Текст книги "Игра в косынку. Практикум (СИ)"

Автор книги: Анастасия Зубкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Слухи про «Косынку» (про вирус)

Один молодой человек играл в Косынку в перерывах между работой – ему казалось, что так он, вроде, не бездельничает. Через пару месяцев молодой человек понял, что Косынка посылает ему некие послания, расшифровав которые, он избегает множества неприятностей и даже зарабатывает лишние призовые очки. С некоторых пор молодой человек стал советоваться с ней по любому поводу и никогда не выпускал новый ноутбук из рук. Загадался какой-то ребус – молодой человек сразу сел и разгадал его при помощи Косынки. Тут ему девушка одна звонит и говорит: «Приходи ко мне, молодой человек, в гости, будем ужин есть и смотреть друг на друга умильными взглядами». А, надо сказать, что молодой человек уже долгое время вздыхал по этой девушке, подойти не решался, а тут вот такое счастье. Но, все же, молодой человек сел за компьютер и быстренько раскинул Косынку. Не сложилось. Он раскинул ее еще раз. Опять не сложилось. Три часа подряд раскидывал – не сошлось ни разу. Так и не пошел на ужин к девушке своей мечты, она обиделась и другого позвала. А потом оказалось, что молодому человеку в компьютер противники Лиги вирус запустили, чтобы Косынка никогда не складывалась. Говорят, нечего народ простой с Пути сбивать.

Слухи про «Косынку» (про 46 ножичков)

Один Мэтр восстал против Лиги – мол, нечего Лиге купоны с Косынки стричь, когда и так, если ты ее Мэтр, тебя на путь вырулит, и уже ничто, кроме тебя самого, не свернет. Раскладывает Мэтр Косынку, и все время спрашивает: «Сковырнется ли Лига?», и что интересно, все время Косынка у него складывается. Тут Мэтр вообще обрадовался – думает, что и Косынка сама против Лиги. Ночей не спал, все за компьютером сидел. А потом его нашли в подворотне, и из бока у него торчало 46 ножичков, все со знаком Лиги на рукоятке. Мэтр пока еще жил, успел сказать другому Мэтру, что его дело правое, и что надо бы Лигу свергнуть. Тот Мэтр поверил, и тоже стал Косынку раскладывать и спрашивать: «Сковырнется ли Лига?», только у него постоянно отрицательный ответ был, и никто ножичков ему в бок не втыкал. Может быть, первый Мэтр в Косынку просто лучше играл?

Слухи про «Косынку» (про подмену)

Одна девушка умела предсказывать при помощи Косынки что угодно, и даже брала с окружающих за это деньги – короче, чудо как предсказывала. И как-то ей очень хотелось, чтобы ее петь позвали на один концерт, и аплодировали ей там до потери пульса. Девушка раскинула Косынку, и по всему получалось, что и позовут ее вряд ли, а уж что до аплодисментов – поцелуй коровий зад. Но девушка не унималась, а все спрашивала, и спрашивала Косынку, позовут ли ее петь, и будут ли аплодировать, и к утру Косынка ответила «Да». Девушка была довольна, потому что все сбылось. Она и не догадывалась, что Косынка схитрила и переделала всю ее судьбу, и была это уже совсем другая девушка, не та, что принималась за Косынку. Только девушка ничего не заметила. Только как-то кому-то сказала, что волосы у нее, вроде, рыжее стали.

Слово Марго. «Красотки кабаре» (хромой карлик с накладной бородой в пол-лица)

Неприятное вибрирующее напряжение, разлитое во влажном распаренном воздухе «Красоток», чувствуешь сразу и на загривке волосы встают дыбом. Сюда так просто не попадешь – только за необычайные заслуги, харизму или дикие бабки. Жутко крутое место – иди и сунь свою толстую морду в лужу. Цены запредельные, столы грязные, с ламп клочьями осыпается пыль, народу толпища непроходимая и все уже нажрались – что за счастье оказаться в подобном месте!

Пахло сладковатой пудрой, выдохшимся пивом и сигаретами. Гомон стоял такой, что приходилось орать до хрипоты, и все равно ничего не слышно и не понятно. Жарища такая, что от людей пар валил, все слонялись в полумраке, натыкаясь друг на друга, курили, выпивали и преувеличенно радовались полузнакомым людям, имя которых припоминали с трудом. В некотором отдалении от бара тянулся ряд 486 компов, на четырнадцатидюймовых мониторах которых мерно подрагивала заставка косынки с извечно мучающим косыночника вопросом: «Сдать заново?».

Я примостилась в углу, подобрала под себя ноги, жесткая деревянная скамья впилась в задницу углами, которых не заметишь, пока не сядешь, но ничего удобнее тут не было – шаткие барные табуреты (большое спасибо, как-нибудь в другой раз), жесткие стулья, обитые толстой кожей и длинные деревянные скамьи. Только за стул еще повоюй пойди, вступи в короткую схватку с каким-нибудь типом, или с его подругой (неизвестно, что хуже). За скамью, кстати, тоже побороться надо, тут, конечно Гоша расстарался – запихнул меня в угол, метнулся к бару, принес пива и усвистал – только его и видели, типа, пошел ставить на меня огромные тыщи и узнавать, как можно на игру записаться. Одиноко так, что хоть голову об угол стола разбивай, или (что еще хуже) беги за Гошей, ищи его, зови и тащи обратно.

Я тоскливо поболтала в бокале свое пиво, выловила официантку и заказала коньяка – мир сразу стал теплей и уютнее, потому что я заболела в этом углу, если меня и гложет какой-нибудь душевный недуг, то в подобных местах он пухнет как на дрожжах – тоска страшенная подступает, хоть и не рождайся на этот свет. Пустота и непроглядная темень, хочется плакать, и все кругом как в какой-то длинной и безысходной сказке – принц не вернулся из похода (сначала покалечился и долго болел, а потом и вовсе помер), принцесса бросилась со скал в море, король тоже что-то там с собой сделал, детей у них так и не приключилось, зима, зима, рваные северные сумерки и старый слуга плачет в пустом каминном зале, перебирая фамильные реликвии, ну и, естественно, тут же травится страшным ядом. До прихода официантки я закрыла глаза и принялась считать до ста, прорываясь сквозь гомон, звон в ушах и пульсирующий чад. «Никуда не пойду, – призрачно пробивались сквозь счет какие-то мысли, – никуда не пойду и играть ни во что не буду». Графинчик, рюмка и блюдце с лимоном появились на пятьдесят шестом счете – совсем немного. Я приоткрыла один глаз, блаженно оскалилась и вольно отхлебнула коньяка.

Некоторое время я переводила дух, а потом откинулась назад, прислонившись спиной к прохладной стене, и закурила, с сомнением поглядывая на запотевшее пиво. Нет, конечно нет, ни в коем случае, но если Гоша не поторопится, то в конечном итоге он застанет тут бесчувственное тело, накачанное коньяком и пивом до такой степени, что уже не способно издавать даже нечленораздельное мычание. И пусть он потом попробует кому-нибудь объяснить, что это вот на нее он поставил кучу денег, и сейчас она вам тут немножко поиграет.

– А ты и правда думаешь победить?

От неожиданности я наглоталась сигаретного дыма, забулькавшего в желудке, клацнула зубами и повернулась на голос, уставившись красными слезящимися глазами на этого типа. В принципе, он сидел тут давно, но до этой фразы никакого интереса ко мне не проявлял, а выглядел, надо сказать, довольно странно – длинный, тощий, как жердь, тяжелая нижняя челюсть и на голове шапочка, расшитая цветным бисером. Не из тех, с кем хочется просто так взять и заговорить.

– А я, может и играть-то не собираюсь, – прохрипела я, пытаясь утрамбовать дым, перекатывающийся под ложечкой.

– Может и не собираешься, – понимающе закивал тип, – но вот веришь ли ты в победу?

– Ой, – сварливо отмахнулась я от него, давя бычок в пепельнице, – только не надо мне тут всю эту хрень разводить, – я вдруг заметила, что рубашка его такая длинная, что покрывает щиколотки, и совершенно непонятно, были ли под этой рубашкой штаны.

– Вообще-то и правда, хрень какая-то получается, – глаза его потеплели, казалось, хамство настроило его на благодушный лад, он прямо сиял, словно готовился получить от меня какой-нибудь ценный приз, – просто сразу так захотелось разговор начать, чтобы ты поняла: я что-то о тебе знаю. Вот мне и показалось наиболее удобным вступать тогда, когда ты об игре начала думать… – черт, есть у него под рубашкой штаны или нет? – не пересказывать же тебе всю эту хрень про утопившихся королей и слуг, рыдающих в каминном зале.

– Кстати, – буркнула я, – очень красивое сравнение.

– Главное оригинальное, – покивал он, – меня Доктор зовут. А как зовут тебя, я знаю.

– Доктор едет, едет сквозь снежную равнину? – поинтересовалась я, запихивая в рот новую сигарету.

– Что-то вроде этого, – согласился Доктор – и правда, похоже: при небольшой натяжке бисерная шапочка может сойти за докторскую, а уж белая хламида легко принималась за халат. «Значит, терапевт, – удовлетворенно подумала я про себя, – хирурги – они обычно в зеленых халатах ходят… терапевт – это еще ничего, это почти не страшно».

Некоторое время мы помолчали, я вертела сигарету между пальцами, Доктор смотрел куда-то поверх стола, потом наклонился, достал зубами из моего блюдечка лимон и задумчиво сжевал прямо со шкуркой. Я молчала. «Надо у него спросить что-нибудь, – болталось у меня в голове, – непременно что-нибудь спросить. Например, когда я умру, что будет с Анечкой в ближайшем будущем, когда Гоша наконец пойдет в жопу, буду ли я по этому поводу горевать, что значит слово «беда», выцарапанное на автобусном стекле, которое я видела недавно – настоящую, неподдельную беду, или такую беду, как у капитана Врунгеля – веселое путешествие со скорейшей победой яхты «Беда» – в принципе, близкие по звучанию слова – «беда» и «победа», да и по происхождению тоже…»

– Да ерунда это все – тоже в рифму получается, кстати. – Доктор времени не терял и подъел почти все лимоны – ну и черт с ними, все равно я к ним никогда не прикасаюсь.

– Что?

– Парнишка, студент академии Народного Хозяйства, 17 лет от роду, ехал в этом автобусе и думал что-то про романтическое парение, как в рекламе дезодоранта, группу «Лакримоза» и то, как он всем покажет, что и каким образом, он, кстати не очень пока представлял. А выцарапал ключом на стекле почему-то именно «беда» – так оказалось короче – попробуй как-нибудь процарапать ключами стекло – довольно сложно и, к тому же, противно скрипит. И ничего это не значит – до тебя это слово прочитали множество человек. Хотя, про капитана Врунгеля – мне это понравилось.

– То есть, ты плотно читаешь мои мысли? – я налила себе еще немного коньяка, поболтала его в бокале и опрокинула в рот. Приятное золотистое тепло потекло по пищеводу, отличное от липкой жары, царившей в клубе, а потому никак на нее не повлиявшее – не усилившее, ни утихомирившее.

– Ну… бывает…

– Ерунда какая… Даже то, что ты…

– Ну, знаешь ли, – замахал руками Доктор, – ты мне тоже нравишься, но у тебя все это несерьезно, а я – натура ранимая, мне уже и лет побольше чем тебе, и я прекрасно знаю, что ты там имеешь ввиду. Попорхала и забыла, а я так и остался с разбитым сердцем, может быть даже навсегда. Лермонтова читала? До смерти буду сидеть и вспоминать какие-нибудь глупости, вроде какого-нибудь рассвета, когда мы с тобой уже надрались, обнимаемся на каком-нибудь балконе и поем «Выпив дважды по двести // У буфетчицы Лены».

– Скажите пожалуйста, – буркнула я, – старье какое.

– К тому же, – продолжал Доктор, вольно отмахнувшись от моих слов, – должен сказать тебе, что под рубашкой брюки у меня все-таки есть.

– Черт, – шарахнула я ладонью по столу, а Доктор хлебнул моего коньяка прямо из графинчика. – Синие?

Он наклонился ко мне и заговорщицки прошептал:

– В полоску.

– О… – я понимающе закатила глаза, – о…

– Ну, – поднял палец вверх Доктор и торжественно поболтал им в воздухе, – такие пироги. Так ты считаешь себя игроком?

– Да плевала я на всю эту хрень, – махнула я рукой, – плевала. Радости никакой – одни заботы. Шкварюсь тут к скамейке этой долбаной, а дома вкуснейший салат, недочитанная книжка и прохладный ветерок обдувает голую попу.

– Какая гадость, – всплеснул руками Доктор, – просто ужасно.

– Не такая уж и гадость, – вздохнула я, – многим, в принципе, нравится.

– Да стой ты. Я говорю, что отвратительно, с каким чувством человек обычно идет к победе – она ему совершенно не нужна. Разве это честно?

– Наверное нет, – хмыкнула я, уловив слово «победа» и наглухо запечатав его в голове, – только надо же как-то все уравновешивать?

– Надо, – как-то легко согласился Доктор, – но не было бы более честным, если бы победа досталась, к примеру, Кардиналу?

– Ему и так довольно часто эта победа достается, – вздохнула я, – к тому же, медицина должна быть за меня, потому что я законченный псих, а ты чем занимаешься? «Надо, чтобы твоя победа досталась Кардиналу», – совершенно непохоже передразнила я.

– И знаешь что самое интересное, – снова отхлебнул у меня коньяка Доктор. Про себя я без удивления отметила, что уровень в графине ни капли не понизился – все те же 200 грамм, которые я заказывала, – сейчас ты говоришь все это, а в глубине души тебе так на косынку наплевать, что даже странно делается. А вот Кардинал уже 4 года практикует косынку, и очень успешно. Он занимается по четыре часа в день – полтора часа утром, час днем и полтора часа на ночь – и в этом жестком графике он живет уже очень долго, с тех пор, как набрал свою звездную форму. Он очень ревниво следит за G126, и ему противна сама мысль, что какой-то юниор дает такие результаты. Он рассчитывает только на одно – что в таком месте, да еще перед такой толпой народа у тебя как следует заиграет очко. Вот я и говорю: ты веришь в свою победу?

– Да, – хмыкнула я, – верю…

– Но это совершенно тебя не греет, – закончил за меня Доктор, – я же говорю, Кардиналу все это нужнее. Он вообще, очень хороший человек – кругом у него друзья, ты только послушай, – Доктор еле заметно кивнул себе за спину, а последние слова договаривал уже шепотом, хотя непонятно, от кого он хотел скрыться во всеобщем гомоне и вопле.

Рядом с нами сидела пара – тихая брюнетка в черном платье с умопомрачительным разрезом и говорливый коротышка в облегающей майке. Парень был в ударе. Он раскачивался на своем табурете, размахивал руками и бурно рассказывал, как на днях он пил в одной компании с самим Кардиналом, нажрался как свинья и произвел на него неизгладимое впечатление.

– Я говорю: «Кардинал, ты – отличный мужик, совсем не понтуешься перед смертными!», а он мне: «Да, я – такой, зови меня просто Серега», – заливался парень. Брюнетка сверкала зеркальным зачесом и рассеянно смотрела куда-то в сторону, словно искала выход.

Я тоскливо вздохнула и подперла голову рукой. Доктор протянул руку и рассеянно погладил меня по голове. На секунду я прикрыла глаза – накатило ощущение чего-то стерильного, светлого, эдакие высокие арки, прозрачное зимнее небо, черные силуэты деревьев, как на картинах Брейгеля младшего, гулкое эхо, незыблемые авторитеты, вечереет и хоть кто-то на целом свете меня одобряет. Я покивала и заулыбалась – Доктор уже убрал руку, наваждение исчезло. Я попыталась поймать его взгляд. Бесполезно. Я вздохнула и глотнула из графинчика, припоминая: как там: прозрачное небо… силуэты деревьев, как на картинах Брейгеля младшего… кто-то меня одобряет… одобряет… Черт, все не то.

– А потом мы с Кардиналом остались наедине, – продолжал наш сосед, – и он подарил мне эту фенечку, – он замахал рукой, обмотанной кожаным шнурком, перед носом у брюнетки. Бедняжка отшатнулась так, что чуть не кувырнулась на пол. – Он сказал, что за нее очень удобно прятать чек, и менты ни за что не сыщут его, хоть в жопу заглядывай – ни-че-го. Вот он какой, Кардинал ваш.

– Не слушай его, красавица, – пророкотал внезапно нависший над ними бородач в майке с эмблемой поляроида, – этот идиот вечно все придумывает, и феньку эту он вырезал из моей косухи, – бородач бесцеремонно пододвинул табурет и присел между треплом и брюнеткой, – а Кардинала он даже в глаза не видел, наркоман несчастный.

– Он врет, – зашептал коротышка, – потому что ты, Ленка, ему нравишься. Он надеется выиграть сегодня. Но я знаю кое-что…

От любопытства я легла на стол и начала медленно подползать к соседям, типа, я устала и сил держать голову уже нету. «Свалишься», – просвистел мне в ухо Доктор, но я, не оборачиваясь, зажала ему рот и позабыла об этом – рука повисла, цепляясь за его щеку.

– Вы хоть знаете, – продолжал шипеть коротышка, – что G126 начал выбираться на публику? Он постоянно маскируется и может нагрянуть на любое соревнование инкогнито. Это одноногий карлик, почти слепой, а играет он как черт, причем, полагается исключительно на интуицию.

– Ты откуда знаешь? – через смешок поинтересовался бородач, но смешок был уже глухой, как через вату.

– Да мы с ним пили как-то раз, у него на лице была огромная черная борода, а глаза за темными очками. Я ему говорю: «Крутой ты игрок, как дьявол играешь!», а он мне: «Зови меня просто Лехой».

Брюнетка натянуто улыбнулась. Наметилась неприятная пауза, когда все смотрят друг на друга, а гул в ушах постепенно нарастает. В такие моменты неудобство и смущение разливается в воздухе, оно сосредотачивается вокруг так густо, что даже смотреть на подобные сцены стыдно. Я отвела глаза и глотнула из графина. Наши соседи продолжали медленно агонизировать в своем молчании.

– Понимаешь, милая, – заговорил Доктор, отлепляя мою руку от своей физиономии, – тебе ведь даже не интересно в косынку играть.

– Ну и что, – хмыкнула я, поворачиваясь спиной к соседям, – мало ли кому чего неинтересно.

– Я не об этом. Формально ты имеешь очень многое – фактически же – ничего, поскольку все это тебя не задевает ни капли.

– Тебе меня жалко? – походя поинтересовалась я.

– Нет, – сник Доктор, – есть в этом что-то такое… Как бы тебе объяснить… Ты даже имя это выбрала – G126 – просто потому что так получилось. Я прав.

– Ну и что! – возмутилась вдруг я, – все в этом мире имеет какой-то смысл, и в то же время не имеет его вовсе! С чего ты решил предъявлять по этому поводу претензии ко мне?

– Ты права, – беспомощно закивал Доктор, – ты не виновата, – тебя просто туда вынесло.

– У тебя это звучит так, словно ты считаешь по-другому, – буркнула я. – Виновата я в том, что каждый день предсказывает нам нашу судьбу? Гадайте на чем угодно – ничего не узнаете и в то же время узнаете все. Вы все рветесь пророчить на косынке, но почему-то никто не понимает, что она – это одновременно десятки тысяч ответов, а никто не слышит этого шепота, и все продолжают притягивать, притягивать за уши. А гарантия по-прежнему одна – как только поверил во что-то – оно тут же испарилось совершенно бесследно или превратилось в свою полную противоположность. Вцепляешься в твою руку – глянь – а вместо тебя на скамье уже сидит престарелый негр, которым ты на самом деле и являлся, просто не знал об этом, пока тут не появилась я.

Доктор заулыбался и вдруг сдернул шапочку с головы и сунул ее себе в карман. Сразу стал лохматый и сонный – словно только что ткнули в бок, а он встрепенулся и закивал, мол, не сплю, просто на секундочку закрыл глаза.

– Если где-то пропало шесть томов Сервантеса 1957 года издания, – закивал он, – то совершенно не обязательно, что они где-то выплыли. Вероятно, кто-то станет счастливым обладателем «Новелл эпохи Возрождения», таза с отбитыми краями или витого канделябра.

– Вероятно, – заржала я, – у кого-то скоро появится толстый и услужливый друг – большой оптимист и брюнет.

Доктор вдруг сгреб со стола мои руки и зашептал в них:

– Причем, материализуется он прямо из воздуха в присутственном месте и не будет помнить о себе ничего – даже года рождения. А вот книги 1957 года исчезнут бесследно. Однажды исчезнет и друг, а вот космонавты сообщат в центр управления полетами, что видели в иллюминаторе какие-то странные предметы, напоминающие тома Сервантеса. Но, – он поднял бровь и скривился, словно ему в нос полез какой-то мерзкий запах, – надеюсь, ты понимаешь, что это – только метафора?

– И придумала ее я. Не входи в роль жутко таинственного собеседника.

– Ты вообще почему так со мной разговариваешь? – Доктор извлек шапочку и надел ее обратно на голову.

– Имитирую душевную близость, – отвернулась я и снова полезла за сигаретами.

– А может быть мы с тобой и правда стали необыкновенно близки? – тихо поинтересовался он.

– Да ну, – отмахнулась я, – все это танец водомерок – никогда не узнаем, что там в пруду. Просто хочется иногда сделать вид, что кто-то полностью разделяет твои интересы.

– Получается?

– Ага, – покивала я, – знаешь, иногда всем, кто рядом, хочется морду набить, а потом вдруг плачешь, потому что тебя никто не обнимает и не говорит: «Маленькая»…

– Ты еще очень глупая и молодая, – вздохнул Доктор.

– Я – старая и больная женщина, – в тон ему ответила я, – я стану еще старше, ты не бойся. И, наверное, умнее.

– Не факт, – вскинул руку Доктор.

– Факт, – грустно покачала я головой, – все распишут как по нотам – тупой догонит.

– Возвращается твой Гоша, – не оборачиваясь, мерно проговорил Доктор, – ты его ненавидишь?

– Наверное, – поморщилась я, – нам с ним просто очень не повезло.

– Все исправится, – Доктор замялся, и в течение всего пути Гоши к нашему столику (целая вечность) пялился на меня так, что хотелось танцевать румбу с обезьянкой на плече – что-то вроде этого.

– Я выиграю сегодня?

– Да.

– Правда?

– Да.