Текст книги "Выбитый генералитет"

Автор книги: Анатолий Корольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Как выяснилось после ликвидации мятежа, в то время когда Берзин открыл огонь, в особняке происходило заседание левых эсеров. Первый снаряд разорвался в комнате рядом с заседанием. Второй снаряд тоже. Следующие выстрелы картечью были произведены по крышам и балконам. Оглушительные разрывы гранат произвели ошеломляющее действие на участников заседания; они бросились на улицу и, спасаясь от картечи, разбежались в разные стороны. За главарями побежали и их войска.

Дальнейший ход действий и ликвидация восстания. Вслед за этим 1-й латышский полк двинулся вперед, захватил помещение ВЧК и освободил сидевших в погребе тт. Дзержинского, Лациса и Смидовича.

Оказалось, что левые эсеры бежали с такой поспешностью, что забыли снять своих часовых. По другой версии, они хотели найти новое помещение для штаба и «правительства», но появление латышей заставило их поспешно удалиться.

Ровно в 12 час. комбриг Дудин донес мне по телефону, что левые эсеры бегут. Комбригу Дудину было приказано организовать преследование.

Около 14 час. весь район, занятый левыми эсерами, был в наших руках. Все войска, бывшие под нашей командой, собрались около здания ВЧК.

Около 15 час. я получил доклад от комбрига Дудина, что преследование организовать ему не удалось, так как войска заявляют, что они очень устали. Кто-то предложил двинуть для преследования 9-й латышский стрелковый полк, который все время оставался в Кремле.

Мы с тов. Подвойским отправились пешком в Кремль. Лично я не был уверен, что наша миссия увенчается успехом, так как мне было хорошо известно внутреннее состояние этого полка. Командира полка разыскали не скоро. Но от него никаких распоряжений мы не добились. Он ссылался на то, что полком ведает председатель полкового комитета. Пошли за председателем полкового комитета, которого удалось разыскать при содействии коменданта Кремля.

Я изложил цель нашего посещения и просил нарядить в наше распоряжение один батальон. Председатель полкового комитета ответил, что он не уполномочен на такие распоряжения, и сказал, что соберет полковой комитет и предложит решение вопроса на его усмотрение. Товарищ Подвойский покачал головой и, по-видимому, начинал терять терпение. Несмотря на свое высокое положение в военном ведомстве (тов. Подвойский состоял членом Большой военной коллегии и являлся одним из народных комиссаров по военным делам), тов. Подвойский в данном случае оказывался слабее полкового комитета.

Мы стояли во дворе и ожидали решения. Наконец появился председатель полкового комитета и сообщил, что полковой комитет решил не давать стрелков для преследования, так как 9-й полк составляет гарнизон Кремля и не имеет права ослаблять его оборону. Товарищ Подвойский вышел из терпения и категорически сказал председателю полкового комитета: «Товарищ, полковые комитеты давно упразднены, пришлите командира полка».

Командир полка получил от Подвойского приказ немедленно выделить не менее одной роты и прислать к нему. Через полчаса командир полка привел один дозор в составе около двадцати человек, который и был направлен к Сокольникам.

Для преследования был отправлен инженерный батальон на грузовиках.

После разгрома в Трехсвятительском переулке левоэсеровские войска покинули Москву и направились в сторону Ярославля.

Выступление левых эсеров в Москве 6 июля было сигналом для штурма против советской власти. По этому сигналу поднялись восстания в Москве, Ярославле, Ленинграде, на Волге, на Урале.

По этому сигналу поднял мятеж главнокомандующий Восточным фронтом Муравьев и повернул против Москвы фронт всей заволжской контрреволюции.

Но пролетарская революция обладала достаточными силами. Она разгромила мятежников и уничтожила контрреволюцию.

И. Ф. Федько
1897–1939

Из военных округов страны Киевский округ являлся особым. С ним мог сравниться еще Белорусский: в них войска прикрывали опасное западное направление. В Германии агрессивный фашизм набирал силу, и угроза его нападения все более возрастала. С арестом Якира командующим в Киев назначили командарма 2-го ранга Ивана Федоровича Федько.

Немногие военачальники гражданской войны удостаивались двух орденов Красного Знамени. У Федько их было четыре. Таких в Красной Армии было всего четыре человека: он, Федько, и еще Блюхер, Вострецов и Фабрициус.

Его боевой путь не отличался от боевого пути военачальников, рожденных и выпестованных революцией.

Родился в крестьянской семье на Сумщине. Был призван в царскую армию в 1916 году, участвовал в боях первой мировой войны. Затем окончил Киевскую школу прапорщиков. Летом 1917 года солдаты 35-го запасного пехотного полка, расквартированного в Феодосии, избрали его командиром батальона.

В гражданскую войну в 1918–1919 годах Федь-ко командовал колонной, наступавшей на Северный Кавказ. Эта колонна наступала на станцию Песчанокопскую. Разведка донесла, что там сосредоточены отборные офицерские части, превосходившие по силам красных.

– Нельзя наступать. Нужно выждать подхода резервов, – высказывались многие, но начальник колонны Федько решил по-своему:

– Надо атаковать на рассвете!

Атака для белогвардейцев была столь внезапна, что они не просто отступили, а бежали в одном белье.

В мае – июне 1919 года Иван Федорович является членом Революционного военного совета Крымской республики и заместителем командующего Крымской армией.

Переведенный на Южный фронт, Федько вступает в должность командира 58-й стрелковой дивизии, являющейся основой Южной группы 12-й армии. В ходе неравных ожесточенных боев группа оказалась отрезанной от основных сил армии и почти окруженной.

В начале сентября части Южной группы начали прорыв на север. Несмотря на попытки петлюровцев и деникинских частей разгромить их, советским частям удалось прорваться через боевые порядки врага. Трудный 500-верстный переход по неприятельским тылам завершился их соединением с главными силами 12-й армии. За этот переход Федько был удостоен ордена Красного Знамени.

Вторым орденом он был награжден в июне 1921 года. В приказе РВС Республики указывалось: «Награждается вторично орденом Красного Знамени начальник 46-й дивизии тов. Федько за храбрость, мужество и искусное руководство действиями дивизии в боях на врангелевском фронте…»

После гражданской войны, признавая в нем героя-самородка, Федько направляют на учебу в Военную академию, которую он с блеском кончает.

Федько назначают командующим 13-м стрелковым корпусом и направляют в Среднюю Азию на борьбу с басмачеством. За умелое командование он удостаивается ордена Трудового Красного Знамени Таджикской ССР.

До вступления в должность командующего Киевским военным округом в 1937 году Иван Федорович служил в Кавказской Краснознаменной армии, Приволжском военном округе, в Особой Краснознаменной Дальневосточной армии.

В 1938 году он удостаивается ордена Ленина, повышения в звании – командарм 1-го ранга, в должности – первый заместитель народного комиссара обороны.

Состряпав «дело о заговоре», умельцы из НКВД организовали очную ставку подследственных с Федько. Пригласили Сталина.

Под угрозой пытки арестованные указали на Федько как на их сообщника, подтвердив свои ложные показания. Попытки командарма опровергнуть гнусный навет оказались безуспешными. Тогда он обратился с письмом к Сталину. В нем он писал: «…В мое сознание не вмещается представление о том, что я оказался под тягчайшим подозрением, что я являюсь предателем партии и Родины и военным заговорщиком, что я обманул своих избирателей. Что может быть чудовищнее совершившегося события для меня, которому Вы, партия и тов. Ворошилов оказали величайшее доверие. Это самое тяжелое, что заставляет сжиматься до острой боли мое сердце…»

Ответ на письмо не пришел, и он послал второе. Но не было ответа и на него. Тогда командарм решил обратиться непосредственно в НКВД с целью установления его невиновности.

Узнав о том, Ворошилов попытался отговорить его от этой затеи: «Не надо ходить к Ежову… Вас там заставят написать на себя всякую небылицу. Я прошу вас, не делайте этого».

«Но Федько не отступил от задуманного, – рассказывал присутствовавший при этом адъютант Ворошилова. – «Нет, я пойду, но ничего там подписывать не буду». «Вы плохо знаете обстановку, – произнес нарком. – Там заставят вас признаться. Не надо вам ехать туда, прошу вас».

Все получилось так, как предсказывал Ворошилов. Уже на третий день после ареста Федько, не выдержав пыток и истязаний, написал на имя Ежова заявление, в котором указал, что еще в 1932 году он был вовлечен в заговор и знал об антисоветской организации Тухачевского.

В. М. Орлов
1895–1938

Тяжкий каток репрессий прошелся и по флоту. Одним из первых был арестован заместитель наркома обороны, начальник Военно-Морских Сил СССР, флагман флота 1-го ранга Владимир Митрофанович Орлов.

Родился он в Херсоне. До военной службы учился в Петербургском университете на юридическом факультете. В 1917 году окончил школу мичманов и служил вахтенным начальником на крейсере «Богатырь». В 1918–1920 годах Орлов назначается начальником политотдела Балтийского флота. Участвовал в боях против войск генерала Юденича.

В 1920–1921 годах он – заместитель начальника политуправления водного транспорта страны. С декабря 1921 года – помощник начальника политуправления РККА по морской части, начальник Морского отдела. С марта 1923 года – начальник и комиссар военно-морских учебных заведений. В 1926–1931 годах – командующий Морскими Силами Черного моря. С июня 1931 по июль 1937 года – начальник Морских Сил РККА.

На всех постах Орлов проявил себя как способный организатор строительства Военно-Морского Флота страны на самой современной для того времени основе. Был удостоен орденов Красного Знамени и Красной Звезды.

В Англию на коронацию короля вместо Тухачевского был направлен Орлов. Вскоре после поездки он был арестован. На следствии подвергся избиениям и шантажу, о чем написал в заявлении на имя Ежова:

«Вчера, 16.VII, помощник начальника 5 отд. ОО ГУББ НКВД Ушаков, приняв от меня все написанные мною показания, сказал мне, что следствие ими не удовлетворено и что я должен дополнительно признаться в своей шпионской террористической и диверсионной работе, а также о своем участии в заговоре со значительно более раннего срока, чем мною указано в написанных мною показаниях, я понял, что зашел в тупик… Я никогда не был причастен к заговору Тухачевского или каких-либо других лиц, никогда не вел шпионской, террористической, диверсионной и вредительской работы, никогда не был и не мог быть врагом народа. Я не ищу спасения от смерти. Но я не могу признаваться дальше в невероятных и небывалых своих преступлениях. Я умоляю Вас выслушать меня лично и вмешаться в ход моего дела. Я нахожусь на грани сумасшествия. Через короткий срок я стану, как стал Джимми Хигинс, неосмысленной собакой. Но это может быть только в капиталистической стране и не может быть у нас».

Орлова судили 28 июля 1938 года. По обвинению в участии в контрреволюционной организации, созданной им в Военно-Морских Силах РККА, он был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.

И. Н. Дубовой
1896–1938

Иван Наумович Дубовой – советский военачальник, командарм 2-го ранга. В ноябре 1916 года был призван в армию. В следующем году окончил школу прапорщиков.

В феврале 1918 года вступает в командование красногвардейским отрядом в Бахмуте (Донбасс). Летом того же года он – помощник начальника оперативного отдела штаба Северо-Кавказского военного округа. В 1919 году Дубовой возглавляет штаб группы войск киевского направления Украинского фронта. Летом он временно исполняет должность командующего 1-й Украинской советской армии.

Затем он успешно командует 44-й стрелковой дивизией, которая в составе 12-й армии на Западном, Южном и Юго-Западном фронтах отличилась при разгроме петлюровских и деникинских войск, отражении нападения буржуазно-помещичьей Польши и ликвидации кулацкого бандитизма. В боях Дубовой проявил мужество и высокое воинское мастерство.

После окончания гражданской войны он продолжал командовать 44-й стрелковой дивизией, а в октябре 1924 года стал командиром 14-го стрелкового корпуса.

В декабре 1934 года Дубовой – заместитель командующего войсками Украинского, а затем командующий Харьковским военным округом.

Награжден орденом Красного Знамени.

Расстрелян 29 июня 1938 года.

Л. Гавро
1894–1937

В знойный августовский день покидал я Махачкалу. В аэропорт приехал задолго до прибытия самолета, летевшего из Баку в Харьков. В поисках укрытия от солнца зашел в почти пустой зал ожидания. Только в углу сидел седоголовый мужчина и, утираясь изредка платком, неотрывно глядел на желтеющие пески с чахлой травой. На лбу его залегли глубокие морщины. В профиль был виден прямой, с небольшой горбинкой нос и чуть выдающийся вперед решительный подбородок.

Лицо показалось мне знакомым. И чем дальше я смотрел на этого немолодого и прожившего, по-видимому, нелегкую жизнь человека, тем больше убеждался, что раньше где-то его видел, может, даже знаком с ним, но никак не мог вспомнить, когда это было.

В самолете наши места оказались рядом.

– Наверное, были в командировке? – поинтересовался я, стараясь вызвать соседа на разговор.

– Нет. Это поездка по долгу памяти.

– По долгу памяти? – переспросил я. – Как это понимать?..

Незаметно мы разговорились.

– Город этот знаю с 1918 года, – негромко рассказывал он. – Прежде чем попасть сюда, я проделал долгий путь. Вначале фронт, потом Таганрог, Астрахань. В Астрахани был сформирован наш отряд, который назывался интернациональным.

Одно упоминание об интернациональном отряде заставило меня забыть обо всем: я превратился в слух, с радостью веря, что случайная встреча стала такой счастливой находкой.

– Были в отряде чехи и словаки, венгры и австрийцы, немцы и русские, – продолжал мужчина между тем. – Правда, русских было немного, потому что отряд состоял в основном из военнопленных. В отряде я подружился с Миклашем.

– С кем? – переспросил я. – С Миклашем? А как его фамилия?

– А вы слышали о нем? – в свою очередь спросил спутник. – Бернат его фамилия. Миклаш Бернат.

Услышав эту фамилию, я насторожился.

– Рассказывайте, рассказывайте, – поторопил я собеседника. Разговору мешал шум моторов. И потому мы склонились голова к голове. Человек скупо говорил, а я внимательно слушал, стараясь не пропустить ни слова из его рассказа.

– Наша дружба стала особенно крепкой после одного случая. Отряд стоял в глухом ауле, каких в Дагестане было немало. Как-то вызывает меня командир и приказывает: «Вот донесение, передай его в штаб». До Штаба верст пятнадцать. Взял я донесение, положил в шапку и поскакал. Штаб нашел быстро, передал все и хотел уже возвращаться, как мне говорят: «Малость повремени, заодно отвезешь пакет». В обратный путь выехал глубокой ночью. На небе – ни звездочки, все затянуло тучами.

Дорога проходила в ущелье: справа скалы, а слева бурлит река – в сторону не свернешь. Не доезжая аула, где стоял отряд, слышу стук копыт и разговор: кто-то навстречу едет. Я насторожился: свои или враги? В то время на дорогах неспокойно было. Мы гонялись за бандами, а они преследовали нас. Решил съехать с дороги и укрыться. Пропустить их. Так и сделал. Впереди показались всадники. «Только бы Орлик не заржал», – думаю я и тихонько поглаживаю коня. Вслушался в разговор – и мороз по коже: бандиты. Стук копыт все ближе, ближе… Мимо меня проплыли темные тени – шесть человек. Пропустил их и только было выехал на дорогу, как услышал крики. Заметили меня. «Ну, Орлик, выручай!» Оставалась надежда только на коня. В бою шестерых не осилишь. Да и пакет нужно доставить. В штабе предупредили: бумага важная. Припал я к шее коня, лечу, слышу – выстрелы. Один, второй, третий. Над головой просвистели пули. И чувствую вдруг, как Орлик замедлил бег и начал падать. Вылетел я из седла, упал, потом вскочил и, не раздумывая, бросился с дороги к скалам. Из камней не так легко выбить. Началась перестрелка. Бандитов по вспышкам засекаю. Только и они по мне бьют. Попробовал перебежать и вскрикнул от боли. Во время падения ногу ушиб или подвернул. «Ну, все, – подумал я, – отвоевался».

Признаться, не надеялся я остаться тогда в живых. Достал пакет, сунул его подальше в камни. Если уж и погибну, так тайны не выдам. Вдруг слышу стук копыт. Бандиты на коней и – ходу…

«Шандор!» – слышу я голос Миклаша. Мое имя Александр, а он меня по-своему Шандором называл. «Здесь я!» – отвечаю, а сам подняться не могу…

Потом узнал, что Миклаш всю ночь не спал, ожидал моего возвращения. Он первый услышал выстрелы и примчался с товарищами на помощь.

В начале августа часть отряда снова перебрасывалась в Петровск. На город наступали бандиты Бичерахова. И случилось так, что нам пришлось расстаться: Миклаш уходил, а я оставался.

Я прискакал попрощаться. Колонна уже проходила по улице селения. Увидев меня, Миклаш выбежал из строя. Обнялись мы с ним, по-мужски расцеловались. «Прощай, Шандор, – говорит он. – Кто знает, увидимся ли еще? Время, видишь, какое!» «Увидимся, – отвечаю я, – определенно увидимся». А у самого в горле комок застрял, на глаза навернулись слезы. Помахал он на прощанье мне рукой и побежал догонять товарищей.

И мне представилось, как по пыльной дороге селения шагает отряд. И над колонной взлетают ввысь слова песни. И никакой-либо, а только этой, что звала бойцов на подвиг и даже смерть во имя победы революции:

 
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов,
И как один умрем
В борьбе за это.
 

– Да что ж я вам не покажу своих товарищей! – спохватился вдруг мой сосед.

Взволнованный воспоминаниями, он торопливо достал фотокарточку. Руки его слегка дрожали. Карточка была старая, пожелтевшая от времени. На ней пять красноармейцев, перепоясанные ремнями снаряжения, с обнаженными клинками, в лихо заломленных фуражках.

– Вот Миклаш, – показал мой собеседник.

Я вглядываюсь в мужественное, строгое и, мне кажется, неулыбчивое лицо. А глаза живые, с огоньком, выдают горячую натуру.

– Это вот Миклаш, – повторяет спутник. – А это Пал. Мы его Павлом звали. А вот Ласло. Рядом с Миклашем – я сижу…

– А сейчас где они?

Человек, как мне показалось, вздрогнул.

– Опасения Миклаша сбылись: больше мы не встретились.

Мужчина замолк и припал к иллюминатору. Там, безбрежье неба, плыли пышные облака, ярко освещенные лучами заходящего солнца.

– Все они погибли в Махачкале… И похоронены там, где погибли…

И тут вдруг я вспомнил, что видел этого человека у могилы его боевых товарищей. Это было вчера. Мы ехали в автомобиле, и наше внимание привлекла белая колонна, возвышавшаяся в стороне от дороги, у моря.

– Венгры-добровольцы здесь похоронены, – сказал шофер. – В гражданскую войну погибли.

У памятника, держась рукой за ограду, неподвижно стоял человек. Это был мой спутник. Занятый своими мыслями, он не замечал нас. На желтой земле лежали цветы. Ветер осторожно шевелил их лепестки. А неподалеку, в вечном движении, напоминая о жизни, шумело море. Ветер гнал по нему в белой кружевной кипени гребни волн и доносил соленый запах…

– А кто командовал отрядом? – спросил я. – Уж не Гавро ли?

Мой собеседник удивленно посмотрел на меня.

– Он… Он самый… Лайош Гавро. А вы что, его знали?

– Нет, нет! Слышал многое о нем…

В Ростове мы расстались. Мой спутник летел дальше. Я видел, как в наступающих сумерках самолет вырулил на взлетную дорожку, как он стремительно разбежался и круто взмыл в небо. Он уносил с собой человека, преисполненного любви и благодарности к боевым друзьям из далекой Венгрии.

А о Лайоше Гавро мне довелось узнать от его жены, Надежды Павловны Ровенской. По возвращении из десятилетней сибирской ссылки, Надежда Павловна жила в небольшой квартире в столичных Хамовниках.

В 1931 году она работала в библиотеке Военной академии им. М. В. Фрунзе и там повстречала слушателя Гавро. Он тогда имел большой чин, два ромба в петлице, командовал дивизией. Он первым из интернационалистов был награжден двумя орденами Красного Знамени.

У нее каким-то. чудом сохранились документы времен гражданской войны. На одном пожелтевшем листе было указано: «Интернациональный стрелковый Астраханский полк на Украине сражался против войск Петлюры и Деникина. В декабре 1919 года за храбрость и мужество, проявленные в боях по освобождению Киева, полк был награжден Почетным Революционным Красным Знаменем, а командир полка Л. Гавро – орденом Красного Знамени».

Другой документ подтверждал, что в 1920 году Гавро командовал на Западном фронте 173-й бригадой 58-й стрелковой дивизии. Бригада Гавро на реке Случ, а затем на Буге полностью разгромила части белополяков. За успешное руководство этими боями Л. Гавро был награжден вторым орденом Красного Знамени.

Этот документ удостоверяла подпись командира 58-й стрелковой дивизии И. Федько.

– После гражданской войны Лайош находился на различных должностях и даже был генеральным консулом в Китае, – рассказывала Надежда Павловна. – В 1932 году родился сын, и нам казалось, что в Москве не было людей счастливей нас. Большим другом нашей семьи был известный писатель Мате Залка. Он писал роман «Кометы возвращаются», в котором прообразом главного героя был Лайош Гавро.

1937 год разрушил их счастье. Сначала погиб под колесами автомобиля любимый сын, потом арестовали и расстреляли как врага народа Лайоша. Сослали на долгие десять лет в Сибирь Надежду Павловну. В том же году погиб их друг Мате Залка. Он погиб в Испании, где под именем командира интернациональной бригады генерала Лукача сражался против фашистских соединений Франко.