Текст книги "Маршал Рокоссовский"

Автор книги: Анатолий Корольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

НА НОВОМ НАПРАВЛЕНИИ

13 ноября Рокоссовский выехал к месту нового назначения, в штаб 2-го Белорусского фронта. Он расставался со своими боевыми товарищами со слезами. С генералами Малининым, Казаковым, Орлом его связывала крепкая боевая дружба. Недавние подчиненные, они и в дальнейшем сохранили к Константину Константиновичу глубокое чувство уважения.

Генерал Надысев вспоминал, как 19 ноября 1944 года артиллеристы 1-го Белорусского фронта впервые отмечали свой праздник – День артиллерии. Погода была прескверной: мороз, на дорогах гололедица. Многие приглашенные не рискнули ехать. В 12 часов ночи прибыл маршал Жуков. Сели за стол, сожалея, что нет с ними недавнего командующего Рокоссовского. Но вдруг около двух часов ночи дверь в зал раскрылась и на пороге появился улыбающийся Константин Константинович. Трудно описать, что тут произошло. Зал взорвался криками восторга, рукоплесканиями. Желанного гостя усадили на почетное место. Оказанный прием был наградой маршалу за ночной очень нелегкий многокилометровый путь. И лишь для того, чтобы в торжественный вечер быть с теми, с кем пройдены трудные фронтовые дороги. Константин Константинович потом танцевал мазурку, а Жуков удивил лихостью русской пляски.

Территорией предстоящих боевых действий 2-го Белорусского фронта являлась Восточная Пруссия с мощной промышленностью, развитым сельским хозяйством, определявшими надежность базы комплектования армии живой силой. Немецкие милитаристы превратили Восточную Пруссию в плацдарм для нападения на Россию и Польшу. К концу 1944 года в ней находилась сильная группировка войск, состоящая из 41 хорошо укомплектованной дивизии и насчитывавшая 580 тысяч солдат и офицеров и 200 тысяч фольксштурмовцев. Она имела 8200 орудий и минометов, около 700 танков и штурмовых орудий, 515 самолетов. В Балтийском море находились основные силы немецкого военно-морского флота.

Верховное Главнокомандование поставило перед войсками 2-го и 3-го Белорусских фронтов стратегическую задачу: разгромить противостоящую им немецкую группировку, выйти к морю и овладеть Восточной Пруссией с ее морскими портами Кенигсбергом и Пеллау.

Приход нового командующего, тактично уступчивого и спокойного, сменившего резкого и непокладистого Г. П. Захарова, насторожил работников штаба. Отказавшись от узаконение академической практики многочасовых заслушиваний начальников, новый командующий ввел свой метод разработки плана операции. О нем он позже писал: «…Я применил оправдавшую себя систему работы на командном пункте. У нас имелась, как мы ее называли, штаб-квартира, где мы сообща обдумывали планы, принимали решения, заслушивали информации офицеров-направленцев, обсуждали всевозможные предложения, обменивались мнениями об использовании различных родов войск, об организации взаимодействия между ними. Тут же отдавались необходимые распоряжения. В результате руководящий состав фронта постоянно был в курсе происходящих событий, и мы быстро на них реагировали…»

Вскоре генералы и офицеры штаба, осознав преимущества нового порядка, безоговорочно приняли его.

Территория предстоящей Восточно-Померанской операции включала в себя район печально знаменитых Мазурских болот, где в 1914 году войска русской армии Самсонова потерпели поражение. И Рокоссовский, прежде чем приступить к планированию операции, изучил исторические документы, освещавшие ход военных действий несчастной армии, извлек из них необходимые выводы и полезные рекомендации.

Принятый план отмечался оригинальностью. Командующий решил нанести по обороне противника два удара: главный и вспомогательный. На главном направлении он сосредоточивал подавляющее превосходство над противником силы и средств, что обеспечивало безусловный выход подвижных соединений к важнейшему порту Балтийского моря Гданьску. На вспомогательном же направлении войска, обеспечивая взаимодействие с фронтом Жукова, не допускали отхода противника за Вислу. Готовность операции назначалось на 20 января, однако обстоятельства заставили ускорить ее проведение.

Дело в том, что немецкое командование, соблюдая глубочайшую тайну, подготовило крупную наступательную операцию в Арденнах, на юго-востоке Бельгии. 16 декабря 1944 года мощные танковые дивизии обрушились на оборону англо-американцев, смяли ее и начали стремительное наступление к морю. Для союзных войск сложилась катастрофическая обстановка. Премьер-министр Англии Черчилль был вынужден направить Сталину письмо с просьбой ускорить активные действия на Восточном фронте. Верховное Главнокомандование удовлетворило просьбу союзников. Наши войска перешли в наступление раньше намеченного срока.

Войска фронта Рокоссовского начали активные действия 14 января. Бушевавшая метель затрудняла управление ими, не позволяла использовать авиацию в полной мере. Армиям потребовалось три дня, чтобы прорвать оборону врага. Затем была введена 5-я гвардейская танковая армия. Танки неудержимой лавиной устремились вперед.

20 января, преодолев с ходу реку Нарев, войска фронта подошли к Висле и изготовились к форсированию, когда вдруг из Москвы поступил приказ о резком повороте наступления на север и северо-восток. Задача – совместно с 3-м Белорусским фронтом генерала Черняховского окружить и уничтожить немецко-фашистскую группировку армий «Висла», насчитывавшую более тридцати дивизий. Командовал ею рейхминистр Гиммлер. Его план состоял в том, чтобы обороной городов-крепостей распылить силы наступающих и тем самым ослабить главный удар по Берлину.

Но этот замысел врага сумели разгадать в штабе Рокоссовского. Совершив труднейший маневр, советские войска уже 26 января вышли к заливу Фришес-Гафф, отрезав противнику пути отхода из Восточной Пруссии на запад. Форсировав в нижнем течении Вислу, войска Рокоссовского вступили в Восточную Померанию, то есть польское Поморье, некогда отторгнутое от Польши.

И вновь пришлось осуществить сложный маневр, теперь на запад, чтобы освободить польские порты Гданьск (Данциг) и Гдыню. Через них, прижатый к морю и дравшийся с упорством обреченного, противник получал необходимое снабжение. Передав значительные силы фронту генерала Черняховского, войска 2-го Белорусского фронта оказались сильно ослабленными. Крайне необходимыми были танковые соединения. Понимая это, Ставка направила в распоряжение Рокоссовского 1-ю гвардейскую танковую армию генерала Катукова.

Данциг и Гдыня были первоклассными крепостями, не уступающими в укреплении Кенигсбергу. В короткий срок был разработан план овладения ими с использованием мощи наземных сил, авиации и морского флота.

Штурмуя Гдыню, войска разгромили четыре вражеских дивизий и до тридцати различных войсковых частей. 28 марта Москва салютовала войскам Рокоссовского, возвратившим польскому народу важнейший порт.

А тем временем армии генералов Федюнинского и Батова штурмовали Данциг. Гитлеровцы с остервенением дрались за каждое здание, заводской корпус, улицу. Несмотря на это, 30 марта город был освобожден. В сражении враг лишился отборных соединений, утратил важнейший порт, прекрасно оснащенную военно-морскую базу и крепость на Балтийском море.

Победа на полях Восточной Померании имела большое политическое и военно-стратегическое значение. Была ликвидирована угроза флангового удара по войскам маршала Жукова, наступавшим на главном, берлинском направлении, сами же войска 2-го Белорусского фронта высвобождались для участия в Берлинской операции.

Позже, анализируя и осмысливая события, проходившие на прибалтийском направлении, маршал Рокоссовский дал им далеко не блестящую оценку. Вину за допущенные просчеты он возлагал прежде всего на Ставку, а точнее – на Верховного Главнокомандующего:

«…К Ставке я имею право предъявить законную претензию в том, что, ослабляя фронт перенацеливания главных сил на другое направление, она не сочла своим долгом тут же усилить 2-й Белорусский фронт не менее чем двумя армиями и несколькими танковыми или мехкорпусами для продолжения операции на западном направлении. Тогда не случилось бы того, что произошло на участке 1-го Белорусского фронта, когда его правый фланг повис в воздухе из-за невозможности 2-му Белорусскому фронту его обеспечить. Пожалуй, и падение Берлина произошло бы значительно раньше… На мой взгляд, когда Восточная Пруссия окончательно была изолирована с запада, можно было бы и повременить с ликвидацией окруженной там группировки немецко-фашистских войск, а путем усиления ослабленного 2-го Белорусского фронта ускорить развязку на берлинском направлении. Падение Берлина произошло бы значительно раньше. А получилось, что 10 армий в решающий момент были задействованы против восточно-прусской группировки (с передачей в состав 3-го Белорусского фронта четырех армий 2-го Белорусского фронта в его составе оказалось 10 армий), а ослабленные войска 2-го Белорусского фронта не в состоянии были выполнить своей задачи. Использование такой массы войск против противника, отрезанного от своих основных сил и удаленного от места, где решались основные события, в сложившейся к тому времени обстановке на берлинском направлении явно было нецелесообразным. Более того, это делалось за счет ослабления войск 2-го Белорусского фронта, которому предстояло разгромить восточно-померанскую группировку противника, что сделать оставшимися у него силами он не мог.

К этому времени противник сумел сосредоточить в Восточной Померании довольно крупные силы и, умело используя благоприятную для организации обороны местность, затормозил продвижение войск нашего фронта».

Так оценивал маршал сложившуюся в Прибалтике обстановку на последнем этапе войны.

Несколько ранее Константин Константинович получил взволновавшее его письмо. Он давно пытался узнать о судьбе своей младшей сестры Елены, остававшейся в Польше. С той далекой поры, когда он юношей ушел в армию, он не получил от нее ни одной весточки, не знал даже, жива ли она.

И вот нежданно-негаданно пришло от нее письмо. Елена писала, что последнее время она скрывалась в селе Злотоклос, что в районе Груеца, жаловалась на свое тяжелое материальное положение и здоровье. Он тут же направил за ней жену Юлию Петровну с письмом, в котором говорил о своей большой радости от полученного известия, просил без колебаний приехать к нему в Бродницу вместе с Юлией Петровной.

Елена последовала совету брата, приехала к нему, ей была оказана медицинская помощь, в которой она нуждалась. С тех пор они не расставались до 1947 года, когда Елена возвратилась в родную Варшаву.

По завершении Восточно-Померанской операции перед войсками 2-го Белорусского фронта встала задача участия в Берлинской операции. Фронт должен был нанести рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая правый фланг войск Жукова. Предстояла большая перегруппировка. «Только вчера еще войска наступали на восток, сейчас же им нужно было повернуть на запад и форсированным маршем преодолеть 300–350 километров по местам, где только что закончились ожесточенные сражения, где еще не рассеялся дым пожарищ, а работы по расчистке дорог и восстановлению переправ через многочисленные реки, речки и каналы только начинались, – писал Рокоссовский в своих мемуарах. – На железных дорогах не хватало подвижного состава, а полотно и мосты были в таком состоянии, что поезда тащились со скоростью пешехода. И вот в таких условиях надо было передислоцировать сотни тысяч людей, тысячи орудий, перевезти десятки тысяч тонн боеприпасов и уйму другого имущества».

По возвращении 10 апреля из Москвы Константин Константинович сразу же поехал в армию Батова. Его 65-й армии, действовавшей на главном направлении, предстояло вначале форсировать два широких рукава Одера, между которыми находилась четырехкилометровая заболоченная пойма. Этот участок солдаты в шутку называли «два Днепра, посередине Припять».

Форсирование Одера началось 20 января на широком фронте. Ночью авиация нанесла мощные бомбовые удары по главной полосе, а утром артиллерия подвергла ее сильнейшему обстрелу. Используя его, пехота 65-й и 70-й армий вклинилась в оборону врага.

Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Введя в бой 27-ю пехотную дивизию СС и танковые батальоны, враг неоднократно переходил в контратаки. В тот день их было двадцать пять. На многих участках разгорались рукопашные схватки в траншеях противника. Ломая яростное сопротивление немецких соединений, отвоевывали позицию за позицией.

В сложнейших условиях за шесть дней боев войскам фронта удалось пробить в обороне врага широкую брешь. Неоценимая помощь была оказана 1-му Белорусскому фронту, главная ударная группировка которого уперлась в прочный оборонительный рубеж на Зеловских высотах. И если бы фронт Рокоссовского не сковал резервы противостоящей 3-й танковой армии противника, ее командующий Мантейфель наверняка бы нанес фланговый удар по войскам Жукова и замедлил бы развитие битвы за Берлин.

Понимая важность выполняемой задачи, Рокоссовский продолжал наращивать усилия на главном направлении фронта, стремясь не только исключить всякую возможность прорыва немецких дивизий к Берлину, но и перерезать пути отхода войскам Мантейфеля на запад.

В один из таких дней противник предпринял 53 контратаки пехоты при поддержке танков и самоходных орудий. Все они были отбиты.

В ставке Гитлера встревожились. Военный советник фюрера генерал Йодль направил ему срочную депешу. Описав серьезность положения армий Мантейфеля, он заключал: «Мой фюрер, если 3-я танковая армия потерпит поражение, то советские войска в ближайшие дни ударят во фланг и тыл наших войск, подтягивающихся к Берлину с севера и северо-востока. Чтобы не допустить катастрофы, необходимо перебросить часть сил с Западного фронта на усиление 3-й танковой армии». Генерал-полковник Йодль, таким образом, предлагал снять часть сил из полосы действия войск Жукова и в спешном порядке перебросить их против войск 2-го Белорусского фронта.

Войска Рокоссовского, стремительно наступая, занимали города и порты Балтики. Они продвинулись от Одера почти на 200 километров, стремясь достигнуть заветного рубежа – реки Эльбы.

Таким образом, когда 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты вели бои в Берлине, войска Рокоссовского не только прикрывали их с севера, но и уничтожили неприятельские силы, которые могли угрожать правому флангу армии Жукова.

3 мая передовые танковые части войск Рокоссовского встретились с солдатами британских соединений. Тогда же произошла встреча маршала с английским главнокомандующим Монтгомери. Провозглашая тост, англичанин сказал: «С началом этой большой войны англичане, проживающие на своих островах, все время видели, как росли замечательные военные руководители России. И одним из первых имен, которое я узнал, было имя маршала Рокоссовского. Если бы о нем не объявляло радио, я бы все равно видел его славный путь по салютам в Москве. Я сам себе пробил дорогу через Африку и был во многих боях. Но я думаю: то, что сделал я, не похоже на то, что сделал маршал Рокоссовский».

О полководческом мастерстве Рокоссовского в Берлинской операции позже вспоминал генерал армии Батов: «Для маршала Рокоссовского, как командующего фронтом, был характерен нерасторжимый сплав решительности и смелой, я бы сказал, дерзкой инициативы с мудрым и трезвым учетом имеющихся возможностей, боевого потенциала возглавляемых им войск…

Полководческая деятельность Рокоссовского, впитавшая в себя все многообразие и богатство нашей военной мысли, отличалось динамизмом, новизной и оригинальностью решения возникавших оперативных проблем, искусным применением маневра, рациональным использованием резервов…

В последние месяцы войны войскам приходилось наносить удары во всех направлениях – и на запад, и на восток, и на север и на юг… Мы окружали группировки противника, а на отдельных участках фронта некоторые наши соединения сами попадали в окружение, и их приходилось выручать из беды. Начав преследование отступающего врага, мы вынуждены были порой снимать часть сил с уже занятых плацдармов и, переправившись обратно на «свой» берег, отражать яростный натиск контратакующих частей немецко-фашистских войск, оставшихся в нашем тылу. Одним словом, полоса действий фронта превращалась временами в то, что мы называли тогда «слоеным пирогом».

В подобной обстановке от командующего фронтом и его штабом требовалось не просто умение твердо и непрерывно управлять подчиненными войсками, своевременно парировать внезапные контрудары противника, но и находить слабые места в его расположении, чтобы, сосредоточив в нужный момент необходимые силы, разгромить врага. Именно такое отточенное искусство вождения войск показал тогда маршал Рокоссовский».

Данную характеристику полководческого мастерства военачальника трудно чем-либо дополнить.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Война завершилась великой Победой. Мир был спасен от фашистской чумы. Этот знаменательный исторический период был для маршала Рокоссовского отмечен памятными событиями.

24 мая в Кремле ему, Жукову, Коневу, Малиновскому и Толбухину вручили высший полководческий орден «Победа». Вечером состоялся прием в честь командующих войсками. После тоста в честь Жукова и Конева Молотов сказал:

– Теперь я предлагаю тост за маршала Рокоссовского, героя Сталинградской битвы, которая явилась историческим поворотом в нынешней войне, полководца, руководившего операциями в Белоруссии, изгнавшего немцев из Данцига и Штеттина.

А через неделю был опубликован Указ о награжде-ни его второй медалью Золотая Звезда Героя Советского Союза и сооружении его бронзового бюста в Великих Луках.

12 июля у колонн Бранденбургских ворот в Берлине фельдмаршал Монтгомери от имени короля Великобритании вручил Рокоссовскому Большой орден Бани с подвязками. 5 августа в Бельведере президент Польши Болеслав Берут наградил Жукова и Рокоссовского Большим крестом ордена Виртути Милитари со звездой и Грюнвальдским крестом I класса. Во время награждения президент сказал: «Польша никогда не забудет тех, кто своей безграничной отвагой, своим героизмом и великолепным командованием способствовал ее освобождению».

И был еще один документ за подписью Сталина от 22 июня 1945 года – о проведении в Москве на Красной площади Парада Победы.

Незадолго до того Сталин спросил Рокоссовского:

– Вы не разучились ездить на коне?

– Нет, конечно, – ответил он.

– Вам придется командовать Парадом Победы. Принимать его будет Жуков.

Подавляя волнение, маршал ответил:

– Спасибо за честь!

Утро 24 июня выдалось хмурым, над Красной площадью низко плыли облака, по-осеннему моросил дождь. На подступах к площади уже с восьми часов стояли коробки войск столичного гарнизона, а на самой площади выстроились сводные полки фронтов и флота. Над ними колыхались на ветру 360 боевых знамен.

Без четверти десять на трибуну мавзолея поднялись руководители страны. Маршал Рокоссовский к этому времени уже объехал войска, принял рапорты командиров колонн, дал последние указания. Теперь верхом на вороном коне ожидал появления принимающего парад маршала Жукова.

И вот кремлевские куранты зазвенели. С десятым ударом из ворот Спасской башни выехал на белом коне принимающий.

– Смирно-о! – подал команду Константин Константинович и, пришпорив коня, помчался к нему.

Сдерживая поводья, просалютовал клинком, доложил о готовности войск к параду. Последние слова потонули в звуках торжественной мелодии, исполняемой 1400 музыкантами сводного оркестра.

Сопровождаемые адъютантами, маршалы объехали войска. Мотопехота, танки, артиллерия заполнили улицу Горького, площади Революции, Театральную, Манежную. В ответ на поздравление солдат, офицеров и генералов с Победой прогремело мощное, раскатистое «ура!».

Оркестр вышел на середину площади и исполнил «Славься, русский народ!» Спешившись, маршал Жуков поднялся по ступеням мавзолея, чтобы произнести праздничную речь. От имени руководства страны он поздравил воинов, трудящихся городов и деревень, весь советский народ с великой Победой над фашистской Германией.

После того, как речь закончилась, Рокоссовский подал команду на прохождение торжественного марша. Он двинулся впереди парадного расчета, высокий, подтянутый, с отменной строевой выправкой. У мавзолея, приветствуя стоявших на трибуне, взмахнул клинком, взял его «под-высь». Пройдя мавзолей, вышел из строя, стал у подножья центральной трибуны.

Чеканя шаг по брусчатке Красной площади, первым прошел полк Карельского фронта во главе с маршалом Мерецковым. За ним шел Ленинградский, 1-й Прибалтийский, 2-й Прибалтийский…

И вот на марше полк 2-го Белорусского фронта. Впереди – заместитель Рокоссовского генерал-полковник Трубников. Созданный в апреле 1944 года, фронт участвовал в освобождении Белоруссии, Польши, в разгроме восточно-прусской вражеской группировки. Его войскам выпала честь участия в Берлинской операции.

Проследовал и сводный полк 1-го Белорусского фронта, в победы которого Константин Константинович также внес немалый вклад.

Подошел генерал из комендатуры, сказал, чтобы командующие фронтами поднялись на трибуну. С высоты мавзолея они наблюдали, как под дробь барабанов появилась колонна из двухсот воинов с. касками. Они несли склоненные трофейные знамена и штандарты. Когда-то под ними немецкие войска покорили многие страны Европы. Фашистские вояки мечтали, что, завоевав российские просторы, они пронесут их по Красной площади советской столицы…

Достигнув мавзолея, воины бросали на мокрую брусчатку обмякшие, жалкие стяги. Одним из первых немецких знамен был штандарт с прикрепленной к древку табличкой с надписью «Адольф Гитлер». Он принадлежал наиболее мощной дивизии СС вермахта. В суровые ноябрьские дни 41-го года она с боями ворвалась в Ростов. Но в городе находилась недолго: через неделю эсэсовцы бежали к Миусу, преследуемые войсками Южного фронта.

Дробь барабанов казалась оглушительной и напоминала бесконечно длинную пулеметную очередь, расстреливавшую трофейные знамена яростным огнем человеческой ненависти и гнева.

Потом Константин Константинович признался, что оказанное ему доверие командовать Парадом Победы он воспринял как самую высокую награду за всю долгую службу в Вооруженных Силах.

В тот знаменательный день он был свидетелем события, о котором не любил вспоминать, но память его хранила. Тогда они, командующие фронтами, прибыли утром в помещение одного из кремлевских строений, чтобы получить последние указания. В зале был накрыт длинный стол, уставленный закусками и бутылками.

Неожиданно появился Сталин со свитой.

– Товарищи маршалы! – раздался властный голос Жукова. Военачальники застыли.

Вслед за Сталиным вошли члены Политбюро, тут же Булганин, Мехлис.

Сталин стоял перед торжественными военачальниками в своей обычной тужурке, без орденов, но с погонами маршала. Находившиеся в зале устремили на него преданные и даже подобострастные взгляды. Во многих из них угадывался скрытый страх: они знали силу власти этого неприметного с виду человека, перед которым трепетала страна.

Подойдя к столу, Сталин предложил приблизиться и остальным.

– Синоптики предрекали ненастье, ливень, – он потянулся к бутылке с любимым вином, но чьи-то руки упредили, наполнили хрустальный бокал. – Но я уверен, никакой ливень не помешает народу праздновать. А вы что ж…

Стоявшие у стола наполнили рюмки.

– За успех народа! – негромко провозгласил он.

– За успех!.. За праздник!.. За парад!.. – послышались сдержанные голоса.

– Парад пройдет достойно, – заверил маршал Жуков.

В прошлую ночь он провел на Красной площади последнюю, генеральную репетицию, и остался доволен: и видом воинских «коробок», и тем, как участники промаршировали, и как натренированные рослые солдаты бросали знамена врага.

Выйдя из-за стола с бокалом в руке, Сталин прошелся по залу.

– Есть мнение присвоить товарищу Сталину звание генералиссимуса, – негромко, как бы говоря сам с собой, произнес он.

В зале насторожились. Сталин молчал, казалось, ждал, что скажут остальные. Но высказаться никто не решался.

– Конечно, звание генералиссимуса высокое, почетное… Но нужно ли оно Сталину? – он бросил короткий взгляд на застывших военачальников, членов Политбюро.

– Товарищ Сталин, разрешите? – послышалась скороговорка Еременко. Он еще не удостоился маршальского звания. Поймав кивок Сталина, продолжил: – Командующие фронтами имеют равное с вами звание, это несправедливо. Вы – Верховный Главнокомандующий. Звание не только не будет соответствовать, но оно закономерно.

– А как это примет народ? – Сталин снова бросил взгляд на присутствующих.

– Народ поймет правильно, – с характерным акцентом произнес генерал Баграмян. – Генералиссимус – это правильно.

– А ты почему молчишь? Или не согласен? – послышался за спиной Жукова голос Мехлиса.

– Обдумываю. В нашей армии нет такого звания.

– Нет такого звания? Так установим, – сказал Сталин. – Это не проблема.

У Мехлиса оказались бумага и ручка. Он тут же написал текст ходатайства о присвоении высшего воинского звания Сталину. Военачальники подписали его.

Через два дня центральные газеты на первых полосах опубликовали два указа. В одном сообщалось о награждении маршала Сталина вторым орденом «Победа», а во втором – о присвоении ему звания Героя Советского Союза. А еще через день, 28 июня, вышел еще один Указ – о присвоении Сталину высшего воинского звания Генералиссимуса Советского Союза.

В июле 1945 года маршал Рокоссовский вступил в должность главнокомандующего Северной группы войск, созданной из частей бывшего 2-го Белорусского фронта и размещенной на территории Польши. Штаб группы находился в Легнице.

Предстояло решение многих сложных задач перехода к жизни и учебе войск в мирных условиях. Это и демобилизация личного состава, и изменение организационной структуры соединений и частей, восстановление дорожной сети, разминирование огромных земельных площадей, репатриация бывших советских военнопленных и, конечно же, интенсивная боевая подготовка с учетом опыта войны и внедрения всего нового в тактику и оперативное руководство.

Для решения этих задач руководство группы и командование на местах осуществляли взаимодействие с правительством Польши и местными органами власти. Маршал был частым гостем польского правительства, установил он тесную связь и с частями Войска Польского, с польской общественностью.

В феврале 1949 года Константин Константинович выступил с докладом на торжественном заседании в Варшаве. Он был встречен бурными рукоплесканиями. К докладу он долго и тщательно готовился и произнес его по-польски. Он сказал: «Наперекор врагам, на радость народу Варшава поднимается из развалин, становится цветущей и прекрасной столицей народной Польши. Это доказательство того, что пролитая польскими воинами и лучшими сынами польского народа кровь не была напрасной, она принесла свои плоды».

Маршал живо интересовался ходом восстановления столицы – города его детства и юности.

В октябре 1949 года Константин Константинович получил отпуск. Посетив санаторий Лёндек-Здруй, где лечилась его сестра Елена, он выехал в Москву, надеясь провести там отпуск. Однако через несколько дней его неожиданно пригласили на «ближнюю» дачу Сталина в Кунцево.

В назначенное время он был на месте. Ему предложили подождать. Он сел на скамью, раздумывая о причине вызова. Появился хозяин.

– У меня к вам, Константин Константинович, большая личная просьба, – начал он. – Вчера звонил президент Болеслав Берут, очень просил направить вас для прохождения службы в Войске Польском на посту министра национальной обороны.

«Советский маршал – и командовать войсками другого государства?!» – пронеслось в сознании. Он хотел возразить, но сдержался и промолчал.

– Я понимаю ваше недоумение, – продолжал Сталин. – Но этого требует обстановка. Иначе можно потерять Польшу. Наладите дело и вернетесь назад. Ведь вы же поляк.

Его действительно все считали поляком. Но прожив жизнь в России, он с трудом говорил по-польски. В Польше же его считали русским. В этом была его личная боль, которую он таил в душе.

– Так какое ваше решение? – Сталин вонзил в него взгляд сощуренных глаз.

«Отказаться? Нет, нет! Нельзя! Просьба Сталина – это самый жесткий приказ».

– Я – солдат. Готов быть там, где нужен.

– Вот и договорились.