Текст книги "Жестокий муж (СИ)"

Автор книги: Анастасия Воронцова

Соавторы: Арина Вильде
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 47

Заматываю вокруг груди полотенце и выхожу из ванной комнаты. Сразу же замираю на месте, не ожидая увидеть здесь Захара. Он стоит у окна, но, услышав меня, поворачивается, его взгляд, как обычно, пронизывает насквозь. Смотрим друг на друга, не отрывая взгляда. Я непроизвольно сильнее прижимаю полотенце, но, кажется, он этого даже не замечает.

Прокашливаюсь, пытаясь справиться с волнением.

– Спасибо, – говорю тихо, чувствуя, как голос предательски дрожит. – За всё, что ты сделал.

Захар едва заметно морщится, будто мои слова – что-то лишнее и ненужное.

– Второй раз за день благодаришь меня, Юля. Кажется, мир сошел с ума.

Я уже готова пожалеть, перевести разговор на другую тему, но он вдруг подходит ближе. Его пальцы касаются моего подбородка, и от этого прикосновения кожа словно под электрическим током.

Захар проводит пальцами по моей щеке, останавливается у ключицы, где заметны следы от грубых пальцев Каримова. Он касается этих мест мягко, едва ощутимо, и я замираю, боясь даже вздохнуть.

– Какая же ты всё же глупая, Юля, – тихо, почти шёпотом произносит он, взгляд его становится тяжелее, глубже. – Никогда не понимаешь кто друг, а кто враг.

Между нами повисает тишина, но она полна напряжения, словно в воздухе искры. Я смотрю ему в глаза, пытаясь понять, что происходит в его мыслях, но лицо его, как всегда, остаётся закрытым и непроницаемым.

– Мне нужно уехать, Диана внизу с моими ребятами, ты можешь отдохнуть, не волнуясь за нее.

Захар чуть отступает, и в этот момент что-то во мне словно ломается. Я хватаю его за рукав, не осознавая, почему так отчаянно не хочу его отпускать.

– Останься сегодня, – произношу я, мой голос едва слышен. – Пожалуйста. Останься с нами.

Он смотрит на мою руку, сжимающую его рукав, а затем поднимает глаза на меня. В его взгляде я вижу то, чего раньше не замечала – усталость, странное смирение и, может быть, сожаление?..

Захар осторожно освобождает свою руку, но не уходит. Вместо этого он подходит ещё ближе, поднимает руку и гладит меня по мокрым волосам, его пальцы мягко зарываются в них, спускаясь к затылку.

– Ты даже не понимаешь, что говоришь, Юля, – тихо произносит он, а в голосе его слышится странная печаль.

Я всё ещё держу его за рукав, хотя пальцы дрожат, и мне кажется, что каждый миг тянется целую вечность.

– У меня чертовски много дел, Юля. И их нужно решить как можно быстрее. Каримов не тот человек, которого стоит недооценивать.

– Мне… страшно, – признаюсь нехотя. – Одна ночь ведь ничего не изменит.

– И снова ты меня удивляешь, Юля. Раньше ведь мечтала, чтобы я убрался поскорее, – усмехается он.

И конечно же Захар прав.

Но сегодня я встретила демона похуже Захара Белецкого. Белецкому я, по крайней мере, могу противостоять.

Захар долго смотрит на меня, и его взгляд медленно оттаивает. Он тяжело вздыхает, словно смиряясь с тем, что сейчас он не сможет меня оставить.

– Ладно, Юля. Но только на эту ночь, – бросает он с лёгким раздражением, будто борется сам с собой.

Я быстро киваю, чувствуя, как страх немного отпускает, и спешу к дочери.

Мы немного играем, потом я укладываю Диану спать, глажу её волосы, слушая её ровное дыхание.

Она спит спокойно, а я почти забываю обо всем происходящем.

Но через минуту до меня доносится тихий звук шагов – это Захар ходит по гостиной. Время от времени слышу, как он отвечает на звонки: голос его приглушённый, но напряжённый.

Затем звуки замирают, и я крадусь к двери, выглядываю в коридор. Он на балконе, едва различимый силуэт в полумраке.

Подхожу ближе, не зная, заметил ли он меня, но когда оказываюсь почти у двери, слышу, как Захар срывается на крик, грубо говоря что-то помощнику.

Когда он, наконец, отключается, я молча стою, смотря на него. Его лицо напряжено, щскулы резко очерчены, на лбу проступают морщины. Захар закуривает, чуть прикрывает глаза, и на мгновение я поражаюсь, насколько он… красив. Прямо как раньше, когда я была в него влюблена и восхищалась им.

– Могу я спросить у тебя кое-что, Захар? Раз сегодня мы с тобой впервые за долгое время можем спокойно поговорить, не пытаясь задеть друг друга.

Захар задирает голову, выпускает в небо белую струю дыма. Кивает, мол продолжай, я слушаю.

– О каком слитом проекте ты говорил, Захар? Что я сделала, кроме того, что рассказала правду на том гребенном интервью? – спрашиваю тот, что не давало мне покоя все это время. Но в прошлый раз, когда я подняла эту тему, Захар даже объяснять ничего не захотел. А я понятия не имела о чем речь.

Он медленно поворачивается, в его взгляде зреет злость.

– Ты серьёзно? – в голосе слышится смесь изумления и раздражения. – Ты сейчас хочешь поговорить об этом?

Но я не отступаю, внутренне собираюсь с силами.

– Мне нужно знать. Мне нужно понимать, в чём ты меня обвиняешь, Захар. Ты злишься на меня, а я даже не знаю, за что. Мы оба в прошлом наделали много ошибок. Ты, вместо того чтобы отказаться от этого брака и жениться на любимой женщине, выбрал выгоду для себя. Я, вместо того, чтобы понять, что ты никогда не будешь моим, наивно верила, что однажды ты увидишь, что я намного лучше твоей Евы и останешься со мной. Но время назад повернуть нельзя, Захар. И результат всего этого – наша дочь, которая не должна видеть, что мы с тобой ненавидим друг друга. И я считаю, что я вправе узнать, какие еще грехи ты на меня повесил.

– Твоя ошибка, Юля, только в одном – ты слишком сильно поверила в то, что Гордееву есть до тебя дело.

– Захар, я скажу только раз и хочу, чтобы ты меня услышал. Я не сливала никаких проектов. У меня не было к ним доступа. Я к тебе несколько раз в офис приходила, а меня даже на порог твоего кабинета не пустили. Ты говорил о каких-то отелях, но я понятия не имею о чем речь. Поэтому тебе стоит задуматься о том, что, возможно, среди твоей команды есть кто-то еще, работающий на Гордеева.

– Послушай, Юля, Гордеев ясно дал понять, что слила проект моя баба, – заводится он.

– А она у тебя одна? – из горла вырывается нервный смешок.

Лицо Захара на мгновенье каменеет. Его рука замирает в воздухе, так и не донеся сигару к губам. Он будто взвешивает все за и против. Встряхивает головой, тушит об железные поручни сигарету и выходит, оставив меня одну на балконе.

Глава 48

Стою у плиты. Помешиваю суп. На кухне пахнет специями и мясом. Тепло. Уютно. Всё, как должно быть дома. Правда дом не мой. А Захара. Мы уже две недели как живем здесь под присмотром его охраны.

Я чувствую себя виноватой. Потому что все это произошло по моей вине. Поэтому не спорю. Покорно делаю то, что он говорит. И очень сильно удивляюсь каждый раз, когда после работы он приходит сюда. Проглатываю все язвительные вопросы о том, а как же Ева?

– Мама, а папа приедет?

Поворачиваюсь на голос. Стоит моя девочка, маленькая, серьезная, и платье на ней... Нежно-розовое, с кружевом по краям, пышное, как облачко. Я берегла его для праздника в садике. А она вот сейчас надела.

– Не знаю, – говорю осторожно.

Диана опускает глаза. Теребит подол платья. Спрашивать, зачем она нарядилась, нет смысла. Понятно для кого. Для него.

– А давай ему позвоним?

Она предлагает это по несколько раз на протяжении дня. Я то отмахиваюсь, то увиливаю, то обещаю, что напишем в мессенджере.

– Он может быть занят. Ты же знаешь, папа не всегда отвечает сразу.

– Ну, пожалуйста, мам. Я ему всё скажу сама, ладно? Только дай телефон.

– Не сейчас, Диан. Видишь, я занята. – Обвожу рукой кухню.

Вижу, как её плечики чуть опустились. Всё поняла, но всё равно ждёт.

Вытираю руки об полотенце и подхожу к Диане. Присаживаюсь на корточки, ловлю взгляд.

– Давай-ка, малышка, поправим тебе бантик. – Бантик, завязанный неумело, висит криво, но это так мило.

Тянусь поправить.

Диана следит с улыбкой. Хихикает.

– А давай-ка в гостиную? Там вроде ещё куча подарков осталась, не распакованных. Помнишь?

Любимые глаза загораются, как лампочки.

– О, точно!

Легонько глажу её по плечу.

– Умница. Потом вместе папе позвоним, хорошо?

Когда малышка скрывается за дверью, поднимаюсь на ноги. Вздыхаю и возвращаюсь к плите. Суп почти готов, но мысли совсем не о нём.

Сегодня люди Билецкого привезли наши вещи. Мои и Дианкины.

А вместе с ними целую гору коробок, обернутых яркой подарочной бумагой. Как будто Новый год или Рождество наступили неожиданно в середине недели. Захар явно решил не мелочиться.

В другое время я бы разнесла его в пух и прах за такое. Но сейчас... Сейчас не до этого. Пусть.

А хочу ли я, чтобы он приехал? Находиться с ним под одной крышей... Разве это хорошая идея?

Ну конечно, не хочешь, Юля. Только вот зачем тогда поставила лишнюю тарелку на стол? Кто ещё к тебе в гости собирается?

Тупо стою и смотрю на эту тарелку. Смешно. Или грустно. Не знаю.

Вздыхаю глубоко, пытаюсь вытолкнуть из себя все эти мысли о Захаре. Подхожу к плите, выключаю суп. Открываю духовку, проверяю запеканку. Почти готова. Щёлкаю выключателем, пусть дойдёт сама.

Сажусь за стол. Упираюсь локтями в холодную поверхность, переплетаю пальцы.

Может, проще написать ему? Спросить прямо. Так будет легче. Нет, так нет. Ничего страшного. Придумаю что-то для Дианы, отвлеку её. Главное, чтобы она не грустила.

Не выдерживаю. Тянусь к телефону, пальцы сами открывают мессенджер. Быстро набираю сообщение. Простое, без лишних слов:

Диана ждет тебя. Ты сегодня приедешь?

Отправляю, не особо надеясь, что он ответит сразу. Но телефон тут же издает короткий звук, и экран загорается.

Да, буду через час. Как ей подарки? Понравились?

Нервно улыбаюсь. Пальцы парят по экрану, но меня все еще слегка потряхивает от волнения. Сердце снова подпрыгивает.

Ты про мини-магазин игрушек в гостиной?

Я закатываю глаза когда читаю:

Не преувеличивай.

Не преувеличиваю. Диана теперь думает, что Рождество пришло пораньше.

Ну и хорошо, пусть радуется.

Вздыхаю. Конечно, пусть. Он всегда такой. У него всё просто. Печатаю быстро, чтобы не успеть передумать:

Ага. Сияет, как новогодняя гирлянда. А я теперь думаю, как это всё разместить. Захар, в следующий раз хотя бы предупреждай меня.

Пауза. Я уже не жду ответа, но он приходит почти сразу.

Смотрю на экран, читаю это слово снова и снова. И не верю ни на секунду.

Учту.

Откладываю телефон в сторону и быстро встаю из-за стола. Нужно отвлечься. Пока Диана там в гостиной с этим новогодним магазином, лучше я уберусь на кухне. Натираю стол, собираю посуду, аккуратно расставляю всё по местам. Занимаю руки, чтобы не думать.

Вытираю руки, ставлю последнюю тарелку на место и ловлю свое отражение в оконном стекле.

Да, мы с Захаром никогда не сможем быть близки. Это понятно. Я давно перестала об этом даже думать. Между нами слишком много неразрешенного, слишком много боли и обид.

Но что если... Что если мы сможем хотя бы научиться нормально общаться? Без упреков, без язвительных замечаний. Просто как двое взрослых людей. Родители одной девочки, которая нас обоих любит.

Может быть, мы сумеем нащупать тонкую грань, где сможем сосуществовать спокойно, без вечных споров и упреков. Такое возможно? Научиться говорить без злости, слышать без раздражения... Ведь сейчас есть что-то куда ценнее старых обид: ее счастье, ее будущее. Ради нее я готова попробовать.

Мысли перебивает резкий грохот из гостиной. Сердце тут же подскакивает к горлу. Бросаю всё и бегу туда, не успев даже выдохнуть от испуга.

Влетаю в комнату и застываю. Диана стоит посреди гостиной, виновато прикусив губу.

Рядом перевернутый огромный горшок с фикусом. Земля рассыпана вокруг, листья измяты, а стебли переломаны. И, конечно же, платье... моё любимое нежно-розовое платье, всё в серых пятнах.

– Диана! – восклицаю, не веря своим глазам. – Что ты сделала?

– Я хотела его полить... – шепчет она, опуская голову. – Но горшок упал... – шепчет, глядя на меня так жалобно, что злость сразу уходит. Осталась только усталость. Даже не хочу вдаваться в подробности.

– Ладно, малыш, давай приберем это вместе.

В этот момент раздается звук закрівающейся входной двери. Я вздрагиваю, а Диана, словно окаменев, замирает на месте. Глаза округляются, и по щекам начинают катиться слезы.

– Папа... Я хотела, чтобы он увидел меня красивой.

Присаживаюсь рядом, обнимаю крепко. Считаю до трех. Хочу звучать убедительно.

– Для него ты всегда красивая. Пойдем, помоем ручки, приведем тебя в порядок.

Она всхлипывает, но кивает, цепляясь за меня маленькими ручками.

Мы с Дианой выходим в коридор. Захар уже на пороге, с пакетами в руках. Смотрит на нас, хмурится немного, кажется, пытается понять, что здесь вообще происходит.

Дочь замолкает, щеки мгновенно краснеют. Она прижимается ко мне крепче, маленькие пальчики дрожат.

– Ну чего ты, все хорошо, – мягко говорю, гладя по плечику.

Захар присаживается перед дочерью на корточки, протягивая руки. Он внимательно смотрит на неё, и в глазах читается удивление, смешанное с нежностью.

– Ну что, красотка, дашь обнять?

Диана качает головой, закрывает лицо руками и прячется за меня.

– Нет… я же грязная, – бормочет, стыдливо опуская глазки на пятна на платье.

Но Билецкий не останавливается. Подхватывает ее на руки, как пушинку, и начинает кружить, как будто не видит ни грязных пятен, ни испорченного платья. Диана сначала растерянно прижимается к папе, а затем заливается смехом, ее маленькие ладошки цепляются за сильные плечи, щеки снова розовые, но теперь уже от радости.

Я стою в сторонке, наблюдая за ними, внутри что-то тепло щекочет.

– Ладно. Чем сегодня будем ужинать? – Чуть лукавый взгляд, тормозит на мне.

Я чувствую, как щеки начинают гореть. Он ведь понимает, что я накрыла стол на троих.

– Ну... суп готов, – отвечаю, стараясь унять волнение. – И запеканка в духовке.

Билецкий ставит пакеты на кухонный стол, и Диана тут же любопытно заглядывает внутрь, но я жестом останавливаю.

– Так, малышка, давай-ка сначала мыть руки, а потом проверим, что папа принёс.

Дочь кивает, и я веду ее в ванную, помогая вымыть маленькие ладошки. Быстро переодеваемся и вскоре проходим в кухню.

Захар усаживается за стол, раскладывая всё, что принес. Оказывается, это целый ассортимент десертов: пирожные, торт и ещё что-то в красивой коробочке.

– Вау! – Диана с восхищением смотрит на угощения, её глаза сияют, как два ярких огонька. – Папа, это... это самое красивое, что я видела!

– Конечно, самые лучшие десерты для самой лучшей девочки, – невозмутимо комментирует, и мне ничего не остается, как усмехнуться. В такие моменты он выглядит почти... домашним.

– Но сначала ужин, – строго говорю я, направляясь к столу, чтобы разложить приборы.

Диана замирает, опускает взгляд, но потом собирается с духом и тихо, словно это самая важная речь в ее жизни, произносит:

– Приятного аппетита!

Суп, запеканка – вроде бы ничего особенного, но Захар ест с таким удовольствием, как будто это лучший обед в его жизни.Я пытаюсь не обращать внимания, но ощущаю, как сердце начинает биться чуть быстрее от его взгляда, время от времени задерживающегося на мне.

– А можно я сама положу себе кусочек? – вдруг спрашивает Диана с легким вызовом, глядя на Захара. Он кивает с одобрением.

– Конечно.

Диана гордо отрезает себе кусочек, но, неудержавши, случайно роняет его обратно в форму. Она заливается краской, но Захар спокойно берет свою вилку, поддевает кусочек и кладет ей на тарелку.

– Бывает и у взрослых.

Когда ужин заканчивается, малышка, уставшая, но счастливая, перемещается в гостиную к своим новым игрушкам. Я начинаю убирать со стола, не обращая внимания на усталость, когда замечаю, что Захар встает, явно собираясь помочь.

– Не надо, я сама, – говорю чуть резче, чем планировала, отворачиваясь к раковине. Момент тянется, и я, чувствуя, как вопрос, давно сидящий в голове, просится наружу, наконец решаюсь.

– Захар, – начинаю осторожно, не поднимая глаз. – Как обстоят дела с Каримовым?

Он фыркает, отмахивается, будто бы тема пустяковая, не стоящая обсуждения.

– Юля, расслабься, здесь нечего обсуждать, – его голос становится тверже, взгляд темнеет. Но я вижу, что за этим показным спокойствием скрывается что-то ещё.

– Захар, ну я же вижу, что это не так, – упорно настаиваю, встречая его взгляд прямо.

– Я всё тебе сказал. Тема закрыта.

Билецкий резко отворачивается, устремляет взгляд в окно.

Я вздыхаю и тоже отступаю, словно уперлась в невидимую стену.

Вдруг Захар подходит ближе. Останавливается так, что я чувствую его дыхание у себя над плечом.

– Юля, что опять не так? – произносит устало, но с ноткой раздражения.

Я хмурюсь, чувствуя, как внутри накапливается давно знакомая обида.

– Всегда ты так делаешь. Как только разговор заходит о чём-то важном, ты замыкаешься, как будто это твои личные дела, а не то, что напрямую влияет на нас.

Он молчит, потом тихо выдыхает, его рука нервно скользит по краю стола.

– С Каримовым разберусь. Если я скажу тебе, что всё под контролем, ты мне поверишь?

– Я постараюсь.

Захар смотрит на часы и слегка морщится, будто вспоминая, что его ждут другие дела.

Я ощущаю странный укол разочарования, совершенно неожиданного, даже для самой себя.

– Мне пора.

– Ну, тогда… до завтра.

Захар кивает, но, кажется, замечает перемену в моем настроении. Его взгляд вдруг становится мягче.

– Юля, поверь, если бы я мог, остался бы дольше.

– Я понимаю, – отвечаю, стараясь быть непринужденной, но ощущаю, как на сердце ложится какая-то невидимая тяжесть. – У тебя дела. Всё нормально.

Он задерживает взгляд на мне, словно хочет что-то сказать, но потом, явно передумав, просто кивает и поворачивается к двери. В этот момент в дверях гостиной появляется Диана с любимой игрушкой в руках, её взгляд становится растерянным.

– Папа… ты уже уходишь? – спрашивает она тихо, и в ее глазах мелькает тень разочарования.

Захар на мгновение замирает, словно слова застревают в горле.

– Завтра снова буду здесь, обещаю.

Диана кивает, но в её взгляде всё равно остаётся доля грусти. Захар, заметив это, обнимает её крепко и шепчет что-то на ухо, отчего её глаза снова загораются, и она улыбается.

Билецкий осторожно наклоняется и целует Диану в лоб. Он задерживается на секунду, будто что-то обдумывает, затем поворачивается к двери и уходит, оставляя за собой тихое эхо закрывающейся двери.

Глава 49

Захар

Сижу за столом. Бумаги, ноут, какой-то контракт, который я должен был подписать еще утром. Но мне плевать. Всё раздражает. К черту.

Делаю вид, что собран, а сам уже минут десять просто смотрю в одну точку.

– Все, Макс, закругляемся, – киваю помощнику. Хватит на сегодня.

Максим криво ухмыляется, что-то там бубнит:

– Не узнаю вас, Захар Александрович. Или устали, или влюбились.

Поднимаю взгляд. Парень явно нарывается. Молчу, но уголки губ дергаются. Смешно. Я сам себя, сука, не узнаю. Раньше переговоры с собой всегда заканчивались в пользу разума. Сейчас – не думаю.

– Иди уже, умник, пока не передумал.

– Захар, а как же поставка из порта? Или вы решили, что контейнеры сами по себе разгрузятся? Обычно мы тут до утра пашем, – прищуривается, с явно наигранной тревогой.

Отбрасываю ручку, провожу ладонью по лицу.

– Макс, если ты не хочешь узнать, какого это – разгружать контейнеры лично, вали отсюда. Понял?

– Слушаю и повинуюсь, – театральный поклон бьет по воспаленной нервной системе.

Яровой выходит, а я остаюсь. Тишина накатывает.

Телефон мигает. Беру его в руку, будто это не кусок пластика, а что-то живое, бьющее током. Открываю чат. Сообщение. От Юли.

Фотка. Диана. Маленькая, смешная, в пижаме с этими дурацкими зайцами. А в руках... что, мать твою, за комок? Приглядываюсь. Морская свинка?

Подпись внизу: «Папа, мы тебя ждем. П.С. Диана».

Пальцы зависают над экраном телефона. Сейчас бы бросить все. Бежать. Туда, где меня ждут. Слово, блядь, простое, но за него я, кажется, даже жизнь бы отдал… Ждут.

Тонкая грань. И я уже балансирую, как придурок, над пропастью.

Сам же себя посадил на иглу. Сказочный, конечно, долбоеб.

И мне это нравится. Сука, я даже вслух боюсь признаться, как нравится. Жжение внутри, словно огонь в груди полыхает. Привык уже. К хорошему быстро привыкаешь. Вот и я, черт возьми, сдался.

Нравится это дурацкое чувство спешить после работы. Заканчивать раньше, лишь бы успеть. Увидеть, как Диана с визгом бежит навстречу, как цепляется за ногу, как глаза у нее блестят. А еще нравится думать, что ей привезти сегодня. Снова игрушку? Или что-то сладкое? Лишь бы этот взгляд запечатлить, чтобы, черт подери, понять, что не все во мне сдохло.

Малявка умеет выворачивать меня наизнанку одной улыбкой.

И, мать твою, да. Мне нравится теплый ужин. Вкусный, домашний, а не эта херня из ресторана, которую разогреваешь в микроволновке.

Юля… Вот с ней все сложнее. Много хуйни между нами было. Слишком много. Темное болото прошлого: мерзкое, вязкое. Достаточно сделать шаг, и все – тебя засасывает, тянет на дно. И мы вдвоем шагнули. Глубоко. Больно.

Да, я моральный урод. Да, она не святой ангел. Но даже из такого дерьма можно выбраться.

Если захотеть.

Если не бояться вымазаться еще больше.

Если найти за что держаться.

А держаться у меня есть за что. За вот эту девочку, с блестящими глазами и свинкой в руках.

Да и Юля не хочет, но привыкает. Тоже, судя по глазам, начинает таять. Осторожно, с недоверием, но что-то меняется. Вроде бы отмораживалась как айсберг, а сейчас уже не так. Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы заучить типичные реакции.

Небольшие трещинки, почти незаметные, но они есть. Я замечаю все. И это, сука, неожиданно греет. Даже если я не совсем понимаю, как, зачем и почему.

Может, я стал мазохистом, в душе не ебу.

Встаю из-за стола, потягиваюсь. Мышцы гудят, но это неважно. Стул скрипит, отъезжает назад. Подхожу к окну. Вечерний город пульсирует огнями, будто живой организм.

Телефон все еще в руке. Щелкаю экран, открываю чат. Смотрю на фото еще раз. Пишу короткое сообщение: «Скоро буду».

Отправляю, экран тухнет. Кладу телефон в карман, как будто только что зафиксировал что-то важное. И да, это так.

Спускаюсь на парковку. Темно, прохладно. Машина стоит на своем месте, как всегда. Открываю дверцу, сажусь. Ключи в замок зажигания, мотор мягко урчит.

Замечаю на руке размазанный след от ручки. Тянусь к бардачку за салфетками. Открываю… а там помада. И зеркальце.

Очередное напоминание о Еве.

Какого хрена это все еще здесь?

Захар, ты, блядь, идиот. Тупой, наивный придурок. Какого хуя ты вообще чего-то смог добиться в этой жизни, если не видел, как тебя годами разводили, как последнего лоха? На протяжении, мать его, лет.

На что ты велся, а? На слёзы? На истерики? Или просто думал членом? Ну конечно. Весь такой умный, деловой. Только стерва щелкнула пальцами, и ты уже как дрессированная собака. Жрал ее слова, ее слезы. А она смеялась.

Твоя слабость, Захар. Твоя ошибка.

И ты это понял, когда уже по горло в говне оказался.

Дышу через зубы. Злость скручивает внутренности. Сам себя довел, сам себя добил.

Беру зеркальце. Кручу в руке. Холодное, скользкое. Пахнет металлом. Пахнет ею.

Надавливаю сильнее. Раздается хруст. Трещина.

Чувствую, как стекло протыкает кожу. Глубже.

Острая, резкая боль обжигает пальцы.

– Мазохист хренов, – шепчу, стиснув зубы.

Капли падают на сиденье. На обивку. И мне плевать. Смотрю на них и хочу еще. Боль отвлекает. Она глушит ту злость, что пожирает меня изнутри.

Бросаю осколки на пол. Боль гудит в руке. А я давлю газ. Туда, где, может быть, есть шанс.