Текст книги "Мечтатель"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Впрочем, считать Ковен совсем уж виртуальным образованием тоже не стоит. Почему? Да из-за особенностей посвящения!

…представьте себе: находит маг перспективного пацана (или девчонку), более-менее ловко управляющегося с простейшими магическими трюками и при этом желающего чего-то большего. Или просто амбициозного подростка, не жаждущего ни махать мечом, ни сидеть за вышиванием в ожидании сватовства. В общем, кого-то, подходящего для ритуала посвящения. Только отнюдь не факт, что после ритуала этот самый подходящий будет по-прежнему подходить тому, кто его/её нашёл. Как быть, если у целителя на руках оказывается будущий маг разума, а у землевика – маг воды или огня? Можно, конечно, выпнуть «неправильного» посвящённого и взять на обучение другого, да ещё и не одного, рассчитывая, что хоть кто-то из новеньких обретёт то же сродство, что и у наставника. Но перспективные новички на дороге не валяются – это раз, а во-вторых, куда умнее прибегнуть к освящённой временем традиции обмена учениками. Обратиться к секретарю Ковена и узнать, кто может принять на себя бремя дальнейшей заботы о твоём подопечном – и чей подопечный своей «стихией» подойдёт тебе самому.

Анархизм анархизмом, лень ленью, а жадность жадностью, но состоять в Ковене и платить каждый год сумму, зависящую от ранга, выгодно по нескольким причинам. Ученики – это ладно, далеко не каждый маг может и хочет возиться с молодой порослью. Но одно то, что услуги других магов Ковена обходятся в половину цены «для чужих» – бонус немалый. Почти всегда выходит дешевле исправно отчислять «членские взносы» (или, выражаясь на местный лад, ранговые со статусными), чем выдавать тем же целителям полновесные суммы за лечение травм и возрастных болячек. (Кстати, с коллег-одиночек маги Ковена сплошь и рядом норовят содрать даже больше, чем с рядовых клиентов… ну так на то и официальная политика: если не давить на конкурентов, будет только хуже – проверено временем!). Маг на хорошем счету может взять у Ковена ссуду на льготных условиях; с магами Ковена вынуждены считаться и дворяне, и даже щитовики…

Да и вопрос с обучением новичков тоже имеет несколько скрытых нюансов. Как ни крути, а тот, кто тебя подобрал, кто тебя учил-лечил-кормил, заботился о тебе, предоставляя кров, одежду и защиту, запомнится тебе надолго, если не на всю жизнь. И пусть после посвящения связь с самым первым наставником ослабеет! Исчезнуть полностью ей не грозит. Член Ковена, охотно ищущий и обучающий молодёжь, приобретает тем самым добрую репутацию в глазах своих коллег. А это немало. Горизонтальные связи – дружеские, почти семейные – пронизывают Ковен, выходя даже за пределы великого княжества. И пусть на практике не всё так гладко. Пусть узы меж учителями и учениками часто омрачают соображения финансового плана, пусть в дело вступают случаи личной неприязни или даже вражды, а взрослые маги подчас используют своих молоденьких подчинённых не так, как следовало бы обращаться с ними достойным разумным… всё равно Ковен приносит куда больше пользы, чем вреда. Для всех, включая простых людей.

– Наэли, – сказал я мягко. – Ты ничего не забыла?

– Ты о чём?

– Я не принадлежу ложе целителей. Да что там, я вообще в Ковене не состою! Когда уже решится этот вопрос, а, саорри секретарь Сигнарского круга?

Целительница (в весомом ранге заклинательницы, носящая как-бы-несерьёзное прозвище Подушка) отвела взгляд. Впрочем, ненадолго.

– Это не такой простой вопрос, как кажется.

– Понимаю. Недовольные щитовики, лишние следы в документах, слухи и риски. И я тебя не тороплю. Однако позволь заметить, что я согласился отдавать тебе аж половину заработанного за посредничество. И этого больше чем достаточно, чтобы избавить меня от советов, КАК именно мне лечить людей. Или у тебя возникают претензии к качеству моей работы?

– Нет.

– В таком случае закроем тему. До моего официального вступления в Ковен.

Наэли Халлейская фыркнула, но всё же позволила мне оставить за собой последнее слово. Ещё бы: ведь половина заработанных мною денег уходила в её карман… ну да ничего. Вот стану официально Охотником – тогда и посмотрим, достоин ли я места в Ковене и на каких правах. А пока меня всё устраивает. Подумаешь, деньги!

Главное – польза больных, на втором месте – так необходимая мне практика, а монеты – дело третье, если не десятое.

Глава 8. Превратности обучения, или майна-вира

Обучение в гильдии делилось на два этапа, не имеющих чётких возрастных рамок. Всё только и исключительно по уровню готовности. С другой стороны, если закончить теорию первого этапа вполне реально лет в двенадцать и раньше, то вот сдать практику, не достигнув хотя бы четырнадцати-пятнадцати, очень сложно. Это я к тому, что на практическом зачёте имелся, среди прочих, тест «доставка раненого»: сдающий должен был проволочь изображающего полутруп экзаменующего на своём хребте на минимальную дистанцию в двести шагов. А, как в одной книге написано, «мужик весом в двести фунтов – это мужик весом в двести фунтов». Для ребёнка, как бы его ни гоняли на физподготовке, такая задача находится за пределом возможного.

При этом провал хотя бы одного практического зачёта равносилен недопущению до второго этапа. И тест по «доставке раненого» был не единственным. Даже не самым сложным.

Ну да ладно, вернусь к системе в целом.

В сущности, первый этап обучения носил общеобразовательный характер. А сверх того – комплексный и на удивление продуманный. Очень сложно сравнивать, но с точностью плюс-минус лапоть сдавший первый этап мог быть приравнен к выпускнику общеобразовательной школы в России. Причём не троечнику и даже не хорошисту, а отличнику. Будущие Охотники учились не для дяди, не в стремлении заслужить похвалу и не ради красивого аттестата – для того, чтобы увеличить свои шансы на выживание.

Это, знаете ли, мотивирует.

Голой теории на первом этапе давалось немного. На нём учились больше тому, как надо учиться. Вместо классических домашних заданий (решите однотипные с приведённым примеры задач икс раз) давались упражнения на развитие внимания, памяти, сообразительности. Никаких квадратных уравнений, никакой тригонометрии, чтения выученных стихов и портянкообразных таблиц с неправильными глаголами. Но вот четыре действия арифметики, выполняемые в уме на скорость, наставники проверяли. Причём непринуждённо совмещали с теми самыми заданиями на сообразительность: «Умножьте двадцать четыре на сорок, поделите результат на шесть и вычтите девятнадцать – сколько получится?». Не сообразишь сходу, что надо сначала двадцать четыре на шесть делить, зависнешь. Кстати, настольные игры в программе стояли наряду с чистописанием. Выполнявшийся молодыми ниндзя тест (выложить на ровную поверхность набор разнородных предметов, показать ученику на пару секунд, развернуть оного ученика на сто восемьдесят и спрашивать, что именно там лежало) среди теоретических зачётов тоже числился. А ещё будущие Охотники изучали языки: кроме родного, два живых и минимум один мёртвый. И с них не слезали, пока ученик не доказывал способность свободно говорить и читать на всех.

Со второй, практической частью имелись свои сложности. «Общеукрепляющая, утром ободряющая» гимнастика с основательной растяжкой – ежедневно и обязательно, часа по полтора-два. Бег на короткие, средние и длинные – а как же. Уроки плавания в нарочно устроенном пруду, с практикумом по нырянию на как можно большие сроки – непременно, в любую погоду любого сезона… пока пруд льдом не покроется. А когда покроется – добрый дядя Керм Пекло придёт и лёд растопит. Как говорится, всё для детей и юношества. Включая регулярные наблюдения у магов жизни, конечно, потому как позволять будущим Охотникам погибать в нежном возрасте от пневмонии или там менингита – больно жирно будет.

Будущие Охотники успеют ещё угробить себя иными, более замысловатыми способами, особенно на втором этапе обучения и в процессе практики.

Впрочем, перечисленное – это так, общие места. Наставники также припасли для учеников порцию изюма с орехами, да с хорошим запасом. Вот, например….

– Добро пожаловать во тьму, молодёжь! – многозначительный смешок и стук засова.

М-да. Действительно тьма: ни зги, ни лучика, ни искры. Неопределённого размера (но сразу чувствуется: немалое!) пространство… и прячущиеся где-то тут же собратья по подвалу. Которых мне требуется искать и салить. Правила простейшие: тот, кого задели, кричит «Труп!» и начинает поиски «живых». Как только найдёт и коснётся, «оживает», а «трупом» становится задетый. Кстати, тот, кто вошёл последним, автоматически считается водящим.

– Труп! – хриплю максимально мерзко. И шагаю влево.

Для меня эта игра могла бы быть бессмысленной и слишком лёгкой забавой. Но… кто ищет лёгких путей, оказывается известно где. Поэтому перед испытанием тьмой (первым из многих) я совершенно сознательно свернул даже обычную аурную чувствительность до абсолютного минимума. И теперь я на равных с прочими игроками: я так же слеп, так же дезориентирован, а полагаться могу лишь на слух да осязание.

Обычные, не магические чувства тоже нуждаются в тренировке, верно?

Второй шаг влево. Третий. (Левая рука мягко касается кончиками пальцев стены). Четвёр… ау! Это что ещё за хня?! Поборов соблазн потереть слегка пострадавшее колено – и выдать себя шорохом ткани – вытягиваю руки, ощупывая неожиданное препятствие. И по мере своего маленького исследования тихо фигею. Что делает в подвале выглаженный водой выворотень-топляк? Или его нарочно сюда сунули, чтобы прячущимся и ищущим жизнь осложнить? А ведь инструктор ни полслова о препятствиях не сказал. Сволочь усатая!

Придётся быть ещё осторожнее, чем я думал. Эта коряга – наверняка не единственное, что здесь есть из сюрпризов…

В течение следующей минуты я нахожу (и стараюсь запомнить положение) опрокинутую набок скамью, лежащий в углу валун – к счастью, тоже со сглаженными краями и поэтому не слишком травмоопасный, стол кверху ножками и как минимум два каната. Один просто висящий, а второй – похожий на лиану, с обоими концами, уходящими к невидимому потолку и петлёй на уровне середины лодыжек. М-да. Бегать здесь без угрозы перелома конечностей или как минимум синяков не получится. Может, всё-таки магией?…

Нет. Играть, так честно. Ну-ка, ушки мои, влезли на макушку! «Труп» идёт искать!

Время в темноте растягивается совершенно непропорционально. Я потратил, наверно, час или даже больше. Перещупал стены, все шесть опорных балок и многочисленные дополнительные препятствия – но ни одного «живого» так и не нашёл.

Видимо, сопел слишком громко. Или топал. Или ещё каким-то образом выдавал себя.

Во время первого «погружения во тьму» я так никого и не нашёл. Обидно, но ожидаемо. В честной игре успешны лишь опытные игроки. Точно так же не снискал я поначалу особого успеха в процессе отдельное издева… учебного мероприятия: борьбы без правил в яме с гончарной глиной. Её я подробно описывать, пожалуй, не стану. Но Баркт Полурукий, бывший гвардейский инструктор (как шептались ученики, с тёплого места при дворе великого князя его попёрли за склочность и излишнюю… мгм… изобретательность) любил повторять: «Вот угодите в болото, так ещё взгрустнёте по этой глине, молокососы!»

Хотя на полосу препятствий учеников первого этапа не пускали, но – апофеоз, самая вершина горки изюма в подготовке – тесты с Кровавыми Мухами им в три стадии устраивали.

Что такое Кровавая Муха? Это, в некотором роде, слепень. Большой слепень. Одно из тех милых «изобретений» химерологов, за которые Церковью Света с подачи Зальная и запретили химерологию как направление искусства. Кровавые Мухи обожают запах человеческого пота, а их укус, мягко говоря, довольно болезненная штука. Но суть не в этом, а в том, что от запаха крови (в особенности, опять же, человеческой, но за неимением подойдёт и любая другая) они буквально дуреют. Как и комарам, она нужна им для размножения. Отложить яйца в открытую рану – это для Кровавой Мухи как для камикадзе долбануться о палубу американского авианосца, заставленного заправленными перед боевым вылетом самолётами. Соблазн непреодолимый, героическая смерть.

О том, что происходит с вовремя не обработанной раной, на которую садилась Кровавая Муха, я умолчу. Замечу только, что уже через четверть часа обрабатывать рану становится поздно и помочь заражённому тогда может или ампутация, или кинжал в сердце. Ну, или уж целительская магия большой тонкости, рассчитывать на которую в полевых условиях нельзя никак.

Так вот, возвращаясь к тестам. Стадия первая: один ученик, одна Кровавая Муха, один укус. (Да, будущий Охотник должен уметь терпеть боль; кто побежит после укуса к магу жизни, тот, считай, провалился – хотя прямо об этом не предупреждают). Стадия вторая: один ученик, три Кровавых Мухи, надо продержаться определённое время и не шевелиться, что бы твари ни делали. Крики и стоны допустимы, но нежелательны. Убивать крылатых палачей нельзя. После испытания осмотр магом жизни, но никакого обезболивания – разве что на втором, контрольном осмотре, причём только в случае осложнений. И третья стадия: один ученик, одна глубокая царапина на предплечье, одна Кровавая Муха. Если ученик левша, царапину наносят на левое предплечье.

Рану обработают вовремя, и боли будет меньше, чем на втором этапе. Зато страха – куда больше. Смириться с тем, что смертен, проще, чем столкнуться с перспективой увечья.

Жёстко? Да. Жестоко? А вот как раз наоборот. Потому что настоящей, неоправданной жестокостью было бы переводить на второй этап тех, кто не сдал подобное испытание. А уж делиться с незрелыми психологически людьми секретами гильдии – вовсе несусветная глупость. И Охотники не пытались удержать тех, кто не выдержал испытаний Кровавыми Мухами, хотя именно на них ломалось, уходя в отказ, большинство учеников.

Ушедшим уже не стать членами гильдии, зато они останутся живы. Так что испытания – это вовсе не жестокость, а милосердие.

Гм… наверно, я погорячился, когда сказал, что первый этап эквивалентен школьному обучению. Пожалуй, это всё-таки будет посерьёзнее. Стать взрослым по паспорту или же по факту – вещи совершенно разные… в той жизни даже среди моих ровесников не так уж многие согласились бы пройти все три стадии испытания Кровавыми Мухами. Особенно если не одним куском, а когда после каждой стадии снова спрашивают, готов ли к следующей.

Должен заметить: несмотря на имеющийся гандикап, доказать способность и готовность приступить ко второму этапу обучения ученику Ложке оказалось нелегко. В том числе именно из-за гандикапа. Очень уж соблазнительно, знаете ли – сдать не потому, что готов, а потому, что жульничаешь. Ох уж эти лёгкие пути! Такие соблазнительные, такие накатанные… В подземном зале во время салочек для слепых использовать магическое восприятие, для изучения языков применить копипасту, во время второй стадии теста с Кровавыми Мухами обезболить себя… ну, с копипастой я всё же сжульничал. Но остальное, к собственной чести и гордости, прошёл сам. Даже долгий кросс, в конце которого пришлось тишком лечить сбитые в кровь ноги (потому что искусство наматывания портянок оказалось сложнее, чем я предполагал).

И знаете… когда мне без наркоза вскрывали руку, чтобы очистить её от готовых лопнуть яиц, когда я скрипел зубами и моргал, сгоняя слёзы – пережить это было не просто. Но зато когда всё это закончилось, я не стал ускоренно залечивать рану сам и Наэли не дал. Решил, что оставлю шрам на память о пройденном испытании.

А вот Йени Финр попросил меня убрать всё по возможности чисто. С его-то биографией шрамы ассоциировались не с доблестью, а со слабостью. И надо ли говорить, что переходные экзамены первого этапа он, прозванный Головастиком, сдал как бы не легче, чем я?

Вот с Анирой вышел облом. Я не спрашивал его, на чём именно он срезался, и сам он откровенничать не спешил. Но ко второму этапу обучения его не допустили. Правда, гнать вон тоже не стали – всё же посвящённый маг в хозяйстве полезен, особенно маг света, которых куда чаще забирала под крыло церковь, чем остальные заинтересованные организации. Вот только ходить за мной хвостиком Анира быстро перестал, хоть я вовсе не гнал его. Он перешёл в прямое подчинение к Наэли Подушке. Видать, карма у него такая: состоять при женщинах с магическим даром, превосходящих его силой и опытом.

Оказавшись на почти привычном месте, он вроде поуспокоился, перестал сутулиться и начал улыбаться. Не сразу, правда, а только после того, как сошёлся с одной из подчинённых Вдовы – обманчиво скромной худощавой рыжулей с говорящим прозвищем Трясогузка. Но всё это случилось позже и меня взволновало мало. Мне осенью стало, выражаясь мягко, не до того.

А как же Мирг? А он почти сразу после памятного ужина усвистал в направлении планово активизировавшегося Темноземелья, что под Гордой. И не он один: три четверти свободных и здоровых Охотников ушли вместе с ним в том же направлении. Так что снова я его увидел уже очень нескоро. Как раз ближе к осени.

Первой моей осени в ином мире.

До которой, впрочем, ещё требовалось дожить.

– Эгей, Ложка! За что тебя так назвали?

– Кушать люблю очень сильно.

– Что ж ты тощий такой?

– Не всякого, кто любит кушать, охотно кормят.

Те в стайке учеников, что поближе, заухмылялись.

– И за что ж тебя муж Вдовы невзлюбил, а, Ложка?

Перестарок поскучнел:

– Это уж ты сам у него спроси, Губа.

– Чего, стыдно сознаться?

– Может, и стыдно.

– Хоп! А ну, косопузые шмакодявки, слушай ко мне!

Стайка вмиг забыла про болтовню и живенько переместилась поближе к Хохлачу. Потому что «ленивых» – читай, тех, кто не подрывается при первом же обращённом к ним слове – Хохлач не любил. То есть он вообще никого и ничего не любил, за исключением, может, тёмного эля, но недостаточно исполнительных учеников – особенно. Вот и сейчас он старательно нашаривал взглядом недостаточно быстрых. Однако, нашарив Ложку, лишь скривился… и промолчал. Но всего вернее, запомнил и затаил недоброе.

Губа это приметил и закусил губу. Ту самую, слишком пухлую нижнюю, которую тайком ненавидел. (А кто бы любил часть тела, наградившую тебя прозвищем Губошлёп? Долго, больно, с кровью и не всегда успешно пришлось выколачивать из сверстников право на куда более уважительное сокращение старой клички…)

Вообще-то Ложка парню не нравился. По многим причинам. Но право строить ему козни он признавал исключительно за собой и отдавать его Хохлачу не собирался.

– Ну так, – начал наставник. – Щас вы, шпыньки, побегите по большому кругу. И быстро побегите, потому шо особо дохлые недоделки, не успевшие до срока, – для наглядности Хохлач слегка тряхнул песочными часами, рассчитанными на полчаса, – вместо шоб сидеть в тёплой читальне, станут бегить ещё по малому кругу. Ясно вам?

Согласным гулом ученики поспешили уверить, что им всё предельно ясно. Наставник на это нехорошо оскалился, показывая крупные жёлтые зубы.

– Тока вам не всё покеда ясно. Просто на время малышня голожопая бегаит, а вы тут уже вроде как почти при Знаке, потому будет вам усложнение. На большом круге по сторонам добро поглядайте да примечайте, чего там. Кто вовремя вернётся, а ништо не углядит, тому тоже по малому кругу шлёпать, ясно? А ты, Ложка, сюды поди. Ближе, ближе. Вот тебе, как самому зыркому, лента на глаз. Хошь на правый, хошь на левый. На бегу не снимать, не сдвигать, ваще не трогать. Всё всосал? Славно, славно.

Хохлач нагнулся и поставил песочные часы на землю.

– Пошло время, – объявил едко, распрямляясь. – Шо стоим, чукараки узкогрудые?

Почти вся стайка будущих Охотников, как один, рванула к началу большого круга. Почти – потому что Ложка приотстал, подвязывая ленту так, чтобы закрыла левый глаз. Губа обернулся на бегу… и тоже замедлился, сам толком не понимая, чего ради тормозит.

– Эй, – негромко окликнул на бегу перестарок, – не хочешь объединиться? Как настоящие Охотники в команде.

– Хо! Это как же? Я за тебя бегу, ты за меня зыришь?

– Нет. Бежит каждый сам за себя. И смотрит тоже. Просто я гляжу вправо, а ты влево. И делимся замеченным. Согласен?

В груди у Губы аж взбурлило.

…причин, по которым ему не нравился Ложка, хватало. С горкой. Первым делом, этот перестарок больно много о себе понимал. Говорил, как по писаному, держался не по чину гордо, манеры имел отнюдь не простецкие. Да ещё и магией, по слухам, баловался. Во-вторых, мало того, что перестарок, так ещё со стороны! Не из потомственных Охотников и даже не из приёмышей. Явился не запылился, в компании двух магов (Губа сам этого не видал, но слухи ходили), живо да быстро испытания прошёл и вот уже допущен к настоящей учёбе: к полосе препятствий, к пескам, стрельбищу, читальне при Архивах. И ведь ловок, чтоб его! Причём не так ловок, как уже когда-то учившиеся науке Охотников или воинскому делу, а как новичок, но очень способный. То, что самому Губе давалось с потом и кровью, с головной болью при разборе хитрых закорючек на бумаге, – Ложка усваивал играючи. Раз – и выучил. Два – и повторил. Три – и ответил.

Без напрягов. Походя.

Но зависть-то ещё ладно (хотя Губа в жизни не посмел бы приветствовать самого старшину Ухвата так, как перестарок – небрежным кивком, чуть ли не как равного). Зависть можно и нужно в ком свернуть и засунуть куда подальше, чтоб не мешала. Потому – последнее это дело, на одного из братьев своих по гильдии косо смотреть из-за поганства душевного.

Межевым камнем настоящего раздора стал Головастик. Тот из двух магов, что тоже, как и Ложка, оказался допущен к настоящему учению. Сцену в купальне Губе вспоминать не хотелось, да только она как-то сама собой вспоминалась. Пустое лицо Головастика, слабо дрогнувшее от сорвавшихся сдуру и попавших в цель злых слов. Свистящий шёпот в лицо и белые от бешенства глаза Ложки, от которых нутро сжималось и дрожало. Подумаешь, ляпнул не то в запале! Он на самом деле и не думал вовсе, что Ложка с Головастиком… ну… ЭТИМ занимаются. Свидетелей позора, по счастью, не нашлось – но Губа не привык бояться и никак не мог простить Ложке того, что этот пришлый перестарок сумел-таки его напугать. Да ещё как напугать! Ему после всего пару раз даже кошмары снились!

Оклемавшись, Губа принялся мстить – так, как никогда ещё не мстил. Во время занятий на песках старался наставить недругу побольше синяков. Высмеивал его результаты на стрельбище, в самом деле неважнецкие. Даже, краснея и угрызая сам себя за явную подлость, взялся за жутко нелюбимое ранее дело: распускание слухов. Последним, кстати, стал слух о том, что Ложка не прочь пробраться под юбку к Вдове. Уж очень повод удачный подвернулся: Хирмина со своим новым жильцом о чём-то говорили за закрытыми дверьми битых полтора часа, чему нашлись свидетели. Такой повод Губа упустить не мог.

И вот теперь, как ни в чём не бывало, такое предложение…

– Почему со мной? – выдавил он.

– А почему бы нет? – ответил Ложка беспечно. – Можешь и отказаться. Но Хохлач ни слова не сказал о том, что помогать друг другу с выполнением задания нельзя. Значит, можно проявить смекалку и объединить усилия. Так что скажешь?

– Ну… если ты мне потом в читальне поможешь!

– Не вопрос. Ты мне, я тебе. И давай ускоряться, а то к сроку не успеем.

– Агась! – выдохнул Губа.

На душе стало легко и светло.

Любопытная это, кстати, штука – совмещение упражнений. Взять хоть бег с «примечанием, чего там». Нет, ну ведь почти как в суфийской притче про ложку масла! С одной стороны, можно бежать быстро, контролируя дыхание и следя за дорогой (а вы думали, большой круг – это просто так? Там и препятствий хватает, только что не из тех, на которых задерживаться надо, не как на полосе. А вот всяких перепрыгиваемых брёвен, лежащих на пути валунов, натянутых канатов, под которые надо подныривать, и кривых мостиков через ямы с водой – сколько хошь… причём всё это добрые наставники тоже меняют временами). Но если бежать быстро, много ли рассмотришь из того, что там по сторонам от трассы? Вот-вот. А если бежать так, чтобы по сторонам смотреть, на очередном брёвнышке навернуться можно. А если так, чтобы и навернуться не рисковать, и вертеть головой вправо-влево – вряд ли получится достаточно быстро.

Комплексная тренировка. На развитие периферийного зрения, на внимательность, на память (изменения в стороне от трассы надо ещё сопоставить с тем, что видел утром, когда была предыдущая пробежка по большому кругу), на умение выполнять сложные действия, вроде бега не по ровной прямой дорожке, в «автоматическом режиме», а лучше – под контролем интуиции…

Сложно. Нет, реально сложно!

Если у меня раньше и водились мыслишки про то, как я ловко и быстро превзойду науку местных почти лапотников, заделавшись самым крутым, – после таких тренировок эти самые мыслишки, стыдливо поджав хвосты, уползали в те дыры, где им самое место. Со всеми своими гандикапами, предоставляемыми магией, с разгоном мозгов и нервов я едва поспевал за молодью – за пацанами от пятнадцати до двадцати! То, что означенная молодь в массе своей крутилась на этой кухне с детства или на худой конец «просто» не первый год, утешало слабо.

Да, с изучением абстрактной информации у меня дела обстояли на порядок лучше, чем у них. Или даже на все два. Технику скорочтения я всё же отработал так, чтобы рукописный текст тоже воспринимался не по складам, – и использовал вовсю, стоило мне дорваться до местной библиотеки, точнее, Архива.

Лестница завивается змеёй, карабкаясь всё выше и выше. Второй этаж, третий – и вот, наконец, скудно освещённая парой масляных плошек площадка. Надпись, выжженная крупными буквами на дощечке, прибитой к двери, лаконична до предела: «Архив».

Тяжёлая дверь проворачивается на петлях, хлопая у меня за спиной. Сделав два шага сквозь навалившуюся темноту, я толкаю вторую дверь тамбура, и…

Оказываюсь в царстве света.

Тишина этого зала имеет хорошо знакомый мне запах. Натёртое воском дерево, немного влаги, пыль и выделанная кожа, – но, главным образом, бумага с чуть кисловатым привкусом самых распространённых чернил из вываренных корней шумклата. Запах библиотек, хранилищ и книжных собраний. Запах знаний.

Но я не обращаю на него большого внимания. Не гляжу ни на вполне привычного вида стеллажи, заполняющие три четверти зала, ни на шкафы вдоль стен, забитые рядами массивных томов с тёмными кожаными корешками, ни на три ряда столов и скамей, за которыми тихо сидит всего трое… или четверо?.. гостей этого места. Задрав голову и затаив дыхание, я смотрю вверх – на большой куполообразный потолок, крупноячеистая решётка которого забрана пластинами очень чистого и ровного стекла. Нет, действительно очень чистого!

Встретить нечто подобное в этом «отсталом» краю я не ожидал, и зрелище льющегося сверху дневного света завораживает меня на целую минуту, не меньше.

Тут тишину нарушил тихо подобравшийся ко мне со спины сутулый дедок. Чуть ниже среднего роста (или так лишь казалось из-за сутулости?), телосложения скорее сухого, чем плотного, с проницательными зеленоватыми глазами. Наряд его составляла круглая матерчатая шапочка буро-зелёного цвета, войлочные тапки и кожаный фартук поверх долгополой хламиды из грубой ткани, из-под края которой высовывались накрахмаленные манжеты и узкий ворот (как мне показалось, манжеты с воротом были накладные). Кстати, в пришитых к фартуку кармашках удобно располагались разного рода штуки вроде набора шил разной толщины, ножниц, катушек с нитками, заточенных до идеального состояния ножей и прочего такого. Видимо, мой приход оторвал дедулю от работы по реставрации ветхих рукописей или их переплетения.

– Что, молодой человек, нравится? – негромко спросил он.

– Очень! – ответил я, разворачиваясь. – Я даже не думал, что увижу здесь столько стекла… да ещё такого прозрачного! Это, случаем, не магией земли создано?

– Точная догадка. Да, именно ею. Саорэ Эрриса работа.

– Ясно. Простите моё невежество, саорэ…?

– Меня зовут Мелез.

«Не по прозвищу представляется. Значит, не Охотник? Впрочем, Шмыга он тоже по имени назвал… не любит использовать прозвища?»

– Очень приятно. А я – Ложка. Вы, вероятно, здешний хранитель?

– Архивариус, – поправил он. – Самый главный начальник по бумажкам, хе-хе. Хм. Итак, что именно вас интересует, молодой человек?

– А что бы вы мне посоветовали из имеющегося? Видите ли, – развожу руками, – я плохо представляю себе, с чем именно сталкиваются Охотники, и…

Мелез, заглазно называемый Бумажным Пауком (на варрэйском это одно короткое слово), охотно помог мне – стоило лишь показать, что я интересуюсь его сокровищами заметно больше, чем среднестатистический ученик гильдии. Как быстро выяснилось, мне особенно понравилось чтение старых отчётов о миссиях в Тёмные Земли. Среди них, конечно, хватало скучищи, но некоторые Охотники явно зарывали в этих самых Тёмных Землях литературный талант. Описания разведрейдов, одиночных и групповых миссий, словесные пейзажи, детальные отчёты о ходе и итогах масштабных операций по искоренению сверх меры размножившегося зверья… тут тебе и квесты, и фэнтези – в основном тёмная, и чуть ли не дневниковые записки путешественников (вооружённых и очень опасных, ага)…

В общем, с дисциплинами «иностранные языки», «картография» и прочими подобными никаких сложностей я не испытывал. Но имелись дисциплины, регулярно заставлявшие меня скрежетать зубами. Причём не только связанные с физподготовкой.

Сколько я прочёл – ещё в своём мире – бредней про то, какие у современного человека развитые мозги и как много ему, бедняжке, приходится перерабатывать информации кажинный день. Х-ха! Авторы попаданческих фантазий явно не осведомлены о том, что наши предки лет этак десять тысяч тому, те, что ещё промышляли охотой и собирательством, имели мозг даже чуть поболее нашего. И что никаких крутых физиологических изменений в нервной ткани неокортекса с тех пор не произошло. Скорее уж, за последние века люди деградируют в плане мозговитости. Сытая и безопасная жизнь развитию скрытых физических талантов не способствует, нет.

А как же надстройка? Всё-таки сводить всё к грубой физиологии нервной деятельности нельзя, неужели у сознания хомо мегаполикус не развивается что-то этакое, для компенсации?

Развивается, будьте спокойны. Что я и подтвердил на своём примере, закапываясь в Архивы. Усвоение абстрактной инфы – текстовой, символьной, численной – у меня шло темпами опережающими, иначе не просили бы меня подсобить в читальном зале с непонятками. Но вот на вылазках в ближайший лесок, на практикуме по чтению следов…

Гррр!