Текст книги "Великая победа на Дальнем Востоке. Август 1945 года: от Забайкалья до Кореи"

Автор книги: Анатолий Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Разработанный Комитетом начальников штабов США план высадки войск на японские острова включал два этапа. Сначала предусматривалось десантирование трех корпусов 6-й армии в южной части острова Кюсю. Начало этой операции под кодовым названием «Олимпик» намечалось на 1 ноября сорок пятого года. И лишь в случае ее успеха, 1 марта сорок шестого планировалось осуществить операцию под кодовым названием «Коронет», предусматривающую высадку двух армий в составе четырнадцати дивизий на остров Хонсю. Но в плане имелась оговорка, что сроки высадки десантов могут быть перенесены и на более поздние сроки.

Правительства и военные командования Соединенных Штатов и Великобритании признавали, что если СССР не вступит в войну против Японии, то для вторжения на японские острова им потребуется семимиллионная армия, а сама война затянется еще минимум на полтора года. Операции в метрополии будут стоить Америке более одного миллиона жертв. Их союзники также могли понести большие потери.

В середине первой декады июля, когда в Токио усиленно формировалась делегация экс-премьера принца Коноэ для переговоров в Москве, в Берн на имя Даллеса из Вашингтона поступила «обнадеживающая телеграмма» с пожеланиями Соединенных Штатов к Японии. Американцы выразили согласие сохранить в стране институт императора, но высказались за изменение конституции страны, не указав конкретно, каких именно положений это касалось. Не было в телеграмме и ответа на вопрос о послевоенной судьбе Кореи и Тайваня, сохраняются ли они за Японией.

Передавая содержание полученной из Вашингтона телеграммы шведскому банкиру Якобсену, Даллес особо предупредил «связного», что Япония должна, как можно, скорее начать официальные мирные переговоры с Соединенными Штатами, ибо вступление Советского Союза в войну на Тихом океане положит конец любым сепаратным соглашениям. Тогда Японию ждет безоговорочная капитуляция со всеми, вытекающими из нее последствиями. Якобсен тотчас передал эти «новости» коллегам Иосимуре и Китамуре, а те посланнику Касэ. Так из уст «непримиримого врага» Великая Империя получила достоверные сведения о готовящемся вступлении Советского Союза в войну против «восточного соседа».

Это был вероломный ход американского руководства, которое проводило троякую дальневосточную игру в отношении Токио, Москвы и Яньани. Японию оно запугивало скорым нашествием Красной Армии. Предавало гласности военные приготовления Советского Союза, разгласив заранее секретные решения Ялтинской конференции «Большой тройки». Обеспечив войска Чан Кайши современным оружием, оно направило их главные усилия не против японских оккупантов, а против 4-й и 8-й Народно-освободительных армий Китая на уже освобожденных территориях провинций Шэньси, Ганьсу и Нинся. Над великим китайским народом нависла новая реальная угроза порабощения, но теперь не японским, а американским империализмом.

В ночь на 6 июля посланник Касэ направил в Токио телеграмму, в которой подробно изложил суть американского ответа на «мирные предложения» Японии. В ней особо превозносилось согласие Соединенных Штатов сохранить институт императора. По образу действий американской стороны, он вообще опустил вопрос о дальнейшей судьбе Кореи и Тайваня, лишь, между прочим, упомянув о необходимости изменить конституцию страны.

Получив на следующий день столь «половинчатый ответ» на дипломатические инициативы Японии, министр иностранных дел Того не сразу решился доложить содержание телеграммы из Берна премьер-министру Судзуки. А что конкретно он скажет о вынужденной корректировке конституции и о перспективах важнейших заморских территорий? Кто впредь будет хозяйничать в Корее и на Тайване, без которых Великой Империи будет очень нелегко обеспечить свои потребности в важнейших полезных ископаемых? Да и рабочая сила там обходится втрое-вчетверо дешевле, чем в метрополии.

Но на этот раз Судзуки сам позвонил Того, спросил:

– Есть ли какие новости из Европы, Того?

– Я только что собирался зайти к вам, господин премьер-министр, – сдержанный тон «первого дипломата» Японии настораживал. – Утром поступила телеграмма из Швейцарии, от нашего посланника Касэ. Он сообщает, что американская сторона частично согласна с нашими «мирными предложениями» и предлагает начать официальные переговоры на уровне правительственных делегаций. Но тут возникает сразу несколько вопросов.

– Да, Того, у меня тоже возникло сразу несколько вопросов, – озабоченно возразил Судзуки. – С кем конкретно должна вести переговоры наша правительственная делегация? Где должны проходить эти переговоры – в Вашингтоне или в Токио? К тому же, чтобы вступить в переговоры с Соединенными Штагами, необходимо подписать с ними какой-то документ о временном перемирии. Кто и в какие, по-вашему, сроки должен ответить правительству Великой Империи на эти жгучие, кардинальные вопросы?

– Да, в телеграмме Касэ ничего не говорится по этому поводу, господин премьер-министр. Это нам еще предстоит выяснить. Сегодня же я намерен направить телеграмму в Берн, чтобы быстрее получить исчерпывающие ответы. Резерва времени у нас нет. Это я хорошо понимаю.

– О каком резерве времени, Того, может идти речь, если стремительно нарастают угрозы с Севера! Советы не станут ждать, пока мы согласуем все нерешенные вопросы с американцами. Как быть в таком случае?

– Но что же поделаешь, господин премьер-министр, если раньше мы были столь недальновидными в отношении Советского Союза? До самого последнего времени наша враждебность была столь очевидной для Москвы, что теперь надо благодарить бога за его благосклонное отношение к Великой Империи. Возможно, нам еще удастся избежать войны, если миссия принца Коноэ все же состоится и приведет к желаемому успеху. Надежда остается.

– Вы что же, Того, сами готовите ответственную миссию и тем не менее сомневаетесь в ее успехе? Впрочем, я уже начал забывать о некоторых причудах завзятых дипломатов – до самого последнего момента не верить в искренность противоположной стороны. Я полагаю, что Советы, понеся огромные потери в войне с рейхом, не станут особо куражиться, чтобы непременно продемонстрировать свою мощь против Великой Империи. Мы имеем на материке Квантунскую армию, и, надеюсь, в Москве понимают, что в схватке с нею их тоже ждут немалые жертвы.

Министр иностранных дел согласился.

– Я тоже очень надеюсь на войска генерала Ямады, господин премьер-министр. Но Генштаб армии полагает, что в создавшихся условиях целесообразно подкрепить их за счет 10-го фронта на Тайване. После утраты Окинавы сражаться за отдаленный остров не имеет большого смысла.

– Это, пожалуй, верное предложение, Того, – председатель Высшего совета по руководству войной поддержал «первого дипломата» Японии. – Но, скорее всего, мы должны вначале решить судьбу войск 17-го фронта в Корее. Это наиболее очевидный резерв Квантунской армии. В данном случае не потребуется больших передислокаций. Будет гак, как решит, в конце концов, император.

– Господин премьер-министр, фронт туда, фронт сюда – все это оперативные вопросы. Пусть их решают военные. Нам, дипломатам, вполне хватает своих «кроссвордов».

– Кстати, Того, а какие конкретные условия выдвигают американцы в отношении наших претензий на Корею и Тайвань? – Судзуки задал самый сложный и неприятный вопрос. – Меня это интересует не менее, чем то, что случится с конституцией Великой Империи.

– В телеграмме Касэ ничего не говорится о судьбе Кореи и Тайваня, господин премьер-министр. Возможно, американская сторона сознательно откладывает эту проблему на более поздние сроки. Многое, если не все, решит предстоящая конференция «Большой тройки».

Премьер Судзуки закончил разговор на «грустной ноте»:

– Великая Империя оказалась за бортом мировой политики, Того. Этот факт следует признать со всей определенностью. Похоже, что безоговорочной капитуляции нам уже не избежать. Как все переменилось.

Обостренное чувство тревоги будоражило воображение генерала Умэдзу, и ближе к полдню 7 июля он, без предварительной договоренности о встрече, собственной персоной появился в кабинете «первого дипломата» Японии. Разговор начался без всяких вступлений. Начальник Генштаба опустился в кресло возле стола министра, сказал:

– Вы обещали, Того, регулярно информировать меня о ситуации в Европе. Можете поделиться свежими новостями?

– Пока, Умэдзу, я располагаю европейскими новостями сугубо дипломатического свойства.

– Они в пользу империи, Того, или, напротив, окончательно рушат наши надежды?

– Они носят «загадочный характер», Умэдзу. Янки готовы вступить с Японским правительством в переговоры о перемирии, но выдвигают туманные предварительные условия.

– Каковы эти условия, Того?

– Они касаются корректировки нашей конституции, но посланник Касэ не сообщает, какие именно ее статьи не устраивают американцев.

– А что сказано о заморских территориях, Того?

– Ничего не сказано, Умэдзу. Ни о Корее, ни о Тайване, без которых империи трудно обеспечивать свою жизнь.

– А каково, Тога, участие Советов в нашей судьбе?

– Сказано, Умэдзу, что Советский Союз в ближайшее время начнет войну против Империи.

– Что касается начала войны с Советами, то я вполне могу успокоить вас, Того. Война начнется не ранее чем через полгода, а, возможно, и позднее.

– На чем основан ваш оптимистический прогноз, Умэдзу?

– Советам, Того, придется решать проблему Квантунской армии. Ее миллионный личный состав занимает семнадцать хорошо оборудованных на местности укрепрайонов. И еще. Позиции генерала Ямады прикрывает четырехсоткилометровая гряда Большого Хингана, реки Аргунь, Амур и Уссури, горы Чанбайшань. При сносном боепитании армия может успешно противостоять Красной Армии не менее двух лет.

– Но русские перебросят против нее свои лучшие силы, отличившиеся в войне с Германией, Умэдзу!

– Это не так просто сделать, Того. Западную Россию связывает с Дальним Востоком лишь одна транссибирская железная дорога, возможности которой весьма ограничены.

– Согласен, Умэдзу. Трудностей у Советов хватает, но нам надо продолжать усиливать войска генерала Ямады, чтобы исключить всякие неожиданности.

– Генштаб только и занимается решением этих злободневных и неотложных проблем, Того.

Только через день, Того смог выполнить свое обещание премьер-министру и направил срочную телеграмму в Берн. Посланнику Касэ поручалось в предельно сжатые сроки прояснить у Даллеса вопросы относительно корректировки конституции, а также послевоенной судьбы Кореи и Тайваня. Но тут же обнаружились новые неприятности для участвующих в контактах сторон. Американская пресса стала в открытую писать о ведении сепаратных переговоров Японии и Соединенных Штатов по поводу заключения соглашения о мире.

Утром 10 июля вновь заседал Высший совет по руководству войной. Первым делом, по предложению премьер-министра Судзуки, он утвердил принца Коноэ специальным эмиссаром Японии на переговорах в Москве. Никто из членов Совета, однако, не поставил вопрос о том, существует ли договоренность с Правительством СССР на предмет ее приема ответственными представителями. Утвердили в предположении, что будет принята, и... перешли к обсуждению очевидных проблем. А их набиралось немало.

Императора страшно угнетали разрушения в столице после массированных бомбардировок американской авиации. Поэтому он, то и дело, ставил вопрос перед Высшим советом об усилении противовоздушной обороны Токио. Но средств и технических возможностей решительно не хватало. Истребительная авиация понесла невосполнимые потери в боях за Окинаву, а зенитная артиллерия оказалась малоэффективной, поскольку американские «летающие крепости» «Б-29» сбрасывали свой смертоносный груз с большой высоты и безнаказанно уходили на удаленные островные авиабазы. Кошмар безжалостных бомбардировок нарастал каждодневно.

Премьер-министр Судзуки выразил неудовольствие докладом военного министра генерала Анами о провальных темпах мобилизации в метрополии и на материке. До конца первой декады июля группировка войск в метрополии на третьем этапе мобилизации возросла только на четыре пехотных дивизии и пять смешанных бригад. Штаб 40-й армии на острове Кюсю получил в свое распоряжение одну дивизию береговой обороны и две смешанных бригады. По мнению председателя Высшего совета по руководству войной, Генштаб армии вообще излишне увлекается формированием дивизий береговой обороны. Тогда, как всем членам Совета известно, что скудное обеспечение их транспортными средствами резко ограничивает мобильность этих соединений. Недостаток же артиллерии в них делает проблематичным полномасштабное выполнение архиважных оборонительных задач.

Попытка начальника Генштаба армии генерала Умэдзу объяснить низкие темпы мобилизации исчерпанием людских ресурсов не смогла переубедить премьер-министра. Судзуки продолжал стоять на своем, что военное министерство неоправданно свернуло мобилизационную работу на почти половине призывных пунктов и не заботится о восстановлении порушенной бомбардировками оборонной промышленности. Следует принять кардинальные меры по укреплению двух главных войсковых группировок – в метрополии и Квантунской армии на материке. В противном случае Великой Империи не устоять. Поражение станет неизбежным.

В ночь на 11 июля министру иностранных дел Того доложили текст заявления исполняющего обязанности госсекретаря США Грю по поводу распространившихся по миру слухов о закулисных переговорах американских и японских представителей в разных точках Европы. «Первый дипломат» Америки дезавуировал многочисленные публикации по этому поводу, уверяя, прежде всего, союзников своей страны в том, что это результат психологической войны со стороны общего врага. Грю продекларировал традиционную фразу, что политика Американского правительства была, есть и будет основываться на требовании безоговорочной капитуляции Японии.

Окончательно согласовав вопрос о составе делегации принца Коноэ с премьер-министром Судзуки, министр иностранных дел Того в середине дня 12 июля тотчас направил телеграмму послу Японии в Москве Сато. Ему поручалось лично посетить наркома иностранных дел Молотова и вручить письмо, в котором попросить его согласия на приезд в Советский Союз высокой японской делегации во главе с экс-премьером Коноэ в качестве официального представителя императора. На следующий день Сато был принят заместителем наркома иностранных дел Лозовским и вместе с письмом премьер-министра Судзуки вручил ему послание Хирохито, выражавшего «свою волю, чтобы положить скорее конец войне» и восстановить мир на Дальнем Востоке.

Послание императора, однако, игнорировало очевидную реальность. Без всяких на то оснований Хирохито заявлял: «Безоговорочная капитуляция, на чем настаивают США и Англия, не может быть принята Японией, но, если на этом не будут настаивать, Япония может пойти на компромисс по другим вопросам». И в безвыходной ситуации Япония добивалась особого к себе расположения со стороны невоюющего пока что с ней северного соседа. Советы, однако, действовали строго в рамках принятых союзниками договоренностей.

Все попытки посланника Касэ выйти на контакт с американским резидентом в Европе Даллесом ни 14, ни 15 июля не увенчались успехом. На все его запросы шведский банкир Якобсен отвечал, что «предмет их жгучего интереса» находится где-то в Германии и вообще маловероятно, что в ближайшее время Даллес снова объявится в Швейцарии. Ни военный, ни военно-морской атташе, генерал Окамото и капитан 2-го ранга Фудзимура, также ничего разузнать не смогли. Тупиковая ситуация угнетала. Вечером 16 июля Касэ сообщил в Токио телеграммой, что его связь с американским представителем временно прервалась из-за отсутствия «адресата».

Настойчиво, но одинаково безуспешно добивался получения ответа на письмо своего правительства и посол Сато в Москве. Единственное, что ему все же удалось узнать 16 июля, так это неприятную весть о том, что нарком Молотов временно отсутствует в столице, а без него кто же решит столь важный вопрос – принимать или не принимать высокую японскую делегацию?

После 24 июня, став свидетелем грандиозного Парада Победы на Красной площади, посол Сато почувствовал себя в Москве крайне неуютно. Практически ежедневно затем он с ужасом представлял себе, что показанная во время парада военная мощь Советов не сегодня-завтра будет брошена против «старомодной армии» его страны. Сато был совершенно уверен, что в Токио не вполне осознают нависающую над ней смертельную опасность. Посол Великой Империи сделал для себя однозначный вывод, что перед такой мощью и Квантунской армии не устоять. Тревоги нарастали. Военные из атташата ежедневно докладывали послу, что поток воинских эшелонов в восточном направлении не уменьшился и в июле. Ориентировочные подсчеты о переброске советских войск устрашали, нагнетали обстановку.

Начальник Генштаба армии генерал Умэдзу стал в последнее время частым собеседником министра иностранных дел Того. Сведения, которыми оба они располагали в силу повседневных служебных обязанностей, взаимно дорисовывали картину трудных будней на военном и дипломатическом фронтах. Противоречивые «векторы» нелегко было направить в одну сторону, свести к «общему знаменателю», но это надо было сделать, чтобы выработать приемлемые решения. Всем хотелось быть «на плаву».

К необходимости подобных действий обязывали и бурные заседания Высшего совета по руководству войной, которые уже мало что давали практически, но все же помогали его членам установить близкое к реальности фактическое положение вещей. Кстати, никто уже не отрицал, что оно складывалось ужасным, но всех терзала ближайшая перспектива – ведь так хотелось заранее узнать, что ждет Великую Империю за «горизонтом».

Начальник Генштаба армии высказался осторожно:

– Вы, Того, несомненно, знаете больше, что творится в Европе, но на волне недавних перемен и вам нелегко разглядеть ближайшее будущее. Десять лет Гитлер проводил свою авторитарную политику, не боясь, ошибиться.

«Первый дипломат» Японии не стал скрывать обуревавших его пронзительных тревог:

– Больше или меньше знать или понимать, Умэдзу, – все это в нынешней обстановке носит весьма относительный, я бы даже сказал, весьма условный, проблематичный характер. Всегда и любому человеку трудно быстро перестроить свои ориентиры на противоположные, но именно так случилось с Японией. Судьба Великой Империи требует от нас быстрой и кардинальной перестройки.

– Что вы имеете в виду, Того?

– Только то, Умэдзу, что еще недавно, даже год и тем более два-три года назад Япония, выступив в удобный момент против Советов на Востоке, возможно, могла склонить военную чашу на сторону рейха. Мы этого не сделали. Упустили свой шанс. Ждали еще более убедительных побед германского фюрера, чем те, что вермахт одержал в сорок первом под Вязьмой, в сорок втором в Крыму и под Харьковом. Теперь ясно и нам, что тогда были последние звездные месяцы вождя германского народа...

– Какая у вас тонкая философия, Того, – вкрадчиво прервал причитания министра иностранных дел начальник Генштаба армии. – Выходит, определенный, обоснованный риск не заказан не только военным, но и дипломатам?

Того не придал реплике собеседника никакого значения:

– Вам это, пожалуй, неизвестно, Умэдзу, но Отт [41]41
  Имеется в виду посол Германии в Токио в первые годы 2-й мировой войны О. Отт.


[Закрыть]много раз напоминал тогдашнему руководству Японии, что благоприятных шансов может впредь и не наступить. Так, впрочем, и случилось. Курск развеял все иллюзии на победу Германии, а, значит, уплыли в небытие и наши «удобные моменты». С начала сорок пятого все круто изменилось. После Вислы Красную Армию было уже не остановить.

– Мы все сильны задним умом, Того, – горестно, не упрекая собеседника, заметил начальник Генштаба армии.

– Искать примирения с Советами следовало в сорок третьем, Умэдзу, а не продолжать совершать мелкие козни против их кораблей на тихоокеанских коммуникациях. После утраты Минска и Киева стало уже очевидным, в чьи паруса подул подлинный тайфун.

– Я где-то прочитал недавно, Того, что политика посложнее физики и математики, поскольку в ней слишком иного переменных величин [42]42
  Это выражение принадлежит выдающемуся ученому-физику, разработчику «теории вероятностей» А. Эйнштейну.


[Закрыть].

– Это справедливо в такой же степени, Умэдзу, – тут же отозвался министр иностранных дел, – как и то, что Великая Империя в одночасье оказалась в середине сорок пятого один на один против сверхмощного блока, противостоящего грозной «оси». Берлин – Рим—Токио.

Начальник Генштаба армии снова вернул разговор на «круги своя»:

– Надеюсь, Того, вы разделяете мое мнение об исчерпании наших людских резервов?

«Первый дипломат» Японии, однако, пошел еще дальше и откровенно заявил:

– Как это ни печально, Умэдзу, но я считаю наши новые формирования ненадежным войском, на которое не стоит чересчур уповать. Если Советы обрушат на Квантунскую армию сверхмощные удары, то все свежие дивизии, сформированные из наших колонистов в Китае, корейцев и русских белогвардейцев, тотчас разбегутся. Какими силами тогда Генштаб армии закроет образовавшиеся бреши?

– Вы более чем правы, Того.

Телеграмма от посла Сато из Москвы не поступила в Токио и 17 июля. Премьер-министр Судзуки справился у «первого дипломата» Японии:

– Приглашение из Москвы все еще не поступило, Того?

– Нет, господин премьер-министр. Надежды мизерные, что мы вообще его получим, – сам тон ответа министра иностранных дел подтверждал, что так, видимо, оно и случится.

– А может, все же напомнить Сато о наших тревогах? Время уходит, а мы из месяца в месяц не можем никак договориться о чем-то конкретном ни с американцами, ни с Советами, – посетовал Судзуки.

– Мы утратили политическую инициативу, господин премьер-министр. Так тяжелая война распорядилась с судьбой Великой Империи.

– Но будем ждать, Того. Я все же лелею некоторую скромную, но стойкую надежду.

Вечером 18 июля посол Сато был приглашен в наркомат иностранных дел СССР и из уст того же заместителя наркома Лозовского получил ответ на недавнее письмо премьер-министра Судзуки и послание императора Хирохито. Он не порадовал японского дипломата.

Лозовский заявил, что Советское правительство внимательно изучило оба документа с японской стороны и пришло к однозначному заключению, что в позиции Японского правительства существенных изменений не произошло. В послании императора не нашли отражения ни цели визита принца Коноэ, ни его фактические полномочия. В итоге аудиенции заместитель наркома иностранных дел СССР констатировал: «Советское правительство не видит возможности дать какой-либо определенный ответ по поводу послания императора Японии, а также миссии князя Коноэ».

Весь следующий день посол Сато мучительно ломал голову над текстом «коварной телеграммы», которую должен был срочно отослать в Токио. Он достаточно понимал, что срыв важной миссии экс-премьера Коноэ в Москву может больно ударить и по его дипломатической репутации. Посол Японии впал в депрессию, понимая, что фактически это был отказ в доверии не столько ему лично, сколько его стране, снискавшей позорные титулы милитариста и агрессора... Сато отправил телеграмму в адрес министра иностранных дел Того вечером 19 июля, обосновав отказ в приеме делегации принца Коноэ тем, что японские соображения носят слишком общую форму и не содержат каких-либо конкретных предложений. Советы не желают приобрести репутацию каких-то «сиюминутных сепаратистов».

Настойчивость, которую демонстрировал в середине лета премьер-министр Судзуки, добиваясь ускорения темпов третьей мобилизации, принесла некоторые плоды. В течение второй декады июля были закончены формированием еще три пехотных дивизии и две смешанных бригады. Высший совет по руководству войной и эти формирования направил на усиление 1-го фронта генерала Кита, чтобы исключить любые неожиданности на опасном Приморском направлении. Командующий Квантунской армией генерал-лейтенант Ямада поддержал обоснованное решение Высшего совета. Он также предложил военному министру генералу Анами быстрее решить вопрос о подчинении ему войск 17-го фронта генерала Кодзуки, дислоцированных в Корее. Это позволяло штабу Квантунской армии доработать план обороны северокорейского побережья и иметь в качестве ближайшего оперативного резерва еще семь пехотных дивизий и две смешанных бригады. Они насчитывали свыше ста тридцати тысяч человек.

Но выявились и вопиющие недостатки форсированной мобилизации всего пригодного к службе мужского населения метрополии и подвластных территорий. 20 июля, докладывая о новых войсковых формированиях премьер-министру Судзуки, начальник Генштаба армий генерал Умэдзу посчитал необходимым сообщить председателю Высшего совета по руководству войной о том, что военное министерство вынуждено было принять принципиальное решение о расформировании обоих отрядов из русских белогвардейцев, ввиду их крайней политической ненадежности. Судзуки утвердил принципиальное решение: «Великой Империи требуются только надежные во всех отношениях войска».

В тот же день, вооружившись коммюнике об открытии Потсдамской конференции глав правительств Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании, премьер-министр Судзуки и министр иностранных дел Того более часа обсуждали возможные последствия форума победителей для Великой Империи. Они пришли к единому мнению, что на конференции непременно встанет и «японский вопрос» и, скорее всего, в плане требования о безоговорочной капитуляции. Так что, надо быть готовыми к самому худшему. Становился понятным обрыв всех контактов на «дипломатическом фронте». Было не до Японии.

Утром 21 июля сам император Хирохито справился у премьера Судзуки, поступили ли какие-нибудь сообщения из Москвы. Премьер-министр доложил, что Советы отклонили возможность переговоров с делегацией принца Коноэ под предлогом их «беспредметности»...

Поиск мира «любой ценой» стал для Токио единственным исходным вариантом, чтобы с наименьшими потерями снасти лицо Великой Империи, и вообще выжить японской нации.