Текст книги "Маршал Рокоссовский"

Автор книги: Анатолий Корольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

И тут же проскрипело и пророкотало снова. Аркадий услышал зловеще нарастающий свист. Он оборвался близким, совсем близким взрывом, какая-то сила ударила в него, выбросила из траншеи, и пронизавшая тело боль сменилась беспамятством.

Он пришел в себя, когда услышал далекий незнакомый голос:

– Товарищ лейтенант… Товарищ лейтенант… Вы живы?

Ему показалось, что это голос Володьки Русанова. Он хотел ответить и не мог. Не знал он, что его боевой товарищ лежит бездыханный неподалеку.

– Сейчас, миленький… Потерпи.

Проворные и сильные руки рванули полу шинели. Током пронзила боль.

Он не помнил, как женщина-санинструктор, взвалив его на себя, ползла по заснеженному полю, как, добравшись до лощины, они скатились по склону, где находились спасительные сани-розвальни.

Он пришел в себя, когда лежал на этих санях и пахучее сено, словно иголками, кололо лицо. Два человека с казачьими кубанками на голове ощупывали ногу. «Доваторцы», – отметил он.

– Ногу надо спасать, – сказал один.

Второй, не спрашивая, ножом распорол добротный яловый сапог, выбросил окровавленную портянку. Потом стащил с головы Аркадия шерстяной подшлемник и обмотал им ногу вместо портянки.

– Вези! – приказал ездовому.

Еще он помнил, как оказался в теплой избе, и врач в белом окровавленном халате поднес ему почти полстакана спирта.

– На-ка, выпей, согрейся. И начнем оперировать.

Он выпил, заснул, и хирург приступил к делу. В бедре обнаружили пять осколков. Вначале вытащили большой, тот, что перешиб кость, а потом еще три – поменьше. А до последнего так и не добрались…

Там, где сражались отважные курсанты, есть ныне братская могила. Лежат в ней семьсот воинов.

– А сколько же было курсантов в полку? – спросил я участника тех боев полковника Панферова.

– Тысяча триста, – ответил он…

«СТОЯТЬ НАСМЕРТЬ!»?

Под Москвой генерал Рокоссовский приобрел опыт руководства войсками в условиях превосходства сил противника, овладел умением добиваться в труднейших условиях намеченной цели. Все это позже дало ему право на оценку руководства войсками Ставкой и Генеральным штабом. Конечно же, цензура не допустила на страницы будущей книги эти «крамольные» высказывания, однако пришло время о них сказать.

Так, сомнительным по своей целесообразности, на взгляд маршала, являлось громогласное требование «Стоять насмерть!» Казалось, оно призывало воинов к отчаянному сопротивлению, даже самопожертвованию во имя защиты родной столицы, Родины. На самом же деле оно влекло за собой серьезные последствия – окружение боевых соединений, способных к активным действиям.

Вот что писал по этому поводу маршал Рокоссовский в рукописи и что не было опубликовано в книге:

«Всем памятны действия русских войск под командованием таких полководцев, как Барклай-де-Толли и Кутузов в 1812 году. А ведь как один, так и другой тоже могли дать приказ войскам «стоять насмерть» (что особенно нравилось у нас и чем стали хвастаться некоторые полководцы!). Но этого они не сделали, и не потому, что сомневались в стойкости вверенных им войск. Нет, не потому. В людях они были уверены. Все дело в том, что они мудро учитывали неравенство сторон и понимали: умирать если и надо, то с толком. Главное же – подравнять силы и создать более выгодное положение. Поэтому, не ввязываясь в решительное сражение, отводили войска в глубь страны.

Сражение у Бородина, данное Кутузовым, явилось пробой: не пора ли нанести врагу решительный удар? Но, убедившись в том, что противник еще крепок и что имевшихся к этому времени собственных сил еще не достаточно для подобной схватки, Кутузов принял решение на отход с оставлением даже Москвы.

В течение первых дней Великой Отечественной войны определилось, что приграничное сражение нами проиграно. Остановить противника представлялось возможным лишь где-то в глубине, сосредоточив для этого необходимые силы путем отвода соединений, сохранивших свою боеспособность или еще не участвовавших в сражении, а также подходивших из глубины по плану развертывания.

Войскам, ввязавшимся в бой с наседавшим противником, следовало поставить задачу: применяя подвижную оборону, отходить под давлением врага от рубежа к рубежу, замедляя этим его продвижение. Такое решение соответствовало бы сложившейся обстановке на фронте. И если бы оно было принято Генеральным штабом и командующими фронтами, то совершенно иначе протекала бы война и мы бы избежали тех огромных потерь, людских, материальных, которые понесли в начальный период фашистской агрессии».

Так, ссылаясь на опыт Отечественной войны 1812 года и полководческую деятельность выдающихся военачальников того времени, маршал Рокоссовский ставит под сомнение правильность ведения военных действий Верховным Главнокомандующим и Генеральным штабом.

В период работы над рукописью, когда еще замалчивались ошибки и недостатки в руководстве войной и в ходу были ура-патриотические высказывания многих мемуаристов, это был смелый шаг со стороны автора «Солдатского долга».

Подтверждая сказанное, маршал Рокоссовский писал:

«Враг еще был сильнее, маневреннее нас и по-прежнему удерживал инициативу в своих руках. Поэтому крайне необходимым являлось предусмотреть организацию вынужденного отхода обороняющихся войск под давлением превосходящего противника.

Следует заметить, что ни Верховное Главнокомандование, ни многие командующие фронтами не учитывали это обстоятельство, что являлось крупной ошибкой. В войска продолжали поступать громкие, трескучие директивы, не учитывающие реальность их выполнения. Они служили поводом для неоправданных потерь, а также причиной того, что фронты то на одном, то на другом направлении откатывались назад».

Такие документы, продолжал анализировать Константин Константинович, не соответствовали обстановке, нередко в них излагалось желание, не подкрепленное возможностями войск.

Причиной же появления таких документов являлось стремление военачальников оградить себя от возможных неприятностей. В случае чего можно было обвинить войска, якобы не умевшие выполнить приказ.

«Сколько горя приносили войскам эти «волевые» приказы, сколько неоправданных потерь было понесено! – горестно замечал маршал. И, подводя итог сказанному, писал: – Стоять насмерть и умереть нужно с умом, только тогда, когда этим достигается важная цель, лишь в том случае, если она, смерть немногих, предотвращая гибель большинства, обеспечивает общий успех».

Именно тогда по этой причине произошел конфликт между Рокоссовским и командующим Западным фронтом Жуковым.

Части 16-й армии отражали яростные удары превосходящих сил противника, группировка которого состояла из четырех полнокровных танковых и пехотных дивизий. Положение в армии усугублялось еще и тем, что в глубине нашей обороны не было резервов, которые смогли бы задержать танки и пехоту в случае их прорыва. Войска армии несли большие потери.

Оценив обстановку, Рокоссовский пришел к выводу о целесообразности занять находящийся в тылу выгодный рубеж, использовать Истринское водохранилище как серьезную преграду для наступающих. Свой замысел он доложил командующему фронтом генералу Жукову и просил дать разрешение на занятие намеченного рубежа. Тот молча выслушал и ответил решительным отказом.

– С рубежа не отходить. Стоять насмерть.

– Но ведь обстановка позволяет поступить именно так.

– Об отводе войск не может быть и речи.

Константин Константинович не знал, что накануне между Жуковым и Сталиным состоялся серьезный разговор.

– Скажите, товарищ Жуков, вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас с болью в душе. Говорите честно.

Стоявший у карты Георгий Константинович оторвал от нее взгляд и произнес:

– Москву, конечно, мы удержим. Врагу не отдадим.

Это было своего рода обещание, клятва, невыполнение которой могло стоить головы. Жуков принимал все меры, чтобы выполнить данное им слово…

Рокоссовский об этом разговоре не знал, и когда Жуков уехал, он телеграфировал свою просьбу об отводе начальнику Генерального штаба. Маршал Шапошников ответил, что предложение целесообразное и он его санкционирует.

Распоряжение командарма не успело дойти до войск, как поступила грозная телеграмма: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».

Такого ответа Константин Константинович никак не ожидал. Еще раз прочитал телеграмму и задумался. Мысленно поставил себя на место Жукова.

«Сейчас на плечи этого человека легла тяжелейшая задача – отстоять Москву. Может быть в частности он не прав, но прав в главном: нельзя отступать ни на шаг. Обстоятельства чрезвычайны и требуют чрезвычайных мер. Он приказывает стоять насмерть, – значит будем делать так. В этом залог успеха».

И командарм распорядился: «Приказ об отводе войск отменить. Занять прежние позиции и с них – ни шагу назад!»

Этот конфликт не изменил их отношений. Они по-прежнему с уважением относились друг к другу.

В конце ноября обстановка в полосе 16-й армии обострилась до предела. Противник овладел Рогачевым, Красной Поляной, завязал бои за Лобню. Отсюда в ясные дни видна Москва. Используя успех, немцы начали подтягивать дальнобойные орудия, чтобы начать обстрел столицы.

Ночью последовал звонок из Ставки: «Сделать все возможное, чтобы ликвидировать угрозу! Нельзя допустить выхода немецких танков к каналу Москва – Волга!» А до канала рукой подать. Один рывок – и танки достигнут его берега. Резервов нет. Артиллерии тоже.

«Продержитесь до утра. Поможем», – обещала Ставка.

На счастье, удалось перехватить на марше два стрелковых батальона и артиллерийский полк. Утром прибыла обещанная помощь – два артиллерийских полка и три дивизии «катюш».

– Без промедления занять огневые позиции! – приказал командарм. – Подготовить огонь по Красной Поляне.

Мощью артиллерии удалось сорвать атаку врага.

СУХИНИЧИ

Под Москвой генерал Рокоссовский приобрел и полководческий авторитет. Подтверждением тому операция, связанная с овладением городом Сухиничи.

Далеко за полночь начальник штаба генерал Соколовский принес на подпись командующему оперативную сводку. С военной лаконичностью в ней перечислялись основные события за день. Включая в себя десять армий, Западный фронт занимал огромную территорию. На северо-западе, на волоколамском направлении, действовала 16-я армия Рокоссовского, а на юге 10-я армия генерала Голикова безуспешно рвалась к небольшому городу Сухиничи, что в Калужской области. Между ними более полтысячи верст. Пока операторы обзвонили штабы, приняли донесения да свели их в единый документ, прошло полночи.

Хмурясь, командующий надел очки, стал читать.

– А «десятка» по-прежнему топчется, – проговорил недовольно. – Пусть завтра Голиков утром мне позвонит. Я поговорю.

Начальник штаба сделал в своей книжке пометку.

Подписав документ, командующий в сопровождении адъютанта направился по длинному коридору на выход. Два сержанта из охраны схватили автоматы, опережая, сбежали по ступеням.

Дорога к коттеджу тянулась по невысокому косогору вдоль схваченного льдом пруда. Впереди шли сержанты, рядом с командующим светил фонариком адъютант, направляя луч на вытоптанную в снегу тропку.

– Стой! Кто идет? – раздалось в морозной ночи, когда они приблизились к темневшему глыбой коттеджу. От веранды отделилась фигура часового.

Здесь находился вспомогательный узел связи командующего. Комнаты его и адъютанта – наверху, куда они поднялись по неширокой деревянной лестнице.

Когда-то этот каменный коттедж, как и другие ближние строения, принадлежал помещице Власовой. И потому ее вотчину народ прозвал коротко: Власихой. После революции затерявшаяся в лесном массиве деревенька разрослась и стала называться именем расположенной невдалеке железнодорожной станции Перхушково.

Было четыре часа, когда адъютант разбудил генерала:

– Вас просят к аппарату. Кажется, сам Верховный!

– Почему, товарищ Жуков, – послышался голос с грузинским акцентом, – ваше левофланговое хозяйство не продвигается? Может, Голиков не в состоянии решить задачу? Помогите ему. Или направьте туда другого генерала, способного выполнить приказ. Подумайте и завтра доложите.

– Ясно. Меры незамедлительно приму!..

– Поступайте, как находите нужным, но к первому февраля Сухиничи взять! – и в трубке сухо щелкнуло.

Остаток ночи командующий вместе с начальником штаба генералом Соколовским провел над картой. Утром к ним присоединился член военного совета Булганин.

Потом был жесткий разговор Жукова с генералом Голиковым. Его 10-я армия была наиболее боеспособной, однако ей пришлось действовать против частей немецкой танковой армии Гудериана. Выбив противника из-под Тулы, части «десятки» подошли к Сухиничам, блокировали в них гарнизон, но сделать большего не смогли. Немцы сопротивлялись с упорством обреченных, нанося наступающим существенный урон.

Небольшой городок Сухиничи обратил на себя внимание и самого Гитлера. Раздосадованный бегством от Тулы танковой армии, считавшейся одной из сильнейших в рейхе, он вызвал генерала Гудериана в свою ставку «Вольфшанце». Его доставили специальным самолетом.

– Почему вы позорно бежали от Тулы?

– Этого не случилось бы, мой фюрер, если бы раньше позволено было отвести армию, – отвечал генерал.

– И куда вы собирались ее отвести?

– На тыловой рубеж, всего в 50 километрах.

– Что – там не холодно, генерал? И вы смогли бы тогда вывести тяжелое вооружение?

– Без горючего я бы и там не сделал этого, – Гудериан отличался дерзким характером.

– Значит, вы собирались и в том случае оставить его русским? Как же вы собирались воевать дальше?

– Нужно спасать армию даже без вооружения!

– Итак, вы собирались бежать до Германии?

– Но у нас не было выбора…

– Вон из армии! – ударив кулаком о стол, Гитлер указал Гудериану на дверь.

От его преемника он потребовал безусловного удержания Сухиничей. И тот теперь делал все возможное, чтобы выполнить приказ фюрера.

Город, являясь узлом железных и шоссейных дорог, был важен для немецких войск. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге создал крупную группировку для нанесения контрударов по наступающим.

О событиях в те дни у Сухиничей начальник штаба сухопутных войск Германии генерал Гальдер записал в своем дневнике:

«8 января 1942 года. Очень трудный день. Развитие прорыва противника у Сухиничей на запад начинает становиться для Клюге невыносимым…

9 января. В районе прорыва под Сухиничами противник продолжает развивать наступление в западном направлении.

11 января. Гитлер принял решение: предпринять наступление на Сухиничи. Указание Гитлера: прежде всего удерживать Сухиничи…

15 января. В районе мешка под Сухиничами противник усиливается, главный удар он наносит в северном направлении…

16 января. Противник развивает наступление через бреши в районе Сухиничей…

24 января. Южней Сухиничей обстановка напряжена в связи с наступлением противника… И радость: зато мы наносим удар в северном направлении и освободили Сухиничи…

28 января. Обнаружились разногласия по вопросу о том, удерживать или оставить Сухиничи. Фюрер требует удержания этого пункта… Выясняется, что действительно Сухиничи хотели снова сдать. Отдал контрприказ, надеюсь, не поздно».

Такое внимание немецкого высшего командования вызвала обстановка у городка Калужской области.

– Ясно одно: 10-я армия не сможет снова овладеть Сухиничами, – сказал Жуков, не отводя взгляда от распластанной перед ним карты. – А Верховный требует к 1 февраля город взять. Что предлагаете? – Соколовский и Булганин замялись. – Тогда я скажу…

Со свойственной ему краткостью и уверенностью Жуков стал излагать план. Поясняя сказанное, рука с карандашом чертила на карте решительные стрелы, предвосхищая маневр войск.

Искушенный в военном искусстве, генерал Соколовский слушал начальника, не смея его прервать. Булганин привычно склонил голову, скрывая свою некомпетентность за каменно-непроницаемым лицом.

– Ну что? Принимается ли решение? – наконец спросил Жуков, бросая на карту карандаш.

– Я – за, – ответил начальник штаба.

– Полагаю, что предложение целесообразно, – процедил член военного совета.

– А коли так, то не будем терять времени. Василий Данилович, срочно к аппарату командарма-16…

Вскоре дежурный по связи доложил, что командующий 16-й армии у аппарата.

– Генерал Рокоссовский, в соответствии с приказом Ставки вам предстоит возглавить операцию по взятию Сухиничей. Приезжайте ко мне, введу в курс дела.

– Понятно. Каким я располагаю временем?

– Ставка требует к решению задачи приступить немедленно. К первому февраля я обязан доложить Верховному об исполнении. – Стукнув пальцем по трубке, Жуков спросил: – Генерал Рокоссовский, вы слышите меня? Поняли, что я сказал?

– Слышу. Но для выполнения приказа я не располагаю необходимым. Для передислокации армии в район предстоящей операции нужен транспорт, его у меня нет. Потребуется не менее двухсот грузовиков и еще с десяток железнодорожных эшелонов.

– Стой! Стой! Никаких эшелонов! Понял? Выезжаешь на место через Москву только со своим штабом и связью. Только! Трех автобусов тебе хватит. Да два броневичка возьмешь для охраны. В твое полное распоряжение поступают все соединения, командование и штаб 10-й армии. На плечи этой армии и ляжет вся тяжесть проведения операции, она действует недавно и еще не растеряла всех своих резервов.

– Но для решения поставленной задачи выделенных сил явно недостаточно, необходимо их усиление…

– Справишься и так! – отрубил Жуков. Но прибавил: – Смогу помочь только артиллерией резерва Главного командования. Главная твоя задача – Сухиничи. Город вернуть! Выезжай сегодня!

Штабную колонну прямиком к Калуге повел начальник штаба армии генерал Малинин, а командарм и член военного совета дивизионный комиссар Лобачев поспешили в штаб фронта, в Перхушково. Их встретил генерал Соколовский.

– Вот карта, изучайте обстановку. Сейчас должен подъехать и Георгий Константинович.

Вскоре он появился.

– Ну что, Костя, изучил обстановку?

– Где участок армии? Какой состав?

– Участок протяженностью в шестьдесят километров против Сухиничей. Вот здесь, – командующий карандашом сделал отметки на карте. – В армию войдут четыре дивизии из 10-й армии…

По лицу Рокоссовского скользнула тень сомнения.

– Что такое? – насторожился Жуков. – Высказывайся!

– Не пойму – для чего нужен маневр? Там же есть генералы, которые и без меня смогут решить задачу.

– Смогут, – согласился Жуков. – Но надо там быть тебе. Именно тебе.

– И еще: почему в новую 16-ю армию включены только дивизии 10-й армии? Они немцам известны. Желательно включить хотя бы одну из тех, что находились на волоколамском направлении, в моей армии.

– Резон, – согласился Жуков. – Какую предлагаешь?

– 11-ю гвардейскую генерала Чернышева.

– Товарищ Соколовский, сегодня же дать распоряжение на передислокацию ее к Сухиничам. Используйте железную дорогу и автотранспорт, – приказал он начальнику штаба. – А ты, Костя, сделай так, чтобы по прибытии дивизии немцы смогли ее «засветить», узнать о ней.

«Зачем? – хотел было спросить Рокоссовский, но ответ пришел сам собой: – Немцы должны принять этот маневр за подход к Сухиничам целой армии! Должны поверить!»

Прощаясь, Жуков предупредил:

– Готовность к атаке – пять ноль-ноль 29 января.

Из Перхушкова Константин Константинович поспешил к назначенному месту, поглощенный мыслями о предстоящей операции. «Почему вдруг его, командующего, ближайших помощников, штаб направляют с правого фланга на левый, за полтысячи верст, а выпестованные им дивизии и полки оставляют на месте, переподчиняют другой армии? Что за нужда? И почему теперь он должен создавать новую армию и с ней наступать?»

Временами он раскрывал большой планшет, под целлулоидом которого находилась карта района предстоящих действий. Вглядывался в вычерченные скобки, стрелы, пунктиры, овалы позиций, пытаясь представить за ними боевые порядки подчиненных войск. И уже рождались, пока еще вчерне, план наступления и варианты использования стрелковых полков, артиллерии, танков, которые обещали ему направить…

Штаб разместился в небольшой заснеженной деревушке, и деятельный его начальник генерал Малинин уже орудовал в полную силу. Командарм его застал, когда он отчитывал начальника связи.

– Понимаете, товарищ командующий, подчиненные этого подполковника уже распространили весть о прибытии нашей армии. И даже указали ваше имя: «Рокоссовский приехал!» За это можно отдать под трибунал! Судить за разглашение военной тайны!

– Наши связисты не говорили, они предупреждены, – пробовал оправдаться подполковник. – Мы только еще прибыли, а местные телефонисты о том уже знали. Я сам этому свидетель, товарищ генерал. Да разве от солдатского телеграфа правду скроешь!

– Хорошо, будем считать инцидент исчерпанным, – примирительным тоном произнес командующий. Этот разговор привел его к мысли: «А что, если прибытие армии подтвердить в радио– и телефонных разговорах? Пусть противник полагает, что сюда пришла целая армия».

Имя Рокоссовского и мощь его 16-й армии были немцам хорошо известны. О генерале не раз упоминалось в сводках Совинформбюро. А недавно его и Жукова портреты были помещены в центральной прессе. Журналисты называли их большими мастерами военного дела.

Предложенный командармом план введения противника в заблуждение приняли. И полетели по телефонным линиям и радиоволнам сообщения с упоминанием имени командующего 16-й армии Рокоссовского, называли номера частей и их командиров. Немецкая разведка подслушивала, доносила своему командованию, а оно делало выводы. «Высветила» разведка и новую, прибывшую из-под Волоколамска 11-ю гвардейскую дивизию.

– Время штурма Сухиничей остается прежним, – подтвердил Жуков. – Никакой отсрочки!

И в оставшиеся дни в 16-й армии шла деятельная подготовка. Осложнял работу снег. Местами он доходил до пояса пехотинцам, затруднял движение танкам, артиллерии, буксовали автомобили. Он был столь глубок, что летчик с подбитого немецкого самолета, не раскрыв парашюта, упал в овраг и остался цел.

В ночь на 29 января гвардейцы 11-й дивизии скрытно выдвинулись вперед, к окраине города. Туда же на руках выкатили орудия сопровождения. Изготовились и танкисты, чтобы поддержать атаку стрелков. В ближайших укрытиях заняла огневые позиции артиллерия. Перед рассветом на передовой командный пункт прибыл Рокоссовский. Сюда он добирался на крестьянских розвальнях.

Генерал Малинин доложил о полной готовности и о том, что артиллерия через полчаса откроет огонь.

И тут зазвонил телефон из гвардейской дивизии. Генерал Чернышев:

– Прошу командарма. Срочное дело!

Сдерживая волнение, комдив доложил: к нему доставили местного жителя, тот заявил, что немцы ночью ушли.

– Куда ушли? Объясните толком.

– Ушли из города. Ни одного фрица не осталось!

– Не может того быть!

– Я сам не верил, товарищ командарм. Но это так. О том же сообщила и разведка…

Прежде чем направиться в дивизию, Константин Константинович предупредил генерала Малинина:

– До полного выяснения обстановки в штаб фронта не звонить! Прежде сам проверю.

Захватив рацию, командарм выехал в город. Там было все так, как докладывал комдив: ни одного немца. Передовой же полк уже на противоположной окраине.

– Связывайтесь со штабом фронта, – приказал Рокоссовский. – Просите к аппарату ноль-первого.

– Слушаю, – послышался вскоре голос Жукова.

– Докладываю: немцы без боя покинули Сухиничи.

– Не может того быть! Проверь лично! Ты же понимаешь, что придется докладывать самому Верховному.

– Уже проверил. Говорю из самих Сухиничей.

– Ну если так… Сейчас доложу об этом в Ставку… Постой! А почему немцы покинули город?

– Об этом нужно их спросить…

Позже удалось узнать, что гарнизон города составляла полнокровная моторизованная дивизия генерала фон Гильса. Узнав о сосредоточении кроме частей 10-й, еще и 16-й армии, он настоял на выводе дивизии из города. «Иначе неминуемо окружение и наше полное уничтожение! Ведь прибыла армия самого Рокоссовского!»

Словом, предпринятый маневр удался. Потом участники назовут его в шутку дивертисментом, что в переводе с французского означает – «спектакль».

А в начале марта 1942 года Константин Константинович был тяжело ранен осколком снаряда, влетевшим в окно штаб-квартиры. Его спешно доставили в Москву, в госпиталь. Это было его третье ранение.