Текст книги "Маршал Рокоссовский"

Автор книги: Анатолий Корольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

В ПОЛЬШЕ

6 ноября на совместном заседании Государственного совета и Совета министров президент Польши Болеслав Берут сделал следующее заявление: «Принимая во внимание, что маршал Рокоссовский является поляком по национальности и пользуется популярностью в польском народе, мы обратились к советскому правительству с просьбой, если возможно, направить маршала Рокоссовского в распоряжение польского правительства для прохождения службы в рядах Войска Польского.

Советское правительство, учитывая дружественные отношения, которые связывают СССР и Польшу, и принимая во внимание, что маршал Рокоссовский предоставил право решения этого вопроса советским властям, выразило согласие удовлетворить просьбу, освободить маршала Рокоссовского от прохождения службы в Советской Армии и направить в распоряжение польского правительства».

Рокоссовскому было присвоено звание маршала Польши, он назначался на должность министра национальной обороны.

В своем первом приказе по Войску Польскому он писал: «Мне выпало на долю в течение многих лет служить делу трудящегося народа в рядах героической Советской Армии. Волею военной судьбы я был командующим тем фронтом, в составе которого героически сражались на славном пути от Ленино через Варшаву, Гданьск, Гдыню, Колобжег, Поморский Вал, вплоть до Берлина солдаты вновь возникшего Войска Польского, солдаты 1-й дивизии, а позднее и 1-й армии… Я, как бывший командующим фронтом и как поляк, горжусь значительным вкладом, внесенным Войском Польским вместе с Советской Армией в дело разгрома фашизма и освобождения народов… Во исполнение обязанностей, возложенных на меня Страной и Президентом, во исполнение обязанностей перед польскими трудящимися и польским народом, среди которого я вырос и с которым всегда чувствовал себя связанным всем своим сердцем, а также перед братским советским народом, который воспитал меня как солдата и полководца, я принимаю доверенный мне пост, чтобы все свои силы посвятить дальнейшему развитию и укреплению нашего Войска Польского и обороны Речи Посполитой…»

Новому министру предстояла большая работа по реорганизации польской армии, подъему ее обороноспособности и боеготовности в свете современных требований.

Еще в 1948 году был разработан план развития Войска Польского. Однако военная обстановка потребовала существенной его корректировки. Необходимо было учесть степень опасности воздушного нападения со стороны моря. При личном участии маршала Польши Рокоссовского план был пересмотрен и составлен заново.

Заострил он внимание и на развитии бронетанковых войск, артиллерии, авиации. Были созданы войска противовоздушной обороны страны. Естественно, что реализация оборонных мероприятий потребовала создания в стране современной оборонной промышленности. Уже в 1954 году в стране началось производство многих видов боевой техники, что облегчало процесс модернизации Войска Польского.

Возникла необходимость создания отечественной системы подготовки военных специалистов. В короткие сроки в стране были открыты три военные академии: Генерального штаба, Военно-техническая, Военно-политическая. Двадцать четыре военных училища готовили офицерские кадры, имелись курсы переподготовки и усовершенствования командного состава, несколько центров обучения офицеров запаса, корпус кадетов. Возглавил управление учебными заведениями страны будущий президент Польши, а тогда генерал-полковник Войцех Ярузельский.

Уже после двух лет пребывания Рокоссовского в должности министра Войско Польское превратилось в современную армию, насыщенную бронетанковой техникой, авиацией, артиллерией, обладающую мощными средствами противовоздушной обороны.

Выступая на одном из заседаний, маршал Рокоссовский сказал: «Нет такой силы, которая смогла бы вырвать у нашего народа плоды победы над гитлеризмом, за которую пролито столько крови… Никогда еще в Польше не было такой армии, как наше народное войско… Никогда больше нога захватчика не будет топтать польскую землю».

Значительную часть рабочего времени маршал проводил в войсках, на учениях, полигонах. Не вмешиваясь в работу командиров и штабов, он потом очень тактично и грамотно указывал на допущенные ошибки, разъяснял, как нужно было действовать, советовал, что предпринять, чтобы устранить недостатки.

Занимая высокий пост заместителя Председателя Совета министров страны и министра национальной обороны, Константин Константинович не изменил себе в душевной простоте общения, доступности и внимании к людям. И они тянулись к нему, уверенные, что найдут понимание и доброжелательность.

Он не кичился прошлыми заслугами, высоким положением государственного деятеля, не признавал привилегированности. Любил шутку и не боялся рассказывать о себе.

О первых днях своей службы министром он вспоминал:

– Мне дали красивую секретаршу, и она утром принесла в кабинет папку с бумагами. На всех документах польский текст. Чтобы не выдать себя, пытаюсь говорить по-польски: беру русский корень слова и приставляю шипящее окончание. Строго ей замечаю: «Разобрамшись, докладайте!» – дескать, вначале сами разберитесь в бумагах, а потом приносите. Секретарша вспыхнула, смутилась, потом спрашивает, хорошо пан министр знает польскую «мову»? Оказывается, я сказал ей: «Раздевайся, а потом уже докладывай!»

Рассказывал и о произошедшем с ним случае на охоте:

– Я стоял возле звериной тропы. Вдруг раздались крики: «Кабан! Кабан!» Впереди послышался треск кустов. Я поспешно присел на колено, прицелился, но ничего не увидел. Поднялся, оглядываясь вокруг. И вдруг из кустарника выскочил и бросился прямо на меня огромный кабан-секач. Не раздумывая, я выстрелил, не целясь, навскидку и отпрыгнул в сторону. Кабан ударил меня загривком, отбросил… Поднявшись, я увидел зверя в двух шагах от себя, он испускал дух. Подбежали охотники, стали восхищаться моим хладнокровием, меткостью. А я им: «Какие, к черту, хладнокровие и меткость! Это просто везение, а не мастерство».

Маршал был горячим сторонником укрепления польско-советской дружбы. Однако после смерти Сталина обстановка в Польше изменилась, начались волнения, выступления против коммунистов. Усугубила положение и смерть в марте 1956 года Болеслава Берута, с которым маршала связывала сердечная дружба.

Семь лет Рокоссовский возглавлял армию Народной Польши, сделав очень много для ее укрепления. Для него было далеко не безразлично, когда враждебные силы, используя растерянность политической власти, пытались ее низвергнуть.

Вспоминая о том времени, он говорил:

– Польское Политбюро не знало, что делать. День и ночь заседали или пили «каву», а в стране угрожающая обстановка, убивают коммунистов… Я слушал, слушал, пошел к себе в кабинет и вызвал танковый корпус. Порядок удалось установить.

Оставаться в прежней должности и терпеть разгул нарастающей контрреволюции он не смог. В ноябре 1956 года попросил Польское правительство освободить его от занимаемых должностей. Просьба была удовлетворена.

В течение семи лет он отдавал все свои силы и способности для обеспечения в стране условий мирного труда. За этот непродолжительный срок маршал Рокоссовский завоевал большую популярность и симпатию у воинов польской армии и народа. В письме польского правительства уходившему в отставку министру было сказано: «Дорогой товарищ! Примите чувство признательности и искренней благодарности за Ваш самоотверженный труд на посту Министра обороны Польской Народной Республики и Главнокомандующего Войска Польского. С того момента, когда Вы, по просьбе Польского правительства, приняли этот пост, Вы, не щадя сил, отдали все свои знания и способности для наилучшего выполнения этих обязанностей… Народ об этом никогда не забудет, также как не забудет Ваших подвигов и Вашего вклада в борьбу за разгром гитлеризма и освобождение Польши».

О встрече с отцом в тот его польский период Виктор Константинович Рокоссовский рассказывал:

– В 1952 году я работал на заводе в небольшом городке Ревда, что в 80 километрах от Екатеринбурга. Там был призван в ряды армии. Службу начал рядовым артиллерийского полка Московского военного округа. По пути в этот полк я написал письмо отцу. Места его службы я не знал, но сосед в вагоне надоумил послать прямо в Кремль: «Там знают, где маршал находится». И я, последовав совету, написал на конверте адрес: «Москва, Кремль, маршалу Рокоссовскому». В столице на недолгой остановке опустил письмо в почтовый ящик.

Время шло, а ответа не было, и я, признаться, уже потерял надежду его получить. Но однажды ротный командир приказал мне поспешить в штаб полка: «Там какой-то офицер тебя ждет». Иду и думаю о возможной нахлобучке, за то, что осмелился послать письмо в Кремль.

– Это вы – Виктор Рокоссовский? – улыбаясь, спрашивает незнакомый майор. – Я от вашего отца, Константина Константиновича. Он просил передать письмо и поговорить с вами.

Мы уединились, и в спокойной беседе майор сказал, что отец хотел бы видеть меня офицером. Советовал поступить в военное училище.

– Какое? – спросил я.

– Он рекомендовал в пехотное. Быть общевойсковым офицером перспективно.

– А если в инженерное?

– Быть военным офицером тоже почетно.

– Хорошо, я подумаю.

Прощаясь, майор достал из кармана конверт.

– Маршал просил передать и это. Тут деньги. Не очень много, на личные расходы. И еще он обещал при первой возможности к вам приехать.

Вскоре Виктор прочитал в газете о приеме в военно-инженерное училище, находящееся в Калининграде. Он написал рапорт, в штабе полка оформили документы. А летом его вызвали в училище для сдачи вступительных экзаменов. Вскоре он надел курсантскую форму.

Учился он успешно. Однажды, когда был уже на втором курсе, его вызвал начальник училища полковник Егоров.

– Сегодня вы должны выехать в Ригу, утром быть в штабе Прибалтийского округа. Проездные документы получите в строевой части.

Мысль о том, зачем его вызывают в большой штаб, не покидала всю дорогу.

В бюро пропусков ему сказали:

– Направляйтесь в 310-ю комнату. О вас уже справлялись.

Из 310-й комнаты подполковник повел его в штабную гостиницу, сказал, что там его отец, маршал Рокоссовский, вчера приехал из Польши.

Отец был в форме польского маршала, с пестрой многорядной орденской планкой, над которой лучились две Золотые Звезды Героя. За 17 лет после памятного 37-го года отец сильно изменился.

– Тебя не узнать. Мужчина, – разглядывал он Виктора.

Находившийся в комнате генерал поднялся:

– Не буду вам мешать. – Это был командующий округом генерал армии Батов. – Если что будет нужно, звоните мне.

– Ну, рассказывай, – отец усадил Виктора подле себя на диване. – Разговор будет долгим.

Говорил больше Виктор. Начал он с той ночи, когда к ним на квартиру заявились люди с обыском. Потом вспомнил о выселении их из квартиры и поспешном отъезде в Смоленск. Памятным для Виктора было лето 1941 года, когда он с матерью ехал в Среднюю Азию, в Ташкент, где, как рассказывали, было тепло и сытно. По приезде мать устроилась работать в швейную мастерскую, шила солдатское обмундирование, а он, Виктор, поступил на военный завод. Там точили снаряды и отливали ручные гранаты.

Не упустил он в своем рассказе и случай, когда вдвоем с напарником по работе поехал на фронт. На ближайшей станции их сняли и отправили назад. «Ну что с вами делать? – ворчал бригадир. – Отдать под суд, так вы еще дети. Тоже мне, вояки! Идите к станку и не вздумайте такое повторить».

Потом Виктор подался на Байкал и был зачислен в бригаду рыбаков, с которой промышлял на озере. Рассказал о том, как с весны до глубокой осени работал в Саянах, в геолого-разведочной партии.

– И где же проводили съемки? – поинтересовался отец.

– В районе перевала Хамар-Дабан.

– Знакомые места. Не раз там бывал.

– Не там ли ты, папа, потерял ружье и охотничью сумку?

– Помнишь? – усмехнулся отец. – Там.

Мальчишеская память цепкая, и Виктор помнил, как однажды отец вернулся с охоты без ружья и охотничьей сумки – ягдташа.

Тогда с отцом произошел досадный случай. Подстрелив изюбра, он повесил на его ветвистые рога ружье и сумку и пошел к соседу, чтобы рассказать об удачном выстреле. А когда они возвратились, то не оказалось ни изюбра, ни ружья.

Из Средней Азии Виктор и мать поехали снова в Иркутск. Теперь их как добрых знакомых встречали даже те, кто ранее избегал. Имя Рокоссовского знал каждый.

Отец и Виктор пробыли вместе весь день. Прощаясь, Константин Константинович рекомендовал сыну по окончании училища просить направление в Северную группу войск, в Польшу. Однако, когда Виктор надел погоны лейтенанта, отец уже был в Москве заместителем министра обороны страны.

И БЫЛО ЕЩЕ…

По возвращении в Москву Константин Константинович был вызван самим Хрущевым.

– Принято решение назначить вас заместителем министра обороны, – сообщил партийный вождь.

Назначение маршала не обрадовало. Политическая сфера, в которой ему в силу своего положения приходилось вращаться, была ему не по душе.

– По мне бы и округом командовать, – ответил Рокоссовский с присущей ему скромностью.

Лишенный человеческого такта, Хрущев пояснил свое решение:

– Назначаем на этот пост для того, чтобы полячишкам нос утереть!

«Он словно в душу плюнул, – вспоминал позже маршал. – Выходит, назначение это – чисто политический шаг, а не признание заслуг…»

В 1957 году ветры «холодной войны» задули с юга, от границ с Турцией, которая еще с довоенного времени была враждебно настроена против северного соседа. Являясь союзницей фашистской Германии, она исподволь готовилась к внезапному нападению на Советский Союз.

В генеральном штабе Турции был разработан план нападения, условно названный «Вельвет». Согласно ему к нашим границам были скрытно подведены двадцать шесть дивизий. Находясь в полной готовности, они ждали удобного момента для нападения и вторжения в Закавказье.

И вот на территории Турции развернулись ракетные базы заморского могущественного союзника. Смертоносное оружие было нацелено на наши города, промышленные районы.

И тогда в качестве ответной меры командующим войсками Закавказского военного округа был назначен маршал Рокоссовский. Комментируя это назначение, западная печать писала, что Рокоссовский является мастером стремительных ударов и массовых окружений. Одна ликвидация группировки Паулюса чего стоила! А операция в Белоруссии…

Пресса как бы предупреждала о высоком полководческом мастерстве военачальника, которого еще в годы Великой Отечественной войны называли «генерал Кинжал». Как бы то ни было, после этого назначения южные соседи утихомирились, обстановка нормализовалась.

Отношения с Хрущевым еще более обострились, когда партийный вождь предложил Рокоссовскому написать статью о Сталине: «Почерней, да погуще!»

– Никита Сергеевич, я этого сделать не смогу, – ответил маршал привычно мягко, но решительно.

– Ну, как знаете…

А на следующий день, придя на службу, маршал застал в своем кабинете сидящего за столом Москаленко. Тот подал ему документ, удостоверяющий снятие Рокоссовского с поста заместителя министра и назначение на эту должность его, Москаленко.

И было еще одно памятное событие в декабре 1966 года. Тогда в морозный и ветреный день переносили останки неизвестного воина к могиле у Кремлевской стены.

Безымянный солдат лежал в братской могиле у небольшого селения – защитник безымянной высоты, каких в Подмосковье множество. В холодную зиму 1941 года он вместе с другими воинами отстаивал боевой рубеж, дав клятву не уступить его врагу.

Это было то самое западное направление, где против немецко-фашистских полчищ дрались легендарные армии Рокоссовского, Конева, Говорова, Лелюшенко, Лукина.

Гроб с останками воина установили на артиллерийский лафет, и бронетранспортер тихо тронулся с места в сопровождении почетного эскорта. Наблюдая эту печальную процессию, Константин Константинович вспомнил дни, когда здесь, на подступах к столице, шли бои не на жизнь, а на смерть.

В Александровском саду, что неподалеку от Красной площади, у свежей могилы неизвестного воина он сказал:

– Много, очень много солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов не дошли с нами до Берлина и Эльбы. Но они навсегда останутся в сердцах народа. И пусть эта могила у Кремлевской стены будет вечным символом беззаветного служения любимой Родине, памятником всем известным и неизвестным героям, отдавшим жизнь за наше правое дело.

Он осторожно бросил горсть земли в могилу, где в гробу, возможно, были останки одного из тех, кто тогда выполнял его приказ. С черной мраморной плиты сняли покрывало. Он прочитал: «Имя твое неизвестно. Подвиг твой бессмертен. Павшим за Родину. 1941–1945».

Однажды в беседе с Виктором Константиновичем я рассказал о похожей на анекдот байке, которую довелось услышать.

На приеме у Сталина Мехлис, доложив о делах на фронте, вдруг заключил:

– Командующий, при котором нахожусь, ведет себя неправильно. В медсанбате у него любовница, а теперь прибывает московская артистка.

– Они что, жалуются?

– Жалоб не поступало. Что будем делать?

Сталин прошелся из конца в конец кабинета, подойдя, переспросил:

– Что будем делать? Завидовать будем, товарищ Мехлис. Завидовать!..

Однако на следующий день Сталин в разговоре с Рокоссовским, справившись о делах, неожиданно спросил:

– Вы не знаете, чья жена артистка Серова? Будто бы поэта Симонова?

– Не могу знать, товарищ Сталин, – ответил обескураженный генерал.

В тот же день артистка спешно от него уехала.

– Этот рассказ мне известен, – сказал Виктор Константинович. – С Серовой отец встречался в 1942 году, когда находился на излечении в госпитале, в Тимирязевской академии. Так сообщал его водитель Мозжухин. Отец действительно внешностью и обходительностью был привлекателен для женщин. Но не так много их было, как говорят. Мне известны три. Первая – это моя мать, которая своей любовью спасла ему жизнь в годы гражданской войны, выходив его, безнадежно больного и раненого.

С Юлией Петровной Барминой, своей будущей женой, отец встретился в заштатном городишке Кяхте. Она, закончив гимназию, преподавала в местной школе. От этого брака у него была дочь Ада. Теперь ее уже нет в живых.

Была еще военврач Галина Васильевна Таланова. Ей было 22 года, когда она встретила генерала Рокоссовского под Ярцевым в 1941 году. Всю войну она была с ним рядом. В 1945 году у нее родилась дочь. Назвали Надей и фамилию с согласия отца дали Рокоссовская.

– Следовательно, у Константина Константиновича две дочери и ты, сын.

– Да, трое. Я родился в 1928 году. Отец встречался с моей мамой долгие годы. Правду говорят: «Первая любовь не ржавеет». Даже когда мама вышла замуж за режиссера Михайлова и они жили в Анапе, отец, отдыхая в Сочи, в санатории имени Фабрициуса, приезжал в ним. Помогал строить дачу.

При последней нашей встрече, незадолго до смерти отца, мы долго говорили. Разговор был откровенным и трудным. Обижен он был на маму за то, что, когда его арестовали, поверила тем, кто наушничал на него, предрекал ему страшную кару за вымышленное предательство. А вот Юлия Петровна осталась ему верна.

– Я слышал, что у него есть еще сын в Киеве, – сказал я.

– Ни о каких других братьях и сестрах я не знаю, – с видимым неудовольствием ответил он.

СОЛДАТСКИЙ ДОЛГ

Болезнь обнаружилась неожиданно. Она подбиралась незаметно, исподволь, страшная и неизлечимая. И как врачи его ни успокаивали, обещая сделать все возможное, однако он знал, что обречен.

Сознавая свой близкий конец, Константин Константинович спешил завершить работу над книгой, которую писал уже много лет. Задумал он ее давно, приступил к ней без поспешности: тщательно отбирал факты, изучал архивные документы, написанное уточнял, исправлял.

Автору настоящей книги попало в руки письмо маршала генералу Плиеву. Он писал, что работает над книгой о войне и просил Иссу Александровича поделиться воспоминаниями о подмосковной битве, о том, как сражался кавалерийский корпус, в командование которого после гибели генерала Доватора вступил Плиев. Тон письма был исключительно уважительным, не выполнить просьбу было невозможно.

Ему предлагали в помощники опытного журналиста, но маршал решительно отказался.

– Как можно писать о том, чего не видел, не пережил? Нет, я сам!

Болезнь нарушила многие задумки и планы. С трудом он продолжал начатую работу. И вот, наконец, написана последняя страница.

Вызвав адъютанта, маршал указал на объемистую папку с рукописью будущей книги.

– Везите, Борис Николаевич, в издательство. Там ее ждут. И скажите, чтоб не медлили. Я очень прошу.

– Все в точности выполню, непременно скажу, – обещал подполковник Захатский.

Редактор в издательстве с работой не медлил, однако были еще бдительные цензоры. В угоду политической конъюнктуре они вычеркивали из рукописи целые главы и страницы. Вместе с ними вычеркивались годы интереснейшей жизни, мысли, суждения. Из рукописи было изъято более шестидесяти страниц. Многое рекомендовали переработать.

С великим трудом автор принялся за доработку. Он спешил, писал ночами. В апреле 1968 рукопись была готова, ее сдали в набор.

– И сколько же времени он займет? – спросил маршал редактора.

– Месяца три, – последовал ответ. – Мы постараемся дело ускорить.

А в июле ему стало хуже и пришлось лечь в больницу. Конец был близок.

Умирал Константин Константинович тяжело. Пересиливая боль, он молча лежал, не выдавая мук.

1 августа подполковник Захатский принес радостную весть:

– Из Воениздата сообщили, что набор завершен. Нужно его подписать. Без этого не пустят в печать.

– Поезжай, Борис Николаевич. Поезжай, не медля. Возьмешь – и сразу же сюда. – В глазах больного заиграл огонек.

И вот объемистая будущая книга перед ним. Он начал было листать ее, но не смог.

– Где расписаться? – спросил он приехавшего редактора.

– Здесь, товарищ маршал, – указал он на титульный лист.

Неожиданно для редактора он зачеркнул прежнее название – «Счастье солдата» – и вывел новое – «Солдатский долг».

Свой последний долг он успел-таки выполнить за день до смерти.

Книга увидела свет, когда автора уже не было в живых. На прилавках магазинов она появилась лишь в ноябре. Вскоре в центральной прессе появились на нее одобрительные рецензии.

Помню, в декабре 1968 года мне пришлось быть в Москве, в Министерстве обороны. Там я встретил давнего знакомого полковника Цветаева. Эрудированный в военных делах, кандидат наук, он в течение долгого времени был помощником генерала армии Штеменко, помогал ему в работе над мемуарами «Генеральный штаб в годы войны».

Мы разговорились, и он сказал, что на днях должна появиться рецензия в газете «Красная Звезда» на книгу Константина Константиновича Рокоссовского. Писал рецензию сам генерал Штеменко.

– А сам-то ты книгу читал? – спросил я.

– Конечно. Книга хорошая. И если б не цензура да редакторская предвзятость, она была бы еще лучше, – ответил приятель и пояснил: – Много в ней изъятий.

– Зачем же было такое допускать?

Он снисходительно улыбнулся, промолчал.

В начале декабря в «Красной звезде» действительно появилась большая, на полтора газетного «подвала», статья генерала Штеменко. Автор высоко оценил достоинства книги. Писал, что с именем маршала Рокоссовского связаны славные страницы истории Великой Отечественной войны, что прославленный полководец много видел, пережил и передумал. Он познал горечь поражений и радость побед и очень умело, с большой скромностью и тактом рассказал об этом в своих воспоминаниях.

Рецензия была теплой, проникновенной, но в ней ни слова не было сказано о вырванных из рукописи страницах.

Удастся ли когда-нибудь прочитать их? – возникала мысль. И вспоминались грустная улыбка полковника Цветаева и молчаливый его ответ: «Вряд ли…»

Но нет! Удалось-таки прочитать страницы рукописи, которые бдительные цензоры посчитали непригодными для публикации. Вновь и вновь я перечитывал, их, каждый раз открывая для себя новое.

По большей части изъятый из книги текст был связан с критическими высказываниями автора в отношении Ставки, ее представителей, в частности, Жукова и Василевского. Дважды высказывались упреки маршалу Коневу. В первый раз – в 1941 году, когда тот, командуя Западным фронтом, уклонился от утверждения плана возможного вынужденного отхода, чем ставил командармов в неопределенное положение.

«Враг был еще сильнее, маневреннее нас и по-прежнему удерживал инициативу в своих руках, – писал Константин Константинович. – Поэтому крайне необходимым являлось предусмотреть организацию вынужденного отхода обороняющихся войск под давлением превосходящего противника… В войска продолжали поступать громкие, трескучие директивы, не учитывающие реальность их выполнения».

Второй раз имя командующего 1-м Украинским фронтом Конева упоминается в связи с проведением Белорусской операции 1944 года. В одной из своих статей маршал Конев утверждал, что начальный ее этап планировался им самостоятельно. Рокоссовский это отрицал. По его словам, эта операция, как и многие другие, заблаговременно планировалась Ставкой и проводилась войсками двух фронтов: 1-м Украинским и 1-м Белорусским.

Исключенным из книги оказался и отрывок, в котором автор отстаивал необходимость при наступлении смело и решительно обходить занятые противником участки и места, не имеющие решающего значения. Стремление к захвату их и обязательному уничтожению находящихся там войск влечет за собой потерю времени, снижает темп продвижения, распыляет силы и средства ударной группировки.

Не нашлось места в книге и для замечания о неудачно проведенной большой операции на Ростовском направлении в феврале 1943 года. Оценивая ее, Рокоссовский писал:

«Операция вышла суженной, поскольку все внимание и значительные силы были отвлечены на так называемую группу Манштейна. Это помогло немцам избежать еще более крупной катастрофы на ростовском направлении, чем под Сталинградом».

Характерно, что большая часть купюр относится к первой половине книги, включавшей события 1941–1943 годов. Изъятых авторских высказываний, относящихся к заключительному периоду войны, немного.