Текст книги "Жестокий муж (СИ)"
Автор книги: Анастасия Воронцова
Соавторы: Арина Вильде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 41
Захар
Я просыпаюсь от ощущения странного тепла на груди и тени перед глазами. Открываю глаза и встречаюсь с большими детскими глазами. Диана смотрит на меня, стоя у края дивана, совсем близко, и почти шепотом спрашивает:
– Мама, а папа тоже заболел?
Это… квартира Юли?
Блядь, как я сюда попал?
В голове бардак. Последнее, что помню, – это прокуренный бар и то, как я заказал себе непонятно какую по счету бутылку виски.
– Нет, я не заболел, – пытаюсь улыбнуться дочке, но чувствую, что это выходит криво. – Просто плохо себя чувствую.
Голова гудит, мысли путаются, тело тяжелое, будто меня кто-то избил. Медленно поворачиваюсь, оглядываясь вокруг. Диван. Плед.
Голова раскалывается, и воспоминания обрываются где-то на середине ночи. Единственное, что всплывает – дождь, холод, и голос Юли, полный ярости.
Откинувшись назад, сжимаю виски, пытаясь собрать мысли. Черт, как я мог так нажраться? Почему оказался здесь?
Внезапно рядом с диваном оказывается Юля. С первого взгляда становится ясно, что она недовольна моим присутствием. Её взгляд скользит по мне, холодный и отстранённый. Я встречаюсь с ней глазами, но она, кажется, избегает прямого контакта.
– Проснулся, – бросает она, не утруждая себя приветствием. Голос сухой, с оттенком презрения.
Я молчу, чувствуя, как раздражение начинает закипать внутри.
– Почему сюда приехал, а не к себе домой? – продолжаю молчать, и она сдавленно выдыхает, сложив руки на груди. – Я спрашиваю, что ты здесь делаешь, Захар? Какого черта ты вчера явился в таком состоянии?
– Не знаю, – хрипло отвечаю, чувствуя, как голос прорывается сквозь сухость в горле. – Наверное, напился и что-то перепутал.
Не говорить же, что напился из-за бабы. Той самой, из-за которой Юля так и не стала мне настоящей женой.
Юля смотрит на меня так, будто вот-вот взорвётся от злости, но из-за присутствия дочери сдерживается. Её губы сжаты, брови нахмурены.
– Напомню, вчера я писала тебе и звонила. Диане было плохо. А ты решил, что лучший способ быть отцом – это нажраться и явиться сюда? Отличный пример для неё, Захар, просто великолепный.
Её слова впиваются в меня, вызывая глухую злость. Я хочу ответить, но вместо этого просто поднимаюсь с дивана, выдыхая сквозь сжатые зубы.
– Юля, – начинаю, но она перебивает:
– Ты снова не был рядом, когда нужен. Когда что-то идёт не так, тебя нет. Тебя никогда нет.
Она опирается на стену, её взгляд становится жестче.
– Ты даже не понимаешь, как сложно растить ребёнка одной, да? Ты приходишь, когда это удобно, бросаешь красивые фразы о «праве быть отцом», а потом исчезаешь, как только тебе это надоедает.
Я молчу, не находя что ответить. Она права. По-своему. Но меня это только больше злит.
Юля стоит, не двигаясь, сжав руки на груди, её холодный взгляд не покидает меня ни на секунду. Я понимаю, что она не собирается продолжать разговор – по крайней мере, не здесь и не сейчас.
– Ладно, – говорю, стараясь смягчить напряжение. – Понял, намёк ясен. Уже пора уходить, да? – пытаюсь состроить шутливую улыбку. – Даже кофе не предложишь? Или супчика от похмелья?
Юля лишь приподнимает одну бровь, её взгляд становится ещё более колючим, если это вообще возможно. Она смотрит на меня так, будто я сказал что-то невероятно глупое.
– Не смешно, Захар. Если ты в таком состоянии рассчитывал на заботу, то ошибся дверью.
Шутка не сработала. Чёрт, чего я вообще ожидал? Она злится. Я вижу, как она с трудом сдерживается ради Дианы.
– Слушай, Юля, – начинаю я,, – я не планировал сюда ехать, и уж точно не в таком виде. Не знаю, почему так вышло.
– Правда? Не знаешь? – она резко разворачивается к окну, как будто не может больше смотреть на меня. – А я-то думала, что ты взрослый человек и можешь контролировать себя. Видимо, ошиблась.
Внутри меня всё сжимается, и я чувствую, что если останусь здесь дольше, это закончится ещё более серьёзной ссорой. А мне сейчас нужно с Евой разобраться, а не сраться с Юлей.
– Папа, ты уже уходишь? – Диана дергает меня за руку. Её голос дрожит, и мое сердце предательски сжимается, когда опускаю взгляд на дочь.
Я опускаюсь на пол рядом с ней, бережно обнимаю её и пытаюсь говорить мягко, хотя внутри меня бурлит раздражение от всего, что произошло за последние сутки.
– У меня есть парочка важных дел, зайка, – тихо объясняю, глядя ей прямо в глаза. – Но после этого я обязательно приеду. А пока ты должна отправляться в постель и поправляться. Договорились?
Она кивает, но её нижняя губа слегка дрожит. Чёрт, как тяжело её вот так оставлять, но что мне сейчас делать? Я нежно касаюсь её волос и аккуратно поднимаюсь на ноги, одновременно замечая, что Юле кто-то звонит. Она смотрит на телефон, хмурится и выходит в другую комнату, явно раздражённая.
Я беру свою рубашку со стула и начинаю одеваться. Влажная ткань противно липнет к коже, штаны до сих пор до конца не высохли после дождя. Она сняла с меня только верхнюю одежду, но я не жалуюсь. Лучше так, чем проснуться на улице под домом.
Я натягиваю ботинки и уже собираюсь уходить, когда вдруг Юля выскакивает из комнаты, словно фурия. Её лицо красное от гнева, а глаза сверкают. Она приближается ко мне с таким видом, будто готова меня порвать.
– Это ты? – в голосе слышится почти крик. – Это твоих рук дело?
Я останавливаюсь, едва повернувшись к двери. Башка раскалывается, я сейчас не в силах думать.
– Ты о чём? – спрашиваю.
– Меня только что уволили, Захар! – она кричит, не сдерживая эмоций. – Ты решил, что можешь так просто распоряжаться моей жизнью? Ты вмешиваешься в мою работу, в мою свободу! Это ты сделал, да?
Я смотрю на неё и не могу не заметить, насколько она разъярена. Но вместо того чтобы отвечать на её агрессию тем же, я решаю действовать иначе. Мягко, словно неумышленному ребенку говорю:
– Юля, если тебе нужна работа, я тебе найду её. Хорошо оплачиваемую, безопасную. Но хватит лезть в это дерьмо. Ты даже не представляешь, во что ввязываешься.
– Не смей! – её глаза горят от злости. – Не смей указывать мне, чем заниматься! Я сама решу, что для меня безопасно, а что нет. Я не просила твоей помощи, Захар! Ты разрушил всё, над чем я работала!
Я тяжело вздыхаю, стараясь не поддаться растущей злости. Юля стоит передо мной, её глаза налиты слезами, и это вызывает у меня неприятные ощущения. Я не хочу видеть её такой – слабой и уязвимой.
Чёрт, это всё неправильно.
Сделав шаг вперёд, я аккуратно заправляю прядь её волос за ухо, не спеша, словно пытаясь вернуть хоть немного спокойствия в этот напряжённый момент.
– Юля, – тихо говорю, смотря ей прямо в глаза, – я найду тебе нормальную работу. В хорошем издательстве. Не нужно так злиться и обвинять меня во всём. Ты ведь сама начала это первой пять лет назад, разве не помнишь?
Её дыхание учащается, но она молчит. Только слёзы блестят в глазах, которые она так упорно не хочет показывать мне. Я делаю шаг назад, не дожидаясь её ответа, и направляюсь к двери.
– Мы ещё поговорим об этом, – бросаю через плечо, не оглядываясь, а затем захлопываю за собой дверь.
***
Я вхожу в дом и натыкаюсь взглядом на Еву.
Она застывает посреди гостиной, со скрещенными руками на груди, и недовольно смотрит на меня.
– Где ты был? – спрашивает раздраженно.
Я замираю напротив нее. Окидываю ее взглядом и чувствую отвращение и к себе, и к этой женщине.
– Это ключи от квартиры на Асташкина, – вкладываю ей в ладонь связку ключей, – у тебя есть час, чтобы собрать вещи и съебаться из этого дома. Все, что не успеешь забрать – сегодня вечером окажется на свалке. Машину тоже можешь оставить себе.
Стоило бы выбросить ее на улицу с голой задницей, но почему-то совесть не позволяет. Пусть уходит и больше не тревожит меня.
– Что ты несешь? – вскрикивает, одергивая руку, словно на нее попала кислота. Ключи падают на пол. – Где ты был ночью? Почему от тебя так несет алкоголем? Ты с ней был? С ней? – голос Евы повышается до ультразвука и я морщусь, башка раскалывается, несмотря на обезбол, который я принял.
– Советую тебе заткнуться и идти собирать вещи. Только в память о том, сколько лет мы провели вместе, я не выставляю тебя из дома с голым задом, Ева.
– Я никуда не уйду, Слышишь?! Не отдам тебя этой суке! – она толкает меня в грудь несколько раз, но я даже на миллиметр не двигаюсь. Молча наблюдаю за ее истерикой и метаниями.
Когда наконец-то мне надоедает этот шум, я глухо произношу:
– Я все знаю, Ева. Про аборт знаю, про то, что мать твоя жива знаю.
Она резко замирает и в ее глазах загорается страх и неверие.
– Захар, любимый, о чем ты вообще? – ее нижняя губа дрожит. Она явно не ожидала такого. Ей проще было бы справиться с тем, что я к другой ухожу, но такого поворота она явно не предвидела.
Я стою перед ней, наблюдая, как вся её уверенность начинает трещать по швам. От моей прямоты Ева отступает на полшага назад, её лицо бледнеет, а в глазах мелькает паника. Это мне даже немного нравится – видеть, как она теряет контроль, когда вся её игра рушится.
– Ты слышала меня, – говорю холодно, стараясь сдержать ярость. – Вещи. Собирай их. Час на всё.
– Захар, подожди, что ты несёшь? – голос её теперь не такой уверенный. Она делает шаг ко мне, но я поднимаю руку, останавливая её на месте.
– Я сказал, я всё знаю, Ева. Хватит притворяться. Хватит этой ебаной игры.
Она продолжает стоять, глаза её блестят, а руки дрожат.
– Как ты мог такое подумать? – её голос ломается. – Ты же знаешь, что я люблю тебя! Я ради тебя... – она пытается подойти ближе, но я резко шагаю вперёд, заставляя её отступить.
– Любишь меня? – усмехаюсь горько. – Ты любишь мои деньги, Ева. Всегда любила. И только их.
Её глаза расширяются, а губы сжимаются в тонкую линию. Она явно начинает понимать, что её план рушится на глазах.
– Ты был с ней, да? С этой Юлей? – наконец-то решается она. – Это она тебе наплела обо мне всяких глупостей? – В её голосе слышится почти отчаяние, но я не даю ей шанса на оправдание.
– Не переводи тему. Тебе нравится жить в роскоши, ездить на дорогих машинах и отдыхать на курортах, но ты забыла одно – за всё это нужно платить. И если ты думала, что можешь вечно врать мне в лицо, ты сильно ошиблась.
– Это не так! Захар, послушай, пожалуйста! – её голос становится более настойчивым, почти умоляющим. Она делает ещё один шаг ко мне, глаза её уже блестят от слёз. – Я сделала ошибку… Я… я думала, что ты никогда не захочешь настоящую семью. Я боялась, что потеряю тебя! Ты на другой женился, а мне что было делать?
– Семью? – фыркаю. – Ты убила нашего ребёнка, Ева. И врала мне всё это время. Думаешь, я тебе после этого поверю? Да ты мать собственную похоронила, лишь бы я о тебе чего-то лишнего не узнал! – выкрикиваю, нервы сдают.
Она резко всхлипывает, её руки поднимаются к лицу, словно она пытается скрыть от меня своё отчаяние, но я уже не чувствую ничего, кроме отвращения. Вся эта её игра, все эти слёзы – дешёвая драма, которая меня больше не трогает.
– Захар… я… это было так давно… я боялась… я была молода… – её голос ломается, и я вижу, что она начинает терять себя. – Мне было стыдно, что я из бедной семьи. Я боялась, что…
– Боялась чего, Ева? Боялась, что не удержишь меня? – спрашиваю я, чувствуя, как во мне закипает злость. – Или боялась, что твоя маленькая ложь вскроется?
Она начинает шагать взад-вперёд, словно загнанное животное. Её волосы растрепались, глаза налиты слезами, и вот уже эта уверенная женщина, с которой я жил столько лет, выглядит как обычная истеричка, которая не знает, что делать.
– Пожалуйста, Захар, дай мне объяснить... – её голос превращается в жалобное бормотание, но я уже устал.
– Мне не нужны твои объяснения. Ты потеряла всё, Ева.
– Нет! – выкрикивает она, бросаясь ко мне, но я быстро хватаю её за руки, удерживая её на месте.
– Скажи мне, Ева, – сжимаю её запястья, заставляя её смотреть мне прямо в глаза, – всё это время ты хоть раз думала обо мне? Или это была только игра, чтобы удержать меня рядом?
Её глаза блестят от слёз, но она молчит. И это молчание только подтверждает то, что я и так уже знал.
Я отпускаю её руки и поворачиваюсь к двери, чувствуя, как внутри меня всё закипает. Её слёзы и мольбы больше не трогают меня. Это конец.
– У тебя час, – повторяю я через плечо. – И поверь, я не шучу.
Её истерика продолжается, но я уже не слушаю. Я выхожу из дома и находу набираю своего помощника.
– Мне нужно чтобы ты выставил на продажу мой дом. И продал его как можно быстрее к чертовой матери. Можешь даже сказать риелторский конторе, чтобы скинули цену.
– А что…
Я отключаюсь, не дослушав вопрос. Оглядываюсь. Идеальный газон, дом, который я когда-то построил для своей семьи. А теперь ненавижу его. Почему-то не могу вспомнить ни одного хорошего воспоминания, связанного с этим местом.
В груди невыносимо давит. Женщина, которую я так любил, оказалась расчетливой сукой. Я определенно точно что-то не так делаю в этой жизни.
Глава 42
Юля
Голова просто раскалывается. Боль тупая, навязчивая, как сосед с дрелью, который никак не уймется. Уже вторая таблетка ушла, но результата ноль. Кажется, что кто-то с удовольствием долбит по вискам молотком, и чем больше я пытаюсь расслабиться, тем хуже. Чувствую себя как зомби: ни сил, ни желания что-то делать.
Диане стало лучше, но всё равно кашляет и нос заложен. Малышка уютно устроилась рядом, мультик смотрит. Время от времени поглядывает в мою сторону, контролирует, не заснула ли я. А я бы и рада.
В руке оживает телефон.
Я смотрю на экран и у меня из горла вырывается нервный смешок.
“Не думай что выиграла, сука! Я так просто не сдамся. Даже не надейся на счастье с Захаром!”
Ева ударилась головой? С чего вдруг такой прилив агрессии. Да и Захар мне не очень-то и нужен! Да я только счастлива буду, если он все свое время будет только ей посвящать!
Раздается резкий звонок в дверь. Напрягаюсь.
Курьер доставил еду еще полчаса назад. Я никого не жду.
Накидываю на плечи халат и плетусь к двери. Открываю её и... на пороге стоит Захар. С чемоданом. Да вы шутите, что ли?
– Ты серьёзно? – Обращаюсь, выдавая разом все эмоции.
– Пустишь?
Теперь начинаю понимать к чему было то сообщение Евы. Только все равно не понимаю, что он здесь делает.
– Ты что творишь, Захар? – говорю, скрестив руки на груди. Стараюсь удержаться от желания захлопнуть дверь прямо перед его носом. – Что происходит?
– Я на пару дней, – отвечает он, будто всё уже давно решено. – Побуду с Дианой. Ну, ты же сама говорила, что я не уделяю ей достаточно времени, вот теперь я здесь.
У меня аж дыхание перехватывает от его наглости.
– Спасибо, конечно, но как-то уже в этом нет необходимости. Как видишь, мы прекрасно справляемся и без твоей внезапной заботы.
Но он совсем не слушает. Просто берет и проходит мимо меня в прихожую, ставит свой чемодан, как будто приехал в отель.
– Это всего на несколько дней, Юля, – говорит, даже не оборачиваясь. – Я хочу побыть с дочерью и я не доставлю тебе проблем.
Они там с Евой поссорились или что? А теперь я должна терпеть его присутствие?
– Нет, Захар… – Снимает пальто, а я закипаю еще сильнее – Слушай, я сказала – нет. Тебе что жить негде? – пытаюсь стоять на своем, но тут из комнаты выбегает Диана. Бледненькая, в пижаме, но с улыбкой, как только замечает Билецкого. Конечно, папа же приехал.
Захар садится на корточки, обнимает её и тихо спрашивает:
– Как ты, принцесса?
Диана улыбается, и от этого у меня внутри что-то ёкает. Она кашляет, чуть запинаясь, но глаза светятся радостью. Я вжимаюсь спиной в стену, чтобы не начать спорить прямо при ребенке.
– Я болею, – звучит с легкой обидой в голосе, будто это он виноват, что она заболела. – Но мне уже лучше. А ты что, будешь с нами жить? – косится на чемодан.
Билецкий кивает, мягко поправляя ее растрепанные волосы.
– Да, на пару дней, солнце, – отвечает он, а я сквозь зубы сдерживаюсь, чтобы не вставить своё "не на пару дней, а на один вечер максимум". Опускаю взгляд. Считаю до трех..
– Пап, ты пойдешь смотреть со мной мультик? Мы только начали, и там про дракона! – дочка тянет его за руку в сторону комнаты, и он, конечно же, идёт следом. Словно на поводок посадили.
Серьёзно, так и знала, что всё это к добру не приведёт. Нужно было не пускать его на порог в тот вечер. Пусть бы валялся сейчас где-нибудь с воспалением легких.
Резко срываюсь с места, пролетая мимо них и почти врываюсь в комнату. В глаза сразу бросается то, что весь день пыталась игнорировать. Игрушки раскиданы по полу, на столе остались чашки от чая с мёдом, сброшенные одеяла валяются на кресле. Начинаю метаться по гостиной, собираю вещи, бросаю их в кресло, подбираю игрушки и швыряю в коробку, которая уже переполнена. Все это делаю в бешеном темпе, как будто если перестану шевелиться, то просто взорвусь от злости.
Захар на диване бросает в мою сторону удивленный взгляд:
– Юль, ты чего так носишься?– слышу спокойный голос за спиной.
– Я не ждала гостей, понимаешь? И не планировала тут устраивать приём!
– Ты просто... ну, успокойся, хорошо? Я же не пришёл ссориться.
– А я и не ссорюсь.
Диана всё это время сидит на диване, смотрит то на Захара, то на меня. Я вижу, как она сжимает уголок одеяла, как её улыбка потихоньку тает. Понимаю: если сейчас сорвусь, выскажу все, что думаю, – ей же станет хуже. Не физически, а вот так, внутри. Повторяю про себя: лишь бы ей было хорошо…
С трудом торможу, сглатываю ком в горле. Выхожу из комнаты. На кухне бросаю чашки в раковину, слышу, как они с глухим стуком бьются об дно, и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Но сдерживаюсь, вдыхаю-выдыхаю, цепляюсь за край раковины, словно это поможет удержаться на плаву. Отвратительный день.
Я настолько погружена в свои мысли, что не сразу замечаю, как на кухню входит Захар. Очень тихо, словно понимает, что его присутствие здесь лишнее. Некоторое время молчит, а потом осторожно бросает:
– Диана хочет пить.
Я киваю на графин, не оборачиваясь:
– Ну, так налей.
Хочется, чтобы он налил воды и ушёл обратно, но, конечно, это было бы слишком просто.
– Юль, ну... – начинает он, но я перебиваю, всё-таки не выдерживаю.
– Ну что, Захар? Что ты хочешь сказать?
– Юля, это ведь и моя квартира. Я имею право здесь быть.
На мгновение теряю дар речи, но только на мгновение. Поворачиваюсь к нему, бросаю мокрое полотенце на стол.
– Твоя? – я почти смеюсь, но смех этот выходит горьким, нервным. – Да, конечно, твоя. Как же я могла забыть? Только знаешь, что, Захар? Ты и так неплохо поимел с меня за время нашего брака. И с моего отца, тоже.
На его лице мелькает кривое выражение, а глаза становятся холодными, как лед. Делает резкий шаг в мою сторону, и я, неожиданно для себя, отступаю назад. Упираюсь в край раковины, холодный и жесткий. Захар почти нависает надо мной, и голос его звучит грубо, зло:
– Хочешь наверстать упущенное? Сколько, Юля? Назови сумму, давай.
Я замираю, ядовитые слова жгут кожу. Внутри всё переворачивается, обида и гнев смешиваются, накрывают меня с головой. Но вместо ответа.. закипает ярость, острая, как лезвие ножа. Рука сама собой взлетает вверх, и через секунду удар резонирует на его щеке с оглушительным звуком.
– Подавись своими деньгами, Захар! Думаешь, мне это нужно? Думаешь, я не могу жить без твоих подачек? Ты слишком хорошо устроился, и тебе плевать на то, что было после.
Пытаюсь вырваться, но он не отпускает, и я чувствую себя загнанной в угол, зажатой между ним и раковиной.
– Пусти, Захар, – шиплю сквозь зубы. – Немедленно, черт возьми, пусти!
Белецкий будто борется с чем-то внутри себя, прежде чем сдаться. Все-таки выдыхает и немного ослабляет хватку. Взгляд становится мягче:
– Блять, – он резко прикрывает глаза освободившейся рукой – Прости , я... я не хотел. Я вообще не должен был так говорить.
Толкаю в мощную грудь, и он отступает на шаг, спотыкаясь. Смотрю на него с недоверием, обжигаю взглядом.
– Нам нужно поговорить, Юля.
– О да, мы обязательно поговорим, Захар, – бросаю с таким ядом в голосе, что чувствую, как мои слова обжигают воздух между нами. – Только не сейчас. Ты же хороший папа, да? Очень за нее волнуешься. Вот и иди, занимайся Дианой. А я отдохну немного, наконец-то попробую поспать.
Захар сжимает челюсти, вижу, как дергается мускул на шее, но он не отвечает, только коротко кивает. Взгляд на мгновение становится каким-то пустым, и я чувствую, как между нами снова возникает вот эта непробиваемая стена.
Он разворачивается и выходит, а я остаюсь на кухне, с трудом пытаясь унять бурю внутри. Когда шаги затихают, прохожу в комнату Дианы, закрываю за собой дверь и прижимаюсь к ней лбом. Расшатанные нервы не дают угомониться.
Мне так плохо, что даже собраться не могу. Что за жизнь-то такая…
