Текст книги "Клад отца Иоанна"
Автор книги: Анатолий Лимонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
* * *
Мы вернулись в лагерь уже после полудня. Там все было готово к торжественному построению. «Зернышки» второй смены упаковали все свои вещи и аккуратно сложили их около автобуса, на котором прибыли ребята из третьего отряда. Людмила Степановна и отец Григорий водили учителя из новой смены по лагерю и знакомили с бытом православных волонтеров. А ребятня с гордостью показывала новеньким итоги своей двухнедельной работы. А мы с Пашей, увидев залитый солнцем Преображенский храм, окруженный строительными лесами, подумали о том, каким же величественным и благолепным станет он, когда возродится, когда сокровища батюшки Иоанна вновь придут в свои стены, когда засияют его позолоченные купола, когда по округе разольется дивная мелодия его колоколов! Мы невольно залюбовались храмом, мечтая о тех временах, когда сможем зайти сюда на службу к отцу Григорию, увидеть клад отца Иоанна вновь служащим людям и радующим их своим великолепием, заметить среди молящихся прихожан и усталую фигуру дяди Миши, и крутые плечи дяди Семена, и пышную седую бороду дедушки Семы, и смуглое лицо шустрого Петьки, который, наверняка, будет алтарником... Да, ребята, мы с Пашкой, я в этом уверен, думали тогда об одном и том же! Только вот меня еще вдруг посетила одна дерзкая мысль (эх, хорошо бы и Пашку тоже!): «Здорово было бы, если б нас тут и обвенчали!» Но дальше этого моя неуемная фантазия не пошла, так как «зернышки» нас заметили, и все пришло в движение!
Потом было построение. Подняли флаг. С речами выступили учителя, отец Григорий, представитель местной сельской администрации, от лица «зерен» слово предоставили старосте смены. Мы подвели итоги, новички наметили фронт новых работ и заверили нас, что тоже добьются хороших результатов. Затем настало время общего обеда, после которого начались другие торжественные мероприятия. Из Никольского прибыла группа местных самобытных артистов, чтобы дать нам небольшой концерт (надо признать, что пели и плясали они очень даже неплохо!). После него должен был состояться футбольный матч между местными и городскими пацанами, еще какие-то шумные и подвижные игры на лугу и купание в озере. Автобус с «зернышками» из второй смены должен был отправиться домой лишь вечером. А мне, к сожалению, уже надо было дуть на вокзал, чтобы успеть на дневную электричку. Поэтому я, взяв свою дорожную сумку, тепло распрощался с Людмилой Степановной, с Виктором Сергеевичем (новым командиром «зерен») и с батюшкой Григорием (у которого взял благословение в дорогу). Потом настал черед ребятни. Каждый из пацанов счел за честь пожать мне руку и приложиться хоть на миг к моей литой груди, а девчонок так и тянуло чмокнуть Жорку в пухленькую и румяную щечку! И как пелось в одной очень старой песенке: «Я от чуткости такой потерял покой!» Староста стояла рядом и глядела на это мое трогательное расставание с «зернышками». Она тихонько посмеивалась, а глаза ее светились нескрываемой гордостью. Но за кого? За меня или за ее юных товарищей и подопечных? Или за всех сразу? Вы сможете ответить на это, ребята? Я вот тогда затруднился... Наконец, я освободился от ласк и объятий и запрыгнул на подводу с душистым сеном. Место возницы заняла Прасковья, так как Петька больше любил футбол, чем девчонку, и посему остался в лагере, ибо местные считали его лучшим вратарем во всей округе. Чем завершился тот товарищеский матч, мне неведомо, потому что Зоська лихо взяла с места, и лагерь стал стремительно удаляться. «Зернышки» долго махали нам вслед, а некоторые еще и бежали до самой околицы села. Когда последний дом скрылся за лесом, я понял, что моя эпопея на Мещерской земле завершилась. Конечно же, было грустно расставаться и с лагерем, и с его обитателями, и даже с Зоськой (эх, пробыть бы тут все лето!), но я возвращался домой с чувством выполненного долга. Надеюсь, поработал я неплохо, не подвел Пашку, возлагавшую на меня большие надежды, даже отыскал клад отца Иоанна! И как было замечательно, что именно нам с Прасковьей удалось полностью раскрыть тайну церковных сокровищ и выступить в роли ангелочков, принесших благую весть дедушке Семе о наступлении добрых времен, когда он сможет передать людям доверенные ему на хранение ценности, чтобы спокойно «почить в Бозе», выполнив долг христианина и данное отцу Иоанну обещание до конца! Все было очень хорошо, только вот тоска от предстоящего (уже такого скорого!) расставания с Пашкой сильно бередила мою душу. Но я привык не отчаиваться и поэтому наслаждался последними минутами нашего совместного пребывания. Ведь мы опять были вместе: я, она и природа! А нам ведь всегда было так хорошо, радостно и интересно познавать друг друга, делая новые волнительные открытия...
Уже на подъезде к станции нас нагнал темно-зеленый УАЗ с темными окнами. Когда машина проходила мимо, я взглянул на нее и невольно ощутил на себе чей-то тяжелый взгляд, проникающий даже сквозь черноту стекла. Колючий холодок вмиг разлился по моей груди. Зоська, как бы тоже почуяв неладное, вздрогнула и отпрянула к обочине. Тот, кто сидел во внедорожнике, прекрасно видел меня, а я вот его, к сожалению, нет. Мне открылась лишь чья-то рука с золотым перстнем-печаткой, нервно подрагивающая на баранке. Кто же сидел в джипе, в его затененном салоне? Брат Феодор? Или же просто любопытный сельчанин, случайно встретивший нас на пустынной дороге? Может, это катил на станцию Никольский фермер Виталий Иванович Самородков, который часто, как говорил отец Григорий, «помогал деньжатами восстанавливать храмы»?
А может, просто это все мне показалось от жары, волнения и от того, что в последние дни я стал слишком осторожным и подозрительным? А что поделаешь, пока один из главных и коварных бандитов, оборотень Феодор, все еще разгуливал на свободе, есть основания для волнений! Пашка, правда, не обратила на УАЗ никакого внимания, и я с тревогой подумал: «Девчонка ведет себя беспечно и надеется лишь на милость Божью и Покров Пресвятой Богородицы. Конечно же, без промысла Господня и волос с головы не упадет... Но все же: ведь она поедет обратно совсем одна, и в пути может приключиться все, что угодно... Коварный Феодор еще может поквитаться с нами за разгром его шайки и потерю (хоть и мнимых) ценностей...» УАЗик урча мотором проследовал дальше и вскоре совсем скрылся за поворотом. Зоська успокоилась и вышла на дорогу. Утешился и я: «Что это я стал так боязлив, маловерный! Ведь Господь с нами, и что нам сделает злой человек?! Да будет воля Твоя, Господи! Спаси и сохрани нас! Аминь!»
– Жор, ты чего такой грустный? – спросила Пашка, мягко похлопывая вожжами по крупу кобылы.
– Чтобы никто не видел, какой я веселый! – пошутил я, натянуто улыбаясь, и добавил: – Очень не люблю прощаться... Приезжать гораздо лучше, чем уезжать!
– Я тоже так думаю! – согласилась Прасковья и вздохнула, но тут же весело добавила: – А ты сильно не грусти. Вот увидишь, мы обязательно скоро встретимся вновь! У меня почему-то появилось такое ощущение...
– Дай-то Бог! – согласился я. – Здорово здесь у вас все было! Я даже и не ожидал, что так сильно привяжусь ко всему этому.
Время, к большому сожалению, было к нам сурово и неумолимо. Едва мы подкатили к вокзалу, как уже объявили о прибытии моей электрички. Однако я успел все же сбегать за билетом и купить гостинцы моим милым дамам: большое мороженое Паше и крупный маковый батон Зосе. Но тут подошел поезд, а с ним пришла и горестная минута расставания... Пашка взяла меня за руку, и мы двинулись к вагону. Зоська, с удовольствием жуя вкусное угощение, помахала мне головой вослед и как-то шумно и грустно вздохнула. Большие часы на фасаде вокзального здания показывали 14:02. До отправления поезда оставалось всего три минуты! Прощаясь с Пашкой, я пообещал ей стараться делать все возможное и невозможное, чтобы отыскивать пути для нашей очередной встречи. Девчонка ответила мне тем же. Потом мы съели (поделив пополам) чудом оставшийся у меня шоколадный батончик «Пикник», а когда поезд прогудел, давая знак о скором отправлении, мы вновь, как и во время моего приезда, быстро трижды расцеловались, и я заскочил в вагон. Затем дверцы с надписью на толстом стекле «Не прислоняться!» разлучили нас. Пашка махала платком, я, высунувшись из окошка, отвечал ей, размахивая бейсболкой, но поезд так круто рванул вперед, что уже через несколько секунд не стало видно ни перрона, ни белого платка на нем, ни серо-розового здания вокзала. Станция кончилась и потянулись бесконечные лесопосадки с редкими разрывами дорог да речушек...
ЭПИЛОГ
Я опять сидел в электричке, которая с каждым перегоном, с каждой станцией увозила меня все дальше и дальше от Мещерского края и от Прасковьи. От чувства разлуки сердце как-то печально томилось, сжималось от холода одиночества. Но я успокаивал себя, говоря, что мы расстались ненадолго и что скоро обязательно встретимся, вновь сможем взять друг друга за руки и заглянуть друг другу в глаза... За окошком проплывали теперь уже совсем загустевшие темно-зеленые лесополосы, у подножия которых желтели кусты акации и алели цветки шиповника (розы собачьей, грустно усмехнулся я). А травы, высотой до полутора метров, раскрашенные горошком и вьюнками, клевером и колокольчиками, лютиками и кашкой, анисом и стрелами подорожника, терпеливо ожидали своих косарей.
От грустных мыслей, навеянных расставанием с девочкой Прасковьей, меня отвлек голос, показавшийся мне знакомым. Я повернул голову и увидел уже известных мне торговцев фаст-фудом.
– Горячие пирожки, гамбургеры, хот-доги, чаек-кофеек! – катил тележку краснощекий мужчина в белом халате. А девушка на сей раз несла перед собой лоток со всевозможными пирожными и домашней выпечкой. Огромный термос висел у нее за спиной, точно кислородный баллон у аквалангиста. Душа моя невольно встрепенулась.
– Чего желаете, молодой человек? – вежливо поинтересовался продавец, подставляя тележку прямо к моим ногам.
Я, мигом забыв о своей тоске, хотел уж было вновь порадовать торговца крупными закупками, но подумал, что хотя бы в день своей исповеди следовало бы обуздать свою плоть и не поддаться очередному соблазну напичкать себя всякой вкусной всячиной! Поэтому я только лишь заглянул в тележку, проглотил слюну и, виновато улыбнувшись, сказал:
– Нет, спасибо, ничего не надо!
Мужчина удивленно пожал плечами и отошел. (Неужели все еще помнил меня и мой аппетит, такой прибыльный для него?!)
– Может, сладкого? Или чай? – как-то уже безнадежно предложила девушка.
Я отрицательно покачал головой. Они вздохнули и пошли дальше по вагону:
– Булочки, суфле, домашняя выпечка, лимонад, орешки...
Чтобы окончательно избавиться и от печали, навеянной разлукой с Пашкой, и от соблазнительных искушений желудка, я решил лучше почитать толстую черную книгу, которая лежала на дне моей дорожной сумки в компании с дарами мещерских краев, которыми снабдили меня в дорогу заботливые неунывайки-«зернышки». Я раскрыл сумку, отодвинул большой пакет с двадцатью кулечками земляники, убрал мешочки с лисичками и с первыми маленькими, толстенькими и упругими подосиновиками в малиновых беретах, приподнял увядший букет полевых цветов, подаренный кем-то из девчат и, наконец, интереснейшая книга вновь была в моих руках. Раскрыв ее, я невольно поразился: закладка так и лежала на 179 странице, на том самом месте, куда я ее положил две недели тому назад. Надо же, как ярко и насыщенно прошла эта половина июня, раз мне ни разу так и не удалось заглянуть в «Жития святых» и узнать про то, как же все-таки завершилась история об охотнике и святой деве Феоктисте! Я взглянул на часы в мобильнике, расслабился, устроился на диванчике поудобнее, отодвинул календарик-закладку, нашел в тексте нужный абзац и... вновь погрузился в увлекательное чтение.
«... Когда настало ожидаемое время, охотник опять сговорился с товарищами своими плыть на остров Парос для ловли зверей. Перед отъездом на корабль он взял у пресвитера в маленький чистый ковчежец частицу Пречистых и Животворящих Тайн, как повелела ему блаженная Феоктиста, и, с честию сохраняя ту частицу при себе, отплыл. Доплыв до этого острова, он с Божественными Тайнами пошел к тому запустелому храму Пресвятой Богородицы, в котором в предыдущем году беседовал с блаженною. Но, войдя в тот храм, не нашел святой Феоктисты. И подумал он, что преподобная ушла в дальнюю пустыню или же сделала себя невидимою, так как с охотником тем пришли и некоторые другие из его товарищей. В скорби вышел охотник из храма и пошел за своими товарищами. Вскоре он тайно ушел от них и, возвратившись, один пришел ко храму, – и тотчас явилась преподобная Феоктиста на том же самом месте, где и прежде стояла, одетая в ту одежду, которую охотник дал ей в прошлом году. Увидев блаженную, охотник пал на землю и поклонился ей. Она же быстро подошла к нему и со слезами сказала:
– Не делай сего, человек, – ибо ты держишь Божественные дары. Не бесчесть Тайн Христовых и не опечаливай мою худость, ибо я недостойная женщина.
И, взявши охотника за одежду, подняла его с земли. Он же, вынув ковчежец с Божественными Тайнами, подал ей. Преподобная сначала пала на землю пред Божественными Тайнами и омочила землю слезами. Затем, встав, приняла святые дары в свои руки, причастилась и с умилением сказала:
– Ныне отпущаеши рабу свою, Владыко, ибо видели очи мои спасение мое, и я в руки прияла оставление грехов. Ныне отойду, куда повелит благость Твоя.
Сказав это, она горе́ подняла руки свои и долго стояла, молясь и прославляя Бога, затем с благословением отпустила охотника к его спутникам.
Пробыв на острове несколько дней, охотники наловили много коз и оленей и возвратились на корабль. А тот охотник снова отлучился от них и один пошел ко храму, желая сподобиться от преподобной молитв и благословения в путь. Он подошел к тому месту, где прежде с нею беседовал, – и увидел блаженную, лежащую на земле мертвою. Руки ее были сложены на персях, святая же душа ее отошла в руце Божии (преподобная Феоктиста умерла в 881 году после 35-летних подвигов на о. Парос – гласила сноска). Припав к честным мощам ея, охотник лобызал честныя ноги ея и омывал их слезами. И недоумевал он, что делать, ибо был очень прост и жизнь свою проводил больше по пустыням, между зверями, нежели в городах – между людьми. Не догадался он даже пойти к другим охотникам и рассказать о происшедшем им, вместе с ними с честию похоронить сие святое тело. Выкопав немного земли, сколько можно было поскорее выкопать, он один положил в нее тело преподобной. При сем он дерзнул отделить от святого тела руку – себе на благословение, желая ту руку с честию хранить в доме своем. Но хотя сделал это он и с верою, по любви и усердию к преподобной, однако не угодно было дело это Богу, как это видно из последующего рассказа. Отделив руку, он завернул ее в чистый платок и, положив к себе за пазуху, пошел к своим товарищам, бывшим уже на корабле, но ничего им не сказал. Уже было поздно, когда они отплыли от берега и, распустив паруса, поплыли при попутном ветре. И думали все охотники, что корабль их идет быстро, – как летит птица, – так что надеялись рано поутру прибыть к горе Еввейской. Но, когда рассвело, они снова оказались на том же месте – при береге острова Пароса, и корабль их стоял недвижим, как будто бы удержанный якорем или же возвращенный назад какою-нибудь рыбою реморою (рыба эта называется реморою от глагола гешогео – двигаю обратно, задерживаю), потому что она, собираясь около корабля большими стаями, задерживает его ход. На всех напал страх, и все стали спрашивать друг друга, не согрешил ли кто и чей грех удерживает их, так что корабль не может даже двинуться с места. Тогда охотник, взявший руку преподобной, познав грех свой, вышел из корабля и тайно от товарищей своих пошел ко храму. Приблизившись в мощам преподобной, он приложил святую руку ея к суставу, на свое место и, немного помолившись, возвратился к товарищам. Когда он вошел на корабль, последний тотчас двинулся со своего места и поплыл без всякого препятствия, и все обрадовались. Когда корабль быстро плыл и уже был близко к Еввее, охотник начал рассказывать товарищам своим все, что с ним случилось: о том, как прошлым летом он обрел преподобную Феоктисту, а нынешним летом принес ей Божественные Дары и как по смерти святой взял руку ея, и по этой причине они всю ночь были удерживаемы. Те, выслушав обо всем случившемся, пришли в умиление, но на охотника стали сильно роптать и гневаться, что не сказал им об этом тогда, когда они были еще на острове том «дабы, – говорили они, – и мы могли сподобиться благословения угодницы Божией». Повернувши назад корабль, они с большою поспешностью опять поплыли в Парос и, достигнув острова, все вместе пошли ко храму. Со страхом войдя в него, они подошли к тому месту, где положено было честное тело преподобной. Место они нашли, а тела не нашли – видели только отпечаток лежавшего на земле тела, так как ясно изобразились следы, где лежала голова и где – ноги. Все они очень удивились и недоумевали, куда скрылась преподобная...»
– А ваш билетик, молодой человек?
Я вздрогнул и поднял голову. Передо мной стояла упитанная тетенька в железнодорожной форме и с небольшой кожаной сумочкой через плечо.
– Извините, вы что-то сказали? – машинально произнес я.
– Билетик ваш! – терпеливо повторила контролерша.
– А, простите, я сейчас! – спохватился я и полез сразу же в карман футболки, дабы не повторять прошлой ошибки. Но билета там не оказалось! На сей раз я положил его, по привычке, в бриджи. Тогда я переложил книгу из руки в руку и сунул ладонь в левый карман.
– А, это опять ты! – вдруг весело произнесла женщина (надо же, запомнила!) и мягко добавила: – Ладно, не ищи, сиди уж...
Затем спросила:
– Отдыхать ездил? В деревню?
– Да. И отдыхать, и работать, – ответил я, извлекая руку из бриджей, так как понял, что билет, как назло, лежит в другом кармане.
– Оно и видно, загорел хорошо! А то ведь в прошлый раз бледный такой был... пухлый... А сейчас, ну прямо красавец! Ну, как отдохнул-то?
– Спасибо, очень хорошо! Даже очень... – сказал я и, спохватившись, быстро залез рукой в сумку и извлек из нее три кулечка с ягодами. – Вот, угощайтесь! У меня тут их много.
– Ой, ну спасибочки тебе! Обожаю лесные ягоды! – обрадовалась кондуктор, бережно принимая от меня подарочек. – А мы вот все никак в лес не вырвемся! Работа и работа... У меня отпуск только в конце июля.
– Ничего, там уже свои ягоды будут: черника, клюква, малина. Орешки да грибочки...
– Тебя как звать-то?
– Жорка.
– М-м, хорошее имя. А меня – тетя Клава. Ну, Жорка, приезжай еще в наши края! Может, и встретимся!
– С удовольствием! – бодро отозвался я. – Конечно, увидимся! До свидания, теть Клав!
– До свидания, Жора, приятной дороги! – тетенька в форме спрятала ягоды в сумочку с билетами и пошла по вагону и даже не потревожила какого-то бомжеватого вида мужичка, прикорнувшего на диванчике у самой двери. А я почувствовал, как у меня на душе стало легко и радостно. Эх, я вернусь сюда! Обязательно! И может быть, еще этим летом. Ребята, а вы как думаете?
«... Некоторые из охотников говорили, что преподобная воскресла, другие же говорили, что это едва ли возможно прежде всеобщего воскресения, но скорее руками ангелов перенесена куда-нибудь на другое место и погребена, как некогда святая великомученица Екатерина. Впрочем, они разошлись по всему острову – искать: не найдут ли ее живою – воскресшею, или же мертвою – перенесенною на другое место.
Будучи простецами и несведущими, они хотели постигнуть тайны Божии, которые никому неведомы. Тщательно везде поискав ее и не найдя, они воротились в храм и с умилением лобзали место, на котором лежало тело преподобной. Помолившись, они возвратились назад – домой – и поведали людям о преподобной Феоктисте, и все удивлялись и прославляли Бога, дивнаго во святых Своих, Ему же слава во всем! Аминь!»
Я закрыл книгу и, поглядев в окошко, подумал: «А ведь это ты, святая Феоктиста, помогла мне тогда отыскать один из кладов отца Иоанна, что привело впоследствии к трем незабываемым дням захватывающих приключений, в которых было много как опасного, так и радостного! И самое главное, я прожил их вновь рядом со своей несравненной девочкой Прасковьей! Это был такой подарок, о котором я тогда уже не смел даже и мечтать! Радуйся, преподобная Феоктиста! Моли Бога о нас!»
Вот на этом, друзья мои, я и собирался закончить свой рассказ о моих новых приключениях, да только тут вот, совершенно неожиданно, произошло такое событие, о котором просто нельзя было не поведать вам, ребята!
Едва я спрятал книгу и закрыл сумку, как вдруг дверь вагона с шумом распахнулась, и я увидел на пороге тамбура того, кого уж никак не ожидал здесь встретить! Да и, если честно, совсем не желал когда-либо еще повстречать в своей жизни! Невероятно, но там стоял не кто иной, как сам... брат Феодор! Одет он был теперь уже не по-монашески: джинсы, защитная майка, ветровка болотной раскраски; на ногах – спецназовские «берцы»; на голове – армейское кепи; за спиной – небольшой рюкзачок, как у школьника. Однако, несмотря на новый «прикид», я узнал его сразу же: та же рыжеватая бородка, тот же цепкий бегающий взгляд, та же двусмысленная ухмылочка... Встав в раскрытых дверях, нежданный гость-пассажир, зорко, точно ястреб на охоте, шарил взглядом по вагону, видимо, отыскивая кого-то, ему хорошо знакомого. Мне, наверное, следовало бы отвернуться к окошку или притвориться спящим, прикрыв лицо книгой или газеткой, а то и нагнуться к полу и начать перешнуровывать кроссовки. Ведь надо же было хоть как-то прикрыть себя от цепких глаз бандита! Однако я, пораженный его таким внезапным и нежданным появлением, замер, точно кролик, загипнотизированный удавом, и только глядел на Феодора широко раскрытыми глазами, не предпринимая никаких действий, и покорно ждал, что же будет дальше. Только когда наши взгляды пересеклись, в голову пришла первая мысль: «Может, надо крикнуть на весь вагон: смотрите, это же бандит! Он храмы расхищает! Держите его!» В вагоне в это время находилось не меньше дюжины пассажиров, половина из которых (не считая бомжа, конечно) – вполне крепкие молодые мужчины. Но я не сделал и этого... В подсознании почему-то шевельнулась еще одна мыслишка: увидев меня, бандит непременно исчезнет из вагона, кинется бегом через весь состав и спрыгнет на ближайшей остановке, к которой электричка уже стремительно приближалась. Ведь не бросится же он на меня при всех, чтобы совершить кровавую месть! Однако поведение Феодора обескуражило меня еще больше! Обнаружив мое присутствие, бандит вовсе не смутился от этого обстоятельства, а, наоборот, даже обрадовался, как будто именно меня и искал! Лжемонах заулыбался, лихо сдвинул кепи на затылок и уверенной походочкой двинулся прямо ко мне! Никто из пассажиров не обратил на него особого внимания. Ухмыляясь своей ничего не выражающей улыбочкой, он подошел к скамеечке и устало плюхнулся напротив меня. Несколько секунд мы напряженно глядели друг на друга, точно мартовские коты перед жестокой схваткой. Потом брат Феодор спокойным голосом, точно встретил давнего товарища, сказал:
– Ну, здравствуй, брат Георгий!
Я ничего не ответил и отшатнулся к спинке сиденья.
– А я уже замучился искать тебя! – вздохнул лжемонах и деловито полез рукой к себе за пазуху в нагрудный внутренний карман ветровки. – Все никак не догоню... Бегаешь быстро... – и он лукаво усмехнулся.
Я положил ладонь на сумку, чтобы в случае чего резким рывком подставить ее под удар ножа, а то и под выстрел из пистолета с глушителем. Я был уверен, толстая книга «Житий» надежно защитит меня от любой атаки бандита. Но Феодор достал вовсе не оружие, а «корочку», которую обычно носят агенты спецслужб или следователи уголовного розыска. Он раскрыл ее и приблизил к моему лицу. Я на несколько мгновений опустил взгляд и выхватил из всего там написанного лишь самое главное, которое меня поразило еще больше, чем само появление бандита: «Мартынов Федор Евгеньевич, майор, Федеральная служба безопасности».
Глаза мои еще сильнее расширились от удивления, но я смог-таки взять себя в руки и, натянуто усмехнувшись, процедил:
– Вот теперь уже как!
– Не теперь, а так было сначала. Вот что, сынок, слушай сюда внимательно. У нас очень мало времени. Минут через пять будет остановка, и я сойду. Ты меня не видел, не слышал и не знаешь! О кэй?
Я непонимающе кивнул головой. Мы отвернулись к окну и сделали вид, будто не обращаем друг на друга никакого внимания, а просто любуемся красотами июньских полей и лесополос. Брат Феодор говорил негромко, уверенно и быстро. Я же слушал его с предельным вниманием, поражаясь в душе всей сыпавшейся на меня информации.
– Банда Кривого – это всего лишь звено в длинной цепи крупной международной группировки, занимающейся похищением и сбытом за рубеж предметов антиквариата. Она действует не только у нас в России, но и в ряде стран ближнего зарубежья и Восточной Европы. С захватом Назара операция еще далеко не закончилась, но мы постепенно вышли на других главарей этого синдиката под условным названием «Старьевщики». Сейчас идут аресты низшего звена. Подключен Интерпол[19], поэтому мне еще рано легализовываться. Предстоит еще много трудных и опасных дел. Брат Феодор – это один из моих образов. Сейчас, когда мне «удалось» уйти от погони, мой авторитет в группировке возрос, и это обстоятельство приведет меня к более важным персонам синдиката. Главное теперь – накрыть их, пока они еще не почуяли неладное и не залегли на дно. «Поражу пастыря, а овцы рассеются...» Рано или поздно, мы уже собирались брать Кривого. Он, конечно, много знает, но не все... Вмешательство Слона только ускорило это дело, и очень хорошо, что обошлось все без участия СОБРа и ОМОНА. Я остался чист, и это очень большой плюс для меня, ибо я вне всяких подозрений. И за это спасибо вам, ребята!
– А мы-то здесь при чем? – спросил я, не отрываясь от окна.
– А как же! Ведь это именно вы уговорили Слона сдаться, да еще и сдать подельников. Твоя Прасковья – отличный психолог. Смогла разжалобить такого грозного бандюгана, убедить его покаяться в грехах и стать на путь исправления! И поступил он точно так, как святой Моисей Мурин!
– Да какой из нее психолог! Просто Пашка, точно маяк, разливает вокруг только свет добра и поступает по принципу: побеждай зло добром! Говорится ведь: как победить врага? Сделай ему добро! Мы ведь всего лишь клещей ему вынули, а он так растрогался...
– Что ж, ты прав, брат, добро – великая сила! Это факт. И все же вы молодцы, очень помогли мне, как агенту спецслужбы, поглубже внедриться в преступную сеть. И уж простите меня, конечно, великодушно, что сдал вас Кривому. И вам тогда пришлось немало натерпеться всякого, но, увы, все должно было выглядеть вполне реально... Такая она у нас «собачья работа»... Назар тогда мне еще не доверял полностью, так как не было крупных и богатых наводок. Осторожничал, считал, что я вожу его за нос, оставляя что-то и для себя. Но вот после того, как я выдал ему те сокровища, он от радости доверился мне полностью и успел доложить о добыче на «верха». Главарь раскрыл мне все свои карты. И его внезапный арест тоже здорово мне помог. Я, будучи теперь на хорошем счету у «хозяев» Назара и оставшись после раскола в банде вне подозрений, уверенно занял место вожака. И это позволит довести мне операцию «Старьевщики» до конца и с максимальным успехом. Главари не уйдут теперь от расплаты! Уверяю вас, ребятки, вам особо ничего не угрожало, так как все было под нашим контролем! Правда, только до того момента, как в дело вмешался Слон. Но кто мог подумать и предположить, что вам удастся так лихо сломить его бандитскую волю. И слава Богу, что все обошлось, и Уваров встал на вашу защиту, а с вами ничего не случилось во время лесных походов. Но я шел за вами следом и едва не настиг, чтобы успокоить и поддержать, хотя, конечно, вы тогда бы приняли меня в штыки! (Он усмехнулся.) Но если бы не Слон, то все обошлось бы гораздо проще и спокойнее, и вам не пришлось бы скитаться по лесничеству. Трудно было?
– Да нет. Все было хорошо. Мы ни о чем не жалеем! Это были классные приключения!
– Ну и лады. Будьте уверены, если бы я хоть на минуту сомневался в вашей безопасности, я не затеял бы этого дела. А так клад отца Иоанна стал просто подарком судьбы и позволил мне укрепиться в банде, а ваша операция «Слон» вообще вывела меня к «верхам»!
– Что ж, спасибо за заботу! – вздохнул я и невольно добавил: – А как же сотрудница музея? Она ведь тоже была под вашим контролем?
– А что такое? Юлия Юрьевна жива и здорова!
– Да?! – удивился я.
– Разумеется! Двое наших, под видом заплутавших наркоманов, встретили Ржавого на лесной дорожке и отбили ее, да заодно еще и как следует накостыляли охраннику. Вот он с тех пор и сочиняет всякие небылицы о том, как лихо расправился с заложницей, чтобы скрыть от братков свое поражение.
– А Слон-то до сих пор переживает!
– Смотри-ка! – настал черед удивляться брату Феодору. – Да, и впрямь совестливый мужик оказался...
– А что будет со Слоном? Жалко его! Запутался человек и по детям своим очень скучает...
– Все решит суд. Но я думаю, судьи пойдут ему навстречу, так как помощь его в разгроме синдиката весьма существенна и перевесит на весах правосудия чашу его грехов.
Электричка загудела, извещая о своем приближении к станции.
– Ну, вот и все, брат Георгий, мне пора. Думаю, ты больше не будешь считать меня Иудой. Кстати, мой младший брат действительно монашествует в Оптиной... Может, и я когда-то туда подамся... Вот только выкорчуем с земли всю эту преступную скверну... – брат Феодор вздохнул, затем решительно поднялся и расправил джинсы и куртку. Я пожал его крепкую ладонь и ответил:
– Счастливо, брат Феодор! И прости, пожалуйста, что очень плохо о тебе думал...
– Ерунда, бывает! Как говорится «издержки производства»... А вы – славные ребята, оставайтесь такими! И девочку береги, не обижай, она у тебя – супер! И пусть это все пока останется строго между нами! Лады?
– Аминь! – решительно ответил я. Очень надеюсь на вас, ребята, что и вы скажете то же самое вместе со мной.
Что ж, подождем немножко, пока майор Мартынов не выполнит свою трудную, но благородную миссию.
Поезд у перрона стал сбавлять ход. Часть пассажиров тоже направилась к выходу. Воспользовавшись суматохой, брат Феодор обнял меня и прижал к себе на секунду:
– Ну, бывай, брат Георгий. Бог даст, обязательно еще встретимся!
