Текст книги "Обречённая (СИ)"

Автор книги: Анастасия Посох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5. Руны

Я вбежала в свою комнату с такой скоростью, будто меня ждал там какой-то желанный сюрприз. На самом же деле я просто разозлилась на Лиззи. За её предательство. Это было ужасно и несправедливо с её стороны, она знала с самого начала о том, что он – вампир, но она ничего мне не сказала. Да, она пыталась отговорить меня с ним видеться и куда-либо ездить, но она не говорила мне причину, по которой я не должна была продолжать с ним общение. Вбежав в комнату, я с большим грохотом закрыла дверь, задвинула щеколду, которая предусматривалась к этой двери, открыла окно, чтобы в мою комнату поступал воздух, которого мне сейчас не хватало. Я задыхалась от собственных слёз в горле. Мои ноги подкосились, как это было тогда, когда Гидеон рассказал мне всю правду, а точнее я сама догадалась, и чтобы я не упала посреди комнаты, я села на кровать, схватила одну из пяти подушек и начала в неё плакать. Мгновенно от моих слёз на ней появилось мокрое пятно. Я плакала из-за всего от плохого и хорошего: в голове играла картина, как Лиззи сказала, что она почувствовала, что Гидеон – вампир, потом я увидела вчерашний день, тот момент, когда я встала с байка и закричала, что знаю, кто он. А последнее, от чего меня пробирала дрожь – это момент на пристани у озера, рядом с которым у нас был милый пикник, где я расспрашивала его о вампиризме, и он ничего не скрывал. Где мы так сладко целовались, забыв обо всём. Я понимала, что влюбилась в него с первой минуты нашей необычной встречи. Да, я не верила в любовь с первого взгляда, но сейчас я убедилась сама, что такое бывает, это не миф.

В этот момент я, сидя спиной к окну, ощутила, что кто-то стоит рядом. Я хотела, было, закричать, но когда повернулась и увидела знакомые глаза, в которые я так сильно влюбилась, которые я узнаю из тысячи других глаз, я поняла, что нет никакой угрозы. Это был Гидеон. Когда он увидел мои слёзы, он сел на мою кровать и шёпотом заговорил (видимо, знал, что Лиззи может его услышать):

– Я знаю про ваш разговор с мамой. Ты не должна на неё злиться, она лишь пыталась огородить тебя от проблем. Так бы поступила любая любящая мать.

– Ни слова больше о ней! – сказала я ему и потянулась его поцеловать. Он – единственный человек, который был способен сейчас меня успокоить и подбодрить. И снова этот поцелуй, только сейчас он был с лёгким солёным привкусом от моих слёз, которые стекали на мои губы. Я ощутила его холодную кожу, несмотря на то, что он был в футболке, я прижалась к нему, положив голову на его грудь. Его холодная кожа – то, что мне сейчас нужно, а мне нужно охладить свой горячий пыл. По щеке сразу же распространился холод, исходящий от его груди.

– Расскажи мне что-нибудь, я готов выслушать всё, что ты расскажешь, – сказал он, нарушая гробовую тишину в доме. Лиззи, похоже, куда-то уехала, но я этого не заметила. Может, она оставила на кухне на столе записку, но мне было не важно, я не хотела её видеть.

– Что, например? – спросила я, поднимая своё заплаканное лицо, которое наверняка опухло, и заглядывая в его горевшие чем-то мне ещё неизведанным глаза.

– Расскажи о себе, о своей жизни, может, что-то грустное, или наоборот что-то очень хорошее, от чего ты улыбнёшься. Просто я хочу знать о тебе больше, чем знаю сейчас.

– Ну, я люблю рисовать, – смутилась я, не зная, о чём можно было разговаривать. – В детстве, мне было тогда, кажется, четыре года, мама, увидев, что я рисую незамысловатые узоры, отправила меня в художественную школу. Так как мы много переезжали из города в город, я ходила в разные школы, но нигде, ни в одной из них учителя не говорили мне, что это за техника рисунка.

Только один из учителей однажды лишь сказал, что я – особенный ребёнок с редким даром создания каких-то там иероглифов. Он тогда сказал название этих картинок, но я их не запомнила. До сих пор иногда, когда мне нужно сделать что-то срочное, очень важное, в голове возникает какой-то узор, – я увидела, как Гидеон напрягся, но вслушивался в мой рассказ ещё сильнее, будто я сказала что-то глупое, или наоборот важное. – Это, наверное, глупо звучит.

– Нет, нет, это вовсе не глупо. У тебя остались эти рисунки?

– Да, секунду, – я достала из своего шкафа коробку с рисунками. Их было мало, но всё же были.

– Черри, это действительно дар. И ты не представляешь, насколько хороший! Мало кто из людей знает вампирские руны! И тот учитель, кажется, тоже был вампиром, раз он знал о рунах. Всего в мире существует три человека, которые когда-либо видели руны. А ты их видишь ещё и в голове!

– Что? Какие руны? Кажется, я схожу с ума…

– Нет, Черри, ты не сходишь с ума. Вампирские руны – это древние иероглифы, которые придумали первородные вампиры, их называют сейчас Первампирами, или Чёрными Мышами. Чёрные, потому что тёмные, злые. Не об этом. Так вот, каждая руна имеет своё назначение. Например, есть руна «Ветер». С её помощью вампиры могу ещё тише передвигаться, чем они умеют, вот, смотри, – он отвернул рукав футболки, под которым на коже была нанесена белая фигура в виде стрелки с толстым и незаконченным основанием, указывающей наверх. Каждая линия руны была настолько тонка и изящна, с первого взгляда и не скажешь, что это какой-то магический иероглиф. – Раз заговорили про руны, должен загладить свою вину. У меня есть с собой кисть, которую мы используем для нанесения рун, – он достал из внутреннего кармана куртки палочку, на которой располагалось маленькое перо. Это не было похоже на кисть. Но вещь была красивая: перо было похоже на павлинье, хоть и в разы меньше, на ручке были красивые резные узоры в виде молний, завитков, фигур и др. Он поднёс кисть к моей руке и стал рисовать фигуру. Она была похожа на ёлку с двумя односторонними ветками. Я не чувствовала боли, но и приятного я тоже ничего не ощутила. Под кистью ощущалось лишь лёгкое тепло и небольшое покалывание, ничего более.

– Что это? – сказала я, когда он дорисовал фигуру. Она была белая, как и у него на плече. Узор ярко светился и выглядел красиво.

Но через несколько секунд он стал пропадать. – Почему она пропадает?

– Это руна. Руна исцеления. Она называется «Бог», или мы её называем ещё «Один». Она может исцелить какую-то травму, заболевание, которое не касается чего-то сверхъестественного. Она исчезает всегда, когда её эффект проходит – когда она вылечит. Честно, я не был уверен, что руна поможет тебе. Но ты чувствуешь себя лучше.

Я хотела прижаться к Гидеону, поэтому я обняла его. Он наверняка не ожидал объятий с моей стороны, потому что он отстранился от меня. Ему не составило труда разжать мои руки и встать, так как он сильнее меня. Гидеон подошёл к окну и смотрел куда-то вдаль. На меня он не смотрел, даже не поворачивался. Я знала, что что-то случилось, и что именно – я тоже знала. Когда я попыталась подойти к нему, он резко сказал:

– Сиди и лучше не подходи ко мне.

Я видела, что он напрягся, и вероятнее всего мучился от того, что он ощущает меня, мою плоть, мою… кровь. Он давно не ел, вряд ли его спасала обыкновенная человеческая еда. Я не стала слушать его, подошла к окну, своей рукой повернула его подбородок к себе и сказала:

– Я верю тебе, я верю, что ты сдержишься, Гидеон. Посмотри на меня, не отворачивайся.

Вокруг его глаз вздулись красные линии, как и в моём сне. Они мне даже нравились. К одной из них я прикоснулась, она тут же пропала под моим пальцем, но как только я убрала руку, она вновь появилась.

– Нет, Черри! Я… я могу убить тебя. Мне следует просто уйти, – он явно волновался за мою жизнь. Но я не волновалась, я действительно верила, что он сдержится.

– Если любишь человека, то сделаешь всё, чтобы не навредить ему. Знаешь, чьи это слова?

– Нет, Черри. Не стоит…

– Нет, стоит! Это слова моего дедушки. Моего любимого дедушки. Он мне всегда так говорил, когда я застревала где-то между досок или ещё чего, и я тогда боялась, что он сделает мне больно, когда шевельнёт не так доской. После дедушкиных слов я переставала думать, что он мне сделает больно, ведь я верила, что он любит меня. И это помогало. Иногда такие слова спасают людям жизнь.

– Сейчас ты можешь не спасти, а погубить свою жизнь. Так что я прошу тебя, отойди, не держи меня так крепко, я не хочу причинить тебе боль, мне следует уйти.

Я отпустила его и сказала с некой злостью:

– Иди. Если ты не веришь в себя. Иди, я не держу тебя. Но знай, я верю в тебя, и, если ты уйдёшь, не доверившись мне, я буду считать, что ты безразличен по отношению ко мне.

– Что? Черри, ты сама себя накручиваешь. Я верю тебе, я люблю тебя, игры в «верю, не верю» сейчас неуместны, речь идёт о твоей жизни. Сейчас лишь одно неверное действие и… я могу тебя не спасти.

Он хотел прыгнуть в окно, но я взяла его за руку и крепко обняла, при этом я подставила шею таким образом, чтобы она была ближе к его лицу. Я чувствовала, как его мышцы напрягаются, костяшки на пальцах побелели, а его дыхание стало ещё тяжелей. Я прижалась ещё сильнее, и… я почувствовала, как в мою шею впились два тонких клыка. Сначала было слегка больно, но с каждым его глотком моей крови становилось приятнее, я слабела, но оставалась надежда, что он сдержится.

В голове стали мелькать моменты моей жизни. Вот я видела тот день, когда я только встретила Гидеона. Тогда я даже и подумать не могла, что такой симпатичный блондин может быть вампиром, который сейчас пил мою кровь. Тот день был солнечным, хотя днём небо было затянуто тучами и облаками. Мне казалось, что я видела мир своими глазами. Но я ошибалась.

Вот я видела себя со стороны, задорно идущую по одной улице с домом Елены Гилберт. И тут рядом со мной проходит он, Гидеон, и мы сталкиваемся. Да, это действительно было случайно. А я тогда стала злиться на него, что он специально меня толкнул. Его взгляд встревожено был направлен на меня. Казалось, будто он знал меня с рождения, и я знала его с рождения. Его взгляд мне казался знакомым, будто бы я его уже видела. Но когда и где – я не могла вспомнить. Я видела себя, лежащую на земле без сознания. Это было как-то странно. Далее появилось воспоминания о том, как я спала. Казалось бы, что такого в том, что я спала?

Но этот момент оказался особенным. Рядом с моей кроватью стоял Гидеон. Только в этот момент я могла слышать его мысли. Он всё твердил себе об одном и том же:

– Я не понимаю. Она знает обо мне, но просто не показывает этого? Нет, такого быть не может. Она бы убежала или запаниковала. Но всё же, она умная, она должна была заметить тот момент, когда я её спросил, видит ли она меня. Это был странный вопрос. Возникает другой вопрос: как она меня тогда видела? Меня никто не видел, даже животные, а она меня увидела! Как? Ведь действие руны не могло ослабиться или вовсе пропасть. Не могло. Я должен узнать о ней большее, чем я знаю на данный момент, – его скулы шевелились, значит, он сжимал крепко челюсти. На лице Гидеона было ярко выражено беспокойство и задумчивость. Я не понимала – он волновался за то, что я узнаю его секрет или за то, что я не такая, как все?

И вот это приятное чувство прекратилось, я не чувствовала своих ног, они были словно ватные. Странные воспоминания пронеслись в моей голове в одну долю секунды, но я достаточно увидела для того, чтобы впасть в ступор. Я не хотела показывать Гидеону свою слабость, упав на пол, будучи ослабевшей, поэтому я стояла, как могла. Видимо, у меня плохо получалось, так как Гидеон подхватил меня за плечи, затем его руки прикоснулись к моим бёдрам, и вот я уже была на его руках. Я не считала себя толстой, но всё же боялась за него, что он сорвёт себе спину. В этот момент я забыла, что он – вампир. Его взгляд уставился на мою шею, где были две маленькие дырочки, из которых сочилась кровь. Он был напуган. Он приложил свои губы к моему лбу и сказал:

– Черри, я только что мог тебя убить. Ты же понимаешь, что я сделал?

– Но ты не убил меня. Ты сумел вовремя остановиться! Я верила в тебя, Гидеон, – сказала я ему вполне голосом. Моя слабость начала проходить, но мне было так уютно в его руках.

– Я совершил непоправимое. Ты имеешь право не прощать меня за это. Ты ведь понимаешь, что я покусился на твою жизнь?

– Гидеон, я в порядке. Обижаться на тебя я не имею права, ведь я люблю тебя! Ищи в этом хоть что-то хорошее – теперь ты сыт, ты не будешь бояться ко мне подходить из-за страха сорваться. Понимаешь? Я не обижаюсь.

– Спасибо, Черри. Я клянусь тебе, что такого впредь не свершится, доброй ночи, – он положил меня на кровать, поцеловал нежно в губы и растворился в наступившей тьме. На часах было около полночи. С ним время летело незаметно. Я поняла, что на все сто процентов влюбилась в него и желала оставаться в плену его привлекательной внешности.

Все эмоции, все свои чувства мне необходимо было выплеснуть кому-нибудь. Но кому – я не знала, так как маме я не доверяю.

У меня был дедушка, который пять лет назад ушёл в мир иной. У него русские корни, да и сам он был русским, говорил по-русски.

Я всегда делилась с ним своими чувствами, хотя я тогда была маленькая, мы доверяли друг другу секреты и тайны, в общем, мы были лучшими друзьями. Я помню, как он учил меня кататься на велосипеде, и все его старания были тщётны. Хотя со временем я поняла, что он верит в меня, я отпустила дедушкину руку и поехала. Сама. Без его помощи. Он учил делать меня мебель для своих кукол. Да, мне не покупали её, но мне и не надо было, ведь её мне делал дедушка, и она до сих пор есть где-то на чердаке, как говорит Лиззи. У меня много хороших воспоминаний о нём. Если я сейчас стану их перечислять, то моей человеческой жизни будет слишком мало для этого.

И сейчас, когда его не было уже довольно давно рядом со мной, я не перестала ему доверять. Я решила поделиться с ним тем, что он наверняка видит и так с Неба. Мыслей было в голове много, но я начала с той, которая была близка к моему сердцу:

– Дедуля, я знаю, что ты наверняка не одобришь то, что я тебе расскажу, но я встретила парня. Наша встреча была совершенно необыкновенной. Мы столкнулись на улице, и я сломала ногу. Не поверишь, но он сначала мне нагрубил, а потом повёл себя вежливо и отнёс меня на руках в больницу, где мне загипсовали ногу. Сейчас с ногой всё в порядке, но это действие рун.

Представляешь, дедуль, я, оказывается, имею такой дар, как понимание рун. Я имела этот дар с детства, скорее всего, но открыла его только сейчас с появлением Гидеона. Я всё ещё до конца не верю, что это всё правда, но он так реалистично это говорит, что волею-неволею начинаешь верить. Он очень хороший. Может, я и не мечтала о встрече с вампиром, но он очень сильно похож на моего любимого героя из фильма. Даже характер похож. И ещё я, кажется, влюбилась в него, – из моих глаз потекли слёзы, потому что в голову нахлынули воспоминания о моём лучшем друге и слушателе в данный момент – дедушке. – Знаешь, я тут решила предаться воспоминаниям. И я много чего вспомнила, связанного с тобой.

Например, я вспомнила тот день, когда мне было всего семь лет, я тогда приехала к вам с бабушкой в гости на летние каникулы.

Мы вышли на улицу, ты достал мяч, и мы стали играть в «Вышибалы». Я становилась у забора, и ты пытался меня вышибить.

Помнишь ведь это? Мы любили и часто играли в эту игру, что пару раз нам приходилось покупать новые мячи. Или помнишь те дни, когда мы ездили в соседний город? Ты тогда покупал мне всё, что видел на полках. Я говорила, что это лишнее, но ты продолжал складывать что-то вкусное, какие-то шоколадки, мармеладки, мороженое и другие сладости в корзину. Знаешь, сейчас я понимаю, что у меня было очень насыщенное детство было.

Но самый дорогой мне момент, который я запомнила, это был твой День Рождения. Помнишь ли ты его? До того дня я не знала, что у тебя много друзей и родственников. Приехали даже твои друзья из Лас-Вегаса и Лос-Анджелеса. Была большая вечеринка.

Ты тогда жил в большом особняке под Лас-Вегасом, так что места хватило всем. Сколько тогда вкусностей на столах было! Я всё хотела попробовать. Но я бы физически не смогла всё это съесть. Ты тогда взял несколько тарелок, положил всего по ложке и убрал в холодильник со словами: «Потом ты уже не попробуешь ничего, всё съедят. Так что я оставлю тебе всего понемногу. Кушай, моя дорогая!». Ты тогда мне улыбался так, что я тоже хотела улыбнуться, посмотрев на тебя. Твоя улыбка всегда мне нравилась, она такая родная. Скучаю по ней сейчас, очень её не хватает. Ты тогда так заботился об этом, хотел сделать меня счастливой. Но самое близкое сердцу было не это, а тот момент, когда я вышла из дома и пошла на качель у дома. Ты тогда не хотел видеть меня одинокой, поэтому ты вышел и сел рядом. Слова, которые ты тогда мне сказал, я запомнила на всю свою жизнь. «Ты никогда не будешь одинока. Если тебе нужна будет поддержка, а Лиззи не выполнит свой долг, приходи ко мне. Я помогу тебе, выслушаю тебя. Если будут обижать, ты только скажи мне, никто никогда не тронет тебя и пальцем, а уж тем более не ударит. Я лягу на любую лужу, чтобы только ты шла по чистому и не испачкалась, моя дорогая. Помни это…» До сих пор вспоминаю эти слова и не могу сдержать слёз. Твоя забота мне безгранично дорога.

Почему именно после этого Дня Рождения тебя не стало?

Знаешь, я очень скучаю по тебе. Тебя так не хватает. Я никогда не забуду того, что ты делал для меня. И я благодарна, что ты готов был сделать всё ради моего благополучия. Я поняла то, что у меня было прекрасное детство, ведь в нём был ты – человек, который просто не разрешал грустить. Спасибо тебе большое! – после этих слов я расплакалась и упала лицом в свою подушку.

Глава 6. Трэфрателли

Очень быстро я уснула, не заметив того. Проснулась я, когда на часах было около семи утра. Рано, но раннее пробуждение – залог хорошей работоспособности. Я не чувствовала усталости, хотя уснула довольно поздно. Лежать в кровати весь день я не хотела, да и желудок просил новую порцию еды, которую он и так получал достаточно редко. Соскочив с кровати, я быстро оделась во вчерашнюю одежду и пошла вниз. В доме стояла тишина, но так рано Лиззи не могли вызвать на работу, она наверняка ещё спала. Чтобы удостовериться в догадках я заглянула в её комнату, где она спала мирным сном. У меня была дурацкая привычка – если мне какой-то человек досадил, я не могу его видеть, мне становится просто больно. На Лиззи сейчас была та самая обида за вчерашнее, мне было больно на неё смотреть, сердце от одного взгляда начинало щемить. Но сегодня я не хотела портить себе настроение, которое, на удивление, довольно хорошее, поэтому я просто пошла на кухню. Ещё со вчерашнего завтрака я не доела оладьи, и, подогрев их на сковороде, я их доела сегодня с карамельным сиропом.

За окном стояла прекрасная погода: солнце светило, озаряя Ковингтон и раскрашивая его в самые сочные и яркие краски; в бескрайнем голубом небе ни единого мягкого облачка; на душистой траве блестела, как прозрачные кристаллы, роса. Идеальное утро для пробежки по городу. Ждать пробуждения Лиззи я не собиралась, иначе опять могли начаться разговоры на тему Гидеона, чего я не желала слышать. Поэтому, убрав посуду по местам, я надела свой спортивный костюм, состоящий из серой майки и чёрных штанов, и вышла на улицу, наступая на плитку новыми чёрными кедами. По ощущениям на улице было около тридцати градусов, хотя, говорят, сильная жара тут редко бывает. Это осложнило пробежку, но она была гораздо эффективней.

Включив в наушниках музыку, я направилась лёгким бегом в сторону дома Елены Гилберт, откуда планировала пробежать до центральной улицы, оттуда я проложила маршрут пробежки дальше. В тени не было так жарко, как на утреннем солнце, и иногда, когда бежишь в тени, ветер приятно ласкал лицо, руки, ноги, шею. По сторонам мелькали красивые дома, схожие по построению, деревья, и вот уже дом Елены.

Когда я подбежала к этому дому, возле него стоял знакомый мне человек, которого я уже ранее встречала. Роберт. Я хотела его проигнорировать, или сделать вид, что не вижу его, но он пристроился рядом со мной и начал что-то говорить, чего я не слышала из-за музыки в наушниках. Я вытащила из одного уха наушник, чтобы слышать его, и переспросила:

– Простите, я не слышала. Музыка. Что вы сказали?

– Давай на «ты». Я говорил, что рад столь неожиданно встрече, – улыбался он мне.

– Вы… ты, – исправилась я, заметив свою ошибку, – тоже бегаешь по утрам?

– Да, решил спортом заняться. Надеюсь, что ты не против того, что я рядом бегу?

– Нет, бегай сколько хочешь.

– Я вот что хотел сказать: может, повторим тот вечер? Сходим в бар «Элли»? Он в том же здании, где и «Мистик Гриль», точнее под ним. Только там атмосфера совсем другая, она гораздо лучше передаёт атмосферу городка. Что скажешь?

– Да, конечно, можно.

– Отлично, я вечером заеду за тобой. Там нет определённого дресс-кода. К девяти будь готова.

– Хорошо, – улыбнулась я ему, и он убежал в неизвестном ещё мне направлении. Я же вышла с определённой целью пробежки, и, хотя не было уже желания бежать куда-то дальше, я направилась к башне, название которой я тоже ещё не знала. «Мистик Гриль» ещё не работал. А ведь я возлагала на него большие надежды, я хотела выпить кофе. Решив, что не судьба, я направилась в сторону дома, где уже наверняка проснулась Лиззи.

И я угадала. Когда я зашла в дом, Лиззи бежала ко мне на встречу, разводя руками в стороны и что-то говоря. Я по-прежнему не имела желания с ней разговаривать, поэтому просто сняла обувь и собралась подняться к себе в комнату, как она схватила меня за руку.

– Не смей игнорировать мои слова! – кричала она. Я делала вид, что мне всё ещё безразличны её крики, хотя сама я была крайне удивлена: мама кричала на меня, прижав к стенке. Её хватка была такой сильной, что вырваться не было шансов. – Ты обязана выслушать меня и сама объясниться! Начнём с тебя. Где ты была?

Она из меня клещами не вытянула бы и слова. Сначала она искала в моей комнате мои личные вещи, такие как личный дневник, который я спрятала в надёжное место, потом она кинулась с порога на меня, сжимая мои руки до синяков и прижимая к стене, при этом кричала на меня за что-то, о чём я сама не знаю. Четвёртый день с ней живу, но уже понимаю, что все трудности только начинались. Я думала, что она поменялась, когда приехала за мной, да ещё и просила прощение. Нет, дедушка не ошибался, когда говорил, что она никогда не поменяется.

– Отвечай, когда я тебя спрашиваю! – кричала она. Какое отвращение я в этот момент к ней чувствовала. – Мне применить воспитательные меры, Черри? – мне казалось, что сейчас полетят в мой адрес плохие слова, они же ругательства. Но этого не было.

Она стояла с красным лицом, прожигая своим разгневанным взглядом моё лицо.

– Не смей на меня кричать! Иначе… иначе… – вырвалось у меня из уст, я хотела промолчать, но вся злость на её поступок так и рвалась наружу.

– Иначе что? – передразнивала она меня. Это злило настолько сильно, что я всё-таки вырвалась из её хватки, побежала вверх по лестнице и на ходу выкрикнула:

– Я уйду из дома!

Вбежав в свою комнату, – в точности, как это было вчера вечером – я взяла рюкзак, в котором у меня лежала всегда зарядка для телефона, бутылка воды и расчёска, положила туда свой дневник, и побежала к выходу. Из кухни доносился плач. Мама часто плакала после того, как нагрубит мне. Может, ей было стыдно за свои поступки, или просто я ей надоела. Но во мне это не вызывало никакой жалости, так как это слишком часто повторялось. Чтобы она не заметила моего ухода, я очень тихо обула свои кеды, в которых несколько минут назад бегала по улицам Ковингтона, взяла свою куртку и вышла на улицу. При выходе из дома я громко хлопнула дверью, чтобы Лиззи слышала это. Да, противоречила сама себе, но мысли и желания меняются мгновенно. На моё удивление она не вышла следом, а встала у окна с заплаканными глазами и просто провожала взглядом.

Я не знала куда идти, поэтому я просто пошла в известном мне уже направлении – в центр к башне. Напротив знакомого мне бара был небольшой парк, где имелись лавочки.

На улице была невыносимая жара, казалось бы, идти от моего дома до этого парка совсем немного, но из-за жары путь казался тяжёлым. Спустя десять – двадцать минут я была уже на месте. Сев на лавочку, я открыла свой дневник, который я вела с малых лет, и стала перечитывать с самого начала. Я любила так делать, и я часто садилась у Эдисона на кровать вечером и читала те дни, которые хотела вспомнить во всех красках и мелочах.

Дневник я начала писать с шести лет. И начала я его писать благодаря дедушке. В тот день мы с ним ходили в парк. Это было в Лос-Анджелесе. Он любил путешествовать, и вот однажды он взял меня с собой. Этот парк я не забуду никогда. Это был обычный парк, без аттракционов, но в тот день они и не нужны мне были. Как я описывала это в дневнике, «это был самый лучший парк за историю моей жизни». Он был такой большой, там очень много деревьев и кустов. До сих пор моё мнение не поменялось. Мы гуляли вдвоём, бабушки с нами не было, мы шли по тропинке, выложенной камнем. Вдоль тропинки росли большие деревья, раньше я думала, что они похожи на сказочных существ. Сейчас же я выросла и перестала верить в подобное. Мы гуляли в тот день долго. Тропинки вели к разным живописным местам, таким как детская площадка, на которую я тогда даже не заострила внимания, пруд, в котором плавали белоснежные лебеди, мы останавливались их покормить. Ближе к концу прогулки я уже устала ходить, да и дедушка хотел передохнуть. Мы увидели ларёк со сладкой ватой, а такое я тогда очень любила, и дедушка это знал.

Он купил мне самую большую и красивую сахарную вату, и мы сели на ближайшую лавочку. Мой дедушка любил философствовать, но при мне он почему-то не делал этого. Мне он всегда говорил что-то очень приятное, что обнадёживало. И именно тогда он мне сказал:

– Знай, я всегда буду рядом. Если Лиззи тебя будет обижать, ты мне только скажи, я отвезу тебя к себе, и ты будешь жить у меня.

Его слова меня подтолкнули на ежедневные записи в личный дневник. Правда, спустя месяц мне надоело делать мелкие записи каждый день, и я решила писать только самое запоминающееся два-три раза в месяц. Хотя сейчас я опять начала записывать в дневник довольно часто.

Я словно пережила этот день заново. По телу пробежали мурашки, на своей майке я заметила, что по моим щекам опять бежали солёные дорожки. Слёзы. Я опять плакала. За последнее время слишком много слёз. Моя жизнь в Ковингтоне только началась, но уже страшно представлять, что будет дальше. На улице пустынно, ещё раннее утро, можно не переживать за то, что я плакала прямо посреди сквера, сидя на лавочке, прижав колени к груди и обхватив их руками. В таком положении я сидела, как мне показалось, долго. Я плакала, слезам не было предела. Я скучала по прошлому, по моему детству, где был мой дедушка, который готов был на всё ради меня, я его так любила, и не переставала любить.

По спине кто-то прошёлся холодной ладошкой. От этого меня начало трясти. Я оглянулась, чтобы увидеть человека, который подошёл ко мне. Это был Гидеон. Его взгляд был направлен в мои глаза, наполненные слезами. Сам парень был напряжён, свободный кулак был сжат с такой силой, что костяшки на пальцах побелели. Я знала, что ему я могу рассказать всё, поэтому я уткнулась ему в живот, который был на уровне с моей головой, и стала плакать в его чёрную футболку.

– Что случилось, Черри? – спросил он, в его голосе слышалось беспокойство. Я не хотела отвечать, хотя он не стал бы орать на меня и прижимать к стенке. – Ответь, прошу тебя!

– Л…Лиззи… – сквозь слёзы произнесла я. Со стороны показалось, будто я промямлила что-то невнятное, но Гидеон, кажется, понял мои слова.

– Что она сделала?

– Она… она… она… – заикалась я. Горло то сжималось, то разжималось, не позволяя сказать нормально фразу. – Она пыталась… поговорить со… мной о… о вчерашнем, – продолжала я говорить сквозь заикания, вызванные слезам и истерикой, – а я не хотела…

Я утром… ходила на… пробежку. А она… она… она… накинулась на меня… и скала кричать… прижимая к стене… спрашивать, где я была… И я просто… ушла из дома… Мне негде… ночевать…

– Об этом не беспокойся. Я позабочусь о ночлеге для тебя. Сейчас главная задача – это успокоить тебя. Пойдём в «Мистик Гриль», он уже открыт. Тебе стоит выпить кофе.

Он поднял меня с лавочки, своими тёплыми руками вытер слёзы, которые плавно катились по моим щекам, поцеловал в щёку и повел в «Мистик Гриль». Я не знала, сколько сейчас было времени, сколько я просидела на той лавочке, впрочем, это было уже не важно.

Мы зашли в здание, в котором было не очень ярко, но вполне уютно. Мягкий желтоватый свет придавал заведению некую загадочность и романтичность. Столики со стульями хаотично располагались по всей площади зала, которую не занимали барная стойка, за которой бармен и клишировано протирал стаканы, и стеллаж с алкогольными напитками во всю стену. Народа в заведении не было, так как было ещё утро. Первым делом я посмотрела на часы, висящие на стене, и удивилась, когда увидела 11:20. Истерика переросла в нечто большее, отчего я потеряла счёт времени, поэтому эти три часа прошли как несколько минут.

Мы сели за свободный столик, куда нам официантка принесла меню. Гидеон открыл меню, что-то выбрал и позвал официантку, вероятно, чтобы сделать заказ. Я всё это время смотрела на выключенный экран моего телефона, используя его как зеркало. Я не любитель косметики, но сегодня на пробежку я зачем-то накрасилась. Поэтому от моих слёз у меня потекла тушь. Мне стало очень стыдно, что я в таком виде сейчас сижу напротив него. Я перед Лиззи боялась так появиться, а тут перед парнем. Подошла официантка, и Гидеон сделал у неё «небольшой» заказ.

– Надеюсь, ты голодна, – сказал он, всё ещё разглядывая меню, когда ушла официантка.

– С чего ты это взял? – я хотела возразить, но мой желудок не дал соврать, предательски заурчав. У Гидеона суперслух, не думаю, что Гидеон не услышал этого.

– Ты явно голодна, иначе твой желудок не издавал бы таких звуков. Ты же знаешь, наверное, что для вампира человеческая еда – это как орешки – можно съесть любое количество пищи, но приходит только слабое насыщение. Зачем я стану тратить деньги на то, от чего насыщения даже не будет? Я всё это заказал для тебя.

– Желудок, может, и требует пищу, но я не буду ничего есть. Нет аппетита. Спасибо, конечно, но я не буду, прости.

– Черри, хоть у тебя и нет настроения, но себя ты не должна убиваться из-за Лиззи.