоса препятствий.

А поскольку даже самолучший рукопашник, превзошедший разом Ояма Масутацу, Брюса Ли и ухогрыза Майка Тайсона, не отмашется от средней стаи Кровавых Мух (число особей от двух сотен до тысячи включительно), да и от малой стаи очень вряд ли – нетрудно догадаться, почему ещё на первом этапе обучения Охотники уделяют такое большое внимание бегу с препятствиями на скорость, выносливость и внимательность одновременно.

Неофициальный девиз гильдии: «Не уверен – не связывайся!»

Или: «Испугался – беги!»

Но героически повоевать молодёжи всё-таки хочется, да и настоящей Охоты попробовать пораньше. Поэтому, как только означенная молодёжь сдаст наставникам минимум теории без значительных ошибок, на отметку «хорошо», а в практических дисциплинах более или менее определится с тем, какое оружие кому подходит наилучшим образом, так, чтобы этому оружию не очень страшно было доверить собственную жизнь, – в этот момент подготовительная работа заканчивается. И начинается подбор команд с совместными тренировками, которые в итоге (когда куратор команды даст добро) завершатся походом в отрешённые земли. Да не таким, как у щитовиков – скорее ритуальным, коротким и по практически безопасному Сумеречью. Нет!

Для того, чтобы получить желанный Знак, обученным Охотниками предстоит как минимум месячный рейд в Тёмные Земли. Разве что не в самую глубину.

Причём после этого рейда, даже если выживешь, никто сиглями тебя не украсит и Знак на тебя автоматом не нацепит. Более того: иного обучаемого по итогам рейда с треском выпинывали из гильдии… да и кураторам, бывало, доставалось от круга старшин с сокрушительной силой. Вплоть до приговора, до конца жизни обрекающего на одиночные походы.

Это вообще-то немалая привилегия – ходить в отрешённые земли одному, ни на кого не оглядываясь, полагаясь лишь на свой опыт и силы. Но если после получения такой привилегии, выдержав проверку временем, получаешь как испытание группу молодых да борзых подчинённых, а от этой группы Тёмные Земли оставляют меньше половины, если вообще кого-то оставляют… ну, понятно. Равно как понятно, почему Охотники так неохотно идут в кураторы к новичкам.

«Не уверен – не связывайся!» – очень мудрый девиз.

С самого начала я догадывался, что в экзаменационный рейд с вероятностью, близкой к единице, пойду под руководством и наблюдением Ларага. Но кто составит мне компанию – это оставалось под вопросом. Сам я знал лишь то, что из новых знакомых не прочь видеть поблизости Губу, успешно мной прирученного, а из старых знакомых – Йени Финра. Но при этом знал я и то, что для экзаменационной группы аж целых три мага жирновато будет. Таким составом Охотники обычно на крупную дичь ходят. То бишь зачистку «зыбучих могильников», на гнездовья клатром (ещё один одичавший приветик от химерологов Империи), на расплодившихся Гончих Тени, «хрипунов», «мерцающие поля» и прочее подобное. С чем без магов – и даже с магами, но не переросшими уровень старших адептов и потому ограниченных объёмом резерва куда сильнее, чем заклинатели и мастера, – нельзя связываться с уверенностью в хорошем исходе.

Но моя безынициативность сыграла со мной плохую шутку. А ведь мог бы… да, вполне мог бы догадаться, что уж что-что, а обычная экзаменационная группа мне не светит. Но я до такой степени расслабился, положившись на волю «старших и компетентных», что совершенно перестал смотреть в будущее с пытливым прищуром. Прекратил это будущее просчитывать, за отсутствием свободного времени заделавшись фаталистом.

Ну а «старшие и компетентные» преподнесли сюрприз. Аргап кшисс, семя гхырово!

Спрыгнуть с бревна – очищенного от коры и нарочно политого водой, а потому скользкого, как сопля. Да ещё подвешенного на высоте метров так трёх над ямой с жидкой грязью. Приземлиться перекатом (если без, что вполне возможно, почти наверняка заденешь сторожевые нити ловушек… да и темп потеряешь). Прямо из переката подскочить, опереться ногой о жердь трёхуровневой «вертушки». Трюк рискованный, поскольку чреват множественными переломами. Но не для меня с моим уже неплохо натренированным чувством пространства, дополненным магическим восприятием. Я попросту точно знаю, где находится жердь, куда она движется и уже даже рассчитал, как оттолкнуться от следующей жерди, чтобы благополучно и в максимальном темпе перескочить через эту самую «вертушку»… которую вообще-то положено проходить ползком или перекатами (для более тренированных учеников). Дальше идёт «сад кольев» – участок шириной метра четыре и длиной примерно метров сорок, густо усаженный этими самыми кольями. Слишком толстыми, чтобы пробежать через них напролом, и одновременно слишком тонкими, чтобы бежать поверху, опираясь на их верхние концы.

Ну, это наставники считают, что они слишком тонки. А вот я попробую опровергнуть этот догмат. Или я зря тренировался в собственноручно воссозданном «саду кольев» – правда, с торчащими из земли палками не пяти локтей длины, а всего лишь в локоть?

Тут фишка в том, чтобы опираться на колья, не создавая, выражаясь языком сопромата, значительных поперечных напряжений. Техника примерно та же, что при хождении по льду: если будешь давить на него не сверху вниз, а сверху вниз и вбок – поскользнёшься. Ну а на кольях, соответственно, выворотишь опору, или сломаешь её и сверзишься… что неприятно, поскольку в землю рядом с длинными кольями-препятствиями довольно густо вкопаны короткие заострённые колышки. Дополнительная трудность, ага.

Но мои тренировки прошли не зря… да, не зря. Я бодро, быстро, но главное – чисто и с особой текучей плавностью преодолел «сад кольев» поверху. Но сразу за садом меня ждала засада: очередной грязевой ров. Шёл бы низом – перепрыгнул с места без проблем. Но я-то наверху не могу как следует оттолкнуться: это создаст те самые поперечные напряжения, которые не помогут мне сделать полноценный толчок перед прыжком, а только поломают кол.

Замедлиться? Соскочить наземь и прыгать оттуда?

Фиг вам!

Вместо замедления я ускорился, что само по себе далось непросто, и одолел ров не в прыжке, а в падении. На моё счастье, приличная высота с набранной скоростью позволили мне не опозориться… разве что несколько комьев земли с края рва, на который я упал с очередным перекатом, шлёпнулись в глинистую жижу. Ну, зато сам не шлёпнулся туда. Уже плюс.

Последний рывок. Последнее препятствие: «паучье логово». Две стены, пространство меж которыми заполнено тысячами прочных бечёвок. На каждую не пожалели дорогого «речного шёлка», который неизвестно из чего выделывают рыболюды. Каждая выдержит вес двух воинов в полном комплекте тяжёлых доспехов. Каждая имеет свою окраску, свою длину, свои точки крепления на разной высоте. Некоторые бечёвки натянуты, как струны, и потому грозят упруго оборваться, рассекая кожу неосторожного. Иные, напротив, свисают мягкими петлями, которые цепляются за всё, за что только можно уцепиться (ибо полосу препятствий ученики проходят в полном полевом снаряжении, только что без оружия в ножнах).

И хорошо, если резко натянувшаяся бечева свалит тебя наземь – хуже, если на другие бечёвки. Что куда вероятнее, учитывая общее их количество.

Полноправные Охотники проходят «паучье логово» так называемым змеиным шагом. Тот, кто не видел – не поймёт, до чего это красиво. Руки с экономной плавностью отодвигают с дороги бечёвки, иногда по несколько штук за раз. Изгибается торс, качается в разные стороны без чёткого ритма голова, и порой начинает казаться, что ноги идущего змеиным шагом гнутся не в тех местах и не так, как должны гнуться человеческие ноги.

Это похоже на танец. Похоже на ката одного из «мягких» стилей рукопашного боя. Вот только никакие это не ката, потому что «паучье логово» регулярно переплетают заново и тупо заучить правильную последовательность нельзя – надо видеть в гуще из тысяч бечёвок возможные пути. Те, которые идущий сделает для себя, если будет двигаться так, как надо.