Текст книги "Жестокий муж (СИ)"

Автор книги: Анастасия Воронцова

Соавторы: Арина Вильде
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава 38

Захар

Стою у песочницы, смотрю на неё. Диана сидит вся в песке, сосредоточенная.

Взгляд залипает на ней. Какая она красивая, маленькая, аккуратная, как кукла. Щёчки розовые, косички торчат в разные стороны. Наивная такая, беззащитная.

– Так зачем приехал без предупреждения ? – рядом стоит недовольная Юля.

– Разве мне надо чьей-то разрешение, чтобы дочь свою увидеть? – без злобы спрашиваю я.

Юля хочет что-то еще сказать, но в этот момент дочь поднимает глаза и замечает меня. Глазки вспыхивают, будто звёзды загорелись.

– Папа! – летит ко мне счастливая.

Я теряюсь. Чувствую, как в горле пересыхает, и губы невольно кривятся в какой-то неуклюжей улыбке. Дальше скользит взглядом на медведя в моих руках… Замирает.

Ну, не знаю, может, переборщил с размером. Но я по-другому не умею. Взял самого здорового.

– Это мне?

– Конечно, тебе.

Протягиваю игрушку вперёд.

Диана тянется к медведю, и в следующий момент этот чертов плюшевый гигант валит её на спину. Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Отлично, Захар, ты снова облажался.

Сзади слышу резкий вдох. Юля подходит к Диане, подхватывает медведя.

– Я подержу, – сухо говорит, ни улыбки, ничего.

– Диан, а в парк не хочешь?

Юля отрывает взгляд от плюшевого зверя, медленно поднимает глаза на меня. Лицо как каменная маска, ни эмоции, ни чёрта.

– У нас были другие планы.

Кривлюсь.

Намек: иди-ка ты нахуй, Захар. Нет, дорогая, так не пойдёт. Впишешь меня в свои планы – не обломишься.

Смотрю на дочь, которая возится с игрушкой.

– А что за планы? – интересуюсь уже у неё.

Диана поднимает глаза и, чуть неуверенно, но с детским энтузиазмом, отвечает:

– В зоопарк едем!

Зоопарк? Хорошо, зоопарк, значит, зоопарк.

– Не против, если я составлю компанию? – спрашиваю, хотя по сути это даже не вопрос. Я уже решил.

Диана замирает, резко переводит взгляд на мать. Спрашивает глазами у неё разрешение. Меня это, конечно, бесит. Злюсь, но сдерживаюсь. Юля замерла как статуя. Она опять думает слишком много.

Юля закусывает губу, бросает взгляд на меня, потом на Диану. Она, конечно, не скажет "нет", но видно, что это ей поперёк горла.

– Ладно, поехали, – выдавливает наконец.

Подхожу ближе, без лишних церемоний беру медведя из её рук и шепчу тихо, сквозь зубы, чтобы Диана не услышала:

– Лицо попроще сделай, Юля. А то как будто на похоронах. – Всё, собирайтесь, – поворачиваюсь к машине. Сажусь за руль и через стекло наблюдаю, как Юля что-то говорит Диане. Включаю навигатор, пока Диана отряхивает штаны от песка.

К счастью обошлось без пробок. Двадцать минут и мы на месте.

Стою у ограды в зоопарке, смотрю на Диану. Она так сосредоточенно рассматривает этих чертовых обезьян, что я сам начинаю на них залипать. Маленькие, юркие, носят что-то в лапах, как клоуны, прыгают друг на друга. А Диана смотрит на них, не моргает, как будто в каком-то своём мире. Щёки у неё красные, руками в холодное ограждение вцепилась, но она даже не замечает, что замерзла.

Диана смеётся, указывает пальцем на обезьяну, которая дразнит другую. Хихикает, глаза сверкают. Чувствую, как внутри что-то тает. Хрен с ним, пусть смотрит сколько угодно. Я ради этого готов стоять тут целый день.

Диана вдруг поворачивается ко мне и подбегает ближе, тянет меня за рукав.

– Папа, смотри, он смотрит прямо на меня!

Тигр ни хрена не понимает, но ей плевать, она верит, что он смотрит на неё, и это главное.

– Конечно, смотрит, – отвечаю я, с трудом заставляя голос звучать спокойно. – Он думает, что ты самая красивая девочка в этом зоопарке.

Мы ещё целый час таскались по этому зоопарку. Наконец, мы закончили прогулку. Диана явно устала, хотя пыталась держаться бодрячком. Я отвез их домой, а сам поехал обратно к себе.

Открываю дверь, и сразу вижу Еву в гостиной. Сидит на диване, вся такая злая, как будто готова сжечь весь мир. Не подаю виду, иду к ней. Снимаю пиджак, бросаю на кресло.

Взглядом транслирую: даже не думай начинать.

Она, как и ожидалось, опускает голову, продолжает что-то теребить в руках.

– Что это? – спрашиваю, наклонившись ближе.

– Радио-няня, – бурчит она. – Не могу понять как работает.

Я закатываю глаза. Диана уже давно не младенец, зачем ей это барахло?

– Диана уже взрослая для этого, – говорю, прямо в лоб. Ева хмыкает, но не отвечает. Я тяжело выдыхаю.

Тишину прерывает резкий звонок телефона. Ева бросает на меня раздраженный взгляд, как будто я во всём виноват.

– Ладно, – говорю, слегка смягчаясь, – давай, я посмотрю.

Я вздыхаю, беру устройство у неё из рук.

Ева фыркает, поднимается с дивана и, не сказав ни слова, выходит из комнаты.

Я беру прибор и иду в спальню. Осматриваю. Ничего сложного. Пару кнопок, пара настроек. Через минуту становится ясно, что она просто психует и не пыталась даже разобраться.

Ставлю радио-няню на полку и прохожу к шкафу. Снимаю рубашку, натягиваю свободную футболку. Тело расслабляется, но что-то внутри продолжает зудеть.

Возвращаюсь к прибору, беру его в руки. Просто клацаю кнопками, чтобы убедиться, что всё работает. И вдруг слышу голос.

Увеличиваю громкость, прислушиваюсь.

– Срочно запиши меня, – говорит кому-то Ева. Должно быть, она убежала в детскую, чтобы ответить на звонок. В её голосе слышится паника. – Мне нужно снять спираль и залететь, иначе я его точно потеряю.

Я застываю на месте. О чем она?

– Да-да, я всё понимаю, Вика, но втисни меня как-то в свое расписание! – кричит уже почти в истерике. – Эта сука вернулась, да еще и ребенка притащила! Я чувствую, что теряю его!

Гнев поднимается внутри, хочу спустится вниз и потребовать объяснений, но решаю дослушать разговор до конца.

– Может и сглупила; что уже вспоминать? Сделала аборт да и бог с ним.

Снова короткая пауза.

– Ну не могла я тогда от него родить тогда! Он только женился на другой, что мне было делать? У меня положение было совсем шаткое, беременность сделала бы из меня толстую уродину. Бросил бы меня и как потом с другим мужиком жизнь строить с ребенком от другого? Я не собиралась повторять судьбу своей матери! Жили на копейки, всю молодость пахала, а сейчас где она? Помидоры свои на огороде выращивает и на базаре продает!

С каждым её словом внутри меня закипает что-то темное, глухое. Я смотрю на этот прибор в своих руках, а в голове начинают складываться куски мозаики.

– Вика, ну пожалуйста, это очень срочно! – в её голосе слышно отчаяние, почти мольба. – Я не могу потерять его, ребенок должен укрепить нашу связь и наконец-то заставит его на мне женится! Нужно побыстрее забеременеть. Я не собираюсь отдавать этой суке то, что принадлежит мне! Я заслужила этот дом и свою роскошную жизнь! Выбилась из нищеты в люди! Ты моя лучшая подруга и знаешь какая жизнь у меня была до этого!

Каждая её фраза – словно удар под дых. Моя нежная, искренняя, невинная девочка оказалась настоящей расчетливой сукой.

Я спускаюсь вниз по ступенькам, внутри все кипит от гнева. Собираюсь потребовать объяснений. Собираюсь спросить о чем она, черт возьми, говорит. Какой аборт? Какая нахуй спираль? Она же столько лет лечится от бесплодия после выкидыша, который у нее случился!

Но спустившись вниз резко торможу.

Все еще сжимаю чертову радионяню в руке. Если бы не эта хрень, сколько бы еще времени прошло, прежде чем правда выплыла наружу?

Посмотрев в сторону детской комнаты решаю повременить с расправой. Сначала мне нужно успокоиться и узнать все подробности. Сейчас же видеть Еву не могу.

Радионяня отправляется на диван. Я хватаю ключи от машины и выхожу из дома. Завожу двигатель и машина срывается с места. Тут же начинает звонить телефон. Ева. Увидела через окно, что я уехал. Если подниму трубку точно не сдержусь. Сбрасываю и пишу короткое: «Срочные дела. Не жди».

Сам же набираю своего помощника.

– Мне срочно нужна информация о Еве. Все, что сможешь найти. Откуда, кто родители. Чтобы к утру все было.

В трубке слышится короткая пауза, Андрей явно удивлен такой просьбе. Мы уже почти восемь лет с Евой вместе.

– Постараюсь к утру сделать все что возможно.

Бросаю телефон на сиденье рядом. Вдавливаю педаль в пол. Несусь по проспекту, нарушая все правила дорожного движения.

Пытаюсь осознать, что происходит. Ухватится за мысль, но не могу поверить в реальность.

Я никогда ни в чем не подозревал Еву. Никогда не отдавал приказ проверить ее, потому что не сомневался в ней. Потому что причин не было. Ни одной.

Да, в ней присуща бабская хитрость и коварность, но все женщины такие.

Когда мы познакомились, ей было двадцать. Она жила в скромной съемной однушке на выезде из города. Вертелась как могла. Днем в офисе работала, вечером какие-то заказы брала. Копирайтинг или что-то такое, уже и не помню.

Она не была искушенной любовницей. Я взял ее чистой и невинной. Она понравилась мне сразу. Провинциальная девчонка. Красивая, образованная, правильная, воспитанная, любящая. Она знала, как сделать так, чтобы я хотел после работы мчатся именно к ней.

Она казалось мне идеальной женщиной.

А теперь…

Теперь я узнаю, что она убила нашего ребенка, а потом разыграла трагедию с выкидышем. Я чувствовал себя виноватым. Я ненавидел себя, ненавидел Юлю за то, что ее отец надавил на меня и устроил этот брак. Только потому что Юле я понравился как мужчина. Только потому что у Савина не было достойного наследника, и он увидел его во мне. А я поддался. Соблазнился связями и возможностью подняться выше, чем я есть.

Я даже когда на Диану смотрел, о том нерожденном малыше думал. Каким бы он был сейчас? На кого похож?

Но оказалось, от него избавилась собственная мать…

Блять, да как же так?

С силой бью кулаком по рулю. Слышу справа громкий сигнал. Я только что на красный промчался.

Так не пойдет.

Резко торможу у обочины. Пытаюсь успокоиться. Дыши, Захар. Просто блять дыши.

Через несколько минут беру себя в руки и еду в офис. Там засыпаю прямо в кресле. Пока утром меня не будет звонок. Андрей сообщает, что сбросил на почту все, что удалось в такие короткие сроки собрать на Еву.

Но и этого достаточно, чтобы понять, что все это время я был влюблен в лгунью.

Глава 39

Захар

Мне требуется пять часов, чтобы добраться до богом забытой деревни. Пять улиц, один магазинчик и автобусная остановка. Вот и все, что здесь есть.

Оставляю машину на обочине рядом с заброшенным домом, а дальше иду пешком.

Сам не знаю зачем сюда приехал. Наверное, потому что до конца не верю в то, что Ева столько лет врала мне даже в таких мелочах.

Мажу взглядом по выцветшим табличкам с номерами домов.

Шишкина девять. Шишкина Одиннадцать. Шишкина тринадцать.

Замираю у калитки.

Дом старый, с обшарпанным, выцветшим забором, который уже не выполняет никакой функции.

Во дворе бегают курицы, роются в земле, а где-то сбоку, у старого сарая, лениво валяется собака. Эта картина словно вырвана из другого мира. Всё вокруг выглядит настолько захолустным, что я не могу поверить, что Ева здесь выросла.

Всё внутри сжимается от противоречий. Как она могла скрывать свою жизнь столько лет?

Думала, что если я узнаю, что она из бедной семьи, то мои чувства к ней изменятся? Зачем пыталась казаться лучше, чем есть?

Я стою, пытаясь осознать, что вообще здесь делаю, когда внезапно из дома выходит женщина. Лет шестидесяти, может, чуть больше. Седые волосы заплетены в тугую косу, в руках у неё миска с водой. Она выливает её под старое дерево на краю двора и, только потом, замечает меня у калитки.

Её глаза расширяются, когда она видит меня, но на лице быстро появляется улыбка.

– О, вы наверное Павел? – спрашивает она, стирая воду с рук о свой фартук.

Она идет ко мне, явно путая меня с кем-то, но я не спешу отрицать.

– Васильевна вчера позвонила, сказала, что не приедете, я уж думала, завтра в район поехать и продать там все на рынке.

Я рассматриваю женщину. В ее лице угадываются черты лица Евы. Она бесспорно ее мать.

Не могу поверить, что она похоронила собственную мать еще при жизни. Она вообще хоть раз навещала ее за все это время? Поддерживала ли финансово?

– Проходите, я сейчас вынесу молочка вам и сметанки, – она открывает калитку, пропуская меня во двор. – Васильевна говорила, что вы в банке работаете и еще не женаты.

Киваю. Слова произнести не могу.

Мои родители ушли из жизни слишком рано. Я не успел ничего для них сделать. А Ева…

– Не зря Васильевна говорила, что внук у нее настоящий красавец. Подождите, я сейчас.

Оставляет меня посреди двора, а сама в дом заходит. Я прячу руки в карманы, оглядываюсь по сторонам. Что, черт возьми, происходит?

Почему Ева врала мне? Я вообще хоть немного знал женщину, с которой восемь лет провел?

– Вот, – протягивает мне пакет с молочными продуктами.

– Сколько я должен? – спрашиваю и тянусь к карману.

Достаю из бумажника несколько крупных купюр, отказываясь от сдачи, и забираю пакет, хотя я не Павел. Не знаю как разговор завести, как узнать правда ли она мать Евы. Хотя по документам и так все предельно ясно, но мне от нее услышать хочется.

– Сами живете? До города далеко, наверное, не просто?

– Привыкла уже. Дочка у меня в столице. В крупной компании работает. Занята очень, приезжает совсе редко, а мне с пересадками в таком возрасте уже сложно до нее ехать. Вот на зиму мне две машины дров заказала. Привезли, выгрузили все, сложили, – рукой на пристройку рядом с домом указывает и вздыхает. – А мне внуков уже хочется, а она вся в работе, говорит какие отношения? Ева всегда лучшей жизни хотела, чтобы сюда не пришлось возвращаться, поэтому и работает так много. Я ей дать-то ничего не смогла, – покачала она головой. – Вот, может, замуж выйдет, ребеночка родит и тогда меня к себе заберет, чтобы я ей помогала с ребенком. А пока я тут одна.

– Ясно, я пойду тогда?..

В груди все сжимается. Когда ехал сюда еще надеялся, что это какая-то ошибка. Но теперь все становится предельно ясно. Фальшь на каждом шагу. Даже матери наплела о несуществующей работе. А по факту занята она целыми днями лишь тем, что тратит мои деньги.

– Ой, конечно-конечно, вы же спешите, наверное. А я тут своими рассказами. Хорошего овам дня!

– Спасибо.

К машине несусь так, словно за мной кто-то гонится. Вместо обогревателя включаю кондиционер. Душно до невозможности и в груди что-то давит.

Успокоится никак не получатся.

У меня в голове не укладывается, как можно столько лет врать о себе, скрывать своё прошлое, семью, жизнь. Ева говорила, что её родители умерли, что она сирота. Я даже испытывал к ней жалость. Верил, что она потеряла свою семью, как и я. А оказывается, её мать жива, живёт в этой развалюхе, мечтая о внуках и надеясь, что дочь когда-нибудь заберёт её к себе.

Я сжимаю руль так сильно, что белеют костяшки пальцев.

Перед глазами проносятся моменты, когда Ева рассказывала о выкидыше, когда плакала, обвиняла меня, говорила, как тяжело ей было.

Она притворялась, что лечится от бесплодия...

Я был рядом и верил. Доверял. А теперь? Теперь я даже не знаю, что за женщина была рядом со мной все эти годы.

Чувствую, как злость снова начинает закипать внутри.

– Блять... – выдыхаю и запускаю двигатель.

Нужно уезжать отсюда, и чем быстрее – тем лучше.

В город возвращаюсь, когда на улице уже темень. Сворачиваю в первый попавшийся бар и набираю своего водителя.

– Михаил, можешь забрать машину? Я сейчас адрес скину.

Потом с полчаса просто сижу и втыкаю на неоновую вывеску, пытаясь понять что делать дальше. Мне так хочется прижать Еву к стенке и придушить. Спросить зачем она все это сделала. Спросить было ли хоть что-то правдой или ей нужны были только мои деньги?

У меня начинается истерический смех. Чувствую себя сумасшедшим. Вот уж не думал, что меня когда-то баба сможет так жестко наебать. Считал себя самым умным, наперед все просчитывал, но дальше собственного носа ни хрена рассмотреть не смог.

От мыслей отвлекает стук в окно. Мой водитель приехал.

Выхожу из машины, вдыхаю прохладный воздух.

– Вас ждать? – спрашивает Михаил.

– Нет, я такси возьму. Собираюсь сегодня хорошенько напиться. Там на заднем сиденьи пакет с домашней молочкой, у тебя вроде дети есть, забери, жалко если испортится.

И правда жалко. Ведь мать Евы столько сил потратила на это.

Захожу в прокуренный бар и иду к барной стойке.

– Виски, только всю бутылку сразу давай, – киваю парню и устраиваюсь на стуле.

Не помню когда в последний раз так заливался алкоголем. И объяснить не могу, почему когда под утро за мной приехало такси, я адрес квартиры Юли назвал.

Потом провал в памяти.

А следующие, что помню, как утром открываю глаза и встречаюсь взглядом с дочкой. Она нависает надо мной и тихо спрашивает:

– Мама, а папа тоже заболел?

Глава 40

Юля

– Спасибо, – я забираю пакет с лекарствами и спешу к выходу.

На улице холодно, да еще и дождь усиливается. Сжимаю зубы, натягиваю капюшон и ускоряю шаг.

Диане хуже, температура за тридцать восемь. Бедная моя девочка, ей всего четыре года, а я бегаю по аптекам вместо того, чтобы быть рядом.

И нет, причина не в гордости. Переборов себя, я всё-таки написала Захару…И ничего. Даже не ответил. А когда позвонила, он просто сбросил вызов.

Сразу вспыхиваю. Меня буквально трясет от злости. Легко быть отцом, когда тебе это удобно, да? Когда не надо жертвовать своими планами. Когда можно просто появляться в нужный момент, как герой, а всю остальную ответственность переложить на меня.

Добираюсь до дома, еле сдерживая себя, чтобы не швырнуть сумку об асфальт. Начинаю искать ключи, но вдруг замираю.

На лавочке возле подъезда сидит Захар.

Что? Какого черта?

– Захар?

Голова у него опущена, плечи мокрые, волосы прилипли к лицу. Никакой реакции на моё приближение.

Подхожу еще ближе, и тут до меня доходит. Запах. Сладковатый, приторный аромат алкоголя.

Я невольно морщусь. Билецкий сидит, обхватив руками голову, плечи расслаблены, будто он полностью отключен от окружающего мира. Он не смотрит на меня, даже не реагирует на голос. Под ногами валяется пустая бутылка.

– Ты вообще нормальный? – шиплю, но понимаю, что спорить сейчас бесполезно.

Закрываю глаза, делаю глубокий вдох. Ругаю его про себя.

– Тебе лучше убраться отсюда, пока охрана комплекса не заинтересовалась, – выдавливаю сквозь зубы. – Помочь вызвать такси?

Захар наконец поднимает на меня глаза. Смотрит как-то странно, словно пытается что-то осознать, но взгляд пустой, без фокуса. Только плечи дернулись, будто ему стало холодно.

– Захар, ты вообще слышишь меня? Хочешь здесь валяться? Отлично.

Он молчит. Опять.

Даже знать не хочу, почему он в таком состоянии. Всё, что сейчас волнует, так это моя маленькая девочка, которой очень плохо.

Я ещё несколько секунд смотрю на него, сжав зубы от злости. Потом не выдерживаю. Психую. Резко поворачиваюсь и иду к подъезду. Открываю дверь, захожу внутрь, пытаясь убедить себя, что это не моё дело. Пусть сам разбирается. Я не обязана за ним следить.

До лифта долетаю на автопилоте. Нажимаю кнопку и жду.

Прижавшись к стене спиной, медленно выдыхаю. Перед глазами всё ещё его мокрая фигура. Резко выдыхаю. Внутри что-то щёлкает. Всё, больше не могу. Разворачиваюсь на пятках и вылетаю обратно.

Подбегаю к Захару, буквально захлебываясь злостью. Шум в ушах, пульс бьет в висках. Руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. Я едва дышу от ярости, но не останавливаюсь.

– Ты вообще в своём уме?! – кричу, почти сорвав голос. – Диане плохо, а ты здесь сидишь, нажравшись до беспамятства!

Я замираю. Стараюсь взять себя в руки, чувствуя, как злость постепенно исчезает, уступая место усталости. Нет смысла орать на него сейчас. В таком состоянии до него не достучаться.

Делаю глубокий вдох, подхожу ближе. Осторожно трогаю за плечо.

– Захар, пойдём домой, – говорю тихо, пытаясь сдержать раздражение. Поначалу я сама же себе напоминаю оголенный провод.

Билецкий вздрагивает, словно очнулся от сна. Медленно поднимает голову и смотрит на меня. В темных глазах пустота. И тут он, словно не осознавая, что делает, медленно тянет руку к моему лицу. Движения неуклюжие, будто ему трудно контролировать собственное тело. Мокрые пальцы дрожат, едва касаясь воздуха между нами.

Тяжелая рука всё ближе, уже почти касается моей кожи.

Я резко отшатываюсь, словно от удара. Сердце замирает на мгновение, а потом начинает бешено колотиться.

– Нет, Захар.

Рука замерла в воздухе, а потом медленно опускается вниз.

Подхожу ближе, наклоняюсь, и начинаю тянуть вверх. Захар делает попытку встать, но ноги подкашиваются, и он почти падает обратно на лавочку.

– Ты сам-то хоть идти можешь? – раздраженно бросаю.

Очень глупый вопрос, Юля. А ты не видишь?

Господи, ну за что мне это наказание?

Обхватываю его под плечи и с усилием поднимаю на ноги. Захар шатается, но я крепко вцепилась пальцами.

Билецкий что-то неразборчиво бормочет, но я не слушаю. Придерживаю его, толкая в сторону подъезда. До двери осталось всего несколько шагов, и я заставляю его двигаться вперёд, даже если он этого не хочет.

– Держись за меня.

В итоге мы добираемся до входа. С трудом толкаю его плечом, поддерживая, чтобы тот не рухнул на крыльцо. Проходим внутрь. Тяну к лифту, при этом ругая себя за то, что вообще ввязалась во всё это.

Захар что-то неразборчиво бормочет, но я не слушаю.

В квартире легче не становится. Мужчина тяжёлый, пьяный и беспомощный.

Останавливаюсь в прихожей, быстро осматриваюсь, пытаясь придумать, куда его деть. Сил просто больше нет.

– Оставайся тут, – шепчу, больше себе, чем ему. Захар медленно оседает на пол, прислонившись к стене, голова снова падает вниз.

Я бросаю его там и бегу в спальню к Диане. Все внутри пылает от тревоги, но когда открываю дверь, вижу, как малышка мирно спит в своей кроватке. Слава Богу. На мгновение накрывает облегчение.

Тихонько подхожу к ней, опускаюсь на колени рядом и осторожно трогаю лобик. Температура вроде нормальная. Педиатр, с которым я консультировалась онлайн, помог снять острую фазу.

Всё это время я была на нервах, но сейчас, глядя на её спокойное лицо, чувствую, как напряжение медленно отпускает. Наконец-то можно выдохнуть. Ещё раз проверяю дыхание, поглаживаю по щеке. Она такая крошечная. Волна заботы и любви накатывает. На секунду мне даже удается забыть о Захаре в прихожей.

Может, оставить его там? Пусть помучается. В любом случае это лучше, чем замерзнуть и получить воспаление лёгких на улице…

Мысль слишком соблазнительна, но нет. Не хочу пугать дочь утром. Думаю, она точно не оценит.

Чудом, не иначе, мне удаётся затащить его в гостиную. Он то спотыкается, то едва держится на ногах, но я каким-то образом всё же довожу его до дивана. Захар тяжело плюхается на него. Удержавшись от ругани, делаю шаг назад.

Уже собираюсь вернуться к Диане, но что-то снова неприятно разъедает изнутри.

Я ненавижу это чувство.

Вздыхаю, сжимаю губы и снова подхожу к нему. Билецкий лежит в мокрой одежде, волосы прилипли ко лбу. Если оставить все так, точно заболеет.

Злюсь на себя и на него, но упорно стягиваю с него мокрую куртку. Пальцы дрожат от злости и усталости. Каждое движение даётся с трудом.

– Чёрт... чем я вообще занимаюсь? – стону про себя, расстегивая пуговицы на рубашке. Ткань липкая и холодная.

Захар не реагирует, просто лежит, тяжко дыша, как будто его совсем не волнует то, что происходит. Плед, чуть сползает, но я уже не поправляю. В конце концов, это всё, что я могу для него сейчас сделать.

– Ну и кто из нас дурак? – шепчу, не удержавшись.

Снова не отвечает. И, честно говоря, я уже и не жду. Всё, что осталось, только глухое раздражение и странное чувство ответственности. Заканчиваю стаскивать с него остатки мокрой одежды и накрываю пледом.

Закрываю за собой дверь и иду в комнату к Диане. Пусть этот вечер закончится хоть как-то спокойно. Вздыхаю и прикрываю глаза, обещая себе, что утром всё это будет казаться проще. Но точно знаю, что не будет.