Текст книги "ХМАРА"

Автор книги: Анатолий Гончар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

 Яга ушла в ночь без слез и излишних прощаний. Вот ведь как судьба повернулась, если вдуматься, то кто она мне? Никто, а на душе кошки скребут. Словно родная бабушка ожила, а теперь вдруг в ночи растворилась.

 Встали мы ни свет, ни заря, как Яга и советовала. Отец Иннокентий, пригревшийся под боком своего коллеги, никак не желал просыпаться. Пришлось ему воды студеной за шиворот плеснуть. Вскочил как ужаленный. До сих пор на меня волком смотрит, обижается. А чего обижаться, я честно предупреждал: не поднимется – окачу водой. Да и воды-то было всего ничего– с кружечку... литровую. Но ему только на пользу. Ишь, как вышагивает, как на параде: шаг широкий, нога ровная, только ряса на тощей фигуре флагом трепещется. Тощий– то тощий, а пожрать будь здоров. Может ему семечек тыквенных дать пожевать, глистиков повывести? А солнышко-то уже как припекает, сквозь листву жарит, градусов тридцать, не меньше. Пить хочется. Только и сам не пью и другим не даю. Отец Иннокентий всё к бурдюку пристроиться намеревается. Но у меня пристроишься, как же! Потерпит, кто знает, когда еще ручей на пути появится. На карте Матрениной ручьи хоть и помечены, но карта старая, лет триста ей, не меньше, мало ли что за такой срок изменилось. Здесь страна чудная, неизученная, волшебством всяким пропитанная, за один день такое случиться может, что у нас за век не сделается. А лес дальше пошел светлый, чистый и впрямь березовый, с изредка встречающимися соснами. И травка под ногами мягкая, зелёненькая, густая, но невысокая – по щиколотку, словно ковер ворсистый. Воздух свежий, голову ароматом дурманящий. И что самое интересное: на весь лес ни одного комарика. Вот уж где пикники устраивать .Так и тянет прилечь, полежать самую малость. Дорога, по которой мы шли, совсем на нет сошла. Пришлось компас свой доставать. Пока я по городам да крепостям бегал, он у Яги оставался. Она его как украшение на стену повесила, да и забыла. Уж когда уходить стали, вспомнила, котика за ним посылала. Эх, погодка славная! В такую погодку да на речку, на песочке лежать, загорать неторопливо, а не переться черт знает куда, черт знает за чем. Яга ведь так мне о нашей цели и не поведала. Сначала на потом откладывала, а потом-то и вовсе забыла. Так я до сих пор и не знаю, чем мы Эладовича лечить собираемся. Придём в город – обязательно об этом у Матвея спросим, может что знает. А с другой стороны, может и не стоит постороннего мужика в свои дела посвящать? Хоть и говорила Яга, что он её знакомец, а всё одно, после всего виденного, прямо так с разбегу моя душа кому ни попадя доверять не торопится. Вот, блин, опять впереди у кустика малинового ветка качнулась. Ага, и сучок хрустнул! Но кустик небольшой, много народу не спрячется. Сейчас посмотрим, кто там в игры с нами играется. Я шестом остановил идущих следом за мной священников и, положив руку на рукоять волшебного меча, решительно направился к вздрогнувшему при моём приближении ягоднику.

 Куст еще раз вздрогнул и, осыпая с веток красные ягоды, передо мной как чёрт из табакерки выскочил маленький мужичонка. Он широко улыбнулся, открыв рот с остатками зубов и, отвесив церемонный поклон, приторно– слащавым голоском произнес.

 -О, достопочтенные господа! Разрешите представиться: Велень Судьбоносный, праведный. Чистой воды чародей и проводник судеб, племянник его величества Рока. Велень Судьбоносный– не Судьба, конечно, но всё же и от меня тоже кое-что в этом мире зависит. Могу сделать так, что ваш конь (у нас и коня-то никакого нет), сломает ногу и придётся идти пешком. Судьбу это, быть может, и не изменит, но представьте себе, насколько тяжелее станет ваш путь к цели.

 Эвон как загнул. И что их всех на судьбоносность попёрло? Этот уже второй на мою голову, мне что, меча было мало? Да и праведников мне уже за глаза, вон аж двое позади топают.

 -А вы, господа, кто будете? – Велень широко улыбнулся, обнажив ряд желтых гнилых зубов.

 -Странники, ищущие свет истины на просторах тьмы, – смиренно склонив голову, в свою очередь, ответствовал я, не спеша раскрываться перед столь странным "чародеем".

 -Господа странники, вы обязательно должны взять меня с собой, заботясь о моём ночлеге и пропитании!

 -Мы бедные, очень бедные странники, и сами себе едва находим, чем перекусить. Всё больше молитвами да дуновением ветра питаемся, где уж нам озаботиться нуждами почтенного повелителя судеб! – Ох, и раздражал меня этот мелкий "шарлатанишка"! Но урок этого мира я усвоил: не стоит никого недооценивать, ведь стоящий перед тобой может и на самом деле оказаться рассерженным волшебником или злым демоном (если честно, так по мне разница небольшая). Нет, этот Велень мне совсем не нравился! И хотя опасности от него я не почувствовал, моя правая рука так и застыла на рукояти меча.

 -Нет, вы не поняли. Отказ я не приемлю! Вы просто обязаны взять меня с собой, иначе веление судеб изменится и ваши пути могут безвременно прерваться. Если уж я ниспослан вам небесами, то вы не можете вот так запросто взять и отвергнуть предначертанное! Отныне вы обязаны заботиться обо мне, более чем о животе своем, ибо иначе будет вам горе. Но я и не требую многого: трижды в день пищу простую скоромную, вина толику ясноградского, выдержанного, да спокойного сна в тиши да тёплости. А за энто будет вам счастие и радости премногие!

 -Мужик, отвали! – эту песенку я уже где-то слышал. Копившееся во мне раздражение вырвалось наружу. Но тот, словно и не расслышав моих слов, продолжал увещевать меня и моих спутников, настойчиво предлагая взять его с собой, взамен обещая свою магическую защиту и небесное покровительство. А в противном случае – кары небесные, ниспосланные неведомым недоброжелателем. Всё это он проделывал с настойчивостью и бесцеремонностью цыганок, навязывающих свой затрапезный товар.

 -Я Велень, я Велень, Велень я!– вновь и вновь выкрикивал он своим пронзительным противным голосом.

 -А нам какое дело? – зло одернул его я, намереваясь продолжить свой путь.

 – Я посланец Всевидящего, сама судьба, снизошедшая до простых смертных! – словно не замечая моей враждебности, уверенно продолжал твердить этот странный мужичонка. Человек, воспитанный на православных традициях, наверное, мог бы поверить в то, что посланец Всевышнего может выглядеть таким замухрышкой. Но я, проведший детство и юность в благословенном советском обществе, отметал подобное напрочь. Похоже, такого же мнения придерживались и мои спутники. Ибо отец Иннокентий в данный момент усиленно крестил скакавшего под ногами юродивого, а отец Клементий, которому вчерашняя потасовка очень даже понравилась, старательно пытался достать ушлого малого своим серебреным крестом. По-видимому ,для того, что бы проверить на истинную веру его голову. Но не тут– то было! Мужичонка, не смотря на весь свой неказистый вид, был достаточно вертлявым, чтобы не допустить этого безобразия. Я не знал что делать. Поведение святых отцов мне не нравилось, и чтобы хоть как-то сгладить неловкость, создаваемую их действиями, я решил отвесить мужичку, назвавшемуся Веленем, комплимент. Внимательно оглядев его с ног до головы, я не нашёл ничего лучшего, чем выдать ставшую уже классической фразу:

 -Какие у вас великолепные зубы! Вы их, наверное, чистите пастой "Колгейт?"

 Мужичок как-то сразу сник и, запутавшись в собственных ногах, едва не повалился на дорогу. С этим шарлатаном всё стало ясно. Трудно себе представить исправителя судеб, падающего на землю от упоминания парочки незнакомых слов. Я решил его добить коронной фразой моего телевизора:

 -О, это, наверное, "Дирол" с ксилитом позволяет Вам всегда чувствовать во рту свежесть раннего утра! – Тут я не грешил против истины. У этого чудика в пасти, воистину, должна была быть свежесть раннего утра. Особенно если иметь в виду то утро, когда вы на ночь хорошенько выпили. Я замолчал, посчитав сказанное достаточным, а наш новоявленный "маг", услышав еще парочку незнакомых слов, застыл, словно изваяние, с тоской в глазах переваривая услышанное. И отцу Клементию тут же удалось задуманное. Я услышал смачный удар и радостный крик самого святого отца.

 -Эхма!

 -Дурдом! – подумал я, окинув взглядом оседающего в пыль дороги "чародея". Затем сам, не понимая почему, добил его парой цветистых выражений, вслед за этим сменил гнев на милость и, уже поворачивая за высившийся перед нами небольшой древний курган, заросший плотными рядами лиственных деревьев, крикнул:

 -Эй ты, Велень! – тот с трудом приподнял голову. – Если хочешь, что бы тебя брали с собой, действуй решительнее и не забывай чистить зубы пастой "Колгейт" или, в крайнем случае, жуй "Дирол" с ксилитом! И тогда будет тебе счастие!

 Уже почти повернув, я увидел, как мужичонка радостно закивал головой. Он был нам, кажется, почти благодарен...

 Час спустя в том же месте к кустам малинника выехал рыцарь "без страха и упрека". Закованная в железо, низко склоненная голова рыцаря моталась из стороны в сторону. Полуприкрыв глаза, он почти не замечал куда едет. Его конь со спутанной гривой и впалыми боками неспешно трусил по дороге, выбивая копытами незамысловатую мелодию. Грустные мысли не покидали его бедную головушку. Невидящий взор иногда метался по сторонам, ни на чем конкретно не останавливаясь, затем голова опускалась вновь, предоставляя взору лишь мелькающую под ногами зелень травы. Его терзало жуткое похмелье, случившееся с ним после бутылки выпитого с вечера чудного (как его уверяли продавцы) рома, на самом деле оказавшегося обыкновенной сивухой. Но рыцарь был слишком горд, чтобы признаться, что его просто-напросто надули. И со смирением стоика выжрав бутыль до самого дна, закусил всё это алкогольное безобразие соленым огурцом и целой (невероятно) ,оставшейся с обеда картофелиной. Ночь прошла великолепно, быстро и без сновидений. Зато утро... Впрочем, об этом не будем. Как проходит утро после обильного возлияния, некоторые и сами знают. Одним словом, рыцарь был не в себе. Поэтому и не заметил, как из тех же малиновых кустов, слегка пошатываясь, выбрался всё тот же маленький мужичок, с нагловатой мордой и цыганскими привычками.

 – Я Велень Судьбоносный, праведный, проводник Судьбы! – пропищал он тихо, видимо, еще не оправившись от потрясения, вызванного встречей со мной и моими спутниками.

 -Велень? – лениво отозвался рыцарь. Похоже, не совсем соображая, о чём идет речь.

 -Да, Велень, племянник его величества Рока. Не сама судьба, конечно, но всё же и от меня в этом мире тоже кое-что да зависит! – занудил он свою привычную песенку.

 -Ох! – простонал бедный рыцарь, силясь поднять голову и увидеть того, кто так настойчиво представляется. Когда, наконец, ему это удалось (в смысле голову приподнять), оказалось, что узкая глазная щель находится почему-то сбоку, а перед глазами только чернота сплошной стали. Приглушенно ругнувшись, рыцарь поднял непослушные руки и, ухватившись за забрало, попытался вернуть шлем на прежнее место, но железные рукавицы лишь скользнули по гладкой поверхности и обессилено упали вниз. Железная "кастрюля" сидела мертво. Так и не сумев справиться с возникшим неудобством, рыцарь, хотя и не видел говорившего, всё же, что бы не прослыть невежей, счел за лучшее отрекомендоваться:

 – Ры, ры и-ик царь, медной головы, достойный потомок Вель-спиль, чёрт – биль, Вель-сти-бюргера, Радскнехт.., ой мамочка, моя голова, Георг Ротшильд... Убью, попадись вы мне только, – поминая вчерашних лоточников, совсем не кстати вставил бедный рыцарь, – де Смоктуновский, ох, тот, чей девиз "Мужество, честь и добродетель", поубиваю нафик, приветствует тебя, о славный отпрыск племянника!

 -О, достойный и великий потомок спившегося черта Бюргера, сын почтенной мамочки, Георг, с радостью убивший Ротшильда и Смоктуновского и давший клятву: "Попадись на пути, тот, чей девиз "Мужество, честь и добродетель", поубивать этого нафика, – вновь обратился к рыцарю мелкий пройдоха, безбожно перевирая сказанное. Видимо, соображулка у дорожного проходимца после "крещения", произведенного отцом Клементием, отказала напрочь, и все заикания и запинки рыцаря он интерпретировал по -своему. А может быть, наоборот, его мозги слишком хорошо заработали, и этот противный малый, что бы хоть как-то компенсировать себе недавнее унижение, перевирал всё нарочно. Но рыцарь был слишком озабочен головной болью, пронзающей его тело от каждого новой кочки, попадающейся под копытом его медленно плетущегося коня, что бы протестовать против подобного обращения со своим именем.

 – Прошу тебя, – видя что его самовозвеличивание уже второй раз не имеет успеха, он решил немного изменить тактику, – вступиться за бедного, униженного, обиженного, избитого и ограбленного Веленя. Вы столь достойны и добродетельны, что не сможете отказать в защите и покровительстве беззащитному! – рыцарь не стал спорить, племянник усилил натиск. – Вы же не откажетесь покарать совершивших столь гнусное злодеяние?! – Под копыто лошади попалась небольшая выемка. Всадника тряхнуло, и он непроизвольно кивнул головой.

 -Вы согласны! – обрадовано воскликнул Велень, приноравливаясь как бы поудобнее махнуть на круп лошади.

 -Кто? Я? – рыцарь очумело замотал головой. От этого движения его едва не вывернуло на изнанку, но зато и "кастрюля" вернулась на своё место. Его открывшийся взор коснулся скакавшего рядом мужичка. – Ни за что!

 -Как? – изображая полное недоумение, возмущенно воскликнул Велень. – Вы нарушите свое рыцарское слово?

 -Я? Слово? – рыцарь с трудом приподнял забрало, на его лице отразилось полное недоумение.

 -И Вы еще смеете называться рыцарем! – Велень перешёл в атаку. – Вы только что поклялись всеми Вашими предками оберегать и защищать бедного, маленького Веленя!

 -Я? Когда? Не помню... – На лице рыцаря отразилось искренне недоумение. – Но ежели Вы говорите... – В мозгу повернутого на рыцарской чести Георга даже мысли не возникало, что кто-то может его так нагло обманывать. – Хорошо, я готов защищать Вас.

 -Да– да, и кормить, и давать кров, вы так сами сказали! – поспешно добавил мелкий обманщик.

 -Да? – лицо рыцаря стало еще более несчастным, – что ж, раз я поклялся, значит, так тому и быть. Можете следовать за моим конем.

 -Я устал! – запротестовал Велень, хватаясь за постромки лошади, – я не могу идти пешком! Эти трое демонов в человеческом обличье избили меня до полусмерти, обобрали и едва не зарезали, я сирый и убогий...

 Рыцарь, совсем окосевший от головной боли и беспрестанной болтовни бегающего кругами Веленя, обессилено махнул рукой, приглашая того усаживаться за своей спиной. Он придержал коня, чтобы не заставлять Веленя бежать и устало наклонил голову. Тем временем Роковой племянничек, схватив руками постромки, с удивительным проворством вскарабкался на круп лошади.. Усевшись поудобнее, он улыбнулся своей омерзительной улыбкой и, обнажив десяток полусгнивших зубов, дохнул в направлении ошарашенного подобным хамством рыцаря:

 -Паста "Колгейт ", – заверил он Георга, потом, подумав, добавил: – "Дирол" с ксилитом. Свежесть раннего утра.

 -Бог мой! – ужаснулся бедный рыцарь, во рту которого царило утро не менее раннее, и поспешно тронул поводья, пытаясь поскорее выбраться с этого гибельного места. От их совместного дыхания все живое на расстоянии десятка метров падало в обморок, а пытающиеся напиться лошадиной крови оводы дохли еще на подлете.

 За поворотом открывался вид на живописную долину: широкая гладь, покрытая сетью небольших оврагов, бравших свое начало на многочисленных холмах. Сразу же за склоном начиналась мощенная коричневым камнем дорога. Она была старой, если не сказать древней и совершенно не езженной. Меж каменных блоков обильно проросла высокая, похожая на мелкую осоку трава, а по обочинам валялись многочисленные, почерневшие от времени кости. Дорога, извиваясь подобно ленте, плавно поднималась вверх и терялась среди холмов, поросших чахлым кустарником.

 -Кажется, это и есть долина Ста одного кургана?! – ни к кому конкретно не обращаясь, произнес я.

 -Да уж и впрямь похоже, – отец Клементий почесав макушку, неторопливо перекрестился .– Упокой, Господи, их души!

 -Это что ж за битва должна была здесь состояться, и что за народ смог насыпать подобные курганы? – произнес я, глядя на высоченные холмищи, тут и там разбросанные по долине.

 -Красота-то какая! – вместо ответа отец Иннокентий, восторженно разинув рот, повел вокруг руками.

 А вид был и вправду великолепный! Мы подошли ближе. Холмы, высившиеся впереди, оказались поистине исполинскими. Высокая трава, их покрывающая, в лучах клонящегося к закату солнца, казалась изумрудной. А кустарник, в начале показавшийся мне мелким и чахлым, на самом деле оказался разлапистыми деревьями, разбросанными по поверхности курганов небольшими рощицами. Многочисленные овраги, словно морщины расползавшиеся по склонам, в свете восходящего в зенит солнца казались ярко-оранжевыми, по-видимому, от цвета образующей их глины. А в глубине оврагов и овражков укрытые в благодатной тени журчали небольшие прозрачные ручейки, сливавшиеся у подножья в ручьи, что, в свою очередь, давали начало десятку небольших речек. По берегам этих речушек, петлявших из стороны в сторону наподобие удирающей от преследования змеи, росли приземистые плакучие ивы. Бесчисленное число чаек, подобно белым косынкам, летали над лентами вод. Завидев мелкую рыбёшку, они стремительно пикировали и вновь взмывали вверх. Уже держа в клювах добычу, птицы, медленно кружась, снижались к растущему по берегам рек кустарнику, спеша накормить своих ждущих угощения птенцов. Я и мои спутники безостановочно двигались вперед, с каждой минутой приближаясь к первому из раскинувшихся по долине курганов.

 Небольшая речушка, выбегавшая из, казалось бы, самого нутра земли, бурля потоками кристально-чистых вод, пересекла наш путь. Так и хотелось спуститься вниз, припасть губами к источнику и пить его прохладную влагу до бесконечности. Мы остановились на мосту, и я невольно вгляделся в речные глубины. Прямо под моими ногами, укрывшись в переплетениях изумрудной растительности, стояла здоровенная ,(килограммов на двадцать) ,щука. Стояла совершенно недвижимо, и казалось что многочисленная речная мелочь, плескавшаяся со всех сторон, её абсолютно не интересует. Держась мордой против течения, рыбина лениво открывала и закрывала жабры. Внезапно она метнулась в сторону, и в её пасти забился приличный краснопёрый язь. Заглотив добычу, она вернулась на своё прежнее место и снова застыла в неподвижности, притаившись у самого дна, словно тёмное потонувшее ранней весной бревно. Чуть поодаль, забившись головой под обрывистый берег, шевелил хвостом исполинский сом. Такой огромный, что мне невольно захотелось помечтать: вот я беру давно пылившееся в шкафу подводное ружье, одеваю гидрокостюм, ласты, маску и плыву по этой сказочной речке, вглядываясь в подводный мир и восхищаясь его красотой. И не важно, что моё ружье давно сломано и нет времени заняться его починкой. И не важно, что сегодня я ничего не подстрелю. Мне просто хочется окунуться в этот прекрасный мир, мир нетронутой, непуганой природы... Жаль, что этого никогда не случится. Жаль, что и здесь, в этом прекрасном мире с нетронутой первозданной природой идет война... Эта мысль вывела меня из состояния благостного оцепенения. Я отпрянул от поручней и посмотрел на своих путников. На их лицах было написано такое же благостно-созерцательное выражение. Я сделал, было, шаг к реке, что бы испить водицы, но мой взгляд невольно задержался на приплюснутой фигуре кургана. Вспомнив, откуда берет начало столь поразившая меня своей красотой река, я едва не выругался и, кивнув своим спутникам, поспешил продолжить свой путь. Впечатление от красоты было безнадёжно испорчено.

 Рыцарь был голоден и зол. Мучавшее его похмелье немного отступило, но голова всё еще гудела как башенный колокол. К тому же, после того, как его конь, не вынесший двойного груза, споткнулся, и оба всадника кубарем полетели на землю, двигаться пришлось пешком. Бедная коняга ни в какую не хотела нести на себе ни бедного всадника, ни его гремящие доспехи. Стоило только положить на седло руку, как хитрая лошадка тут же заваливалась на бок. В благородном мозгу Георга Смоктуновского одна за другой выползали недостойные рыцарского звания мысли. Ему то хотелось сбросить свои опостылевшие доспехи и уйти куда глаза глядят, забыв о рыцарском долге и клятве, данной маленькому человечку. То начинало казаться, что стоит только прибить этого Веленя, прикопав где-нибудь в тихом овражке, и половина его проблем сразу рассеется. То вдруг думалось, что всему виной те давешние лоточники, опоившие его испорченным ромом. Но всё это тут же забывалось и рассеивалось, когда его мысли возвращались к трем мирным пилигримам. Стоило ему только представить, как эта троица измывается над бедным сироткою, как его лицо становилось пунцовым от распиравшего изнутри гнева. Мы, мерещившиеся рыцарю дьяволами во плоти, представлялись ему истинными источником всех бед и испытаний, пришедшихся на его долю за последний месяц. Сначала его верный старый конь сдох, объевшись дармового крестьянского овса, по праву вытребованного рыцарем у крестьянина, везшего его на базар. Затем чудный, просто волшебный по всем статьям конь, проданный ему добродушными цыганами, за одну ночь вдруг (не иначе как со злого колдовства) превратился в тощего старого мерина. И в довершении всего (о, боже!) его Друзильда, его преданная, верная Друзильда оказалась вовсе не верной, вероломно принявшей предложение руки и сердца от мрачного бородатого человека, назвавшегося новым властелином запада и востока. Может, и не было у новоиспеченного жениха никаких особых достоинств, но золото, так и сыпавшееся из его карманов да пронзительный взгляд, от которого замирало сердце, заставили замолчать даже самых болтливых. Радскнехт Георг Ротшильд де Смоктуновский напрасно умолял свою возлюбленную вспомнить о былых клятвах! Всё было тщетно! Отвергнутый напрочь, бедный рыцарь облачился в свои старые доспехи и, прикупив для утешения на последние медяки большую бутылку рома, отправился на поиски приключений. Надеясь найти в доблестных поединках на полях сражений если и не успокоение, то быструю и героическую смерть.

 За своими мыслями он и не заметил, как оказался на том самом мосту, где еще совсем недавно стоял я и предавался ностальгическим воспоминаниям. Холодные воды ручья манили его не меньше моего. Его изжарившееся под железными доспехами тело и раскалывающаяся от неимоверного жара и утреннего похмелья голова требовали прохлады. А поскольку он не страдал теми предубеждениями что я, то свернул с дороги, спустился к речному берегу и, осторожно ступая своими железными ботами, вошел в воду. Река была мелкая, с прозрачной ключевой водой и дном, устеленным округлыми камешками. На одном из таких камней он и поскользнулся. Подняв тучу брызг, доблестный рыцарь рухнул в воду. Пытаясь как-то удержаться, он ненароком зацепил руками отдыхавшего в тени берега сома. Рыбина, не привыкшая к такому хамскому обращению, испуганно метнулась вперед, врезалась головой в грудь уже начавшего подниматься рыцаря и, изрядно смяв его доспехи, убралась восвояси. А несчастный Георг, опрокинувшись на спину, словно перевернутый жук, беспомощно распластался на речном дне.

 -Господин рыцарь? Господин рыцарь! – позвал Велень, обеспокоенный долгим отсутствием своего покровителя. Никто не отозвался. Племяш великого Рока приблизился к краю моста и, вглядевшись в реку, ошалел от внезапно нахлынувшего на него ужаса. На дне реки, пуская пузыри, лежал рыцарь и не шевелился. Только его рот, разрываясь в беззвучном крике, всё еще открывался и закрывался, словно у выброшенной на берег рыбы. Перепуганный Велень ринулся к перилам, но, посмотрев вниз, передумал и побежал тем же путем, что тонущий в реке рыцарь. На берегу Судьбоносный замешкался. Перспектива оказаться в проточной воде его не прельщала, но и упускать шанс в виде новоявленного покровителя ему не хотелось. Поколебавшись, он всё же решился и, зажмурив глаза, прыгнул в реку приземлившись в точности на живот тонущего. От удара пятками рыцаря подбросило и согнуло пополам, его голова, облаченная во всё ту же кастрюлю, оказалась на поверхности, а изо рта выплеснулась набранная в легкие водица. Раздавшийся вслед за этим кашель возвестил, что доблестный рыцарь спасен.

 Выбравшийся на берег Велень дрожал от холода, но, пучась от собственного благородства, гордо расправлял плечи и вымученно улыбался. Через пару минут, кряхтя и отплевываясь, туда же выполз и благородный рыцарь. Подобное купание хоть и охладило разгоряченное тело достойного потомка не менее славного Вельстибюрга, но настроение ему отнюдь не прибавило. Больше всего на свете Георгу сейчас хотелось встретить врага и своим двуручным мечом изрубить его на мелкие кусочки!

 Не останавливаясь, мы пересекли долину и вскоре оказались на её окраине, вблизи почерневшего от времени и непогоды приземистого здания с крышей, покрытой полуосыпавшейся черепицей. Прямо за ним виднелся колодезный журавль, стоявший над недавно подновленным деревянным срубом и кривой оглоблей, вытягивавшийся вверх к солнцу. Свисавшая с него цепь обрывалась как раз посередине, ведра не было. Пришлось вынимать из заплечного мешка веревку и, положив большой камень на дно котелка, доставать воду им. Это досадное неудобство с лихвой компенсировалось холодной, чистой и вкуснейшей водицей.

 Пока я возился вокруг колодца, почтенный отец Клементий насобирал сухих веток и довольно шустро развел костер. Весёлые язычки пламени заплясали над сучьями, жадно слизывая мелкие капельки воды, оставшиеся на медной поверхности нашего походного "спецприбора". Медный котелок бабки Матрены служил нам не только для приготовления наваристых шей и каш, но и для заварки ароматного травяного чая. Мы готовили пищу, а в это самое время отец Иннокентий, расположившись в благодатном теньке, падающим от стены дома, закрыв глаза, усиленно бормотал какие-то молитвы. И закончил шептать их лишь тогда, когда взопревший на жаре отец Клементий радостно воскликнул:

 -Готово, рабы божии, прощу к столу! – и, перекрестившись, первым запустил ложку в котелок с наваристой пшённой кашей.

 Неспешно перекусив, а затем, попив чайку с булочками, окунаемыми в свежий пчелиный мед, мы предались послеобеденному отдыху. Точнее, это святые отцы завалились на боковую, что бы часок-другой вздремнуть и завязать жирок. А я, позволив себе лишь присесть в тени орехового куста, остался на страже. Первые полчаса прошли на удивление тихо и спокойно, а на тридцать первой минуте моего сидения до меня донесся смутно знакомый писклявый голос.

 -Это они! – из-за угла здания показался здоровенный рыцарь, ведущий в поводу довольно жалкую лошаденку. За ним, приплясывая от нетерпения, семенил наш недавний знакомец Велень. Он– то и указывал на меня своим грязным, кривым пальцем.

 При виде меня рыцарь опустил забрало и хотел было вспрыгнуть в седло, но еще раз покосившись в мою сторону, передумал. Презрительно хмыкнув, он намотал поводья на ветку ближайшего деревца, и решительно шагнул в мою сторону. Когда до меня оставалось метров восемь, громила остановился, и картинно опершись на эфес поставленного вперёд собой меча, церемонно представился:

 -Рыцарь Медной Головы, достойный потомок Вельстибюрга, Радскнехт Георг Ротшильд де Смоктуновский, тот, чей девиз "Мужество, честь и добродетель" вызывает Вас на бой! Хоть всех вместе, хоть по одному. И извольте встать, когда к Вам обращается благородный рыцарь! – он горделиво вскинул голову, при этом его забрало со скрежетом взлетело вверх, затем с тем же скрежетом шлёпнулось обратно.

 Будить святых отцов мне не хотелось, терять было нечего, и посему я остался сидеть. Но, всё же помня о вежливости и уважении, в свою очередь, решил представиться этому выскочке, причем так, чтобы он от зависти свой язык проглотил.

 -Я приветствую Вас, рыцарь Медная Голова! Я Николай Михайлович Хмара ибн прапорщик Тамбовский, контрактный военнослужащий Российской Армии, владетельный мэр великого города Трехмухинска, почетный донор де ветеран. Тот, чей девиз "Никто кроме нас". Интересуемся, с чего это мы обязаны такой сомнительной чести быть вызванным на бой столь доблестным рыцарем?

 -Хм, мнда, – рыцарь казался ошарашенным. – Пожалуй, Вы можете сидеть, Ваш титул длиннее моего, – он задумчиво покачал головой, не торопясь отвечать на мой вопрос. – "Никто кроме нас" – произнес он приглушенно, – интересно, интересно, какой красивый слог! После моей победы надо будет присоедить его к моему имени.

 -Ну, Вы, батенька, и нахал! – я слегка приподнялся на локте. Во мне начал закипать праведный гнев. – Мало того, что Вы уже делите шкуру, так еще и не ответили на мой вопрос, а это, извините, уже хамство.

 -Покорно прошу принять мои извинения! – сказав это, рыцарь запнулся. – Хотя какие с Вами извинения! С Вами, обижателями сирых и беззащитных, нужно разговаривать только звоном мечей!

 -И кого же мы обидели, не подскажите ли?! – на всякий случай уточнил я, хотя уже догадывался, кто есть этот сирый и беззащитный.

 -Не делайте вид, что Вы забыли столь недостойное деяние. Но хорошо, я напомню! – глаза рыцаря яростно засверкали. – Не далее как сегодня утром Вы, безжалостно набросившись, избили и ограбили добропорядочного, добродушного Веленя. Да как Вы вообще посмели обидеть маленькое и беззащитное существо?

 -Этот-то маленький и безобидный?! – я криво усмехнулся. – Ну-ну, Вы еще увидите сколь это – оно– безобидно.

 -Бей его! – воровато высовываясь из-за коня, подначил Велень.

 -Защищайтесь, сударь! – де Смоктуновский обхватил рукоять меча обоими руками и, нарочито медленно поднимая его вверх, начал приближаться. Да, похоже, сражения не избежать! Я, позёвывая, поднялся и небрежно отряхнув прилипшие к штанам травинки, одним движением выхватив из ножен Перст Судьбоносный, воздел остриём вверх.

 -Что, опять драться? – колдунец сонно зевнул. – Если там разбойники какие или одичавшие землепашцы, так я не буду! Мараться о кровь простолюдина ни-ни.

 -На этот раз тебе повезло! – я ехидно усмехнулся. Теперь ему не отвертеться! – Пред тобой самый настоящий рыцарь, от корней до лба одно сплошное дерево, я имею в виду генеалогическое. Как говорится, аристократ самого высокого пошиба. Так что кровь будет самая что ни наесть голубая! – Я замолчал и повернул единственный глаз меча так, что бы ему было удобнее разглядеть наступающего на нас Георга. Тот уже мысленно шагнув в битву, похоже, ничего не слышал и не видел.