Текст книги "Игра в косынку. Практикум (СИ)"
Автор книги: Анастасия Зубкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Слово Марго. Завтрак туристов (кожаные штаны и рубашка для танцевания зажигательной румбы)
Проснулась я от странного ощущения полного отсутствия головы и абсурдной в таком случае сухости во рту. Я с трудом выбралась из-под Гошиной руки, давившей на меня пудовой тяжестью, села на постели и огляделась по сторонам. Кругом темно, хоть глаз выколи. Я зашарила рукой вокруг себя и, не нащупав привычного выключателя ночника, поняла, что нахожусь в Гошиной квартире.
С тихим чертыханьем я спустила ноги на прохладный пол. Диван, на котором мы почивали, жалобно всхлипнул, а я уже поднялась и протопала на кухню. Там, не зажигая света, я подхватила чайник, и с наслаждением напилась тепловатой воды. Отдышавшись, я нащупала ногой табурет, подтянула его к себе, тяжело опустилась на его липкую поверхность и попыталась вспомнить, что же было вчера.
Тщетно. Все мои воспоминания потонули в пучине халявной выпивки. Красота… Мое второе публичное выступление отметилось повторной пьянкой с частичной алкогольной амнезией. Я протопала к Гошиному холодильнику, открыла дверцу и с болезненным интересом заглянула в него, скрючившись в столбе желтого света. Искала, естественно, пиво. Пива, естественно, не оказалось.
Арктическая пустота порадовала сухой попкой от колбасы, заплесневевшим помидором и пачкой легкого Бонда. Некоторое время выбирая между останками помидора и колбасой, я схватила пачку и закурила. Затошнило еще сильнее. Я захлопнула холодильник и снова погрузилась во мрак.
– Все куришь? – спросил меня невидимый в темноте Гоша.
– Что там было? – повернулась я на голос.
– Как обычно. Ты порывалась танцевать, потом влезла на барную стойку, а потом я еле снял тебя с Кардинала, чтоб ему, идиоту…
– С Кардинала? – присвистнула я, – с чего бы это?
– Уж не знаю, – сварливо ответил Гоша, прошел к холодильнику и широко распахнул дверцу. Снова стало светло. Я с удовольствием наблюдала Гошины бока, пока тот с тоской оглядывал помидор, колбасу и сигареты.
– Говно, – прокомментировал свой ассортимент продуктов Гоша и захлопнул дверцу. Снова все погрузилось во мрак. Я нащупала в темноте его ногу, притянула за нее к себе теплое Гошино тело и повисла на нем, как мочалка.
– Че это ты ласковая такая? – смущенно спросил он.
– Сил нет идти… – проныла я.
– Пьянь зеленая, – растроганно проговорил Гоша и подхватил меня на руки. Перед моими глазами все завертелось, я стиснула зубы, зажмурилась и бессильно уронила голову назад, намертво вцепившись в Гошину шею.
– Любимая, – утробным голосом провещала я, пока он нес меня к кровати, – я пронесу тебя через Вселенную! Я подарю тебе… Ой! Ты что?! – завопила я, потому что Гоша принялся трясти меня и подбрасывать в воздух.
– Гимнастика для несостоявшихся алкоголиков! – провозгласил тот, осторожно укладывая меня на диван. Под спиной захрустели какие-то бумажки. Некоторое время я поерзала на них, а потом ухватила часть в горсть и попыталась разглядеть при скудном свете фонаря, льющемся в окно.
– Что это? – я ткнула свои бумажки в лицо Гоше, пристроившемуся рядом.
– Что? – он пошарил рукой в темноте, и некоторое время не находил меня, – Марго, – неуверенно позвал он, ткнулся пальцами мне в бок и судорожно вздохнул, – а… Твой выигрыш.
– Мой… Что? – забыв про похмелье, я вскочила с дивана, в три прыжка пересекла комнату и щелкнула выключателем. Яркий свет резанул по глазам и на некоторое время я совершенно ослепла. Когда зрение вернулось ко мне, я обнаружила в своей руке горсть смятых портретов американских президентов. Преимущественно, стодолларовых.
– Это все мое? – осоловело пробормотала я.
– Твое, – усмехнулся Гоша, закидывая ногу на ногу.
– И прямо сейчас могу все это потратить?
– Теоретически – можешь, – пожал плечами Гоша, – хотя, большинство самых интересных магазинов закрыто, а тебе надо поспать хоть пару часов.
– Круто… – прошептала я, – блеск! Теперь я богатая, почти как ты!
– А на данный момент, может даже и богаче, – вздохнул Гоша, – я вчера купил домашний кинотеатр. И диск с записями рекламы системы «Долби», которые крутят перед сеансом в кинотеатрах.
– Тоже мне, трата, – буркнула я и выключила свет. По комнате снова разлилась темнота, лишь Гоша ворочался на постели и вздыхал. Я поджала пальцы на ногах – по полу тянуло холодом, в темноте пахло разлитым пивом, двумя податливыми телами, которые трахались пару часов назад, теплыми волосами на затылке и нагретой батареей от мобильника. Где-то далеко на улице засмеялись люди. Некоторое время я чутко прислушивалась, вытянув шею, а затем прошлепала к постели и бессильно повалилась в нее.
– Слушай, – я вслепую потыкалась в Гошу, – а что мы с тобой на моем честном заработке спать завалились?
– Так ты же порывалась покрыть мое тело деньгами, – заржал тот.
– Да? – с сомнением протянула я, – зачем?
– Ну, типа, все в крутых фильмах так делают, если бабла нарубят. Скидывают с себя одежду и проверяют, можно ли этим баблом покрыть тело партнера. Если можно – значит, кино крутое.
– А если нет? – живо заинтересовалась я.
– Тогда они кого-нибудь мочат.
– И нам, вроде как, денег хватило, – я сгребла бумажки в кучу и легла между ней и Гошей. – Ну, это я к тому, что трупов поблизости не валяется… Знаешь что? – глухо проговорила я, закрыв лицо рукой с зажатыми в ней деньгами.
– Что?
– Хочу по магазинам прямо сейчас, – все мешалось в полусне в густую, немешаемую кашу, если бы обо мне писали книгу, то так и сказали: «Светало», – куплю себе кожаные штаны, красную рубашку для танцевания румбы, обезьянку на плечо, маленький мексиканский барабан и лохматый ананас.
– Кожаные штаны – лажа, – просвистел мне в ухо Гоша.
– Да? – с сомнением протянула я, зевая, – все остальное тебя не смущает?
– Ну… они на коленках вытягиваются.
– Дурят нашего брата… – бормотала я, засыпая.
Светало.
Кто-то, с интересом наблюдавший за происходящим
– Ва-абще не понимаю, что вы там пытаетесь словить… – лениво бормотала Ева, напряженно вглядываясь в золотистый полумрак подвала. – Помнится, в прошлом году, мы спрятали туда желтый портфель того дядьки из муниципалитета, который пришел нас выселять… Говорить не хочется вслух, во что он превратился. А кончилось все вообще сущим кошмаром: портфель сожрал дядьку, а виноваты как всегда мы были…
Из подпола доносилось сосредоточенное сопение – Вава внимательно слушала Еву.
– К тому же я вообще придерживаюсь мнения Тарзана – приободрившись, продолжала она. Темные Евины волосы болтались, золотясь в свечении, исходящим из дыры в полу. – Забить досками эту дыру – и дело с концом. Кроме неприятностей оттуда мы не достали ни одной дельной вещи. Кстати, – Ева доверительно свесилась пониже, – инициатором этих вылазок всегда бывает Плу, так что на его совести и тот несчастный из муниципалитета, и соседка снизу, которая, кстати, сама ворвалась к нам, а потому, наверное, тут и Плу вины нет, что она в дыру провалилась и сгинула. Но мы ее ищем. Правда. Доктор обещал на днях посмотреть что там творится и подробно доложить, да так и не удосужился.
Ева села прямо на дощатый пол и озадаченно уставилась на носки собственных ботинок, начавшие вдруг менять цвет из лимонно-желтого в нежно-сиреневый. Она пожала плечами и облокотилась на мягкий выступ, появившийся из пола.
– Вава, – тихо позвала Ева. Никто не откликнулся. – Ну и, знаешь ли, черт с тобой, – обиделась она. Потолок небольшой, призрачно колышущейся комнаты вдруг пополз вверх, – это даже, я хочу тебе, Вава, сказать, невежливо, – громыхнул гром, туманные стены мелко завибрировали, и под потолком стали собираться тучи, набухая по мере появления свинцовой тяжестью. – Ты бы Вава, поторчала тут с мое, посмотрела бы я, как ты станешь реагировать на грубость. Тьфу, – устало махнула рукой Ева, – альбиноска чертова…
– Ничего в вашем хваленом подвале нет, – выдохнула Еве на ухо Вава и растворилась в воздухе.
– Ничего, – покивала Ева, уставившись куда-то перед собой, – дай бог, соседка вернется, попляшешь тогда, – Ева заулыбалась. Начавшаяся было безводная гроза под потолком свернулась в чернильную спираль и пропала с громким хлопком, – Плу? – спросила Ева.
– Ну, – раздался невозможно прокуренный голос, непонятно кому принадлежавший.
– Можешь продолжать.
– А история-то кончилась, – голос зашелся в кошмарном кашле. Ева слушала его, закрыв лицо руками – казалось, тот, кому принадлежал голос, сейчас выплюнет свои легкие прямо ей под ноги.
– Так начни другую, – строго прикрикнула Ева, с любопытством разглядывая через растопыренную пятерню колючий куст, усыпанный множеством мелких белых цветов, полезший из стены. Кашель пошел на убыль, – Плу? – позвала Ева.
– Ну, – ответил голос, силясь продышаться, – Давай другую. Марго очень любит чай с молоком – глотает его, лежа в ванной. Я диву даюсь – по литру этой бурды выхлебать может, а? Ну как это пить – восемь ложек сахара, четыре – чайной заварки и кипящее молоко? Бр-р-р… – Плу снова зашелся в ужасном кашле и сотрясал воздух еще минуты две. Ева закусывала губу и смиренно качала головой. Потом она подняла обе руки и громко хлопнула в ладоши. Кашель моментально прекратился.
– Ты что? – возмутился Плу.
– Надоело, у меня от тебя сердце разорвется, – выпятила челюсть Ева, – я от этого перханья ничего не понимаю.
– А мне нравится, – упрямо промычал невидимый Плу и снова попробовал покашлять. Ничего не вышло. – Хрен с тобой, – вздохнул он. – Как-то Марго лежала в ванне, хлебала свой чай и вдруг ощутила нечто удивительное – ее руки словно налились пудовой тяжестью, но в то же время легко трепетали, как крылья бабочки. Это ощущение заставляло улыбаться, а Марго сама с собой редко улыбалась, а сейчас хотелось смеяться и бить в подостывшей воде ногами. А потом Марго вспомнила, как года в три она кралась в высокой траве, положив себе на плечо огромный сачок для бабочек, а прямо перед ее носом раскрывал и закрывал крылья разомлевший на солнце павлиний глаз. Марго поняла, что в ее жизни должно произойти что-то необыкновенное и хорошо к этому приготовилась.
– И как? – встряла Вава, возникая прямо из воздуха. Она коротко взглянула и потолок пополз вниз. Ева поморщилась, но сделала вид, что не обратила внимания.
– Ни хрена… – вздохнул невидимый Плу, – Все по-старому.
– Тогда в чем соль? – Вава со всего размаху откинулась назад и на лету ее подхватил полосатый гамак с вышитой на нем кошачьей мордой, – не с потолка же она взяла мысль о переменах, правда? Она думала о них постоянно. Обпилась какой-то гадости, пережила мистический опыт – и ничего? Ерунда какая-то…
– Человеку в этой жизни просто необходимо верить, что мистический опыт, который ты переживаешь, имеет хоть какой-то смысл, – отмахнулась от силящейся устроиться поудобнее Вавы Ева, – это только тебе у нас ничего не нужно, а ты не считаешься.
– Ну и не надо, – буркнула Вава и снова пропала.
– Марго училась в первом классе, и ее попросили написать сочинение про своих родителей, – прохрипел Плу, – Она офигенно разгулялась, в частности, написала про то, что мама просит ее гулять не долго и часами высматривает ее в окно. Любопытнейший факт: почему-то Марго написала, что ее папа занимает пост заместителя директора Научно-исследовательского Зубопроказного ниститута. – Раздалось отчетливое Вавино фырканье, но сама она не появилась.
– Плу? – позвала Ева, прислушиваясь.
– Ну? – отозвался Плу.
– Который час?
– Четверть пятого.
– Слышишь? – заулыбалась Ева. Пол незаметно, но настойчиво покрывался кроваво-красным ковром, Ева зарывала в его пушистый ворс пальцы и довольно жмурилась, вслушиваясь еще настойчивей. – Слышишь? – повторила она.
– Нет, – усмехнулся невидимый Плу, – но догадываюсь. Доктор?
– Хреноктор, – послышался довольный голос, а за ним прямо из стены в комнату шагнул долговязый растрепанный тип в белой тоге и шапочке, расшитой разноцветным бисером. Пределы комнаты сразу расширились, свет потеплел и превратился из пульсирующего пучка лучей в мягкое озеро, разливавшееся по ковру. Доктор обернулся, погрузил руку по локоть в стену, пошарил там и с торжествующим видом втащил в комнату кресло качалку. Через пару секунд он уютно устроился в нем и принялся болтаться взад вперед.
– Ты все пропустил, – покачала головой Ева.
– Да ладно, – тепло заулыбался Доктор, – ты же мне сейчас все расскажешь?
– Марго спит на своей кровати, – прилежно начала Ева, – а Анечка не спит, она уже выкурила три сигареты и до смерти боится звонить Марго. Но еще больше она боится ей не позвонить, потому что Лига начала охоту на Мэтров.
Последние слова Евы потонули в дружном смехе. Комната начала расти, словно смех надувал ее, и чем больше смеялись, тем больше становилась комната.
– Стоп! – Возникшая посреди комнаты Вава так перепугала Доктора, что он чуть не вывалился из качалки, схватился за сердце и возмущенно забулькал. Вава нетерпеливо отмахнулась от него, – слушайте. Марго стала такой жестокой не потому что ее мало любили, а потому что ее любили слишком много. Этой любовью ее связывали по рукам и ногам и бедняжка теряла способность двигаться. Нет, ну представьте, ты человека терпеть не можешь, а он тебя обожает, и постоянно лезет тебе на глаза, рыдает, ударяет себя в грудь, и вот к тебе уже идет целая толпа народу с только одним требованием: «Прекратить безобразие!», «Хватит мучить несчастного!».
– Нет, – грустно покачал головой уже опомнившийся Доктор, – это не важно. Просто в один момент Марго поняла, что перед ней огненная стена…
– Прекрати, – махнула рукой Вава, – она просто зажралась и все.
– А я тебе говорю: огненная стена… – возмутился Доктор.
– Что: огненная стена? – устало спросила Вава.
– Я, на фиг, забыл, – вздохнул Доктор, помолчал немного, а потом продолжил, – все складывается так, что Анечка поднимет свою задницу и понесет ее к Марго через четверть часа.
– Нам хватит времени, – покивала Ева.
– По любому, – высказался Плу.
– По любому, – согласилась Ева, – значит, мы успеем подумать, как тут быть – девочки движутся семимильными шагами прямо в руки Лиге.
Все снова посмеялись, но уже более сдержанно, комната не пухла, но с потолка вдруг посыпались белые лепестки. Одуряющий запах жасмина поплыл, огибая находящихся в ней, видимых обычному глазу Еву и Доктора. Они с интересом переглядывались, на головах у них уже высились белые шапки из жасминовых лепестков. Доктор улыбался и пожимал плечами, мол, он тут не при чем. Ева хмурилась. Плу снова зашелся в кашле.
– Вава? – силилась перекричать его надсадное перханье Ева.
– Ну? – раздался необычайно довольный Вавин голос.
– Что это за хрень посыпалась и почему я не могу ее убрать?
– Потому что, – заявила Вава, появляясь на секунду в своем гамаке и снова растворяясь в воздухе. Вместе с ней пропали и лепестки. Стало тихо – лишь масляный, тягучий запах жасмина.
– Я скоро, – кивнул Доктор, подскочил и шагнул в стену.
– Пять минут! – крикнула ему вслед Ева.
– Семь, – из стены появилась голова Доктора и тут же исчезла.
– Дурдом, – покачала головой Ева, завернулась в край ковра и задремала. К шестой минуте ее посетил короткий сон: открытые окна, оранжевый свет и стройный хор мужских голосов старательно выводит: «Ой, то не ве-е-ечер, то не ве-е-ече-е-ер…». Кто-то вне поля зрения заходится в истерическом хохоте и с глухим стуком падает на пол. Раздается звонок в дверь.
Слово Марго. Явление Анечки (жуткая опасность или мешок хорошестей?)
Хрен-то она мне звонила за последние полгода. Ни разу. Вообще, словно меня на свете и не было. Она звонила всем, даже Маше-Поночке, а мне – ну что ты хочешь делай. Словно похоронила меня, закопала, оплакала и забыла напрочь. Скотина. А тут – ну ты подумай, да еще и в ночь-полночь, когда я сплю сладким постпохмельным сном, рот у меня открыт и пальцы ослабели. Я от Гоши как рассвело – сбежала, сил моих на него больше не было, деньги сгребла в сумку, поймала машину и домой укатила, а потом целый день продрыхла, сладко, как шоколадка за щекой. Проспала все, а жуткую жару этого дня даже не заметила – пыльную, одуряющую – только одеяло откинула и на другой бок перевернулась.
Я сумрачно зашарила рукой рядом с надрывающимся телефоном, нащупала трубку и положила ее на свое сонное ухо.
– Але, – прошептала я туда, а голос мой мешался с обрывками снов, в которых кто-то плакал и ожесточенно бил в барабан под многотысячные овации, словно забыв о том, что на нем одни полосатые подштанники с розовыми подвязками, и голуби кружились в горячем плотном воздухе, и листья желтыми бабочками…
– Марго, слушай, – заговорила Анечка после протяжного молчания. В трубке послышался щелчок зажигалки и тихий хруст прикуриваемой сигареты. Внутри меня что-то оборвалось и заходило ходуном.
– Слушаю, – я положила голову на подушку и прикрыла глаза. Пухлым облаком накатил теплый обморочный сон. Я принялась жмуриться и моргать, силясь прогнать его подальше.
– Умерла Маринка. Упала в шахту лифта.
– Какой ужас, – прошептала я, усиленно припоминая, кто такая Маринка. Память услужливо предоставила ее неясный образ – длинные-предлинные волосы, падающие на лицо и струящиеся вокруг, как корни какого-то диковинного растения, пухлые руки, мягкие щеки с ямочками, лихорадочно блестящие глаза, нелепые черные джинсы, врезающиеся в бока и оголтелое желание понравиться. В лепешку разбиться, но понравиться – заслужить хоть немного любви и красоты – старая история. По большому счету, мне было наплевать на Маринку – милая, уютная, но бесконечно далекая. А на Анечку не наплевать.
– Ужас, но пережить можно, – отмахнулась от меня Анечка, – ты слушай дальше. Маринка была из ваших. А месяц назад весь интернет хоронил какого-то Кардинала, наикрутейшего косыночника, еще какой-то тип свихнулся на почве косынки и сиганул из окна, девушка, не помню как ее зовут, попала под автобус – ты понимаешь, чем это пахнет?
– Нет, – проявила я горячее понимание тактики и стратегии.
– В течение последнего месяца умерло четверо косыночников, и это только то, о чем я знаю, а знаю я, поверь, немного, – терпеливо начала Анечка. – При чем, учти, все они члены Лиги – на это упирают особо. Возникает вполне естественная тревога за своего косыночника.
– Кто он? – выдохнула я.
– Марго!!! – проорала в трубку Анечка, – это ты, прекрати издеваться!!! Але, ты слушаешь?
– Слушаю, – покивала я, – мурашки по коже…
– Что?! – проорала Анечка, продираясь сквозь жуткий шум, внезапно накрывший наш разговор, – чертов мобильник… Что?
– Я слушаю!!! – заорала я в ответ, – Маринка упала в шахту лифта?
– Да, – треск так же внезапно стих и Анечка потерянно затихла. На нас навалилась пустая и вязкая тишина, – Мы встречались с Гошей, – продолжала Анечка, помолчав немного, – он мне рассказал все.
– Что – все? – насторожилась я.
– Черт, – возмутилась Анечка, – прекрати, все – про косынку, про «Семерку», про «Красоток кабаре»… Что ты молчишь?
– Трепло он, вот что я молчу, – буркнула я, устраиваясь поудобней. В далекой зеркальной двери шкафа призрачно маячил красный отблеск табло телефона.
– Не ругайся, – примирительно проговорила Анечка, – я сама его расспрашивала, понимаешь же, Гоша не устоит, если кто-то интересуется тем, что он знает, – она замолчала, а потом как в прорубь с головой, – я приеду, – и осеклась, – Можно?
– Валяй, – вздохнула я, – что за срочность?
– Не финти, – устало отмахнулась от меня Анечка, – ты же у нас мэтр Лиги, а я в этой чертовой косынке ни хрена не понимаю. А ты раскинешь косынку и нам все станет понятно.
– Кому это – нам? – всполошилась я.
– Тебе и мне, – нетерпеливо зазвенела Анечка, – я боюсь за тебя, это хоть ты понимаешь? Проснулась посреди ночи и не смогла уснуть – мне страшно, что ты, сволочь, вдруг сковырнешься.
– Я ничего не понимаю, – тупо протянула я, – да и мэтр я весьма номинальный – еще вчера ничего об этом не знала. Чем я могу себе помочь?
– Придумаем, – заверила меня Анечка, – я знаю о вашей косынке еще меньше. По мне так это все вообще ерунда. Мне не нравится тенденция, Лига мне тоже не нравится. Сейчас я приеду, и мы с тобой будем искать истину.
– Слышь? – устало спросила я, – Может, ты слишком много сериалов фантастических смотришь? Типа, киборги на молоковозах захватывают планету?
– Не волнует. Я беру машину и через 15 минут буду, – отрезала Анечка и шваркнула трубку. Некоторое время я послушала короткие гудки, а затем со стоном отшвырнула трубку и накрылась с головой одеялом. Там было тихо до хруста. Прямо над ухом я слышала свое страдальческое дыхание. Совершенно темно. Я закрыла глаза и попыталась подремать до приезда Анечки: ерунда, но вдруг поможет, потому что на работу завтра, солнце будет литься в карамельные переулки московского центра, и мостовая мокрая, и дрожащая ажурная тень лип и тополей, и пух сбивается у ног – лето, жаркое, сочащееся расплавленным сиропом, жиром, смолой с блестящих листочков и едкой городской пылью…
Я возмущенно откинула одеяло и рывком села на постели. Сна ни в одном глазу, хоть на голове стой! Я нашарила на журнальном столике сигареты, вытянула одну из пачки, засунула в рот и блаженно закурила. Посидела некоторое время, потирая лоб рукой, в пальцах которой зажата горящая сигарета – привычка, появившаяся у меня недавно – а затем вскочила и протопала к компьютеру, пристроилась с ногами в кресле и щелкнула кнопкой.
«Будем рассуждать логично», – думала я, пока компьютер грузился, – «косыночники дохнут как мухи, и Анечка взволнована до такой степени, что готова ко мне ехать, сломя голову, а это что-нибудь, да значит, по крайней мере, для меня. Если допустить, что мы имеем дело с системой, а не с простым совпадением, то можно предположить, что эти случаи не единичны. Таким образом, кто-нибудь про это да знает. А если знает, то идут дурные слухи. А где эти слухи могут осесть? На каком-нибудь форуме в интернете. Получается, что нам надо всего лишь найти этот форум и все станет понятно».
Я почувствовала себя уверенней и щелкнула мышкой по иконке подключения к интернету. «С другой стороны», – думала я, – «Если мы ни хрена не найдем, то это говорит о трех вещах: либо, слухи о внезапных смертях косыночников не попали в интернет, либо, их вообще не существовало, либо мы не смогли найти нужный сайт. Получается, что если мы ничего не найдем, существует тридцати трех с чем-то процентная вероятность, что Анечка подняла пустую панику».
– Тридцать три процента, – сказала я сама себе и полезла в Googol.com.ru – если он не найдет нужный форум, то может статься, что его вообще не существует.
Я впервые почувствовала себя крутым мэтром Лиги. Ей-богу, даже лестно, когда тебе угрожает опасность. Это значит, что хоть кому-то в целом мире на тебя не наплевать. Я откинулась на спинку стула и с чувством необыкновенной собственной значимости, когда впору было только вазу хрустальную на голову надевать и гордо вопрошать окружающих: «Я принцесса или королевна?», раскрутилась и поджала под себя ноги, размахивая сигаретой.
Анечка позвонила в дверь. Я чуть не упала со стула и забычковала себе ладонь.
