Текст книги "Трава и солнце"

Автор книги: Анатолий Мошковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Одик положил ладонь на стенку.

– Лезь.

Оля повернула к нему голову:

– Ты вправду?

Крепкие руки брата приподняли ее. Сумасшедший!

Оля зацепилась руками за выступ, подтянулась, укрепила в кривой ноздреватой выбоине ступню, пристроила рядом вторую – кажется, ничего, устойчиво – и подала руку. Одик взялся за нее и полез. Она втиснулась всем телом в камень, зажмурив от страха глаза. Ничего, удержала его. Одик очутился рядом. Полезли выше. Впереди она, за ней он. Ее руки быстро выискивали и цеплялись за любую неровность, ноги ощупывали скалу, выбирали упор, и Оля подтягивалась выше. Она всегда легко лазила на деревья, а на эту скалу лезть было не трудней.

Вот только Одика приходилось тянуть. Он сопел, лицо его напрягалось, раздувалось, как резиновый шар, – вот-вот лопнет! Но он лез, только еще сильней пыхтел. Вот и последний метр подъема. Оля закинула за верхний край скалы руки, выпачкала в птичьем помете ладони и поморщилась.

– Ура! – Она подтянулась на руках и встала. – Лезь скорей!

Пальцы Одика легли к ее ногам, появилось его мокрое лицо – даже в волосах блестели капли. Он животом вывалился на площадку и встал. Его коленки были в царапинах. Даже на лбу краснела тоненькая ссадина. Одна штанина раскаталась. Он тяжело дышал, а губы улыбались…

– Виден пароход? – Он вытянул шею.

– Виден, – сказала Оля, хотя ничего, кроме хвоста черного дыма, не видела.

Здесь, на скале, было прекрасно! Хоть понятно теперь, почему городок называется Скалистый. А то ведь ровненький внизу, только выше начинаются горы… Было прохладно, и Оля поежилась. Море отсюда казалось зеленоватым, бесконечным. И все в бликах. И прозрачное до дна – то галька, то гряды водорослей: есть бурые, темно-фиолетовые бороды, есть и зеленые… Впереди, под самой скалой, дна не видно. Ох, наверно, и глубоко там!

– Одька, вот бы мама увидела!

– Визгу бы! – сказал брат.

И ей понравился его снисходительный тон: на этой высоченной скале все казалось немножко иным.

– Был тут кто-нибудь до нас? – спросил Одик.

– Миллион раз! Смотри. – Она показала на окурок, торчащий из щели в камне.

– Верно, – огорчился Одик. – А я думал, здесь есть лишь чаячьи гнезда.

– Полезем назад, – попросила Оля, – мне холодно и надо домой, а то мама, наверно, уже проснулась. – Оля подошла к краю скалы, глянула под ноги, и внутри что-то оборвалось: как они теперь слезут отсюда? Стены круто падали вниз, и совсем не видно было, куда ставить ногу. А как высоко: сорвешься – и насмерть!

– Одя, – спросила она, – как же мы слезем?

– Как влезли, так и слезем, – бодро сказал Одик. Он подошел к краю площадки, и Оля увидела в его глазах испуг. – Ничего, сейчас…

Он встал на коленки, повернулся спиной к берегу и спустил в пропасть ноги. Заболтал ими, но, видно, не мог отыскать надежного упора. Выбрался на площадку, лег на живот и стал оглядывать стенку. Лицо его медленно становилось серым. Он посмотрел на Олю, и губы его скривила странная улыбка:

– Попались в плен… Ничего, вертолетом снимут.

– Ну да, не хватало еще!.. – вспылила Оля.

Голос ее вдруг надломился, и из глаз брызнули слезы.

– Да брось ты… – Одик погладил ее по голове, а у самого губы так и тряслись. – Как-нибудь… Ведь здесь люди ходят… Кто-нибудь поможет…

– Но эти скалы в стороне от пляжа, – проплакала Оля.

– Покричим – услышат. – Он опять улыбнулся ей своими бескровными, сразу посиневшими губами.

– Смотри, мальчишки! – вскрикнула Оля. – Давай их попросим?

– Не надо мальчишек, – сказал Одик. – Лучше взрослых подождем.

И посмотрел на берег.

Глава 6
ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ

По берегу шла гурьба мальчишек. Передний, черный, как африканец, в линялых серых шортах, катил огромную, туго надутую автомобильную камеру и что-то со смехом рассказывал. За ним шагал длинноногий беловолосый мальчишка, тоже в коротких шортах, только синих, с большим рюкзаком за спиной. Один из ребят, в белой безрукавке, нес детское ведерко с кистью. Всего их было человек семь.

– Это они свистнули тебе в ухо, – сказала Оля. – Тот черный, что с колесом… Давай попросим?

– Не смей! – приказал Одик. – Они только посмеются.

– Мальчики! – крикнула Оля, когда они поравнялись со скалой. Одик мгновенно заткнул ей рот потной ладонью. Она стала вырываться. – Мальчики!..

Ребята остановились.

– Ну чего вам? – недовольно спросил кативший камеру.

Одик с ужасом смотрел на них: нет, лучше сидеть на этой скале и умереть с голоду, чем встречаться с ними.

– Помогите нам слезть, – попросила Оля, – мы боимся.

На берегу раздался хохот.

Мальчишка опустил на гальку камеру, сорвал с ног синие кеды и побежал к скале. Второй, крупный, в белой безрукавке, поставил на камни ведерко и бросился за ним. Первый мальчишка, как кошка по стволу дерева, отвесно карабкался вверх, второй – по пятам за ним. Одик лишь видел, как мелькали их руки, хватаясь за выступы. И минуты не прошло, как африканец вскарабкался на скалу.

– Браво, Катран! Утер нос Ильке! – закричали с берега.

«Что за имя?» – подумал Одик и увидел рядом с собой второго, в белой безрукавке, – лоб его почему-то был повязан синей лентой.

– Ух, какой ты толстый! – сказал Катран и покачал головой. – Ну просто пузырь!

Одика бросило в дрожь: они что, сговорились с Олькой?

– А я тебя где-то видел, – продолжал Катран. – Это ты живешь у Краба?

Одик бессмысленно уставился на него.

– Ну, у этого самого… Как его?.. У Карпова, – пояснил Катран.

– Нет, – гордо и независимо промолвила Оля. – Мы живем не у крабов, мы живем у хорошего человека!

Сухое, энергичное, с колющими черными глазами лицо Катрана так и затряслось от смеха.

– Ребята, вы слыхали, что они говорят? – заорал он вниз. – Спускать их после этого с камня или нет?

– Я бы не спускал, – сказал второй, забравшийся сюда, Илька, ржавый от веснушек, большой и плотный, видно, самый старший из ребят.

Одика колотило: вот они, они… Эти самые… Эта банда… Про них и Лиля говорила и Виталик… Они жестокие и бесцеремонные, а Олька позвала их на помощь! Как бы не сбросили еще со скалы…

– Быстрей вы, некогда! – крикнул паренек с рюкзаком.

– Ладно уж, – милостиво сказал Одику с Олей Катран. – Снимай ремень.

Одик стоял как в столбняке и не мог пошевелиться.

– Ну, кому говорят? – Катран даже легонько двинул его в плечо. – Девчонку жаль, а тебя, толстяк, оставить бы здесь на съедение чайкам.

Говоря это, он вытащил из петель своих шортов ремень, привязал его к ремню Ильки, чуть не с силой снял ремень с Одика – его штаны тут же поползли вниз, но он, несмотря на страх, по привычке своевременно натужил живот, чтоб не сползли.

– Как ты живешь с таким пузом? – с любопытством спросил Катран. – Как залез-то сюда?

– А тебе что?

Одик ненавидел и боялся этих ребят.

– Он зато может очень быстро бегать, – сразу вступилась за него Оля. – И еще он очень сильный, а живот может пройти. Он ведь мальчик еще.

– Жди! – захохотал Катран.

Одик не знал, что делать, что сказать.

В это время Катран быстро обвязал Олю ремнем вокруг пояса, и она, глупышка, еще улыбнулась ему.

– Мы тебя будем страховать, – инструктировал ее Катран, – а слезать будешь сама… Ну, живо!

Они с Илькой за руки спустили ее за край скалы и, когда Оля зацепилась ногами за выбоины и полезла вниз, стали потихоньку стравливать ремень.

– А твою тушу выдержит ремень? – со смехом спросил у Одика Илька, когда спустили Олю.

– Н-ннее з-знаю, – выдавил Одик.

Его по-прежнему трясло.

– А кто ж знает? – завопил Илька. – Угробишься – потеря невелика!

«Не надо! Не хочу! – рвалось из Одика. – Я позову взрослых, и они снимут меня!» Он оцепенел и позволил им подтолкнуть себя к краю скалы, перевалить через этот край, и почти в беспамятстве, весь горящий и оглушенный страхом, он полез, хватаясь руками и ногами за выступы и углубления и все время чувствуя натянутый ремень. Уже у самой воды он сорвался с уступа, но ремень спас.

Внизу его приняли руки других мальчишек, и он, обессилевший, поплелся к берегу, где Оля уже надевала сандалии.

Все произошло так внезапно, мальчишки были такие нахальные и быстрые, они так обозвали Георгия Никаноровича, они – конечно же, они! – швырнули тогда в него медузу, а вот сейчас выручили их, и Одик не знал, как вести себя, как держаться с ними.

– Спасибо, ребята, – сказала Оля, – за меня и за Одика…

– А кто это? – раздалось сверху, со скалы, где оставались Катран с Илькой.

– Он. – Оля ткнула пальцем в Одика, но никто уже не обращал на них внимания.

Катран вдруг скинул линялые шорты, сбросил рубашку, и оказалось, что он стройный, мускулистый и весь черный. Ну прямо как грач. На нем были тугие синие плавки. Сунув Ильке одежду, он подошел к краю скалы и прыгнул.

Оля от страха ойкнула. Катран летел на фоне белых тучек – руки вперед, упругий, легкий – и, как заостренный прутик, аккуратно вошел в воду. Цок! И стремительным кролем ринулся к берегу. И никто, никто, кроме Оли с Одиком, кажется, и не смотрел, как он нырял.

Илька с одеждой Катрана в зубах быстро слез со скалы. Катран, выйдя из воды, отряхнулся, как собака, но одеваться не стал. Он взял одежду под мышку, поднял с гальки камеру и обернулся к Одику:

– Еще не попались в его клешни?

– Какие клешни?

– Крабьи!

Одик покосился на Олю. Он не должен сплоховать перед ней.

– Как вам не стыдно! – крикнул он, дрожа от возбуждения и собственной отваги. – Вы же не знаете, не знаете его, если так говорите!

– Он добрый и культурный, – тут же помогла ему Оля. – И скажите, пожалуйста, куда вы катите это колесо? И зачем это краска в ведерке?

Уже разглядела! И вообще, если бы не она, они сидели бы еще на скале.

– Секрет, – многозначительно сказал Катран, – операция «А»… Поняла? Или, может, твой тучный, повышенной жирности брат понял?

Сказал он это так, что Одик не обиделся. А даже улыбнулся. И вообще он почувствовал, что Катран не очень вредный, хотя и грубый и, конечно, совершенно бесцеремонный. В их классе тоже были такие – Лешка Семенов и Боря Левашов. Они тоже не выбирали слов, но были куда зловредней Катрана: считали себя богами, а Одика – за получеловека, поколачивали, мешали дружить с другими ребятами; и Одик плюнул на все: и без них обойдется!..

– Ну, вы идете или нет? – крикнул высокий белоголовый паренек с рюкзаком – его звали Мишей – и, не дожидаясь остальных, зашагал вперед.

И тут сестра буквально поразила Одика.

– А нам можно? – спросила вдруг она. – Ну, пожалуйста, ребята.

Да что она, рехнулась?

– Нельзя! – отрезал Илька. – На кой вы нам сдались? Скажите спасибо, что с камня сняли.

– А я уже сказала вам спасибо, – ответила Оля.

– А я не слышал! – с хохотом крикнул Илька. – Говори, чтобы все услышали, ну?

Оля чуть надулась.

– Говори, а то салазки загну!

Ну чего он прицепился! И почему у него на лбу эта лента? Ведь только у него.

– Отстань от нее! – сказал Катран, и вдруг в его черных колющих глазах сверкнула какая-то догадка. – Хлопцы, давайте прихватим их… Покажем настоящих героев Скалистого!

Мальчишки засмеялись.

– Ну вот еще, – мрачно осклабился Илька. – А у мамочки они отпросились?

– Беру их под свою ответственность, – заявил Катран.

Одик с тревогой посмотрел на Олю. И что она так рвется за ними? Глупышка, еще ведь неизвестно, что они задумали.

– Идемте, – сказал Катран, – не пожалеете! Век проживете, а такого не увидите! Я, Жорка, беру вас с собой, а Жорка слов на ветер не бросает.

– Ну и хвастун, ну и трепло! – сказал Миша.

– А вы кто – Жора или Катран? – осторожно спросила Оля, идя следом за ними.

– Зови, как нравится, – разрешил мальчишка.

– Мне больше нравится Катран, – сказала Оля. – Только что это такое?

– Акула! Понятно? – ответил Илька. – Ты идешь с черноморской акулой… Откроет зубастую пасть – ам! – и сожрала… Уматывай лучше домой с этим толстяком.

Одика передернуло всего, так обидно и зло говорил Илька.

– Но-но! – пригрозил ему Катран. – Боишься опозориться при даме и лишних свидетелях? Идемте, вы увидите грандиозный позор этого человека!

Катран ловко катил перед собой камеру: толкал ее, и она двигалась сама по себе, потом догонял и снова с силой толкал.

– А вы далеко идете? – снова открыл рот Одик.

– Да нет, рядом. – Катран выкинул руку. – На Дельфина. Видишь? Не дрейфь…

Впереди, километрах в двух от них, в море врезался темно-бурый мыс. Сверху он был покрыт зеленью – не то лес, не то кустарник, а снизу был обрывист и гол. И не надо было спрашивать, почему он так называется: кончик его был точь-в-точь как дельфиний клюв, а сама гора удивительно напоминала игравшего в волнах дельфина, изогнутого в прыжке.

Ребята тем временем сильно обогнали Одика. «Надо отстать, – решил он, – нечего нам тащиться за ними…» Но впереди, рядом с Катраном, проворно бежала Оля, и Одик ринулся вдогонку.

Вокруг уже было много загоравших, и приходилось все время обходить их. Впрочем, Катран то и дело дурачился, перепрыгивал через их ноги и спины, и при этом не переставал катить камеру.

Одик иногда отставал от них, чтобы люди не подумали, что он из их компании.

Внезапно шедший впереди Миша остановился, обернулся к ребятам и тихо сказал:

– Вон Федор Михайлович… Чтобы ни слова ему об этом!

– Понятно, – подтвердил за всех Катран.

Миша двинулся вперед, прошел метров сорок – Одик зорко следил за ним – и присел возле одного пляжника Странно, то все торопился, подгонял, а то расселся.

Катран тоже остановил камеру, пригладил непросохшие черные волосы и как-то весь приосанился. Потом опустился на камеру и уставился на этого человека.

Он был в старомодных плавках с тесемкой на боку и чем-то поразительно напомнил Одику отца: лысоват, лобаст, не худ. И даже ямочка на подбородке! Как-то странно и тревожно было смотреть на него… Может, он родной брат отца? Но Одик знал, что братьев у отца нет, есть две сестры.

Этот человек был только постарше отца – с седыми висками и очень сильным телом.

– Что так рано поднялись? – спросил он. – Поесть хоть успели?

– Мы-то с Мишей и Толяном – да, – сказал Катран, – а за Ваську не ручаюсь: он у нас произошел не от обезьяны.

– А от кого же? – вдруг пискнула Оля, и Одик вобрал голову в плечи.

– От черепахи, – сказал Катран, и все расхохотались.

А один мальчишка – конечно же, это и был Вася, круглолицый, ушастый, как горшок с ручками, – мгновенно покраснел. Подтянулись остальные ребята и тоже расселись: один поближе, другой подальше от Федора Михайловича – видно, от степени знакомства с ним.

– Вся команда в сборе. – Он глянул на синюю Илькину ленту. – Опять на Дельфиний? Надоело жить с целыми шеями и неполоманными ногами?

– Что вы! – сказал Катран и небрежно бросил: – Приходится, Ильку выводим в герои, а то совсем сна лишился… Вот увидите, и месяца не пройдет, как он проберется на мыс.

– Слушайте его больше! – крикнул Илька и подскочил с земли. – Сегодня же проберусь!

– Ого как быстро! – сказал Федор Михайлович. – У вас, я вижу, открылись краткосрочные курсы по героизму? До какого возраста туда принимают?

Катран показал все свои белые зубы.

– Без ограничения! – Потом оглянулся на Одика с Олей и неожиданно тихим, очень серьезным голосом спросил: – Как же вы теперь будете?

– Ты что имеешь в виду? – спросил Федор Михайлович.

Катран на миг замялся.

– Ну, если они… эти самые… и вправду сделают то, что обещают? Ведь могут же?

Федор Михайлович подобрал под себя не по годам крепкие, мускулистые ноги, присел по-турецки и улыбнулся.

– Почему ж не могут? Такие все могут.

– А вы так и будете ждать?

– А я не жду. И не думаю о них.

– Нельзя так… Попросили бы милиционера для охраны.

Федор Михайлович засмеялся.

– Что ты, Жора. Откуда в отделении лишние милиционеры? И я думаю, это пустые угрозы.

Все немножко помолчали.

«О чем это они? – забеспокоился Одик и почесал голову. – Что за угроза? Почему и кому нужна охрана?»

– Что это вы в такую рань сегодня? – прервал молчание Миша.

– В десять надо быть в школе, – сказал Федор Михайлович, – у меня ведь каникулы еще не начались.

«Учитель! Конечно, он учитель!» – догадался Одик.

– Жаль, – произнес Миша, – снова бы сходить с вами в ту крепость к таврам, где был храм Девы, которой они приносили в жертву пленных греков, потерпевших кораблекрушение…

– Подождите. Вот освобожусь…

Ничего понять из этого разговора Одик не мог. Ну решительно ничего! И вот что еще слегка тревожило его: ребята вроде бы по-свойски разговаривали с учителем, улыбались и в то же время по приказу Миши что-то тщательно скрывали от него… Что?

Миша встал, встряхнул рюкзаком – в нем что-то громко звякнуло – и сказал:

– Ну мы пойдем, а то сегодня много дел.

– С Илькой хлопот не оберешься, – добавил Катран.

– Пустобрех! – Илька под смех ребят замахнулся на Катрана, и тот отскочил.

– Ну идите, идите отсюда, – заторопил их Федор Михайлович. – Пляж – общественное место, а хотите расквасить друг другу носы – катитесь на свой мыс…

Все повскакали с мест. Федор Михайлович тоже встал и, сказав: «Ну, последний раз – и домой», пошел к морю. Одик посмотрел ему вслед и увидел на спине, чуть левей позвоночника, два глубоких розовых рубца; кожа на них не загорела, и они так и бросались в глаза.

Катран поднял камеру, и мальчишки двинулись дальше.

– А что это у него на спине? – спросил Одик, догнав Мишу.

Миша повернул к нему острые синие глаза.

– Может, слышал: на свете была война? – холодно спросил он, не сбавляя хода.

– Слышал.

– Молодец, поздравляю… Так вот, от нее… Командиром танка был. – Последние слова он произнес уже не глядя на Одика, а вперед, в сторону мыса. И не так презрительно.

Скоро путь им преградил серый бетонный забор со следами тщательно заделанных проломов в нескольких местах.

– Что за олухи отгородили пляж? – сказал Одик, нарочно сказал погрубее, чтобы не думали, что он такого уж нежного воспитания.

– У своего Краба спроси! – Катран сплюнул сквозь зубы. – Его владения! А там, где ты живешь, – филиал! Никто из директоров не пошел на это, а он… Ломали мы, ломали все его ограды, пока бетон не воздвиг! – И совсем спокойно кончил: – Как пойдем – водой или парком?

– Парком, – отозвался Миша.

Глава 7
ОПЕРАЦИЯ «А»

Они отогнули «секретный» кусок бетона, державшийся на металлических прутьях, аккуратно приладили его на старое место, пронеслись через тенистый благоухающий парк и минут через двадцать подошли к пустынной бухте у самого Дельфиньего мыса.

Здесь не было ни дач среди фруктовых деревьев и благоухающих цветов, ни аккуратных курортных пальм с веерами толстых лакированных листьев. На выжженом пустыре одиноко торчали тощие кривые деревца, густо росли высокий пыльный репейник и лебеда. Да стоял полуразрушенный каменный сарай. А у моря – галька и валуны. И совсем рядом, прямо-таки над головой, нависало старое, темное, все в трещинах, морщинах и складках громадное усталое тело горы, кончавшейся мысом. Ничем эта гора вблизи не напоминала весело играющего на волнах дельфина.

Все выше поднималось солнце. Все отвесней падали его лучи.

Странная тишина, знойная, чуткая и настороженная, лежала над берегом и серо-голубой бухтой, неподвижной и молчаливой. Только от кончика мыса доносился мерный невнятный рокот.

Все злее жгло солнце.

Одик глянул на Олю и вдруг спохватился. Скинув рубаху, обмотал ею голову сестры в виде тюрбана. Оля не возражала, лишь перемотала по-своему – так было красивей. Ее сейчас нельзя было узнать: притихла, посерьезнела, точно прислушивалась к чему-то.

– Буек не сорвало? – Миша подошел к самой воде и посмотрел на бухту.

– На месте, – сказал Катран.

Но Миша точно не поверил ему. Он еще несколько минут стоял у воды и вглядывался в гладь бухты. Он держался очень прямо, и этому не мешал даже большущий и, очевидно, тяжелый рюкзак за его плечами. Во всей его фигуре, в том, как он стоял и смотрел, в каждом повороте головы и в каждом слове чувствовалась независимость и даже немножко – самоуверенность.

Наконец он отошел от воды, точными движениями освободил плечи от лямок рюкзака, опустил его на гальку, и все, словно был дан сигнал, стали раздеваться. Миша привстал на одно колено и принялся потрошить рюкзак – вынул две пары рубчатых ластов с двумя масками для подводного плавания, трубки для дыхания, тоненький ломик и саперную лопатку.

– Ну, кто в первую очередь? – спросил Миша.

– Я! – закричал Илька.

– Я, – сказал Катран.

– Я, – проговорил Толян; он был плотный, коренастый и почти всю дорогу молчал.

– Ты, Илья, пойдешь во вторую, – распорядился Миша.

– Набирайся на берегу храбрости! – засмеялся Катран. – А то на мысу подкачаешь… Дама здесь!

– Заткнись, черномазый, – ругнулся Илька, – а то сейчас нос белилами вымажу! – и уже схватился за кисть, торчавшую из ведерка.

– В первую очередь пойдет Катран с Толяном, – спокойно повторил Миша, прилаживая к камере брезент, и Одик вдруг понял: ведь это же плотик, великолепный плотик!

Миша спустил плотик на воду и положил на брезент ломик, лопатку и большой камень. И, подталкивая его на глубину, пошел за ним. Катран с Толяном, уже в масках, с дыхательными трубками, с ластами на ногах, зашлепали следом. На какое-то мгновение Катран приподнял маску и сверкнул белизной зубов.

– Не тоскуйте! – крикнул он Одику с Олей. – Главное – впереди!

– Хорошо, – откликнулся Одик. – Мы не уйдем!

И сердце его тревожно екнуло: что-то новое, что-то важное и неведомое было в самом воздухе этого отдаленного берега, этой оцепеневшей, точно заколдованной бухты с круглым плотиком и мальчишками в масках…

Посередине плотика лежал Миша и быстро греб обеими руками, а по сторонам, придерживаясь за плотик, плыли Катран с Толяном. Метрах в двадцати от берега плотик остановился. Катран с лопаткой в руках оторвался от него и, сильно плеснув водой, нырнул. Давно успокоилось над ним море, а он все не появлялся на поверхности.

Одик переступал с ноги на ногу. И не отрывал от плотика глаз. Плотик лежал неподвижно. Ребята на нем словно замерли.

– Он не утонул? – тихо спросила Оля.

– Акулы не тонут! – сказал Илька. – А такие хищники, как Катран, в особенности… Ему б ставридки побольше на зуб, а глотка у него – во!

«Похоже, он завидует ему. Из-за чего?»

– Он у нас чемпион по нырянию, – заметил Костя, юркий и остроносый. Он, как и все мальчишки, сидел в плавках на горячей гальке. – Никто так долго не может находиться под водой. Даже Миша столько не выдерживает.

– Легкие натренировал? – спросил Одик.

– Наверно… Он к тому же из рыбаков… Все у них в роду рыбачат.

– А что вы здесь все-таки ищете?

– Тебе разве не сказали? Операция «А»! – засмеялся Вася, тот самый, который, по уверению Катрана, произошел от черепахи, и голова его показалась еще круглей, а щеки улыбчивей и добрее.

В нем Одик сразу почувствовал что-то родственное себе, и уже не казалось, что они с сестрой такие лишние и чужие среди этих ребят.

В это время из воды возле плотика высунулся кончик трубки, из нее, как из насоса, вылетел сверкающий фонтанчик воды, плотик резко качнула волна, и Катран опять ушел ко дну.

– А ну, огольцы, по домам! – приказал Илька. – Нечего вам торчать здесь!

– Не уйдем, – сказал Одик.

Он уже понял, что нет силы, которая прогнала бы его сейчас отсюда. Одно только пугало и мучило его: как же теперь быть с Карповым? Еще час назад он так уважал Георгия Никаноровича, можно сказать, преклонялся перед ним, а как же теперь? Зачем, правда, он отгородил кусок моря этим забором? И мальчишки что-то еще знают про него – не стали бы так смеяться… Как теперь держаться с ним?

Часа два еще, наверно, ныряли ребята, сменяясь. Нырял и Миша, натянув на плотике маску и ласты, взяв с собой камень. Потом, когда его позвали, к ним поплыл Илька. Он тоже, оказывается, неплохо нырял.

Затем плотик двинулся к берегу, туда, где, отвесно возвышаясь, темнела гора, кончавшаяся крутым Дельфиньим мысом.

С плотика вдруг раздался громкий спор и даже брань: Катран ругался с Мишей.

Что это они? Не поделили что-нибудь? Ведь Миша все время был таким спокойным, деловым, он и голоса-то ни разу не повысил.

– Я против! – крикнул Миша уже у самого берега. – Ты этим все напортишь! Сколько тебе надо говорить?

– Значит, все так оставить, да?

– Ну хорошо, потом договорим. – Миша отвернулся. – Ты какая-то стихия, ты вулкан, землетрясение, чума, а не человек… Думаешь, в этом храбрость? Ты все для себя делаешь, натворишь всего, а потом другим расхлебывать…

– Будь уверен, все пройдет чисто. У меня уже и план разработан. – Одик вдруг уловил на себе быстрый взгляд Катрана. – Только не надо трусить…

– Все равно я против, – холодно сказал Миша, – и ты этого делать не будешь.

– Ну, это мы еще посмотрим! – с вызовом крикнул Катран и стукнул кулаком в свою гулкую черную грудь.

Плотик ткнулся в берег, Миша спрыгнул на гальку, намотал на руку длинную веревку и повел плотик с Катраном к мысу. Одик отчетливо видел на фоне моря его высокую узкую фигуру, неширокие крепкие плечи и тонкую шею с аккуратно подстриженными на затылке волосами.

За Мишей шли Толян с Костей и Вася с Илькой.

Одик с Олей пристроились к концу цепочки. Илька, все с той же лентой на лбу, нес ведерко с кистью.

– Давай ведерко! – крикнул Катран.

– Зачем? – огрызнулся Илька. – Сам донесу.

– Отдай, – негромко сказал Миша.

Илька выругался, и ведерко по цепочке перешло к Катрану, шедшему впереди.

– Ну, теперь ты пропал! – Крикнул Катран. – Не отступишь назад… Мосты за тобой сожжены!

И взял дужку ведерка в зубы.

– Захлопнись! – бросил Илька.

Скоро полоска гальки кончилась, и вверх полезла едва заметная тропка – с камня на уступ, с уступа на выбоину. У Одика то и дело подворачивались ноги, одной рукой он придерживал Олю, второй касался бугроватой стены. Перед ними, сопя и потея, ковылял и неуклюже прыгал с камня на камень Вася. От стены, нависшей над ними, веяло прохладой и дикостью.

Остальные ребята, видно, давно привыкли к этой тропке и сильно оторвались от них. Особенно быстро двигались Катран с Толяном и Миша.

Из-под ног Одика вывернулся камешек и полетел вниз. Одик вскрикнул и притиснулся к стенке. Камешек звучно врезался в воду. Одик скосил глаза на расходящиеся круги, и сердце его сдавило: вода была темная, и от высоты слегка мутило.

Как высоко они поднялись!

Тропа больше не лезла вверх, а шла горизонтально.

– Стойте, – сказал Вася.

– А дальше нельзя? – подала голос Оля, руку которой не выпускал из своей потной руки Одик.

– Не видишь, какая пошла дорога?

И в самом деле, дороги впереди не было, не во что было упереть ноги, а мальчишки продолжали двигаться. Но вот перед ними встала почти отвесная голая стена. Все, кроме Катрана, остановились, а он почти не замедлил шага и непонятно как двигался по этой стене, серой и мощной, с едва заметными бугорками. Потом пошел медленней и почти прижался грудью к стене. Его ноги выбирали малейшие выступы и щербатины в литом камне и цеплялись за них пальцами. В зубах его со скрипом покачивалось ведерко с кистью. Метрах в десяти под ним было море – густое и черное, как деготь. Потом даже малейшие бугорки и углубления на пути Катрана исчезли. Впереди была гладкая, стесанная ветром и временем стена. Но и теперь Катран каким-то образом двигался вперед… Вот-вот сорвется!

Одик оцепенел и крепче ухватился за камень.

Внезапно Катран скрылся из виду – самого мыса отсюда не было видно.

– Давай! – донесся издали его голос, и по стене так же ловко и сноровисто полез Толян, за ним Костя: он тоже, оказывается, смельчак!

– Теперь ты. – Миша повернулся к Ильке. – Иди – я буду корректировать…

– Я в этом не нуждаюсь, – резко ответил Илька.

Вот откуда-то из-за скалы Костя крикнул, что и он благополучно прошел. И тогда Илька двинулся вперед.

– И ты полезешь туда? – шепотом спросил Одик у Васи.

– Куда мне! Из всех нас только четверо туда добираются… Знаешь, как страшно? Я даже пробовать боюсь.

– А зачем туда? – спросил Одик. – Что они там делают?

– Не знаю, – сказал Вася. – Там Дельфиний мыс, – мы его зовем еще мысом Мужества, и я не знаю, как там… Год назад Катран с лодки увидел на нем пещеру и рассказал Мише. Вот они и нашли эту дорогу. В пещере лежали полуистлевший бушлат, бескозырка и матросские ботинки, очень старые, заплесневевшие. И больше ничего. Ни бумажки в кармане, ни документов. Лишь на стене процарапаны три буквы: «В», точка и еще две – «К» и «А»… Инициалы, что ли? Попробуй, догадайся. Наверно, с войны осталось. На ленте бескозырки было написано «Мужественный» – видно, корабль такой был, морской охотник или эсминец. Мы отнесли все в музей, думали, узнаем что-нибудь. Так в музее спрятали в какой-то шкаф, и все.

– А чье это было? – спросила Оля.

– Я ведь сказал, что никто ничего не знает. Покрыто мраком неизвестности. Говорят, там внизу есть подводный грот.

– Нет, это правда? – ахнула Оля. – Я хочу туда…

– Дуреха! – ласково сказал Вася. – Туда ниоткуда попасть нельзя.

– Какой же ты мальчишка? – Оля презрительно отвернулась от него. – Они ходят, а ты…

– У меня голова слабая – кружится, – признался Вася. – Ну ничего не могу поделать. Внизу там всегда волны и прибой… Сейчас в бухте тихо, а смотрите, какой у мыса ветер и волнение! И так, говорят, всегда было, даже две тысячи лет назад, когда у нас появились колонии древних греков, и, кажется, у этого мыса разбилось на камнях античное судно и затонуло…

Миша гневно обернулся к нему. Вася прикусил язык.

«Не с этим ли связана их операция «А»?» – внезапно подумал Одик.

…Илька шел по стене все медленней, потом припал ухом к камню, точно прослушивал гору, и его вытянутые руки, казалось, были прибиты к стене гвоздями.

– Не смотри в воду! – крикнул Миша. – Отдохни и дальше. Смотри только на стену!

Илька не отвечал и не двигался.

– Ты что, заснул? – напряженно спросил Миша. – Ты можешь ответить?

– Чего ж он полез, если боится? – шепотом спросил у Васи Одик.

– Хотел пятым быть и написать на скале свои инициалы – это у нас как посвящение…

Одик больше не слышал Васю. Он смотрел на скалу с распятым Илькой. Тот по-прежнему был неподвижен.

– Иди назад! – четким голосом приказал Миша. – А если не можешь, прыгай в воду!

Оля вдруг крепко стиснула руку Одика, и он почувствовал, что всю ее бьет озноб.

– Спокойно, – прерывистым голосом шепнул Одик и на мгновение закрыл глаза.

Когда он разжал их, Илька осторожно пятился назад. И кажется, прошел целый век, когда все так же с распростертыми на скале руками, точно обнимал ее в последнем усилье, Илька добрался до безопасной площадки. Его лицо было в крупных каплях и – как бумага. Губы мелко тряслись. Он ни на кого не смотрел.

– Почти порядок, Илюша, – сказал вдруг Миша, и сказал не своим обычным холодноватым голосом, а мягко. – Еще неделька – и одолеешь. Уверен. Краска будет ждать тебя на мысу… Ну, я пошел.

С тонкой веревкой в зубах Миша быстро полез вверх, распластался, как и Катран, по стене и – высокий, в маленьких красных плавках – плашмя стал быстро переставлять по скале ноги. За ним на веревке тащился плотик. Через несколько секунд Миша исчез за поворотом, спрятался и плотик, и где-то там, за мощно выпирающим боком гигантской горы Дельфин, послышались заглушенные ветром и клекотом волн голоса ребят.