Текст книги "С миру по нитке"

Автор книги: Анатолий Эйрамджан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Во всем виноват Лопес

Я с детства люблю Америку. Начиная с книжек о Колумбе, Америго Веспуччи, с индейцев Фенимора Купера, с ленд-лизовских «Студебеккеров» и «Виллисов», американских булочек с джеммом в школьном буфете, американских подарков, благодаря которым у меня появились брючки с невиданной тогда застежкой молнией на ширинке, с трофейного кино -большинство картин там были американскими, с джаза, наконец. С голоса Виллиса Кановера, который вел прередачи «Тайм фор джаз» из Вашингтона, с Луиса Армстронга, Эллы Фитцджеральд, Гленна Миллера, Дейва Бруббека, Оскара Питерсона... С Джека Лондона, Эрнста Хемингуэя, Дж. Д. Сэлинджера и Фолкнера... С президентов Рузвельта и Трумена – первый любил «Чатанугу–чу-чу», а второй использовал в свою предвыборную компанию песню « Я без ума от Гарри», которую мы знали по фильму « Судьба солдата в Америке». Как говорил мой школьный товарищ Кока Миранцев, «наше поколение, вскормленное американской кашей «Геркулес», лярдом, молочным и яичным порошком – не может не любить Америку!» В более старшем возрасте США мною воспринимались как маяк свободы, идеальное государство с мощным промышленным, научно-техническим и культурным потенциалом. «Америка, Свобода, Хемингуей, Джаз!» – вот девиз моего окружения в те годы, который, мало трансформируясь, добрался вместе со мной, наконец, до Америки. Основные принципы « американизма» не претерпели во мне никаких особых изменений после того, как я побывал в Америке, а вот Америка масштаба «дома в котором я живу» меня удивляет и по сей день.

Все соседи по дому улыбаются мне как доброму старому знакомому, здороваются и спрашивают: «Хау ар ю?» Многих из них я вижу впервые и они меня тоже. И все равно улыбки и «Как поживаете?» Потом я понял, что приветствие обязательно включает в себя это «Хау ар ю?». То есть при встрече они говорят: «Хай!

Хау ар ю?» все вместе и не дожидаясь ответа идут своей дорогой. Первое время я отвечал им «Файн!», мол все прекрасно, но вскоре понял, что мой ответ их не интересует, главное – ритуал, надо издать соответствующие звуки при встрече и обязательно улыбаться. Теперь уже мы тоже говорим им «Хай! Хау ар ю?» и с улыбками, моментально исчезаюшими с лица, расходимся.

Очень долго я привыкал к женским улыбкам. Они мне до сих пор кажутся намного ярче и многозначительней мужских улыбок. Первое время я был этими улыбками просто ошарашен. Так могла мне улабнуться в Москве при встрече моя давняя знакомая, с которой у меня что-то было или намечалось, но сорвалось...

Или так может улыбнуться при встрече женщина, которая уверена, что я по ночам мечтаю о ней. Или женщина, с которой наш роман вот-вот начнется и своей улыбкой она подтверждает это. Помню я шел по длинному балкону и вдруг с лестницы этажом ниже мне улыбнулась, как будто осветила солнечным зайчиком, незнакомая женщина. В Москве я тут же бы догнал ее и, законно считая, что такой аванс в виде улыбки вполне достаточное основание, пытался бы затащить ее к себе в гости. А здесь я только перегнулся через перила (чем очень удивил, а может быть и напугал эту женщину)и убедился, что вижу ее в первый раз. Или: открываются двери лифта, выходит незнакомая женщина и тут же озаряет тебя улыбкой. На русский язык эта улыбка переводится только так: « Я твоя! Наконец-то я нашла тебя, мой идеал!». А здесь это – пустой номер, из пушки по воробъям или, как говорил мой друг Артем – «сухой мандеж».

Стоит на улице или где-то чуть-чуть задержать взгляд на женщине – она тут же улыбается тебе. И бессмысленно подходить к ней, пытаться на этом основании затеять разговор, кадрить – это другая планета. Единственное, что успокаивает, так это то, что по своим внешним качествам они не дотягивают до привычного у нас даже среднего уровня. Так что пусть улыбаются...

Приезжая в Москву после «своей» Америки я с радостным удовольствием смотрю даже на пожилых женщин, а о молодых и говорить не стоит – глаз не нарадуется! Хоть они, в основном, угрюмы и редко улыбаются.

Мы привыкли читать еще в советских газетах о преступности в США. И вот я в Америке. Вечерами и ночами гуляем совершенно спокойно. На лужайках в городе часто устраиваются концерты или то, что у нас называют «народными гуляниями».

На второй или третий раз попав на такое мероприятие я вдруг понял, что чего-то мне здесь недостает, не хватает и поразмыслив, понял чего: группы парней, выпивающих в сторонке, а потом вдруг с бранью и смачными ударами, со звоном разбитого стекла, задевая подвернувшихся под горячую руку, как рой пчел носящихся по лужайке и превращающих веселье в кошмар. Ни одного пьяного я ни разу не видел на подобных мероприятиях.

Да и не видел молодежь, способную на такое. Все развлекаются мирно, интеллигентно, никто не говорит даже на повышенных тонах. Трудно в это поверить, но это так. Первое время меня настораживали вои полицейских сирен, я видел несущиеся друг за другом полицейские машины, кружашие в небе полицейские вертолеты... А потом из новостей узнавал, что на шоссе перевернулась и загорелась машина, все обошлось без жертв, или в банке в туалете заперся человек и позже выяснилось, что это сумасшедший. И таких поводов достаточно для того, чтобы почти весь мобильный персонал района устремлялся с мигалками к месту происшествия. Такое впечатление, что полиция хочет всячески показать, что не зря получает зарплату и использует для этого любой повод. Вот случай, произошедший на моих глазах: на детскую площадку (кстати, стерильно чистую, а песочница, не поверите! – без битого стекла, окурков и собачьих какашек ), где по вечерам играет наш сын стал приходить мальчик возраста 13-14 лет, явно психически неполноценный. Все его действия казались неопасными, пока он не стал кидаться камнями в разые стороны... Кто-то (как здесь это принято) сразу позвонил в полицию и тут же с воем сирен и миганием маячков появились три полицейцские машины, встали на лужайке в один ряд и оттуда вышли бравые полицейские и окружили смурного парня. Без труда поняв, что имеют дело с психом, полицейские сделали ему внушение минут на 15, записали адрес и отпустили с миром.

Впечатление: из пушки по воробьям. Но, может быть так и надо, может другим это урок?

Как-то мы приехали из Москвы в Майами в свою квартиру после годового отсутствия и я решил позвонить по телефону.

Куда не позвоню – нет соединения, ничего не получается. Тогда я решил, что надо испробовать какой-то явно неизменяемый номер, вроде наших «01», «02» или «03». В Америке такого типа номер мы знали всего один: 911. Я набрал, услышал ответ « 911 слушает!» и дал отбой. Сделал вывод, что связь, в общем, работает, поделился этим выводом с женой, стали думать, что же произошло с другими номерами, и вдруг за антимоскитной дверной сеткой я увидел напряженное лицо полицейского – рука его было на рукоятке кольта в кабуре.

– Есть проблемы? – спросил он.

– Нет, а в чем дело? – спросил я, открывая ему дверь.

Полицейский по киношному осторожно вошел в квартиру, продолжая держать руку на кольте. И тут выяснилось, что он не один: следом вошла женщина-полицейский, которая, явно, прикрывала его.

Они осмотрели всю квартиру, открывали даже стенные шкафы... Выяснилось, что они явились по моему звонку в 911. То есть, позвонив по этому номеру не обязательно кричать и просить о помощи, достаточно самого факта звонка – вдруг ты не имеешь возможности говорить и таким звонком сообщаешь, что тебе необходима помощь. В современных мобильниках даже есть специальная кнопка, которую можно запрограммировать на номер 911. А дальше компьютер выдает по запеленгованному номеру адрес и, как мы убедились, достаточно 5-7 минут, чтобы прибыла полиция. Когда я сказал полицейским, чем был вызван мой звонок, они объяснили, что с полгода назад введен код района, три цифры, которые необходимо набирать перед нужным номером, предупредили, чтобы в дальнейшем я не пользовался в подобных случаях их номером и без скандала удалились.

Любое незапланированное скопление народа на улице – и тут же появляются полицейские машины. В городе стоят камеры наблюдения и дежурный в участке дает информацию патрульным машинам. Сцену с проституками «Жениха из Майами»

мы решили снять прямо возле отеля, в котором мы жили: только установили камеры, свет, как тут же подьехали полицейские машины. У нас было разрешение на съемки, но нас поразила оперативность появления полиции.

Или снимаем «Тайное свидание», ночью на пляже. Включили генератор, осветили полпляжа тремя приборами, Зинченко и Панкратов должны раздеться донага и побежать в океан. В отдалении собрались зрители из жителей отеля и вдруг мне говорят, что появился полицейский. Я тут же иду к нему и говорю, что у нас есть разрешение на съемки. Говорю это с расчетом, чтобы он успокоился и ушел, чтоб не увидел бы, что мы снимаем обнаженных актеров, вдруг решит, что снимаем порно?

– Я здесь, чтобы у вас не было неприятностей! – сказал мне полицейский.

Он оставался до конца съемок и его не покоробило, что актеры у нас снимались голыми. Во всяком случае нам он об этом ничего не сказал.

А вот как-то на фли-маркете, куда мы отвезли всю группу покупать недорогие вещи, Зинченко в мини-юбке, уставшая от ходьбы и от жары села на какой-то ящик и устало раздвинула ноги. Тут же появился здоровенный полицейский и сурово уставился на Зинченко. Зинченко моментально поняла все без слов и тут же сомкнула ноги, а полицейский удовлетворенно удалился.

Одним из первых моих знакомых в США побывал Юлик Гусман. И всех удивило, что он в одиночку гулял по Гарлему.

– А ты не боялся? – спросил кто-то его.

– Они меня боялись! – ответил Гусман. – После нашей бакинской Похул-Дарьи(очень бандитский район города) Гарлем –парк культуры и отдыха!

Я вспомнил эти его слова, когда гулял по огромному универмагу в «черном»

районе Майами. Двое подростков-негров гонялись друг за другом и неожиданно, чуть не сбили меня с ног. Когда я, крутанувшись на месте все же удержался на ногах, я был поражен, как эти ребята извинялись, просили прощения и видно было, что они делают это искренне и очень интеллигентно.

– Простите, сэр, мы очень виноваты! Как вы себя чувствуете, сэр! Вам не нужна помощь? Мы очень сожалеем, сэр, что так произошло! Мы увлеклись сверх меры нашей игрой, сэр!

Самый настояший Чарльз Диккенс!

Или в доме нашем вдруг раздались истошные крики – никто из соседей не вышел на балкон поглазеть, что случилось –только мы с женой тут же выскочили по советской привычке: на балконе напротив стояла женщина, рыдала, прижимала к себе детей, а муж, то и дело высовывался из комнаты со свирепым лицом и угрожающе по-испански кричал ей что-то. Тут же появилась полицейская машина, а вскоре из дома вывели мужчину в наручниках, за ним плача шли его дети – мальчик и девочка, полицейские их успокаивали, да и сам отец уже был вполне нормален и просил детишек не беспокоиться о нем, все будет «о.кей». В то время как мы, разинув рты, с интересом следили за развитием событий, все остальные жильцы звонили в полицию, понимая, что чем быстрей приедет полиция, тем меньше шансов, что произойдет что-то непоправимое.

Во время съемок «Дара Природы» наш оператор, желая получить неожиданный ракурс, сел на багажник автомобиля «конвертбл» (с открытым верхом) и мы неслись так по шоссе, снимая беседу героев. Полиции нигде и в помине не было, а водители проезжающих машин делали нам знаки, что так ехать опасно. Мы это и сами знали и потому я и ассистент крепко держали за ноги оператора и продолжали снимать. И вдруг откуда ни возмись появилась полицейская машина и мы получили «тикет» – это по-нашему прокол в правах и штраф в 100 долларов.

– Откуда они взялись?! – сокрушался я.

– Им позвонили водители машин! – объяснили мне местные.– Это у них в норме...

Вот такая у них полиция и нравы.

И теперь, пожив здесь 3 года могу с уверенностью сказать, что любое сообщение из рубрики газеты «Московский комсомолец» «Срочно в номер» здесь взбудоражило бы все штаты. Нас такие сообщения трогают, поражают, возмущают, но все же мы к ним привыкли, а здесь подобные истории – сенсация: газеты и телевидение трубят об этом чуть ли не целый месяц и потом могут вернуться к той же истории через год или через два, если вскроются новые подробности.

На День Независимости мы вышли посмотреть салют к гольфовому полю, которое недалеко от нашего дома. Туда приезжают на машинах даже из других районов посмотреть салют – пустое простаранство над полем очень хороший экран для салюта. Когда мы пришли, все места у забора гольфового поля были заняты, многие люди перебрались уже через ограждение и расселись на газоне гольфового поля. Мы тоже последовали их примеру..

Салют начался, гольфовое поле на небольшой кромке у ограждения уже было плотно заполнено зрителями, а желающие посидеть на травке все прибывали. И тут вдруг появились небольшие электромобили с охраной, они подъехали к нам и в мегафоны стали объявлять, что необходимо срочно освободить гольфовое поле, так как это частное владение. И люди послушно стали подниматься и перелезать через ограждение, целыми семьями, с детьми. Ни одного недовольного возгласа. А как было бы у нас, например:

– Командир, ну дай досмотреть салют! Ты человек или нет?! Видишь, детишки как радуются! За 5 минут что с твоим полем сделается?!

Вот в таком духе, вплоть до прямого неповиновения и драки.

Здесь же меня поразила покорность и сознательность толпы, и черствость владельцев этого поля, которые хотя бы в День Независимости могли бы забыть на 10-15 минут о неприкосновенности их частной собственности.

Другой случай. В нашем доме постоянно делают какой-то ремонт – то лестницы красят, балконы, то крыши покрывают битумом, потом начинают красить стены, меняют лифты и т.д. А к ежемесячной плате за коммунальные услуги жильцам то и дело добавляются поборы за ремонт. Опытные люди говорят, что чем больше таких работ – тем больше денег остается в карманах руководителей правления. И вот как-то, после очередного повышения платы мой сосед предложил мне пойти с ним на собрание жильцов.

– Надо вывести их на чистую воду – сколько можно обирать нас! Я сегодня дам им жизни! А ты поддержи меня...

– С удовольствием, – сказал я, – только при моем знании английского я могу создавать только ропот толпы, не более...

– Ну, хотя бы так, – согласился мой сосед и мы пошли.

Что меня поразило, как только мы вошли в зал, где должно было происходить собрание – это громадное расстояние между первыми рядами стульев, где должны были сидеть жильцы и столом президиума, как у нас говорят. Метров 6-8, не меньше. На этой буферной зоне прохаживался полицейский в полной боевой амуниции с выражением власти закона на лице.

– А для чего полицейский? – удивился я.

– Чтоб морду им не набили! – объяснил мне сосед.

Потом с заискивающими улыбками на лицах появились члены правления и тут я понял, что жулики всех стран одинаковы и повадки у них одни и те же.

Председатель правления начала что-то говорить, но тут же ее перебил мой сосед с вопросом, до каких пор будет увеличиваться «эссесмент» – так на английском называются эти поборы.

Затем он встал и направился к столу президиума с бумагой, хотел показать произведенные им расчеты. Полицейский тут же остановил его на дальних подступах к столу президиума. В защиту моего соседа подали голоса еще несколько жильцов, в основном, рускоговорящих и плюс я: создал ропот толпы из известной с детства фразы «Полис го хом!!» Постепенно к недовольному хору рускоговорящих стали присоединяться англо-испаноговорящие, получился разноязычный гомон и ни звон колокольчика со стола президиума, ни возвания председателя правления не могли народ успокоить. Потом вдруг члены правления дружно покинули зал через запасной выход.

– Почему они ушли? – спросил я своего соседа.

– Они отменили собрание, закрыли его, – объяснил мне сосед.

– Перенесли на другой день?

– Нет, закрыли и все. И больше нам не с кем говорить. Можно взять адвоката, но это влетит в копеечку...

Собравшись в кучки, в основном, по языковым признакам, жильцы еще с полчаса повозмущались и разошлись. На этом все и закончилось и мы платим поборы по сей день.

На своих балконах мы не имеем право сушить белье, держать велосипеды, ненужный домашний хлам, что я считаю, в общем правильным, как и то, что нельзя балконы застеклить, как это у нас принято, нельзя входную дверь в квартиру поставить такую, какую ты хочешь – все двери в доме должны быть одинаковыми..

Запрещено детей до 11 лет оставлять дома без взрослых, оставлять детей в машине на паркинге одних – это все правильно. Но почему детям до 16 лет запрещено одним, без сопровождения взрослых играть во дворе – мне непонятно. Объясняют тем, что дети могут портить общественное имущество –лифты, деревья, чужие машины и т.д. Но есть видеокамеры наблюдения –выявляйте и наказывайте, так мне кажется должно быть, а штрафовать родителей 15–летнего парня за то, что он играл во дворе с мячом.... Но, таковы правила и все им подчиняются.

Во время одного из текущих ремонтов у нас в квартире вдруг стало плохо с водой: спускаешь воду в унитазе и приходится ждать, пока бачок не наполниться, иначе нельзя умыться. Когда принимаешь душ в доме нигде больше не должна течь вода, иначе из душа вода будет только капать. Мы решили, что это связано с ремонтом и стали ждать его окончания. Попутно мы задавали соседям по этажу вопросы: «Как у вас с давлением воды?» Соседи делали скорбные лица и отвечали, что очень плохо.

Поняв, что весь наш этаж испытывает такие же неудобства мы решили терпеть вместе со всеми. Правда, удивляло то, что на своем веку такое давление воды я встречал в жизни только раз в Бухаре в 1961 году в гостинице «Шарк юлдузу», но там хотя бы глубокой ночью удавалось принять душ. Как же в моей высокотехничной и гигиеничной Америке могло быть такое положение с водой так долго и чтобы люди это воспринимали как должное? Этот вопрос меня мучил, но плохое знание английского и заповедь Грема Грина «попав в чужую страну старайтесь соблюдать ее обычаи» сдерживали меня от более подробных распросов на эту тему.

Как-то я обратил внимание на то, что кран в ванной слегка протекает и решил, что если устранить течь, возможно чуть-чуть лучше будет идти вода из душа. Я позвонил в правление и вызвал сантехника. Он стал крутить вентиль крана и вдруг спросил:

– Почему у вас так плохо идет вода?

– У всех так, – ответил я. – После начала ремонта...

– Так не должно быть! – мастер прошел в лоджию, где у нас стоит стиральная машина, наклонился под раковину – я наклонился вместе с ним и увидел задвижку, о наличии которой я и не подозревал. Мастер повернул рукоятку задвижки, прошел в ванную, открыл кран и вода из душа ударила мощной струей. Мы с женой издали радостный вопль – лучшего давления воды представить себе было трудно. В чем же было дело? Очевидно, наш трехлетний тогда сын Кока, играя в лоджии, дотянулся до рукоятки задвижки и потянул ее на себя. И почти перекрыл воду в квартире. Поскольку это совпало с началом ремонта мы первое время восприняли это как временное нудобство, а после разговора с соседями решили, что раз у всех так – придется потерпеть. И вот что меня больше всего поражает: почему такое давление воды, как сейчас у нас, нашим соседям кажется плохим? Отовсюду, если полностью открыть все имеющися в квартире краны вода бьет как из пожарного шланга. Что им еще не хватает? Я не поленился и при случае спросил завел с ближайшей соседкой разговор на тему давления воды в душе и в результате она привела меня в свою душевую. Вода у них била точно так же, как у нас.

– Но это ведь хорошее давление? – сказал я.

– Вы счтаете? Но ведь с водой иногда попадют в душ маленькие песчинки, камешки, забивают отверстия... И потому поток воды, на мой взгляд, какой-то неровный....

Если бы хоть кто-то из соседей сказал бы мне, что у них напор воды нормальный, а есть претензии к песчинкам и камешкам, мы бы не мучались три месяца. Почему же они все так дружно говорили, что давление воды их не устраивает, для меня загадка. Единственный ответ, который приходит мне в голову вот такой: в Америке все втайне недовольны своим положением, как бы хорошо в данный момент они не жили, все стремятся к лучшей квартире, машине, работе, зарплате... А предела этому здесь нет. И потому если спросить: как у вас давление воды в кране, нормальное? Ответят: нет, потому что уверенеы, что у кого-то наверняка лучше. Проверить этот феномен я решил опять же на своих соседях.

– Как у вас с электричеством, нормальное напряжение? – спрашивал я у соседей.

– Нет, – ответили мне все соседи.

На этот раз я был научен горьким опытом и потому стал уточнять:

– Временами пропадает свет? Плохо нагревается плита? Или нельзя одновременно включать микроволновую печь и тостер?

– Нет, что вы?! – всплеснули они руками. – Но, вы не замечали, иногда, может мигнуть лампочка... А в прошлом году вообще выключился свет на 3 минуты... Пришлось заново программировать электронику.... Вот в «Пинакле» (престижный дом на океане) – там такого быть не может...

В первый год пребывания в Майами я заболел каким-то очень затяжным гриппом, месяца два кашлял после него, а потом вдруг стало барахлить сердце. Я пошел на прием к кардиологу. Кардиолог оказался выходцем из Египта, он имел какой-то неряшливый вид, манерами напоминал мне врача-бакинца, купившего за деньги диплом. Я сказал ему, что хотел бы сделать себе коронарографию, т.е. проверить состояние сосудом. Врач, его звали Салах Амер, сказал, что вначале стоит сделать стресс-тест (кстати, достаточно дорогой), после чего можно решить вопрос о коронарографии. Стресс-тест мне был не нужен, так как я уже имел опыт своей болезни и в реальной жизни мог сам фиксировать эти стресс-тесты. Я отказался и попросил врача выписать мне нитросорбит, который купирует стрессовые ситуации. (в Америке самые необходимые лекарства, например, нитроглицерин, нельзя получить без рецепта врача. Кроме того, что лекарства там стоят намного дороже, чем например в Европе или Канаде, надо еще, чтобы иметь право приобрести их, каждый раз ходить к врачу за рецептом и платить за прием до 150 долларов. В Москве, если я забыл нитроглицерин, я мог заскочить в любую аптеку в городе и купить его за «смешные»

деньги. Здесь такое невозможно). Врач выписал мне рецепт, я заехал в аптеку и тут выяснилось, что прочесть рецепт никто не может. Позвонили в офис к врачу, но была пятница и уже никого там не было – отвечал автоответчик. Мне пришлось два дня прожить без нужного лекарства, проклиная на чем свет стоит врача, не научившегося даже правильно писать по-английски, а в понедельник я пришел в офис к Салаху Амеру злой как черт и, показав ему его рецепт, спросил, что он здесь написал.

– Нитросорбит, – сказал врач.

– Но этого ни в одной аптеке не смогли прочесть! – строго сказал я ему. – Два дня я был без нужного лекарства по вашей вине. Если не трудно, напишите, пожалуста, что-нибудь по английски, -протянул я ему бумагу и ручку. – Сразу все станет ясно...

Салах Амер стал меня успокаивать, говорить что-то в свое оправдание, а закончил вопросом:

– Что вы хотите?

– Я хочу коронарографии, – твердо сказал я.

– Пожалуйста, – сказал врач. – Можем сделать сегодня, можем завтра.

Когда вам удобней?

– Завтра, – сказал я.

– Приезжайте в 8 утра по этому адресу, – Салах Амер чуть ли не печатными буквами написал мне адрес госпиталя, куда я должен был приехать. – Сделаем вам коронарографию.

К тому же он снова выписал мне рецепт нитросорбита с четкими буквами, показал мне и, одарив меня нужными мне лекарствами, дружески проводил из кабинета.

– Купил свой диплом «мастер-дегри» и этими лекарствами пытается замести следы, – сказал я жене.

– Как же ты будешь делать у него коронарографию? – удивилась жена. – Это не опасно?

– Я думаю, что делать коронарографию будет кто-то другой, кто умеет. И потому стоит поехать, – сказал я. – Но если этот госпиталь какая-то шарашка, то, конечно, ни о какой коронарографии там не может быть и речи....

Утром к 8 часам мы были у этого госпиталя и у меня вызвало удивление, что госпиталь – многоэтажное красивое здание, с большими паркингами для машин, внутри он блестел чистотой и произоводил впечатление серьезного заведения. В регистратуре уже были оповещены о моем приходе и приступили к оформлению.

– Ты знаешь, грех отказываться, – сказал я жене.

Меня провели в палату, переодели, уложили на койку и тут же возле меня захлопотали несколько сестер и в течени пяти минут я был готов к операции. (Коронарография – это мини операция: в паховую артерию вводят зонд, продвигают его поближе к сердцу, а потом начинают впрыскивать контрастную жидкость и следят на экране монитора за ее продвижением в сосудах. Там где сосуд забит бляшками, там движение жидкости прекращается). Тут же покатили меня в операционную и там я увидел четырех человек, одетых в зеленные как-бы скафандры, в бахилах с масками на лицах – вид у них был марсианский. Один из марсиян похлопал меня по плечу и что-то сказал ободряющее – я понял, что это был Салах Амер. Не теряя времени бригада приступила к делу: ввели мне зонд, протолкнули поближе к сердцу и стали впрыскивать жидкость. Салах Амер давал короткие команды и подвижная рентгеновская головка перемещалась надо мной, раздавались звуки спускаемого затвора фотоаппарата, какие-то команды и на экране мониторов я видел, напоминающие залпы салюта, впрыски контрастной жидкости и проникновение ее в мельчайшие капилляры. Постепенно я привык к этим негромким командам, четкому ритму работы, отвлекся, погрузившись в какие-то свои, посторонние от операции мысли и вдруг спохватился, что процедура длится уже больше часа. В свое время в Московском кардиоцентре мне делали эту же процедуру и она длилась не более 20 минут, включая, естественную в наших условиях, накладку. Делал мне эту процедуру врач-одиночка, своими умельскими движенями, сноровкой, покрякиванием и чертыханиями, больше похожий на токаря, чем на врача... Все шло вроде штатно, как вдруг он закричал куда-то в сторону:

– Марья Петровна, контрастная жидкость у меня кончается!

– А у меня больше нет! – ответила ему Марья Петровна.

– Спросите у Петра Васильевича! – начиная нервничать, крикнул мой врач.

– А он ушел на обед!

– Ну, не знаю, ищите мне жидкость, черт побери! В темпе! У меня больной на столе со вскрытой артерией!

– Может у Лидии Павловны есть... Схожу, узнаю...

– Скорей! Больной нервничает!

Я действительно занервничал, мне дали нитроглицерин, контрастную жидкость вскоре нашли и вся процедура быстро закончилась.

Здесь же она длилась уже больше часа, несмотря на то, что все необходимое у них было под рукой и никаких накладок не было. Еще через полчаса они закончили работу и Салах Амер похлопал опять меня по плечу:

– Все в порядке! – сказал он.

– В порядке сосуды? – спросил я.

– Нет, один сосуд был забит и мы вам поставили стенд, – сказал Салах Амер.

В Москве, я думаю, мне бы сначала сделали коронарографию, установили бы закупорку сосуда, а потом назначили бы день введения стенда (т.е повторно провели бы всю уже сделанную процедуру) и т.д. Здесь же врач принял решение самостоятельно, даже не посоветовавшись с пациентом и в «одно касание»

провел нужную операцию.

Потом я узнал, что Салах Амер один из лучших кардилогов-хирургов Майами и теперь я остерегаюсь сразу переносить свои советские стереотипы на американскую жизнь, но по поводу улыбок женщин все же остаюсь при своем мнении.

И ко многому здесь приходится постепенно привыкать. Например, продавцы в магазинах здесь не такие, к каким мы привыкли. Они, конечно, вежливы, услужливы, но квалифицированной помощи в магазинах электроники, например, от них не дождешься. Они плохо знают то, чем торгуют. Объясняется это тем, что на работу в магазины берут случайных людей, а так как платят там небольшие деньги, то продавцы долго в магазинах не задерживаются. И потому я часто вспоминаю наших продавцов, которые все знают не только о том, что в наличии в магазинах, но и о мировых аналогах, могут дать дельный совет.

–Цифровой фотоаппараты «Сони» я вам не советую брать, – могут сказать наши продавцы. – «Сони» дают эффект «красного глаза». Возмите «Кенон» – не ошибетесь. Проверенная фотофирма, хорошая оптика...

Здесь такого не дождешься.

Наш мастер-сантехник ЖЭКа профессор по сравнению с американским.

Американский может только заменить испорченную деталь, а наш может и «похимичить».

Как-то мы сняли в Майами квартиру без телефона и должны были самостоятельно подключиться к какой-нибудь телефонной компании. Мы выбрали компанию «Белл», позвонили туда, компания подсоединила нас к линии, но телефон у нас не работал. Из компании нам сообщили, что телефон не работает, так как очевидно есть неисправности внутри самого дома, в телефонной коробке. Компания может устранить эту неисправность, но это будет стоить 100 долларов. Нам показалось это дороговато – такие неисправности в коробке в Москве я устранял без чьей-либо помощи, но поскольку я не знал, где здесь находится эта коробка, решил обратится за помощью к мастеру из местного ЖЭКа, некоему Лопесу.

– Мистер Лопес, у нас есть проблема, – сказал я ему.

– Раз вы обратились ко мне, значит у вас не будет никаких проблем, -молодцевато ответил мне мистер Лопес, записал номер нашей квартиры, номер телефона, данный нам компанией «Белл» и взял всего 20 долларов за работу.

Телефон у нас в тот же день заработал. Но странное дело, никто не мог к нам дозвониться. Тогда я позвонил приятелю, у которого был определитель номера и он засек совершенно другой номер.

Приятель позвонил по этому номеру и у нас раздался звонок. Получалось, что Лопес подсоединил нас не к нашему номеру. Два ближайших дня мы безрезультатно потратили на поиски Лопеса – он все время был на «объектах», а потом решили плюнуть на это дело: телефон у нас работал, нам звонили, какая нам разница, какой у нас номер? Тем более, что номер который у нас был сейчас, явно больше никому не принадлежал –посторонние по нему не звонили. Так продолжалось примерно месяц, пока не объявился хозяин нашего номера – он, оказывается, был в отъезде. Он сообщил нам, что теперь у него почему-то не тот номер, который был раньше, что ему звонят незнакомые люди и он хочет вернуть себе свой номер. Новый свой номер, который он нам назвал, не был нашим номером, данным нам компанией «Белл». Нам стало ясно, что мастер Лопес, копаясь в телефонной коробке в поисках нашего номера, отсоединял подряд все провода, а потоми неправильно их присоединил, в том числе и наш. Все «перепутанные» вскоре нашли друг друга, стали перезваниваться и наконец и мы нашли наш «белловский»